Текст книги "Найди свою любовь"

Автор книги: Барбара Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

14

Передвижной киоск стоял у обочины дороги, ведущей к отделению «скорой помощи». Люди, ждавшие известий о своих близких, готовы были купить здесь все, что угодно, – от батареек и шоколада до кофе и сандвичей. Такси остановилось прямо перед вывеской «Бруклинская больница – отделение скорой помощи».

Пока Адам доставал деньги, таксист сказал:

– Это же надо – приехать сюда среди ночи, если только ты не помираешь. Зато в этом случае это контора что надо. У меня так и записано на путевом листе: «Если меня подстрелят, отвезите прямо в травматологию Бруклинской больницы, там воскресят и мертвого».

Адам усмехнулся, отсчитывая щедрые чаевые.

– Вы доктор? – спросил тот.

Адам покачал головой.

– Но вы не коп, – продолжал водитель. – Я всегда это точно знаю по чаевым.

Адам ничего не ответил – он был не в настроении. Пройдя через несколько автоматических дверей, он оказался в отделении «скорой помощи». Здесь сильно пахло хвойной дезинфекционной жидкостью. На часах, висевших над головой, было почти девять. Проходя по коридорам, Адам заметил, что здесь, как и в прошлый раз, полно народу, хотя никого, чья жизнь находилась бы в опасности, не было видно. Длинные коридоры были покрыты отполированным линолеумом. Стены тоже выглядели так, словно их недавно мыли. То и дело ему попадались сильно вооруженные охранники, которые сидели на деревянных табуретках за деревянными конторками. Адама несколько удивило то, что охранники не обратили на него ни малейшего внимания, не попросив даже предъявить документы.

Количество вооруженных полицейских увеличивалось с каждым шагом, и Адам понял, что приближается к отделению травматологии. Друзья, родственники пострадавших, а возможно, и просто любопытные стояли вдоль стен, курили, пили кофе и тихо переговаривались. На раздвижных стеклянных дверях было написано по-английски и по-испански, что дальше можно проходить только медицинскому персоналу.

За дверями был самый настоящий бедлам – в коридоре стояли каталки с пациентами перед переполненными перевязочными, рядом крутились медсестры и полицейские в форме и в штатском. Фельдшеры пытались успокоить тех, кто был в сознании и у кого хватало сил плакать и кричать. Несколько медсестер пытались перекричать всю эту какофонию. Адам не знал, как лучше поступить: войти внутрь или попросить кого-нибудь передать Кори, что он ее ждет. В этот момент в коридоре появилась женщина в хирургическом халате – ее лицо показалось Адаму знакомым.

– Извините, пожалуйста, – окликнул ее Адам. – Я ищу доктора Виатт.

Женщина остановилась.

– Вы из окружной прокуратуры, – сказала она. – Не помните меня?

– Ну конечно, – вспомнил он. – Мы говорили с вами, когда я приходил сюда первый раз.

Все это было всего три недели назад, а Адаму казалось, что с тех пор прошла целая вечность.

Женщина представилась:

– Я – Лотти Брюнер. – Пройдя вперед, Лотти распахнула перед Адамом дверь. – Кори сказала, что вы придете. Она немного задерживается – у нас сегодня несколько тяжелых пациентов.

– Не останавливайтесь, продолжайте двигаться, – посоветовала ему Лотти, быстро лавируя среди каталок с пострадавшими. Адам молча следовал за ней. Совсем рядом промелькнула Кори, склонившаяся над каталкой в одной из перевязочных. Волосы Кори были собраны в пучок, и на ней были очки.

– Хотите кофе? – предложила Лотти, впуская его в длинную узкую комнату. На столе, видневшемся в одном конце комнаты, стоял кофейник и несколько тарелок с пончиками. В другом конце стоял холодильник, а над ним висела доска из пробкового дерева с приколотыми к ней меню нескольких китайских ресторанов, где продавали сандвичи.

– Спасибо, – сказал Адам.

– Не бойтесь сказать что-нибудь, если вас слишком поразит увиденное, – посоветовала Лотти, наливая кофе и показывая в сторону смотровой. – Все это должно быть настоящим потрясением для того, кто здесь впервые.

