Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне

Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:02

Текст книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"

Автор книги: Белтон Купер

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 4. ФАЛЕЗСКИЙ КОТЕЛ

Прорыв углубляется

Теперь операция «Кобра» вошла во вторую фазу. 1 августа была создана 12‑я группа армий под командованием генерала Омара Брэдли. Она состояла из вновь организованной 3‑й армии генерала Джорджа Паттона и 1‑й армии под командованием генерала Кортни Ходжеса. 21‑я группа армий, состоявшая из 2‑й Британской и 1‑й Канадской армий, оставалась под началом генерала Монтгомери. Покуда британская 21‑я группа армий усиливала нажим с севера на германские силы в районе Байо-Кан, американская 12‑я группа армий продвинулась далеко вперед через прорыв в районе Сен-Ло и теперь сменила направление удара с целью охватить весь левый фланг немецкой 7‑й армии.

К тому моменту, когда пехота входила в Кутанс, БгБ получила приказ оставить высоты и вернуться к Кампрону. Там она помогла 1‑й пехотной дивизии уничтожить немецкий опорный пункт, а затем направилась на юг, в направлении Серизи-ла-Саль. Тем временем БгА, наступая несколько восточнее, обошла укрепленный немцами городок Монпиншон. Боевая группа установила заставу на дороге севернее Монпиншона, в то время как подразделения 2‑й бронетанковой дивизии развернулись влево и к югу от позиций БгА и перекрыли дорогу южнее Ронсея. Этим они отрезали путь к отступлению внушительной немецкой колонне, включавшей полсотни танков и самоходок, а также пехоту, артиллерию и немало обозных упряжек.

Командиры американских танковых частей вызвали поддержку с воздуха. Налетевшие P‑47 с бреющего полета засыпали всю колонну бомбами и начали штурмовку. Если немцы пытались покинуть машины и бежать через поля, их настигал шквальный пулеметный огонь с высоты. Ведшийся со стороны позиций обеих дивизий огонь танковых орудий, артиллерии и пулеметов довершил чудовищный разгром противника. Дорога осталась усыпанной танками, самоходками, бронемашинами. Многие горели, другие остались брошены экипажами в отчаянной попытке избежать огня завывающих штурмовиков. Немецкие танкисты не успевали покинуть свои машины – их обгорелые тела свисали из люков, будто обугленные куклы. На дороге и в полях по обеим ее сторонам лежали разбросанные тела немецких солдат. Погибло много лошадей: привязанные к горящим телегам, они не могли скрыться. Во многих местах вдоль дороги пришлось пускать бульдозерные танки, прежде чем по ней вновь смогли двинуться наши колонны…

После воздушного налета БгБ направилась на юг к следующей цели – высотам к западу от Вильдье-лез-Поль. Перед отступающими немецкими силами мы имели подавляющее преимущество. Пережившие первоначальную бомбардировку части в первой фазе наступления были выбиты со своих позиций. Рассеявшись на небольшие отряды, они отходили на юг и восток со всей возможной быстротой, стремясь избежать надвигающейся лавины войск союзников. Пользуясь полным превосходством в воздухе в дневное время, наши P‑47 вели разведку впереди наступающих колонн и докладывали на землю о передвижениях и позициях немецких частей. Это позволяло колоннам бронетехники (пехота ехала на танковой броне) перехватывать отступающие вражеские части. Для пехотной колонны нет ничего более губительного, нежели попасть на открытой местности под удар танков. В таких случаях танки открывали огонь фугасными снарядами: ударившись о землю посреди колонны, они подскакивали на высоту в метр, прежде чем взорваться. В столкновении пехоты и бронетехники подавляющая огневая мощь танков становилась очевидна. Во многих случаях наши танкисты просто обгоняли немцев, преграждали им дорогу, а затем вызывали удар с воздуха. В этой идеальной для действий танковой армии ситуации раз за разом подтверждалась катастрофическая для противника эффективность сочетания мобильности, огневой мощи и внезапности.

