Текст книги "Друзья, любовники, враги"

Автор книги: Барбара Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

– А это значит, что ему нужны израильские документы – удостоверение личности, разрешение на работу и налоговая справка, – подхватил Рафи.

Остальные закивали головами. В их глазах засветилось восхищение. А чем, собственно, восхищаться, недоумевал Гидеон, хорошо отрегулированной машиной, хорошо смазанным роботом?

– Для тех, кто забыл. Бет Форик – очаровательная маленькая ферма около Наблуса. Сколько угодно оливковых деревьев, булыжников и никаких проблем, – сказал Рафи и, повернувшись к Гидеону, попросил:

– Пожалуйста, продолжай о кофейщике.

– Процесс приготовления кофе в арабском мире – символ покоя и умиротворения, – начал Гидеон. – Даже если нет уверенности в том, что за последним глотком не последует конец света.

– Ближе к делу, – попросил Рафи.

– Кофейщик – единственный человек в доме, кто точно знает о том, кто приходит и кто уходит. Он тот, кому известно, когда наш палестинец пьет кофе, какой сорт ликера предпочитает, какие сигареты курит; пьет ли кофе в столовой с советниками или с женой в постели… Он тот, кто знает, где Карами держит ружье, потому что он тот, кто его чистит и смазывает. Он также знает, сколько раз в день Карами молится и кладет ли рядом оружие, когда обращается к аллаху… Сколько дверей в доме, сколько окон. Он знает телефонные номера и то, как часто они меняются…

Что это Саша Белль говорила о красной курточке? Вся разорвана, и клочок зажат у Мириам в руке?..

– Последнее особенно важно. Это даст нам возможность слышать все разговоры, которые он ведет с женой, которую любит так нежно…

Он перебирал бумаги на столе, вспоминая своего сына…

– Дело в том, что Карами звонит ей по десять раз на день, когда бывает в разъездах, и рассказывает все. Он, несомненно, ценит ее мнение… Словом, все нити сходятся к кофейщику. Он тот человек в доме, от которого зависит успех операции.

– Зачем же тогда впутывать девушку? – спросил Яков.

Если бы он только это знал, незачем было бы жить. И только потому что не знал, жил и не знал страха.

– Она уже впутана, – ответил он, стараясь избежать любых эмоций.

– С нами или без нас, – объяснил Рафи, – она все равно отправляется туда за интервью. И она будет встречаться со всей семьей около недели. Таким образом, она единственный вхожий в дом человек, у которого нет причин лгать Гидеону или вводить его в заблуждение. Она будет нашим помощником и единомышленником. Благодаря ей, те заведомо ложные сведения, которые даст нам кофейщик, будут намного ценнее сообщаемой им правдивой информации. – Он слегка улыбнулся. – Одна голова хорошо, а две лучше. Саша Белль, если хотите, будет для нас тем вторым врачом, к которому мы бежим от первого после того, как тот сообщил нам, что надежды на выздоровление нет.

– Она простодушна, – сказал Гидеон, опустив глаза, – а любые непредвзятые наблюдения могут оказаться ценней сведений того, кто наблюдает с определенной целью. К тому же она впервые на Арабском Востоке, впервые сталкивается с политическими преступниками после взрыва террористов.

– Она чиста, и помысли ее невинны, – молвил Рафи.

Однако Гидеон пропустил реплику мимо ушей и стал излагать свои опасения относительно предстоящего дела.

– Нужно иметь в виду, что палестинские лидеры страдают параноидальной подозрительностью в отношении американских журналистов. Они считают их всех агентами ЦРУ, а стало быть, и Моссад. Поэтому интервью Карами воспринимает как поручение Вашингтона или Иерусалима. – Тут Гидеон взглянул на Рафи. – Если они ожидают подвоха с этой стороны, то им и в голову не придет опасаться чего-то еще.

– Вернемся к аналогии с врачами, – быстро сменил тему Рафи. – Как бы вы поступили, узнав, что жить осталось две недели?

– Это время, отпущенное на операцию? – спросил Иорам.

– Мы делаем что в наших силах, – сказал Рафи.

– Как ты думаешь выйти на кофейщика?

– И где он сейчас?

– Мы должны захватить его в Тунисе?

– А что с его братом? Мы возьмем его в Бет Форике?

– А почему ты думаешь, что через одного брата можно повлиять на другого?

– А если он сначала согласится, а потом переменит свое решение?

Вопросы следовали один за другим, и Гидеон молчал, ожидая пока они иссякнут.

Гидеон вытащил сигарету.

– Саба Калил, брат кофейщика, взят нами два дня тому назад.

