Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне

Текст добавлен: 5 октября 2016, 00:02

Текст книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"

Автор книги: Белтон Купер

Жанр:

Биографии и мемуары

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Назад к карточке книги

Мой водитель Уайт ранен

Продвигаясь в район Отон-Суа, Боевая группа Б отчасти ослабила давление противника на уже изрядно потрепанную БгР. Чтобы поддержать БгБ, рота «Си» ремонтного батальона перебралась в городок Вербомон, находящийся южнее, по шоссе №15, между Гарцем и Гранменилем.

Я решил переночевать в штабной роте и присоединиться к роте «Си» на следующее утро. Уайт, мой во дитель, хотел повидаться с приятелям, и я разрешил ему отлучиться с условием, что мы в любой момент сможем двинуться с места. Сам я вернулся в барак рядом с трейлером майора Аррингтона и устроился на ночлег там.

В ту ночь я, лежа в спальном мешке, размышлял о прошлых сочельниках. Я не пытался представить, где окажусь к следующему Рождеству и доживу ли до него вообще. Едва ли постороннему под силу понять, что творится в мозгу у солдата в дни войны. Мы вызываем приятные воспоминания из прошлого, не задумываемся слишком глубоко о настоящем, закрываем глаза на ближайшее будущее и строим планы на возможности отдаленного. Это позволяет нам делать то, что нужно, и в то же время не тревожиться излишне о ближайшем будущем. Только так солдат может пережить бой физически и духовно. Для пехотинца на передовой или танкиста, постоянно находящихся под вражеским огнем, этот процесс должен усиливаться многократно. А для тех из нас, кто, как механики, попадает под огонь лишь изредка, этот эффект накапливается исподволь и проявляется на разных уровнях.

Прежде чем я отправился в Европу, мать прислала мне книжечку, озаглавленную «Молитвы на день». На каждый из 365 дней в году книжечка давала новый отрывок из Писания и молитву на этот день. Моя мать могла открыть свой экземпляр на той же странице и молиться теми же словами, что и я. В тот вечер меня утешало чтение святочного рассказа о Рождестве Христовом, и я подумал тогда: что за чудесная мысль пришла маме – подарить мне этот молитвенник с отрывками, которые мы можем читать вместе! Я возблагодарил Господа Всемогущего за то, что родители наставили меня в христианских принципах. Вера, основанная на этих принципах, помогла мне пережить войну как телесно, так и душевно.

Следующим утром после завтрака я отправился искать Уайта. Джипа на месте не оказалось, и водителя тоже поблизости не было. Кто-то из бывших поблизости подсказал мне, что около полуночи подошел уорент-офицер Маклин и попросил Уайта подбросить его до расположенного в тылу штаба дивизии, чтобы доставить отчет. Ни Уайт, ни Маклин еще не вернулись, и где они теперь – не знал никто.

Я здорово разозлился, что Маклин без спросу взял мой джип – он знал, что я офицер связи и в любой момент должен быть готов сорваться с места. Но в штабной роте я выяснил, что ночью Уайт был серьезно ранен и уже отправлен в армейский госпиталь. Первой моей мыслью было, что водитель погиб. Поскольку во время боев получить сведения о вывезенных из армейского госпиталя раненых было крайне затруднительно, лишь через несколько лет после окончания войны я выяснил, что Уайт все же выжил. Случилось вот что. Люфтваффе задействовали в контрнаступлении при Арденнах более тысячи самолетов. Как и в Нормандии, немцы предпочитали ночные налеты. В ту ночь небо впервые прояснилось, и немецкие машины атаковали любую мишень, как наши – днем. Поскольку дороги обледенели, а листва с деревьев давно облетела, мой джип должен был выделяться, как ползущая по зеркалу муха. Когда машина подъезжала к перекрестку по пути к штабу дивизии, на нее с ревом спикировал вооруженный ракетами Ме‑109. Одна ракета взорвалась рядом с машиной со стороны водителя. Взрывной волной джип отбросило с дороги в канаву, и шальной осколок угодил Уайту в основание черепа, за левым ухом. К счастью, на перекрестке стояла машина Красного Креста, и Маклину с санитарами удалось погрузить в нее раненого. Сам Маклин не получил ни царапины, но джип сильно пострадал. Я был ужасно расстроен ранением Уайта, особенно потому, что не знал в то время, жив мой водитель или нет. Между нами успела образоваться связь, которую могут понять только солдаты, которым приходится держаться вместе и полагаться только друг на друга. Позднее я здорово по нему скучал.

