Текст книги "Друзья, любовники, враги"

Автор книги: Барбара Виктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– Слишком много телохранителей, – бормотал Гидеон, глядя куда-то в пространство.

– Что значит «слишком много»? – почти обиженно откликнулся кофейщик.

– Что это значит? – повернулся к нему Гидеон. – Только телохранители снаружи защищают Абу Фахта. А внутри дома один вы… – Он махнул рукой. – А от вас проку мало.

– Нет, – возразил кофейщик, – не совсем так. Еще есть Талил – повар.

Гидеон рассмеялся.

– Но когда Талил стряпает, как же он сторожит? С бараньей ногой дежурит, что ли?

– У него всегда на кухне пистолет.

– Вне дома, – начал подсчитывать Гидеон, не обращая на кофейщика внимания, – должно быть двое или трое телохранителей. Да еще внутри – вы и Талил.

– Снаружи пять телохранителей, – возразил кофейщик, – включая шофера, который дежурит в автомобиле.

На некоторое время воцарилась молчание. Гидеон думал, как продвинуться еще немного, но так, чтобы кофейщик не обнаружил его собственных намерений и не предпринял попытки разрушить все их планы.

– Мы обсудили вопрос с оружием и телохранителями, – медленно сказал Гидеон. – Телохранители снаружи и телохранители внутри, Талил, повар, и водитель, который дежурит в автомобиле. – Он потер глаза ладонью. – Однако еще кое-что беспокоит меня. – Он помедлил. – Абу Фахт достаточно умен, чтобы не обзавестись какой-нибудь внутренней электронной системой безопасности. Или он не слишком доверяет этой штуке?

Задетый за живое, кофейщик ответил быстро.

– Видеокамеры в детских комнатах, в кабинете, во дворе и даже в спальне!

– А где стоят мониторы? – грубо спросил Гидеон, резко переменив тон разговора.

Кофейщик почти плакал.

– В маленькой комнате около стиральной машины. Эта комната между ванной и кухней, где готовят кофе и разогревают еду. – Он был как в лихорадке. Он понимал, что сейчас решается вопрос его жизни или смерти. – Два человека следят за мониторами день и ночь… – Он остановился, чтобы сглотнуть слюну. – Иногда они отключают камеру в спальне. Однако за детскими комнатами и снаружи наблюдение ведется постоянно. А когда он в отъезде, и она остается одна, то камеру в спальне не отключают… Прошу вас!.. – тихо сказал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Пистолет, мистер Калил, – резко оборвал его Гидеон. – Держит ли он в спальне пистолет?

Кофейщик зажмурил глаза и открыл их только тогда, когда к нему обратился Рафи.

– Пистолет, – повторил тот, – есть ли у нее пистолет?

– Да, есть. Он у нее всегда под подушкой, – затравленно ответил кофейщик. – Немецкий пистолет. Прошу вас, прошу!..

Мы все сошли с ума, подумал Гидеон и взглянул на Рафи.

– А где вход в комнату с мониторами?

– Во дворе, справа от детских качелей…

– А как войти туда через дом?

– На кухне под лестницей есть чулан, а в чулане дверь. Там длинный коридор, где она держит землю для рассады и удобрения для цветов…

– Нарисуйте, – приказал Гидеон, жестом прося Рафи, чтобы тот дал бумагу и карандаш.

Кофейщик принялся чертить на бумаге линии, мял листки и начинал снова. Слезы готовы были политься у него из глаз, а руки дрожали еще сильнее, когда он пробовал успокоиться. Гидеон видел это и понимал, какой паникой охвачен кофейщик, отчаявшийся спасти свою жизнь. Свою жизнь. Спасти… Наконец, Гидеон решил, что рисунок получился достаточно удовлетворительным, Али же все пытался дорисовать план двора, дома и комнаты для мониторов.

– Пожалуйста, – твердил он, – пожалуйста, помогите мне спасти Абу Фахта.

