Текст книги "Враг мой (сборник)"

Автор книги: Барри Брукс Лонгиер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)

Далее, вплоть до конфликта Соединенных Штатов Земли с Палатой драков из-за судьбы планеты Амадин, драки столетие за столетием наслаждались миром...

* * *

Талма.

Талма состоит из фундаментальных законов оценки ситуаций, постановки целей, следования к осуществлению намеченного; из методов познания собственного места, своих желаний, способов перемещения от одного к другому – как индивидуально, так и коллективно. Она представляет собой основу любой деятельности, от межличностных отношений и общественных взаимосвязей до науки, предпринимательства, законотворчества.

Джетахи, магистры-знатоки Талмана, изучают, изобретают, экспериментируют, применяют эти фундаментальные законы на практике. Талман-ковах – их рабочее место: это и лаборатория, и библиотека, и философский клуб. "Овьетахом" называется Первый магистр Талман-коваха. В данный момент этот титул носил Тора Соам.

Тора Соам был дракским аналогом главного экономиста, политика-теоретика, генерального прокурора, главного военного стратега, президента академии наук и много чего еще – в одном лице.

При всякой остановке военных действий, достаточно продолжительной для объявления перемирия, Тора Соам, как и все его предшественники овьетахи, предлагал противнику мирные переговоры. Джоанн чувствовала, что мир рано или поздно должен наступить, иначе оборвется человеческий род. Драки с неослабевающей решимостью вели межпланетарную войну на протяжении тысячелетия. Токийская Роза говорила, что теперешняя война невечна. Однако драки были готовы воевать столько, что, с точки зрения Джоанн Никол, срок этот равнялся вечности.

Настал день прощания с чирн-ковахом.

На ногах у нее были сандалии. Все, с кем она успела познакомиться, желали ей всего наилучшего. Пур Сонаан пообещал держать ее в курсе своих достижений по части возвращения ей зрения, правда, напоследок произнес таинственные слова:

– Джоанн Никол, если в будущем все будет хорошо, то у вас появится причина меня возненавидеть. Когда это случится, очень вас прошу вспомнить вот этот момент. То, что я сделал... – Врач замялся, не находя слов. – Нет, лучше ничего не говорить. Просыпайтесь с каждым утром все более здоровой.

Джоанн сидела на краю своей койки, наслаждаясь мягкостью нового платья и испытывая страх: ведь ей предстояло покинуть знакомую палату и оказаться в совершенно неведомом мире за ее стенами.

До нее донеслись незнакомые шаги. Шаги замерли довольно далеко от койки. После непродолжительного молчания раздался голос:

– Я – Тора Кия. Меня прислали перевезти вас в имение моего родителя.

Она встала.

– Джоанн Никол.

Твердые шаги по палате, шершавое прикосновение к ее левой руке.

– Нам пора.

До ее ноздрей долетел резкий запах "пастилки счастья". Джоанн нащупала манжет, которым заканчивался рукав, и удивилась: гражданские драки обычно носили платья.

– Кто вы?

– Я назвал себя: Тора Кия. Я – первый в потомстве Торы Соама.

– Судя по вашему рукаву, на вас военный мундир.

– Я служу в тзиен денведах, то есть служил раньше... – прозвучал смех, в котором угадывалась истерика. – Другой мой рукав пуст, землянка.

10

Косясь на свои забинтованные обрубки, Луррванна сказал своим ученикам:

– Для нас талма под запретом. Талман-ковах разрушен, наши друзья убиты или так напуганы, что прячутся. Наши авторы заплатили за свои писания отрубленными руками. Родаак с солдатами искоренит на Синдие Талман.

Но убежище талманцев – память. В ней мы и будем укрывать Талман от Родаака. Держите слова в своей памяти; потом шепотом передавайте их другим – и так Талман перейдет в память других.

Правда вечна, и время – ее помощник. Со временем Родаак сгинет. Со временем к нам вернется таинство талмы. Со временем Талман снова будет написан, а на этих искрошенных камнях поднимутся стены нового Талман-коваха. Придет время, и наступит завтра.

