Текст книги "Отель «Белый носорог»"

Автор книги: Барт Булл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Глава 37

Втягивая в ноздри крепкий сигарный дым, Оливио решил: «Либо "Сенатор", либо "Антильский крем"».

Облачко дыма вползло в полутемный бар раньше самого курильщика. По крайней мере, карлик не утратил свой нюх, которым очень гордился.

Васко Фонсека швырнул на стол панаму и навис над столом, поставив одну ногу в ботинке на высоком каблуке на стул. Потом вынул изо рта изжеванную сигару и тяжело уставился на Оливио.

Как раз в этот день карлику разрешили снять бинты; его жуткий череп напоминал череп фантастического животного. Он, как яйцо или эмбрион, был начисто лишен пигмента. Вместо волос голову карлика украшали многочисленные рубцы.

Боль и жара сделали свое дело. Лицо Оливио утратило всякое человеческое выражение, сохранив чисто физиологические функции. Левое ухо представляло собой дыру, по форме напоминающую ручку кувшина. Тонкая, туго натянутая на крючковатом носу кожа угрожала вот-вот лопнуть. Бровей не было. Осталось лишь несколько волосков на макушке, да кое-где чудом уцелели реснички.

– Приветствую вас, кузен, – поздоровался Оливио, наполняя два бокала красным портвейном «Фонсека-27».

– Ты мне не кузен! – Фонсека топнул ногой и придавил свою панаму любимым портвейном лорда Пенфолда.

– Мать-церковь придерживается другого мнения.

– За такой куш кардинал не побрезговал бы крестить обезьян. Посмотри на себя, урод!

– Каждый гектар земли, каждая повозка, свинья, оливковое дерево, конюшня, ложка, фамильный портрет и бутылка вина – в Эсториле, Опорто, Мозамбике, Макао и Амазонии – наполовину мои.

– Да я скорее лягу с собаками, чем разделю с тобой хоть одно поместье!

– Если вы не захотите договориться, кузен, мои дети будут танцевать на балах во дворце нашей тетушки. Маленькие такие, черненькие, в пышных одеждах – они будут само совершенство! Весь Лиссабон будет добиваться их расположения.

– Что тебе нужно?

– Я отдаю вам мою половину португальских поместий в обмен на всю недвижимость здесь, в Африке. И еще: вы оставляете в покое моих друзей. Вот документ. Вам остается только подписать.

Фонсека вскочил и шагнул к стойке, буравя карлика глубоко посаженными глазами. Куполообразный лоб покрылся испариной. Он залпом осушил бокал и, выхватив «документ», швырнул вместе с остатками портвейна в лицо Оливио.

Потом он взял свою шляпу и ушел. На прилавке остались осколки. По лицу Оливио текли густые, как кровь, капли красного вина.

* * *

– Плохие новости для Гвенн, – сокрушенно произнес Энтон, возвращая лорду Пенфолду постановление земельного управления. – Пожалуй, съезжу к ней, может, чем-нибудь помогу. Заодно удостоверюсь, что Фонсека прикрыл креозотовый завод.

– Сначала у нее отобрали дом, – проговорил Пенфолд, беря у Оливио свой утренний стакан с виски. При этом он подумал: когда парня ждет такая девушка, надеюсь, у него хватит ума думать не только о креозоте? – Теперь – весь участок. Я сделал все, что мог, но Хартшорн был прав. Земельное управление проводит политику объединения земли и построек в одних руках, так что все получает Фонсека. Ей предлагают новый участок за озером Баринго, где, кроме слонов, ее никто не увидит.

– Вот что я думаю, милорд, – задумчиво произнес Оливио. – Пожалуй, мне тоже не помешает прогуляться на ферму «Керн». Мне нужно многое обсудить с миссис Гвенн и своими глазами посмотреть, что там творится.

– Лучше бы тебе остаться: дорога трудная.

Пенфолд старался не замечать изуродованное лицо карлика. Оливио налил стакан для Рэка Слайдера.