Но Гидеон и Рафи понимали, что он просит о себе самом.

Гидеон подошел к окну и немного приоткрыл деревянный ставень – так, чтобы впустить немного дневного света, но чтобы Калил не мог выглянуть наружу.

– Когда все это кончится? – спросил палестинец с внезапным спокойствием.

– А знаете, жизнь – удивительная штука, – заметил Гидеон, выглянув за окно. – Иногда ждешь неделями, иногда целыми месяцами, а иногда все кончается слишком быстро. – Он обернулся и прищелкнул пальцами. – Только успеешь что-то полюбить, а этому уже конец. – Он ясно увидел в глазах палестинца нечто, похожее на раскаяние, какую-то отрешенность. Как будто тот уже пережил собственную смерть. – Пожалуй, вам надо отдохнуть, – сказал он, направляясь к двери вслед за Рафи.

И в этот миг он увидел слезы. О чем были эти слезы – о потерях, о том, чего не удалось сделать, или о том, чего уже никогда не увидеть? Не сказав ни слова, Гидеон вышел из комнаты.

Рафи дожидался в коридоре между двумя комнатами.

– Ну и что ты думаешь?

Гидеон отреагировал неожиданно.

– Я думаю, что кое-кому здорово повезло в этом деле.

– Это кому же?

– Ребенку.

– Надеюсь, ты получил достаточную информацию, потому что так оно и есть, – согласился Рафи.

Гидеон не стал спрашивать о судьбе Али Калила. Он знал, чему быть, того не миновать. Брат кофейщика – другое дело. Впрочем, и с ним он предоставил разбираться Рафи. Когда ребенок поправится после операции, семью водворят обратно на мусорные кучи, иными словами, вышлют на оккупированные территории.

– По крайней мере ты можешь быть доволен судьбой ребенка, – добавил Рафи.

Гидеон слишком устал, чтобы объяснять ему, что единственное ощущение, которое целиком заполнило его душу, было ощущение смерти. Это ощущение было смесью все тех же угрызений совести и тоски, которые он носил в себе с тех пор, как однажды остался живым. Однако теперь в том чистилище, где он сейчас пребывал, появилось что-то вроде галлюцинации.

– Все, что у тебя сейчас есть, это Саша Белль, – предупредил его Рафи.

Свежая новость, ничего не скажешь.

12

Позавтракать вместе – была идея Маури, а Саша выбрала ресторан, солидное заведение около Одеона, основанное еще в 1686 году. Справа от ресторана располагался отель, тот самый, в котором Карами дебютировал при захвате заложников. Здесь Маури мог по достоинству оценить затею с телесериалом. Все, что ему было нужно для полного счастья. Другое дело Саша. У нее имелись кое-какие причины, чтобы еще раз удостовериться в прочности своего положения.

– Маури, я привлекательная?

Он немного опешил.

– Что за дурацкий вопрос?

Гораздо легче отделить церковь от государства, чем личное от общественного.

– Просто ответь – да или нет?

– Ну, конечно, да.

Ей стоило некоторого труда продолжать дальше, чтобы развеять глупейшие предрассудки, с которыми ей следовало бы справиться много раньше.

– Скажи, если все можно было бы переиграть, ты бы все равно пригласил меня?

– Не означает ли этот вопрос, что я еще не потерял тебя после твоего крутого европейца? – Он взял ее за руку. Какой он из себя, а?

– Крутой, – угрюмо сказала она.

– Послезавтра мы вылетаем, – начал Маури, меняя тему. – При условии, что не будет никаких сложностей.

– Как ты думаешь, сколько мы там пробудем?

– Около недели. Опять-таки, если все будет нормально.

Она решила ничего не говорить Маури, но вдруг выпалила:

– Он тоже собирается туда, понимаешь?

– Кто? – как бы между прочим поинтересовался Маури, но в его голосе слышалось напряжение.

