Текст книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"

Автор книги: Белтон Купер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Глава 1. РАЗДУМЬЯ

Посвящается отважным солдатам 3‑й бронетанковой дивизии, отдавшим свои жизни, чтобы мы, милостью Господа Всевышнего, могли остаться в живых.

На борту танкодесантного корабля на пути к Нормандии

С несколько смешанными чувствами глядел я на спокойные воды Ла-Манша, стоя на палубе десантного корабля. Хотя волнение было незначительным, мне казалось, что тяжело груженный корабль колышется в резонанс с моим желудком. Нам советовали за два часа до погрузки принять таблетки от морской болезни, но поскольку десять дней плавания через океан я пережил безо всяких лекарств, то был уверен, что и узкий пролив я смогу пересечь без них.

Чуть раньше, когда мы только поднялись на борт десантного корабля, нас тут же проводили в офицерскую кают-компанию, где я наелся гренок с маслом и пончиков с кофе. Это явно было ошибкой, и теперь я горько пожалел о том, что принял таблетки не раньше чем мы вышли в море!

Помимо морской болезни меня мучило и глубочайшее смятение. Тревога и беспокойство перед будущим отступали перед восторгом от того, что мне предстояло принять участие в величайшей десантной операции всех времен. И в то же время я был глубоко расстроен. Глядя на заполонившие море корабли, я осознавал, что мне следовало выбрать флотскую карьеру, – но вместо этого мне предстояло служить связ ным офицером отдела снабжения 3‑й бронетанковой дивизии.

В первые два года обучения в колледже при Военном институте штата Виргиния я выбрал для себя в службе подготовки офицеров резерва (СПОР) курсы артиллеристов. В начале первого же студенческого года я перевелся в Мичиганский университет, чтобы исполнить свою давнюю мечту – изучать теорию военного кораблестроения и морское инженерное дело. Но поскольку курсов для офицеров флотского резерва в Университете Мичигана в это время еще не было, я согласился поступить в СПОР для армейского артиллерийско-технического и вещевого снабжения – ничего ближе к артиллерии в расписании не нашлось. Хотя занятия на курсах засчитывались как учебные часы, мне пришлось записаться и на дополнительные занятия, чтобы заработать свой диплом. К осени 1941 года в Мичиганском университете появилась программа СПОР для подготовки офицеров флота, но к этому времени я уже получил звание второго лейтенанта запаса в департаменте снабжения Вооруженных сил.

Студентам-кораблестроителям старших курсов военно-морская СПОР предлагала после выпуска мичманские посты в Бюро кораблестроения. Узнав об этом, я немедленно подал заявку, прошел, как требовалось, медкомиссию и был принят условно: формальное зачисление должно было состояться после выпуска, то есть в феврале 1942 года.

Однако во время моего собеседования с офицером из флотской комиссии обнаружилась проблема. Мне сказали, что носить одновременно армейские и флотские офицерские звания невозможно. Чтобы поступить на службу во флот, я должен был вначале уйти в отставку с армейской. Я согласился не раздумывая и попросил от него связаться с военным ведомством и запросить, чтобы меня перевели во флот. Однако все оказалось не так просто. Согласно уставу ВМФ не мог так просто потребовать моего перевода из армии – от меня требовалось вначале уйти в отставку! Однако офицер сказал, что будет рад предоставить мне рекомендательное письмо с подтверждением того, что мне предложен мичманский чин.

С этого началось мое просвещение в области правительственных бюрократических махинаций. Просто так уйти с военной службы было нельзя. Для этого следовало запросить в военном ведомстве определенные бланки, заполнить их в трех экземплярах и отослать обратно. Я подал заявку на комплект нужных бланков и принялся ждать.

В начале июня 1941 года я получил телеграмму из военного ведомства. Я жадно вскрыл ее, предвкушая радостную весть о своем переводе во флот. Но то, что я прочитал в ней, меня шокировало.

БЕЛТОНУ Я КУПЕРУ [2]2
  В США принято сокращать второе имя до единственного инициала. Полное имя автора – Белтон Янгблад Купер. (Прим. ред.)