– Со мной уже все в порядке, но… – покачал головой Адам, – все это совершенно неправдоподобно.

Это было не просто неправдоподобно – это выглядело почти сюрреалистически: все эти каталки, залитые кровью полы, кровь на простынях, на бинтах, в спешке наложенных в машине «скорой помощи» по дороге в больницу. Капельницы, введенные в вены, шины, наложенные на шеи, которые, возможно, сломаны, резиновые распорки, вставленные между переломанными ногами, чтобы зафиксировать положение костей, пока рентген не подтвердит диагноз.

– По-моему, не стоит даже пытаться предложить вам пончик, – сказала Лотти.

– Лучше не надо, – выговорил Адам. – Предпочитаю ограничиться кофе.

Лотти села, жестом показав на стул.

– Мне даже трудно видеть все это вашими глазами, – сказала она. – Тот, кто здесь работает, со временем утрачивает остроту ощущений.

– И вам всегда приходится работать в таком режиме?

– Не всегда. Но обычно как раз в тот самый момент, когда начинает казаться, что стало немного полегче, что-нибудь случается и все начинается сначала.

Лотти откусила пончик.

– Но здесь ведь, кажется, работает много женщин.

Лотти улыбнулась.

– Наверное потому, что это самая неблагодарная работа. Мы спасаем своих пациентов для того, чтобы их отвезли наверх, к хирургам, а оттуда их перевозят в терапию. А семья и знакомые ждут обычно наверху, чтобы поблагодарить последнего врача, с которым имел дело пациент, то есть на нашу долю ничего не достается…

– Почему же вы занимаетесь этим?

– Лично я потому, что такая работа не оставляет времени, чтобы задуматься о чем-нибудь еще.

– А Кори?

– Вам лучше спросить у нее.

– Вы давно ее знаете?

– Мы встретились в этой больнице восемь лет назад.

– А вы хорошо знали ее мужа? – А что еще, черт возьми, он должен был спросить?

– Я виделась с ним всего несколько раз.

– Насколько я понимаю, они были счастливой парой, – сказал Адам, чтобы услышать подтверждение тому, во что ему вовсе не хотелось верить.

– Разумеется, Кори старательно убеждала себя, что это действительно так, – ответила Лотти.

– То есть, по-вашему, их брак был неудачным. – Адам постарался, чтобы голос его звучал как можно более равнодушно.

Лотти слегка нагнулась вперед.

– Что вы хотите от меня услышать? Что он был типичным латиноамериканцем – деспотом и тираном? Что дурно обращался с Кори или же что он был самым любящим мужем на свете, и они были самой счастливой супружеской парой, какую мне только приходилось видеть?

Адама немного удивил не совсем почтительный тон Лотти.

– Ну и как же было на самом деле? – поинтересовался он.

– Чуть больше трех лет назад, когда Кори зашла ко мне и сказала, что выходит замуж, она плакала в течение всего разговора. Она никак не могла остановиться. Мне было тогда очень интересно, в чем же причина этих слез…

– И вы спросили ее?

– Если верить Кори, она плакала от счастья.

– А вы ей поверили?

– Нет.

– И сказали ей об этом?

– Конечно, нет.

– Почему?

– Она все равно не стала бы ничего слушать. У Кори были свои причины выйти замуж за этого человека.

– Вы, наверное, даже не намекнете, какие именно? – Довольно глупо с его стороны выслушивать снова и снова одно и то же.

Лотти внимательно посмотрела на Адама.

– У меня всегда было такое чувство, что Кори знает: ее брак не продлится долго.

– Но зачем же браться за дело, если даже не можешь заставить себя поверить в успех?

– Вы, наверное, шутите… Большинство людей делают то, что делают, вовсе не будучи уверены в успехе, а брак, пожалуй, такая вещь, где меньше всего можно быть уверенным в чем-либо. Ведь тут имеешь дело не просто с неизвестной, а с непредсказуемой величиной.

– Мне кажется, их связали какие-то отношения гораздо раньше…

– Значит, вам все известно.

Адам кивнул.

– Но хотелось бы услышать обо всем с вашей точки зрения.

Лотти заговорила с таким видом, точно повторяла давно заученные фразы.