– Вчерашний кавалер.

Было видно, что ему это неприятно.

– Зачем?

– У него командировка в Северную Африку.

– Значит, мне достанется только часть твоего внимания?

Их отношения уже не были прежними.

– А ты думал об этом, когда брал с собой Бендекс?

– У Бендкес на уме одни магазины, а твой знакомый собирается в Тунис, чтобы быть с тобой.

– У него там работа.

– Между прочим, и Бендекс тоже на службе. Она будет отвечать на все телефонные звонки.

– А если будут звонить мне?

– На все.

– Но, Маури, почему?

– Потому что я не доверяю телефонисткам, а нам могут звонить по важным вопросам. – Он помолчал. – Давай, Саша, лучше сосредоточься на нашем сериале.

– Чем я и занимаюсь, – многозначительно сказала она.

– Ты нужна мне, Саша, – нежно проговорил Маури.

– Я будут вся в твоем распоряжении, – уверила она его. – Я в восторге от этой работы и жду не дождусь, чтобы начать.

– Начать что? – игриво поинтересовался он.

– Перестань, Маури! Я жду не дождусь, чтобы снимать Карами.

– Верю, – кивнул он, откидываясь назад. – И, похоже, ты нашла себя в этом деле. Удивительно, но в этой истории с террористами ты, кажется, чувствуешь себя, как рыба в воде.

– Так оно и есть.

– И как ты это объясняешь?

– Все эти годы я работала на тебя. Не правда ли?

– Я просто хочу, чтобы ты не натворила каких-нибудь глупостей. Только и всего.

– Но это зависит не только от меня.

– Тем хуже для тебя.

– В любом случае меня это мало волнует. К тому же, меня и теперь не осыпают цветами, – попробовала улыбнуться она.

– Саша, ты многого добилась. Почему ты так неуверена в себе?

Нужно мило улыбаться, нужно шутить, даже когда нет для этого сил.

– Может быть, потому что меня никогда не называли очаровательным ребенком.

Метрдотель подошел к столу и обратился к Маури.

– Мадемуазель Белль с вами? – поинтересовался он так, будто ее вообще не было за столом и будто бы она могла материализоваться только в том случае, если Маури ответит положительно и позволит ей обрести телесную оболочку.

«А я, по-вашему, что – паштет из печенки?» – захотелось крикнуть ей.

– Я – мисс Белль, – сказала она, предпочитая выбросить французское «мадемуазель», которое метрдотель изящно ввернул в свой вопрос на невнятном английском. Будто они пришли не завтракать, а на курсы официантского мастерства или английского разговорного.

– К телефону, – сообщил он с поклоном.

Она побледнела.

– Расслабься, – сказал Маури, – может, это и не он.

– Само собой. Это какое-нибудь приятное известие. Например, что наша программа закрыта.

Через пять минут она снова была за столом. Слегка покраснела – словно опоздала на банкет.

– Ну что, закрыли программу?

– Нет, – сказала она, и ее глаза сияли. – Он придет сюда. Он хочет увидеться со мной до того, как я отправлюсь на интервью к теще Карами.

– Прекрасно. Познакомишь нас.

– Нет, Маури, прошу тебя!

Она смутилась, как будто не допускала такой возможности. Однако Маури остался спокоен и не стал спорить.

– Понимаю, – сказал он. – Не хочешь, чтобы он испугался, увидев своего соперника.

Он усмехнулся, а она чмокнула его в щеку.

– Что ж, – добавил он, – поскольку мы ограничены во времени, давай что-нибудь закажем.

Его забавляло все происходящее. Тем более, что это Бендекс переадресовала звонок Гидеона в ресторан.

– Я возьму виски со льдом, – сказала она.

– Как обычно. Это меня не удивляет, – отозвался Маури, подзывая официанта.

– Что тебя не удивляет?

