Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне

Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:02

Текст книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"

Автор книги: Белтон Купер

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Назад к карточке книги

Глава 8. БИТВА за выступ, ЭТАП ВТОРОЙ: КОНТРАТАКА

Немецкая перегруппировка

К 24 декабря обстановка в районе Ставло – Ля-Глейз – Стомон стабилизировалась. Боевая группа Б отошла с передовой и вновь вошла в состав 3‑й бронетанковой дивизии. В ночь на 19 декабря штаб последней вместе с отдельными частями БгР переместился из Штолберга в окрестности Отона.

Им пришлось иметь дело все с той же отвратительной погодой – гололед, слякоть и снег с дождем, и когда голова колонны к следующему утру добралась до Отона, отдельные машины оказались разбросаны на протяжении всех 120 километров пути. Чтобы распутать этот клубок и вернуть в строй сломавшиеся машины, ремонтникам пришлось приложить огромные усилия. В распоряжении штаба оставались совершенно ничтожные силы – Боевая группа Б осталась при Ставло, Боевая группа А до сих пор вела бои к югу от Эупена. Тем не менее перед оставшимися частями стояла задача установить контакт с 82‑й воздушно-десантной дивизией, позиции которой находились на востоке, вдоль шоссе Гранмениль – Манэ – Оттон, и в то же время попытаться сдерживать напор немецких танковых частей на северный фланг, покуда не прибудет подкрепление.

Битва за Выступ вступала в свою вторую, критическую, фазу. Было похоже, что попытки удержать клю чевые точки на флангах к югу и северу от прорыва увенчались успехом – кампфгруппаПайпера, возглавлявшая наступление 1‑й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», не сумела захватить склады с горючим, потерпев при этом сокрушительное поражение. На юге 101‑я воздушно-десантная дивизия вместе с подразделениями 10‑й бронетанковой упрямо держались за полностью окруженную Бастонь, отказываясь сдаваться. Все силы 3‑й армии генерала Паттона были брошены на деблокаду Бастони. Фланги немецкого прорыва несколько стабилизировались, но на промежутке от Бастони до Сен-Вита фронт оставался прорван, а немецкие бронетанковые и панцергренадерские части продолжали наступление.

Фактическое уничтожение кампфгруппыПайпера и 1‑й танковой дивизии СС означало для немцев гибель самой эффективной ударной силы. Теперь на острие удара оказалась их 5‑я танковая армия, и ее 116‑я танковая дивизия получила приказ двигаться на север и захватить плацдарм на северном берегу Мааса по дороге на Антверпен.

Утром 20 декабря 3‑я бронетанковая дивизия ринулась в брешь между Отоном и Манэ навстречу наступающим немцам. Дивизия, на две трети обескровленная (обе ее основные боевые группы были заняты в других местах), оказалась брошена в горнило боя. От генерала Роуза требовалось принять переломное решение.

В общем и целом наша разведка добросовестно отслеживала передвижения немцев. Роуз понимал, что противник о диспозиции американских частей осведомлен хуже. Немцы оказались застигнуты врасплох появлением 3‑й бронетанковой дивизии за 110 километров от района Ахен – Штолберг, где она находилась за день до того, девятнадцатого числа, – и не поняли, что перед ними менее трети полноценной ди визии. Хорошо организованные транспортная и ремонтная службы давали американской бронетехнике значительное преимущество перед немецкой в маневренности и снабжении. Немцы этого так и не осознали до конца.

Здесь снова сказалось превосходство более многочисленных американских бронетанковых дивизий. 3‑я бронетанковая имела по штатной численности 390 танков, из них 232 «Шермана» М4. Невзирая на страшное отставание по защищенности и огневой мощи, наша усиленная бронетанковая дивизия располагала в два с половиной раза большим числом машин, нежели немецкая. Шестьдесят средних и три десятка легких танков Роуза вместе с частями поддержки и артиллерией составили элитную Боевую группу Р.

3‑я бронетанковая дивизия под Отон – Манэ

Генерал Роуз уже заработал репутацию крайне напористого, уверенного в своих войсках командующего дивизией. Вместе со своим штабом он разработал дерзкий, новаторский план.