Предание об Иоа и Луррванне, Кода Шада, Талман

Пока Джоанн поспешно вели из чирн-коваха к машине Торы Кия, ей в голову закралась странная мысль: эти создания вызывали у нее любопытство, как, естественно, и ее собственная участь; между тем прозрей она – и все вокруг вызвало бы у нее ужас.

Тора Кия кипел ненавистью, но это было как раз вполне по-человечески. Чуждость неведомого превращалась для нее в обыденность, ибо отсутствовали зрительные образы; благодаря этому она не теряла способности размышлять.

Джоанн усадили на бархатную обивку. Хлопнула дверца, и она ощутила неистребимый запах новой машины. Новые хлопки дверями, движение обивки слева от нее под чьей-то тяжестью, негромкое гудение – и инерция заставила ее откинуться. Машина набирала скорость. Несмотря на звукоизоляцию салона, в него проникали шумы, подсказывающие, что они движутся в потоке транспорта.

– В имение, Баадек! – отдал Тора Кия лающий приказ.

– Ваш родитель велел мне завезти эти записи...

– Вернешься в город и завезешь. Сначала доставишь в поместье этого... нашу гостью.

Оба существа, находившиеся в машине вместе с Джоанн, умолкли. Шум прочего транспорта пропал, у Джоанн заложило уши: не иначе, они ехали куда-то вверх, хотя и по хорошей дороге, если верить мерному звуку. Определенно, их путь лежал в горы.

– Молчишь, землянка?

– Я подумала, Тора Кия, что вы не одобрите, если я буду навязывать вам беседу.

– М-м-м...

Еще какое-то время они ехали молча.

– Ваш родитель, Тора Кия, как будто не так пылает ненавистью, как вы.

– Мой родитель! У него все конечности на месте. Для Торы Соама война гигантская головоломка, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я – всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка.

– Сколько в вас горечи!

– А говорят, что вы незрячая!

Казалось, они забираются все выше; дорога отчаянно петляла. В машине опять повисло удушливое молчание. Потом в ноздри Джоанн ударил запах "пастилки счастья", и драк по имени Баадек не выдержал:

– Кия, ваш родитель...

– Следи за дорогой, Баадек! Вот когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение. – В машине по-прежнему так же сильно пахло. – Ну и уродливы же вы, землянка!

– Меня бы это больше заботило, Тора Кия, будь у меня зрение.

Драк засмеялся; запах усилился.

– Что верно, то верно: война поиздевалась над нами обоими. Ваша жизнь зависела от ваших глаз? Мне бы искренне хотелось, чтобы это было так.

– Почему?

– Желаю эквивалентности в страданиях.

– Мне приходилось видеть воинов-драков с искусственными конечностями. Кажется, они воевали не хуже остальных.

– Да, поджарить человека куда легче. Но беда в том, Джоанн Никол, что я – музыкант. Если наш Флот и заплатит за протез, которым можно украсить эту культю, приучить его к струнам тидны все равно не удастся.

Тидна – инструмент вроде арфы...

– Мне очень жаль.

– Заплатить одной жалостью – значит дешево отделаться. – Пауза, еще одна волна резкого запаха. – Баадек! Останови здесь!

– Тора Кия, ваш родитель шкуру с меня спустит, если только узнает...

– Останови здесь, презренная плесень, не то я оторву тебе башку!

Машина остановилась. Джоанн услышала, как открывается дверца со стороны Тора Кия; в салон дохнуло ледяным холодом. Драк потянул ее за левую руку.

– Пойдемте со мной, Джоанн Никол.

Она переползла на его сторону, спустила ноги и оказалась по щиколотку в снегу. Тора Кия поволок ее за собой; в снегу утонула сначала одна сандалия, потом другая – и она осталась босой.

– Баадек! Заглуши мотор.

Как только стихло мерное гудение мотора, ветерок донес до слуха Джоанн причудливую музыку, доносившуюся откуда-то снизу.

– Внизу, в долине, находится мой ковах.

Они молча слушали музыку. Ей казалось, что в ноги вонзаются острые ножи.

– Тора Кия, я замерзла.

– Как и вся Вселенная. – Ветерок донес до нее все тот же знакомый острый запах. – Взять хоть моего родителя. Вы, наверное, воображаете, что он испытывает к вам чувство благодарности за то, что вы вытащили Сина Видака из топки?

