Текст книги "Чемпион"

Автор книги: Бердибек Сокпакбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Незаметно я дошел до реки. Песчаная коса, где я люблю сидеть с удочкой, за месяц еще больше расширилась, у знакомого куста боярышника все так же лежал чистый, как стекло, песок, но следов Жанар уже не было.

Мне стало почему-то грустно, словно я что-то потерял и теперь уже никогда не найду. И я пошел домой к бабушке.

На следующий день я узнал, что Жанар в ауле нет. Она, оказывается, уехала в пионерский лагерь...

Теперь я целыми днями был дома и валялся на диване. Мне не хотелось даже читать. Потом я вдруг вспомнил, что давно уже не писал стихов. А ведь сколько можно было бы за это время написать! Хорошо бы посвятить стихотворение маме и в стихах поговорить с ней по душам обо всем, обо всем.

Уже несколько лет мои стихи печатаются в стенной газете нашей школы. Я уже к этому сейчас привык. А вначале, когда там поместили мое первое стихотворение, я так был рад, что приходил в школу на час раньше и любовался своим произведением.

Со временем я решил, что стенная газета – это еще очень мало для настоящего поэта. В один прекрасный день я отобрал несколько своих лучших стихотворений и отослал их в Алма-Ату в редакцию журнала «Пионер». По каким-то причинам мои стихи не напечатали. Я не особенно огорчился и послал эти стихи в другую редакцию – в газету «Казахстан пионери». Но и там мои стихи были забракованы. Тогда я начал посылать свои стихи во все газеты и журналы, какие знал, рассчитывая, что все-таки где-нибудь они понравятся и их напечатают. Так завязалась моя оживленная переписка с различными редакциями.

Из этой затеи тоже ничего не вышло, но я уже был доволен тем, что получал ответы от редакций. В некоторых говорилось о том, что способности у меня есть, но нужно еще много учиться и работать. Такие письма я показывал всем нашим ребятам. Пусть они знают, с кем я держу связь.

Но случалось и наоборот. Осенью прошлого года один известный поэт прислал мне письмо, в котором прямо говорилось, что мне еще рано заниматься этим делом, и предлагал бросить. Письмо это я никому не показал, тут же разорвал и выбросил за окно.

В конце-концов я разочаровался во всех редакциях. Теперь думаю послать стихи прямо в Союз писателей. Так будет вернее.

Сейчас я сижу за столом, глубоко задумавшись. Передо мной белый лист бумаги. Он такой чистый, что мне скорее хочется чем-нибудь его заполнить, и я с ходу пишу:

 
Ты лучше всех. Ты солнца свет,
Тебя прекрасней в школе нет.
Я целый день тоскую по тебе
И завтра буду ждать ответ.
 

 Перечитал и остался доволен. Это о Жанар. Потом мне стало казаться, что где-то подобные стихи я уже читал. Я очень долго думал и никак не мог вспомнить. Однако позже, перечитывая свои книги, я, к большому своему огорчению, обнаружил, что это стихи Абая, только я их переиначил по-своему.

IX

Прошла еще неделя. Я сидел дома и приводил в порядок свои учебники: каникулы кончаются, скоро в школу. Вдруг под окнами послышался голос:

– Эй, кто дома?

Выбежав на улицу, я увидел у нашей калитки почтальона-старика Коштибая. Он был верхом на лошади.

– На, читай, – нагнулся он ко мне и протянул газеты «Социалистик Казахстан» и «Казахстан пионери».

Обычно газеты я просматриваю с последней страницы. Там я ищу интересные рассказы, фельетоны, заметки о разных происшествиях. Раньше, когда вел переписку с редакциями, я надеялся найти на этой странице свои стихи.

Я вернулся в комнату, сел за стол и начал читать. В первую минуту даже не понял, что же так хорошо знакомое мелькнуло на последней странице «Казахстан пионери». Потом я всмотрелся внимательней. Это был снимок. Он словно ослепил меня. Еще и еще раз, не веря глазам, всматриваюсь в знакомую фотографию и только теперь начинаю понимать в чем дело.

Внизу подпись: «Учащиеся семилетней школы колхоза имени Ленина в дни летних каникул оказывают своей артели значительную помощь. На снимке: группа учащихся, образцово трудившихся на заготовке кормов».