В полдень 20 декабря 3‑я бронетанковая дивизия нанесла удар на юг, по позициям частей одной танковой и двух фольксгренадерских дивизий немцев. Наступление шло на широком участке фронта, от Гранмениля до Отона, силами трех боевых групп, и двинувшимся на север немцам пришлось вести ряд встречных боев.

В этой части Арденн местность исключительно пересеченная. Возможности для наступления здесь крайне ограничены, и временами колонны выезжали из-за поворота, чтобы столкнуться друг с другом на расстоянии менее сотни метров – словно двоих профессио нальных боксеров вывели на ринг, завязав глаза, и внезапно сорвали повязки. Преимущество получал тот, кто успел ударить первым.

Если головным танком в немецкой колонне оказывалась «четверка», у американского М4А1 с 76‑мм орудием и механизмом поворота башни появлялся неплохой шанс. Башни немецких танков проворачивались ручным приводом, и наши обычно наводились быстрее и успевали выстрелить первыми. Если немецкую колонну возглавлял «Тигр» или «Пантера», нам приходилось отступать, разрывая контакт, и устанавливать заставу.

Один танковый командир докладывал, что столкнулся лоб в лоб с «Пантерой», когда башня той была развернута на девяносто градусов вбок. Первый выстрел 76‑мм орудия пришелся «Пантере» точно в центр лобовой брони. Ударил фонтан искр, словно сталь прошлась по точильному колесу, но, когда он угас, командир танка понял, что снаряд рикошетировал, не пробив броню. Поспешно перезарядив орудие, танкисты выстрелили еще раз и вновь попали в лобовую броню, пока башня немецкого танка неторопливо разворачивалась в их направлении. Прежде чем «Пантера» успела навести пушку на «Шерман», американские танкисты успели выстрелить и в третий раз, с тем же результатом. В конце концов первый же выстрел имевшего высокую начальную скорость снаряда 75‑мм орудия «Пантеры» превратил «Шерман» в ситечко. К счастью, командир танка выжил, чтобы рассказать об этом случае.

Хотя более тяжелые «Пантеры» и «Королевские Тигры» существенно превосходили американские танки по огневой мощи и броневой защите, наши некрупные оперативные группы обладали другими возможностями, что несколько смягчало положение. Наша мотопехота передвигалась на полугусеничных броне транспортерах М3, прикрытых 13‑миллиметровой броней спереди и 6‑миллиметровой с бортов. Поддерживая три установленных на каждой бронемашине пулемета огнем своих «гарандов», наши пехотинцы располагали огневой мощью, существенно превосходящей вооружение аналогичных немецких сил. На бронемашинах М2 через откидной борт устанавливался 81‑мм миномет – огонь можно было вести прямо из кузова или же снять орудие и стрелять с земли. Кроме того, в состав каждой группы входило несколько бронемашин М16 со счетверенными тяжелыми пулеметами калибра 12,7‑мм и бронемашин М15, оснащенных одной автоматической пушкой калибра 37 мм и двумя крупнокалиберными пулеметами. Это придавало оперативной группе колоссальную огневую мощь. Огонь из стрелкового и автоматического оружия дополняли самоходные гаубицы М7 калибра 105 мм, обычно замыкавшие колонну. Наши оперативные группы были хотя и невелики, но высокоподвижны и могли постоять за себя в бою. А их командиры отчетливо понимали, что им не хватает бронетехники и против крупных танковых подразделений у них нет никакой надежды выстоять.

Следующие несколько дней положение менялось беспрерывно. Кроме 3‑й бронетанковой дивизии и отдельных изолированных тыловых частей, вроде обоза 7‑й бронетанковой в Ляроше, в районе не было крупных боевых частей американской армии. Три наши колонны продвигались на юг со всей возможной скоростью и, столкнувшись с врагом, пытались задержать его наступление. Но когда давление сил противника становилось непреодолимым – они отступали.

Задачей генерала Роуза было установить заслон между позициями 82‑й воздушно-десантной дивизии на востоке и городом Отон на западе, куда в скором времени должна была прибыть 84‑я пехотная. Все три оперативные группы столкнулись с жестоким сопротивлением немцев и вынуждены были понемногу отступать. Немцы бросили в бой 2‑ю танковую дивизию СС, поставив ей задачу прорваться к Манэ по шоссе №15 и прикрыть северный фланг своей 5‑й танковой армии. Именно эта дивизия в первые дни вторжения во Францию печально прославилась расстрелом более шести сотен невинных штатских лиц, в том числе женщин и детей.