– Умная девушка заказывает незамысловатый напиток. Обещай и впредь не разочаровывать меня и не заказывать джин с ликером!

В его глазах уже не было удивления и юмора. Напротив, в них было какое-то напряжение, и это озадачило ее.

– Обещаю, – сказала она.

– Не забывай и с этим парнем.

– А на закуску, – продолжала она, пропуская мимо ушей последнюю реплику, – я возьму устриц.

– Он действительно так хорош?

– А что тут удивительного?

– Я не так хорош?

– Ты другой, Маури.

– А он не «другой», твой крутой европеец?

И опять ее покоробила проза жизни.

– Откуда мне знать? Мы с ним едва знакомы.

Они столкнулись в дверях – Маури и Гидеон. Эпизод не занял много времени. Проход был довольно узким, чтобы двое широкоплечих мужчин могли легко разминуться. Саша наблюдала за ними и удивилась тому, что на этот раз Гидеону не удалось настоять на своем. У Маури мелькнула догадка, кто перед ним, когда он проходил через эти старинные скрипучие двери. Гидеон же не знал Маури. Маури сделал шаг назад. Гидеон отступил также. Некоторое время они делали вежливые жесты, предлагая друг другу дорогу. Пожалуйста. После вас. Нет, пожалуйста. Только после вас… До тех пор, пока, быстро кивнув, Гидеон не вошел первым, а Маури задержался, дождавшись, пока тот не сядет за стол.

Гидеон сразу потянулся через стол, накрытый белой скатертью и взял Сашу за руки.

– Саша Белль, – проговорил он немного хриплым голосом и умолк, словно не только видеть ее, но и просто произносить ее имя, было для него необыкновенным событием. Так, по крайней мере, ей показалось.

Она не отняла рук, ничего не сказала и не пошевелилась. Ни ободрительного слова, ни понимающего взгляда.

– Ты прекрасно выглядишь, – продолжал он. – Я не переставал думать о тебе и желать тебя с тех пор, как мы расстались.

Это был как раз тот момент, когда можно было продолжить то, что началось вчера, а можно было завести ничего не значащий разговор, как будто между ними ничего не было. При этом не нужно было разыгрывать из себя Розанну Барр или Мерелин Френч. Однако когда она услышала свой собственный голос, то поняла, что уже не может ни за что ручаться.

– Гидеон, в Париже найдется пятьдесят тысяч женщин… – невинно начала она.

Если его и удивило такое начало, то, во всяком случае, он не подал никакого вида. Он не выпустил ее рук, как на его месте, может быть, поступил бы другой мужчина. Наоборот, он прижал их к своим губам, как будто размышляя над ее словами.

– Я полагаю, – сказал он, и его глаза заискрились, – в Париже найдется и миллион женщин.

– Не могли бы мы остановиться на цифре пятьдесят тысяч? Мне так удобнее, – сказала она с улыбкой.

– Конечно, конечно, продолжай!

– Так вот… Сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять из них были бы безусловно счастливы слышать то, что ты мне сказал…

– Но?..

– Но только не я. Или, по крайней мере, я не желала бы слышать эти слова от человека, о котором я ничего не знаю.

Она забрала у него руки и подарила ему ослепительную улыбку. Он улыбнулся в ответ. Его улыбка казалась немного смущенной, однако его взгляд был как всегда тверд.

– Бокал шампанского?

– А что мы празднуем? – Выпьем за твое благоразумие.

Только спокойно. Только держать себя в руках. Не засмеяться и не покраснеть. И уж конечно, не разозлиться.

– С удовольствием, – сказала она.

