Текст книги "Чемпион"

Автор книги: Бердибек Сокпакбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

ЧЕМПИОН
Повесть

I

Мурат допил чай и, как полагалось, прикрыл пиалу ладошкой. По обычаю это означало, что он больше не хочет.

Они сидели в передней комнате за низким столом и пили чай. Улжан с тревогой и нежностью смотрела на сына. Ему недавно исполнилось двенадцать лет. Похожая на глобус, круглая, с выпуклым лбом голова Мурата, казалось, едва держалась на тонкой шее. Через синюю сатиновую рубашку выпирали худые мальчишеские плечи.

– Выпей еще, – сказала мать.

Но Мурат взял кусочек сахару, положил в рот и покачал головой.

– Наелся. И чаю не хочу, – ответил он, поднимаясь.

– Милый мой, ведь так и с голоду умереть можно! Плова не поел как следует... И чаю почти не пил! Хочешь, я налью тебе горячего молока?

– Нет, – отрезал Мурат и направился в соседнюю комнату.

– И что мне делать с этим ребенком?! – проговорила ему вслед Улжан, налила себе еще одну пиалушку крепкого чаю, заправив его молоком с густой желтоватой пенкой. Сын совсем не походил на нее, родную мать. Улжан – полная, дородная женщина, Мурат – тоненький, как былинка. На постаревшем лице ее, похожем на стертую печать, – следы здоровья и былой красоты. А у Мурата в лице ни кровинки.

Мурат стоял в соседней комнате у окна. По улице веселой гурьбой бежали мальчишки.

Мурат распахнул окно.

– Садык! Эй, Садык! Куда? – крикнул он.

Черненький, коренастый мальчуган в новом вельветовом костюме не останавливаясь ответил:

– Солдаты коней обучают!.. Пойдем с нами... Посмотрим.

Недалеко от аула, в ложбине, – пограничная застава. Возле заставы – площадка, где пограничники проводят учения: заставляют своих лошадей преодолевать препятствия, рубят на полном скаку лозу. Какое это увлекательное зрелище для аульных ребятишек: все – как в цирке!

Но мать с отцом не выпускают Мурата из дому. Они смотрят на него, как на яйцо, которое может вдруг упасть и разбиться. Ах, как бы Мурат не простудился, как бы он не промок! В морозные и дождливые дни его даже в школу не пускали, придумывая разные причины. Мурат из-за всего этого даже не смог на коньках покататься вволю, а теперь, когда пришла весна, ему ни разу не удалось еще посмотреть на учения пограничников.

Мурату очень хотелось на простор, к мальчишкам. Он подбежал к дверям, раздвинул занавески и умоляюще посмотрел на мать.

– Апа, я пойду посмотреть, как занимаются солдаты?

– Что ты, милый мой! – испугалась Улжан. – На улице хоть и солнышко, но ветер. Еще продует тебя, опять заболеешь. Потерпи несколько дней...

Мурат знал: в таких случаях мать непреклонна. Он нахмурился, большие черные глаза его посмотрели на нее с таким выражением, будто он хотел сказать: «Ну, что это за жизнь такая!?»

Улжан не заметила этого взгляда. Она пила чай. Пиалушку за пиалушкой, пока в чайнике не кончилась заварка, а самовар не стал легким. Улжан стерла пот с лица и тут только вспомнила о сыне, который уже давно не подавал никаких признаков жизни.

– Муратжан, что ты там делаешь? – ласково спросила она.

Из соседней комнаты никто не ответил.

– Мурат! Тишина.

«Уснул, что ли?» – подумала она и, опираясь руками о пол, неловко поднялась.

В соседней комнате никого не было. Улжан заметила распахнутое окно. Прохладный весенний ветер шарами надувал занавески.

– Ах, проказник! – воскликнула Улжан. – Он, кажется, в окно вылез... Или решил позлить меня и спрятался где-нибудь? Мурат!.. Муратжан, где ты?

Она заглянула под кровать, обшарила все углы, но Мурата в комнате не было. Значит, он сбежал через окно.

– Ах ты, негодный мальчишка! Даже пальто не надел!

* * *

Близ пограничной заставы есть холм, издали похожий на казан[10]10
  Казан – котел.


[Закрыть], перевернутый вверх дном. Здесь и собирались аульные ребятишки, чтобы посмотреть на учения пограничников.