– Где? – спросил Ронни.

– Один американский колониальный отель объявил о дополнительных рабочих местах. Помещение нуждается в ремонте. С началом Интифады то и дело гремят взрывы. Одним из них выбило все окна на первом этаже отеля.

– А что случилось? – спросил Бен.

– Как тебе сказать, – начал Гидеон. – Однажды у обочины дороги между Иерихоном и Иерусалимом…

У обочины дороги между Иерихоном и Иерусалимом остановился автомобиль. Арабские деревни встречались здесь гораздо чаще, чем израильские поселения. Гидеон сидел рядом с Рафи на заднем сиденье. В ожидании света встречных фар, его взгляд был прикован к дороге. Через несколько минут вдалеке показался приближающийся армейский джип, а еще через минуту, с противоположной стороны, появилось такси.

– Пора, – сказал Рафи, тронув водителя за плечо. – Следуй за такси, а когда оно затормозит, остановись рядом.

Гидеон наблюдал, как двое в армейском джипе, одетые в форму израильских солдат, начали действовать. Водитель круто повернул руль, и джип перегородил шоссе. Один из «солдат» выпрыгнул из него и сделал знак такси остановиться у обочины.

– Когда они приведут его, – сказал Рафи, – я пересяду на переднее сиденье, чтобы он сел рядом с тобой.

Гидеон не отвечал, внимательно наблюдая за происходящим на дороге. Подобную картину, впрочем, можно было наблюдать десятки раз в день. Обычное дело для дорог Израиля.

Задержанным автомобилем оказалось арабское такси, в котором четверо палестинских рабочих следовали в американский колониальный отель в Восточном Иерусалиме, объявившем о вакансиях. Рафи приказал своим людям, чтобы они во всем следовали обычной процедуре досмотра. Они должны были проверить удостоверения личности и разрешения на работу, а также осмотреть автомобиль на предмет оружия или взрывчатки. Затем они должны были вывести указанного им человека из машины и задержать под предлогом проверки удостоверения личности.

К счастью, осмотр не выявил факта провоза оружия или взрывчатки, а также других нарушений. Проверили документы водителя и троих пассажиров, их обыскали. После этого им разрешили возвратиться в машину и следовать дальше. Четвертого пассажира препроводили к Рафи и Гидеону, объяснив это необходимостью проверки удостоверения личности. Обернутый в целлофан документ оказался в руках Гидеона, который мельком взглянул на него, а затем распахнул перед перепуганным палестинцем дверцу автомобиля.

– Садись! – приказал он.

Палестинец оказался маленьким и толстеньким. У него была нежная кожа, чрезвычайно темные глаза и пушистые каштановые волосы. Рукава рубашки завернуты до локтей. Брюки замаслены и потерты. Однако медалька на цепочке, висевшая у него на шее, была золотая. На ней была изображена ладонь – «рука Фатимы», приносящая удачу.

– Ты Саба Калил? – по-арабски спросил Гидеон, рассматривая фотографию на удостоверении.

– Мое удостоверение еще действительно! – запротестовал тот тоже на арабском.

– А ты знаешь, что бывает с палестинцами, которые работают на израильтян? – прервал его Рафи с переднего сиденья.

– Но я не работаю на израильтян! – запротестовал тот еще громче.

– Их обезглавливают или вешают на телеграфных столбах, – продолжал Рафи, словно разговаривал только с Гидеоном. – Расскажи ему!

Но Гидеон мрачно молчал, и на лице палестинца отразилось замешательство. Он уже не был уверен, что находится в руках израильтян. Наконец, Гидеон заговорил.

– Так ты действительно Саба Калил? – любезно поинтересовался он.

– Конечно, – поспешно кивнул палестинец.

– И у тебя больной ребенок… – предлагая ему сигарету, продолжал как ни в чем не бывало Гидеон.

Человек заметно покраснел.

– Да, но теперь…

– Ему нужна операция, иначе он умрет, – сказал Гидеон.

– Да, – снова кивнул палестинец. Сигарета дрожала у него в руке.

– Но у тебя нет денег.

– Нет.

Гидеон закурил и дал прикурить палестинцу.

– У родственников тоже нет денег, – сказал Гидеон. – Так что же ты собираешься делать, Саба? – Он внимательно смотрел на палестинца, стараясь думать только о предстоящем деле и подавляя всякое сочувствие к задержанному. – Так что же, Саба? – повторил он.

– Я не знаю.

– Может быть, тебе обратиться за помощью к брату? – как бы между прочим спросил Гидеон.