Он подозвал официанта, сделал заказ и только потом снова сел, приготовившись внимательно выслушать все, что бы она ему ни сказала. Он словно отводил ей самую главную роль в пьесе, которую нельзя было сыграть заново. Она заметила, что на его лице появилось нежное и терпеливое выражение, как будто он разговаривал с ребенком и речь шла об обещанных игрушках. Это изрядно возмутило ее. Правда, ее раздражение было несколько иного рода, чем то, которое испытывал Богарт, сидя в болоте, облепленный пиявками, пока его приятель Гербурн только бегал вокруг, дожидаясь, когда это само собой уладится. Впрочем, в данном случае, ей нужно было думать не о пиявках, а о том, как держать себя в руках.

– Ни номера телефона, – снова она услышала свой голос, – ни адреса. Признаю, это была моя ошибка, когда я подцепила тебя в парке или позволила тебе подцепить меня. Вот, чего я от себя не ожидала. – Она немного помолчала. Не потому, что ждала реакции, а потому, что пауза была нужна для эффекта. – Ты знал, куда звонить мне, чтобы пригласить на ужин. Ты знал, где я остановлюсь в Сиди Боу Сад. Я же о тебе ничего не знаю. – Она снова помолчала, чтобы пробежать кончиком языка по губам. Он желал познать ее тело. Она желала проникнуть в его прошлое. – Ты можешь быть кем угодно, – спокойно заявила она. – И я нахожу в этом мало для себя забавного. Понимаешь, о чем я? – Наконец-то она добралась до конца своего монолога с риторическим вопросом в финале.

– Ты, должно быть, самая дотошная журналистка, – сказал Гидеон.

Она бы, возможно, возразила, если бы этому можно было возразить. Если бы могла подобрать хотя бы другое слово. Однако он был совершенно прав.

– Неужели я так глуп? – пробормотал он, но она не шелохнулась и даже не моргнула. – Значит, так и есть, – покачал он головой.

– Дело совсем не в этом, – сказала она.

– Не в этом, – согласился он. – Не дать тебе мой номер было верхом легкомыслия. – Он снова взял ее за руки. – Но я вел себя глупо в другом.

– В чем? – спросила она.

Слова слетели с языка слишком поспешно.

– Я не должен был отпускать тебя, всю ночь я хотел любить тебя.

Возражать ему теперь ей показалось просто неуместным.

– Гидеон, – начала она, чувствуя, что он крепче сжимает ее руки, – ты берешься за трудное дело.

– Я мог обнимать тебя всю ночь.

– Ты очень испорчен, – улыбнулась она.

– Ты дашь мне еще шанс?

– Можем мы поговорить о чем-нибудь еще?

– О чем угодно.

– Можем мы поговорить о тебе, но не в таком тоне?

Он осторожно положил ее руки обратно на скатерть.

– Тебе не по себе оттого… – он подбирал слова, – какое у тебя сложилось обо мне впечатление?

В этот момент он стал чрезвычайно серьезен. Никакой ребячливости, никакого кокетства и фривольности. – Прошу меня извинить, если я тебя обидел, – сказал он.

На его лице появилось прежнее нежное выражение. Почти прежнее. И она почувствовала, что ужасно виновата перед ним.

– Я не был готов к тому, что почувствовал с тобой. Все произошло так стремительно. Думаю, я вообще не встречал такой женщины, – признался он, делая глоток шампанского. – Умом я понимаю, что всему этому придет конец, потому что подобного вообще не бывает. И в этом моя ошибка, я забыл о реальности… – Он усмехнулся. – Но мне кажется невероятным то, что мы оба будем в Тунисе в одно и то же время. Разве нет? – Он не стал дожидаться ее ответа. – Так ты дашь мне еще один шанс? Слишком поздно, чтобы притворяться.

– Да, – сказала она.

Между тем она почувствовала себя уязвленной. Несмотря на все ее усилия, она там же, что и в начале разговора. Ни одного ответа на свои вопросы.

– Может быть, прокатимся на машине далеко за город, а потом поужинаем?

Она дотронулась ногой до кейса, в котором лежало досье Елены Вилленев, и это вернуло ее на землю.

– Сегодня я не могу, – сказала она. – Я должна взять интервью у тещи того террориста.