Мурат, запыхавшись, прибежал сюда последним.

Мальчишки не обратили на него внимания. Все были увлечены необычайно красивым зрелищем: пограничники рубили лозу. Когда Мурат взобрался на холм, свое мастерство и ловкость показывал пограничник на высокой белой лошади. Вот он подался вперед. Вот сверкнул выхваченный из ножен клинок. Пограничник пришпорил коня, вздыбил его и помчался.

Мальчишки зашумели, закричали:

– Николай Трофимович!

– Старшина!

– Он сейчас даст жару!

– Николай Трофимович!

А старшина лихо рубил направо и налево. Лозы, укрепленные на столбиках, вздрогнув, падали одна за другой. Вот и последняя...

Старшина на полном скаку проколол саблей мешок, набитый соломой, потом подскакал к последнему столбу и сбросил висевшее на нем большое кольцо.

– Здорово! – вырвалось у Мурата, и он захлопал в ладоши. – Вот бы мне таким командиром стать!

Садык, стоявший рядом, смерил Мурата насмешливым взглядом и сказал:

– Тоже мне – командиром! Да тебя и в солдаты не возьмут.

– Почему не возьмут?

– А потому! – ответил Садык. – Солдаты должны быть во какими! – и он широко, как крылья раздвинул руки. – Ну, какой ты солдат? Хлипкий такой...

– Но ведь я... вырасту! – сказал Мурат, не желая оставаться в долгу.

– Где уж тебе расти?! – опять усмехнулся Садык и толкнул Мурата в плечо.

Мурат, не ожидавший удара, попятился под гору и чуть не упал. Он очень разозлился на Садыка, который посмел унизить его в присутствии всех ребят. Мурат вовсе не считал себя хуже других.

– Чего ты толкаешься? – сказал он и, как молодой петушок, бросился на обидчика. – Я хоть и худой, а как дам – полетишь!

– Сам полетишь!

Мурат от злости зубами заскрипел.

– Сказал полетишь, значит полетишь!

А мальчишкам только того и надо. Когда двое сцепятся, когда между ними разгорается ссора, всегда находится много желающих увидеть настоящую драку.

– А ну, боритесь! – подзадорил один.

– Правильно! – поддержали другие. – Боритесь, тогда узнаем, кто сильнее.

– Упавшего земля поддержит. Давай, Мурат!.. Давай, Садык!..

– Боишься? – спросил у Мурата Садык.

– Давай! – решительно ответил Мурат.

Они схватились и замерли. Ребята отступили, давая дерущимся место.

Но Мурат не успел опомниться, как Садык закружил его и ловко бросил на землю.

– Сила моя! Понял? – услышал Мурат торжествующий голос Садыка. И победитель спокойно перешагнул через него.

II

Пограничники продолжали учения, и мальчишки забыв про драку, с интересом наблюдали за ними.

Только Мурат, сидя рядом со всеми, смотрел куда-то в сторону, переживая свое поражение. Сейчас он пытался взглянуть на самого себя со стороны. Хилый неженка, худые руки, вытянувшиеся, как жидкое тесто... Конечно, Садыку легко справиться с ним. Но как это поправить? Как отомстить Садыку? Вот если бы он, Мурат, был таким же сильным, как солдаты, рубящие лозу! Если бы у него покрепче были мускулы! Плохо бы тогда пришлось Садыку! Ой, как плохо!

Никто не заметил, как погода начала портиться. Черная туча заволакивала небо, соединяя его с землей. Тонкая молния прорезала даль и погасла.

Тяжелая туча надвинулась стремительно и грозно. Яркий весенний день постепенно обернулся хмурым вечером. Подул порывистый, холодный ветер.

Мурат первым ощутил его на своей спине.

– Дождь надвигается! – сказал он и, словно в подтверждение его слов, над головами у всех загрохотал гром.

Мальчишки шумно, быстро вскочили и бросились бежать к аулу.

* * *

А Улжан, окончательно убедившись, что Мурата нет дома, схватила его пальто и поспешила к заставе.

Не успела она дойти до конца улицы, как ударил гром и первые капли дождя упали на ее лицо.

– Он же промокнет, он же простудится! – проговорила она, ускоряя шаги. До заставы далеко. Улжан попробовала бежать, но у нее перехватывало дыхание.