– Все было очень просто: Кори и Дэнни были вместе десять лет назад, он бросил ее, а потом неожиданно объявился здесь, в Нью-Йорке, и захотел начать все сначала. – Лотти пожала плечами. – Реванш – мечта любой женщины.

– Он любил Кори?

– Как могу я ответить на этот вопрос?

– Он хотя бы казался счастливым рядом с ней?

– Когда я видела Дэнни Видала, больше всего он выглядел нервным.

– Как вы думаете, он мертв?

– Я, пожалуй, скажу так: я надеюсь, что он мертв. Только поймите меня правильно: не то что бы я желаю смерти Дэнни – впрочем, от наших пожеланий никто не умирает и не выздоравливает. Но если Дэнни жив и вам удастся его найти, не знаю, как справится со всем этим Кори.

– А почему вы даете мне такие откровенные ответы?

– Потому что вы задаете весьма откровенные вопросы.

– Это не объяснение.

– Я очень волнуюсь за Кори, – тихо сказала Лотти. – И от души надеюсь, что в зале суда вы умеете надевать маску.

– Что вы имеете в виду?

– Когда вы вошли сюда, все чувства были написаны у вас на лице.

– Может, это простая забота о ближних?

– То, что я увидела, не ограничивается простой заботой о ближнем, – мудро заметила Лотти. – И не пытайтесь отрицать это, потому что когда речь идет о чужих жизнях, я непревзойденный специалист.

Оба поняли, что разговор их дошел до той точки, когда осторожность мешает продолжать отвечать на вопросы, а чувство такта – продолжать их задавать.

Лотти встала и выбросила в мусорную корзину стаканчики из-под кофе.

– Хотите пройти посмотреть, как мы пытаемся исправлять ошибки Господа Бога?

– То есть увидеть, как работает Кори?

Лотти улыбнулась.

– Идите за мной, – сказала она, направляясь в смотровую.

Кори выглядела напряженной до предела, но во взгляде ее чувствовался металл. Она переходила от кровати к кровати, отдавая указания персоналу и ласково разговаривая с пациентами. Тон ее менялся при этом от откровенно злобного до устало-спокойного. Когда Лотти и Адам вошли в палату, Кори как раз закончила осматривать пешеходов, сбитых водителем, и приступила к осмотру молодого человека с совершенно безумными глазами. Лотти и Адам подошли к Кори сзади довольно близко, так что им слышен был ее диалог с пациентом, но сами постарались не привлекать ее внимания.

Пациента терзали боли настолько сильные, что он даже упал, корчась, на пол, откуда его подняли двое санитаров и снова уложили на кровать.

Несколько раз попытавшись начать осмотр больного, Кори наконец сказала:

– Покажите на то место, где болит больше всего.

И он показал практически все тело.

– В шее, док, и в горле ужасно жжет. Грудь как будто режут ножом, в плече стреляет, а мозги вот-вот полезут из головы наружу. Я не могу больше терпеть, док, я умираю, у меня отнимается левая нога. Дайте мне что-нибудь от боли…

– Откройте рот, – потребовала Кори. – Я ничего не вижу.

– Это там, глубже, доктор, посмотрите еще. Как будто бы я проглотил стекло, и там, внутри, кровь. Я чувствую вкус крови.

– Вам уже сделали просвечивание и рентген грудной клетки. Сдать кровь вы отказываетесь…

– Мне так больно, док…

– Я не понимаю, как это произошло.

– На работе, док.

– Он говорит, что ел печенье, и в нем оказалось стекло, – пояснила медсестра.

– На работе? – переспросила Кори.

– Я работаю на фабрике печенья «Капитан Чиппо», – простонал больной. – И в одном печенье оказалось это проклятое стекло.

Что ж, этот оказался намного изобретательнее других – придумал не только особый вид боли, но и травму, которая позволит ему получить компенсацию. И тут в Кори закралось подозрение.

– Если бы вам надо было решать самому, как по-вашему, что могло бы унять боль?

Мужчина затравленно огляделся вокруг.

– Морфин!

Именно этого и ожидала Кори.

– Дайте ему две дозы тайленола-три и выпишите рецепт еще на шесть.

Реакция пациента тоже была вполне предсказуема.