Обморожения

В течение нескольких следующих дней дивизия закреплялась на занятых позициях. К западу от нас 2‑я бронетанковая добивала остатки 2‑й танковой дивизии СС, застигнутой ею во время марша на Селлес и уничтоженной практически целиком. Наши механики прилагали все усилия, чтобы подготовить дивизию к новому наступлению. Работу им осложняло то обстоятельство, что в нашем распоряжении не было не то что базы, но даже участка ровной земли для мастерской. Рота «Си» разместилась в Вербомоне и оказалась разбросана по всей деревне – мастерскую пришлось разместить на полях между домами. Холод стоял жестокий: стоило механику взяться за ключ без перчаток, как кожа примерзала к металлу. В теплых же перчатках тяжело было добраться до мелких деталей танкового двигателя. Но даже в таких условиях механикам приходилось лучше, чем пехотинцам или танкистам на передовой. Земля окаменела от нестихающих морозов, и вырыть окоп было настолько тяжело, что порою солдатам и саперам приходилось пользоваться гранатами, чтобы пробить мерзлоту.

К этому времени опасно стало даже ездить по дорогам. Танки и тяжелая техника укатывали массы снега в плотную ледяную корку. Пытаясь затормозить на склоне, танки, бывало, начинали скользить, точно санки, невзирая на стальные шпоры на траках. Нашим тягачам приходилось без устали вытягивать танки с обочин обратно на дорогу. Несколько дней подряд длился непрерывный снегопад, и сугробы на неразъезженных проселках наросли на высоту до метра.

Майор Аррингтон выделил мне новый джип взамен поврежденного, а с ним – и нового шофера. Рядовой первого класса Рэйфорд, рослый парень из луизианской глубинки, оказался неплохим водителем и механиком и весьма гордился тем, что его машина находилась в идеальном состоянии. Багаж из подбитой машины мы перенесли в новую. Судя по тому, как выглядело водительское сиденье старого джипа, Уайт потерял много крови и выжил только чудом…

Перетаскивая вещи, я с удивлением обнаружил, какие горы барахла скопились у меня. В багаж легли две скатки, два заплечных мешка, деревянная коробка для карт с термитной гранатой внутри, два пончо, мой бинокль, ящик пайков «десять в одном» и ящик пайков типа К. Мне по званию полагался автоматический пистолет образца 1911 года, калибра 0,45 дюйма (11,43‑мм) в наплечной кобуре. У Рэйфорда над ветровым стеклом на скобах висел карабин калибра 7,62 мм. В дополнение к ним в нашем распоряжении оказались одна снайперская винтовка «спрингфилд» образца 1903 года, два «гаранда» М1 калибра 7,62‑мм, ящик ручных гранат и два немецких «панцерфауста» дальнобойностью 100 метров. Всякий раз, разгромив немецкую колонну, мы получали в качестве трофеев несколько валяющихся вокруг фаустпатронов. Это великолепное оружие одиночек было одноразовым – после выстрела оно выкидывалось. Уступая нашим «базукам» в дальнобойности, «панцерфаусты» значительно превосходили их пробивной силой. Я напомнил Рэйфорду, что при прямой угрозе плена нам следовало любыми средствами избавиться от «панцерфаустов» – было извест но, что немцы расстреливали на месте американских солдат, если находили при них трофейное оружие.

Помимо этого, у меня накопилась целая груда награбленного добра: немецкие фотоаппараты, пистолеты, бинокли и прочая подвернувшаяся по пути мелочь (технически все эти предметы подпадали под определение военной контрабанды и тем самым переходили в наши руки совершенно законно). Мы постоянно обменивались трофеями с товарищами по оружию, пополняя наши запасы.