[Закрыть]ВТОРОМУ ЛЕЙТЕНАНТУ ЗАПАСА ДЕПАРТАМЕНТА СНАБЖЕНИЯ ТЧК ПОЗДРАВЛЯЮ ЗПТ СИМ ПИСЬМОМ ВАМ ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ ЯВИТЬСЯ 22 ИЮНЯ 1941 НА ДЕЙСТВИТЕЛЬНУЮ СЛУЖБУ В 18 РЕМОНТНЫЙ БАТАЛЬОН 3 БРОНЕТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ КЭМП ПОЛК ЛУИЗИАНА ТЧК ВЫ БУДЕТЕ ОСВОБОЖДЕНЫ ОТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СЛУЖБЫ С ТЕМ ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ ПО МЕСТУ ЖИТЕЛЬСТВА В ХАНТСВИЛЛЬ АЛАБАМА К 22 ИЮНЯ 1942 ТЧК

ИСКРЕННЕ ВАШ ГЕНРИ Л СТИМСОН ЗПТ ВОЕННЫЙ МИНИСТР

Хотя я не знал тогда, что обстоятельства увеличат срок моей действительной службы и оттянут выпуск из университета до июня 1946 года, я был весьма расстро ен тем обстоятельством, что мои планы создания первого в мире непотопляемого линкора только что были прикончены точным выстрелом в корму. Для меня так и осталось непонятным, почему правительство настаивало, чтобы я остался офицером снабжения в бронетанковой дивизии, в то время как ежегодно дипломы получало всего девять десятков кораблестроителей, – но целых двадцать тысяч инженеров-механиков, из которых любой мог бы занять мое место…

Было 3 июля 1944 года, и волнолом у Веймута мы миновали уже за полночь. Способность ВМС удерживать танкодесантные корабли в некотором подобии строя произвела на меня большое впечатление. Сам же я с трудом мог различить в темноте смутные очертания кораблей впереди и позади нашего собственного.

Внезапно морская болезнь скрутила меня с новой силой.

– Купер, какого черта с тобой творится? – поинтересовался один из моих приятелей.

– Рыб кормлю, черт побери! А на что это еще похоже?

Не вцепись я обеими руками в каску [3]3
  Показательно, что автор носит каску вдали от линии фронта как обычный головной убор. Это нормальная практика для американской армии. (Прим. тех. ред.)


[Закрыть], я бы и ее пожертвовал соленым глубинам. В холодном поту осел я на палубу, ожидая следующего спазма, но тошнота, к счастью, вскоре миновала.

Пересекая Атлантику

С моей стороны было вполне естественно сравнивать путь через Ла-Манш с путешествием через Атлантический океан на борту транспорта «Джон Эриксон».

Мы отплыли из Нью-Йорка 5 сентября 1943 года в составе крупнейшего к тому дню войскового конвоя в истории Второй мировой. Нападения «волчьих стай» немецких подводных лодок на американские конвои достигли наибольшей частоты весной сорок третьего и сейчас понемногу шли на спад. Но руководство флота рисковать не собиралось: было известно, что в Норвежском море находится линкор «Тирпиц», а также несколько крейсеров и подводных лодок.

В состав конвоя входило 9 транспортов, на борт которых были погружены 3‑я бронетанковая и 101‑я воздушно-десантная дивизии, которым предстояло сыграть важную роль в битве за Нормандию и последующем прорыве, а также многочисленные отдельные подразделения артиллерии, медицинских войск и службы снабжения. Кроме них, в состав конвоя также входили 9 флотских танкеров, загруженных горючим и припасами для готовящегося вторжения, а эскорт состоял из линкора «Невада» и 9 эсминцев.

Когда наш транспорт выходил из Гудзонова пролива, я стоял на кормовой палубе вместе с двумя тысячами солдат, выбравшихся под ясное сентябрьское солнце. Глядя назад, мы могли видеть, как скрывается за горизонтом голова статуи Свободы. Этот последний взгляд на Нью-Йорк глубоко поразил меня, да и остальных солдат. Уверен, многие из нас в ту минуту гадали, когда нам доведется вновь увидеть родные берега – и удастся ли это нам вообще.

