Текст книги "Любовь по-соседски (ЛП)"

Автор книги: Белль Аврора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Я усмехаюсь и смотрю, как его лоб хмурится. Он смотрит на меня долго и упорно, прежде чем небольшая улыбка вспыхивает на его лице. Он шепчет:

– Я этому не верю. Это мой маленький человечек Ашер?

Улыбаясь так сильно, что мои щеки начинают болеть, я киваю. Дядя Джефф делает шаг вперед и сжимает меня в медвежьих объятиях. Я не любитель объятий, но если бы я позволил кому-то обнять меня, то это были бы Джефф и Фейт.

Джеффри – крупный афроамериканец, который влюбился в мою тетушку Фейт, когда они учились в колледже. Я никогда не встречал более совершенной пары в моей жизни. Фейт – это сестра моей мамы и полная противоположность ее.

Мама высокая, Фейт низкая. Мама изящна, Фейт – нет. Мама заботится о внешности, Фейт... не так сильно. Мама спокойна, а Фейт громче, чем клаксон. Фейт счастлива... мама – нет. Мама сказала Фейт, что она ошиблась, выйдя замуж за «цветного» человека, Фейт велела ей засунуть свое мнение в зад.

Джеффри научил меня играть в футбол. Он научил меня отбивать битой мяч и подавать. Джеффри делал все, что должен был делать мой отец, и я любил проводить с ними лето. У них никогда не было детей, но они брали на время из приюта двух-трех детей за раз. У них было много любви, чтобы свободно дать это тем, кто в ней нуждается. Фейт провела много благотворительной работы с детьми с особыми потребностями, а Джеффри тренировал бейсбольную команду детей, страдающих параличом.

Они, в отсутствии слова получше, исключительны.

Джефф, наконец, отпускает меня и прочищает горло, тихо говоря:

– Как дела, Эш?

Садясь за стол, за тот самый стол, за которым я сидел, когда был ребенком, я выпаливаю:

– Если бы ты спросил меня это вчера, дядя Джефф, я бы сказал, что все довольно дерьмово. Но сегодня мне лучше. Мне лучше, чем когда-либо.

Выражение лица тети Фейт смягчается. Она поднимает брови, улыбаясь:

– У тебя есть девушка, малыш?

Мое настроение портится. Я говорю ей:

– Я не знаю. Надеюсь, что да. Я облажался

Дядя Джефф выдает:

– О, черт! Никогда не думал, что я увижу этот день! – Он поворачивается к Фейт и говорит: – Мальчик влюблен, Фейти. Я видел этот взгляд много-много раз. – Он улыбается мне и вспоминает: – Я помню, как этот молодой человек сказал мне однажды, что девушки противны, и что он никогда не женится, потому что не хочет заразиться вшами.

Я запрокидываю голову и смеюсь. Я действительно это сказал. Фейт и Джефф смеются вместе со мной.

Внезапно мне грустно. У меня болит в груди. Я говорю им обоим:

– Вы, ребята, были единственной светлой полосой в моей жизни, и я сожалею, что никогда не приходил к вам после того, как ушел. Вы... вы мне очень помогли, и я думаю... я просто хотел сказать спасибо.

Фейт начинает громко и шумно рыдать, и почему-то мне хочется рассмеяться.

Тетя Фейт... она просто нечто.

Джефф смотрит на меня и закатывает глаза. Я усмехаюсь. Он знает, какая она.

То, что Фейт лопочет сквозь слезы, отрезвляет нас обоих:

– Если бы я знала ... Если бы я знала, малыш. Я бы увезла тебя из этого места. Никогда бы не возвращала тебя. Ты бы был здесь в безопасности, Эш. Я бы защитила тебя своей жизнью.

Она говорит это с такой убежденностью, что я не сомневаюсь в ней ни на минуту.

Ее выражение лица остается опустошенным, когда она тихо спрашивает:

– Итак, все спортивные травмы, что у тебя были? Они были действительно...

Перебив ее, я отвечаю:

– Да, мэм. Я никогда так упорно не занимался спортом. Папа был серьезной проблемой. – Обращаясь к Джеффу, я говорю: – Ты помнишь, как он любил пить, верно? Я не могу вспомнить, когда он был трезв.

Некоторое время мы сидим в задумчивой тишине, прежде чем я решаюсь на главный вопрос, ради которого сюда приехал.