Помимо 75‑мм и 76‑мм танковых пушек нас поддерживала потрясающая огневая мощь сосредоточенного пулеметного огня. Наши пулеметы винтовочного калибра (частью с водяным охлаждением, частью – с воздушным) находились на вооружении со времен Первой мировой. Скоростью стрельбы (около шестисот выстрелов в минуту) они значительно уступали аналогичным немецким, зато были надежны и удобны в обращении. Как ствол, так и затворный механизм можно было заменить за пару минут. У немцев стандартным пулеметом винтовочного калибра был MG‑42, новая модель со значительно более высоким темпом стрельбы – 1200 выстрелов в минуту. При всех достоинствах конструкции допуски при изготовлении деталей были так малы, что ствол и затворный механизм не являлись взаимозаменимыми. По этой причине ситуация с запчастями у немцев была намного более тяжелой, чем у нас: во многих случаях им было проще заменить пулемет целиком только потому, что ствол отработал свое. А ничего похожего на наш круп нокалиберный пулемет у немцев просто не было [33]33
Речь, очевидно, идет о крупнокалиберном пулемете M2HB «Браунинг». Это действительно очень удачный образец оружия, и по сей день остающийся на вооружении армии США и многих других стран. (Прим. ред.)

[Закрыть]. Если тяжелая пуля попадала в торс мишени, гидравлический удар буквально рвал тело в куски, а попадания в голень или предплечье было достаточно, чтобы оторвать руку или ногу. Немцев это оружие приводило в ужас.

Командующий нашим корпусом, «Разящий» Джо Коллинз, максимально эффективно пользовался своими дивизиями. Словно гроссмейстер, он продвигал ключевые фигуры, загоняя в ловушку пешки противника. Боевая группа Б вместе с отдельными подразделениями 4‑й пехотной дивизии заняла высоты к западу от Вильдье-лез-Поль, обошла город, переправившись через Сену, и двинулась на юг, в направлении Сен-Круа. Боевая группа А и части 1‑й пехотной дивизии захватили Мортен и, передав его под контроль 1‑й дивизии, по широкой дуге двинулись на юг. Заняв Сен-Круа, БгБ направилась в Реффювель, где ей даны были сутки на отдых и ремонт техники.

Впервые с 8 июля с передовой снята была боевая группа целиком. Согласно предписаниям, двигатели танков «Шерман» требовали проверки через каждые сто часов работы. Многие танки уже выработали этот ресурс, и число их было бы еще выше, если бы не потери – немалая часть наших средних танков была совершенно новой. Невзирая на то что в наступлении воевать было легче, всякий раз, стоило нам натолкнуться на немецкие танки, потери возрастали. Регулярная проверка двигателей даже в тепличных гарнизонных условиях отнимала немало времени – от шес ти до восьми часов. В полевых же условиях, на голой земле и с ограниченными техническими возможностями, она занимала еще больше.

К вечеру 5 августа рота «Си» ремонтного батальона встала лагерем в восьмистах метрах к востоку от Реффювеля. За три дня до этого Жювиньи и Реффювель – две деревушки, разделенные едва пятью километрами полей, – были полем жестокого боя.

Поскольку мы уже знали, что на ремонт техники роте будет выделено не меньше суток, Вернон, мой шофер, пристроил джип под самой живой изгородью и выбрал удачное место для окопа на двоих. Отрыть даже в мягкой земле окоп размером полтора на два метра и 60 сантиметров в глубину заняло у нас больше часа. Вернон дошел до полевой кухни и приволок для нас обоих ящик пайков «десять в одном» [34]34
«Десять в одном» (10‑N‑1) – стандартная упаковка из 10 суточных пайков типа Б, введена в 1943 г. и с этого времени являлась основным типом полевых пайков американской армии (было выпущено более 300 миллионов пайков). Паек типа К – особо компактная разновидность полевого пайка (первоначально создавалась для воздушных десантников). (Прим. перев.)

[Закрыть] – двоим едокам его хватало на пять дней – и вдобавок коробку пайков «К», которой нам должно было хватить надолго. При Верноне нам всегда было что пожевать!

В полевых пайках встречалось только два вида мяса: тушенка и колбасный фарш «Спам» [35]35
В 1937 г. американская фирма «Hormel Foods» начала выпуск этого фарша. Этот продукт не пользовался популярностью, поэтому фирма начала беспрецедентную по тем временам рекламную кампанию. С тех пор слово «спам» стало нарицательным и используется во всем мире для обозначения навязчивой рекламы, рассылаемой по почте (включая электронную). (Прим. ред.)