Мы ехали, а снег продолжал валить. На узком проселке мы натолкнулись на снежный нанос в метр глубиной. Рэйфорд решил, что мы через него проедем, и двинул машину вперед на первой передаче. Но перед капотом машины постепенно нарастал снежный клин, и вскоре передние колеса оторвались от земли, так что джип не мог двинуться ни вперед, ни назад. Мы все еще пытались его откопать, пока мимо по главной дороге не проехала командирская разведывательная машина с лебедкой, которую мы и тормознули. Один оборот лебедки – и мы были свободны. Я заметил водителю, что этот случай должен стать для нас уроком; если бы это случилось, когда мы следовали за боевыми частями, у нас возникли бы крупные неприятности.

Более роскошных квартир, чем в бельгийском шато около Пэра, куда въехал штаб ремонтного батальона, у нас до сих пор не бывало. В тот период Арденнской кампании, когда ситуация несколько стабилизировалась, мы обычно занимали половину дома, оставляя хозяевам-бельгийцам другую половину. Это позволяло нам дать крышу над головами своим солдатам, не обделяя при этом местных жителей. Бельгийцы обычно понимали наши нужды и встречали нас с распростертыми объятиями. Они осознавали, что мы сражаемся за них и что если бы наше место заняли немецкие войска, то они, скорей всего, вышвырнули бы жителей на мороз. Даже на передовой боевые части по возможности сосредотачивались вокруг деревушек, чтобы как можно больше бойцов могло держаться в тепле. Те же, кому приходилось терпеть морозы в окопах на передовой, невыносимо страдали. В начале Арденнской кампании солдаты носили башмаки с толстой подошвой из кожи и резины, верхом из необработанной кожи и мягким кожаным голенищем на застежках, доходившим до середины голени. Для нормальных условий такие башмаки, надетые поверх одной-двух пар толстых хлопчатобумажных носков, вполне годились, но для солдата, мерзнущего в окопе на передовой, они не подходили совершенно. Когда слякоть попеременно сменялась то дождем, то снегом, в окопах постоянно стояла вода. Когда помногу часов подряд стоишь по щиколотку в воде, не имея возможности размять ноги, возникают серьезные проблемы с кровообращением в стопах и голенях. Намокшие ступни начинают опухать, и страдающий от мучительной боли солдат выбывает из строя. Такое состояние называют «траншейной стопой», и войска потеряли от этой причины немало людей. В некоторых случаях тяжелейшие отеки переходили в гангрену, и бойцы теряли пальцы, а то и обе стопы.

Поначалу армия была совершенно не подготовлена к подобной ситуации. Лишь к самому концу кампании в Арденнах мы получили сапоги, которые были гораздо лучше. Сапоги имели тяжелую резиновую подошву с бортиками, наподобие галоши, с теплой войлочной стелькой и высоким кожаным голенищем, доходящим до середины голени. Такие сапоги были совершенно водонепроницаемы снизу. Если носить поверх двух пар носков сапог достаточно большого размера, чтобы нога двигалась свободно, о «траншейной стопе» можно было забыть. Немцы пользовались сапогами похожего вида, разработанными согласно опыту, приобретенному на русском фронте.

Однажды ночью в Пэре я раздевался, готовясь ко сну. Я снял мундир, рубашку, брюки, башмаки – осталось только исподнее и носки. Носков я не снимал, если только не было возможности их сменить, а происходило это нечасто, поскольку новые носки удавалось добыть редко. После долгого дня на морозе ноги у меня немели, как всегда, но в помещении тепло проникало в тело, и к ступням возвращалась чувствительность. Приходилось растирать ноги, прежде чем забираться в спальник. Тем вечером я заметил, что ступни, особенно подошвы, ноют непривычно сильно. Сняв носки, я обнаружил на пятках и стопах обеих ног крупные черные пятна. Наутро меня осмотрел батальонный хирург, капитан Майзек, и сообщил, что у меня обморожены ноги и мне следует направиться на лечение в базовый армейский госпиталь. Было похоже на то, что я отморозил пятки, постоянно ставя ноги в башмаках с тонкими подошвами на стальное днище джипа. Я умолил капитана не направлять меня в госпиталь, опасаясь, что меня временно отчислят из штата дивизии и я, скорей всего, уже не вернусь. Чувствовал я себя, как зеркальное отражение Братца Кролика в терновом кусте.