Теперь все было ясно. Я снова уставился в снимок. Да, это я. Как струна вытянувшись, с энергичным видом стою в самом центре группы ребят в кузове машины. Хотя у меня в руках нет ни граблей, ни вил, я стою гордо, выставив грудь вперед, словно говорю: «Вот, смотрите на меня».

Я вскрикнул: «Бабушка!» – и бросился к дверям. Мне хотелось похвалиться и показать ей в газете мой портрет. Однако тут же я сообразил, что этого делать не следует. Вспомнил все свои летние злоключения. Перед моими глазами встал Султан, конопатый Даулет, Жумагул, ребята, строящие мост, фотограф, выскочивший нам навстречу из конторы правления.

Я осторожно оглянулся по сторонам: не видит ли кто снимок в газете? Поблизости никого не было. Я – один. Какой стыд! Когда же это я принимал участие в заготовке кормов? Когда же это я образцово трудился? И мне становится стыдно самого себя, стыдно этой газеты и даже пугают бабушкины шаги, которые я слышу во дворе.

Снова вглядываюсь в газету. Может быть, там уже нет Черного Кожи и он спрятался за чьи-нибудь спины? Никакого изменения, тот же вытянутый Кожа! Он все также «образцово трудился». Что же мне делать? Что скажут в школе, в колхозе? Хотя бы я стоял где-нибудь в сторонке, так нет, пробрался вперед.

Вот если бы снимок был без подписи. Тогда, другое дело. Я бы тотчас обежал аул и всем показал эту газету. Тут мне в голову приходит такая мысль: зачеркнуть подпись чернилами, чтобы нельзя было прочитать!.. Вот та-ак! Тьфу, какой я глупый! Разве у меня единственный номер этой газеты? Наверное, уже все ребята успели получить ее! Поднимут же они меня на смех! И почему это я всегда такой неудачник?

X

Однажды к полудню, когда стало очень жарко, бабушка мне сказала:

– Кожажан, наш рыжий теленок ушел пастись к реке. Найди его и заведи во двор...

Положив в карман рогатку, я направился в конец улицы. Я уже был у крайнего дома, как вдруг из-за поворота послышалась песня, затем появилась грузовая машина, полная ребятишек.

Чтобы меня не обдало пылью, я сошел с дороги и стал смотреть. Когда грузовик поравнялся со мной, я узнал наших ребят. Они возвращались из лагерей. В кузове стояла Жанар и улыбалась.

– Жанар приехала! – крикнул я и сам испугался своего голоса. С машины также одновременно зазвучало несколько голосов:

– Смотрите, Кожа!

– Привет, Кожа!

Я никого не видел и смотрел на Жанар. Волосы у нее развевались по ветру, и она махала мне рукой. Приветствуя всех, я поднял обе руки и так стоял, пока машина проходила мимо. Потом, сам не зная почему, бросился вслед за грузовиком. Скоро, однако, я отстал, и машина скрылась за поворотом. И чему ты только радуешься, Черный Кожа? Я постоял, подумал и пошел к реке.

Рыжий телок, оказывается, далеко не ушел. Он пасся под обрывом. Подняв голову, он равнодушно посмотрел на меня и снова припал к траве. Я подошел, хлестнул его хворостиной, приказал:

– Пошел домой!

Он как будто понял и пустился к аулу, взбрыкивая ногами. Я гнал телка околицей вдоль реки. Скоро мы поравнялись с домом Жанар. Может быть, она случайно выйдет на улицу, и мы встретимся. Но из дома никто не выходил. По-прежнему под окнами рос бурьян и на дувале сушился кизяк.

«Кши», – ударил я по морде рыжего телка и погнал его к дому Жанар. Однако он не шел туда, куда не привык ходить. Он шарахался по сторонам и бежал дальше. Тогда я поймал его за загривок и остановил.

Если бы рыжий телок понимал человеческий язык, то я стал бы перед ним на колени, обнял бы его и сказал бы так: «Милый мой рыжий телок, ты сейчас притворись убегающим от меня и с шумом вбеги во двор дома Жанар – через во-он те открытые ворота. Я прибегу за тобой. В это время, может быть, из дома выйдет Жанар».