– Четыреста лет назад, милорд, страдая от жесточайшей лихорадки, Васко да Гама отплыл из Момбасы, чтобы найти морской путь в Индию. Двадцать два дня он шел через весь Индийский океан на судне, длиной в три раза превышающем эту комнату. Рядом с ним на лавке ночевала смерть. – Оливио капнул на пальцы в перчатке из кожи импалы немного ружейного масла и начал не глядя, расширяющимися кругами, натирать стойку. – На двадцать третий день Васко да Гама привел свой корабль в Индию.

– Знаешь что, коротышка, – сказал Слайдер, – забирайся-ка ты вон в ту старую колымагу, а я поеду вперед с винтовкой. Кто знает, что нас ждет. Нельзя допустить, чтобы парнишка угодил в передрягу.

* * *

– Мистер Слайдер, я посоветовал бы вам укоротить постромки, – сказал Энтон, в то же время помогая Оливио устроиться в фургоне, среди подушек. – Еще свалитесь.

– Эх, мальчуган, да я подвязывал собак, когда ты еще не надел свои первые ботинки – конечно, если они у тебя были. Вы, англичане, понятия не имеете, что такое настоящее седло. Судите с точки зрения мула или какой-нибудь старой телеги.

«Подвязывал собак?» – удивился Оливио. Что американец имеет в виду?

Любимый волкодав леди Пенфолд по кличке Мерлин встал на задние лапы и начал царапать его сиденье. Оливио содрогнулся. Может, предложить американцу денег, чтобы вздернул этого монстра?

Мерлин переменил позу и облегчился на переднее колесо.

Энтон хлестнул мулов, и они отправились. Для Оливио это была первая поездка на север от «Белого носорога». Он оглянулся. Лорд Пенфолд и Кина махали вслед. Карлик уцепился обеими руками за сиденье и в ответ покивал им головой. Наконец-то он совершает настоящее мужское путешествие!

– Не слишком быстро? – спросил Энтон, однако его мысли блуждали далеко отсюда – в Англии, по следам цыганских кибиток. Потом они переключились на Кариоки и все, чему научил его друг. На этот раз ему выпала более трудная задача. Сможет ли он правильно выбрать момент для смертельного удара?

– Может, чуточку передохнем? – взмолился немного погодя Оливио. У него ослабли руки. Громадная, не по размеру, соломенная шляпа царапала лоб. Голова превратилась в пылающий бочонок.

Они остановились под сенью тернового дерева. Слайдер не спеша поехал на Рафики дальше. Карлик облизал пересохшие губы. Энтон дал ему оловянную флягу.

– Что привело вас в Африку, мистер Энтон, так далеко от дома?

– У меня не было дома, Оливио. Я приехал сюда за свободой и богатством.

– Точно так же, как и я! И что же – вы нашли то, что искали?

– Не уверен, – Энтон усмехнулся. – У меня есть сто двадцать фунтов на счету в банке в Найроби и три коробка из-под сигарет, полных золотой пыли. Вот только не знаю, долго ли еще я останусь свободным.

Он вспомнил Гвенн. Кто знает, что она такое, свобода?

– Значит, вы теперь богаче его светлости. К тому же он не свободен. Понимаете, мистер Энтон, для всякой женщины брак – это безопасность, а зачастую – и богатство. А для мужчины – сущее разорение. Интересно, стали бы женщины выходить замуж, если бы было наоборот? Едемте дальше.

Ближе к вечеру они разбили лагерь. Оливио попотчевал их блюдами из кухни «Белого носорога».

– Мистер Слайдер, – сказал он немного погодя, – зачем у вас впереди седла эта шишка?

– Это передняя лука, Оливио. У нас на Ручке Сковороды мы присвинячиваем к ней коров для клеймения.

– Вы жарите коров на сковороде и приправляете свининой?

– Ладно, хватит болтать. Нашему юному другу пора бай-бай. А ты что, никогда не спишь?

– Под открытым небом – никогда. Отдыхайте, пожалуйста, мистер Слайдер, а я постерегу.

* * *

Утром, продвигаясь вперед верхом на Рафики, Энтон размышлял о карлике. Проснувшись на рассвете, первым, что он увидел, была гротескная фигура, закутанная в одеяло и сидевшая у потухшего костра. Как плюшевый медвежонок. Мертвый глаз был похож на пуговку – глаз игрушечного зверя. Зато другой сверкал, как раскаленный уголь. Энтону пришло в голову, что разные глаза выражают сущность Оливио, временами примитивного, как звереныш, а иногда – на редкость живого и чувствительного.

Энтон взобрался на вершину холма. От креозотового завода курился дым. Возле резервуаров копошились человеческие фигуры. Он достал из седельной сумки немецкий полевой бинокль. Его охватил охотничий азарт. Подъехали Слайдер с Оливио.

– Оливио, может, вы отдохнете, пока мы с Рэком спустимся, посмотрим, что они затевают?

Карлик наблюдал за всадниками в бинокль. Боль никуда не делась и не денется, но он не обращал на нее внимания. Мулы остались запряженными, их привязали к нижнему суку хинного дерева.

Оливио понимал: друзья не хотели его обидеть, однако испытал горечь. Как когда-то сверстники в Гоа, его считают недостойным мужского приключения. Хотя некоторые дамы считают иначе.

Он поводил биноклем из стороны в сторону. Облизал губы и наставил окуляры на два длинных стальных цилиндра, штабеля бревен и запыленный «виллис» его кузена. Из сарая вышел Фонсека с деревянными козлами в одной руке. На земле, возле ямы с опилками, валялись две длинные пилы с двумя ручками. Третья, с удлиненными зубьями, была воткнута в бревно. Подъехали Энтон со Слайдером.

– Опять браконьерствуете, мистер Фонсека? – Энтон спрыгнул на землю и заглянул в кузов «виллиса», где валялись рога носорога и леопардовые шкуры. – Стреляете из автомобиля?

– Вам, англичанам, только и есть дело, что до животных. Сколько ты хочешь за свой участок?

– Сейчас же сворачивай завод и убирайся. Ты портишь мою землю и отпугиваешь дичь.

– Красавец был молодой носорог, – Рэк Слайдер подержал на ладони закрученный рог. – Это подстрелил кто-нибудь из твоих ирландских головорезов?

– А ну бросай оружие в яму! – В дверях сарая показался Пэдди с наведенным на Слайдера ружьем. – И тебе не советую заикаться о рогах, Райдер, а то я знаю, куда их засунуть.

Энтон напрягся. Цыганский нож словно бы начал тихонько продвигаться к руке.

Наверху холма маленькая человеческая фигурка изо всех сил хлестнула обоих мулов. Фургон покатился вниз. Одно переднее колесо наткнулось на муравьиную кучу, и повозка продолжала путь уже на боку. Обезумевшие мулы протащили ее через колючий кустарник.

– Если ты соскучился по своему другу Рейли, – обратился Фонсека к Энтону, – то знай: он поехал с визитом к своей давней милашке. Миссис Луэллин слишком много времени проводит одна.

Слайдер дотронулся до пряжки своего ремня и подмигнул Энтону. Незаметно поворачиваясь к яме с опилками, американец метнул в Пэдди рог и выхватил револьвер.

Сверкнул нож Энтона. Пэдди выстрелил. Грудь Слайдера окрасилась в красный цвет. Он свалился в яму с опилками. Острый цыганский клинок поразил Пэдди в живот.

Энтон бросился на ирландца. Он успел схватиться за ружье, и вторая пуля пришлась в воздух. Бандит ошалело посмотрел на свое брюхо и вытащил чури. Энтон отбросил ружье и атаковал Пэдди. Рыча и истекая кровью, тот встретил его с ножом в руке. Сцепившись, они рухнули на край ямы с опилками. Пэдди напоролся спиной на зубья пилы и свалился в яму; Энтон упал на него сверху.

Из опилок на Энтона смотрели мертвые глаза Рэка Слайдера. Энтон боролся с раненым громилой. Пэдди мертвой хваткой вцепился в левую руку Энтона. Одновременно он пытался схватить противника за горло.

Энтон нащупал в опилках свой нож. Их лица сблизились. В поросячьих глазках Пэдди горела лютая ненависть – как во время их поединка по арм-реслингу. Лапища ирландца добралась до горла Энтона. У того потемнело в глазах. В мозгу предостережением вспыхнули слова Кариоки: «Тлага, ты должен научиться вовремя убивать».

Энтон вонзил чури в ту же рану у Пэдди на животе и повернул лезвие ножа вверх, к грудине. Он вспорол Пэдди, как рыбину. Тело ирландца обмякло, только глаза еще несколько секунд продолжали жить, но и они погасли. Энтон выбрался из ямы. Нужно торопиться к Гвенн! Но когда он попытался встать с четверенек, Фонсека огрел его бревном.

Глава 38

Гвенн пыталась представить себе переезд. Стоя на берегу реки, под тамариндом, она подбросила камешек к одной из пирамид Алана и устремила взгляд за реку, туда, где на горизонте проступали очертания горы Кения.

Она растерла на ладони и понюхала горстку красной земли. Присмотрелась к своим обломанным ногтям и напомнила себе о необходимости надевать перчатки.

Господи, что может быть прекраснее этих мест? Как оставить ферму, ведь она стала роднее Уэльса! Под этим деревом Велли появился на свет. А под этими камнями покоится прах ее мужа. Каждая борозда оплачена тяжким трудом и борьбой. Уже переезд из бунгало в новый каменный дом оставил глубокий след в ее душе. И потом, новый участок расположен в такой глуши! Все придется начинать сначала. Третий дом, другая земля, непривычные звери и растения. Возможно, новые друзья. А Энтон? Уедет ли он вместе с ней? Увидится ли она еще с Адамом Пенфолдом, Оливио и Викторией?

Сзади послышался плеск воды. Гвенн обернулась – Рейли. В ней тяжело заворочались гнев и страх. Ее обидчик въехал в реку верхом на абиссинском пони. Он явно спешил – то и дело вонзал шпоры в бока животного.

Гвенн вскочила и понеслась по полю к своему новому коттеджу. Компактный, построенный по чертежам Алана, с толстыми каменными стенами, он был ничуть не хуже тех, в которых жили фермеры в Уэльсе. Сердце стучало, как барабан. Гвенн ворвалась в гостиную и побежала дальше – в недостроенную кухню. Не найдя ружья, схватила нож. Всего несколько часов назад она оставила свой дробовик в сарае после того, как прогоняла нахальных скворцов с кукурузного поля. Один ствол еще был заряжен. Она выбежала через заднюю дверь, подхватила юбку и помчалась к открытой двери сарая.

Перемахнув через забор овечьего выгона, Гвенн угодила в гущу мериносов. Рейли уже был на берегу и на своем пони скакал навстречу. Овцы бросились врассыпную. Гвенн добежала до дальнего забора в тот самый момент, когда Рейли, неуклюже сидя на лошади, срезал угол и помчался по диагонали через кукурузное поле.

Задыхаясь, Гвенн вбежала в продолговатое, крытое соломой строение. Ружье стояло в другом конце. На голубовато-серых кончиках стволов играли солнечные блики. Гвенн спотыкалась об инвентарь, горы мешков и вязанки сухих кукурузных стеблей. Она бросила нож и схватила дробовик. Рейли, пыхтя, накрыл ее руку своей.

– Счастлив видеть. А ты?

– Пусти!

– Мистер Фонсека послал меня проверить, освободила ли ты его владения. Все это теперь принадлежит ему. Он у себя на заводе. Если твои друзья попробуют сунуться, уж он постарается их задержать. Тем более что теперь все знают, милочка, как мы с тобой близки, – сама раззвонила.

Свободной рукой Рейли стиснул плечо Гвенн. Она залепила ему пощечину. Рейли осклабился.

– Разве так встречают старых друзей?

Его лапа поползла к ее груди. Одновременно ему удалось вырвать у нее ружье и отбросить в сторону. Гвенн затошнило от его пота и нечистого дыхания. Он завел ее руку за спину и прижал ее к деревянной стене. Гвенн отчаянно сопротивлялась.

– Изнасилование, да? – Рейли рванул на ней блузку – посыпались пуговицы – и запустил лапу между грудями.

– Я убью тебя, Рейли! – Гвенн лягнула его лодыжку. Во второй раз она этого не допустит!

– Это же мой байстрюк гоняет здесь с черномазыми. Да подожди, глупая баба, ты ко мне еще привыкнешь и выйдешь за меня замуж, и ферма снова станет твоей.

Слава Богу, что она отправила Велли в «Белый носорог» вместе с Бевисами!

Рейли сорвал с нее блузку и сунул руку за пояс юбки. Гвенн саданула его коленом между ног. Они вместе рухнули на гору пустых мешков.

Чувствуя на себе его тяжесть, Гвенн сосредоточила все усилия на том, чтобы не дать Рейли засунуть ей руку между бедер. Он разорвал на ней нижнее белье. Она завела руку за голову и стала лихорадочно шарить по полу в поисках ружья, но его не оказалось.

Тогда она расцарапала Рейли физиономию и сорвала с глаза пластырь. Рейли все норовил впиться ей в губы своим поганым ртом. Его щетина колола ей лицо. Рука Гвенн продолжала искать ружье.

Она нащупала цинковое ведро. Запустила руку внутрь и поняла, что там такое. Ядовитый порошок для борьбы с паразитами у овец. Смесь мышьяка и соли.

Рейли откинулся назад и стал расстегивать ремень. Гвенн захватила горсть адского порошка и сыпанула ему в глаза и рот.

Рейли вскочил. Он отчаянно мотал головой и отплевывался. При этом он орал так, будто его режут. Гвенн тоже вскочила.

– Сука! – истошно вопил бандит. – Мои глаза!

Он ухватил Гвенн за плечо, но она вырвалась; на коже остались царапины.

Схватив пони под уздцы, Гвенн, как была, без блузки, вскочила в седло. Только на берегу она позволила себе обернуться. Рейли продолжал реветь, одной рукой держась за лицо, а другой отыскивая оружие. Брюки спустились ниже колен, наружу вывалилось белое брюхо.

– Будь ты проклята!

Гвенн заставила пони войти в Эвасо-Нгиро.

Очутившись на другом берегу, злая и испуганная, она хлестнула пони и помчалась кратчайшей дорогой на юг – через участок Энтона. Стыдясь своей наготы, низко пригнулась к холке лошади.

Пришло время задуматься над словами Рейли. Что Фонсека и ирландцы замыслили против ее друзей? Конечно, они жаждут смерти Оливио – из-за наследства, а Энтона потому, что ему принадлежит земля, на которой Фонсека построил свой завод. И потому что он – единственный свидетель изнасилования. Успеет ли она предупредить Энтона?

Лошадь начала уставать. Гвенн погладила ее и успокоила ласковыми словами. На руках осталась пена. Гвенн присмотрелась к лошади. Она явно не робкого десятка, неприхотливая и выносливая. Как раз то, что нужно в Африке. Гвенн порылась в седельной сумке – может, сыщется какая-нибудь тряпица? Однако нашла только бутылку виски, кусок колбасы и журнал своего мужа.

Они въехали в кедровую рощу. Свежий лесной воздух остудил разгоряченное животное. Гвенн огляделась. Среди прямых, голых стволов кедра стали попадаться камфорные и фиговые деревья. Возможно, когда-нибудь здесь можно будет добывать камфорное масло. Она расправила плечи.

Ее внимание привлекли круглые отпечатки слоновьих следов; кое-где виднелись огромные свежие лепешки – живые, влажные, густо нашпигованные семенами и веточками.

Энтон дал Фонсеке неделю, чтобы тот убрался с его земли. Сегодня как раз истекает срок. Значит, Энтон должен приехать. Нужно его предупредить! Взбудораженная слоновьим запахом, лошадь перешла на рысь. Гвенн ударила ее пятками, заставляя пуститься в галоп.

Глава 39

Энтон лежал без чувств у ног Васко Фонсеки. Тот подошел к краю ямы с опилками и уставился на мертвые тела Пэдди и Слайдера. Эти двое стоили друг друга! Он плюнул и подбросил в яму опилок. Бросил бревно и вернулся к Энтону.

– Сейчас мы тебе накачаем легкие кипящим креозотом.