Меня разместили в одной каюте с еще пятью первыми лейтенантами. На площади в три на три метра [4]4
  Здесь и далее в тексте для удобства русского читателя англо-американские единицы измерения (мили, футы, дюймы, фунты и так далее) переведены в метрическую систему. (Прим. ред.)


[Закрыть]разместились две трехэтажные койки, а также втиснутые сюда же туалет и душ, в котором текла морская во да. Невзирая на тесноту, наше жилище казалось роскошным в сравнении с кубриками для рядовых – там, в трюме, койки ставили стеллажами по пять в высоту. Мне досталось место на верхнем этаже по правому борту, у закрашенного иллюминатора. Там было вполне удобно, и бессонница меня не мучила, невзирая на привычку моих приятелей-лейтенантов играть то в кости, то в покер далеко за полночь.

На пятый день плавания, на полпути через Атлантику, я крепко спал на своей койке, когда около полуночи меня разбудил грохот далекого взрыва и сразу за ним – еще двух. Спрыгнув с койки, я босиком, в своих длинных трусах, выскочил в коридор, опередив товарищей, которые едва пытались проснуться от своего почти летаргического сна, свалившего их после поздней игры в покер вчерашним вечером.

Выскочив на палубу через двойные занавеси затемнения, мы увидали на горизонте сияющий огнями корабль. Первым моим предположением (конечно, оно было не вполне логичным) являлось то, что в один из транспортов конвоя попала торпеда и капитан зажег прожектора, чтобы помочь спастись солдатам на борту. Вскоре стало очевидно, что корабль стоит на месте: конвой продолжал двигаться, и огни скрылись за кормой. Больше ни взрывов, ни чего бы то необычного не случилось, и мы понемногу разошлись по каютам, отсыпаться.

На следующее утро транспорт гудел от слухов и предположений. Солдатский «испорченный телефон» работал на полную мощность. Самое логичное предположение высказал военно-морской офицер, занимавший должность старшего артиллериста транспорта, – он заявил нам, что освещенный корабль наверняка был госпитальным судном, которое возвращалось в Штаты из Англии. Такие суда, выкрашенные в белый цвет и отмеченные красным крестом во весь борт, но чами шли с включенными огнями, чтобы не стать случайной жертвой немецких подводных лодок; более того, союзники сообщали немцам, когда такие суда выходили в открытое море. Согласно Женевской конвенции, госпитальные суда, как не участвующие в боевых действиях, имели право невозбранного прохода под защитой Международного Красного Креста.

Всякий раз, когда курсы госпитального судна и конвоя пересекались, корабли и суда конвоя расходились, чтобы дать ему дорогу. Зная об этом, командиры немецких субмарин ночами всплывали и следовали за плавучим госпиталем по пятам, маскируя шум собственных двигателей рокотом его винтов. Таким способом подводная лодка приближалась к конвою без опасности для себя, после чего могла его атаковать. Чтобы предотвратить это, военные моряки союзников взяли за правило сбрасывать несколько глубинных бомб позади каждого госпитального судна, приближающегося к конвою.

Каждому из спавших в трюмах нашего транспорта рядовых выделялось пространство объемом 60 × 60 × 180 см – причем и на него, и на его вещмешок. В этот мешок длиной в 91 см и поперечником в 46 см помещалось все личное имущество солдата. Понятно, что на своей койке солдату было тесно. Двойная загрузка транспорта означала, что 12 часов солдат проводил на койке, а следующие 12 – на палубе. И всюду, куда бы он ни подался, ему приходилось таскать за собой вещмешок, потому что вернуться на ту же самую койку могло не получиться.

Каждую из секций палубы патрулировала военная полиция (ВП). Как-то раз один рядовой выбрался на палубу, привалил вещмешок к двери служебки и устроился рядом с приятелем погреться на солнышке, пока день не подошел к концу. Но не успел он устроиться поудобнее, как к нему подошел сержант из ВП и потребовал освободить доступ к двери. Подчинившись, рядовой вместе с мешком переместился на единственное свободное к этому времени место – у поручней.