Оперативная группа Хогана от Суа направилась на юг, чтобы столкнуться с немцами в пяти километрах южнее Самрэ. Когда напор немцев начал нарастать, группа понемногу отошла на высоты при Беримениле, где оказалась окружена и отрезана немецкими танками. Однако группа Хогана установила надежные оборонительные позиции и с этих высот могла наблюдать за передвижениями противника, корректировать огонь дивизионной артиллерии, а также вела по ним огонь сама.

Эта заноза в боку постоянно тревожила немцев. Под белым флагом к передовым позициям группы вышел молоденький немецкий офицер. С завязанными глазами его проводили на командный пункт полковника Хогана. Немец передал, что группа окружена тремя дивизиями и будет полностью уничтожена, если немедленно не сдастся в плен. Хоган по-техасски протяжно и вежливо послал парламентера ко всем чертям, и тот вернулся к своим несолоно хлебавши.

Погода несколько улучшилась, сквозь облака начинало проглядывать чистое небо. Попытка наладить снабжение группы Хогана по воздуху окончилась неудачей: сброшенный груз упал далеко мимо цели. Затем была предпринята попытка запускать медикаменты в пустых корпусах дымовых снарядов. Когда и эта попытка провалилась, положение стало критическим. На пятый день отчаянных боев генерал Роуз приказал Хогану уничтожить технику и вывести из котла всех, кого удастся.

Ни взорвать, ни сжечь технику Хоган не мог, чтобы не выдать свои планы немцам. Для опытных механиков и артиллеристов решение было очевидным. Любой американский подросток знает, что нет лучше способа отплатить бывшему приятелю, чем подсыпать ему сахару в бензобак. Именно так и поступили со всеми машинами. Бойки от пушек и танковых орудий уничтожили, затворы закопали в грязи. Пулеметы и тяжелое вооружение по возможности разобрали, а части – разбросали.

В конце концов солдаты, зачернив лица, группами по 10—20 человек под покровом ночи начали уходить за линию фронта. Полковнику Хогану было нелегко идти в летных ботинках, но и он в конце концов благополучно выбрался к позициям своих войск. Когда генерал Роуз поинтересовался у него, почему полковник покинул позиции последним, Хоган мог бы выдать что-нибудь азбучно-героическое. Вместо этого он с характерной техасской растяжкой в голосе заметил только: «Генерал, у меня ноги просто отваливались».

Оперативная группа Хогана не позволила 116‑й танковой дивизии развить тот кратковременный успех, которого та достигла, захватив плацдармы за рекой Урте. Кроме того, наши оперативные группы существенно замедлили продвижение немцев и срывали график их наступления до тех пор, пока к нам не начали прибывать подкрепления.

Утром 21 декабря Боевая группа А вернулась под командование штаба дивизии; 24 декабря за ней последовала Боевая группа Б. К ним присоединились две полковые боевые группы 75‑й пехотной дивизии и еще несколько подразделений. Фактически 3‑я бронетан ковая развернулась теперь до масштабов полнокровного бронетанкового корпуса.

В это время 2‑я танковая дивизия СС вместе с отдельными частями 12‑й прорвалась через Манэ и заняла Гранмениль. Однако, когда они попытались свернуть на запад и обойти 3‑ю бронетанковую с фланга, их продвижение было остановлено, а сами части – отброшены назад. Линия фронта, разорванная наступлением и многочисленными стычками мелких оперативных групп, начала стабилизироваться. Пришло время перегруппироваться и накопить силы для контратаки.

Немецкий авианалет

Когда в сочельник Боевая группа Б вернулась под начало штаба дивизии, я решил вернуться в штабную роту рембата с отчетом о боевых потерях. До меня дошел слух, будто поступил приказ всем частям по возможности предоставить на Рождество или в сочельник хотя бы один горячий ужин. Холодные пайки типа К и «десять в одном» мне к этому времени уже осточертели.

Штаб ремонтного батальона переместился к этому времени в каменоломню под Айвейлем. На относительно ровном и превосходно подходившем для размещения мастерских дне карьера площадью чуть больше квадратного километра хватало места, чтобы расположить роту вместе с приданной техникой целиком. Стены карьера были высотой в 15—18 м, а доступ в каменоломню обеспечивала широкая осыпь щебня. Мастерские разместились в нескольких брошенных зданиях.