Рубашка Энтона пропиталась кровью его врага. Сверху налипли опилки. По лбу бежала струйка его собственной крови.

Фонсека нагнулся и потащил Энтона за ноги к цилиндру. Там он зацепил ступни Энтона за нижнюю ступеньку и выпрямился, чтобы передохнуть. Посчитал ведущие к двери ступеньки. Придется сначала забраться самому, а потом втащить Райдера. Фонсека заглянул внутрь стального цилиндра и увидел на липком полу ружье Пэдди.

Снаружи, у другого конца цилиндра, Оливио подобрался к лесенке, ведущей на крышу, и стал бесшумно карабкаться вверх, представляя себе, будто это его персональная стремянка в «Белом носороге».

Прежде чем нагнуться и втащить в цилиндр Энтона, Фонсека сам шагнул внутрь цилиндра. Гулко застучали по металлическому полу кованые каблуки его ботинок. Он поднял заляпанное креозотом ружье и выбросил наружу. Провел пальцами по трубе с пробитыми отверстиями, через которую в резервуар поступал горячий креозот.

– Отлично, – удовлетворенно произнес Фонсека по-испански.

Дверь захлопнулась. Он бросился туда.

– Какого дьявола? Проклятье! Кто там? Выпустите меня!

Снаружи дверь заперли на щеколду. Фонсека услышал у себя над головой топот маленьких ног. Сквозь узкое – примерно шесть дюймов в ширину и три дюйма в высоту – смотровое окошко с особо прочным стеклом в цилиндр проникал узкий столбик света. Фонсека протер стекло рукавом и, прижавшись к нему лбом, посмотрел наружу.

За стеклом белело чье-то перевернутое лицо – словно белая, в трещинах, яичная скорлупа. Его взгляд уперся в чужие, странные глаза. Один был мертвым, молочно-серым. Другой – распахнутый, немигающий – глядел на него со свирепым изумлением.

Оливио лежал на крыше резервуара. Он изнемог. После крушения фургона все тело терзала жесточайшая боль. Рубашка была изорвана в клочья. Карлик долго смотрел в полные тревоги глаза кузена. Потом постучал о стекло указательным пальцем и спустился по ступенькам. Добравшись до последней, приблизился к металлическому колесу, прочно запиравшему дверь. Но карлик не мог до него дотянуться. Он вцепился обеими руками в спицы. Кожа на груди натянулась – вот-вот лопнет. Однако ему все-таки удалось повернуть штурвал по часовой стрелке, крепко-накрепко блокируя дверь.

От боли Оливио заскрипел зубами. Но медлить было нельзя. Он спустился на землю и осмотрел бесчувственное тело своего друга. По лбу Энтона бежала струйка крови. Оторвав кусок материи от своей рубашки, Оливио смочил его в воде из фляжки и отер Энтону лицо. Потом заковылял ко второму цилиндру. Присмотрелся к нехитрому механизму закачки резервуара. Поднял голову и заметил поднимающийся над котлом черный дым. К открывшимся ранам правой руки приклеилась перчатка. Оливио попытался повернуть красный рычаг управления в рабочее положение. В руках совсем не осталось сил. Без спасительного опиума каждый нерв кричал о невыносимой боли. Карлик подавил стон и предпринял новую попытку. Рычаг не поддавался.

Оливио лег на землю. Впервые в жизни он выполнял настоящую мужскую работу.

Он развел руки в стороны. Фонсека яростно барабанил кулаками по металлическим стенкам цилиндра. Подтянув колени к груди, Оливио уперся в рычаг ногами. Рычаг шевельнулся. Карлик замер. По трубе в цилиндр устремился кипящий креозот. На шкале прибора заметалась стрелка.

Когда температура достигла восьмидесяти градусов, Оливио встал и пошел к первому цилиндру. Приложил руку к трубе и через перчатку ощутил тепло. Потом – сильный жар. Не обращая внимания на боль, Оливио тонко улыбнулся. И снова вскарабкался по лестнице.