[Закрыть]. Почти каждый пехотинец успел съесть больше «Спама», чем хотел бы, – должно быть, именно поэтому после окончания войны многие так его ненавидели. Кроме того, в пайки входили консервированные овощи, консервированные фрукты, печенье, кофе, туалетная бумага и сигареты. Временами к ним добавлялась приблудная французская курица или яйца – это было почти так же здорово, как вернуться в штабную роту, к полевой кухне.

На следующее утро, когда мы уже готовы были сняться с места, в лагерь въехал джип с опознавательными знаками военной полиции (ВП). Вместе с офицером ВП водитель привез француза-крестьянина и его молоденькую дочку. Офицер заявил сержанту Фоксу, что хочет видеть командира роты. Когда появился капитан Оливер, военный полицейский объяснил, что девицу прошлой ночью изнасиловали солдаты – возможно, из нашей роты. Ферма француза стояла в поле прямо по другую сторону живой изгороди. Мадемуазель заявила, что, когда она вышла в хлев приглядеть за скотиной, на нее набросились несколько американских пехотинцев, завалили в стог и изнасиловали толпой.

Капитан Оливер приказал сержанту Фоксу выстроить весь личный состав роты. Капитан военной полиции вместе с крестьянином и девушкой не спеша проехали на джипе вдоль строя, время от времени притормаживая, чтобы приглядеться к тому или иному солдату. Девушка пыталась признать насильников. Все здорово перетрусили: в американской армии изнасилование считается тяжелым преступлением и карается смертью!

После осмотра джип вернулся к голове колонны, а капитан Оливер бурно заспорил о чем-то с фермером и его дочкой. Было похоже, что мадемуазель, ко всеобщему облегчению, не смогла опознать своих обидчиков. Позднее среди рядовых прошел слух, будто француженка по доброй воле обслужила нескольких солдат в обмен на сигареты и шоколадные батончики, а про насильников начала кричать, когда их застукал папаша.

Битва за Мортен

33-й бронетанковый полк и его ремонтная рота встали лагерем поблизости, в Реффювеле. Начались ремонтные работы, и с утра механики сняли со многих танков кормовой броневой лист и выложили на грунт снятые моторы. Экипажи танков помогли механикам с переноской тяжестей, а потом передали эстафету ремонтникам, чтобы насладиться кратким, но вполне заслуженным отдыхом.

Я был у майора Джонсона, когда около десяти часов утра пришел приказ – немедленно сворачивать ремонтные работы и как можно скорее вернуть танки в боевую готовность. Выяснилось, что стоило 1‑й дивизии передать контроль над Мортеном 30‑й пехотной, как немцы предприняли мощнейшую контратаку. Полковые боевые группы 30‑й дивизии оказались полностью отрезаны, и нашей Боевой группе Б было приказано немедленно идти на выручку.

Воцарилась суматоха. Надо было вновь спешно собрать полуразобранные для техосмотра двигатели и установить их назад в моторные отделения. После этого нужно было установить на место снятую броню. Усталые экипажи возвращались по местам, озлобленно ворча. Но они понимали, что товарищей-пехотинцев надо спасать. К полудню все танки были полностью собраны и готовы к движению. Наши механики установили мировой рекорд по сбору и установке танковых моторов и скоростной подготовке машин к бою!

Наступление столь массированное, как прорыв у Сен-Ло, требует определенной доли рассчитанного риска. Рано или поздно противник упрется и предпримет контратаку. Когда и где именно это произойдет – заранее не сказать. Жребий был брошен 6 августа. В этот день немцы, сконцентрировав танковые силы и мотопехоту под Мортеном, нанесли удар на запад, через Жювиньи и Реффювель на Авранш, с целью разделить силы 1‑й и 3‑й армий и перерезать линии снабжения последней. Генерал Брэдли приказал всеми наличными силами отбить у противника и удержать Мортен.