Рыжий телок, конечно, этого не поймет. Стоит лишь мне отпустить его, как он даст ходу домой. Я огляделся по сторонам и убедился, что поблизости никого нет и никто за мной не наблюдает. Тогда я подвел, телка к воротам и, несколько раз хлестнув, загнал его во двор. В это время сбоку на нас с лаем накинулась собака. Телок бросился в сторону, с грохотом опрокинул прислоненный у входа таз и остановился в дальнем углу двора. Мой замысел удался – в это время из дома выбежала Жанар. Застигнутый врасплох, я не знал, что ей сказать.

– Жанар, выгони обратно телка, – только и проговорил я и погнался за телком, успевшим уже выбежать со двора.

XI

Сегодня – 1-е сентября. Иду на занятия в новой школьной форме, которую по просьбе мамы привезли из Алма-Аты. На груди у меня развевается красный галстук. Форменную фуражку я надел немного набок и ступаю твердо, как солдат на параде.

У школы собралось уже много ребят. Тут же учителя и директор Ахметов. Проходя мимо них, я взял фуражку в руки и вежливо поздоровался.

– Подойди сюда, Кадыров, – позвал меня Ахметов.

Я подошел.

– Ну, как дела? Хорошо отдохнул?

И не успел я ответить, как заговорила апай Майканова.

– Они с сыном Сугура наделали на джайляу много шуму.

– Какого, шуму? – спросил Ахметов.

– Они выпили кумыс у чабана колхоза «Ача» в то время, когда его не было дома. Мало того, украли несколько шкурок каракуля. Чабан поехал по их следам и поймал их...

– Это неправда, – перебил я ее.

– Что ты сказал? – сурово взглянула на меня Майканова. – Ты, может быть, скажешь – неправда и то, что грубо поступил, хлопнув дверью учительской и ушел, не выслушав меня?

– Это правда.

Майканова вспыхнула, но больше ничего не сказала.

– Ладно, после разберемся, – сказал Ахметов, – идите, Кадыров...

Войдя, в класс, я решил сесть позади, у окна. По опыту прошлых лет я знаю, что на задней парте сидеть выгоднее, чем впереди на глазах учителя. Тут, когда отвечаешь, иногда можно заглянуть в книгу, а если урок начинает утомлять, можно заняться чем-нибудь другим.

Я облюбовал себе парту и сел. В это время в класс вошел Жантас. На нем тоже была новая школьная форма.

– Привет, Черный Коже! Кто сидит возле тебя?

– Занято, – сказал я.

Жантас подошел и заглянул под парту.

– Кто же, ведь никого нет?

– Я говорю – занято.

– А кто здесь сидит?

– Какое твое дело! Занято и все...

В класс вошла Жанар. Я хотел ее подозвать и предложить место рядом с собой. Хитрый Жантас посмотрел сначала, на нее, потом на меня, и прищурил глаза. Жанар села на крайнюю парту у входа.

– Ну ладно, садись, – сердито сказал я Жантасу и подвинулся к окну, уступив ему место с краю.

Раздался первый звонок. Класс шумно наполнили ребята, расселись по партам и затихли. Потом все дружно встали – в дверях показалась апай Майканова. Она прошла к своему столу, поздравила нас с началом нового учебного года, расспросила, как мы отдыхали.

– И в этом году вашим классным руководителем буду я, – сообщила она.

Эти слова я понял по-своему: «И в этом году, дорогой Кожа, тебе будет попадать не меньше, чем в прошлом»...

XII

После возвращения с джайляу, с Султаном я больше не виделся. Я не могу сказать, что он хороший мальчик. От него можно ожидать самых неожиданных поступков. Ведь это он втянул меня в историю с каракулем. И все же без Султана мне скучно. С ним веселее. Не замечаешь даже, как летит время. Эх, Султан, Султан, ведь ты же способный малый! Приятно смотреть, как ты доишь кобылиц! А как красиво ты наигрываешь мелодии губами без всякого инструмента! Как точно кидаешь петлю на самого дикого коня. Было бы хорошо, если бы ты бросил хулиганить и продолжал учиться наравне с другими. Тогда бы мы с тобой были неразлучными друзьями.