На крыше цилиндра он остановился – перевести дух и прочувствовать торжественность момента. Видели бы его сейчас мальчишки из Гоа, лорд Пенфолд, мистер Энтон, мистер Слайдер и Кина! И дедушка-архиепископ. Как бы он гордился внуком!

Оливио лег на крышу, прижавшись к ней голой грудью. Свесил голову. Заклепки на стальной крыше врезались в свежие рубцы. Оливио широко раскрыл правый глаз и прижался к узкому окошку.

На него смотрел Васко Фонсека. Глаза вылезли на высокий лоб. Рот немо кривился. Фонсека вновь забарабанил кулаками по металлическим стенам. Цилиндр затрясся. Карлик приложил ухо к узкой щели между дверями и стальной рамой. Он услышал звериные вопли, усиленные эхом. Снова заглянул в окошко и встретил безумный взгляд кузена. Оливио усмехнулся.

Даже вися вниз головой, он видел, как Фонсеку обступает черная жижа. Он представил себе, как она заполняет ботинки, брюки, рубашку, липнет к коже. Беспомощно подпрыгивая, кузен исполнял танец отчаяния, время от времени отскакивая от окна и лишая Оливио столь приятного зрелища. Чувствуя, как накаляется поверхность цилиндра, Оливио вспомнил несколько недель своего заточения в коконе из бинтов. Вспомнил адские муки и то, как на груди лопалась кожа, как у пережаренного цыпленка. И роскошное, обезображенное тело его невесты. И док в Гоа, где его пытали в бочке с оливковым маслом.

Вдруг Оливио отдал себе отчет в том, что распростертый на земле Энтон шелохнулся. Рядом стоял верный Рафики, облизывая хозяина. Энтон пошевелился еще раз. Нужно будет, как только он очнется, сказать, чтобы мчался во весь опор к миссис Луэллин.

Цилиндр накалился. Оливио в последний раз приложил здоровый глаз к запотевшему стеклу. При этом он расплющил о стекло нос, как мальчишка у витрины кондитерской.

Голова Фонсеки выступала из густой черной массы, как из воротника. Жив он или уже умер? По глазам не было видно. Рот Фонсеки был открыт; он шевелил губами, словно приветствуя первые глотки маслянистой жидкости.

* * *

Лошадь насторожилась – поставила торчком уши. Гвенн прислушалась. Навстречу им по лесу мчалось крупное животное. Секунда – и на тропе появился Энтон верхом на Рафики: они чуть не налетели на нее.

Две лошади резко остановились и нервно, но дружелюбно обнюхали друг друга от головы до хвоста. Энтон схватил Гвенн в объятия. Испуганная тем, что он весь в крови, Гвенн бросила поводья и обеими руками потянулась к его израненному лицу. К глазам подступили слезы.

– Ты всегда катаешься в таком виде? – прошептал он ей на ухо.

– Один твой приятель сорвал с меня блузку.

Они спрыгнули на землю и привязали лошадей к кедровым деревьям, подальше от тропы. Энтон отдал Гвенн свою рубашку. Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его.

Невдалеке затрещали толстые сучья.

– Слон, – тихо произнес Энтон.

В кронах заверещали и смолкли обезьяны. Пригибаясь, Энтон повел Гвенн к небольшой полянке меж двумя скалами и высоким кедром. Они легли, подстелив его рубашку. Кругом росли грибы и желтые лесные цветы. Тревожно ржали лошади. Время от времени хрустели сучья.

Потом послышалось громкое бульканье – слон справлял нужду. И наконец они увидели: величаво переставляя колонны ног, слониха вывела на поляну детеныша.

Лежа на земле, Энтон и Гвенн наблюдали за тем, как мать ласкает слоненка хоботом, а он неуверенно перебирает ножками. Слониха засунула ему в пасть свой хобот. Слоненок начал сосать. Из кедровой рощи вышел слон – спокойно и уверенно, как фермер выходит на свою кукурузную делянку.

Энтон перекатился на бок и достал из-за пояса окровавленный клинок. Завороженная синевой его глаз, Гвенн следила за его действиями. Не отнимая другой руки от ее обнаженной спины, Энтон перерезал кожаный шнурок. На землю между ними упало золотое кольцо Ленареса.