Капитан предложил мне лечиться в полевом лазарете. Он аккуратно срезал скальпелем наружный, ороговевший слой кожи с пятен на обеих ногах. Пятна образовала запекшаяся кровь из разорванных капилляров – она протекла под кожу и замерзла. Должно быть, так природа защищала мои ноги от замерзания. Потом врач обработал раны, наложил пропитанную антисептиком марлю и перебинтовал. Повалявшись в койке следующую пару дней, я встал на ноги и вернулся к своим обязанностям – уже в новых сапогах.

Дистанционные взрыватели

Продолжалась подготовка к контрнаступлению. VII корпус 1‑й армии должен был нанести удар на юг, вдоль шоссе №15 от Гранмениля на Хоффализе, в то время как 3‑я армия наступала со стороны Бастони. Встретившись, обе армии должны были отрезать любые остатки немецких войск западнее Хоффализе.

В состав VII корпуса входили 75, 83 и 84‑я пехотные, а также 2‑я и 3‑я бронетанковые дивизии. 3‑я бронетанковая – на востоке и 2‑я – на западе должны были пройти через позиции 75‑й пехотной и при поддержке 83‑й и 84‑й пехотных дивизий нанести массированный удар на юг, к Хоффализе. Располагая двумя единственными «тяжелыми» бронетанковыми дивизиями в распоряжении американской армии, подкрепленными тремя первоклассными пехотными дивизиями, VII корпус имел максимально возможные шансы на успех.

Одной из наиболее охраняемых тайн Второй мировой (наряду с атомной бомбой) были радиолокационные взрыватели – неконтактные, как их еще называли. Они намного превосходили традиционные дистанционные взрыватели, основанные на задержке по времени, до тех пор считавшиеся наиболее эффективными. Традиционный дистанционный взрыватель состоял из концентрических пороховых колец, которые могли быть подстроены, позволяя достаточно точно устанавливать время взрыва. Для настройки головку взрывателя помещали в обрезное устройство, которое меняло длину пороховой дорожки, так чтобы взрыватель детонировал в назначенное время. Зная дальность полета и скорость снаряда, артиллерист мог по таблице найти установки, чтобы заставить снаряд разорваться на предписанной высоте.

Когда снаряд разрывался в воздухе, на землю обру шивался град осколков, поражая солдат на открытой местности. Даже окопы не спасали полностью от навесного огня. Но чтобы заставить снаряды разрываться на оптимальной высоте, наводчик должен был наблюдать разрывы и по радио корректировать время задержки – то есть наступающая группировка вынуждена была постоянно держать противника под наблюдением. В радиолокационном же взрывателе находился питающийся от батарей портативный радар, включавшийся при выстреле. Когда снаряд приближался к земле, радар улавливал отраженный луч, и взрыватель детонировал на нужной высоте. Это устройство действовало значительно надежней, чем привычные дистанционные взрыватели [65]65
Это отнюдь не так. Несрабатывание радиолокационных взрывателей (являющихся намного опередившими свое время сложнейшими электронными приборами) достигало в 1944—1945 гг. 25%. (Прим. ред.)

[Закрыть]. Кроме того, оно не требовало от наводчика видеть разрывы. Теперь огонь можно было вести по глубоким тылам противника, против артбатарей и других целей, недоступных для наблюдения.