...С такими мыслями я возвращался из школы. Только завернул за угол, как вдруг какая-то собака с грозным рычанием схватила меня за бедро. Я испугался, вскрикнул и оглянулся. Передо мной – Султан. Он стоит и смеется.

– Черный Коже! Какой ты трусливый! Ха-ха!

Такая веселая встреча несколько обрадовала меня, но я не подал виду.

– Ты ко мне больше не подходи, – сердито сказал я.

– Что случилось, Черный Коже?

– Почему ты тогда оставил меня, а сам убежал?

– Это и всего? Эх, Черный Коже, как же мне было не убежать, когда ты струсил и выдал меня... Забудь об этом. Лучше скажи, пойдешь ли ты сегодня на рыбалку? За увалом Кипкбая есть замечательная речка. Она небольшая, но ты не поверишь, как там много рыбы. Я даже договорился насчет сачка. Стоит нам пойти, и мы нагребем гору.

Я постоял, подумал и согласился. Как можно отказаться от такого увлекательного дела. После обеда мы сели на лошадей, которых где-то достал Султан, и поехали на рыбалку. Мы снова были на воле и ехали зелеными лугами. Люблю я все-таки верховую езду!

Речка, о которой говорил Султан, притаилась в тенистой рощице. Мы спутали коней и пустили их пастись, а сами узенькой тропкой прошли через рощицу и вышли на берег. Вода в реке была прозрачная-прозрачная. Когда я нагнулся над водой, то заметил, как стайка каких-то длинноватых с черными спинками рыб метнулась от моей тени в сторону.

– Сколько рыбы! – воскликнул я.

– Тс-с-с! Не трезвонь! – сказал Султан, приложив палец к губам.

Мы отыскали место, где было не так глубоко, и начали ловить рыбу. Я стоял с сачком. Султан, засучив рукава и надев фуражку козырьком назад, палкой мешал воду, подгоняя рыб ко мне.

– Вытаскивай! – через некоторое время крикнул он.

Я думал – вынуть сачок так же легко, как удочку, но не тут-то было. Он оказался тяжелым, как камень. Я его едва вытащил, а когда вытащил, застыл от восторга: как много рыбы посыпалось из сачка на траву! Рыбы трепыхались, били хвостами, а некоторые, подпрыгивая, снова приближались к воде. С радостными возгласами мы бросились собирать свою добычу.

...Солнце клонилось к закату. Мы промокли до нитки, сняли одежду и повесили ее сушить на кустарник, потом развели костер и начали поджаривать рыбу. Нет ничего на свете вкуснее рыбы, которую ты поймал сам. Рыба кое-где была сырой, но ели мы ее с большим удовольствием. У наших ног лежала целая серебряная куча больших и малых рыб.

– Эту речку, кроме нас, никто не знает, – сказал Султан. – Не стоит говорить о ней другим. Будем сами ловить рыбу.

– Завтра опять приедем?

– Приедем. Когда ты из школы приходишь?

– В час дня. Султан задумался.

– Лучше утром. Привезли бы котелок, картофель, сварили бы уху.

Это еще больше заинтересовало меня.

– Тогда я завтра в школу не пойду.

– А учителю что скажешь?

– Что-нибудь придумаю.

Тут Султан начал уговаривать меня: зачем учиться, лучше бросить школу и жить вот так, вольно, как он.

– Тогда меня мама убьет... – ответил я на его предложение.

Султан усмехнулся.

– Как бы не так! Ты думаешь, легко, убить человека? В прошлом году отец тоже говорил, что если я брошу школу, он с меня шкуру спустит, а ничего не сделал. Когда он ударил меня ремнем по спине, я вырвался и побежал к реке с криком: «Чем так жить, лучше утоплюсь». Отец испугался, догнал меня и привел домой. С тех пор он ни слова не говорит. Если твоя мать тронет тебя, беги в милицию. У нас нет такого закона, чтобы ремнем били детей...

Нет, как ни заманчива вольная жизнь, я не мог поступить так, как советует Султан. Ведь я хочу стать писателем и должен много и хорошо учиться.

– Я не могу бросить школу, – сказал я твердо, – в свободное время пойду куда хочешь...