– Тора Соам сам мне...

Смех Тора Кия был еще более красноречивым, чем его слова.

– Тора Соам бесчувствен! Овьетах Талман-коваха станет держать вас у себя в имении в качестве диковины и объекта для экспериментов. Син Видак просто повод, которым воспользовался мой родитель, чтобы приглашение выглядело оправданным в глазах... А-а-а-а!

Сильная рука отвесила ей пощечину, опрокинув на снег. Перед ее незрячими глазами заплясали геометрические фигуры, снег обжег лицо. Где-то вдалеке хлопнула дверца, послышались мягкие шаги. Чья-то рука приподняла ее, извлекла из снега.

Джоанн отбросила сердобольную руку, села и отерла снег с лица. В воздухе все еще висели тоскливые звуки доносящейся снизу музыки, когда она услышала негромкий голос Баадека:

– Позвольте попросить вас об одолжении, землянка. Если вы пойдете мне навстречу, я навсегда останусь у вас в долгу.

Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги. У Джоанн по-прежнему от снега и от пощечины горело лицо.

– Многого ли стоит должник-драк?

– Тора Кия – продолжатель рода Тора. Его поведение – позор для его родителя. Я прошу вас хранить молчание о его поступке.

Джоанн махнула рукой в ту сторону, где, по ее мнению, стояла машина.

– Во-первых, выведи меня из снега, во-вторых, найди мои сандалии, в-третьих, я подумаю.

Баадек повел ее к машине, но она вдруг остановилась как вкопанная.

– Но учти одну вещь, драк: если эта куча киз еще раз поднимет на меня руку, я вырву у него последнюю клешню и запихну ее ему в глотку!

– Теперь Кия не надо опасаться. Кия уснул.

– У меня болят ноги. Мне холодно!

Баадек, положив руку девушки себе на шею, взвалил ее на спину. По пути к машине он бормотал:

– Во всем виновата война. Война все изменила.

Джоанн было слишком худо, чтобы отвечать. Ее положили на сиденье машины и захлопнули дверцу. Еще один хлопок – и машина, ожив, запетляла дальше. Прошло немало времени, прежде чем Тора Кия зашевелился.

– Опять вы... Платье мокрое, рожа красная... – Салон в очередной раз наполнился резким запахом.

– Забыли? Это вы меня ударили.

– Ударил? – Запах усилился, голос стал трудно различимым. – Жалко, что не убил.

В следующую секунду Джоанн услышала звук, которого раньше не слышала, – храп драка.

– Баадек?

– Что, землянка?

– Меня зовут Джоанн, фамилия Никол.

– Что, Джоанн Никол?

– Почему Тора Кия принимает наркотик?

– Многие бойцы тзиен денведах, воевавшие на Амадине, делают то же самое. Тора Соам этого не одобряет.

Джоанн подняла ноги на сиденье и потерла ступни. В следующую секунду она почувствовала направленную на нее мощную струю теплого воздуха; совсем скоро ноги стали совершенно сухими и теплыми.

– Спасибо, Баадек.

– Когда мы приедем в имение, то сначала остановимся у ворот, и я принесу вам сухое платье.

Она продолжала растирать ноги.

– Баадек, какая тебе разница, узнает ли Тора Соам, что его ребенок жует "пастилки счастья"?

– Никакой, наверное. Но я всю жизнь прослужил в имении Тора. Это уже традиция. Традиция – очень надежная штука. Но война все портит. Наверное, мне тоже пора изменить традиции.

Джоанн швыряло из стороны в сторону, к горлу подступала тошнота; мотор то ревел, то совсем затихал.

– Я не настаиваю, Баадек, а просто спрашиваю: ты не слишком быстро едешь?

Машина сбавила ход, мотор заработал ровнее.

– Благодарю вас. Примите мои извинения.

Она уперлась затылком в подголовник. Многострадальный, но преданный слуга семьи везет домой накачавшегося наркотиками хозяйского сынка и слушает подсказки с заднего сиденья... Джоанн зевнула от избытка теплого воздуха из обогревателя. Может, снять с поникших плеч старательного слуги очередной груз?

