Текст книги "Женщины в его жизни"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 37 страниц)
Перед мысленным взором Максима возникли люди, занимавшие важное место в его жизни. А каким был он в их представлении? Ему не захотелось раздумывать над этим.
Для Адрианы я неверный муж, стремящийся избавиться от брачных уз.
Для Блэр я любовник, но уже не тот, что прежде, – менее внимательный, с головой погруженный в работу.
Для Анастасии – лучший друг, но никак не более.
Для собственных детей я – по горло занятый своими делами богатый бизнесмен-отец, у которого никогда нет времени для своих отпрысков. Мне отведена роль мрачного зануды. Я нужен, поскольку оплачиваю их счета, но в их глазах я давно уже не любящий отец, некогда обожаемый ими.
Для моей матери я – предмет ее наибольшей гордости, быть может, ее любимец, и тем не менее половину времени она тратит на то, чтобы пилить меня за мое поведение в личной жизни, с которой она не в силах примириться.
Но я же вовсе не такой, каким они меня представляют, сказал он сам себе. Все они глубоко заблуждаются, по-настоящему не знают меня. А в общем, я и сам толком не знаю. Почему я тут нахожусь, какова цель моего пребывания на этой планете? Только ради того, чтобы делать деньги, заниматься бизнесом? В конце концов, чего ради все это?
Подобные допущения были для Максима столь ошеломляющи, столь неприемлемы, что от удивления у него перехватило дыхание, и он прекратил хождение по комнате. Он должен был положить конец этому состоянию. Он не смеет признавать нормальным подобный ход мыслей и искать для них оправдание.
Но в конечном счете он не мог наложить запрет на эти тревожные открытия в своем «я». Ведь все это было неопровержимой правдой, и потому не имело ни малейшего значения, каким образом он все это мысленно рассудит и утрясет. В итоге он должен найти мужество и признаться самому себе в том, что ему предстоит расплата за катастрофические ошибки его жизни и осознание всей глубины своего несчастья. Причем чем скорее, тем лучше.
Было три часа ночи, когда Максим лег спать.
По-настоящему он не спал, лишь ненадолго забывался тревожным сном и вновь просыпался. Это продолжалось в течение нескольких часов. Наконец около шести он поднялся, принял душ и побрился. Марко принес ему кофе и тосты, и за завтраком Максим написал подробную инструкцию для Грэм, объяснив, что от нее требуется в Лондоне, и набросав стратегический план предстоящей встречи с Монтегю Рестоном.
Ровно в восемь тридцать он вышел из дома, прихватив макинтош и кейс – свой нехитрый багаж, и лимузин компании «Уэст Интернэшнл» незамедлительно доставил его в «Хитроу». В аэропорту он без задержки прошел регистрацию и сразу проследовал в зал для пассажиров «Конкорда», где за чтением утренних газет скоротал время до посадки, назначенной на десять часов.
Заняв место в салоне и пристегнувшись, Максим огляделся и с облегчением обнаружил, что в салоне не так уж многолюдно, как это было последние несколько раз, когда ему приходилось лететь на «Конкорде». Он предпочитал летать в Нью-Йорк именно на этом самолете, а не на персональном лайнере «Грамман Галстриме». Это было значительнее быстрее – всего три часа сорок пять минут, а при отсутствии сильного встречного ветра и того меньше.
Максим раскрыл кейс, вынул бумаги и с головой ушел в них, проведя за этим занятием первый час полета. Согласился выпить чашку чая, отказавшись от других напитков и закусок, и все свое внимание отдал деловой документации. Когда все, что можно, было сделано, он спрятал папки в кейс, запер его и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Заснуть не представлялось возможным, однако сумел в достаточной мере расслабиться и отдохнуть, а спустя полчаса стряхнул сонливость и выглянул в иллюминатор. Они плыли над обширной страной кучевых облаков, забираясь все выше и выше. Он вглядывался в бескрайнее пространство над Атлантикой и размышлял об Аликс, своей дочери, которая послужила поводом его преждевременного возвращения в Нью-Йорк. Он хотел увидеть ее и поговорить, побыть с ней наедине какое-то время после уик-энда. Теперь, когда он принял решение навести порядок в своей жизни, он хотел во что бы то ни стало наладить отношения со своим первым ребенком. Виноваты были они оба – она больше, гораздо больше, – и оба по-разному. Тем не менее он был готов целиком принять на себя вину за все разраставшуюся между ними трещину. Он извинится, попросит у нее прощение, если это необходимо. По существу, ему предстоит сделать не так уж много, чтобы вернуть ее доверие, вернуть к себе эту молодую женщину.