Непосредственной целью Боевой группы Б было деблокировать отрезанные подразделения 30‑й дивизии. Для этого нам необходимо было пересечь широкую долину между двух холмов и отбить у немцев высоты на другом ее краю. Кроме БгБ в штурме участвовали части 2‑й бронетанковой дивизии и пехота. Нас встретили убийственные артиллерийские залпы и огонь танков двух немецких танковых дивизий. Немецкие танки вели огонь прямой наводкой, кроме того, их поддерживала пехота. Один «Шерман» получил прямое попадание 155‑мм фугасным снарядом в лобовую броню, в 12—13 сантиметрах над клепаным швом, где коробка главной передачи (тяжелый литой короб сложной формы, в котором находились дифференциал, ведущие оси, звездчатые шестерни и трансмиссия) крепилась к броне. Стенки короба имели 102 миллиметра в толщину в точке максимальной кривизны и около 60 – там, где крепились к лобовой броне. От взрыва броня прогнулась внутрь сантиметра на три, сорвав заклепки; при этом шов разошелся на протяжении 30—35 сантиметров. В результате взрывная волна прошла прямо в боевое отделение и вывела из строя экипаж.

На открытой местности, как в тот раз, наши танки не могли противостоять огневой мощи немецких машин и не могли справиться с их мощной броней. Когда потери танков начали нарастать, наши войска затребовали поддержки с воздуха. 9‑я воздушная армия уже выдыхалась, и на выручку нам пришли Королевские ВВС.

Звено «Тайфунов» промчалось на бреющем полете над долиной, обстреливая ракетами немецкие танки и пехоту на гребне холма. В сочетании с массированным артиллерийским и танковым огнем, а также обстрелом из стрелкового оружия атака с воздуха затормозила и в конце концов остановила немецкое контрнаступление. Боевая группа Б и ее пехотный заслон прорвались в конце концов к попавшему в окружение полку 30‑й дивизии.

Вся долина была усеяна выгоревшими остовами танков и бронетранспортеров. Когда мы смогли наконец доставить на место эвакуаторы, механики из ремроты работали круглыми сутками.

В ходе той операции команда эвакуаторов наткнулась на лежащий рядом с одним из наших танков сбитый британский истребитель. Было похоже, что немцы подбили самолет выстрелом с земли; пилот совершил аварийную посадку, но истребитель перевернулся и глубоко зарылся хвостовым оперением в землю. Один из механиков ремроты доложил сержанту, что из кабины свисает вниз головой все еще висящее на ремнях тело пилота. Вокруг машины стоял сильный запах протекающего из разбитых баков топлива. Однако, когда похоронная команда погрузила тело молодого английского лейтенанта на носилки, они внезапно обнаружили, что пилот еще жив. Он провисел головой вниз несколько часов и выжил буквально чудом. В моторном отделении пробило топливопровод, и горючее протекало в кабину, заливая кресло, по спине лейтенанта, по волосам и капало на землю. С ног до головы лейтенант был залит топливом; на шее и руках у него уже начали проявляться красные пятна химических ожогов от авиационного бензина.

Медики тут же притащили несколько одеял и, уложив летчика на живот, срезали с него пропитавшуюся бензином форму. Его спина, ягодицы и бедра были обожжены едва ли не до мяса. Юноша постепенно приходил в сознание, но было очевидно, что он страдает от боли. Едва санитары отнесли его на безопасное расстояние от самолета, он попросил закурить. «Черт, – заметил по этому поводу один из зрителей, – я знал, что Лайми [36]36
«Лайми» – классическое прозвище британских военнослужащих (обычно моряков) в годы Второй мировой войны в англоязычном военном сленге. Происходит от «лайма» – цитрусового, традиционно применявшегося в Королевском флоте для борьбы с цингой. (Прим. ред.)

[Закрыть] – крепкие ребята, но это бьет все рекорды!»

Тот молодой пилот рисковал жизнью, спасая наших танкистов, и наши солдаты чувствовали себя в глубоком долгу перед ним, в особенности потому, что он не был американцем. Среди солдат союзников подобное братство было обычным делом.

Когда санитары уносили пилота, к ним подошел тощий, изможденный военный журналист. Не думаю, чтобы кто-то его узнал тогда; много лет спустя, читая его книгу «Храбрецы», я понял, что это был сам Эрни Пайл [37]37
Эрнест Тейлор Пайл (1900—1945) – известный американский журналист, лауреат Пулитцеровской премии (1944) за военные репортажи. По его представлению американский Конгресс принял закон о боевых надбавках для солдат (так называемый закон Эрни Пайла). Погиб на Окинаве. (Прим. перев.)