Я спрашиваю:

– Вы знаете, где мама? Я не хочу звонить ей. Я на самом деле не хочу говорить с ней, но у нее есть то, что мне нужно.

Джефф и Фейт смотрят друг на друга так, что заставляет меня сузить глаза. Джефф тихо говорит:

– Ну, понимаешь, сынок, Грейс живет здесь... с нами.

Моя спина выпрямляется, и я оглядываюсь. Я вижу ее фотографии на стене и удивляюсь, почему сразу не понял.

Я тихо спрашиваю:

– Она здесь?

Фейт выглядит несколько смущенной, прежде чем сказать:

– Дорогой, я подумала, что именно поэтому ты здесь. Она ходила к тебе сегодня.

Я хмурюсь.

«Почему, черт возьми, она ходила ко мне? Она же знает, что я не хочу ее видеть».

Когда я открываю рот, чтобы спросить, входная дверь распахивается и из коридора знакомый голос, подразнивая, кричит:

– Это я. Не стреляй, Джефф!

Она с улыбкой входит в кухню и говорит:

– Почему такие мрачные, приятели?

Затем замечает меня.

Ее тело напрягается, руки взлетают ко рту, ее сумка падает на пол, отчего содержимое вываливается повсюду. Я какое-то время молчу, чтобы взглянуть на нее.

Она похожа на мою прежнюю маму. Счастливая, с яркими глазами. Мне кажется, она стала счастливее с тех пор, как мой отец умер.

Я встаю медленно и, зная, что сделаю ей больно этим, произношу приветствие:

– Грейс.

Прямой удар.

Она закрывает глаза с болезненным выражением лица. Я вдруг удивляюсь, почему я чувствую себя куском дерьма.

Фейт прочищает горло и говорит:

– Пойдем, Джефф. Мы дадим вам немного времени наедине.

Они оба встают. Фейт быстро подбирает содержимое сумки мамы, помещая ее на стойку. Они оба уходят, оставляя меня и мою мать наедине впервые за двадцать лет.

Придя к пониманию, что ее сын стоит на расстоянии всего лишь нескольких полметра от нее, ее лицо смягчается, и на нем появляется маленькая улыбка.

Она выглядит очень красиво. Я скучал по этому.

Она говорит мне:

– Я только что ходила к тебе, но тебя не было. – Она качает головой, улыбается и лепечет: – Ну, конечно, тебя не было. Ты здесь! Это чертовски странно. И я знаю, что ты не хочешь это слышать, но я твоя мама, и я все равно скажу тебе это... Ты стал красивым мужчиной, малыш.

Я не могу перестать пялиться на нее.

Она другая женщина, не та, которую я знал двадцать лет назад. Женщина, которую я ненавидел

«Кто эта женщина?»

Она сцепляет ладони вместе, проходит к холодильнику и говорит через плечо:

– Я пропустила обед, поэтому у нас есть варианты: индейка на ржаном хлебе или ... – она присматривается поближе, прежде чем кивает, – индейка на ржаном хлебе.

Я все еще не сказал ни слова, но она делает наши бутерброды и говорит о всякой ерунде. Она хихикает:

– Итак, как я уже сказала, сегодня пошла к тебе, и тебя там не было, – она поворачивается, чтобы посмотреть на меня и говорит. – Эши, там не очень хорошее соседство, малыш. Ты уверен, что там безопасно?

Ошеломленный, я могу только кивать.

Такое чувство, что мне снова десять.

Она сначала кладет сыр на хлеб, затем майонез, а затем индейку, и отрезает корки, как я ее просил в детстве. Она произносит:

– Наверное, я должна спросить, что привело тебя сюда сегодня, но мы можем поговорить об этом за ужином.

Она приносит мне сэндвич на тарелке вместе со стаканом сладкого чая, затем приносит себе и садится. Откусывает от своего и внимательно наблюдает за мной. Внезапно чувствуя себя неловко, я откусываю, и ее лицо вспыхивает в красивой улыбке.

Не в состоянии больше сражаться с самим собой, я тихо говорю:

– Ты не можешь притворяться, что ничего не случилось, мама.