– Баадек!

– Слушаю вас, Джоанн Никол.

– Я ничего не скажу Торе Соаму о сегодняшних событиях.

– Спасибо. Я это запомню.

– Нам еще долго ехать?

– Мы преодолели около трети пути.

От теплого воздуха ею овладела сонливость. Она привалилась плечом к обитому чем-то мягким углу между дверцей и сиденьем и уткнулась лицом во что-то мягкое слева. Движение укачало ее.

Согласно донесениям, большой процент военнослужащих Соединенных Штатов Земли привозил с Амадина привычку жевать "пастилки счастья".

Сколько времени потребовалось Тэду Макай, чтобы от нее избавиться? Впрочем, он так и не избавился от нее до конца, а просто заменял один наркотик другим.

В офицерском клубе гарнизона "Сторм Маунтейн" Тэд неизменно заказывал в баре двойные порции выпивки. Он представлял собой остров мертвой тоски посреди океана веселья. Он упорно умиротворял свою нервную систему, что делало его редким исключением среди других живых организмов во Вселенной, занятых взбадриванием самих себя.

Он заказал очередную порцию.

– Не слишком ли ты разбежался, Тэд?

Он не поднял глаза, а дождался, чтобы ему подали рюмку. Опрокинув содержимое залпом, он немедленно заказал еще и посмотрел на Джоанн.

– Побывайте на Амадине, майор Никол. Посмотрим, будете ли вы после возвращения по-прежнему проповедовать воздержание...

"Когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение..."

Амадин... Бои на этой планете были лишь мелкими эпизодами войны, но война была развязана по вине именно этой планеты.

В чирн-ковахе Джоанн пыталась объяснить себе, зачем ввязалась в эту войну. В голове у нее часто звучал голос, преподающий азы недавней истории...

... Планета Амадин была заселена несколькими волнами иммигрантов – как людей, так и драков; тех и других влекли туда огромные залежи полезных ископаемых. В колонизации принимали участие многочисленные частные компании, принадлежавшие представителям обеих рас; самые крупные из них назывались "ИМПЕКС" (земляне) и "ЯЧЕ" (драки).

Хотя некий Низак с планеты Тиман числился третьим среди крупнейших инвесторов на Амадине, иммигрантов с Тимана на планете не было. Низаку принадлежала орбитальная станция, на которой до начала военных действий все главные горно-обогатительные компании перерабатывали добытую на планете руду.

После поражения партии центристов, в которой были и драки, и люди, в политике обеих рас на планете возобладали экстремисты. Появился Фронт Амадина – партия людей и Ка-Маведах – самая влиятельная политическая организация на части планеты, контролируемой драками. После устранения с политической арены центристов обеих рас начались террористические акты.

Терроризм на Амадине... Как его жертвы, так и свидетели предпочитали помалкивать о пережитом и увиденном. Тамошние ужасы превосходили всякое понимание. Людей находили еще живыми, но с рассыпавшимися в труху от удара звуковых волн скелетами. Драков находили со вспоротыми животами, с живыми зародышами на пуповине...

– Джоанн Никол!

Она очнулась. С ее стороны в машину поступал теплый воздух. Дверца была распахнута.

– Баадек?

– Я. Вот вам сухое платье. Я высушил ваши сандалии.

Она дотянулась до платья, забрала сандалии.

– Где мне переодеться?

– Можно прямо здесь, в машине.

– Где я могу уединиться, чтобы переодеться?

– Уединиться? А зачем?

– Потому что я хочу переодеваться без свидетелей.

Озадаченное молчание.

– Можно, наверное, воспользоваться вот этой сторожкой у ворот. Джоанн почувствовала на своей руке прикосновение драка. – Идемте со мной.

– Что ты собираешься делать с Кия?

Баадек помог ей выбраться из машины. Она почувствовала под ногами мягкую траву, лицо согревали теплые солнечные лучи. Баадек вздохнул.

– Что делать с Кия? Хороший вопрос, Джоанн Никол. Он вечно повторяется и всегда звучит уместно. Сюда, пожалуйста.