4
Максиму ответил незнакомый женский голос:
– Офис Аликс Уэст. Чем могу служить? – Я бы хотел поговорить с мисс Уэст. – Извините, но мисс Уэст сегодня отсутствует, – сообщила молодая женщина. – Могу я узнать, кто это говорит?
– Ее отец. А с кем говорю я?
– О, доброе утро, сэр Максимилиан! – Теперь в тоне отвечавшей слышалось почтение. – Я – Джеральдина Бонней, ее новая помощница. Аликс утром улетела в Калифорнию. По делам.
– Понятно. Когда она возвращается в Нью-Йорк?
– Надо полагать, в понедельник, сэр Максимилиан. Это короткая отлучка. У нее завтра встреча с клиентом на Беверли-Хиллз. Обратно она вылетает в воскресенье. Конечно, если не случится ничего неожиданного. Она завтра будет мне звонить. Могу я что-нибудь ей передать?
– Да нет, спасибо, – начал Максим и запнулся, спешно соображая. – Вообще-то, мисс Бонней, я даже предпочел бы, чтобы вы умолчали об этом моем звонке. У меня есть на то особая причина… сюрприз, – нашелся он. – Так что, прошу вас, – ни слова! Это только все испортит…
– Да-да, конечно, сэр Максимилиан! Ни слова! – заверила Джеральдина Бонней, и провода донесли искренность ее обещания. – Но если вы вдруг передумаете и захотите поговорить с ней сегодня вечером или в воскресенье, то Аликс остановилась в отеле «Бель-Эйр».
– Я думаю, не стоит… знаете, сюрприз. Но все равно, спасибо за информацию.
– Ах, что вы, не за что. С вами было так приятно поговорить!
– Взаимно, мисс Бонней. Еще раз благодарю. Гуд бай.
Некоторое время Максим держал руку на телефоне, стараясь побороть разочарование. Надо же, Аликс улетела из Нью-Йорка как раз в день его прилета! Ему так хотелось ее увидеть, побыть с нею. Надо было заранее позвонить ей и убедиться в том, что она намерена остаться в городе на уик-энд, но если бы он позвонил из Лондона, предупредив о своем прибытии, она почти наверняка улетела бы. Или нашла уважительные причины для того, чтобы с ним не встречаться. Внезапность была наиболее разумной успешной тактикой по отношению к Аликс, это открытие он сделал давно.
Он со вздохом признал, что вне всякого сомнения, Аликс все еще обижалась и испытывала к нему неприязнь, хотя и всячески отрицала это. В равной мере он был убежден и в том, что ее тлеющее недовольство отцом раздувал в бушующий пожар ее брат Михаил, который с детства имел огромное влияние на Аликс, гораздо большее, чем чье бы то ни было, и проявлявшееся в бесчисленных вариантах. У Михаила были свои основания иметь зуб на отца – он тоже затаил множество разных обид, да и злости накопилось немало. Максим прекрасно знал об этих чувствах Михаила, хотя сын упорно отрицал этот факт, впрочем, точь-в-точь, как и его сестрица. Дети, пробормотал Максим. Люди. Почему все кажется таким сложным? Будто жизнь не достаточно трудна без детей, изобретающих свои проблемы и раздувающих эти проблемы до невообразимых величин.