Ее лицо немного мрачнеет, но не от грусти, а от чего-то серьезного. Она говорит мне:

– Ашер, я провела двадцать лет с этим человеком, опасаясь за свою жизнь и за тебя. Тогда я была другим человеком. Ты знал, что твой отец угрожал мне? Он сказал мне, если я пойду в полицию, то он убьет тебя. – Ее лицо мрачнеет еще больше, когда она шепчет: – И я не сомневалась, что он это сделает, малыш. – Прочищая горло, она говорит немного громче: – Я говорила себе, что если ты избит, но жив, то я выиграла. Я знаю, что не поддерживала тебя, Эш. Хотела бы я вернуться и сделать то, на что у тебя хватило сил. Если бы я могла, я был бы той, кто смог бы это прекратить. Но после того как ты ушел, я почувствовала, что получаю только то, что заслужила, поэтому не боролась с ним.

Я сую половину сэндвича в рот, чтобы ничего не говорить еще немного времени.

«Черт возьми, дойди до сути».

После того как сглатываю, говорю:

– Я хочу бабушкино кольцо.

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, прежде чем встать и уйти. Минутой позже возвращается с голубой бархатной коробочкой с кольцом. Она кладет ее на стол передо мной и говорит:

– Ашер, оно было твоим с того дня, как ты родился, малыш. Вот почему я звонила. Я пришла, чтобы принести его для тебя сегодня. Это и кое-что еще. Что-то, что я уверена, что ты не захочешь, но я должна отдать тебе.

Я не спрашиваю ее, что она хочет дать мне, поэтому она принимает это, как разрешение на продолжение. Она говорит:

– Когда Роберт... Когда он умер, я не понимала, насколько большая у него страховая выплата. После его смерти, что признали самообороной, я получила деньги в наследство и поместила на банковский счет. Ты все еще был несовершеннолетним, Ашер, поэтому я положила их под твоим именем. Деньги находились там почти двадцать лет, и я больше не хочу бремени. Я больше не могу иметь к ним отношения. Теперь ты взрослый, и я не могу получить к ним доступ, поэтому тебе нужно принять решение о том, что ты хочешь с ним делать, малыш.

Я хмурюсь.

Не могу поверить в это дерьмо.

Я усмехаюсь:

– Ты серьезно, черт возьми, выливаешь все это на меня? Серьезно, ма? Я не верю в это дерьмо.

Она заметно сглатывает, прежде чем сказать напряженно:

– Подумай, что эти деньги могут сделать для тебя. Эти деньги всегда были твоими, хочешь ли ты этого или нет. Если ты их не хочешь, отдай. Подумай о том, что может сделать благотворительная организация по борьбе с насилием в семье с этими деньгами, малыш. Есть люди, которые нуждаются в помощи... точно такой же, в которой мы нуждались и которую никогда не получали.

Я могу ненавидеть ее всю оставшуюся жизнь и обвинять ее в том, что произошло, но я знаю, каким был мой отец. Если он сказал, что убьет меня, я бы не стал в этом сомневаться.

Она кладет лист с деталями счета передо мной трясущимися руками, и я замираю... Я смотрю и смотрю, и смотрю, прежде чем хихикнуть. Мой смешок превращается в смех, и я вижу, что мама усмехается. Я смотрю на нее и спрашиваю:

– Это все по-настоящему, ма?

Семизначное число передо мной, и все, что я могу сделать, это смеяться. У меня не было ничего, когда я рос. Вы бы подумали, что я буду благодарен за это сейчас, но это не так. Я ненавижу эти деньги больше, чем ненавижу своего отца. Как будто я получаю компенсацию за годы пыток, которые я пережил.

Никакие деньги не смогут это исправить.

Я говорю маме:

– Вот, что я получаю? Я простой парень, мама. У меня даже нет телевизора. Я живу своими средствами. Мне это не нужно.

Ее глаза блестят, и она спрашивает:

– А как насчет твоей рыжеволосой красавицы? Может ли она их использовать?

Моя голова дергается, и мама печально улыбается.

– Встретилась с твоей девушкой сегодня. Она разорвала меня в клочья. Сказала, что я не имею права видеть тебя, и чтобы я никогда не возвращалась туда. – Мама смотрит на меня и, наконец, говорит: – Никогда.

Не могу сдержать улыбку.

Нат надрала задницу моей матери... Я бы заплатил, чтобы увидеть это зрелище. Я могу только представить, что она сказала.

Мама хихикает и тихо говорит:

– Она действительно любит тебя, Эш. Я так счастлива, что ты нашел кого-то, кто пойдет на все, чтобы защищать тебя. Потому что она сделает это. Она маленький огненный шар, та самая. Она мне нравится.

Маленький огненный шар.

Так и есть.