– Это тоже правильно, – согласился Султан, – если ты перестанешь учиться, все скажут, что из-за меня. Мне же опять попадет. Ладно, учись...

И он махнул рукой, великодушно разрешая мне учиться.

– Только впредь не предавать друг друга, – добавил Султан, – слышишь!

– Идет.

Мы крепко пожали друг другу руки.

XIII

На следующий день Султан застал меня в постели.

– Черный Кожа, ты еще спишь?

– Вчера очень устал.

– Слабенький ты, вот и устал. Не закаляешься. А ну, поднимайся. Сегодня пойдем пораньше, пока не увидели ребята.

Я начал одеваться. Султан подошел к моей этажерке и тихонько свистнул:

– И все эти книги ты думаешь прочитать?

– Я, кроме «Тысячи и одной ночи», ничего не люблю читать. Вот там разбойники, это да!

Сказав это, Султан немного задумался, потом спросил:

– Черный Кожа, ты хочешь стать разбойником?

– А как им стать?

– Очень просто. Где-нибудь в лесу устроим себе шалаш. Либо уйдем в горы, в сосновый лес.

– А зимой как?

– Разбойники холода не боятся. Им все равно, что зима, что лето.

– А где же мы будем брать продукты?

– Пши, думаешь, это трудно? Продукты найдутся. Только для этого надо иметь ружье и боеприпасы.

Мысль Султана вначале заинтересовала меня. В самом деле, хорошо бы жить вдвоем в густом, непроходимом лесу. Там уж не будет ни школы, ни апай Майкановой. В одну прекрасную ночь можно будет выкрасть Жанар. Она бы нам стирала и готовила пищу.

По дороге на речку мы продолжали рассуждать о прелестях разбойничьей жизни, но тут же пришли к заключению, что все это пустая мечта. Быть разбойником в Советской стране нельзя и никому не нужно. Это во-первых, во вторых – милиция сразу поймает и посадит.

Когда впереди в зарослях показалась речка, мы пришли к выводу, что все-таки не стоит рыбалку менять на ремесло разбойника.

* * *

...Первым был урок русского языка. Вчера, когда я отсутствовал на занятиях, оказывается, задали выучить стихотворение Пушкина «Зимний вечер». Я об этом не знал, к уроку не подготовился и поэтому чувствовал себя, как на иголках.

Учительницей русского языка была Анфиса Михайловна, окончившая недавно педучилище и приехавшая к нам только в этом году. Мы слышали, что она будет и нашей старшей пионервожатой.

Новая учительница мне понравилась, и я не хотел, чтобы она обо мне думала плохо. Однако стихотворение я все-таки не выучил и очень нервничал.

Первой к доске вызвали Жанар. Глядя куда-то в потолок, она громко и без запинки прочла стихи. Следующий... Неужели я? Нет, учительница назвала Турсунбаева.

Почему это, когда не выполнишь задания, так долго длится урок? Все мое спасение сейчас было в звонке на перемену. Вот-вот зазвонит. Кажется, кто-то в учительской хлопнул дверью. Это, конечно, дежурная. Сейчас она зазвонит.

Нет, оказывается, вышла не дежурная. Был кто-то другой. По-моему, мы уже сидим не сорок пять минут, а целых девяносто. Может быть, дежурная вышла на улицу и с кем-нибудь заговорилась?..

Вот он – звонок! Ф-фу ты, опять не то. Мимо окон проехала телега. И зачем только я ходил вчера на рыбалку? Надо сначала выучить урок, потом уж идти. Я сижу весь в поту и напряженно смотрю на учительницу. Она видит мой взгляд и вдруг произносит как-то слишком громко:

– Кадыров!

Одновременно в коридоре запел звонок. Голос у него приятный, как музыка.

– Хорошо, Кадыров! Садись! Спрошу в следующий раз...

Я тяжело опускаюсь на место и вытираю пот.

Следующий урок – родной язык. Как только Майканова вошла в класс, она строго взглянула на меня своими голубыми глазами и отчеканила:

– Кадыров, почему вчера не был на уроках?

– Дома кончилась мука, и я ездил на мельницу.

– Он обманывает, апай, – сказал Жантас, сидевший рядом со мной.