По редкостному совпадению мы прибыли в расположение штабной роты незадолго до ужина. Уайту, своему водителю, я приказал заправить и проверить машину, перекусить и быть готовым в любую минуту сорваться с места.

Офицерская столовая разместилась в пристройке к одному из зданий. Я устроился за столом, предвкушая славный ужин. Даже упомнить было трудно, когда я в последний раз до того стоял в очереди за горячей едой! Внезапно из ниоткуда накатил низкий, хриплый рокот. Этот рокот взорвался жутким крещендо, когда самолет с воем промчался низко над каменоломней. В столовую ворвался часовой; он доложил полковнику Маккарти, что над нами пролетел немецкий истребитель, но шел он так низко и быстро, что наши зенитчики не успели сделать и выстрела. У естественно укрепленных позиций вроде нашей каменоломни были и свои недостатки. Зенитчики не могли заглянуть через край карьера и засечь приближающийся самолет, прежде чем тот не окажется прямо над нами.

Все мы вылетели из здания и попрятались в укрытиях, ожидая, что самолет вернется для штурмового удара. В месте, откуда был вынут очередной каменный блок, я обнаружил идеальный окоп глубиной больше метра и размерами метр на полтора. Такие же дыры зияли по всему карьеру, и они очень быстро заполнились солдатами.

Мы ожидали возвращения немецкого истребителя целую вечность, хотя на самом деле прошло меньше минуты, прежде чем послышался низкий рокот, прозвучавший для наших ушей музыкой. Прямо над нами на высоте около 6000 метров проходила большая группа тяжелых бомбардировщиков B‑17. Мы видели их отчетливо – за прошедшую ночь облака разошлись, и небо впервые за несколько недель было кристально чисто. Три эскадрильи растянулись неровным клином, а за ними вдали следовали все новые группы. Это был первый случай с начала немецкого наступления, когда американские бомбардировщики совершали боевой вылет.

Завороженный этим прекрасным зрелищем, я на миг забыл о немецком истребителе. Мой бинокль остался в машине, и мне пришлось напрячь зрение, чтобы насладиться величественным зрелищем. Двенадцать «летающих крепостей» головной эскадрильи проходили прямо над каменоломней, оставляя в небе инверсионные следы, словно связку бриллиантовых ожерелий. Воздушная колонна тянулась, сколько хватало глаз, уходя за горизонт. Зрелище стало еще более впечатляющим, когда вокруг машин ведущей эскадрильи вдруг начали вспыхивать десятки искр – точно снежинки, пляшущие на ярком солнце. Мой восторг разом обратился в ужас, когда головная машина вдруг взорвалась в воздухе. Еще один взрыв оторвал другой «летающей крепости» хвост, фюзеляж камнем устремился к земле, а хвостовое оперение продолжало болтаться в воздухе, кружась, точно кленовый лист на ветру. Еще одной машине взрывом оторвало крыло, и эта «крепость» вошла в штопор, рухнув неподалеку от карьера. У двух Б‑17 загорелись двигатели, и вывалившиеся из строя машины начали по спирали терять высоту, точно подраненные птицы, пораженные горящими стрелами. Витки спирали становились все туже и туже, пока бомбардировщики не вошли в безысходное пике.

Я оцепенел от этого зрелища до такой степени, что не сразу заметил девятку немецких истребителей, летящих наперерез ведущей эскадрилье. Немцы держались в нескольких сотнях метров позади головной машины, едва за пределами досягаемости огня крупнокалиберных пулеметов хвостовых стрелков. Ракетное вооружение немецких истребителей отличалось точностью. Из двенадцати машин ведущей эскадрильи они сбили пять…

Небо расцвело парашютами. Я насчитал 25: получалось, что спастись удалось примерно половине экипажей. С высоты сыпались обломки, ошметки сбитых самолетов – оторванные шасси, моторы, куски крыльев, части фюзеляжей, даже бомбы. Некоторые бомбы, хотя их взрыватели не были взведены, взрывались при ударе о землю – по счастью, ни одна не угодила непосредственно в карьер. Небеса буквально взорвались, будто в час светопреставления, окатив землю внизу огненным ливнем.