Может, мама права. Возможно, эти деньги могут как-то помочь Нат. Мне нужно еще немного подумать, прежде чем принимать окончательное решение.

Я встаю, беру кольцо и кладу его в карман. Туда же отправляются и реквизиты банка. Не зная, как себя вести, я говорю:

– Мне нужно вернуться домой. Я ушел не при лучших обстоятельствах...

Мама делает два шага ближе ко мне и берет меня за руку. Она уверенно говорит:

– Она простит тебя, малыш. Она любит тебя. Сказала, что теперь она твоя семья. Так что иди домой к своей...

В ее глазах немой вопрос. Я отвечаю:

– Нат. Моей Нат.

Улыбаясь, она шепчет:

– Ты вернешься домой к своей Нат и уладишь это.

Она неуверенно смотрит на меня, обнимая за талию и крепко сжимая. Я не уверен, что хочу сделать это, но все равно обнимаю ее за плечи. Она говорит мне в грудь:

– Цветы помогают.

Ухмыляясь, я отпускаю ее. Эта женщина не та, кого я помню, кого ненавижу. Эта женщина – мама, которую я решил забыть. Она стала той, какой всегда должна быть, и я счастлив за нее.

– Приятно видеть тебя, мама.

Отпуская меня, она грустнеет:

– Ты можешь прийти сюда в любое время. В любое время. Я буду рада видеть тебя чаще. Не думаю, что ты пригласишь меня на свадьбу?

Отвечая ей честно, я говорю:

– Нет. Не приглашу.

Я наблюдаю, как ее сердце разбивается, глаза наполняются слезами, и когда она отвечает, ее голос дрожит:

– Достаточно справедливо.

Я не прощаюсь, просто поворачиваюсь и иду по коридору к входной двери. Я слышу, как тетя и дядя разговаривают на крыльце. Как только я выхожу на улицу, спрашиваю тетю Фейт:

– Где я могу купить офигительные цветы?

***

Черт побери.

Я чертовски нервничаю прямо сейчас. Стоя перед дверью Нат уже около пяти минут, держа букет цветов, которые она, вероятно, выбросит, я все еще не могу набраться смелости постучать.

«Будь мужиком. Будь тем, в ком она нуждается. Бесстрашным».

Прежде чем могу остановить себя, стучу. Со всей силы.

Слишком громко.

Дверь распахивается, и появляется моя девочка. Моя красавица. Она выглядит усталой, но когда видит меня, ее глаза становятся ярче. Она поднимает свои трясущиеся руки ко рту и шепчет:

– Ты здесь. Ты в порядке.

Облегчение накрывает меня.

Кивнув, я протягиваю ей цветы. Она изучает экстравагантный букет, затем ее лицо искажает маска злости.

Бл*дь.

Нат выхватывает цветы из моей руки и бьет меня ими. Используя все силы, которые может собрать, она снова и снова бьет ими меня по голове, говоря сквозь стиснутые зубы:

– Ты говнюк. Я чертовски сильно ненавижу тебя. К черту тебя и твои цветы!

И я позволяю ей. Я заслужил это.

Я тупица.

Когда она заканчивает, то бросает голые стебли на пол под моими ногами. Я открываю глаза, чтобы увидеть, как ее тело трясется от ярости. Губы Нат дрожат, глаза холодны, она насмехается:

– Радa, что ты в порядке, баран. Теперь уйди от меня.

Затем хлопает дверью перед моим лицом.

Вытаскивая ошметки цветов из своих волос, я тяжело вздыхаю и качаю головой.

Все прошло не так хорошо, как я надеялся.

Время для Плана Б.

Глава двадцать шестая

Затейник

Я лежу в кровати и закипаю от гнева. А все из-за засранца с квартиры напротив.

Я так зла, и чувствую, что моя голова может взорваться в любую секунду, и демоны гнева заполнят мою комнату, делая маленьких сердитых детей-демонов, которые будут чем-то вроде Гремлинов, и мне придется следовать тем же правилам.

Не подвергайте сердитых детей-демонов свету.

Не брызгайте водой на детей-демонов.

И, самое главное, не кормите сердитых детей-демонов после полуночи, независимо от того, сколько они просят.

Если мои гневные дети-демоны выглядят как Гизмо, мне крышка. Я никогда не смогу сказать «нет» этому сладкому маленькому крошке. (Прим. ред.: отсыл к «Гремлинам»: Очаровательный пушистый зверек Магвай способен растрогать даже камень. Вдобавок, у него – абсолютный слух! Только будьте осторожны: он может погибнуть от солнечного света. На него нельзя брызгать водой. А что будет, если накормить его после полуночи, просто страшно себе представить…)

«Что, черт побери, ты несешь?»

