Текст книги "Чемпион"

Автор книги: Бердибек Сокпакбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

XIV

Наступили зимние каникулы. Однажды к школе подкатили запряженные парой лошадей большие сани. Мягкое сено, постеленное на них, было укрыто полосатым половиком. Из школы вышли учителя во главе с Токмолдой и Розой. Они отправлялись на районную учительскую конференцию.

Два молодых учителя побежали было вперед, чтобы поскорее занять самые удобные места.

– Товарищи, товарищи! Сначала сядут женщины! – остановил их Николай Трофимович и помог Розе усесться в сани,

Токмолда не сел.

– Поезжайте, – сказал он. – Я догоню вас.

Его не стали уговаривать. Обязанности кучера взял на себя Николай Трофимович.

– А ну, Бурка! – крикнул он, и сани покатились по ровной, хорошо укатанной дороге.

Ехали весело, шумно, сталкивали друг друга в глубокие сугробы, смеялись, и никто не обращал внимания на мороз.

Жолдыбек захватил с собой губную гармошку. Он заиграл вначале неуверенно, но потом разошелся. Танцевальная мелодия взбудоражила и без того развеселившихся учителей. Молодой учитель Сламжан соскочил на дорогу, попробовал сплясать, но запутался в полах шубы и упал.

Скоро их догнал Токмолда. Он ехал в кошевке аульного совета, запряженной красивым аргамаком председателя. Токмолда на сидение постелил ковер, конец его свешивался с задка саней.

Считая ниже своего достоинства ехать позади, Токмолда подстегнул лошадь и, поравнявшись с большими санями, крикнул Розе:

– Переходи ко мне в сани, Роза... Мы раньше приедем и успеем решить кое-какие дела...

– Да что вы! – весело воскликнула Роза. – Если ваша супруга узнает о том, что я пересела в ваши сани, она мне голову оторвет.

– И вообще нехорошо, когда руководители отрываются от масс! – добавил Жолдыбек. – Мы Розу не отпустим!

Токмолда понял, что Роза предпочитает ехать со всеми. Со злостью он стегнул лошадь и, не оглядываясь, быстро помчался вперед.

* * *

Как всегда, Токмолда остановился у заведующего районным отделом народного образования Биткозова. Его трехлетнему сыну Токмолда привез в подарок деревянную лошадку.

– А это ваша доля... Женгей[16]16
  Женгей – сноха. В данном случае – жена старшего брата.


[Закрыть] для Вас приберегла, – сказал он жене Биткозова, высокой смуглой женщине, вручая ей тяжелый мешок. А та без лишних слов унесла его в кухню.

Токмолда превосходно знал Биткозова, знал, чем можно угодить ему.

Руководители райкома партии и райисполкома считали Биткозова хорошим работником, деловым человеком, но деловитость его была показной. Он старался казаться открытым, простым, а в действительности не было в районе более хитрого, самонадеянного, вредного человека.

Токмолду, приехавшего с подарками, он встретил как долгожданного родственника, обо всех расспросил: о детях, о жене, о скотине – никого не забыл.

* * *

Вечером, напившись чаю, Биткозов и Токмолда уединились.

Токмолда решил, что это самый подходящий момент для того, чтобы высказать все свои жалобы. Труднее всего начать такой разговор, поэтому он наклонился к маленькому сыну Биткозова, который ползал с погремушкой по полу и что-то лепетал по-своему.

– Что ты там говоришь, джигит? Иди ко мне, иди, – сказал он, поднимая малыша на руки. – Как тебя зовут?

– Жаркын, – ответил за сына отец.

– Ах, Жаркын! Засмейся, Жаркын... Вот так, – ласково говорил Токмолда. – Как он хорошо улыбается! И не боится никого... Эй, джигит, когда ты вырастешь? Когда поедешь по родной земле? Когда приедешь к нам в гости?

Биткозов понял, что последние слова, хоть и были сказаны мальцу, предназначены для него.