Я мгновенно обернулся и толкнул его под бок:

– Откуда ты знаешь?

– Вечером, когда я стоял возле ворот, вы вместе с Султаном возвращались с рыбалки.

Еще несколько ребят, видевших наше возвращение с речки, подтвердили слова Жантаса.

– Ты снова взялся за старое! – сказала Майканова. – Если так будет продолжаться, нам придется расстаться. Скажи, исправишься ты или нет?

– Исправлюсь...

XIV

«Д о р о г а я  Ж.

Давай дружить, как Козы и Баян, и в дальнейшем вместе возвращаться из школы. А когда я уйду в армию, я буду писать тебе письма.

Жду ответ.

Написал К.»

Прошло около недели, как это письмо я ношу в кармане. Написать-то написал, а передать его Жанар не могу.

«Какой я робкий, а еще мечтаю стать знаменитым, – упрекаю я себя, – сегодня обязательно передам».

Но этих «сегодня» с каждым днем становится все больше. Несколько раз я даже подходил к Жанар. Но как только моя рука нащупывает в кармане письмо, оно словно обжигает меня, и я не делаю самого главного. Наконец, я понял, что передать из рук в руки письмо не смогу.

А что если подбросить ей в сумку?

Звонок. Все бегут на перемену. Я остаюсь в классе один, не осмеливаясь подойти к парте, где сидит Жанар. В моем потном кулаке заветный клочок бумаги – письмо. Так проходит несколько томительных минут. Сердце мое гулко и часто бьется.

Наконец – решился. Я встал и осторожно на цыпочках – а вдруг кто войдет – направился к цели. Звонок. Как ошпаренный, я отскочил назад. Как быстро звенит звонок, когда он не нужен...

...Снова перемена. На этот раз я буду смелее. Что бы ни случилось, а письмо будет в сумке Жанар.

Ох, и злит же меня этот домосед – Темир! Уставился в книгу и не выходит из класса, как будто успеет за эти пять минут узнать все на свете. Дома ему время не хватает, что ли! Из-за Темира и эта перемена проходит бесполезно.

Осталась еще одна, а потом мы разойдемся по домам. Неужели я так ничего и не сделаю? Может быть, подойти и незаметно сунуть ей письмо в карман? Однако Жанар сейчас носит вельветку без кармана.

Последняя перемена. Мне очень хочется выйти на улицу, погонять футбол, но я опять притворился читающим книгу и остался на месте. Мне повезло – Темир, наконец, вышел. Сейчас я совершенно один в классе.

«Не бойся, Кожа! Если сейчас ты не сделаешь того, что задумал, ты настоящий трусишка. Чего же ты стоишь? Иди. Вон лежит сумка Жанар».

Я подбегаю на цыпочках к парте Жанар и судорожно хватаю сумку. Опять неудача. Не могу открыть замок. Пальцы мои дрожат. Я слишком долго вожусь с замком. Кто-то уже подошел к двери. Я быстро кладу сумку на место и выбегаю вон из класса...

* * *

На нашей крыше сложено сено. Я лежу на самом верху в лунке, словно птица в гнезде, и ломаю себе голову: пойти сегодня на педсовет или не пойти. Там будет обсуждаться вопрос обо мне. Можно пойти, а можно и не пойти – пусть делают что хотят.

Отсюда с крыши мне хорошо виден весь аул, его околица и даже речка, притаившаяся в зарослях. Вдоль речки вьется дорога. Сейчас она освещена предзакатным солнцем. Вот кто-то едет верхом на лошади. Сбоку у всадника приторочена большая хозяйственная сумка. Такая сумка желтого цвета есть и у нас.

Раньше, чем всадника, я узнаю лошадь. Это тот самый саврасый конь, на котором ездит, заведующий молочнотоварной фермы Оспам.

Когда путник въезжает в аул я вижу, что это женщина. Она направляется прямо к нашему дому. Кто бы это мог быть? Вот тебе и раз... Да ведь это же моя мама! Я хочу крикнуть ей, соскочить с крыши и броситься навстречу, но меня останавливает догадка о том, что мама услыхала о педсовете и приехала специально для этого.

У ворот мама слезает с коня. По тому, как саврасый расставил ноги и встряхнулся, я понял, что мама приехала спешно. Неужели она все уже знает?