Брр. Понятия не имею.

Я так устала, но у меня проблемы со сном, зная, что тупица по соседству, поэтому я брежу.

У меня есть столько слов унижения, которыми бы я хотела наорать на него. Могу я это сделать? Просто пойти туда и оскорблять его в течение ночи, а затем вернуться спать?

Это уж точно лучше, чем плакать.

Вы можете ему поверить? Приехал сюда с цветами и: «Сожалею, что бросил тебя и попытался задушить, чтобы доказать свое мнение, а затем пропал в течение четырех дней, но теперь я вернулся».

Какой придурок!

Я сожалею о том, что испортила цветы. Они выглядели действительно красиво. Однако это был необычный букет. Я должна был взять их и отдать тому, кто мог использовать их во имя своего счастья.

Мое сердце тревожно бьется, и слезы затопляют глаза.

«Он в порядке. Ты его видела. С ним все хорошо».

Да, но была огромная вероятность, что с ним все могло быть плохо. Что он мог бы стать примером из статистики.

Я так чертовски зла на него! Правда в том, что я была так напугана, и как только увидела его, и облегчение охватило меня, я поняла, насколько он чертов идиот. Ни звонков, ни сообщений. Я знаю, что сказала ему, что ненавижу его, но это не так. Я злюсь на себя за то, что все еще люблю его. Я всегда говорила, что ты не можешь помочь тем, кого любишь, но сейчас один из тех случаев, когда я действительно хочу этого. Может быть, если я скажу себе, что я его достаточно ненавижу, то у меня получится.

Хороший план.

Закатывая глаза, признаюсь, бормоча:

– Да, да. Я знаю. Я отстой.

Мои веки наливаются тяжестью, и я кладу голову на подушку.

Последняя мысль перед тем, как отрубаюсь: «Надеюсь, с ним все хорошо».

***

Я открываю глаза и улыбаюсь.

Какой хороший сон.

Потягиваюсь в постели, и моя рука соприкасается с чем-то сверху покрывала. Глаза расширяются в шоке, я чувствую что-то на своей кровати. Садясь, я задыхаюсь от ошеломленного неверия и прикрываю рот обеими руками.

Не может быть.

Не может, бл*дь, быть.

Моя кровать покрыта цветами. Когда я говорю, что покрыта, я имею в виду именно покрыта. Ни одного дюйма чистого нетронутого пространства. Белые тюльпаны и до хрена сиреневых ирисов на кровати. Те же цветы, букетом которых я избила Эша.

Не двигаясь, осматриваю поверхность кровати, и из меня вырывается какой-то хохот.

Ладно. Это действительно хороший способ проснуться.

Качая головой в неверии, я откидываю покрывало и встаю на пол только для того, чтобы соприкоснуться с еще большим количеством цветов. Я смотрю вниз и вижу, что весь пол покрыт цветами.

«Это происходит на самом деле?»

Посмеиваясь про себя, я это признаю. Мой интерес пробужден. И я бы поставила хорошие деньги на то, что Эш знал, что мое любопытство возьмет надо мной вверх.

«Сколько цветов купил этот засранец?»

Я ступаю на свой ковер из цветов и следую по нему в коридор, весь путь смеясь. Когда я добираюсь до гостиной и кухни, ахаю и пятюсь назад в шоке. Я поднимаю трясущуюся руку к моей груди и стараюсь не плакать.

Цветы повсюду! Мой дом превращен в цветочную страну чудес.

Белые, красные, оранжевые, розовые и желтые тюльпаны покрывают кухню. Розовые, фиолетовые и белые ирисы нашли приют в моей гостиной. Пол покрыт всеми цветами, которые только можно вообразить. Розы персикового, розового и красного. Герберы белого, оранжевого и желтого цветов. Гвоздики сияют розовым, желтым и белым. Ромашки, подсолнухи, орхидеи, гиацинт, гипсофила, королевские лилии, фиалки и жасмин.

И это только те, что я могу назвать.

Они повсюду, и я ошеломлена видом и ароматом.

Слезы застилают взор, когда я выхожу на кухню. Один белый тюльпан стоит в вытянутой вазе. К нему прилагается записка. Я срываю ее и читаю.