Джоанн повели по нескончаемой лестнице. Потом началась вереница залов и коридоров. У каждой двери стояла охрана, с которой Баадек переговаривался шепотом. Наконец Джоанн оказалась в залитой солнцем комнате; солнце она ощущала кожей. Там звучало сразу несколько негромких голосов; постепенно она узнала один из них – голос самого Торы Соама.

– Вот и вы, Джоанн Никол! Наконец-то!

Она кивнула, напрягая слух. Овьетах обратился к Баадеку:

– Где Кия?

– В своих апартаментах, овьетах. Кия нездоровится.

Молчание Торы Соама было многозначительнее любой самой пространной тирады.

– Надеюсь, ваше путешествие из чирн-коваха не вызвало у вас нареканий, Джоанн Никол?

– Оно было очень поучительным.

Она услышала, как Тора Соам отворачивается.

– Коллеги, перед вами человек, Джоанн Никол. Послышалось озадаченное покашливание, зашелестели бумаги, задвигались стулья.

– Пойдем со мной, Баадек. – Тора Соам взял Джоанн за руку и вывел в другое помещение. – Я прошу у вас прощения за моих коллег, Джоанн Никол. Однако примите во внимание, что вы – первый живой человек, которого им доводится лицезреть.

– Понимаю.

– Сегодня вечером я преподнесу вам сюрприз; а пока Баадек покажет вам ваши апартаменты. На территории имения есть всего несколько мест, куда вам не разрешается заходить; об этом позаботится охрана. В остальном же вы свободны перемещаться, где вам вздумается. Баадек временно будет заменять вам глаза, он же позовет вас на вечернюю трапезу. Мне бы хотелось, чтобы вы разделили ее с нами.

Джоанн кивнула.

– Непременно.

– Превосходно. А теперь я вынужден вернуться к делам. Баадек!

– Слушаю, овьетах.

– Когда Кия придет в себя, пришли его ко мне. Я весь вечер проведу в библиотеке.

– Будет исполнено, овьетах.

Шаги Торы Соама стихли. Баадек взял Джоанн за руку и повел по нескончаемым коридорам. По пути Джоанн скользила пальцами левой руки по каменной поверхности стены, пытаясь запомнить все изгибы и повороты.

– Баадек!

– Слушаю, Джоанн Никол.

– Почему все здание сложено из тесаного камня?

– Так пожелал, должно быть, Тора Кия – основатель рода, а не тот, с которым вы знакомы.

– Это здание выросло тогда же, когда была заселена планета Драко?

– Примерно тогда. Оно очень красиво. Камни самых разных пород и цветов.

Идя по очередному коридору, Джоанн напряженно размышляла.

– Ответь, Баадек, почему народ, владеющий металлами, пластмассой, кирпичной кладкой любого вида, строит замок из грубого камня?

Баадек некоторое время шел молча, потом остановил Джоанн и остановился сам.

– Я искал в ваших словах скрытый смысл, но не нашел его. Неужели вам это действительно непонятно?

– Действительно. Это должно было быть очень длительное и дорогое строительство, что просто нерационально, учитывая наличие более эффективных методов и материалов.

– Повторяю, Джоанн Никол: это очень красивое здание. – Баадек шагнул в сторону. Она услышала звук открывающейся двери. – Вот и ваше жилище.

11

Нарисовал Малтак Ди на доске круг и квадрат и соединил фигуры двумя линиями. Первому ученику он задал вопрос:

– Ниат, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

– Два пути, джетах.

– Ступай, Ниат. Ты не сможешь учиться. Обращаясь ко второму ученику, Малтак Ди спросил:

– Оура, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

– Если по этим двум путям много раз пройти взад-вперед, то их наберется много.

– Можешь остаться, Оура: вероятно, ты сможешь учиться. Обращаясь к третьему ученику, Малтак Ди спросил:

– Ирриса, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

– Бесконечное количество, джетах.

– Ты должен остаться, Ирриса: пожалуй, в один прекрасный день ты сам сможешь учить других.

Предание о Малтаке Ди, Кода Нишада, Талман

Заведя Джоанн – по очереди – в комнаты для встреч, развлечений, туалета, омовений, сна и медитации, Баадек оставил ее одну, обещав позвать на ужин. Уходя, он еще раз поблагодарил ее за то, что она не сообщила Торе Соаму о поведении Кия.