Взгляд палестинца начал принимать осмысленное выражение.

– Может быть, он попросит денег у своего босса. – Гидеон сделал паузу. – Как ты думаешь, Саба, может он обратиться за деньгами к Тамиру Карами?

– Я не знаю, – ответил Саба, опустив глаза.

– Я понимаю, это будет не так просто. Это поставит твоего брата в сложную ситуацию.

– Он не захочет просить у Абу Фахта, – пробормотал палестинец.

– У кого? – переспросил Гидеон. – Я что-то не расслышал имя?

– Абу Фахт, – повторил тот. – Он не захочет просить денег у него.

– Ну конечно, – кивнул Гидеон, – конечно, не захочет. Если каждый начнет просить этого человека о помощи, то перед его домом соберутся толпы больных детей и голодных стариков. – Он продолжал качать головой. – Да и вообще не стоит этого делать. В этом нет никакого смысла, правда?

Палестинец кивнул.

Гидеон вздохнул поглубже, прежде чем обратился к нему. Постарался придать своему голосу предельную торжественность, как если бы обращался к человеку, который только что стал обладателем миллионного приза.

– У нас для тебя хорошие новости, – сказал он. – Тебе поможем мы. – Он подождал, пока палестинец поднимет упавшую челюсть. – Твоя жена и ребенок, а также двое других детей находятся в безопасности в Иерусалиме, Саба. И когда ты приедешь к ним, твоему малышу уже сделают операцию.

По лицу палестинца потекли слезы.

– Кто вы такие? Что вам от меня нужно?

– Ничего, что может принести вред тебе или твоей семье, – сказал ему Рафи, оборачиваясь.

– Мы предлагаем тебе помощь, Саба, – добавил Гидеон, – и надеемся, что ты поможешь нам.

– Но что я могу?

Гидеон решил, что не станет взывать к его патриотическим чувствам. Одного патриота в этой семье вполне достаточно. Его ребенок родился с нарушением функции правого сердечного клапана, и это сделало отца аполитичным. Впрочем, в прошлом Саба Калил не чуждался слова «Палестина». Он даже громко скандировал его на одной из демонстраций, за что был арестован властями, обвинившими его в поддержке этого несуществующего государства. Но это было задолго до того, как он стал отцом смертельно больного ребенка.

– Ты должен помочь нам предотвратить убийство Карами, – спокойно сказал Гидеон.

– Но я даже не знаю его…

– Зато твой брат близок к нему.

– А вы не из «Шин Бет»? – осторожно спросил палестинец, имея в виду силы внутренней безопасности Израиля.

– Нет, я не из «Шин Бет», – честно ответил Гидеон.

– Так вам нужен мой брат, правильно? – вдруг спросил палестинец.

– Ты любишь его, разве нет?

– Конечно, ведь он мой брат.

– И он тебя любит?

– Конечно.

На некоторое время Гидеон задумался о том, что вычитал в досье, и пришел к заключению, что Саба Калил не так уж прост.

– Вам нужен мой брат из-за Абу Фахта? – высказал предположение Саба Калил.

– Послушай, – вмешался Рафи, – почему ты упорно называешь его, употребляя партийную кличку? Может, и ты подчиняешься ему? Он что, твой лидер?

– Нет лидеров, – ответил палестинец с неожиданным цинизмом, – есть только жертвы.

Они проехали немного, пока Рафи не приказал водителю остановить автомобиль у небольшого холма, на котором стояло несколько разбитых фургонов – напоминание о погибших в войне за независимость 1948 года.

– Увы, пока люди будут употреблять такие возвышенные слова, – заметил вскользь Рафи, – нет никакой надежды добиться настоящего мира.

– Мой брат принадлежит к ООП, – сказал Саба. – Я – нет.

– В этом вся проблема, – кивнул Гидеон.

– Понимаешь ли, Саба, в ООП есть радикалистская фракция, которая планирует убрать Карами, – солгал Рафи.

– Они полагают, – продолжал вслед за ним Гидеон, – что он хочет переговоров с Израилем.

– Но мой ребенок, моя семья! Причем здесь они?

– Вы все близкие родственники. Все зависите один от другого, – сказал Гидеон. – Если один в беде, остальные помогают. – Тут он слегка улыбнулся. – И если с Карами что-нибудь случится, то в этом отчасти будет виноват твой брат, так как он должен был присматривать за ним.

– Но если он сделает нечто такое, что спасет Карами жизнь, – вступил Рафи, – все будут довольны. – Он снова улыбнулся. – И вознаграждены.

– Но вы же не палестинцы. Какое вам дело до того, что с Карами что-нибудь случится?