[Закрыть]. Тот случай он описал в таких подробностях, что определенно был ему свидетелем.

Пока работа над подбитыми танками была в полном разгаре, мы составили список «W‑номеров» (индивидуальных номеров), повреждений и положения на картах для всех танков и прочей бронетехники, не подлежащей ремонту и брошенной на поле боя. Этот список мы подавали в дивизионную службу снабжения с тем, чтобы как можно скорее получить пополнение. Тем временем механики отчаянно торопились как можно быстрее и вернее вернуть в строй остальные машины. Если танк не выгорал дотла, мы, как правило, могли его починить.

Когда снаряд пробивал танковую броню, в боевое отделение обычно врывался фонтан раскаленной пыли. Любой член экипажа, оказавшийся на его пути, погибал мгновенно. Уцелевших убивали рикошетящие от стенок боевого отделения осколки… Иногда, при выстреле с небольшого расстояния, снаряд пробивал бортовую броню и прошивал танк насквозь, не разорвавшись внутри. Тогда экипажу везло больше: уцелевшие избегали дождя рикошетящих осколков.

Врывающиеся внутрь танка раскаленные осколки рвали проводку, вызывая короткие замыкания. Часто танк загорался от дуговых разрядов. Внутри боевого отделения имелись ручные огнетушители и главный рычаг, с помощью которого можно было заполнить танк углекислым газом, но попадание в боевое отделение обычно приводило к гибели или тяжелым ранениям большинства танкистов, а покидающим танк обычно не хватало времени запустить огнетушители. Кроме того, испарения масла и бензина, а также краска, обивка сидений, электроизоляция и прочие горючие материалы приводили к тому, что вспыхнувшее пламя было трудно потушить.

Попадание в баки для горючего или двигатель тоже вызывало пожар. Стоило заняться бензину или боекомплекту, как танк взрывался. Открытый люк в башне действовал наподобие печной трубы, и пламя достигало такой температуры, что броня теряла закалку, так что восстановить машину было уже невозможно.

Если танк подрывался на мине, часто броня на днище прогибалась до такой степени, что корпус не подлежал ремонту. В таких случаях, если башня не слишком страдала, ее можно было снять и переставить на целый корпус. Если башня получала попадание в цапфу крепления (при этом заклинивало механизм, поднимающий пушку), починить ее было нам не под силу, зато ее можно было снять целиком и поменять на другую. Однако если танк получал попадание в погон башни, шаровые опоры в основании башни гнулись – и списывать приходилось танк целиком.

Один из наших сварщиков нашел внутри танка снаряд. Угольной дуговой лампой он срезал наконечник и воспользовался им как затычкой, чтобы заварить оставленную этим же снарядом пробоину. Потом он зашлифовал заплату с обеих сторон, и, когда мы заново покрасили танк, отыскать пробоину было почти невозможно. Мне всегда казалось, что метод, когда снаряд одновременно служит заплатой, – истинная насмешка войны. Со стороны сварщика требовалась недюжинная сноровка, чтобы зашлифовать и тем самым замаскировать заплату, поскольку танкисты не любили получать из ремонта подбитые танки, особенно если они подозревали, что прежний экипаж погиб в бою. Несмотря на это, свой собственный старый танк мечтали получить обратно все – из сентиментальных соображений.

Достаточно скоро вышедшие из строя машины были или отремонтированы, или заменены на новые, и ремонтная рота «Си» направилась на юг, чтобы присоединиться к Боевой группе Б близ Горрона и Майена.

На северо-запад, к Фалезу

Как только немецкий прорыв у Мортена был ликвидирован, вновь пришел наш черед. Бросив все наличные резервы в контратаку у Мортена, противник слишком растянул свои силы. ГШ СЭС без промедления воспользовался этим шансом, и генерал Эйзенхау эр приказал 12‑й группе армий под командованием Брэдли двинуться вперед, в глубь вражеской территории. Тем временем 21‑я группа армий Монтгомери должна была начать массированное наступление в районе Комон-Фалез и продвинуться на юг до соединения с 12‑й группой армий, загнав тем самым в котел немецкие 7‑ю и 5‑ю танковые армии.