– Да что вы, черт возьми, за врач? – взревел он. – Тайленол-три не уймет мою боль, мне нужно что-нибудь посильнее, ты, чертова сука!

Кори и бровью не повела.

– Сегодня я выписываю тайленол-три. Хотите берите, не хотите – нет.

– Черт бы тебя побрал, – продолжал реветь пациент. – Что за поганая у вас тут больница! Я подам в суд. Что за чертова врачиха! Ты вообще не врач, а шарлатан.

Он кричал до тех пор, когда к нему не подошли охранники. Пока Кори запретила им вмешиваться.

– Вы можете принимать лекарство, а можете не принимать, но если хотите лекарства посильнее, придется сначала сделать анализ крови.

– Давайте, давайте, – заскулил парень, явно напуганный видом двух дюжих охранников, стоявших рядом с Кори. – Вы такая симпатичная женщина.

– Вот это правильно, а симпатичные женщины не выписывают наркотики.

– Чтоб тебе сквозь землю провалиться, доктор Шарлатан, – снова заорал парень.

Кори как раз хотела перейти к следующему пациенту, когда заметила Адама и Лотти.

– Давно вы здесь стоите? – спросила она.

– Достаточно давно, чтобы решить никогда больше не есть печенье «Капитан Чиппо», – ответил Адам. Усталая, с кругами под глазами и сдвинутыми на лоб очками, Кори казалась Адаму еще более привлекательной.

Лотти пожала плечами.

– Я объяснила мистеру Сингеру, что сегодня у нас особенно тяжелое дежурство.

– Боюсь, что мне придется пробыть здесь еще около получаса, – извинилась Кори. – Вы не торопитесь?

– Нет, если вы разрешите мне остаться рядом.

Кори вопросительно взглянула на Лотти.

– Как ты думаешь?

– Что ж, если он и упадет в обморок, здесь самое место для оказания помощи.

Кори улыбнулась.

– А вы собираетесь падать в обморок?

Адам оглянулся.

– По крайней мере не раньше, чем появится свободная койка.

Кори снова улыбнулась и опять посмотрела на Лотти.

– Надеюсь, ты пойдешь домой, пока тебя не впрягли здесь во что-нибудь еще.

– Я только хотела проводить к тебе посетителя, – сказала Лотти, протягивая руку Адаму. – Позаботьтесь о ней, – добавила она, кивая в сторону Кори, которая была уже в другом конце смотровой. Они обменялись понимающими взглядами.

– Хорошо, – сказал Адам и пошел к Кори. Она едва заметно кивнула ему, показывая куда-то в сторону носилок и снимая карточку, привязанную к металлическим прутьям кровати. Одновременно Кори разговаривала с врачом, который перечислял полученные пациентом травмы, и с полицейским, стоявшим рядом. Это было настоящее изнасилование. Врач, которого недолюбливала Кори, был довольно высокомерным молодым человеком. У него была дурацкая привычка беседовать с пациентами на совершенно непонятном медицинском жаргоне, а с женщинами – на весьма недвусмысленном языке дешевого флирта.

– Жертва болталась в районе Проспект-парка, – объяснял он.

Кори подошла поближе, чтобы проверить трубку, ведущую к одной из вен на руке пациентки.

– Она поступила в сознании?

– Да уж. Ее даже пришлось усмирять.

– Травмы тяжелые?

– Как было написано в карточке, «практически не идет на контакт».

– Послушайте, док, – вмешался полицейский. – У нас таких сегодня трое или четверо, вы ведь знаете.

– И каждая отличается от других, и вы это тоже знаете. Поэтому я должна с ней разобраться. – Кори повернулась к врачу. – Что значит – «практически не идет на контакт»?

– Судя по следам на руках и нарывам под языком, она наркоманка, а наркоманы, как правило, «практически не идут на контакт».

– А разве это имеет значение в случае с изнасилованием? – спросила Кори.

– Важно, видимо, то, что у нее продвинутая стадия гонореи.

Кори сделала пометку в карточке.

– Не вижу связи, доктор, – сказала она.

– По-моему, это отчасти оправдывает насильника.

– Если я правильно поняла, то вы считаете, что насильник проверяет жертву на венерологические заболевания, прежде чем напасть, и эту женщину изнасиловали в наказание за то, что у нее обнаружили гонорею?