Гидеон проигнорировал это замечание. Если все объяснять, можно еще больше запутать дело. Пусть палестинец остается со своими подозрениями.

– Твой брат может спасти Карами, – продолжал он, – если только согласится помочь нам. Если он будет сообщать нам некоторые сведения.

Говоря «мы», он как будто закреплял в голове Сабы все сказанное им прежде.

– И само собой разумеется, непременное условие, чтобы твой брат ни о чем не рассказывал Карами, ведь в его доме находятся люди, которые хотят его убить. Если он расскажет Карами, тот сделается подозрительным и изменит свой обычный распорядок.

– А если он это сделает, – вступил Рафи, – то убийцы поторопятся и нанесут удар тогда, когда мы не будем этого ожидать.

– А значит, мы не будем готовы и не сможем предотвратить убийство.

– Но что должен делать мой брат? – спросил Саба.

– Пока требуется только твое участие, – сказал Гидеон. – Твой брат узнает, что надо делать, когда будет к этому готов. – Он потер глаза и надел очки. – Мы хотим, чтобы ты передал брату, что кое-кто хочет с ним поговорить. – Он слегка покачал головой. – Скажи, что это вопрос жизни и смерти.

– Чьей жизни и смерти?

– Твоего сына, – сказал Гидеон со вздохом, ненавидя самого себя.

– Аллах акбар, почему он, почему мой ребенок? Ведь он родился уже после начала Интифады!

– Твой сын был все равно что мертв, когда ты садился в этот автомобиль, – холодно сказал Рафи. – А мы даем тебе шанс.

– Просто расскажи брату правду, – посоветовал палестинцу Гидеон, хотя сам не знал, в каких именно словах из тех, что были сказаны в автомобиле, содержится эта правда. – Объясни, что к тебе обратились за помощью те, у кого есть сведения о заговоре против Карами. Скажи брату, что он единственный человек, который может его спасти. Все остальное должно быть передано лично. Никаких телефонов, факсов, записок и третьих лиц. Только лично.

– К тому же времени у нас мало, – предупредил Рафи.

– И у тебя, Саба, тоже, – добавил Гидеон и, помолчав, сказал:

– Мы доставим тебя в полицейское управление. Если кто-нибудь это увидит, то решит, что тебя задержали для проверки документов. – Гидеон приоткрыл окно и выбросил окурок. – Тебе придется посидеть в одиночке сегодня и завтра, а когда тебя выпустят, ты позвонишь брату в Сиди Боу Сад в дом Карами.

Было видно, что палестинец колеблется, но Гидеон сделал вид, что не замечает этого, и отвернулся к окну, предоставив продолжать Рафи.

– Скажешь брату, что нужно поговорить, – учил тот, – причем срочно, и что ты встретишься с ним в доме ваших родителей в Иордании.

– Ты поедешь туда обычным путем, – сказал Гидеон, снова поворачиваясь к палестинцу. – Через мост Алленби из Иерихона, а там шестнадцатым автобусом до Джеббел Хуссейна.

– Видишь ли, Саба, – спокойно сказал Рафи, – твоему брату очень повезло. – На лице палестинца отразилось недоумение. – Когда все закончится, он станет одним из героев революции.

Саба взглянул на Гидеона, как будто ожидая подтверждения, но Гидеон отвернулся.

– Какое вам дело до того, что Карами убьют? – повторил свой вопрос Саба, и Гидеон решил, что на этот раз следует ответить.

– Существуют очень важные и секретные встречи между американцами и арабскими лидерами. Если Карами убьют, то это отбросит все дело по крайней мере на шесть месяцев назад, пока не появится кто-то со взглядами Карами и способный его заменить. А это значит, что палестинцы, которые живут-поживают на Ривьере и разъезжают на шикарных машинах, будут и дальше наслаждаться жизнью в то время, как другие палестинцы будут гнить в лагерях на оккупированных территориях.

Это было одновременно и правдой, и ложью.

– А когда ты встретишься с семьей и поговоришь с братом, – сказал Рафи, возвращаясь к предмету их разговора, – вам обоим нужно будет отправиться в Амман. По вполне понятным причинам вам нельзя возвращаться на территорию Израиля.

Не было никакой нужды объяснять Сабе, что с того момента, как его брат присоединился к ООП, ему запрещен въезд на территорию Израиля.

– Вы переправитесь через Иордан, а мы будем ждать вас в условленном месте на заброшенной электростанции, – сказал Гидеон. – Как только твой брат прибудет в это безопасное место, ты сразу же отправишься в больницу к жене и детям.