Дождь между тем усиливался, люди прятались по домам, собирали развешанное на веревках белье, и Улжан вдруг вспомнила, что забыла укрыть кошмой тезек[11]11
  Тезек– кизяки.


[Закрыть]. Но возвращаться домой было поздно. Хлынул проливной дождь.

Навстречу бежали до нитки промокшие мальчишки, Мурата с ними не было, но Улжан узнала Шаира. Это лучший друг ее сына.

– Шаир, Шаир! А где Мурат? Разве он не с тобой был? – спросила она.

– Он сзади где-то... Отстал!

Дождь, как назло, все усиливался. Это был настоящий ливень, с грохотом обрушившийся на землю. По арыкам шумно неслась мутная глинистая вода. Повсюду пузырились большие лужи. И случилось это за несколько минут; природа умывалась обильным весенним дождем.

Все это хорошо наблюдать из окна, а для Мурата, одиноко плетущегося позади всех по размытой глинистой дороге, не было ничего страшнее этого дождя. Вода лилась за пазуху, лицо посинело, рукава рубашки обвисли, как крылья подстреленной птицы. Все тело дрожало от холода. Он вдруг поскользнулся и плюхнулся в грязь. Поднявшись, Мурат решил идти домой не по дороге, а напрямик, через чьи-то сады.

На двери висел замок. Мурат постоял под дождем, ища, куда бы скрыться, и бросился на крыльцо. Прижался к двери, замер.

Дождь будто только и ждал этого: все тише, тише – и перестал. Вокруг сразу посветлело, по стене дома скользнул луч солнца. Тучи, подгоняемые ветром, рассеялись, в чистом и ароматном воздухе веяло прохладой, неумолчно шумели арыки.

Улжан промокла, но сына около заставы не нашла. С трудом возвращалась она домой по скользкой дороге. Тяжелые комья грязи прилипали к ногам, стаскивая калоши.

Увидев сына, прижавшегося к дверям дома, дрожащего, как сиротливый козленок, Улжан не на шутку испугалась.

– Ой, крошка моя! Застыл, бедный?! Совсем застыл!

Лицо у мальчика было синее-синее, зуб на зуб не попадал. В это мгновение Мурат мечтал только о том, чтобы поскорее открылась перед ним дверь. На мать он смотрел виноватыми глазами.

* * *

Старик Батырбай работал сторожем колхозного сада. Домой он тоже вернулся после дождя. Сошел с лошади, прислушался и удивился: в доме – необычная тишина.

«Что такое? Почему они там притихли?» – подумал он, заглядывая в переднюю. Здесь было пусто и тихо, зато из соседней комнаты раздавались какие-то подозрительные всхлипы.

Батырбай шагнул через порог в комнату и, несмотря на полутьму, увидел лежащего на кровати сына. Рядом с ним, пригорюнившись, сидела жена, – хмурая, безмолвная. Сердце у Батырбая дрогнуло.

– Что с ним? Почему лежит? – спросил он.

Улжан вздохнула.

– Ты бы его самого спросил, – сказала она и тут же рассказала мужу о случившемся.

Батырбай присел на корточки возле сына, приложил к его голове свою большую грубоватую ладонь.

– Горит весь... как огонь горит. Врача-то позвала?

– Что сделает доктор? – махнула рукой Улжан. – Тащи-ка лучше поскорее черного ягненка... Обернем шкурой...

– Нет... Пусть его Надежда посмотрит, – сказал Батырбай и поднялся.

Много раз колхозный врач Надежда Петровна переступала порог этого дома. Она измерила Мурату температуру, прослушала его пульс, сердце.

– Простужены легкие, – сказал она. – Надо положить его в больницу.

И все это случилось весной 1945 года. Через десять дней после того, как Мурата отвезли в больницу, кончилась война, четыре года бушевавшая над советской землей. Народ ликовал, а вместе с ним ликовала природа – зеленели поля и горы, цвели сады.

* * *

Из больницы Мурат вышел худой, как скелет. Учебный год в школе подходил к концу, и Мурату нечего было и думать о том, чтобы сдавать экзамены. А впрочем, педагогический совет решил перевести его в пятый класс без экзаменов: ведь Мурат был одним из лучших учеников.

* * *

Как-то раз, после обеда, к Мурату прибежал Шаир.