11 августа, во второй половине дня, я выехал со СПАМ на юг, пытаясь нагнать БгБ. Я знал, что боевые части продвигаются через Сен-Илер-дю-Аркю на Горрон и дальше – на Майен, но не имел представления, как далеко они забрались. Горрон и Майен, серьезно пострадавшие от бомбардировок и артиллерийского и танкового огня, представляли собой важные дорожные узлы, а везде, где немцы пытались удержаться, разгорался бой.

3‑я бронетанковая дивизия возглавляла наступление VII корпуса и должна была продвигаться быстро. Корпус растягивался, и я понял, что линии снабжения становятся уязвимы. Изредка нам попадались на пути моторизованные части пехоты или артиллерии, но по большей части мы с Верноном в полном одиночестве гнали на полном ходу по дороге. На въезде в Горрон нам пришлось притормозить, выбирая дорогу через развалины. Заодно мы хотели попытаться выяснить, какой дорогой двинулась дальше наша боевая группа.

Многие дома рухнули от бомбежек и пожаров. Когда мы медленно объезжали развалины, Вернон внезапно присвистнул и крикнул: «Ко мне, ко мне!» Из-под обугленных, дымящихся балок вылетел серый комочек, подлетел к нашему джипу, запрыгнул Вернону на колени и принялся облизывать ему лицо. Это был щенок жесткошерстного терьера, едва в 30 сантиметров в холке и без ошейника. Я решил, что ему было, должно быть, около трех месяцев, и, судя по всему, он уже довольно давно бродил по руинам.

Вернон захотел оставить щенка в качестве нашего талисмана. На это я заметил, что сейчас, когда мы пытаемся нагнать наступающую БгБ, нам только собаки не хватало для полного счастья. Мы решили, что местное население скоро вернется в деревню – прошло уже шесть часов с тех пор, как отсюда вышибли немцев. Штатские обычно прятались по лесам, покуда не кончится бой, а затем возвращались, чтобы посмотреть, что осталось от их домов. Разочарованный Вернон опустил щенка на землю, потрепал его на прощание по спине, и вскоре он скрылся в облаке пыли.

Изучив карту и приглядевшись к следам танковых траков на засыпанных обломками улицах, я сумел наконец определить, какой дорогой направилась дальше боевая группа. Мы выехали на шоссе, и упрямо молчавший Вернон дал полный газ.

Мы отъехали от города на четыре сотни метров, когда я случайно глянул в зеркальце заднего вида и заметил, как по дороге за нами следом скачет серый комочек. Я не мог не смягчиться и проорал: «Вернон, тормози свой гребаный джип!»

Изрядно разогнавшийся щенок преодолел последние несколько шагов до машины одним прыжком. Вернон подхватил его в полете, словно футбольный мяч в воротах.

– Ну, пожалуй, талисман нам пригодится, – согласился я, покуда Вернон тискал щенка. – Но на твою ответственность.

– Не волнуйтесь, лейтенант, я хорошо о нем позабочусь!

Оказалось, что «о ней», после чего Вернон окрестил щенка Сучкой. Он посадил терьера на заднее сиденье, рядом с моей коробкой карт, и мы вновь двинулись в путь.

По дороге на Майен мы не встретили ни единого американца. Я понял, что мы попали в так называемый провал между боевой группой и следующими за ней тыловыми частями. Я знал, что БгБ наступает быстро, а чем быстрее двигался фронт, тем шире становился «провал». Я не знал, взяли мы уже Майен или БгБ обошла город и двинулась дальше; и в любом случае мне не хотелось въезжать в Майен посреди ночи.

Начинало смеркаться, и я посчитал разумным поискать место для ночлега. По левую руку от дороги мы заметили небольшое поле, рассеченное пересохшим ручьем. Оба берега поросли тополями и обсажены были густым кустарником. Мы решили, что это место вполне подойдет для лагеря.

Вернон нашел в изгороди проход, где через ручей переправлялись фургоны, и выехал в сухое русло. Ровное песчаное дно шириной в пять шагов лежало на метр с небольшим ниже уровня земли. Маскировка была идеальная: берега скрывали целиком и машину, и все наши пожитки. Случайный прохожий не смог бы нас заметить.