Пару минут спустя мимо прошел молоденький второй лейтенант и заметил, что солдат привалился к поручням под спасательной шлюпкой. Лейтенант заявил, что рядовой загораживает дорогу к трапу, а это не лучшая затея в случае, если корабль начнет тонуть.

– Сержант из военной полиции приказал мне перебраться сюда, – ответил рядовой, – чтобы я не загораживал двери.

– А мне плевать, что там сказал сержант, – ответил лейтенант. – Возвращайся обратно. Здесь нельзя.

Рядовой отволок свой мешок обратно к двери. Но едва успел он присесть и заговорить с приятелем, как мимо опять прошел сержант из военной полиции.

– Рядовой, я же сказал тебе оттащить свой мешок к поручням!

– Сержант, я так и сделал, но какой-то второй лейтенант заявил, что у поручней сидеть не разрешается, и отправил меня обратно.

– А мне плевать, что там говорил какой-то лейтенантишка [5]5
  Интересно, что автор употребил здесь слово « Shavetail» («необъезженный мул»). В середине XX века это слово в американском военном сленге обозначало именно «второй/младший лейтенант» (также « Shave-tail»). (Прим. ред.)


[Закрыть]! – ответил сержант. – Я дежурный по этой палубе, и ты у меня потащишь свой мешок обратно, как я тебе говорил с самого начала.

Обозленный солдатик переполз обратно к поручням. И, как следовало ожидать, пару минут спустя второй лейтенант снова проследовал мимо.

– Рядовой, я, кажется, приказал оттащить мешок от поручней!

– Лейтенант, я так и сделал, но сержант приказал мне двигаться обратно.

Но молодому лейтенанту попала вожжа под хвост.

– Сию секунду убери этот чертов мешок от поручней! И я не собираюсь больше повторять это тебе, понял?

– Так точно, сэр!

Солдат вместе с мешком переместился обратно к двери.

– Я уже сыт по горло, – сказал он приятелю. – Если мне снова придется таскать чертов мешок, я его просто вышвырну в океан!

Очень скоро на палубе опять показался сержант из ВП. Завидев солдата с мешком у дверей служебки, он пришел в бешенство.

– Черт побери, рядовой, в последний раз приказываю убрать этот чертов мешок к поручням!

– А больше и не нужно, сержант, – отрапортовал солдат. – Это будет последний раз!

С этими словами он поднялся на ноги, подхватил свои пожитки, спокойно подошел к поручням и перебросил мешок через поручни – за борт. Сержант оцепенел. Все рядовые вокруг разразились аплодисментами под вопли: «Давай, солдат, давай, молодец!»

Тем же вечером собралось специальное заседание трибунала. Солдата судили и признали его виновным в порче казенного имущества.

Итак, я был на борту танкодесантного корабля, пересекающего Ла-Манш. Подремав недолго, я почувствовал себя намного лучше. Сколько мог видеть глаз, вокруг теснились суда. Большая часть боевых кораблей отошла на восток, к зоне высадки «Голд», или на запад – к зоне «Юта», чтобы поддержать, соответственно, британские части или наш VII корпус. Поскольку противник в зоне «Омаха» к этому моменту был оттеснен на пятнадцать километров от побережья, угрозы прямого артиллерийского огня в этом районе не было.

Танкодесантные корабли лениво кружили по волнам, ожидая сигнала приблизиться к берегу. Шел двадцать девятый день с начала высадки в Нормандии, и все бои в собственно зонах высадки уже давно прекратились. Оставалась угроза со стороны вражеских самолетов, но меня уверили, что от них мы вполне защищены.

Не прошло и нескольких минут после этого заявления, как над пляжем пронесся одинокий «Ме‑109». Хотя боевые корабли уже отошли, казалось, что сотни огромных брандспойтов плеснули текучим зенитным огнем. Струи трассеров опадали пологими дугами, тщетно пытаясь нащупать свою мишень. И все же самолет не отвернул, покуда не скрылся из виду. Позднее я выяснил, что это был самолет-разведчик, повторявший свой подвиг по несколько раз на дню. Хотя ночами в небе Англии я видел вражеские разведчики в лучах прожекторов, тот раз был первым, когда я увидал противника в настоящем бою. Фейерверк получился как на 4 июня! [6]6
  4 июня в США отмечают День Независимости. (Прим. ред.)


[Закрыть]

Со своим приятелем Эрни Ниббелинком, попавшим на соседний с нашим танкодесантник, я поспорил, что первым окажусь на берегу. Все мы должны были высаживаться в секторе «Фокс-Ред» зоны «Омаха» и ждали только сигнала диспетчера зоны. Капитаны танкодесантных кораблей, похоже, сами бились об заклад, кому удастся первым достичь пляжа. Едва получив сигнал, корабли покинули строй и направились к берегу. На подходе к пляжу наш танкодесантный ко рабль шел с максимальным дифферентом на корму. Примерно в двухстах метрах от берега был брошен носовой якорь, после чего танкодесантник на полном ходу врезался в пляж. Поскольку на берегу десантные корабли наиболее уязвимы, все было сделано для того, чтобы разгрузиться и отойти от пляжа как можно быстрее.

Мы все собрались в трюме и готовились к высадке, прогревая моторы джипов. Днем раньше я задержался с погрузкой, насколько мог, чтобы оказаться поближе к кормовым дверям и обогнать Эрни с высадкой. Но ему, похоже, пришла в голову та же идея: когда я выехал на рампу, он был уже несколько впереди меня. Однако между рампой и линией прибоя оставалось добрых девять метров, и пересекать ее следовало вброд. Считалось, что никакой проблемы это не составляет: мы заранее подготовили машины к преодолению водных препятствий до метра глубиной. Джип Эрни первым сорвался с края рампы и… тут же ушел под воду целиком. Оказалось, что десантный корабль встал прямо перед снарядной воронкой, – и джип пришлось вытаскивать бульдозером. Нет нужды говорить, что первым до берега добрался я, выиграв пари у Эрни.

Мне казалось, что высадка была организована безупречно. На берега Нормандии в день ступало в среднем тридцать тысяч свежих бойцов и ложилось больше грузов, чем поступает в Нью-йоркский порт. При этом пляжи оставались усеяны бесчисленными выгоревшими корпусами танков, полугусеничных бронетранспортеров и другой техники, словно капризный ребенок-великан поломал и со злостью расшвырял свои игрушки.

Движение на дорогах тоже регулировалось отменно, и мы быстро покинули место высадки. Сквозь дюны бульдозерами было проложено множество подъездных дорог, выходивших на мощеную дорогу в глубине бе рега, – и по одной из них мы и направились. Обе обочины подъездных дорог и дороги на запад были отмечены желтой лентой. На всех поворотах и съездах стояли предупреждающие знаки: «До изгороди мин нет». Следовало быть очень осторожным, когда съезжаешь с обочины или пересекаешь любое поле, не расчищенное до того саперами. Многие джипы подрывались на минах: машины сгорали, пассажиры гибли. С опаской продвигались мы к нашему первому полевому лагерю на южных окраинах Изиньи.

Изгороди и бокажи

Южная часть полуострова Котантен – это страна бокажей. Именно отсюда происходили захватившие Англию в XI столетии норманны. Сейчас процесс пошел в обратную сторону.

В мирное время эти края имели почти сказочный вид. Прелестные, изящные, крошечные деревеньки прятались среди пологих холмов. Деревеньки были окружены полями, а поля – разграничены живописными изгородями. Эти-то изгороди и стали смертоносными капканами для американской армии.