– Эй, Мурат! Пойди-ка сюда! – он вызвал приятеля на крыльцо.

– Чего тебе?

– Понимаешь, – оживленно заговорил Шаир, – дядя Токмолда составляет список. Ну, кто хочет в лагерь ехать, того и записывает. Запишемся?

Мальчики бегом бросились в школу. Токмолда – директор школы – заметив, как у них раздуваются ноздри, с улыбкой спросил:

– Что такое? Или за вами кто-нибудь гнался?

– Нет, не гнался, агай[12]12
  Агай – дядя.


[Закрыть]! – ответил более смелый Шаир. – Мы хотим записаться в лагерь.

– Гм... А как вы учитесь?

– Вы же сами знаете, как мы учимся!

– Ну, ладно, ладно. Запишу! Только чтоб и впредь вы хорошо учились.

Он внес их имена в список, и Мурат был вне себя от восторга. Поехать в лагерь со всеми ребятами! Разве это не счастье?

Он прибежал домой, с радостью рассказал обо всем матери. Но Улжан реагировала на это по-своему.

– В таком состоянии – и в лагерь? – ужаснулась она. – Ты что же, снова заболеть хочешь? Нет, нет, нет! В этом году каникулы в ауле проведешь. В будущем году поедешь.

– А я хочу в этом году! Я не заболею! – воскликнул Мурат так решительно, словно заболеть или не заболеть зависело только от него.

– Если тебе в ауле будет скучно, – сказала в ответ Улжан, – поедешь на джайляу[13]13
  Джайляу– летнее пастбище, куда животноводы выгоняют скот.


[Закрыть] к дедушке.

– Не поеду я на джайляу!

На этот раз Мурат твердо решил не отступать. Ведь в лагерь ехали все ребята, с которыми он учился. Неужели он отстанет от них? Разве можно отказаться от всех игр и забав, от всех радостей?!

Мурат плакал и плакал, твердил и твердил свое «поеду, поеду». Он отказался ужинать. В конце концов отец сжалился над ним.

– Ладно, – сказал он. – Если хочет – пусть едет! Пусть!..

– Да как он поедет в таком состоянии? – набросилась на старика Улжан. – Что ты говоришь?

– Ничего не случится, – ответил Батырбай. – Пусть поедет с товарищами... Пусть развлечется.

– Да разве его можно сравнивать с другими? – всплеснула руками мать. – Да он только и держится моими заботами!

Но сколько Улжан ни возражала, как она ни сердилась, дело было решено. Отец на этот раз поддержал Мурата.

Мурат же, не откладывая, начал собираться в дорогу, словно ехать в лагерь нужно было немедленно.

– Если вы меня не отпустите, – говорил он матери, – я, как весной, в одной рубашке убегу.

В том, что Мурат может выкинуть такую штуку, Улжан не сомневалась. Поэтому она и стала помогать сыну укладывать чемодан.

III

Наступил день отъезда. Колхозная полуторка ждала детей у здания школы. Их провожали директор школы Токмолда и несколько учителей.

– Все собрались?

– Кажется, все...

Машину завели, она мягко тронулась с места. И вдруг ребята, сидящие в кузове, зашумели, застучали кулачками по крыше кабины.

– Мурат идет! Подождите! Мурат, скорее! Нагруженные узлами, котомками, свертками, к школе торопливо приближались старик Батырбай, Улжан и Мурат.

– Эй, старина?! – засмеялся Токмолда, обращаясь к Батырбаю. – Вы что, всей семьей в лагерь собрались ехать?

– Здесь одежда и продукты для мальчика, – ответил серьезно Батырбай.

– Ой, боже мой! – сказала одна из учительниц. – Там же все есть... Ничего не надо брать.

– Постель там есть, – поддержал ее Токмолда. – Пять раз в сутки кормить будут... Пусть возьмет с собой две-три смены белья, мыло и зубную щетку. Больше ничего не надо.

– Да я же говорил ей, – кивнул на жену Батырбай. – Не слушает она меня!

– Милые мои, – горячо заговорила Улжан. – Ведь он нигде раньше не был... Разве он сможет на казенных харчах?.. Ну, пусть возьмет это с собой в машину... Не на себе же ему нести.

Учителя окружили ее и чуть ли не силой заставили оставить большую половину узлов и свертков при себе. Правда, Улжан все-таки вытащила из мешка баурсаки и курт, а потом незаметно сунула все это сыну.

– Ешь в дороге, – шепнула Улжан. – Когда еще приедешь на место, да и накормят ли тебя сразу... Ну, будь здоров, светик мой! Ни с кем не ссорься, не связывайся, а то... – и она, многозначительно вздохнув, торопливо добавила: – Босиком не бегай, еще змея ногу укусит... И в горной воде не купайся... Да! Суп с капустой не ешь, плохо будет...

Мурат совсем не слушал мать, он только и мечтал, чтобы она поскорее отпустила его. Но Улжан не торопилась: она целовала его в щеки, прижимала к себе, боясь отпустить, словно ему грозила верная смерть.

Все вокруг подшучивали над ними: и ребята, и взрослые.

– Мамаша, вы вместе с ним поезжайте!

– Верно, мамаша! Месяц походите в пионерах, потом вернетесь!

Мурат не мог дольше терпеть: полез на машину, десятки рук подхватили его, помогли взобраться в кузов, и полуторка тронулась с места.

Батырбай и Улжан долго смотрели ей вслед.

* * *

Незаметно пролетел месяц. Столько было интересного, столько увлекательного, что Мурат даже не думал о том, что может наступить день, когда с лагерем придется проститься.

Не раз пришлось ему краснеть за своих родителей. Подумать только: через каждые два-три дня в лагере появлялись то Улжан, то Батырбай, чтобы покормить его чем-нибудь домашним, чтобы надавать ему новых советов!

Как только вдали на дороге показывался какой-нибудь всадник, пионеры гурьбой окружали Мурата, крича:

– Мурат, мать едет!.. Мурат, прячься!

Если бы не это, месяц, проведенный в лагере, был бы для Мурата сплошным праздником. Живописная природа, чистый, ароматный воздух, игры, походы, а главное – свобода. Мурата словно подменили: столько в нем оказалось сил, бодрости и жизни; отец с матерью нарадоваться не могли, глядя на цветущее лицо мальчика.

– Милый ты мой! Ягненочек ты мой серый! – говорила в восторге Улжан, прижимая к себе сына. Про себя она думала о том, что лагерь действительно пошел ему на пользу, но вслух сказать побоялась: как бы не сглазить!

На следующее утро Улжан проснулась от какого-то подозрительного шума под окном.

Она осторожно выглянула на улицу... и увидела сына, который топтался возле дома. Будто и бежал он, но с места не двигался.

– Батюшки, что это?! – удивленно вскрикнула Улжан.

Мурат, не замечая матери, перестал топтаться, вытянул руки вверх, опустил. Опять поднял, опять опустил. Но на этом он не успокоился: уперся руками в бока и начал приседать, приседать, приседать...

Проделки сына и удивили, и заинтересовали Улжан. Она нацепила на ноги стоящие у порога кебис[14]14
  Кебис – кожаные калоши.


[Закрыть], вышла во двор.

– Муратжан, что это ты делаешь? – спросила она.

– Физзарядку...

– Как ты сказал?

– Это очень полезно для здоровья. Человек закаляется и не болеет.

– Думаешь, от этого зависит заболеть или не заболеть?

– Ну вот посмотрите...

Улжан пошла накрывать на стол, а Мурат, прихватив полотенце, мыло и зубной порошок, снова выбежал во двор.

После утреннего обхода колхозных садов Батырбай возвращался домой завтракать и вдруг увидел сына, который плескался за домом в арыке. Мурат был в одних трусах, а в арыке текла чистая горная холодная вода.

– Муратжан, что ты делаешь?! – вскричал Батырбай.

– Я закаляюсь, жаке[15]15
  Жаке – так казахские дети иногда называют отца.


[Закрыть].

– Ну и ну! Хороша закалка! У тебя же опять начнутся колики! Брось ребячество! Да разве можно утром умываться такой холодной водой?

– Конечно, можно, – ответил Мурат весело. – Мы в лагере всегда по утрам купались. В горной речке, жаке. Ничего не случится! Я привык!

IV

Однажды, когда Мурат рассматривал последний номер журнала «Пионер», к нему зашел Шаир.

– Послушай, Мурат, – сказал он, хитро улыбаясь и помахивая рогаткой с длинной резинкой. – Знаешь, кто теперь у нас физкультуру будет преподавать?

– Кто?

– Николай Трофимович!

– Какой Николай Трофимович?

– Как какой? Забыл? Наш Николай Трофимович, старшина с заставы. Он закончил военную службу и остался здесь...

– Да ну? – просиял Мурат. – А где он?

– Я его около школы видел.

Их школа находилась на высоком холме в западной части аула и видна была издалека. До начала учебного года оставались считанные дни, и рабочие спешили закончить ремонт. Когда Мурат и Шаир прибежали сюда, настал час обеденного перерыва. Все разошлись, только отставной старшина Николай Трофимович ходил по полянке недалеко от школы. Он вбивал какие-то колышки, меряя землю рулеткой, и что-то записывал в маленькой записной книжечке. У Николая Трофимовича – открытое лицо, дышащее здоровьем, широкие плечи, крепкая, сильная шея. Вчера еще он был старшиной – солдатом, воином, пограничником. А сегодня он – самый простой и самый мирный на свете человек – учитель.

Мурат и Шаир издали наблюдали за ним.

Николай Трофимович заметил их, подозвал к себе.

– Откуда, ребята? Из этой школы? – спросил он, кивая на здание семилетки.

– Да, Николай Трофимович... Мы здесь учимся.

– Ого! Откуда вы знаете, как меня зовут? – спросил, улыбаясь, Николай Трофимович.

– Знаем! – многозначительно ответил Шаир. – Мы всех здешних пограничников знаем!

– Ишь ты! – покачал головой Николай Трофимович. – А в каком вы классе учитесь?

– Четвертый закончили...

– Та-ак. А физкультуру любите? Спорт любите?

– Любим! – проговорил Мурат, приближаясь. – Только нас никто не учил, – с искренним сожалением добавил он.

– Не учил, говоришь? Это, конечно, никуда не годится. ...Ну, а сами-то вы хотите учиться?

– Конечно! Хотим! – вскрикнули ребята в один голос.

– Очень хорошо, – кивнул им довольный Николай Трофимович. – Раз есть ученики, будет и учитель...

Ребята переглянулись.

– Николай Трофимович, – решился спросить Мурат, – правду говорят, что вы у нас учителем будете?

– Может быть, и буду.

– По физкультуре? Да? – допытывался Мурат.

– И это возможно.

– Вот здорово! – искренне обрадовался Мурат. Глаза его неотрывно, и восторженно смотрели на отставного старшину.

* * *

На обратном пути Мурат и Шаир решили заглянуть в школу. С трудом пробрались они через штабели досок, горы кирпича, глины и песка к дверям. В тихом и пустом коридоре, куда они вошли, пахло свежей сосновой стружкой и масляной краской.

Не успели ребята как следует оглядеться, как за спиной у них раздался строгий мальчишеский голос:

– А вам здесь что надо?

Мурат и Шаир обернулись. Перед ними стоял Садык.

– Проваливайте отсюда! – скомандовал он таким тоном, будто школа принадлежала только одному ему. – Ну, чего стоите? Проваливайте, говорю!

– А ты чего кричишь? Твоя, что ли, школа? – насупился Мурат.

– Не твое дело, – обозлился Садык. – Еще что-нибудь потеряется здесь... А папа не велел мне пускать посторонних!

«Папа» – это Токмолда, директор школы, и имя его много значило для Мурата и Шаира. Они переглянулись, засопели носами.

– Пошли отсюда?

– Пошли...

Ребята направились к выходу, но Шаир на мгновение остановился и сказал Садыку:

– Ты не ори!.. Мы ведь не воры... Мы ничего не возьмем...

Садык продолжал осматривать их с явным подозрением. Вдруг он схватил Мурата за рукав:

– Постой! Что у тебя в кармане?

Мурат вырвал руку.

– А тебе какое дело до моего кармана?

– Покажи!

– Не покажу!

– Гвозди украли.

– Нет, не гвозди...

– Гвозди!

– Отстань лучше, Садык...

– Покажи, что в кармане, а то не выпущу!

Мурат вытащил из кармана толстый шестигранный красный карандаш, сунул его Садыку под нос, словно для того, чтобы тот, понюхал его

– Вот тебе гвоздь! Видал? – насмешливо бросил Мурат и рассмеялся.