«Белые тюльпаны символизируют прощение. Прости меня, красавица».

Сейчас мои эмоции хаотичны. Я не знаю, что делать. Я кладу записку и открываю шкафчик, чтобы достать коробку рисовых хлопьев. Беру миску, ложку и молоко и все это кладу на стойку.

Я открываю коробку хлопьев и начинаю сыпать... и я смеюсь.

Белые тюльпаны заполняют мою миску.

«Умно, засранец, очень умно».

Кто знал, что Эш такой затейник?

Я не слепа. Я понимаю, чего он добивается. Он, должно быть, провел здесь всю ночь, тихо, как мышь, проворачивая дельце. Я улыбаюсь при мысли о том, что он бегает в носках, раскладывая цветы. Он, должно быть, измотан.

Пошел он.

Ко мне возвращается воспоминания боли, которую он мне причинил.

Да. Пошел он.

Я опрокидываю тюльпаны из миски на стойку, чтобы они присоединились к их друзьям-цветам, и перебираюсь на диван. Один стебель сиреневого ириса стоит в идентичной вазе той, в которой был белый тюльпан. Также к нему прикреплена записка. Я снимаю ее и читаю.

«Сиреневые ирисы символизируют первую любовь. Все еще любишь меня, детка?»

Люблю. Правда, люблю. Но также и очень сильно зла на него.

Дерьмо. Он заслуживает молчаливого бойкота, по крайней мере, на месяц. Возможно, на два. В зависимости от того, насколько щедрой я себя чувствую. Я бросаю записку на стол и откидываю голову назад на диван, когда слышу стук в парадную дверь.

Мой желудок сжимается.

«Что если это он?»

Подкрадываюсь к двери, становясь сбоку от нее как трусиха, и спрашиваю:

– Кто там?

Раздается глубокий мужской голос:

– Доставка, мэм.

Прищуриваюсь и спрашиваю:

– Откуда?

Мужчина тут же отвечает:

– Не знаю, мэм. Я просто курьер. Вы желаете забрать конверт, или хотите, чтобы я вернул его отправителю?

Моим родителям стоило назвать меня Кошкой, потому что я испытываю непреодолимое желание узнать, от кого конверт. Любопытство сгубило кошку, как говорится.

Я открываю дверь на дюйм и смотрю на джентльмена. Затем смотрю вниз на коричневый конверт и киваю на электронное устройство подписи. Он протягивает его через маленькую щель, и я расписываюсь. Мы обмениваемся предметами, и я закрываю дверь.

Конверт тонкий. Я так нервничаю из-за того, что это может быть, но кладу его в сторону и решаю подготовиться к работе.

После душа наношу легкий макияж. Одеваюсь в белые штаны с высокой талией, белую рубашку с длинными рукавами, которую расстегиваю, чтобы показать грудь, и толстый черный ремень, который застегиваю прямо под грудью. Не зная, что делать с моими волосами, я завязываю их в высокий хвост.

Когда во второй раз кто-то стучит в дверь, я настолько погружена в подготовку к работе, что даже не проверяю, кто это, пока не открываю ее.

А вот и он.

Выглядит сексуально в черных брюках, белой рубашке, которую он подвернул на локтях, из-за чего его руки смотрятся потрясающе аппетитными. Так, на нем его обычный ремень в комплекте с блестящей серебряной пряжкой и полированные черные туфли. Я ошеломлена.

Я никогда не видела, чтобы Ашер одевался так раньше, и мои трусики внезапно становятся влажными. Он выглядит шикарно.

Переминаясь с ноги на ногу, он выглядит нервным. Не желая, чтобы он знал, я-то чувствую себя так же, я делаю то, что получается у меня лучше всего.

Веду себя как сучка.

Я говорю:

– Я могу чем-то помочь тебе, Дух?

Не отвечая на мой вопрос, спрашивает:

– Тебе понравились цветы, девочка?

Закатывая глаза, чтобы не расплакаться, я поворачиваюсь к нему спиной и отвечаю, рукой обводя рукой квартиру:

– Кому не понравится?

Он заходит в квартиру и заявляет:

– Ты прочитала записки.

Я отвечаю простым кивком, он тоже кивает и говорит:

– Я должен рассказать тебе историю.

Только не снова.

Качая головой, говорю громко:

– Нет, больше никаких историй. Я просто хочу двигаться дальше.