– А когда ты освободишься?

Он поинтересовался этим как бы между прочим, очень спокойно, скрывая свое удивление новой, неожиданной возможностью.

– Точно не знаю. Где-то после семи.

– А потом?

– Потом я твоя.

– Ты и сейчас моя, – сказал он, наклоняясь к ней.

Противоречивые чувства нахлынули на нее.

– Гидеон, может, ты дашь мне свой телефон… – Она словно дразнила его. – Чтобы я могла позвонить тебе, когда освобожусь.

– Что за наказание, мой телефон! Конечно, я его тебе дам, но меня не будет дома. Мне придется побегать сегодня днем.

Но она была терпелива.

– Может быть, мне позвонить тебе в офис?

– Бесполезно. Моя секретарша болеет.

– Тогда скажи, – прошептала она, – как мне найти тебя, например, сегодня, если мне этого до смерти захочется?

– Но зачем же тебе звонить, Саша Белль, если ты будешь рядом со мной?

– Но ведь ты должен знать, когда и где забрать меня после интервью? Послушай, может, ты позвонишь туда в полшестого? Я дам тебе номер, и, если я к тому времени еще не освобожусь, по крайней мере буду знать точнее…

Саша наклонилась, вытащила из кейса папку, надписанную «Вилленев», и подождала, пока он достанет авторучку и тонкую записную книжку в кожаном переплете.

Она сказала ему фамилию женщины, произнесла ее по буквам, дала номер телефона, адрес, этаж, код в подъезде – на всякий случай.

– Мне надо бежать, – мягко сказала она, глядя на часы, – иначе опоздаю.

Он попросил чек, заплатил за два бокала шампанского и пошел вместе с ней к выходу.

– У тебя есть одна минута? – спросил он. – Мне нужно повидаться в офисе с одним из моих людей.

Она кивнула. Это не заняло у него много времени. Она как раз успела заглянуть в комнату для дам, чтобы подкраситься и причесаться. Он уже ждал ее.

Выйдя из ресторана, они задержались у входа. Он притянул ее к себе и обнял.

– Помнишь, что я говорил тебе вчера вечером? – спросил он, проводя губами по ее волосам.

Она отрицательно покачала головой.

– Что мы, кажется, начинаем любить друг друга.

Она кивнула.

– Так вот, на тот случай, если ты не заметила, должен сказать тебе, что это уже произошло, – проговорил он и, приподняв ее подбородок, поцеловал в губы.

Саша решила пройтись пешком. Ей было нужно подумать об интервью. Она не вспоминала о нем с тех пор, как назначила встречу. Нужно было найти способ, чтобы женщина заговорила о дочери, – причем не о ее детстве, – это интересовало Сашу меньше всего, – но о ее жизни сейчас, на Ближнем Востоке, с ним… Вот, что ей необходимо было из нее вытащить.

По карте она определила, что если идти от площади Звезды по авеню Ваграм до конца, попадаешь на площадь Ваграм, и справа от нее находится маленькая улочка под громким названием авеню де Шоссе. На этой улице в доме под номером 6-бис жила Елена Вилленев.

Небо затягивалось облаками. Было уже довольно поздно, а Саша даже не представляла себе, каким длинным окажется путь, – на другой конец Парижа. Она решила перезвонить женщине, чтобы предупредить о возможной задержке.

– Ничего страшного, – сказала мадам Вилленев. – Время терпит, а вот погода… Того и гляди, хлынет ливень. Типичная погода для Парижа, меняется то и дело.

Когда Саша перешла на другую сторону Сены, направляясь к Елисейским полям, небо заволокло, а улицы начал затоплять красивый туман. Когда же она достигла кварталов де Терн с цветочными рядами, совсем недалеко от дома мадам Вилленев, Иорам и Бен уже сидели в подвале дома 6-бис и присоединяли к телефонным проводам подслушивающее устройство.