«Хорошо же! – подумал он про себя. – Я как-нибудь приеду к тебе».

А Токмолда между тем продолжал разговаривать с мальчиком.

– Приезжай к нам в аул. Ты знаешь, что твой дед Барак и наш дед Алжай были родственниками?

«Барак? – подумал Биткозов. – Кажется, ты очень хочешь сблизиться со мной».

– Ау! – продолжал Токмолда. – А ведь со стороны матери, если разобраться, ты нам приходишься племянником... Да, да! И, как племянник, ты можешь завладеть моим жеребенком и ускакать на нем...

«Э-э... – подумал Биткозов, в душу которого стало вкрадываться сомнение. – Он стал уж чересчур щедрым. Чего-то просить хочет. Задаром Токмолда не будет разбрасываться жеребятами».

А Токмолда обратился к хозяину:

– Я, Кусеке, больше жизни люблю детей. Что может понимать этот маленький ангел? Ничего... И кто знает, где его беда стережет?

– Да, да, – поддержал его Биткозов.

– Кусеке, – сказал Токмолда, усаживая малыша поудобней на своих коленях. Он помолчал мгновение, словно стараясь побороть какое-то внутреннее отчаяние, и добавил: – Кусеке, я хочу уйти из школы...

– Что? Как вы сказали, Токе? Токмолда повторил свое желание.

– Уйти? – произнес Биткозов. – А чем вам не нравится ваша школа?

– Школа мне нравится, – ответил Токмолда. – Но я не могу ужиться с некоторыми учителями, хотя вы их и ставили в пример в своем докладе.

– О ком это вы?

– Я говорю о солдате... О Николае Трофимовиче.

– Почему же вы с ним не можете ужиться?

И вот тогда директор школы, не жалея слов, начал чернить молодого учителя: он-де такой-сякой, он хочет школьников в солдат превратить, он в них развивает пристрастие к разным играм, а ребята из-за этого перестают учиться; этот Николай Трофимович не понимает, что главная задача школы – дать детям знания, он не может ужиться с колхозниками, он создает в учительском коллективе, группировки, он не выполняет указаний, у него нет никакого педагогического таланта, он груб...

Биткозов все понял: когда иному плохому руководителю не нравится подчиненный, он старается опорочить его. Это – старый прием. Но Биткозов не стал возражать; ему очень не хотелось обидеть Токмолду, поэтому он только поддакивал и обещал.

– Ладно, Токе... Хорошо... Пусть конференция окончится, тогда я сам возьмусь за это дело, – Биткозов подмигнул гостю и засмеялся. – У нас опыт есть, мы и не таких крутых оседлывали!

– Вот, вот! Учтите, пожалуйста: мы с ним в одной школе не уживемся! – сказал Токмолда, давая понять, что Николая Трофимовича он просит перевести в другую школу.

– Все будет в порядке, Токе. Все будет в порядке, – обещал Биткозов и, открыв коробку «Казбека», предложил папиросу гостю.

Токмолда протянул было руку, но вдруг замер, будто испугался чего-то. Но ничего страшного не случилось: просто малыш обмочил его.

XV

В последний день конференции Биткозов остановил во время перерыва Николая Трофимовича и сказал ему:

– Зайдите ко мне. Завтра. Есть одно Дело.

– Хорошо. В какое время прийти?

– Ну, примерно, к десяти.

В условленный час Николай Трофимович пришел в районо. Биткозов встретил его приветливо, расспросил о здоровье, о делах.

– Делаем все, что возможно, – ответил Николай Трофимович. – И холодно бывает и жарко!

Идя в районо, он хотел рассказать обо всем, что происходит между ним и Токмолдой, но теперь передумал: «Зачем охаивать беднягу?»

– Холодно и жарко? – заинтересовался Биткозов. – Рассказывайте, не стесняйтесь...

– О чем именно?