Он подходит ближе ко мне и произносит:

– Если тебе не понравится эта история, детка, я оставлю тебя и больше никогда не беспокою.

Хотя мое сердце разбивается от этого заявления, я действительно хочу услышать, что он должен сказать. И я отчаянно надеюсь, что мне это понравится. Я киваю, чтобы он продолжал.

Он подходит к кухонной стойке и начинает:

– Однажды я встретил девушку. – Играя с цветами на стойке, он смотрит на меня и продолжает: – Ты знаешь первую часть этой истории, поэтому я собираюсь пропустить ее, опустить всю ерунду и добраться до того, что тебе нужно услышать, хорошо?

Внезапно чувствуя себя уязвимой, я обнимаю себя, потирая вверх и вниз ладонями свои руки. Я снова киваю, и он продолжает:

– Итак, эта девушка была моей одержимостью. Я не знаю, как так вышло, но она все время была в моем сознании. Поэтому, после того, как мы согласились, что у нас будет секс по дружбе, я подумал, что у меня было все. Свобода и девушка – все сразу. В какой-то момент после того, как мы начали трахаться, я понял, что, хоть и чувствовал, что у меня все это есть, я чего-то упустил. Появились глубокие чувства, и я впал в панику. Я так паниковал, что сделал кое-что глупое: я поднял руку на эту девушку, надеясь отпугнуть ее от меня. Но это не сработало.

Добравшись до белого тюльпана в вазе, он вынимает его, приносит мне и кладет в мою руку. Использует вторую свою руку, чтобы накрыть мои пальцы и продолжить:

– Поэтому я ушел на какое-то время, чтобы найти себя. И это было чертовски хреновое решение, но в первый раз в жизни я был смущен из-за того, что чувствовал к женщине. Я пытался испортить наши отношения, но, черт меня подери, она сильнее, чем я думал. Она не убегала от меня, даже когда я был монстром.

Эш идет в гостиную, чтобы забрать ирис. Он встает позади меня, передает лиловый цветок и хихикает:

– Знаешь, я уже какое-то время понимаю, что люблю эту девушку.

Я ахаю, но он игнорирует меня.

– Раньше я никогда такого не чувствовал, и это испугало меня. Видишь ли, красавица, я сделаю все ради этой женщины. Вообще все. Если бы она попросила меня купить ей бриллианты, я бы это сделал. Если бы она попросила меня стать лучше, я бы постарался на пределе возможностей. Если бы она попросила меня прекратить видеть весь негатив в моей жизни, я бы помнил, что она – моя светлая полоса.

Он продолжил, обходя меня:

– Я всегда думал, что это я. Что во мне была проблема, когда дело доходило до отношений с женщинами, но это было не так. Проблема была в них.

Забирая оба цветка из моей руки, он продолжает тихо:

– Видишь ли, детка, они не были тобой.

Мои губы дрожат, и я закрываю глаза, чтобы сдержать слезы.

Он шепчет:

– Подожди здесь. Я принес кое-что для тебя.

Я слышу, как он идет по коридору и в мою комнату. Затем возвращается ко мне и помещает что-то в мои руки. Я открываю мокрые от слез глаза и смотрю на большую красивую лилию Касабланку в своей ладони. Он говорит:

– Это означает праздник.

Я шепчу хрипло:

– Что мы празднуем?

Мое сердце пропускает удар, и я чуть не грохаюсь в обморок, когда Эш встает на одно колено передо мной. Он тянется в карман и вытаскивает синюю бархатную коробочку. Я накрываю рот рукой и плачу. Эш открывает коробочку, и там находится самое красивое кольцо из белого золота с бриллиантами и изумрудами. С усмешкой он объявляет:

– Мы женимся, детка.

***

Восемь часов спустя

– Ты берешь эту стильную штучку, – Элвис читает с листка бумаги в руке, прежде чем продолжить, – Натали Ковач, в свои законные супруги, дружище?

Эш смеется, прежде чем смотрит мне в глаза и счастливо улыбается:

– Черт, да.

Элвис поворачивается ко мне и спрашивает:

– Бойкая штучка, ты берешь этого четкого паренька, – он снова сверяется с текстом на листке, – Ашера Коллинза, в свои законные мужья?

Улыбаясь, как дура, держа в руках пятнадцатидолларовый пластиковый букет цветов, я подпрыгиваю на месте и почти кричу:

– Да!

Элвис ухмыляется и бормочет:

– Ну, ладно. Властью, возложенной на меня штатом Невада, я объявляю вас мужем и женой. Теперь вы можете поцеловать...