Приняв с грехом пополам ванну, Джоанн легла отдыхать. Позже, потянувшись за платьем, она обнаружила на его месте не прежнее, а другое из легкой и гладкой ткани, которую можно было сравнить разве что с паутиной; на теле оно напоминало пленку, специально приспособленную для массажа. Вместо открытых сандалий она наткнулась на мягкие сапожки с меховым подбоем. При всей своей красоте замок Торы Соама был, судя по всему, довольно прохладным, отсюда и соответствующая одежда.

В ожидании Баадека она стала бродить вдоль стен, пытаясь мысленно нарисовать план апартаментов и расставить мебель.

Все помещение представляло собой круг, разбитый на шесть сегментов; каждый сегмент-комната выходил в центральный холл, тоже круглый. Сегменты походили на дольки апельсина, усеченные с обоих концов. Плоской была только поверхность пола. Посередине каждой комнаты стоял предмет или предметы, соответствующие назначению помещения. В центральном холле насчитывалось шесть дверей.

Только теперь для Джоанн стали приобретать смысл дракские выражения, казавшиеся раньше загадочными: "приветствовать с распахнутыми дверями", "встречать при закрытых дверях" – речь шла о степени доверия хозяина к гостю. Комната для встреч была пустой: здесь можно было разве что побеседовать стоя. В комнате для развлечений стояли глубокие мягкие кресла и диваны. Открыть центральную дверь, в комнату для встреч, и дверь в комнату для развлечений было равносильно предложению остаться подольше. Открыв же дверь в туалетную комнату, хозяин тем более предлагал гостю не торопиться с уходом. Ну а если распахивались двери в ванную, спальню и помещение для медитации, то это предполагало такую глубокую стадию интимности, о содержании которой Джоанн оставалось только гадать.

Завершив первый, беглый обход, она зашла в комнату для медитации, прикрыла дверь и уселась на подушки в центре, чтобы дождаться здесь вызова на вечернюю трапезу.

По прошествии нескольких минут, когда она достаточно расслабилась, ей показалось, что в комнате загорелся мягкий зеленый свет с темными и светлыми прожилками. Она поднесла руки к глазам, но глаза были, конечно, ни при чем: свет зажегся у нее в голове.

Она опять расслабилась, решив не препятствовать свету. Сначала ее охватило полуобморочное состояние, но ненадолго: его сменило чувство небывалого, всеохватного покоя. Один за другим расслаблялись напряженные мускулы, тело становилось податливым...

Ей вспоминались счастливые мгновения с Малликом, к которым на этот раз не примешивалась привычная боль. Она раскрыла себя для неудержимого потока любви.

В чреве Джоанн рос их ребенок.

Маллик прижимался ухом к ее животу, прислушиваясь.

"Ты все равно ничего не расслышишь, Маллик: еще слишком рано".

Ухо все теснее прижималось к ее животу, рука покоилась у нее между ног.

"Если это ребенок Маллика Никола, то ему пора просыпаться".

Она со смехом стала гладить его лицо...

При обороне "Сторм Маунтейн" был незабываемый момент – момент любви, гордости, неистовой радости.

Склоны были завалены трупами, но тзиен денведах обращены в бегство. Ее подчиненные знали, что это не победа, и не возносили благодарственных молитв: им было известно, что при следующей атаке они все равно будут раздавлены и большинство из них не проживет и двух часов.

И все же они обратили в бегство тзиен денведах!

По окопам прокатились крики и улюлюканье. Несколько секунд – и весь остаток гарнизона взорвался оскорбительными воплями в адрес отступивших драков; она уловила и свой голос в шуме всеобщего ликования.

Тзиен денведах отступают!

То была иная, более сильная форма любви, чем любовь мужчины и женщины. То было братство, скрепленное пролитой кровью и непролазной грязью; вместе они преградили путь неприятелю и обратили его в бегство. Они прошли крещение в огненной купели и выжили, чтобы торжествовать при виде отступающей дракской пехоты.