Палестинец согласно закивал. Гидеону не казалось странным, что тот не отказывается переправляться через усиленно охраняемую границу. Окажись он на его месте, он бы не только согласился на все условия, а прополз бы на брюхе от Бейрута до Триполи ради спасения собственного сына.

– Скажи, – спросил он, – Палестина имеет для тебя какое-то значение?

Гидеон не ожидал внятного ответа. Внутри каждого человека существует предел самопожертвования, когда он готов отдать жизнь за свой народ, ради идеи или из-за того, что когда-то в прошлом политики совершили ошибку.

– Я устал от всей этой борьбы, – сказал Саба. – Я боюсь за своих детей.

Гидеон видел в глазах Сабы и эту усталость, и этот страх. Ему эти чувства были уже недоступны.

Автомобиль выехал на автостраду и помчался к Иерусалиму. Через десять минут они миновали здание Кнессета и почти выехали на Наблус Роуд. Вдруг, прервав общее молчание, Саба обратился к Рафи:

– Он говорит на арабском с израильским акцентом. Он еврей?

Для Гидеона это был знак того, что палестинец понял свою выгоду в этом деле и теперь, расслабившись, даже задавал посторонние вопросы.

– А какая разница?

Саба пожал плечами.

– В любом случае ребенку нужна операция.

– А что, если нас схватят, когда мы будем переправляться через Иордан? – спохватился Саба. – Что если нас заметят бедуины? А если израильтяне начнут стрелять? Или иорданцы? – Реальность брала свое. – Что если я откажусь?

– Слишком поздно, – быстро сказал Рафи.

– Предоставь нам позаботиться о бедуинах, израильтянах и иорданцах, – добавил Гидеон. – А сам позаботься о том, чтобы встретиться с братом. – Он полез в карман и вытащил удостоверение личности. – Посмотри повнимательнее, – посоветовал он Сабе, – и запомни точную дату, когда удостоверение было выдано и когда его следует продлить.

– Но это другое удостоверение! – воскликнул Саба, а рассмотрев его получше, закивал головой. – Вы сделали это из-за брата, – понимающе зашептал он, – чтобы он поверил, что меня задержали из-за удостоверения.

Гидеон предпочел не замечать, как из жертвы палестинец на глазах превращается в помощника. Вместо этого, он крепко сдавил его плечо.

– Удачи, Саба, – сказал он, когда автомобиль остановился за воротами полицейского управления. – И помни, твоего сына будут оперировать лучшие доктора.

Палестинец подавленно кивнул.

– Израильские доктора, – тихо сказал он, а через секунду прибавил: – Евреи.

На его запястьях защелкнулись наручники.

– А что если бы не было ребенка, которому нужна операция? – поинтересовался Яков.

– Тогда был бы отец, нуждающийся в пересадке почки. Или мать, которой нужен мешок риса. Или сестра, которой необходима химиотерапия. Всегда найдется кто-то, кому нужны хотя бы удостоверение личности и разрешение на работу, чтобы не голодать.

– А где же кофейщик сейчас? – спросил Ронни.

– Храпит в соседней комнате, – ответил Рафи. – Приходит в себя после небольшой травмы.

– А что случилось?

– Он был ранен в ногу, – сказал Гидеон, стараясь казаться равнодушным.

– Почему? – смущенно спросил Ронни.

– А ты бы хотел, чтобы он разговаривал не с нами, а с аллахом? – удивился Рафи. – Он был ранен в ногу, потому что это лучше, чем быть раненым в сердце.

– А как получилось, что он вообще оказался ранен?

– Иорданский пограничник застукал их, когда они переходили брод. Выстрелил и промахнулся. Кофейщик мог быть убит, поэтому один из наших людей не растерялся и подранил его, целясь в ногу, чтобы тот немного поторопился, переходя границу.

– Но как теперь отнесется ко всему этому Карами? – спохватился Яков.

– Тем же самым сейчас озабочен и кофейщик, – сказал Рафи.

– И что же? – спросил Бен.

– А то, что в соответствии с законами внутри их собственной группировки, первый выстрел в ногу означает первое предупреждение, второй выстрел в другую ногу – второе предупреждение, а третий делают уже в сердце – конец дискуссии.

– Но зачем было привозить его сюда?

– Девушка здесь, – сказал он. – Мы здесь. И он тоже должен быть здесь.

– Когда он проснется, мы с ним потолкуем, Гидеон, – сказал Рафи, закрывая совещание. – Иорам, погаси, пожалуйста, свет: мы приступим к просмотру слайдов.