Почвы в Нормандии плодородные, жирные, лишенные ледниковых валунов. Из-за отсутствия камня нормандские фермеры, вместо того чтобы возводить стены, разделяющие их поля (не больше трех акров каждое), разделяли их живыми изгородями и рядами деревьев. Корни глубоко вцеплялись в землю и удерживали ее от размывания. За семь веков норманнского владычества эрозия разъела почву, превратив полезащитные полосы в настоящие земляные валы высотой от почти двух до двух с половиной метров и с толщиной у основания в три – три с половиной метра. Проломить эти естественные заграждения, укрепленные корнями деревьев и кустов, не мог и танк.

Территория этих так называемых бокажейпростиралась от зоны высадки «Омаха» через всю Нормандию на расстояние от 15 до 180 километров. Более труднопреодолимой преграды для высокоподвижных танковых и мотопехотных частей не могли бы придумать и немецкие генералы. Даже прославленные линии Мажино и Зигфрида выглядели рядом с ними бледно.

Но, невзирая на местность, выбор Нормандии в качестве места высадки оказался удачным. Северо-запад Франции отделяют от остальной территории страны реки Сена и Луара. Пересечь их можно только по мостам. А Нормандия и полуостров Котантен находятся на крайнем северо-западе этого региона. На протяжении полугода перед вторжением ВВС союзников систематически бомбили все мосты через Луару и Сену. Ночами немцы восстанавливали сообщение, а на следующий день самолеты союзников разрушали их вновь.

В то же самое время массированным бомбардировкам подвергался район Па-де-Кале, а в устье Темзы происходило ложное сосредоточение сил. Такая уловка, очевидно, сработала: Гитлер был убежден, что основным плацдармом вторжения станут окрестности Па-де-Кале, даже после того, как высадка в Нормандии состоялась. От мысли, что десант в Нормандии – это отвлекающий маневр, он отказался только в вечер перед прорывом у Сен-Ло. Лишь тогда он позволил бросить в бой танковые дивизии, сохраняемые в резерве в ожидании высадки десанта у Па-де-Кале. К счастью для союзников, это решение запоздало.

Спланирована и выполнена операция « Оверлорд» («Властелин») была блистательно. Согласованность действий военно-морского флота, сухопутной армии и военно-воздушных сил была безупречной. Снабжение всем необходимым было отлично скоординировано. Было несомненным, что огромное внимание было уделено решению даже самых незначительных проблем. Перед днем «Д» всем командирам взводов раздали брошюрки под названием «Invade Mecum» («вторгайся со мной»). В них содержались подробные планы всех деревень и поселков в Нормандии с указанием самых важных строений – дома мэра, муниципалитета, телефонной станции и коммунальных служб. В некоторых случаях указаны были даже имена мэра и директора коммунальных служб. Такие буклеты оказались для боевых частей бесценным источником информации.

И невзирая на все планирование, невзирая даже на то, что и в Англии есть живые изгороди, колоссальный оборонительный потенциал бокажей каким-то образом остался незамечен. Если даже отделы G2 и G3 [7]7
  Отдел разведки и отдел оперативной и боевой подготовки соответственно. (Прим. перев.)


[Закрыть]и были осведомлены о нем, до боевых частей, которым приходилось преодолевать эти чудовищные препятствия, информация не дошла. Живые изгороди Нормандии стоили американцам немало крови и разбитых танков.

Первый лагерь нашего ремонтного батальона был разбит в полях, примерно в полутора километрах южнее Изиньи. Машины по одной съезжали с дороги между двух желтых меток и выстраивались по окружности поля. Нам пришло в головы, что живая изгородь может послужить отличным укрытием. Тогда мы еще мало понимали, как дорого обойдется нам подобный камуфляж.

Все жутко боялись мин, особенно противопехотных. С течением времени у нас, однако, развилось некое шестое чувство, предупреждающее об опасности.

Под покосившимся навесом у живой изгороди в углу поля, куда мы заглянули, нашли убежище молодая француженка и ее маленький сын. Они бежали из Изиньи, когда начался бой, и с тех пор скрывались здесь. Исхудавшие, они были, однако, вполне здоровы. Мы накормили обоих и передали их военной администрации, которая занималась эвакуацией беженцев. Эти французы – первые встреченные мною – поразили меня жизнестойкостью и способностью прилаживаться к самым примитивным условиям.