В двух десятках шагов за краем каменоломни рухнула «летающая крепость» с оторванным крылом. Бомбы и бензин в ее баках сдетонировали, и земля содрогнулась. Столб пламени и обломков вздыбился на многие сотни метров ввысь, расшвыривая во всех направлениях куски металла. Если бы бомбардировщик угодил прямо в карьер, взрывной волной могло бы уничтожить всю нашу роту!

Всякий раз, когда в окрестности нашего лагеря опускался парашютист, на его поиски выезжал патруль с санитарами. Когда патрульная машина добралась до оторванной хвостовой части сбитой «летающей крепости», наши ребята заметили на сиденье хвостового стрелка тело. Чтобы извлечь его, санитарам пришлось выломать люк. Было похоже, что стрелок не сумел выбраться из сбитой машины, поскольку лаз между его кабиной и остальной частью самолета оказался сплющен взрывом.

Вытащив стрелка из-под фонаря, медики обнаружили, что тот еще жив. Беднягу уложили на носилки, и при беглом осмотре стало ясно, что он не ранен. Когда стрелок пришел в сознание, он признался санитарам, что упал в обморок.

Еще один парашютист опускался к нам и достиг уже высоты в полтораста метров, когда мы заметили, что прямо на него падает кусок самолетного крыла. Как ни орали мы, как ни размахивали руками, показывая, чтобы летчик перекосил купол парашюта, выходя из-под удара, – но он нас, очевидно, не слышал. Обломок продолжал свое падение, распоров купол парашюта напополам: молодой летчик упал вместе с ним и погиб. Жутко было подумать, что он благополучно спустился с высоты в 6000 метров, только чтобы погибнуть от падающего обломка.

Еще один парашютист опускался в самую середину каменоломни. В то, что случилось затем, я бы никогда не поверил, если бы не видел сам – мне доводилось слышать о подобных случаях, но я не думал, что так бывает в жизни. Когда летчик опустился уже до высоты в 300 метров, прямо на него спикировал одинокий немецкий истребитель Ме‑109 [64]64
Автор использует обозначение, принятое и в отечественной мемуарной литературе. На самом деле – Bf‑109. (Прим. ред.)

[Закрыть], открывший огонь из всех своих пулеметов. Мы размахивали руками, орали, срывая горло, пытаясь предупредить летчика, но наши зенитные орудия не могли стрелять, чтобы не задеть самого парашютиста. Обратив внимание на нашу суету, летчик сумел, отчаянно размахивая ногами, накренить купол парашюта, и на первом заходе немецкий истребитель промахнулся.

Немецкий пилот был, очевидно, обуян мыслью добить беспомощного летчика. Развернувшись, он пошел на второй заход и вновь открыл огонь из пулеметов. Но к этому времени парашютист опустился намного ниже, а немец настолько увлекся хладнокровным расстрелом, что его самолет врезался в стену карьера и с грохотом взорвался. Что ж, если на войне есть какая-то справедливость – то это, пожалуй, был тот самый случай.

Санитары привезли летчика (это оказался бомбардир) в медчасть. Тот не был ранен и пострадал только в одном – обморозил ногу, потеряв башмак, когда размахивал ногами, пытаясь накренить купол парашюта. Всех уцелевших отправили в лазарет, а оттуда – в армейский госпиталь.

Невзирая на град обломков, взрывы бомб и самолетов, наша укрытая в каменоломне рота не понесла серьезных потерь и ее техника не получила повреждений. Я в конце концов сообразил, что это был за самолет, который промчался на бреющем полете над каменоломней за несколько минут до начала воздушного боя. Это был разведчик, который передавал по радио положение ведущей бомбардировочной эскадрильи. Ведь поскольку наши машины еще не пересекли линии фронта, истребительного прикрытия у них не было.

Будь у меня под рукой цветная кинокамера, я мог бы, растянувшись на спине в своем каменном окопе, заснять, наверное, самый зрелищный из воздушных боев той войны. Теперь я в полной мере осознал, на какой риск шли молодые члены экипажей бомбардировщиков. Воздушные бои внезапны, и они длятся лишь несколько секунд, самое большее – минут. Но исход их тот же, что и у любого сражения: или ты убит, или ранен, или жив, чтобы завтра снова идти в бой.

Назад к карточке книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"