В это время из дому вышла бабушка, волоча за собой сломанный ошак[7]7
  О ш а к – тренога, на которой подвешивается котел.


[Закрыть].

– Милат? Здравствуй!

Мама холодно поздоровалась и спросила:

– Что это у вас за ошак?

– Наверное, дети трогали, сломалась одна ножка. Хочу отнести его в кузницу, пусть исправят.

– Что с вами будешь делать, – сердито отвечала мама. – А вы тоже. Зачем он вам нужен? Если не пользуетесь, лучше выбросить...

– Зачем же выбрасывать, это тоже вещь. Если хочешь знать, этот ошак особенный: от него в нашем доме такое благополучие. Это же память, оставшаяся от моего покойного отца.

– Уж если он такой ценный, сдали бы его лучше в музей.

– Я видела ошак и в музее, не лучше нашего...

После паузы бабушка спросила:

– Почему ты приехала? По делу или так просто?..

– От нечего делать, – с иронией ответила мама. – В такое время разве кто просто приезжает? Директор школы прислал мне письмо, сегодня на педсовете будут рассматривать вопрос о нашем хулигане.

Я прилип к сену и не могу шевельнуться. Голова у меня тяжелая, словно чугунная – я не могу ее приподнять.

До меня едва доносится ворчливый голос бабушки:

– Он же не грабил аулы, чтобы его называть хулиганом.

– Этого еще не хватало, чтобы он грабил аулы. Если будет так продолжаться, от вашего внука можно и этого ожидать. Он довел свою учительницу до того, что она чуть не упала без сознания.

– Это ты насчет лягушки? Оказывается, учительница сама поручила ловить их. Говорила, вскрывать будут. Не только Кожа, другие ребята тоже ловили лягушек.

– Ну, а кто просил положить лягушку в сумку учительницы?

– Эта негодная лягушка, видимо, сама туда забралась... – пыталась защищать меня бабушка. И оттого, что на моей стороне сейчас в целом мире была одна только бабушка, у меня на глазах выступили слезы.

– Нельзя всегда брать ребенка под свое крылышко...

– Подрастет и сам исправится, – продолжала бабушка, – он такой же, как его дядя Сабыр. Тот в таком возрасте стукнул по голове муллу и убежал. Позднее, когда он вырос, завел семью и сам исправился, а в детстве все мальчишки – озорники...

– И-и-, какая вы наивная, – сокрушалась мама, – какой вырастет из ребенка человек после ваших наставлений?..

Вдруг в разговор двух женщин вмешался мужской голос:

– Благополучно ли доехали, женгей?[8]8
  Ж е н г е й – вежливое обращение взрослых мужчин к старшим женщинам.


[Закрыть]

Я слегка приподнял голову и увидел директора школы Ахметова.

– Люди с джайляу приезжают какие-то особые, – продолжал директор. – Вы поправились загорели, словно приехали с курорта. Говорят, нынче на джайляу просто замечательно. Я давно собирался съездить туда, попить кумыс, да все лето провозился с ремонтом школы. Вы получили мое письмо?

– Поэтому и приехала. Что он тут опять натворил?

– Ваш сын совсем испортился. Он связался с сыном Сугура, пропускает занятия, будоражит весь аул. Четыре дня назад мой отец искал в лесу коня. Вдруг видит в лесу густой дым. «Кто бы это мог развести костер?» – подумал отец и пошел туда. Оказывается, это был ваш сын с Султаном. Они опаливали гуся. «Вы что здесь делаете? Чей это гусь?» – спросил мой отец. «Мы отстреляли», – говорят. «У вас же нет ружья, из чего же вы стреляли?» – «Из лука». Когда отец вернулся домой, он встретил старуху дедушки Мурата, которая ему сказала: «У меня украли гуся».

– Какой позор! – произнесла мама, расстегивая ворот кофты. – Пропадает, несчастный! Пропадает! Но, дорогой, что вы теперь думаете с ним делать?

– Вечером обсудим на педсовете. Обязательно приходите. А что в этом коржуне... ой-ой, да это же кумыс, женгей! То-то я и чувствую, что кумысом пахнет...

– Идемте, я вас угощу, – сказала мама.