Рядом с Джоанн упал в грязь Морио Тайзейдо. До нее донесся его хриплый голос:

– Если бы сейчас меня настигла смерть, я бы умер счастливым. Мы их опрокинули! Это же надо, черт возьми, опрокинули!

Свет вспыхнул снова, и одна часть сознания Джоанн спросила у другой, не была ли эта радость призывом к сражению, к войне, к смертоубийству; если да, то как быть со здравыми суждениями?

Все правила были попраны, последствия происходящего не принимались в расчет; не учитывалось ничто, кроме одного: драки отступают! В тот крохотный отрезок времени остатки гарнизона торжествовали победу...

Но тут перед ее мысленным взором живо, словно на сцене, разыгралось "Предание о Лите" из "Кода Овсинда".

"Лита придумал для своих учеников игру.

Одному из учеников выпадал жребий начать игру: первый ход состоял в том, чтобы изобрести три первых правила игры. И игра, и правила могли быть любыми.

Следующий игрок мог либо воспользоваться этими тремя правилами, либо изобрести новые. Правила и изменения в них становились известны только по ходу самой игры, их следовало вычислять по действиям изобретателей правил. Даже условия выигрыша менялись ежеминутно. – Успешнее всего действовал тот, кому удавалось в ожидании своего хода понять все правила, после чего изобрести правило или критерий выигрыша, перечеркивающие преимущества, полученные предыдущими игроками в результате их собственных изобретений.

К тому времени, когда Лите наставал черед ходить, игра превращалась в кошмарный клубок правил – как видимых по положению самой игры, так и, по большей части, невидимых. Лита выигрывал, говоря просто:

– Я выиграл.

Всегда находился ученик, возражавший:

– Вы не можете выиграть, джетах. Система существующих правил этого не позволяет.

– Прекрасно позволяет. Правило, изобретенное мною, гласит: "Когда наступает моя очередь ходить, я выигрываю".

– Но то же самое мог сделать первый же игрок! Так мог бы поступить любой из нас!

– Мог бы, но первым это сделал я".

Зеленое свечение в голове померкло, сменившись теплой, обволакивающей чернотой. До ее слуха долетел голос – голос Баадека:

– Джоанн Никол! Пора на вечернюю трапезу!

Она продолжала молча вспоминать только что привидевшееся. Потом опомнилась, встала, подошла к двери и распахнула ее.

– Баадек!

– Я здесь. – Голос звучал совсем близко. – Когда вы впредь, воспользовавшись комнатой для медитации, не захотите, чтобы вас беспокоили, будьте добры, закройте входную дверь в апартаменты.

– Благодарю. Что такое сокрыто в комнате для медитации, что позволило мне увидеть столько замечательного?

– Ничего, кроме вас самой. Это древнее устройство, позволяющее заглянуть в себя.

– А этот свет, зеленый свет... Он казался настоящим.

– Обычно он синий, у драков.

Джоанн стала ощупью пробираться в коридор, но по пути ее внезапно задержала рука Баадека.

– В чем дело, Баадек?

– Поймите, Джоанн Никол, я не люблю людей.

– Кто просит тебя о любви?

– Но лично перед вами я в долгу, – продолжил он после короткой паузы. – Будьте очень осторожны во время ужина. Сегодняшние гости Торы Соама – это пять магистров Талмана и один человек. Я не могу догадаться, какая роль отведена им, какая – вам.

– Зачем меня предупреждает тот, кто не любит людей?

Драк усмехнулся.

– Я не знаток путаных правил и игр. Я просто умею быть преданным. Будучи преданным роду Тора, я считаю себя защитником Торы Кия. Вы помогли мне защитить его, поэтому моя преданность распространяется и на вас – до некоторой степени.

– Я ценю твое расположение, Баадек, – молвила она после паузы, только не понимаю, против чего ты меня, собственно, предостерегаешь.

– На это мне сложно ответить. Не хотелось бы, чтобы вы выдали себя или то, что представляет для вас ценность. Полагаю, этим вечером все будет складываться так, чтобы вы это сделали.