Я раскатал спальные мешки и рядом с каждым положил карабин. Перекусить мы решили пайками типа К: час был поздний, и мы слишком устали, чтобы возиться с котелком. Такие пайки поставлялись в водоупорных коробочках трех видов: на завтрак, на обед и на ужин. Коробочка к завтраку содержала небольшую банку холодного омлета с кусочками бекона – довольно вкусно, если привыкнуть. На обед полагалась банка чеддера, а на ужин – банка тушенки. К консервам прилагалось сухое печенье с большим содержанием белка, кофе, сухое молоко, сахар, сигареты и туалетная бумага.

Вернон скормил Сучке банку тушенки. Изголодавшийся щенок проглотил ее мигом. Костер мы решили не разводить и запили ужин водой вместо кофе. Чего я делать точно не собирался, так это курить в спальном мешке: этот урок я усвоил в Буа-дю-Оме.

Подозреваю, что у каждого солдата на каком-то этапе развивается собственный бзик – у меня у самого их было изрядно. Вернона же преследовала навязчивая идея, что немцы подберутся к нам ночью и швырнут гранату в окоп. Пока мы находились в тылу, за линией постов, мне легко было убедить его, что это маловероятно, но теперь, когда мы оказались одни посреди поля, дело было иное.

Я внезапно оценил по достоинству присутствие собаки. Сучка оказалась необычайно понятливой, охотно выполняла команды, а положение дел воспринимала почти инстинктивно. В наш лагерь она вписалась идеально. Вернон положил ее между нашими спальными мешками; собачонка притиснулась к нему, и мы все задремали.

Растолкал меня Вернон.

– Лейтенант, там, в кустах на другом берегу, кто-то есть.

Похоже, что первой шум услышала Сучка и, вместо того чтобы залаять, растормошила водителя.

Я напряженно прислушивался. Вдруг раздался треск, словно бы кто-то шагнул по сухой траве. Я сунул руку под свернутую куртку, служившую мне подушкой, достал свой пистолет, осторожно передернул затвор и загнал патрон в патронник. Вернон снял с предохранителя карабин.

Треск послышался снова. Если бы нас застал немецкий патруль, несколько солдат в темноте шумели бы громче. А вот двое-трое отставших от части солдат могли бы, заметив нас с вечера, попытаться нас прикончить. С другой стороны, в темноте им было труднее разглядеть нас, чем нам – их.

Некоторое время мы прислушивались, затаив дыхание, но ничто не нарушало тишины. Я уже начал по думывать, что это просто упала подгнившая ветка. Пытаясь убедить не то Вернона, не то самого себя, я прошептал, что ничего особенного не заметил, и лег снова, не выпуская пистолета из рук, и уже начал задремывать снова, когда Вернон вновь толкнул меня. Пробудившись от полудремы, я вновь отчетливо услыхал треск. Но теперь он раздавался все реже, пока не затих совсем. В конце концов мы от усталости заснули оба.

Когда я проснулся, заря едва занялась. Сучка спала, забравшись Вернону под локоть и пристроив морду у него на лопатке, а он обнимал ее правой рукой. В лучах утреннего солнца мой водитель был похож на мальчика с плюшевым мишкой. Я порадовался про себя, что мы взяли собаку с собой…

Что за ужас творит война! Она поглощает молодежь в расцвете юности и позорит, унижает, уничтожает последние остатки достоинства, порой убивает или чудовищно калечит. Но даже уцелевшие, они никогда не станут прежними…

Я уже распаковал два пайка и забросил в кузов джипа свой спальник и обе винтовки, когда Вернон проснулся.

– Лейтенант, вы поняли в конце концов, кто это шумел ночью?

– Нет, Вернон. Я как заснул во второй раз, так больше ничего и не слышал.

Водитель мой встал, потянулся и отошел шагов на двадцать вниз по сухому руслу, чтобы облегчиться.

– Лейтенант! – внезапно окрикнул он. – Нашел!

В камышах на берегу устроила гнездо здоровенная гусыня с выводком. Стоило ей шевельнуть крылом, как камыши начинали шуметь. Сейчас гусыня спала, и мы ее не стали тревожить.

Мы двинулись в путь и вскоре наткнулись на ремонтную роту БгБ на западной окраине Пре-эн-Пайл.

Назад к карточке книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"