– Вы же сказали, что на работе и холодно и жарко бывает... Вот и говорите. Может быть, вам что-нибудь мешает? Может быть, у вас есть пожелания, просьбы, требования? Мы всегда готовы помочь вам.

– Все, о чем я думал, я позавчера рассказал на конференции, – сказал Николай Трофимович. – Добавить мне нечего. Нужно поднимать уровень физического воспитания – это главное. И вот еще что. Торгующие организации мало завозят в аулы спортинвентаря. Сообщите об этом куда следует... Нужно поскорее навести порядок. Мы вам за это большое спасибо скажем.

Биткозов ждал другого ответа. Он надеялся, что Николай Трофимович расскажет о своих взаимоотношениях с Токмолдой.

– Ну, а... а дирекция школы? Вы, по-моему, раньше педагогом не были? Помогают вам, советуют или нет?

Николай Трофимович сказал правду.

– Беда, что наш директор не понимает значения физкультуры. Поэтому я не очень надеюсь и не очень жду от него помощи.

И опять ответ не удовлетворил Биткозова. Все планы его рушились. Вызывая к себе Николая Трофимовича, Биткозов хотел перевести его в другую школу. Но делать это надо было осторожно, не во вред самому себе. И так уже инспектор облоно не раз упрекал Биткозова за то, что он не закрепляет в школах кадры, а перебрасывает учителей с места на место. Если бы Николай Трофимович стал охаивать Токмолду, если бы он был недоволен своей работой, все бы решалось просто. Тогда бы Биткозов предложил ему написать заявление с просьбой о переводе в другую школу и тут же бы наложил резолюцию.

Но Николай Трофимович срывал все его планы. Он не сказал ничего такого, к чему можно было бы придраться. Поэтому Биткозов сделал вид, будто бы вызывал Николая Трофимовича для того, чтобы обменяться мнениями об итогах закончившейся конференции.

XVI

Роза была единственной дочерью у матери. Два брата и отец ее погибли на фронте.

Много горя пережила старая Торгын-апа, пока вырастила и воспитала дочь. Долгие годы пришлось ей трудиться в своем колхозе в Жана-Аркинском районе, Карагандинской области. Все, что она зарабатывала, тратилось на то, чтобы дочь могла учиться, хорошо одеваться. Роза понимала, как трудно матери. Она поступила в институт. Получив диплом, девушка отправилась в далекий пограничный колхоз на работу. По дороге заехала за матерью и увезла ее с собой.

Торгын-апа была довольна судьбой. И думая о будущем дочери, она мечтала о том, чтобы Роза нашла себе хорошего друга жизни.

У Розы был своеобразный характер. Как шаловливый ребенок, она всегда куда-то спешила, вечно ей не хватало времени, была еще в ней какая-то детская наивность, и этого не мог не заметить пытливый глаз матери.

– Ребенок! Совсем еще ребенок, – шептала порой Торгын-апа, наблюдая за дочерью.

Сначала к ним часто захаживал пионервожатый Жолдыбек. У него открытое симпатичное лицо, он молод и всегда весел. С первого же взгляда он понравился матери.

«Э, – думала она. – Милая моя Роза нашла себе равного».

Но она ошиблась – Жолдыбек и Роза были только товарищами. Мать этого не знала и решила: «Нашла».

Однажды Роза пришла домой вместе с Тлеуберды. Они долго говорили, называли имена знаменитых писателей, говорили об их произведениях. И много было сказано ими таких слов, которые Торгын-апа никогда бы не смогла выговорить. Роза что-то долго объясняла гостю, а потом дала Тлеуберды несколько книжек и проводила его до калитки. Глухие их голоса доносились до матери, лежавшей у окна.

– Очень способный человек! – сказала, вернувшись домой, Роза. – В заочный институт хочет поступить... Занимается, готовится.

А мать все думала о своем:

«Видно, он ей понравился... Симпатичный, добродушный. Ну, и слава аллаху!»

Тлеуберды часто навещал Розу, иногда она сама уходила с ним и долго не возвращалась. Мать ни о чем не спрашивала, наоборот, она радовалась, предаваясь мечтаниям о счастье дочери.

Как-то вечером Роза прибежала домой и радостно сказала матери:

– Мама, одевайся, собирайся. Мы пойдем на свадьбу!

– На какую свадьбу, светик мой?

– А. помнишь, Тлеуберды приходил к нам? Он сегодня женится.

Мать даже вздрогнула, сердце ее похолодело. Еще один человек, на которого она так надеялась, изменил ее дочери.

– На ком же он женится?

– А здесь на одной девушке... Трактористке... Да вы знаете ее: Гайный... на ней женится...

– Ах, Гайный, – вздохнула мать. – Да...

С этого дня Торгын-апа перестала обращать внимание на тех, кто бывал у них в доме. Она словно потеряла надежду на то, что ее милой Розе может кто-нибудь понравиться. Хотя нужно сказать, что уже несколько раз она видела Розу с Николаем Трофимовичем. На первый взгляд он ей не очень понравился, показался намного старше Розы.

И вдруг, однажды вечером – это было восьмого марта – дочь пришла домой вместе с Николаем Трофимовичем, быстро накрыла на стол, подогрела обед, подбежала к матери и, обжигая горячим дыханием ее ухо, зашептала:

– Мама, сегодня праздник. Разреши мне выпить немного вина?

– Конечно, дорогая, выпей... Я же тебе никогда не запрещала.

Впервые в жизни при матери в своем доме Роза выпила рюмку вина. Потом завела патефон, они долго веселились. Роза проводила Николая Трофимовича и, вернувшись, бросилась на шею матери, начала целовать ее.

– Мама, – сказала она. – Вам нравится Николай Трофимович?

Сердце у матери радостно дрогнуло.

– Если он нравится тебе, то и мне нравится, – ответила она.

– Нет, нет! Только тот, кто понравится вам, понравится и мне.

Мать нежно улыбнулась, прикрыла свои усталые глаза, покачала головой и сказала одно только слово:

– Нравится...

Свадьба совпала с праздником Первого мая.

А после окончания учебного года Роза и Николай Трофимович уехали отдыхать в Алма-Ату. В середине августа они вернулись.

Из областного отдела народного образования Роза привезла приказ о назначении ее директором семилетней школы колхоза «Красный пограничник». Не помог Токмолде Биткозов, сам выговор получил за плохую работу с учителями района.

XVII

Больше всего новому директору обрадовались учащиеся. Токмолду они не любили.

Довольные неожиданной переменой, Мурат и Шаир побежали по аулу, чтобы сообщить новость ребятам. Недалеко от школы они увидели Садыка, ехавшего на рыжей лошади. Мальчики пошептались о чем-то и пошли ему навстречу. Садык почувствовал недоброе, хотел проехать мимо, но Мурат стремительно схватил лошадь под уздцы.

– Ты почему на школьной лошади ездишь?

– Отпусти!

– Слезай! Хватит! Все лето катался! Твой отец с директорского стула слез, а ты все за гриву держишься?

Мурат и Шаир стащили Садыка с лошади. Шаир держал Садыка, а Мурат бесстрашно расседлал лошадь, хлестнул ее прутиком.

Садык, не жалея слов, ругал Мурата и Шаира, как только мог, но, зная, что с двоими ему не справиться, лезть в драку не отважился.

В конце концов Садык вырвался.

– Я вам покажу! – пригрозил он. – Вы еще меня узнаете.

И взвалив седло на плечи, Садык поплелся домой. А Токмолда, узнав, что лишился директорства, изо всех сил делал вид, что рад этому.

– Провались это директорское место! – говорил он каждому встречному. – Грызешься с каждым учителем, как собака... Просил, просил облоно. Еле освободился! Фу-у! Лучше давать свои уроки и спокойно спать.

Если кто искренне огорчился отставкой Токмолды, так это сторож Сайбек. Он сначала и не поверил даже, что Токмолда, с которым они вместе работали много лет, «упал с трона». Сайбек поспешил в школу, чтобы узнать все подробности. Первым, кого он увидел, был Жолдыбек.

– Жолдыбек, подожди, – остановил его Сайбек. – Эта неприятная весть... Неужели правда?

– Что правда? О чем вы? – спросил Жолдыбек.

– Да вот, говорят, будто Токмолду сняли с должности...

– А, вы вот о чем! – засмеялся Жолдыбек. – Я уже испугался, думал, с кем-нибудь беда случилась... Что же тут неприятного, если мы избавились от плохого директора?

– Что ты, что ты?! – замахал руками Сайбек. – Если хочешь знать, ни один из вас не сделал столько для этой школы, сколько Токмолда! Еще в двадцать каком-то году он собрал несколько сопливых бедняцких ребят и впервые – понял? – впервые начал учить их. В юрте бая Карсакбая! И с тех пор он ни разу не отдохнул по-настоящему... Летом, например, все отдыхают, а он едет в Алма-Ату. Заочно учился. В прошлом году и туда не смог поехать – строили школу. Так трудился человек, всю душу в работу вкладывал, а его спихнули с места. Разве это справедливо? Несправедливо! Чего вам не хватало при Токмолде? Скажи! Зимой в классах тепло, а прошлогоднего топлива вон сколько осталось. Школу он вам какую выстроил? Вот она – красавица!.. А как он старался! Гвозди нужны были – Токмолда сам за ними ездил. Краска – ведь ее тоже Токмолда доставал. А женщина-директор школы, разве она сможет так работать? Нет! Не для женщины такая работа! По-моему, плохо подумали там, наверху.

Произнеся эту длинную речь, Сайбек горестно покачал головой и умолк, задумавшись.

– Сяке, вы смотрите на все односторонне, – сказал Жоддыбек. – Работа директора школы заключается не только в заготовке дров, гвоздей и краски... Здесь передовой человек нужен. Чтобы он мог для учителей учителем быть! А Токмолда что? Отстал он от жизни, все знания свои растерял! Между прочим, – добавил с улыбкой Жолдыбек, – вышестоящее начальство доверяет теперь все хозяйственные дела вам...

– А что я могу, – вздохнул Сайбек. – Я – темный, слепой человек. Яму, и то только перед самым носом вижу. Помоложе был бы – тогда другое дело... Сторожем быть и то тяжело. – Он помолчал и добавил: – Ну, как хотите, а мне Токмолду жалко.

XVIII

Начался учебный год.

В первых числах октября, в один из выходных дней, в колхозе «Красный пограничник» произошло событие, совершенно необычное для этих мест. Называлось оно спартакиадой школьников. К ней готовились с начала учебного года, и Николаю Трофимовичу вместе с Жолдыбеком пришлось много потрудиться, чтобы организовать первый спортивный праздник.

За несколько дней до него по всему колхозу были развешаны красочные плакаты, зовущие посмотреть на первую спартакиаду школьников. Плакаты-объявления появились и в соседних колхозах, поэтому в назначенный день собралось много народу – стар и млад.

Загорелые, пышущие здоровьем девочки и мальчики выстроились посредине колхозной площади.

Николай Трофимович, открывая спартакиаду, произнес короткую вступительную речь. Потом заиграл горн, забили барабаны, взвился в небо флаг соревнований.

Но самое интересное началось после парада участников.

Особенно привлекло колхозников «Красного пограничника» и гостей соревнование по боксу, проходившее в спортивном зале школы. Окружив ринг тесным кольцом, зрители с интересом и удовольствием разглядывали юных боксеров и большие, очень смешные перчатки.

Батырбай сидел в переднем ряду и, когда на ринг вызвали Мурата, сердце его замерло. Противником Мурата оказался Садык, а судьей – сам Николай Трофимович.

Боксеры, как полагается, обменялись рукопожатием. Но все заметили, что держатся они на ринге по-разному. Во всех движениях Мурата чувствовалась настороженность и собранность. А Садык, кажется, не уверен в себе: оглядывается, как пугливая лошадь на шатком мосту.

Ударил гонг. Борьба началась.

Говорят, «испугавшийся лезет в драку первым». Так и Садык бросился в бой. Мурат еле успевал отражать удары и отступал.

Садык нанес ему несколько сильных ударов.

– Эй, потише! – пожалев сына, вскрикнул Батырбай. – Больно ему!

Все весело рассмеялись, а Батырбай рассердился.

– Дети ведь это! Дети! – сказал он Николаю Трофимовичу, который тоже не смог сдержать улыбки.

Мурат, ободренный голосом отца, перешел в наступление. Было тихо, только стук перчаток слышался в зале.

Но Мурат слишком увлекся, поторопился и вдруг оступился. Нога у него подвернулась, и в тот же миг от сильного удара Садыка он полетел в сторону.

– Ойбой! – громко закричал Батырбай, бросаясь к сыну.

На этом схватку Садыка с Муратом пришлось закончить. Батырбай ни за что не хотел, чтобы его сын снова вышел на ринг.

– Я всегда говорил, что из этой игры ничего хорошего не полечится! – в сердцах сказал он Николаю Трофимовичу, уводя Мурата из зала.

* * *

Спартакиада произвела на всех большое впечатление. Особенно заинтересовались ею учителя и школьники соседних колхозов. Все им понравилось, все они хвалили, мечтая организовать у себя в школах такую же спортивную подготовку.

А председатель аулсовета обещал летом построить силами колхозников стадион.

XIX

Когда на следующий день Мурат вошел в класс, ребята зашумели.

– Вот он! Вот он пришел! Мурат, посмотри на доску!

А на доске – рисунок мелом: боксер, устремившись вперед, наносит удар, второй – от этого удара – упал. Под первым надпись – «Садык», под вторым – «Мурат».

Едва взглянув на доску, Мурат сразу же догадался, чьих рук это дело.

– Кто нарисовал? – спросил Мурат, покраснев от злости.

Все рассмеялись, и Садык, сидящий за учительским столом, тоже. Мурат бросил свою сумку на парту и подошел к нему.

– Ты нарисовал?

Садык на всякий случай вскочил с места и немного отступил.

– А что? Неправда, что ли? Ты же попал в нокаут...

– Неправда! У меня нога подвернулась. И если бы отец не окликнул меня, я бы тебе показал!

– Хо! «Показал»! Где уж тебе!

– А вот видел? – Мурат поднес к носу Садыка кулак.

– Не пугай! Не страшно...

Кто знает, чем бы кончилась эта ссора, но в это время послышался предостерегающий голос: «Учитель идет!»

– Посмотришь у меня! – угрожающе сказал Садыку

Мурат и отошел.

* * *

Весь день Садык с опаской поглядывал на Мурата. Но тот подошел к нему только после уроков.

– Если уж ты такой сильный, – сказал он, – давай еще раз драться?

– Давай!

* * *

Утром в воскресение, в тот самый день, когда собирался осуществить свой план, его мать случайно заглянула под кровать и увидела что-то, завернутое в газету. Она заинтересовалась, развернула сверток и обнаружила какие-то странные предметы из кожи.

– Муратжан, что это? – спросила Улжан сына.

– Перчатки для бокса, – ответил Мурат.

– Перчатки? Разве такие бывают? Как же их надевают?

– Это не от холода перчатки... В них дерутся... Понимаешь?

– А-а... – вспомнила Улжан. – О них рассказывал Батырбай! – И она с интересом стала рассматривать перчатки. – Такими перчатками можно убить друг друга...