После бесконечного петляния по коридорам Баадек и Джоанн оказались в анфиладе просторных помещений. Об их объемах свидетельствовало эхо, сопровождавшее их шаги и разговор. В одном из помещений раздавались голоса и пахло изысканной едой. Там их поджидал Тора Соам.

– Хорошо ли вы чувствуете себя этим вечером, Джоанн Никол?

– Да, благодарю.

– Превосходно. – Джоанн услышала шорох его одежд, – Я обещал вам сюрприз. Вот он!

Решительные шаги.

– Привет, майор.

– Бенбо? – Джоанн вытянула руки. – Бенбо?

– Он самый, майор. – Мужские руки обняли ее за плечи.

Внутри у нее что-то оборвалось, ноги перестали ее держать. Бенбо успел подхватить Джоанн и не позволил шлепнуться на каменный пол.

Рядом раздался голос Торы Соама, полный озабоченности:

– Вам нездоровится, Джоанн Никол? – Голос сменил адресата. – Ее только что выписали из чирн-коваха.

– Думаю, с ней все , в порядке, овьетах, – ответил ему голос Бенбо. Просто мы многое пережили вместе и давно не виделись.

– Ты-то как, Бенбо? Проклятие! Как ты, Бенбо, черт?

– Отлично, майор. Лучше не придумаешь. – Теперь адресата сменил его голос. – Через минуту она придет в себя, овьетах. Можно нам немного побыть одним?

– Конечно, Эмос Бенбо. Воспользуйтесь вот этим диваном. Бенбо повел ее через комнату, опустил на мягкие подушки, сел рядом. До нее донесся голос Торы Соама:

– Это только половина моего сюрприза для вас, Джоанн Никол. Другая половина ждет вас среди гостей и зовется Леонидом Мицаком.

– Мицак... Настоящие посиделки в кругу семьи.

– Не уверен, что правильно вас понял. Желаете, чтобы я прислал его сюда?

– Не надо, Тора Соам. Мне бы хотелось немного побыть вдвоем с Бенбо. Пускай Баадек позовет нас, когда ужин будет готов.

– Разумеется. Увидимся. Идем, Баадек.

Их шаги стихли за дверью. Джоанн повернулась к Бенбо.

– Как ты здесь оказался, Эмос?

– Хотелось бы мне это знать, черт возьми! – засмеялся Бенбо. – На Дитааре меня тряхнуло и обожгло, а теперь я – почетный гость овьетаха Торы Соама, самой главной здешней шишки. – Он понизил голос. – Что у вас с глазами, майор?

Джоанн тряхнула головой.

– Временная слепота. Ничего, пройдет. Что с тобой произошло после налета?

– Я отнес вас в безопасное место – так мне тогда казалось, а сам побежал на полигон, посмотреть, что стало с нашими ребятами. Вам что-нибудь о них известно?

Она кивнула.

– От Мицака.

– Что тут вообще происходит, майор?

– Не знаю. После налета я оказалась на попечении у Торы Соама. Что это означает и почему – понятия не имею. А ты?

– Меня подобрали, привезли сюда, выгрузили. Два типа, с которыми не особенно поспоришь. Больше я ничего не знаю. Откуда-то донесся голос Баадека:

– Вечерняя трапеза готова. Желаете присоединиться к остальным?

Джоанн с трудом встала.

– Спасибо, Баадек. Мы сейчас.

Джоанн притянула к себе Бенбо и зашептала ему в ухо:

– Ты спрашиваешь, что здесь происходит? Не знаю. Но мне посоветовали проявлять за ужином осторожность. Так что держи рот на замке, пока тебе не зададут прямой вопрос, а отвечая, будь настороже. Гости Торы Соама – драки, магистры Талмана...

В сознание Джоанн вдруг закралось смутное подозрение, она уловила слабый цветочный запах. Подозрение было немедленно и с возмущением отброшено.

– Что все это значит, майор?

Джоанн покачала головой.

– Ничего. Просто помни, что каждое твое слово дает им массу информации.

Джоанн предоставили место на длинном кольцеобразном диване; справа от нее расположился Бенбо, за Бенбо – Леонид Мицак. Дальше справа было место Торы Соама. Напротив нее расселись пятеро магистров Талмана. В центре кольца стояли блюда. Тора Соам начал ритуал.