Но я не жду, пока он закончит, я бегу и прыгаю в ожидающие объятия Ашера, крепко его целую и стону. Я настолько счастлива, что это почти невероятно, потому что сегодня утром я была невероятно печальна. Сегодня лучший день в моей жизни.

Одной рукой Эш поддерживает меня под задницей, а другую кладет на затылок, запутываясь пальцами в моих волосах, а я оборачиваю ноги вокруг него. Наш поцелуй страстный и сексуальный, и все в этом роде.

«Я люблю целовать своего мужа!»

О, боже мой... моего мужа. Не могу поверить, что мы только поженились. Невероятно!

Эш клюет меня в губы, прежде чем бормочет.

– Я люблю тебя, красавица.

Улыбаясь, я шепчу:

– О, боже, я не думаю, что мне когда-нибудь надоест это слышать. Я тоже тебя люблю, Эш.

Элвис прерывает нас:

– Эй, оставьте это для отеля.

Эш не отрывает губ от моих, когда протягивает ему большие чаевые.

– Большое вам спасибо.

Эш выносит меня из часовни «Любви и свадеб» и выходит к нашей взятой на прокат машине. Усаживает меня на капот и встает между моими раздвинутыми ногами. Улыбаясь мне, говорит:

– Клянусь, когда-нибудь я устрою тебе большую свадьбу со всем блестящим дерьмом, которое нравится женщинам, но сейчас я так же счастлив, как и ребенок в магазине конфет.

Я беру его за руку и отвечаю:

– Думаешь, мы сделали верный выбор? Выбрав это место?

Эш кивает без колебаний.

– Да. Я уверен. Мне не нужно ничье одобрение, детка. Мне нужна ты, и надеюсь, что я нужен тебе.

Внезапно опечалившись, я говорю:

– Вероятно, я не смогу иметь детей, Эш.

Он слабо улыбается и отвечает:

– Ты хочешь детей?

Смотря на него, я киваю. Он опускает свое лицо к моему, мягко целует мои губы и говорит:

– Тогда у нас будут дети. Каким-то образом мы сделаем это реальным. Я обещаю. – Через секунду он хмурится и говорит: – Хотя не знаю, каким отцом я буду.

Обхватывая его лицо руками, я говорю с полной верой и убежденностью:

– Если ты думаешь о том, каким отцом будешь, то ты станешь отличным отцом. – Я шепчу: – Ты не похож на него.

Сглотнув, он кивает и шепчет:

– Я не похож на него. – Эш кладет ладонь на мою щеку и проводит большим пальцем по линии челюсти, продолжая: – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать тем мужчиной, которого ты заслуживаешь. Я знаю, что мы дали обеты там, но я должен сказать тебе, что нет ничего, что я не сделаю ради твоего счастья. Просто скажи слово, и я сделаю это, девочка. Я позабочусь о тебе и буду любить тебя всегда.

Приподнявшись, я прижимаюсь к его губам в еще одном медленном поцелуе. Я пытаюсь показать ему через этот поцелуй, что я чувствую то же самое, но все равно поддерживаю его словами:

– Я никогда бы не смогла полюбить кого-то так, как люблю тебя. Я буду всем, что тебе нужно в жене. Обещаю. Я буду кричать на тебя, когда ты пьешь молоко из коробки. Я буду давать тебе подзатыльник, когда увижу, как ты пялишься на других женщин. Я поцелую тебя, когда тебе понадобится любовь. Я даже ударю тебя по заднице, если это будет нужно. – Улыбаясь, я говорю: – Видишь? Идеальная жена.

Посмеиваясь, он говорит:

– Идеальная или нет, ты та, кого я хочу. И теперь, когда у меня есть ты... ты упомянула о том, что любишь где...

Перебив его еще одним поцелуем, я говорю ему:

– Ты доставишь меня в номер через пятнадцать минут или меньше... – Я поворачиваю голову, чтобы мы были щека к щеке, покусываю мочку его уха и шепчу: – ...я буду умолять пососать твой член, малыш.

Глядя на меня полным похоти взглядом, он говорит:

– Садись в чертову машину, девочка. И пристегнись.

Не прошло и десяти секунд, и Эш уже на водительском месте. Я встаю с капота и иду к пассажирскому сиденью, посмеиваясь. Я качаю головой и, все еще улыбаясь, бормочу: