Текст книги "Любовь по-соседски (ЛП)"

Автор книги: Белль Аврора

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Звонит Грейс.

«Кто такая эта Грейс?»

Передаю телефон Эшу с недовольный лицом, но мое отношение к этому меняется, когда он берет телефон из моих рук, хмурясь, читает написанное на дисплее, а затем со всех сил швыряет телефон. Гаджет ударяется о стену и рассыпается на кусочки. Шокированная и немного встревоженная, начинаю вставать с него, но он крепко держит меня и грубо просит:

– Останься. Еще ненадолго.

В его голосе звучит нотка отчаяния, и я знаю, что его что-то беспокоит. И вот я, обнаженная, все еще верхом на нем, мои руки обернуты вокруг его шеи, а голова покоится на его плече. Я могу чувствовать его учащенное сердцебиение. Я не знаю, что только что произошло, но хочу быть с ним рядом.

Мой не-парень нуждается во мне.

Глава двадцатая

Моя девушка

Никогда не думал, что доживу до того дня, когда на самом деле захотел бы остаться в кровати с девушкой и просто держать ее в своих объятиях. Но это именно то, что я делал сегодняшним утром.

Позволить Нат говорить о том, что она ко мне чувствовала? Тяжело.

Показать Нат нежность, которую я чувствую по отношению к ней и которую никому другому не довелось испытать? Не так уж и трудно.

Когда ее тело прижато к моему, губы на моем плече, и я вдыхаю ее запах, она успокаивает меня. Если бы эта идиотка не позвонила мне утром, все было бы хорошо. Как только я увидел имя на дисплее, я сорвался. Бросить чертов телефон было единственной вещью, которую я мог сделать, чтобы почувствовать облегчение, за исключением того, чтобы быстро и жестко трахнуть Нат, но я не хотел этого. Она показала мне нечто нежное этим утром, и я не хотел испортить это своим дерьмом.

Возможно, это в первый раз в моей жизни, когда кто-то сказал мне «Я тебя люблю», и я не хотел просто отмахнуться от этого. Пугает ли это меня? Ага. Я имею в виду, что мне теперь делать? Есть ли какие-либо руководства или инструкции по ублажению человека, который тебя любит? Я не знаю никаких правил этикета в этой области.

В растерянности потираю лицо рукой и вздыхаю.

Черт бы меня побрал. Все это так сложно.

Я знал, чего Нат от меня хотела. Я мог видеть разочарование в ее великолепных зеленых глазах, но я не смог этого сделать. Я не буду давать ложную надежду человеку, который мне небезразличен. А это так и есть. Она мне небезразлична, даже очень. Больше, чем кто-либо за довольно долгое время. Я хочу делать ее счастливой. Я бы сделал все что угодно, чтобы сделать ее счастливой.

Это и есть любовь?

Я думаю, что если ты задаешься вопросом, то нет, это не она.

Я в этом не силен. Мне нужно поговорить с кем-то об этом, но я не могу говорить с Ником, Максом или же с Ловкачом, не рассказав слишком многого. Я не могу поговорить с девчонками, потому что так они бы поняли, что между нами с Нат что-то происходит. Может Сильвио?

Сильвио... Это что, бл*дь, шутка? Этот парень едва говорит на английском!

Я полагаю, что мне придется разбираться в этом самому.

***

Когда я захожу в главный зал «Белого кролика», чтобы направиться к комнате службы безопасности, замечаю Стефана, бармена. Он немного моложе меня и, как мне кажется, приличный парень. Он высокий, у него светлые волосы и карие глаза. Если бы он стоял рядом со мной, то любой бы мог сказать, что мы с ним родственники. Я разговаривал с ним всего несколько раз о проблемах безопасности в клубе, и он показался искренне заинтересованным в том, о чем я говорил. Я знаю, что Ник не нанял бы абы кого для управления баром.

К чему я это все рассказываю?

Возможно, он сможет помочь мне с Нат.

Подходя к нему с улыбкой, которая больше похожа на улыбку психопата, нежели на дружественную, я приветствую его:

– Привет, Шериф. Как дела?

Когда он поворачивается ко мне лицом, у него плохо получается скрыть удивление. Я не виню его. Я тоже чертовски удивлен.

Стефан вытирает барную стойку и выставляет пиво. Он отвечает:

– Привет, Дух. Хорошо, спасибо. Просто отлично. Еще какие-то вопросы, связанные с безопасностью?

Смотря на него, я потираю подбородок и признаюсь:

– Не-а. На самом деле, я надеялся поговорить с тобой кое о чем.

Он сразу же начинает выглядеть обеспокоенным. Широко раскрыв глаза, спрашивает:

– Я уволен?

Рассмеявшись, я отвечаю:

– О, черт, чувак. Я понимаю, почему ты так подумал. – Конечно, он мог подумать, что ребята прислали засранца, чтобы уволить бармена. Выпрямляясь, я признаю: – На самом деле, мне нужен твой совет.

У него отвисает челюсть и, все еще пялясь на меня, тихо говорит:

– Да ну?

Качая головой, я сажусь за барную стойку и говорю ему:

– Это то, о чем я не могу поговорить с кем-либо другим, поэтому я подумал, что ты мне подскажешь что-нибудь стоящее по поводу того, как быть парнем девушки.

Он трясет головой, будто бы пытаясь очистить мозги, и говорит:

– Никогда не видел, чтобы прежде у тебя были проблемы с тем, чтобы заполучить девушку, дружище.

Я киваю в знак согласия и заявляю:

– Проблема не в том, чтобы заполучить их. Как, черт возьми, удержать одну?

Широкая улыбка растягивается на лице Стефана, прежде чем он говорит:

– Ах, это, ладно, не всегда просто. Но если она этого стоит, ты найдешь способ, как это сделать.

Прищурившись, я смотрю на него и выплевываю:

– И это все? Это единственный совет, который у тебя есть?

Все еще расставляя пиво, он смеется.

– Я никогда и не говорил, что я эксперт, дружище. Посмотри на меня. Бл*дь, я все еще холостой.

Вздыхая, я провожу рукой по волосам. Встав, начинаю ходить туда-обратно.

– Она сводит меня с ума! Вся такая взрывная и сложная. Она заставляет меня делать вещи, которые я бы никогда не подумал делать. А затем она говорит, что любит меня, и впервые я не хочу убегать. – Остановившись, я поворачиваюсь к нему и заявляю: – Я хочу сделать ее счастливой! – Ударяя себя в грудь и кивая, говорю ему: – Я! Я хочу быть счастливым! И не хочу, чтобы она была с кем-либо другим. Я сказал ей, что она моя девушка и сейчас не знаю, что делать. Что это вообще значит? Я думаю, что для нее это значит нечто иное, нежели для меня. Я хочу ее и не хочу, чтобы она была с кем-то другим, но не знаю, что с этим всем делать. – Я умоляю: – Помоги мне разобраться, Шериф. Дай мне хотя бы что-то, с чем можно работать.

Стефан качает головой и смеется.

– Да ты влип, чувак. Думаю, что с уверенностью можно сказать, что ты нашел ее.

Я раздраженно вздыхаю.

– Кого?

Встав, он заявляет:

– Единственную. Все, что ты только что описал... звучит так, будто ты нашел ее. – Затем он спрашивает: – Ты любишь ее?

Мой ответ удивляет даже меня самого.

– Я не знаю, что такое любовь.

Стефан наклоняет голову набок и тихо говорит:

– Я не то чтобы эксперт в этом, но звучит так, будто так и есть. И даже если нет, то ты уже близок к этому.

Подойдя к нему, я протягиваю свою руку. Он принимает ее и с улыбкой пожимает. Все еще не убирая руку, я проговариваю:

– Если ты расскажешь кому-нибудь об этом, то я надеру тебе задницу.

Смеясь, он отворачивается и заявляет:

– Да. Так я и думал.

Уходя, я улыбаюсь.

Не-а. Стефан «Шериф» неплохой парень.

***

Тина и Лола в магазине, а мы с Мими решили вместе сходить на ланч. Пока это был тихий день, но я знаю, что как только пробьет три часа дня, в «Сафире» наступит хаос из-за первой распродажи по каталогам.

Тина. Моя малышка. Никто никогда не мог обвинить ее в том, что она делает что-то наполовину.

Умная женщина, как она, решила, что эта распродажа привлечет внимание старшеклассников и студентов колледжа. Ранее, на этой неделе, она даже послала нас в местные старшие школы и колледжи для раздачи каталогов. Это вызвало огромный интерес. Поэтому сегодня для Тины этот день будет днем большой выручки. Не то чтобы ей это нужно, но интерес к магазинчику растет, и даже несмотря на то, что она не говорила этого, уверена, что она уже думает об открытии второго бутика.

Мы останавливаем свой выбор на суши и садимся перед конвейером, расположенным у бара. Блюда проезжают мимо нас, и мы выбираем то, что хотим. Как только я открываю рот, чтобы положить туда ролл Калифорния, Мимс заявляет:

– Итак, я ничего не сказала остальным, но знаю, что ты трахаешь его.

Мой рот все еще открыт, я кладу туда роллы и жую. Она изучает мое лицо своими дерзкими голубыми глазами и говорит:

– Это что-то для тебя значит, не так ли?

Я ничего не говорю. Я жую свои роллы так, будто они резиновые, и смотрю на нее таким же взглядом, как у нее. Она шепчет:

– Я надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Наконец проглотив, я открываю бутылку с водой, чтобы сделать глоток, и прямо отвечаю:

– Я влюблена в него.

Мимс улыбается своей редкой, искренней улыбкой и тихо говорит:

– Я знаю. – Ковыряясь в своей еде, она заявляет: – Я поддерживаю тебя.

Улыбаясь, я подталкиваю ее в плечо. Я люблю Мими за то, что она заботится обо мне, чтобы сказать мне что-то вроде этого. Я люблю ее за то, что она верит в меня и знает, что это мой выбор.

Это дружба.

***

Кровать. Мне нужна моя кровать.

Сегодняшний день был сложным. Распродажа по каталогу в «Сафире» была хитом. С трех до семи мы носились туда-сюда, сломя голову, обслуживали клиентов и оформляли продажи. Вешалки были практически пусты, к тому времени как мы закончили, и нам буквально пришлось выставить за дверь несколько человек, когда мы уже закрывались. Даже несмотря на то, что уставшая, я еще и счастливая. Это что-то значило для Тины. Ник продолжал пытаться помочь, предлагая свою команду маркетологов, но Тина хотела сделать все сама. Все это ее заслуга. И она отказалась от помощи. Я могла видеть, что Ник был впечатлен. Он оставался в магазине вместе с нами на протяжении всей распродажи, потому что хотел быть уверенным, что ничего не выйдет из-под контроля у его маленькой беременной женушки.

«Фу. Они слишком милые».

Эш заходил около шести вечера и осмотрел магазин распахнувшимися от удивления глазами. Там было так много бегающих и болтающих женщин, что он выглядел ошеломленным. Он махнул Нику руками в «я сваливаю отсюда» жесте и ушел, но прежде подмигнул мне.

И от этого, у меня бабочки запорхали в животе.

«Фу, вся эта любовная херня просто отстой».

Плетясь по коридору к своей квартире, я открываю дверь и улыбаюсь, когда вижу Ашера на кухне. Я ощущаю легкость в теле каждый раз, когда вижу его. Он снимает с моих плеч лишний груз. Что-то вкусно пахнет. По-настоящему вкусно. Я бросаю сумку на пол у двери и иду к нему, оборачивая руки вокруг его талии. Из меня вырывается вздох облегчения, и он берет одну из моих рук, чтобы поцеловать ее.

Ладно, ладно. Вся эта любовная херня не так уж и плоха... я полагаю.

Не убирая рук с его талии, я изворачиваюсь так, чтобы обнять его спереди. Улыбаясь ему, я спрашиваю певучим голоском:

– И что ты делаешь?

Немного покраснев, он улыбается и говорит:

– Готовлю ужин. Подумал, что ты будешь уставшей после этой… этой, я даже не знаю, как назвать какого хрена там было, но нога моя больше туда не ступит. Это выглядело как Бермудский треугольник. Ты меня бы больше не нашла.

Тихо рассмеявшись, я прижимаюсь ближе к его груди, зевая.

– Я такая сонная.

Оставив мягкий поцелуй на моих волосах, он говорит:

– Иди, прими душ. Я сделаю так, чтобы ты себя чувствовала получше.

Подняв голову, я с надеждой улыбаюсь и говорю:

– Ты знаешь, что сделает мое самочувствие лучше?

Он смотрит на меня, прищурившись, а я кусаю свою губу, чтобы перестать смеяться.

Он бы никогда на это не пошел.

***

– Вставай. Я ухожу.

Прижимаясь к нему спиной, я умоляю:

– Нет! Останься, пожалуйста! Здесь так тепло и весело. – Я заканчиваю фразу, скуля.

Эш говорит как ни в чем не бывало.

– Мало того, что это не забавно, но и нет ни малейшего шанса, что у меня будет стояк с пробкой в моей заднице!

Я откидываю голову назад, упираясь ему в грудь, и прыскаю со смеху. Я говорю сквозь смех:

– Звучит так, будто ты и сейчас носишь анальную пробку!

Он говорит:

– Анальная пробка. Пробка для ванны. Я не хочу, чтобы обе эти вещи были рядом с моей задницей. – Он крутится, и я снова прыскаю со смеху. – Так все! Я ушел.

Смеясь, я извиняюсь:

– Прости меня. Серьезно. Пожалуйста, не уходи. Мне нравится здесь. Мы мокрые, теплые и расслабленные.

Хорошо, возможно, я действительно неверно оценила размеры своей ванны. Это казалось смешным, и мне весело, но весь мой смех происходит за счет Ашера. Бедняжка. Его ноги настолько длинные, что ему пришлось свесить их с бортиков ванны, чтобы мы оба могли там уместиться. Мне так хорошо и тепло, уютно устроившись спиной на его груди, и я уверена, что у него-то ноги замерзли.

Я плохая не-девушка.

Понежившись еще несколько минут, говорю ему:

– Хорошо, давай выбираться. – Как только встаю, я предупреждаю его: – Просто чтобы ты знал, я действительно чертовски устала, поэтому не думай, что тебе сегодня ночью повезет.

Все еще стоя в ванне, я поворачиваюсь к нему лицом. Его глаза темнеют, когда он смотрит, как капельки воды скользят вниз по моему обнаженному телу. Он бормочет:

– А почему тогда я сейчас чувствую себя везунчиком? – И проводит большим пальцем по моему соску, тем самым вызывая возбуждение в моем животе. Я посмеиваюсь, когда вылезаю из ванны.

– Ну да. Как будто эта фраза хоть раз в твоей жизни срабатывала. Давай уже, я голодная.

Я протягиваю Эшу руку. Он принимает ее, и я помогаю ему выбраться из ванны. Беру большое пушистое полотенце и начинаю вытирать его тело. Он смотрит на меня, нахмурившись, и я краснею.

Ладно. Очевидно, ему это не нравится.

Опустив голову, засмущавшись, я говорю:

– Прости. Вот... – Я двигаюсь, чтобы отдать ему полотенце, но он отталкивает мою руку прочь, оборачивает свои сильные руки вокруг меня, крепко обнимая, и опускает свои мягкие, теплые губы на мои. Целует меня медленно и долго, кажется вечность, и я официально возбуждена. Его язык танцует с моим. Он стонет мне в рот, когда я легко прикусываю его язык. Я придвигаюсь ближе, чтобы углубить поцелуй, но Эш отстраняется от меня, и я почти хмурюсь.

Глядя мне в глаза, он улыбается.

– Пойдем кушать, малышка.

Мы оба одеваемся в свои пижамы, и впервые Эш не надевает футболку. Мне нравится смотреть на него. Я вижу следы от шрамов на его твердом, скульптурном прессе, и мое лоно плачет слезами счастья. Мое сердце сжимается в агонии от мысли, через что он, возможно, прошел, но никто не должен стыдиться своего тела. Уж точно не такого хорошего тела.

В знак молчаливой поддержки, я подхожу к нему, оборачиваю свои руки вокруг него и оставляю нежный, влажный поцелуй на его груди. Эш накладывает пасту, которую приготовил, и она выглядит так же хорошо, как и пахнет.

Мы сидим, и я пробую пасту. И она действительно хороша. Улыбаясь ему, говорю:

– Ты никогда не говорил, что умеешь готовить.

Беря в руки вилку, Эш усмехается.

– Ты никогда не спрашивала, красавица.

Его новенький телефон вибрирует на столешнице, и я без разрешения поднимаю его.

Звонит Грейс.

Я прижимаю телефон ближе к себе и опускаю его. Он вибрирует каждую секунду нашего неловкого молчания. Эш смотрит на телефон пустым взглядом. Я не знаю, кто эта женщина, но она вытаскивает на поверхность эмоции из моего мужчины и делает его одновременно злым и печальным.

«Я прибью эту сучку!»

Телефон прекращает вибрировать, и я отталкиваю его назад, на середину стола.

– Не хотела, чтобы ты разбил еще один, – бормочу я, избегая его пристального взгляда.

Эш снова начинает есть и тихо говорит:

– Спасибо.

Уже не голодная, ковыряюсь в своей еде дольше, чем нужно, прежде чем встать и отнести тарелку в раковину.

«Просто спроси его. Спроси его, кто такая Грейс».

Ашер подходит, становится за мной и оборачивает вокруг меня руки. Опуская свои губы на мою шею, он спрашивает:

– Телевизор или постель?

«Спроси его».

Я отвечаю:

– Постель. – Чувствую его улыбку у своей шеи и повторяю свое ранее сказанное утверждение: – Я все еще не думаю, что тебе повезет сегодня ночью, дружочек.

«Трусиха».

Я взвизгиваю, когда Эш поднимает меня и перекидывает через плечо. Шлепая меня по попке достаточно сильно, что я ощущаю пощипывание, он говорит:

– Я же говорил тебе, девочка. Я счастливчик.

Он бросает меня на кровать, и я хихикаю.

«Стоять. Какого хрена?»

Я ахаю, и Эш смеется. Я шепчу:

– Я что... по-моему, это было... Я не могу поверить, что я только что...

– Я думаю, ты только что хихикала. – Он усмехается, очевидно, забавляясь.

Качая головой, я лгу:

– Нет, это не так. Я не хихикаю. Это были газы.

Эш откидывает голову назад и сильно смеется. Я ничего не могу с собой поделать и смеюсь вместе с ним. Он проводит рукой по своим волосам.

– Только ты могла бы подумать, что хихиканье хуже, чем пустить газы. – Качая головой, он бормочет: – Это, черт побери, слишком мило.

Эш притягивает меня к себе и крепко обнимает. Я оставляю кроткие поцелуи на его груди, шее и подбородке. Чувствуя смелость, тихо спрашиваю:

– Как думаешь, ты будешь когда-нибудь готов рассказать мне, что с тобой произошло?

Вместо того чтобы ответить на вопрос, он сильнее прижимает меня к себе и вздыхает.

– Когда мне было восемь, мой отец потерял работу. И это была хорошая работа. Он был начальником в какой-то кредитной компании, что-то вроде банка. У нас всегда были деньги. Мама и папа, оба были из обеспеченных семей, вот почему было ожидаемо, что так и будет продолжаться. Ну, дерьмо случается. Люди теряют свои работы каждый день, но мой отец начал пить. Сильно. Нет ни одного воспоминания, которое бы ни включало его пьяного, или же лежащего в луже собственной рвоты. Он пил весь день. Это был мой день рождения, и я работал над своим велосипедом в гараже. Отец спустился вниз и...

Эш замолкает, и я знаю, что что-то происходит.

Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Его брови нахмурены, а взгляд пуст.

Мое сердце бьется быстрее. Неожиданно мне становится страшно.

Приложив руку к его лбу, я тихо спрашиваю:

– Малыш, поговори со мной. Что происходит?

– Он был плохим человеком, – он шепчет, почти как ребенок.

И мое сердце разбивается.

Глава двадцать первая

Воспоминания

Возраст: восемь лет

– Какого хрена ты делаешь, мальчишка? – Его слова звучат странно. Как будто он засыпает.

Мой желудок скручивает. Я нервничаю.

Он снова пил какую-то коричневую жидкость. Однажды я попробовал ее на вкус, когда он спал на улице. Она не вкусная. Из-за нее я очень сильно кашлял. В горле чувствовалось жжение. Мне не понравилось.

Я отвечаю ему.

– Я чиню свою цепь, сэр.

Шатаясь, он подходит, толкая и сваливая вещи на своем пути. Он выглядит забавно. Я пытаюсь сдержать смех, но на лице все равно появляется улыбка. Он выплевывает невнятные слова.

– Ты думаешь, это смешно? Ты все здесь вымазал в смазке. Кто это будет убирать?

Я киваю и говорю:

– Я это сделаю, сэр. Как только закончу.

– Итак, я полагаю, ты хочешь, чтобы я сказал тебе «С Днем рождения, сынок». – Его тон резкий. Я избегаю его взгляда и продолжаю чинить цепь от своего велосипеда. Мне не нравится, когда он такой. Я пытаюсь прятать бутылку, или же выливать ее содержимое в раковину, но он всегда знает, что именно я это делаю. Мне не нравится, когда он бьет меня. Он хватает меня за руку и дергает вперед на себя, крича: – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, мальчишка!

Моя губа дрожит, когда я смотрю вверх на него.

– Да, сэр.

Он говорит сквозь стиснутые зубы:

– Ты был худшей ошибкой в моей жизни, Ашер. Я молился Богу, чтобы у твоей матери случился выкидыш. Я знал, что ты не будешь хорошим. Я был прав. Ты просто дурное семя. Ты – ничто и никогда не станешь кем-то. Запомни мои слова, мальчишка. Всегда будешь в низах. Настолько низко, чтобы ты мог добраться до крошек, которые падают на землю. Это все, кем бы будешь. Отброс, ползающий по полу. Нищий.

Слезы катятся из моих глаз. Когда он замечает это, то раздражается.

– Прекрати это, мальчишка.

Но я не могу, продолжая тихо всхлипывать. Я знаю, что ему не нравится шум. С каждым всхлипом я вижу, как его кровь закипает все сильнее. Проходит минута и он предупреждает:

– Если ты не закроешь свой рот, то получишь.

Это заставляет меня плакать сильнее и трястись. Мне страшно. Когда он встает и засучивает рукава, мне хочется позвать на помощь. Хоть я и знаю, что в этом нет смысла. Мама бы не пришла. Я закрываю глаза и жду удара, но его не следует. Немного успокоившись, я открываю свои глаза и вижу его пустые, холодные глаза, смотрящие на меня в ответ. Он бормочет:

– Я предупреждал тебя.

Затем он шагает навстречу, берет мою руку, выворачивает ее и заводит мне за спину. Я вскрикиваю и плачу. Это так больно. Он продолжает выворачивать ее. Мое тело трясется так, будто сквозь него проходит электрический разряд. Боль настолько сильная. Я чувствую, будто сейчас потеряю сознание. Я кричу, пока мой голос не становится хриплым. Я слышу это. Я слышу хруст. Что-то в моем теле меняется, и я больше ничего не чувствую.

Я падаю на колени на пол, прежде чем посмотреть вверх на своего отца туманным взглядом. Я вижу его ухмылку.

– Это научит тебя... маленький ублюдок... пустая трата места... чертовски бесполезный, – говорит он.

Он выходит из гаража и, наконец-то, я засыпаю.

***

– Я думаю, что ему нужно в больницу, милый. – Мама сидит возле меня на кровати и промачивает мой лоб прохладным полотенцем.

Я думаю, что вскоре мог бы взорваться. Я не думаю, что мне должно быть настолько жарко. Такое чувство, будто кто-то оставил меня сгорать на солнце.

Отец становится в дверях, глядя на мою мать. Он говорит:

– Он в порядке. Всегда пытается привлечь внимание.

Мама смотрит на меня, у нее грустные глаза. Она шепчет:

– Мы должны отвезти его в больницу. Прошлой ночью у него началась лихорадка, и температура не понижается, Робби. Он умрет, если мы что-нибудь не сделаем.

Отец выпрямляется в дверях и уходит, бормоча:

– Хорошо, так бы и избавились от него.

***

Десять лет...

Дождь громко тарабанит по крыше. В такую погоду всегда больнее.

Я тру шрам длиной в шесть дюймов на своей левой руке. Он болит, но я привык к этому.

Синяк под глазом, который он мне подбил прошлой ночью, в любом случае, занимает меня больше. Когда я вошел, он кричал на маму, и я потерял контроль над собой. Прыгнул ему на спину и отцепил его от нее. Я знаю, что поступил глупо, но мама любит его. Действительно любит его. Почему? Я не имею ни малейшего понятия. Он дерьмовый муж и дерьмовый отец.

Я сказал ему, что если он хочет кого-то задирать, то пусть выберет меня, и я приму от него все, без лишних слов.

Я думаю, что заключил сделку с дьяволом. Мне все равно, как вы это назовете. Я должен присматривать за своей мамой. Я люблю ее. Она хорошо ко мне относится. Всегда проверяет, чтобы я был в порядке и не слишком сильно ранен. Она тайком пробирается ночью ко мне в комнату и говорит мне, как же сильно нам повезло, что мы есть друг у друга, что в большинстве семей нет матерей и сыновей таких же близких, как мы. Я люблю, когда она меня обнимает и играет с моими волосами.

Я знаю, что она пытается выставить ситуацию лучше, чем она есть на самом деле, но это именно то, что мамы и делают, ведь так? До тех пор, пока она будет продолжать присматривать за мной, все будет хорошо.

***

Двенадцать лет...

Вчера тренер увидел мои кровоподтеки. Я сказал ему, что ударился на прошлой неделе, когда ездил на ферму к своей кузине. Я думаю, что был довольно убедителен, даже несмотря на то, что у меня нет никаких кузенов, и я не знаю никого, кто бы владел фермой. Тренер долгое время смотрел на меня.

«Пожалуйста, не звоните моему отцу».

Дерьмо. Если он позвонит отцу, то сегодня вечером меня ожидает еще один раунд, как и в прошлый раз, когда я не ночевал дома.

– Ну же, тренер. Не доставляйте мне проблем из-за гонок со свиньями, – говорю я.

Рассмеявшись, тренер отвечает:

– Ты хороший малый, Ашер, но тебе нужно быть более осторожным. Ты отличный член команды.

Отец все равно избил меня. Он снова пил. Он всегда пьет. Он много кричит, а когда не кричит, то он спит. От него плохо пахнет. Я думаю, что он не принимает душ уже несколько месяцев. Я пытаюсь задержать дыхание, когда он рядом со мной, потому что от этого запаха меня тошнит.

Он хорошо меня отлупил. Сломал мне нос. Я уже привык к тому, чтобы носить в своем школьном рюкзаке обезболивающее. Я всегда принимаю несколько, прежде чем прийти домой, просто на всякий случай. Я нервничаю по поводу возвращения домой сегодня вечером. Прошлой ночью он впервые приказал мне драться с ним в ответ. Я думаю, он был шокирован, когда я так и поступил. Я несколько раз ударил ему в челюсть и толкнул его в книжный шкаф.

Как только он упал, я побежал в свою комнату. Запер дверь и выпрыгнул в окно. Я бы лучше провел ночь под дождем, чем дома с ним.

Завтра я брошу бейсбол.

***

Тринадцать лет...

– Сколько раз я тебе говорил сдерживаться?

Я стискиваю зубы и крепко закрываю глаза. Я чувствую тяжесть в груди, а слезы текут из моих глаз. Болит сильнее, когда ты смотришь на это. Я слышу, как шкварчит моя кожа, когда он прижимает металл к ней. Это его новая любимая фишка. Нагревать любой металл и обжигать меня им. Выбор сегодняшнего вечера – вилка.

Как только зубцы касаются меня, я хочу громко и сильно закричать, но не доставлю ему этого удовольствия. Кроме того, если я закричу, он будет издеваться еще сильнее. Мое тело трясется. Дрожь – это хорошо. Она означает, что я не отключусь. Мне нужно быть осторожным, когда меня перестанет трясти. Он тоже это знает. Он наблюдает за мной и ждет этого.

Его колено вжимается в меня, сдерживая и прижимая меня к полу, и он снова и снова прикасается ко мне раскаленными зубцами. Он никогда не прикасается к моим рукам – только к груди. Он выучил урок после эпизода с переломом моей руки. Если люди могли видеть шрамы, они начинали задавать вопросы. Он не хочет, чтобы люди задавали вопросы, поэтому он избегает тех областей, которые люди могут увидеть. Время от времени он будет бить меня по лицу, но люди верят всему, что говорят мои родители. Несколько лучших их отговорок звучат так: «он очень активный мальчик, любит свой спорт» и «мальчики, такие мальчики» – это любимые выражения моего отца.

Кровь стучит у меня в ушах.

Боль практически невыносима. И все равно я не сдаюсь.

Фишка ожогов в том, что они заживают так же болезненно, как и наносятся. Думаю, что именно поэтому ему это так сильно и нравится. Удваивать мою боль.

Стиснув зубы и закрыв рот, у меня нет другого выбора, и приходится дышать через нос и здесь сильно воняет. Я чувствую, как рвота подступает к моему горлу, но я снова ее сглатываю.

Если меня вырвет, то он заставит меня съесть все это, как в прошлый раз.

Мама сидит в углу комнаты. Она опустошена. Не осталось ничего от милой женщины, которую я так любил. Он заставляет ее смотреть, но она уходит в то место, о котором он не знает. Она исчезает у себя в голове и напевает. Я закрываю глаза и слушаю ее. Она напевает одну из песен, которые пела мне, когда я был ребенком. Это единственная форма комфорта, которая у меня сейчас может быть. Отец наказал ее за то, что она приходит проведывать меня ночью, поэтому она перестала это делать. Мне бы хотелось сказать, что я понимаю, но это не так. Сейчас я ненавижу ее так же сильно, как и его.

Я – ребенок. Ей следовало бы защищать меня. Не наоборот.

Она слаба. И я ненавижу ее.

***

Шестнадцать лет...

Мне наср*ть на всех и вся. Пусть говорят. Однажды я покину это место, и тогда все будет значительно лучше. Я пинаю забор из проволоки и отталкиваюсь, чтобы уйти.

– Эй, ушлёпок, у тебя порвана рубашка и от тебя воняет.

Я смотрю на всеобщего любимчика и смеюсь.

– Бесишься из-за того, что я собираюсь украсть твою девушку, Крис?

Лицо Криса краснеет. Он не самый красивый парень, но он спортсмен, а это означает, что у него есть некий богоподобный статус в этой дыре, под названием школа. Он подходит ко мне, сжимает мою уже и так порванную рубашку и усмехается.

– Ты заплатишь за это, мудак.

Он не имеет ни малейшего понятия, как много раз я слышал точно такие же слова дома. Они меня больше не пугают.

Я наклоняюсь вперед и шепчу:

– Ты не имеешь понятия, с кем связываешься. Я выстрелю три раза тебе в голову, и все равно это будет выглядеть как несчастный случай.

Несколько секунд он выглядит так, будто собирается отпустить меня, но мы оба знаем, что так он будет выглядеть слабаком перед остальными. Он заносит назад руку, и я вздыхаю.

– Сделай это быстро, задоголовый.

И тогда я чувствую кого-то рядом с собой. Глаза Криса расширяются, и он отступает от меня на шаг. Рука намоем плече заставляет меня обернуться, и я вижу этого парня. Я знаю этого парня. Ладно, я не знаю его, но он один из тех парней. Популярных парней.

«Какого хрена он делает?»

И только я собираюсь сказать ему, чтобы он отвалил, он говорит:

– Тебе нужна помощь?

И он не врет. У меня было достаточно опыта в общении с плохими людьми, чтобы знать, что этот парень действительно спрашивает, нужна ли мне помощь в том, чтобы надрать задницу этому спортсмену. Все еще не доверяя ему, я хмурюсь и качаю головой.

Он кивает, все еще с предупреждением смотря на Криса. А затем уходит.

***

Всю вторую часть дня я жду возле шкафчиков. Я чувствую себя паршиво от того, что просто стою здесь, но я хочу поговорить с ним.

Наконец-то, вот и он. Темно-каштановые волосы, самые яркие карие глаза из всех, которые я когда-либо видел, и он идет с горячей девчонкой. Его рука на ее заднице, и лишь на секунду я ему завидую.

Я выше его. Хоть и не на много. Я жду, пока он пройдет мимо меня вдоль коридора, и подбегаю, чтобы поравняться с ним.

Когда оказываюсь рядом, начинаю идти вместе с ним и говорю:

– Я – Ашер.

Он кивает головой, глядя прямо перед собой, и отвечает:

– Я – Ник.

Мы идем вместе по коридору, люди останавливаются и пялятся на нас. Люди вроде меня не зависают с людьми вроде Ника, но что-то есть в этом парне. В отношении к нему. Он один из тех парней, которые задают тренды. Никто бы не осмелился дерзить ему.

Я знаю, почему люди пялятся. На моей одежде дырки, а Ник носит дизайнерскую рубашку. Мы просто не подходим друг другу. На полпути в класс я спрашиваю:

– Почему ты это сделал?

Притворяясь дураком, он спрашивает:

– Что сделал?

Я уже близок к тому, чтобы потерять контроль. Я рявкаю:

– Я ни хрена не должен тебе, красавчик!

Ник широко улыбается. На его щеке появляется ямочка и он говорит:

– Я никогда и не говорил обратное, засранец. Утихомирься. Вот как мы поступим. Ты придешь и съешь со мной сегодня свой ланч. Только ты и я. Тогда мы и поговорим.

И затем он исчезает, уходя по коридору.

***

Ник видит, что у меня, в общем-то, нет как такового ланча, и дает мне половину своего сэндвича. Он говорит с набитым ртом:

– Так к чему вся эта твоя злость?

Я перевожу взгляд на него.

– А какого хрена радоваться?