Двумя годами ранее бесконтактные взрыватели были разработаны и опробованы на Тихом океане службой материально-технического обеспечения флота. Против японских самолетов они были весьма эффективны, а неразорвавшиеся снаряды падали в океан и тонули, не нарушая секретности. Насколько нам было известно, ни японцы, ни немцы не имели представления о существовании подобных взрывателей. Было принято решение использовать радиолокационные взрыватели во время артподготовки перед наступлением. Это был первый случай, когда они использовались при массированных артобстрелах.

1 января майор Аррингтон на собрании офицеров связи сообщил о существовании новых взрывателей нам. Мы, в свою очередь, должны были информировать артиллерийские батареи в наших боевых группах. Я связался с 391‑м полевым артдивизионом Боевой группы Б и сообщил о бесконтактных взрывателях, которые дивизиону полагалось получить на пункте боепитания в тот же день. Кроме того, я пересказал им технические данные, которые не отличались сложностью. Новые взрыватели следовало использовать взамен прежних дистанционных, никакой настройки они не требовали. При выстреле взрыв порохового заряда запускал взрыватель, и, когда снаряд достигал определенной высоты над целью, он автоматически срабатывал. Если стрельба велась по лесистой местности, взрыватель мог сработать на ветвях деревьев. О радаре я ничего рассказывать не стал: чем меньше будет известно артиллеристам в случае плена, тем лучше.

На следующее утро, за день до начала контрнаступления, парни из дивизионного отдела разведки привели на передовую какого-то штатского. Одет тот был как типичный бельгийский крестьянин – в тяжелые башмаки и пальто, свисающее едва не до пяток, теплые вязаные варежки и шерстяную шапку-ушанку, – но с портупеи у него свисала прицепленная к поясу портативная рация. Портупея крепилась на клиновых защелках, так что, если бы радист поднял руки, как бы сдаваясь в плен, защелки должны были разомкнуться, а рация – соскользнуть вместе с ремнями. Имелась надежда на то, что это произойдет незаметно. Кроме того, при бельгийце было несколько толстых конвертов, полных некоего порошка. По его словам, если растереть этот порошок по пальто снегом, в результате химической реакции ткань поменяет цвет. Ему передали пароли и отзывы на несколько ближайших дней, и, после инструктажа у командира передовой пехотной роты, бельгиец миновал линию фронта и скрылся в лесу между немецкими передовыми постами. Его задачей было просочиться через немецкие позиции и по радио сообщить нам об их месторасположении. Это был отважный шаг – если бы бельгиец попал в руки врагу, его ждал расстрел на месте. И это был лишь один из примеров той поддержки, которую оказывали американской армии бельгийские подпольщики.

Бесконтактные взрыватели были распределены по всем артиллерийским частям в составе 1‑й и 3‑й армий. Наступлению 3 января предшествовала ужасающая артиллерийская подготовка. Оснащенные радиолокационными взрывателями, наши 155‑мм и 203‑мм снаряды рвались над самым центром Хоффализе. Хотя наши передовые части находились не менее чем в восьми километрах от города, немцы решили, что мы уже прорвали фронт и подошли к Хоффализе не более чем на километр или два. Они были уверены, что огонь корректируется с окружающих городок холмов. В результате среди отступающих немецких солдат началась паника, и это усугубило чудовищный затор на узких улочках городка. Паника питалась сама собой, и постоянные заторы создавали все новые цели для сокрушительных разрывов снарядов в воздухе.

Американское контрнаступление

К тому времени у американской армии накопился уже внушительный опыт планирования лобовых атак. Генерал Коллинз осознавал, что силами одних только танковых батальонов резерва Главного командования и пехоты было невозможно провести массированное наступление на открытой местности, где противник мог сосредоточить на наступающих артиллерийский огонь. Предугадав наш следующий шаг, между 30 декабря и 3 января противник подготовил ряд укрепленных позиций на открытой местности непосредственно на пути нашего наступления. На основном направлении этого наступления нашим солдатам предстояло пробиваться сквозь эти укрепления около пяти километров, потом еще километра три продвигаться по густому лесу, а после этого снова двигаться через поля. В ходе операции для первоначального штурма укреплений планировалось использовать силы бронетанковой дивизии, дополнительно усиленной пехотой. Достигнув леса, пехота должна была обогнать танки на узких дорогах и просеках, чтобы, выбравшись на открытое место, те снова вышли вперед. Подобная тактика предусматривала использование сильных сторон как пехотной, так и бронетанковой дивизий.

Наступление началось утром 3 января, вслед за мощнейшей артподготовкой, в ходе которой были использованы снаряды с радиолокационными взрывателями. 3‑я бронетанковая и 83‑я пехотная дивизии нанесли удар к востоку от шоссе №15, 2‑я бронетанковая и 84‑я пехотная – к западу. Поскольку основные силы на этом участке немцы сосредоточили для удара на север, нашему контрнаступлению на юг противостояли лишь разрозненные части трех немецких танковых и двух фольксгренадерских дивизий. Сражались они отчаянно.

Немцы превзошли самих себя в искусстве противотанковой обороны, для которой умело использовали в первую очередь собственную бронетанковую технику. Полагаясь на превосходство своих машин, они использовали строения и развалины небольших укрепленных деревень как укрытия для танков и самоходных орудий. Даже штурмуя каждое из этих укреплений комбинированными силами после краткого, но мощного артобстрела, мы тем не менее несли тяжелые по тери в танках. Потери, вероятно, были бы еще больше, если бы не самоходные 105‑мм гаубицы М7, способные немедленно открыть огонь практически из любой позиции, засыпав противника рвущимися в воздухе снарядами с радиолокационными взрывателями. Вдобавок гаубицы могли вести огонь дымовыми снарядами с начинкой из белого фосфора: обильный дым при их разрывах затруднял немцам корректировку артогня. Я всегда полагал, что самоходки М7 являлись одним из самых эффективных видов нашего вооружения.

Когда погода начала проясняться, все большую поддержку нам начинали оказывать пикировщики P‑47 [66]66
Самолет P‑47 Рипаблик «Тандерболт» являлся фактически тяжелым истребителем сопровождения бомбардировщиков. Высокая живучесть и способность нести высокую бомбовую нагрузку позволили использовать его и в качестве ударного самолета – штурмовика или истребителя-бомбардировщика. (Прим. ред.)

[Закрыть]9‑й воздушной армии. Нам приходилось быть весьма осторожными, вызывая авианалеты, поскольку наши позиции располагались рядом с немецкими. В изменчивой ситуации вроде той, которая была в этот момент, летчикам ничего не стоило промахнуться и отбомбиться не по той цели. Тем не менее мы всегда были рады видеть пикировщики в небе, зная, что теперь-то немцам придется солоно.

Тяжелейшие потери в бронетехнике за время Битвы за Выступ привели к критической нехватке танковых экипажей. В норме экипаж «Шермана» состоял из пяти человек: водитель, помощник водителя на соседнем сиденье (он же стрелок из шаровой пулеметной установки винтовочного калибра), заряжающий, место которого находилось в левой стороне башни, стрелок в башне справа и командир, выполняющий также обязанности радиста. Место командира танка располага лось в задней части башни, а прямо над его головой располагалась небольшая башенка с перископом в крышке люка. Под огнем командир задраивал люк, но обычно машина двигалась с распахнутым люком для лучшей видимости.

По мере того как потери нарастали, нам пришлось отказаться вначале от помощников водителей. Это лишало танк возможности воспользоваться шаровой пулеметной установкой, особенно эффективной против вражеской пехоты. Потом мы вынуждены были обходиться и без заряжающего – его обязанности приходилось выполнять командиру танка. И все равно для управления машиной требовался минимальный экипаж из трех человек.

Днем 8 января располагавшаяся при Вербомоне рота «Си» получила 17 танков для распределения по частям. Некоторые машины, подбитые прежде, вернулись из ремонта, другие были новыми – их прислал отдел снабжения армии взамен выбывших из строя. В наши задачи входило подготовить машины к бою и найти для них экипажи.