Полицейский засмеялся, а врач покраснел.

– Гонорея – проститутка, проститутка – наркоманка, но мы ведь все знаем из статистических отчетов, что у людей такого сорта свои понятия о том, что такое изнасилование.

Кори чуть не рассмеялась во весь голос.

– И как же прикажете это называть? Среднестатистическим изнасилованием?

Кори видела, что врач хочет что-то сказать в ответ, но предпочла повернуться к полицейскому.

– Кто первый решил, что это было изнасилование?

– Мы нашли ее без сознания у входа в парк, – объяснил полицейский, – раздетую ниже пояса и в таком вот состоянии.

Кори склонилась над кроватью.

– Кто-то наверняка сделал с ней что-то помимо ее воли.

Врач снова обрел дар речи.

– Прежде всего налицо шок от передозировки, что может объяснить невменяемое поведение, или же подобное поведение – результат горячки при гонорее.

– А как насчет внутренних кровоизлияний, порезов, переломов?

– Меня ведь там не было, доктор Виатт, и вас также, не правда ли? Когда ее привезли сюда, ни о каком изнасиловании речи не было.

– А вы что, установили лимит времени, в течение которого невменяемый пациент имеет право заявить о совершенном на него нападении на сексуальной почве?

– Она была достаточно вменяема, когда отказалась сдать анализы крови и мочи.

– Так сделайте же наконец какой-то вывод, доктор.

– Я уже сделал – она просто хотела избежать обвинения в употреблении наркотиков.

– Вы уже получили отчет из лаборатории?

– Нет еще.

– Тогда откуда вы вообще знаете, что у пациентки гонорея, а не какой-нибудь другой воспалительный процесс?

Врач вспыхнул.

– Я поставил диагноз на основе осмотра.

– Вы брали мазок?

– Да.

– Тогда вы должны были заметить явные следы изнасилования.

– Довольно трудно отличить сперму от выделений при инфекции.

– Забудьте о сперме и забудьте об инфекции. Это – живой человек, доктор, а не иллюстрация из анатомии Грея. – Врач попытался что-то возразить, но Кори продолжала: – Так есть или нет доказательства изнасилования?

Кори потянулась и заметила краем глаза, что Адам подошел ближе. Но прежде чем она принялась читать карточку, врач выдвинул новую идею:

– Все эти сказки про изнасилование мало чего стоят. Все проститутки, которые попадают сюда, клянутся и божатся, что их изнасиловали.

Кори не обращала на него внимания.

– Разрыв левой губы со стороны вагины, отек шейки матки, следы насильственного вхождения, кровоизлияния и повреждения кожи с внутренних сторон обеих бедер. Кровоизлияния на животе и правой груди, следы сигаретных ожогов вокруг левого соска.

Кори подняла глаза и встретилась взглядом с Адамом.

– У пациентки отек на левой скуле и правом виске, чем, вероятно, объясняется расширение зрачков. Ей сделали сканирование, чтобы определить, нет ли внутричерепных кровотечений?

Врач покачал головой.

Кори сняла очки и, держа их в руке, махнула в сторону кровати.

– В заключение, доктор, и с чисто диагностической точки зрения, хочу вам сказать, что мне наплевать на все вместе взятые наркотики и венерические заболевания, когда речь идет об изнасилованной женщине.

Врач снова смог заговорить:

– По-моему, доктор, – сказал он, – вы просто пытаетесь раздуть это дело.

Кори устала, о, как она устала. К тому же она была сыта всем этим по горло.

– Когда женщина говорит, что была изнасилована, доктор, мы верим ей до тех пор, пока не будет доказано, что она лжет, независимо от того, наркоманка она, проститутка или жена одного из наших врачей. – Кори посмотрела на полисмена. – Как только она будет в состоянии говорить, можете ее допросить. Ей надо немедленно сделать сканирование, а потом поднять наверх.

Кивнув на прощание обоим мужчинам, Кори повернулась, чтобы уйти.

Адам потоптался у кровати еще несколько минут, а затем вышел из палаты. Полицейский последовал за ним. Врач догнал Кори возле письменного стола, рядом с которым она остановилась. Он был вне себя.

