Текст книги "Чемпион"

Автор книги: Бердибек Сокпакбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

ПИСЬМО

Шолпан и Хожа условились встретиться в три часа возле ТЮЗа, а потом отправиться вместе в Парк культуры и отдыха на каток.

Шолпан пришла на место встречи первой, на десять минут раньше. Хожа не догадался прийти пораньше, и Шолпан, поджидая его, отошла в сторонку, дальше от тротуара. Это было первое свидание в жизни, которое она решилась назначить юноше. Он ей, конечно, нравился. Он был лучше всех в классе.

Было немного страшно стоять одной и беспокойно оглядываться по сторонам. Шолпан казалось, что все прохожие обращают на нее внимание, что они догадываются, почему она здесь стоит и кого она ждет.

А Хожа, как назло, не появлялся. У Шолпан не хватало терпения. Она боялась, что кто-нибудь из знакомых встретит ее здесь и подойдет к ней. Шолпан то отходила от театра, то возвращалась, делала вид, что читает афиши. И ждала... Все ждала, что вот-вот за спиной у нее раздастся знакомый «Любимый город» – обычная песенка Хожи или шаги его – быстрые, такие знакомые!

– Шолпан! – окликнули ее. – Почему ты здесь стоишь?

Она вздрогнула и оглянулась. Это был ее одноклассник Арипбай.

– Стою и все... – ответила Шолпан.

Арипбай усмехнулся. Из-под мохнатой шапки на Шолпан смотрели его насмешливо прищуренные глаза.

– Ждешь кого-нибудь?

– А тебе какое дело? – ответила она и, повернувшись, отошла от него.

– Знаю, кого ты ждешь! Знаю! – сказал он ей вдогонку многозначительно и усмехнулся.

«Вот проклятый, – подумала Шолпан. – Вечно он все знает и во все вмешивается».

А на часах уже десять минут четвертого... Пятнадцать минут... Двадцать...

Хожи нет... Он не пришел.

Обида и гнев закипели в душе Шолпан. Она уже хотела уйти, решила отправиться на каток одна. Но остановилась.

А вдруг он придет через одну минуту или через пять минут... Вдруг в толпе сейчас появится высокий, стройный, с черными вьющимися волосами, с глазами такими выразительными, красивыми? Она, конечно, обрадуется ему, но ни за что не выдаст своего чувства! Так и в школе: чем больше ей нравился Хожа, тем больше она замыкалась в себе, делала вид, что не замечает его, проходила мимо. Шолпан всегда думала, что не сделает первого шага, чтобы подружиться с ним. Она и теперь не понимает, как это все случилось... Хожа сам подошел к ней в школе.

– Пойдем на каток! – предложил он. И она согласилась.

А Хожа не пришел...

– Эге! Ты все еще стоишь? – раздался голос Арипбая, который появился так неожиданно, что Шолпан растерялась. – Не пришел, значит, твой долгожданный? Ха-ха-ха! А ты, как невеста, стоишь! Ну, скажи: кого ждешь?

– Я тебе уже сказала: не твое дело!

– Ах, не мое! – засмеялся Арипбай. – Ну, и не говори! Ждешь Хожу, знаю!

Горя от негодования и обиды, Шолпан побежала через дорогу к троллейбусной остановке. На каток она не пошла. Вернувшись домой, бросила на кровать чемоданчик, в котором лежали коньки и шапочка, сдернула с себя пальто, да с такой силой, что несколько пуговиц упали на пол.

Ее душили слезы. Но она знала, что нужно делать. Она села за стол, взяла лист бумаги и стала писать:

«Хожа! Я тебя ненавижу...» – написала, задумалась, хотела зачеркнуть, но не зачеркнула, а продолжала: – Ты решил посмеяться надо мной, да? Сказал, что придешь, а сам не пришел. Разве я тебя звала на каток? Ты же сам просил меня пойти с тобой. Значит, ты просто обманщик! А какое ты имеешь право поднимать на смех человека? Ты думаешь, что все такие, как Галька из седьмого «д»? Она все время вертится около тебя, и у нее совсем нет гордости. А ко мне больше и подходить не смей! И не смотри даже в мою сторону».

Шолпан втрое сложила исписанный лист бумаги и положила его в конверт. Адреса она решила не писать. Вручить письмо завтра в собственные руки.

На следующий день Шолпан одела самое любимое свое платье, аккуратно расчесала и заплела косы. Где-то в глубине души какой-то голос говорил ей: «Пусть посмотрит, какая я... Пусть!» Обида на Хожу не прошла, она стала еще горше. Сейчас она придет в школу. Сейчас она встретит Хожу в коридоре, подойдет, даст ему письмо, резко повернется и уйдет с гордо поднятой головой.

Но в коридоре Хожу она не встретила... В классе его тоже не было... Ее окружили ученики.

– Шолпан, ты слышала? – спросил один из них.

– Ты знаешь, что Хожу машина задавила? Ногу переехала...

В груди Шолпан закололи иголки.

– Когда? – не умея скрыть испуга, спросила она.

– Вчера! – рассказывали ей товарищи. – Он перебегал улицу Калинина... Поскользнулся, упал и попал под машину, груженную кирпичом... Теперь он в больнице...

Шолпан почувствовала, как холодок бежит по ее спине, как задрожали пальцы. И весь день прошел для нее, как в тумане.

После уроков решили всем классом отправиться в больницу и узнать о здоровье Хожи. Шолпан, конечно, пошла вместе со всеми.

Дежурная сестра сразу же успокоила их. Оказывается, ничего страшного с Хожой не случилось. Он действительно упал, поскользнувшись, попал под машину, но даже перелома не получил... Колесо грузовика только задело ногу. Кость треснула, но это не опасно.

Ребята написали записку Хоже, спросили, что ему принести. Подписались все.

Дежурная сестра вернулась с ответом не скоро.

– Он очень благодарит вас за внимание, – сказала она, с теплой, немного лукавой улыбкой посмотрела на ребят. – А кто из вас Шолпан?

Шолпан так покраснела, что ей стало жарко.

– Я... – еле слышно ответила она,

– Это вам, – сказала сестра и протянула Шолпан записку.

Шолпан еще больше смутилась. Так неловко было перед ребятами, но она развернула письмо и быстро пробежала его глазами:

«Шолпан, ты сердишься на меня? Не надо! Вчера я немного задержался дома... А потом, боясь, что ты не дождешься меня и уйдешь, поторопился и попал в беду, о которой ты уже знаешь. Я скоро поправлюсь. Еще раз извини меня. Хожа».

– Ну, что он там пишет? – спросил ее Арипбай. – Покажи!

Шолпан быстро спрятала письмо в карман.

– Не тебе пишет... И вообще, какое твое дело?

– Не показывай, не показывай! – насмешливо протянул Арипбай. – Я и так знаю, что он написал тебе...

Надо было бы обругать этого Арипбая, как следует, чтобы он больше не лез не в свое дело. Но в груди у Шолпан бурлила такая радость, что она улыбнулась и весело сказала ему:

– Знаешь? Ну, и знай себе на здоровье!

1956

КОМПАС

Привез однажды отец из города Канату в подарок компас – черный, блестящий, величиною с часы. Куда ни повернешь стрелку с темно-синим наконечником, она все время на север показывает, как упрямый ребенок, не желающий отступать от своего слова.

Канат был в восторге от такого подарка. Ему даже не верилось: неужели это ему?! И он без конца любовался подарком. Такого компаса нет ни у кого из аульных ребят. Только в школе есть, но учитель никому не дает его.

Канат, полный чувства собственного превосходства, вышел на улицу и побежал к ребятам, играющим неподалеку от его дома.

– Бодан, – радостно воскликнул он. – Посмотри, какой у меня компас есть!

Бодан – лучший друг Каната. Но не только он, все бросили игру, все окружили Каната и стали наперебой просить:

– Покажи... Дай мне... Дай потрогать...

Но Канат никому не дал.

– А ты дал мне вчера ножичек? Дал? – сказал он Темиржану и хлопнул его по протянутой руке. Потом повернулся к остальным и стал показывать компас. – Вот, смотрите... Как ни повернешь, а стрелка все на север показывает... А вот здесь нажмешь – и стрелка останавливается...

Но смотреть – одно, а в руках держать – другое. Любопытство ребят росло:

– Ну дай!

– Дай посмотреть!

Сначала Канат дал подержать компас Бодану. Потом еще троим-четверым ребятам.

– Хватит! Сломаете еще! – сказал он наконец и положил компас в карман рубашки.

Ребята побежали на речку купаться. Бодан не отставал от Каната.

– Канат, – просил он. – Продай мне компас... За сколько продашь?

– Что ты? Я не продам! – ответил Канат.

– Я тебе увеличительное стекло за него дам! – пообещал Бодан.

– Нужно мне твое увеличительное стекло!

– Ты же сам его вчера просил у меня!

– То вчера... Теперь оно мне не нужно, – оборвал его Канат.

Бодан замолчал. Ему казалось, что если бы вчера он не пожалел для Каната своего увеличительного стекла, компас сегодня перешел бы в его руки.

Стоял один из самых теплых дней лета. Легкие, как шелк, облака плыли по небу. Казалось, что они вместе с ребятами купаются в водах прозрачной речушки и вместе с ребятами греются под ласковыми лучами солнца.

Когда одевались, Канат не заметил, как из кармана его рубашки выпал на землю компас. Ребята тоже не обратили на это внимания, но Бодан увидел.

Все решили пойти в лес за ягодами – погода была великолепной! А Бодан вдруг согнулся, сел на землю и сказал ребятам:

– Ой, живот заболел! Ой... Нет, не пойду, я за ягодами...

Он поднялся и пошел к аулу. Но когда ребята скрылись в лесу, Бодан остановился и снова присел, чтобы его не заметили. Вокруг была тишина.

Живот у Бодана сразу перестал болеть, а впрочем, он вовсе и не болел. В маленьких глазках Бодана мелькнула хитрая жадная улыбка. Он вернулся к реке, пошарил рукой по земле и...

Компас был у него. Сверкая на солнце, он лежал на ладони. Компас, компас! Радости Бодана не было конца! «Ага, Канатик! Не хотел мне продать, не хотел выменять, теперь совсем без компаса остался! Посмотрим, что ты теперь будешь делать?!»

Бодан запел от удовольствия и пошел по берегу реки. Но вдруг он остановился, оглянулся назад. Радостная улыбка исчезла с его лица. Бодан задумался.

Что же ему делать теперь с этим компасом? Показать его никому нельзя. В школу принести – тоже нельзя. А если мать еще узнает, что это – ворованная вещь, ему совсем несдобровать! Она же чуть не каждый день твердит ему:

– Будь честным, сынок... Не криви душой и ничего не бери без спроса!

Что же делать? Какой же интерес иметь компас и никому не показывать его?

И Бодан уже жалел о том, что сделал. Как же это так получилось у него? Он же прекрасно знал, что воровство – нехороший, отвратительный поступок! А что бы о нем теперь сказали в школе, – ведь Бодан всегда считался примерным и честным учеником?

«А я не украл, – как бы оправдывался он перед кем-то, – я просто нашел этот компас».

Но другой голос твердил с укоризной:

«Перестань... Если бы ты был честный, ты подошел к Канату и сказал, что у него выпал компас... А ты? Притворился больным, чтобы никто не видел, как ты возьмешь чужую вещь».

Да, второй голос говорил правду. Бодан не мог возразить ему. Теперь он решил во что бы то ни стало избавиться от компаса. Но как?

Бросить компас в воду! Тогда никто ничего не узнает, а если Канат спросит, Бодан скажет ему, что он не видел никакого компаса.

Но перед тем, как бросить компас в речку, Бодан снова посмотрел на него, то поворачивая стрелку, то останавливая ее. Эх, хороша вещичка! Жалко бросить ее!

А что же тогда? Может быть, вернуть Канату, сказав, что нашел около речки? А если он не поверит? Он наверняка вспомнит, как Бодан умолял продать или обменять компас.

С тяжелым сердцем Бодан вернулся домой. Но ему показалось, что все домашние смотрят на него с подозрением. Семилетняя сестренка выбежала Бодану навстречу, думая, что он принес ей ягод из леса. Но Бодан испуганно отшатнулся от нее и постарался обойти ее стороной.

А избалованная сестренка, как назло, прицепилась к Бодану при матери.

– А в кармане что? Ну, покажи. У тебя что-то есть в кармане!

Бодан был готов сквозь землю провалиться от стыда и страха.

– Это не ягода! – ответил он ей сердито. – Ягоды в карман не кладут!

– Ну, покажи! Ну, покажи! – не отставала сестренка.

– Это... это совсем неинтересная вещь! – сказал Бодан, не зная, как ему отвязаться.

Но девочка знала, что Бодан никогда не положит в карман что попало.

– Покажи... Я хочу посмотреть!

– Чего тебе посмотреть?! – вконец, растерялся Бодан. – Там лежат альчики[19]19
  Альчики – бита в игре в бабки (по-казахски – асык).


[Закрыть]...

– Нет, это не альчики! – ответила девочка. – Это что-то круглое...

Сердце у Бодана стучало, коленки слабели. Он с опасением поглядывал на мать, ожидая, что она вот-вот вмешается в этот разговор... и тогда...

Бодан оттолкнул сестренку и стремглав выбежал на улицу.

Что же теперь будет? Как же теперь поступить? Спрятать компас в то гнездо на дереве? А потом? Отнести его на то место, где он выпал из кармана Каната? А если Канат придет искать его и не найдет? И кто-нибудь другой подберет его!

Бодан чуть не плакал. Только час назад он радовался, глядя на компас. А теперь эта красивая круглая черненькая коробочка, как бельмо на глазу, не давала ему покоя! Что делать, как поступить?!

Мой юный читатель! Может быть, ты подскажешь Бодану, что ему нужно сделать?

1952

МЕТЕЛЬ

Ветер крепчал. В долине началась метель. Вначале было интересно наблюдать, как серебристые снежные вихри, кружась и обгоняя друг друга, неслись по земле. Но чем сильнее был ветер, тем выше и выше поднимались эти вихри, закрывая небо и горизонт.

Наперерез ветру долину в это время пересекал небольшой отряд лыжников, человек десять пионеров во главе с председателем совета отряда Жолдыбеком. Они готовились сегодня к лыжным соревнованиям. С утра воскресенье обещало им ясную тихую погоду, за несколько часов они дошли до мельницы, что в Дараты, и вот теперь возвращались домой...

Жолдыбек идет впереди. Это – крепыш, солидный, смелый. Ему всего четырнадцать лет. Он прокладывает дорогу в глубоких сугробах, определяет маршрут. Шапка его крепко подвязана под подбородком, но сильный ветер морозит, колет. Все они понадеялись на хорошую погоду и вышли в поход налегке.

Изредка Жолдыбек останавливался, чтобы подбодрить идущих сзади. Говорит он коротко и решительно.

А метель все усиливается. Ребята торопятся, идут молча. Только Нуржан иногда подает голос. Сквозь завывание ветра доносится его сердитый голос:

– Жолдыбек! Я нос отморозил!

– Разотри снегом! – отвечает на ходу Жолдыбек.

– Чего? Что ты говоришь? – переспрашивает его Нуржан.

Идущий впереди Нуржана Уркимбай оборачивается с лукавой улыбкой:

– Жолдыбек говорит тебе, что если только нос отморозил, то ничего, заживет!

Нуржан злится:

– Я говорил вам: не надо так далеко заходить... Вот увидишь, мы заблудимся... И до дому не дойдем!

– Это не страшно! – отвечает ему Уркимбай. – Закопаемся в снегу и переночуем!

– Я устал! – хнычет Нуржан. – У меня больше нет сил идти!

– Терпи! – кричит ему Жолдыбек. – Теперь уже недалеко от дома.

– Недалеко!? Ты скажешь! А я совсем замерз... Ноги как лед стали, – продолжает хныкать Нуржан. – И зачем я только пошел с вами?

А ветер, как нарочно, все усиливается и швыряет в лицо пригоршни колючего снега.

Но вот буран понемногу стал утихать. Вокруг стало светлее. Лыжники, поднявшись на небольшой холм, шли под уклон.

Жолдыбек заметил впереди себя сани, груженные сеном и запряженные парой лошадей. Подойдя поближе, они увидели колхозного чабана Абила, зимовавшего в Шолакбулаке. Видно, он издали увидел ребят и поджидал их, стоя возле лошадей, покрытых инеем и пахнувших потом. Ребята поздоровались с ним.

– Перегрузил сани, – сказал Абил. – Да и дорога такая, лошади совсем из сил выбились... Никак не могут взять этот подъем... Хорошо, что вы подошли. Снимайте лыжи, помогите перетащить сани... Вон до того сугроба дотащим, а там уж сами повезут...

– А ну, ребята, снимайте лыжи! – приказал Жолдыбек. – Поможем Абеке...

– Как же мы вытащим, если лошади не смогли! – пробурчал Нуржан.

– Э-э-э! – ответил ему Абил. – Зачем глупости говоришь? Не понимаешь ты ничего.

Ребята сняли лыжи, только Нуржан не снял.

– А ты чего ждешь? – спросил Жолдыбек...

– Я и на лыжах управлюсь, – ответил тот.

Но пользы от него было, конечно, мало, он только мешал остальным. Абил это заметил.

– Нуржан, дорогой! Не мешай другим, отойди подальше, пусть это будет твоей помощью...

– А что я, не помогаю? Я тоже толкаю! – обиделся Нуржан.

– Еще бы! – съязвил Уркимбай. – Только благодаря твоей силе движутся сани!

Все засмеялись. А Нуржан будто только и ждал этого.

– Ну и ладно! Сами справляйтесь! – сказал он и отошел подальше.

Тяжело было вытащить сани, прокладывая путь через огромные сугробы. Через каждые двадцать-тридцать шагов лошади останавливались, тяжело дыша. И ребята останавливались, запыхавшись. После небольшого отдыха Абил говорил:

– А ну-ка, поехали! Чу!

Нуржан то стоял в сторонке, наблюдая за всеми, то плелся вслед за санями, когда они отъезжали. Дрожа от холода, он думал о том, что, пожалуй, вернее всего не дожидаться ребят, а идти домой одному. Конечно! Пока они заберутся на эту горку, он уже будет дома или на зимовку к Абилу завернет. Пока они, усталые и промерзшие, будут добираться до места, он успеет согреться, выпить горячего чаю.

Подгоняемый ветром и немного отдохнувший, Нуржан обошел сани и двинулся вперед.

– Эй, куда ты? – крикнул ему вслед Жолдыбек, но Нуржан даже не обернулся.

Он удалялся все дальше и дальше, пока снежная завеса не скрыла от него сани, лошадей, Абила и товарищей.

Сгущались вечерние сумерки. Нуржан пробежал уже большое расстояние, но дома Абила все не было. И странно – дом этот находился в низине, а Нуржан все время поднимался по какому-то взгорью. Нуржан прислушивался, но кроме воя ветра ничего он не услышал. Он посмотрел вперед, назад, но ничего не увидел. Неужели он прошел мимо Шолакбулака? Кажется, он недавно прошел мимо какого-то оврага! Может быть, это и был Шолакбулак?

Нуржан повернул назад. Вот, кажется, показался овраг. Но нет! Опять какие-то холмы, холмы... Нуржан испугался: неужели заблудился? Что же теперь делать? Где восток? Где запад? Где Абил и ребята?

Становилось все темнее, все холоднее. Морозный ветер пробивался сквозь одежду. Пальцы левой ноги совсем окоченели. Наверное, он их отморозил! Да, они уже ничего не чувствуют.

Надо куда-то идти! Куда? Может быть, аул в той стороне?

И Нуржан свернул влево. Через несколько минут он начал спускаться в какую-то низину. Сердце радостно забилось. Вот он – Шолакбулак! Нуржан напряг последние силы. Теперь уже совсем близко! Сейчас он доберется до дома Абила! Но радоваться было рано. Низина кончилась, опять начался подъем. Куда же теперь идти? Вперед или назад?

Нуржан вспомнил про волков. Ему начало казаться, что вот сейчас, сверкая глазами, они выйдут ему навстречу. Дрожа всем телом, Нуржан оглядывался по сторонам. Кажется, волки боятся огня, но, как назло, он не захватил с собой спичек.

– Жолдыбе-е-ек! – крикнул он и еще больше испугался: а вдруг его крик услышат волки, рыскающие по степи в поисках пищи. Нуржан приготовил палку, чтобы в случае чего отбиваться от хищников. Ему даже показалось, что невдалеке мелькнуло что-то черное.

Потом он стал успокаивать себя. «Нет, здесь не может быть волков», – думал он.

Вдруг ему показалось, что кто-то свистнул невдалеке. Нуржан прислушался, зорко всмотрелся в темноту, но ничего не заметил. Опять свист. Совсем рядом. Нуржан оглянулся. Кажется, никого нет. На ветер этот свист не похож. Кажется, что кто-то притаился совсем близко и свистит потихоньку. Может кто-нибудь из ребят решил подшутить над ним? Вдруг опять свист! Тьфу, черт возьми! Нуржан только теперь заметил, что свистит его собственный нос!

Вот смешно! Нуржан пытался улыбнуться, но веселья не было. Был страх.

Слева опять показалась какая-то низина. Что бы там ни было, Нуржан решил идти к ней. Он приободрился, снова воскресла надежда.

Вдруг лыжи поскользнулись. Он откинулся назад, но лыжи за что-то зацепились и Нуржана кинуло вперед; он упал носом в сугроб. Послышался какой-то треск. Опираясь на палку, Нуржан пытался встать, но не сумел, повалился на бок; еле-еле вытащив из-под снега ноги, он увидел, что одна лыжа у него сломалась...

Совсем плохо... Нуржан взял лыжи под мышку и пошел... Надо было идти, лишь бы не замерзнуть на месте. Но Нуржан так устал, что ноги еле-еле двигались. Спасибо ветру, он сейчас бил в спину, будто подгоняя. Несколько раз Нуржан пытался кричать, но голос охрип, его и в двух шагах никто бы не услышал.

Вокруг темная ночь и свист ветра. Лицо Нуржана больше не чувствует мороза, и руки ничего не чувствуют, и ноги... Упала палка. Нуржан нагнулся, чтобы поднять ее, но в это время выскользнули лыжи... Говорят, что для худой клячи и плетка тяжела. А Нуржану не хватило сил, чтобы подобрать палки и лыжи... Он медленно двинулся вперед, как механизм, у которого кончился завод и осталась только одна инерция...

Вдруг совсем рядом послышался лай собаки. Нуржан вздрогнул, прислушался. Лай повторился. Да, да! Это лаяла собака!

Нуржан воспрянул духом. Жизнь протягивала ему руку. Силы его уже почти совсем иссякли, но впереди что-то чернело, похожее на дом.

Это был дом чабана Абила. Услышав лай, хозяин вышел с ружьем на крыльцо. В нескольких шагах от себя он увидел человека, с трудом волочившего ноги.

Абил придержал собак и крикнул:

– Эй, кто там?

Человек молчал. Он с трудом дотащился до крыльца и вошел в дом.

Вошел и встал, как истукан, белый от инея и снега. Он что-то хотел сказать, но не мог выдавить из себя и слова. Из-под обледеневших ресниц блестели глаза, и только по ним можно было понять, что это живой человек.

Абил с трудом узнал его.

– Нуржан! – испуганно воскликнул он. – Да ты обморозился весь!

– Разожги печь! Стели постель! – приказал Абил жене. – О боже! Ты заблудился, наверное? С тех пор все ходишь? Как же ты жив остался? Эй, старуха, принеси скорее снега... Надо растереть его хорошенько!

Жамила выбежала на улицу, принесла таз, полный снега, и стала помогать мужу растирать Нуржана.

Абил с трудом вытащил из ботинка ногу Нуржана, разрезав ножом смерзшиеся шнурки.

Мучения Нуржана усилились. Натертое снегом тело и особенно ноги причиняли ему невыносимую боль. Он заплакал.

– Э-э! – сказал Абил, накрывая его теплым тулупом: – Ты не плачь! Скоро боль утихнет! Не плачь!

На улице снова залаяли собаки. Послышались крики и свист.

Абил вышел на крыльцо.

Метель унималась. Несколько лыжников стояли около дома.

– Эй, кто вы? – спросил Абил.

– Это мы, Абеке! – ответил один из лыжников; Абил узнал голос Жолдыбека. – Нуржан еще не пришел домой, заблудился, наверное... Мы ищем его!

Нуржан сквозь раскрытую дверь услышал этот голос и перестал стонать. Увидев, как в комнату входили его товарищи, он поспешно вытер слезы.

Может быть, от радости, а возможно, от стыда его распухшие губы дрогнули. Нуржан с трудом улыбнулся невеселой и виноватой улыбкой.

1952