– Что ты, апа! В них же лошадиный волос! Вот наденьте, попробуйте!

– А ну их! Сам надевай...

Но Мурат не отставал.

– Наденьте, апатай... Ударьте меня по щеке... Совсем не больно! – в конце концов он уговорил мать, помог ей надеть боксерские перчатки, завязал их. – А теперь бейте меня...

В это время с улицы послышались восторженные крики ребят, звон колокольчика. Мурат выглянул в окно и увидел старика, который вел на поводке медведя. Толпа народа окружала их.

– Ого! – воскликнул Мурат, которому до этого никогда не приходилось видеть живого медведя. – Апа, подождите... я сейчас...

Он убежал, оставив Улжан одну. Она стояла посреди комнаты, рассматривала свои руки, улыбалась.

И случилась тут беда! В соседней комнате на электроплитке стояла голубая кастрюля с молоком. Улжан услышала какое-то подозрительное шипение, бросилась к кастрюле, из которой белой пеной «бежало» кипящее молоко. Она хотела схватить кастрюлю, забыв, что руки у нее в боксерских, перчатках. Кастрюля выскользнула, молоко разлилось.

– О, чтоб тебе провалиться! – рассердилась она. – Куда девался этот Мурат? Эй, Мурат!

Но Мурат не откликался, не прибежал к ней навстречу, а сама Улжан никак не могла снять с рук перчатки. Она было выскочила на крыльцо, но, заметив проходящих мимо людей, застеснялась и вернулась домой. А через некоторое время пришел. Мурат.

– Непутевый! – сердито сказала ему Улжан и шлепнула его перчаткой по затылку.

Мурат только рассмеялся. Подставил голову.

– Бейте еще, апа! Совсем не больно. Бейте сильнее!

– Вот еще! – совсем рассердилась Улжан. – Снимай скорее свои перчатки!..

В полдень Мурат, Садык и Шаир отправились в лес. Мурат нес перчатки, завернутые в газету, в руках у Шаира было старое ведро без днища и большая кость.

Вскоре они вышли на широкую полянку и решили остановиться. Вокруг – ни души!

– Лучшего ринга не найдем! – сказал Шаир.

Мурат и Садык начали раздеваться, надевать перчатки, а Шаир повесил ведро на сучок и постучал по нему костью.

– Гонг! – крикнул он. – Прекрасный гонг!

– А часы? – спохватился Садык. – Как же мы без часов-то будем?

Ребята задумались.

– Без перерыва будем! – предложил Шаир. – Пока кто-нибудь не проиграет.

Так и порешили. Зазвучал «гонг». Поединок начался.

Это была борьба за честь. Ни тот, ни другой в случае поражения не собирались просить друг у друга пощады.

 Правда, для Садыка ринг был чересчур большим. Быстрый и увертливый Мурат двигался стремительно по всей поляне, не подпуская к себе противника. Он обрушивал на Садыка серию ударов и быстро отбегал, так что Садыку ни разу не удалось как следует ответить Мурату.

Сказалась тренировка, закалка. Мурат чувствовал себя уверенно, Садык начал уставать.

Прошло около двух минут, состязание продолжалось в том же стремительном темпе. Ноги у Садыка начали подкашиваться, и Мурат, улучив момент, нанес ему по носу два сильных удара.

Садык закачался, закрыл перчатками лицо и, стоя на месте, переводил дыхание.

– Стой! – скомандовал Шаир и сделал предупреждение Садыку за медлительность. – Бокс!

Садык собрался с силами. Он уже понимал, что терпит поражение. Но злость и самолюбие перебороли усталость. Закусив губу, он бросился на Мурата, чтобы нанести ему сокрушительный удар. Он размахнулся, ударил; Мурат отскочил в сторону, и Садык, потеряв равновесие, плюхнулся на землю да так и остался лежать, признав себя побежденным.