– Это была не консультация, – выпалил он. – И даже не осмотр, а самая настоящая кастрация.

– И кого же, по-вашему, кастрировали? – удивилась Кори.

– Меня.

– Это невозможно, доктор, – спокойно ответила она. – Я не специализируюсь по микрохирургии.

Адам и Кори отправились на стоянку, чтобы взять машину Кори. Когда она вручила ему ключи и попросила сесть за руль, Адам пожалел о том, что вообще приехал в больницу. Лучше было встретиться с этой женщиной, например, в своем кабинете, на улице, в кафе, но только не здесь. Не в больнице, где он увидел Кори в новом свете и понял еще яснее, что абсолютно потерял голову.

15

Когда они шли к машине по подземному гаражу, находившемуся под больницей, Адам взял Кори за руку.

– Можно задать вам один вопрос? – спросил он.

Кори кивнула.

– Как вы выдерживаете каждый день такую нагрузку?

– Думаю, я просто привыкла.

– А вы никогда не боитесь?

– Всегда боюсь.

– И как же вы преодолеваете страх?

– О, я изобрела собственную иерархию страхов.

– Как это?

– Я всю жизнь чего-то боялась, вот я научилась делить страхи на более и менее страшные. Когда я была ребенком и мы часто переезжали, я каждый раз боялась, что не смогу ни с кем подружиться на новом месте. А потом мы перестали переезжать – и вскоре умерла моя мама. – Кори сделала паузу. – Когда я приехала в Нью-Йорк и начала работать ординатором, то все время боялась, что не справлюсь. Потом, когда я начала специализироваться в хирургии, боялась, что совершу ошибку и убью пациента. – Снова пауза. – Все эти годы я любила Дэнни и боялась, что никогда не смогу с этим справиться. А потом он объявился в Нью-Йорке, и мы поженились. – Она посмотрела на Адама. – А теперь это…

– А вы никогда не думали о том, что Дэнни снова бросит вас?

– Нет, я не думала об этом. Когда пробуешь начать все сначала, то гонишь от себя все мысли о том, что снова может случиться что-то плохое.

– Он был единственным мужчиной, которого вы любили? – продолжал расспрашивать Адам.

Интересно, что же такого было в этом человеке, что заставляло Кори ему довериться?

– Единственным, – эхом отозвалась Кори.

– И не было больше никого за все эти десять лет?

– Это звучит странно, да?

– Не то чтобы странно, но немного необычно.

Кори молча протянула ему ключи.

– Вы поведете машину?

Адам отпер дверцу, подождал, пока Кори усядется, и сел за руль. Они молчали, пока выезжали со стоянки, пока двигались по узким улочкам с названиями Нью-Йорк, Флэтбуш и Нострэнд-авеню. Они обгоняли «хонды» и «шевроле», которые везли рабочих с заводов и фабрик, а белые «ниссаны» с затемненными окнами и пассажирами, возможно одурманенными кокаином, шурша шинами, обгоняли их.

– Это торговцы наркотиками среднего уровня, – прокомментировала Кори. – Что ж, продолжительность их жизни на десять лет больше, чем у дельцов более высокого класса. Восемьдесят процентов торговцев наркотиками хотя бы раз в жизни попадают на операционный стол в мое отделение со стреляными ранами. А пятьдесят процентов из них так и не выходят из больницы.

– А вы не боитесь ездить здесь одна по ночам?

– Здесь существует определенная система, тут ты быстро смиряешься с тем, что тебя постоянно обгоняют. – Кори принялась объяснять еще какие-то особые правила выживания в этом потоке движения. Адам прервал ее:

– В общем, нужно всегда оставлять достаточно места, чтобы быстро оторваться от погони, да?

Кори улыбнулась.

– Нет ничего хуже, чем оказаться зажатой в потоке машин в два часа ночи, даже не обеспечив себе путь к отступлению.

– А муж не волновался по поводу того, что вы ездите домой по ночам?

– Все задают мне этот вопрос.

– И каков же ответ?

– Мы никогда с ним это не обсуждали.

– Странно.

– Всегда очень трудно представить себе, о чем разговаривают и как живут другие люди, потому что у всех людей свои отношения и своя динамика.