Из 33‑го бронетанкового полка нам прислали 17 танкистов, имевших ограниченный боевой опыт, – они сами лишь несколько дней тому назад прибыли для восполнения потерь. Из кадрового отдела прислали еще 35 парней, лишь несколько часов тому назад сошедших в Антверпене с парохода и до сих пор не получивших никакого инструктажа. Мы спросили, сколько из них прежде имело дело с танками, оказалось, что никто. Большинство не то что никогда не были в танке – они даже не видели танка вблизи!

Мы отобрали 34 человека и разбили их на 17 пар. Каждая пара вместе с водителем составляла минимальный экипаж. Мы провели краткий инструктаж на тему «что такое танк», показали всем основные детали машины, пулемет и коробки со снарядами. Танки были уже заправлены, смазаны и готовы тронуться с места. Несколько механиков отогнали машины на край поля и, развернув башни в стороны, зарядили орудия бронебойными снарядами, чтобы не было осколков. Каждому танкисту дали произвести по три выстрела из башенного орудия (базовую подготовку проходили все новички, так что с пулеметами они уже были знакомы). На дальнейшую подготовку, прежде чем посыльные из 33‑го полка развели новичков по подразделениям, времени не оставалось. Было три часа дня.

Когда около семи часов вечера я приехал в расположение 33‑го бронетанкового, то обнаружил, что из 17 машин пополнения 15 были подбиты и уничтожены по дороге. Узнать, сколько человек уцелело из экипажей и были ли выжившие вообще, я не смог. Увы, подобной трагедии предстояло повторяться еще не раз…

К 9 января 3‑я бронетанковая дивизия завершила первый этап операции, достигнув опушки густого леса. 83‑я пехотная дивизия, обогнав нас, расчистила дорогу через лес на протяжении следующих 3—5 километров. К 13 января лес вдоль узких просек был практически освобожден от солдат с «панцерфаустами» и минных полей. Дивизия миновала лес, вновь обогнала пехоту и начала завершающий бросок через тяжело укрепленные всхолмья. На протяжении десяти последних дней немцы вели отчаянные арьергардные бои, в ходе которых мы продвинулись на 15 километров – до южной опушки леса. Тринадцатого числа, вновь пройдя сквозь позиции 83‑й пехотной, наша дивизия приступила к выполнению основной цели своего наступления: перерезать шоссе к востоку от Хоффализе и занять высоты под Бризи.

Немцы яростно сражались, чтобы не позволить нам перерезать им последний путь к отступлению. Перекрыв дорогу, немецкие танки и мотопехота заняли сильно укрепленные позиции вокруг Стоммельна. И тем не менее 15 января Боевая группа Б установила заставу на дороге к востоку от города, перекрыв противнику дорогу. Затем она продвинулась на юг до Бризи и заняла высоты к северу от реки.

Достигнув конечной цели наступления, мы продолжали удерживать занятые позиции, в то время как 84‑я пехотная и 2‑я бронетанковая дивизии обходили нас с запада, наступая на Хоффализе. 16 января под Хоффализе части 84‑й пехотной вступили в контакт с наступающей на север 11‑й бронетанковой дивизией 3‑й армии, что завершило очередной этап арденнской операции. 20 января наша дивизия переместилась в район Барво – Дюрбюи для отдыха и пополнения.

Интендантские и ремонтные части прилагали все усилия, чтобы восстановить мощь дивизии. Восполнить ряды опытных танкистов было невозможно; все новые пополнения шли из пехотного набора. Прибывших сливали с выжившими членами экипажей подбитых машин и интенсивно тренировали на протяжении нескольких следующих дней. По крайней мере, у них было намного больше шансов уцелеть, чем у тех мальчишек, что прибыли к нам в Вербомон 8 января. Капитан Сембера выбил для нашей боевой группы хорошую долю из общего числа прибывших на пополнение танков и прочих машин. К нам уже начинали поступать в достаточном количестве танки новой модификации М4А1 с 76‑мм орудием и 550‑сильным мотором «Форд» V8.

Назад к карточке книги "Смертельные ловушки: Выживание американской бронетанковой дивизии во Второй мировой войне"