– Дэнни любил вас так же сильно, как вы его?

Кори почувствовала себя так, словно ей вылили на голову ушат холодной воды.

– Почему бы нам не поговорить о чем-нибудь другом, – сказала она. – А об ответе на последний вопрос вы, может быть, догадаетесь сами…

– Извините, – сказал Адам, почувствовав себя полным идиотом. – Кто назвал вас Кориандр? Кори ответила, глядя прямо перед собой:

– Этот вопрос мне тоже задают довольно часто.

– И каков же ответ на него?

– Моя мать была аргентинкой, ей хотелось колоритного, не в духе Новой Англии. Что-нибудь прямо противоположное тому, как назвал бы меня отец, если бы это позволили решить ему. Мама часто говорила, что каждого человека представляет себе в цвете. Я напоминала ей красный. – Кори улыбнулась и отвела взгляд от окна. – Вы когда-нибудь пробовали кориандр?

– Наверное, да, – сам того не подозревая, быстро ответил Адам, пытаясь вспомнить, действительно ли это так.

Проехав по улицам Линден и Кейтон (там жили немецкие евреи, которые, возможно, пытаясь воссоздать атмосферу страны, откуда были изгнаны, и давали названия улицам), они оказались перед въездом на сквер Форт Гамильтон.

– Теперь вы мне расскажите о своем браке, – неожиданно попросила Кори.

– Может быть, лучше о моем разводе? Даю вам честное слово: это намного интереснее.

– Почему бы не начать сначала?

– Ну что ж, я уже говорил вам о Еве и том парне из ФБР…

– О Еве? – перебила Кори. – Вы шутите?

Адам покачал головой.

– Нет, я не шучу, но это уже совсем другая история.

– Может, мне будет интереснее послушать именно ее?

– Может быть, – улыбнулся Адам.

Кори наклонилась вперед.

– Итак, что же произошло с Евой… Нет, я все же не могу в это поверить!

– Все началось однажды утром, месяцев за шесть до того, когда Ева впервые увидела того парня. – Адам выглядел смущенным. – В то утро, проснувшись, Ева заявила, что ей хотелось бы общаться с другими людьми, непохожими на тех, кто ее окружает.

– Вы должны были сказать ей, что на свете не бывает других людей.

Адам рассмеялся.

– Если бы я подумал тогда об этом, то, наверное, так бы и сказал.

Он рассказал Кори о своем ранении и о том, как встретился в больнице с Евой. О том гневе, который испытал, когда жена бросила его. Сейчас Адам считал, что злость его объяснялась скорее уязвленным самолюбием. Больше всего он жалел о том, что не может просыпаться каждое утро под одной крышей со своим ребенком.

– У вас девочка или мальчик? – поинтересовалась Кори.

– Дочь, – ответил Адам.

– Она живет с вашей бывшей женой?

– Да. И с ее новым мужем. Но я стараюсь видеться с Пенни как можно чаще. А вы? – сменил тему Адам. – Почему вы так долго ждали, прежде чем забеременеть?

Возможно, Кори и расстроил этот вопрос, но она не подала виду.

– Скорее всего, это живая иллюстрация к выражению «Бог дал – Бог взял», – сказала она.

Адаму захотелось протянуть руку и прикоснуться к руке Кори – такой милой и изящной, той самой, что как раз лежала между ними на сиденье.

– Это хорошо, что вы так близки с отцом, – бросил пробный камень Адам.

– Я не видела его целых три года до того, как это произошло…

– Почему?

– Он не одобрял мой брак.

– Но сейчас он встал на вашу сторону…

– Что ж, кровь сильнее пепла, – тихо произнесла Кори.

Теперь они ехали мимо длинных пирсов, вдающихся далеко в загрязненный залив, отделяющий Нью-Йорк от Нью-Джерси.

– Мне почему-то хочется быть с вами абсолютно честным во всем, – сказал Адам, – а это, возможно, не лучший выход…

– Для вас или для меня? Адаму захотелось рассказать Кори о визите ее отца. Но он все же сдержал обещание, данное Палмеру.

– В этом деле слишком много противоречий, – сказал он.

– У всех у нас много противоречий…

– Но мои противоречия касаются работы.

– А мои – жизни.

– Может быть, вы хотите сначала рассказать мне о своих?

– Не знаю. У меня такое ощущение, что, если мы сумеем разрешить ваши, мои испарятся сами собой.

Адам поглядел на Кори, сдерживая улыбку, и сказал, кивнув:

– Мне хочется задать множество вопросов о вас и вашем муже, но я все время себя останавливаю. Будь на вашем месте кто-нибудь другой, я немедленно сказал бы все, что пришло мне в голову.

– А что вы хотите знать? Были ли мы близки, счастливы и многое другое, о чем вы пытаетесь разузнать у меня и всех, кто меня окружает, с тех пор, как все это случилось?

– Например…

– Возможно, Дэнни и я были настолько заняты работой, что просто забывали иногда поговорить. Может, это были просто отговорки, а на самом деле Дэнни просто не собирался посвящать меня ни в какие свои проблемы, рассказывать мне, что происходит в его жизни.

– Кори, по целому ряду причин мне очень хотелось бы понять всю эту историю целиком и полностью.

– Почему бы нам не обсудить все это за едой? – Она улыбнулась. – Это будет уже в третий раз из трех.

– Что вы имеете в виду?

– Всякий раз, когда мы с вами оказывались в ресторане, я неизменно теряла аппетит.

– Все дело в тональности наших прежних разговоров. Что ж, попробуем еще раз, – тихо сказал Адам.

– Разумеется, – сказала Кори. – Но только давайте поедем куда-нибудь поближе к моему дому, чтобы можно было поставить машину в гараж… Пока у меня еще есть гараж. Там рядом есть вполне приличный бар.

– А почему не Чайна-таун? – удивился Адам. – Разве вы не хотите отведать что-нибудь из цзешуанской или кантонской кухни?

– Нет. Я предпочла бы поесть в более эстетичной обстановке.

– А не в более оригинальной?

Кори ответила, что ничего не имеет против китайской кухни, но только если ею можно насладиться в каком-нибудь тихом, уютном месте без флюоресцентных ламп и покрытых линолеумом полов – там, где готовят из свежих продуктов и можно не сомневаться, из чего сделана начинка яичного рулета.

– Пожалуй, это действительно называется эстетично, – сказал Адам.

– Недалеко от моего дома есть одно такое место.

– Что ж, когда мы подъедем достаточно близко, объясните мне, как проехать к гаражу.

Они поехали дальше на запад по Одиннадцатой авеню. Подъезжая к Двадцать третьей улице, они увидели довольно своеобразное сборище женщин. Одни, молодые и миловидные, были одеты в нижнее белье, выношенное и потертое, как рабочая одежда, другие успели состариться и растолстеть, стоя на этой улице по многу лет.

– Средняя продолжительность их жизни – сорок лет, – снова прокомментировала Кори. – Так что тем, что выглядят старухами, на самом деле лет тридцать.

– Откуда вы все это знаете?

– Прежде чем я попала в штат Бруклинской больницы, многие из них были моими пациентками: я работала по две ночи в неделю в больнице Рузвельта. Это было чудовищно!

– Вы не можете спасти весь мир, Кори.

– Нет, – грустно согласилась она. – И даже свой собственный мир.

Они добрались наконец до китайского ресторанчика неподалеку от дома Кори. Заведение это было без претензий, но довольно уютное. Кондиционеры работали не на полную мощность, так что посетителям не приходилось поеживаться в струях холодного воздуха, войдя в зал, и томиться от жары к тому моменту, когда пора расплачиваться и уходить, как это обычно бывает в ресторанах Нью-Йорка в июле и августе. В этом ресторане было все, что любили они оба: кантонская и цзешуанская кухня и вполне эстетичная обстановка – приглушенный свет, льняные скатерти и начинка яичного рулета, не вызывавшая никаких подозрений.

Им указали на банкетку за столиком в углу, и перед Адамом и Кори возникла первая задача: сесть рядом или напротив друг друга. Кори проскользнула вперед и положила с одной стороны от себя кошелек, а с другой – несколько пакетов, сделав тем самым свой выбор. Адам сел напротив. Они сделали заказ и, когда принесли чай и закуски, остались наконец одни.