Полуобернувшись, он устремил взгляд на фотографию Аликс, в серебряной рамке стоявшую у окна на столике черного дерева рядом с другими семейными фотографиями. Снимок был сделан шесть лет назад, чтобы увековечить двадцать один год жизни дочери. Его опять поразило новое открытие: из шустрого постреленка выросла прелестная юная женщина, белокурая, с персиковой кожей, тонкими чертами лица, отражавшими такой покой и незамутненность, что у него перехватило дыхание. Но самым красивым и поразительным во внешности Аликс были ее глаза. Широко расставленные, огромные, необычного зеленого оттенка, они источали тихий свет. Рослая и изящная, с хорошей спортивной фигуркой, девушка обладала грациозными движениями и элегантностью. Помимо великолепной внешности, природа наделила его дочь быстрым недюжинным умом, особенно проявлявшимся в сфере бизнеса и финансах. Безусловно, она ни в чем не уступала своему брату, а по способностям, возможно, даже превосходила его, хотя Михаил был незауряден во многих отношениях.
С отроческих лет Аликс хотелось работать с отцом у него в фирме, и он трепетал при мысли, что его дочь будет рядом с ним в деле. Все было продумано тщательнейшим образом. Но вот четыре года тому назад, как раз перед тем, как приступить к работе в его нью-йоркском офисе, Аликс крупно поссорилась с Максимом. Произошло это из-за того, что она связалась с человеком, репутация которого была, по его мнению, весьма невысока. Кроме того, были и другие причины, теперь казавшиеся слишком пустячными, чтобы вспоминать о них. Аликс разобиделась и начала собственное дело.
Она стала брокером по продаже антиквариата и имела дело преимущественно с английскими и европейскими дилерами и ведущими художественными галереями, а затем открыла свой офис в центре Манхэттена. Она покупала и продавала редкостные вещи и изделия высокой художественной ценности, очень дорогие картины, словом, то, что нередко появлялось на аукционах «Кристи» и «Сотби» в Лондоне и пользовалось повышенным спросом. Ее познания в живописи и предметах искусства достигали высокого уровня. Немаловажную роль играл и ее от природы зоркий критический глаз подлинного эксперта, мгновенно отличавшего подделку. Эти способности плюс безукоризненный вкус и талант проворачивать куплю-продажу обеспечили ценнейшее сочетание необходимых слагаемых успеха. С самого начала ей сопутствовала удача, служившая поводом для его особой гордости. И тем не менее ему по-прежнему хотелось видеть дочь в своем офисе, работать с нею бок о бок.
Возможно, это было еще не поздно. Быть может, ему еще удастся сманить ее в «Уэст Интернэшнл». Лишь бы они помирились. И он решил добиться этого. Он вспомнил свою мать, говорившую: «Сердечные раны латать никогда не поздно, Максим. Никогда не поздно начать все с начала, воротиться к любимому, помириться». На протяжении многих лет мать часто повторяла эти слова, и он всегда ей верил. И продолжал верить, потому что эта вера укрепляла в нем надежду на то, что он отвоюет Аликс обратно и они вновь станут близки, как были когда-то.
Никогда и ни по кому он не скучал так, как по своей дочери. В особенности сейчас. Он чувствовал себя прямо-таки потерянным. И тот факт, что ему придется отложить свидание с ней на несколько дней, причинял ему почти физическую боль, затаившуюся где-то в груди. Он страдал как никогда раньше.
Впрочем, нет, строго говоря, это было не совсем так. Подобную тоску он уже испытывал однажды – острейшую тоску. Это было давно, очень давно.
И то была тоска по Урсуле.
Взгляд Максима вернулся к фотографии Аликс.
У нее были такие же белокурые волосы и такая же безупречная фигура, как у Урсулы. Такие же красивые, исполненные спокойной мечтательности светящиеся глаза.
УРСУЛА. Он сознавал, что с недавних пор стал думать о ней чаще, и его удивляло, отчего в последнее время мысль о ней так часто приходила ему на ум. Не его ли болезненное чувство к Аликс эхом отзывалось в душе. Эхо это – Урсула, женщина, которую он некогда любил с невероятной силой, целиком и безраздельно отдавшись этому чувству. Чувству, похороненному так глубоко, что он даже испугался, когда несколько недель назад лицо этой женщины вдруг явственно предстало перед его мысленным взором впервые за много лет. Воспоминания об Урсуле нахлынули с новой силой и проступили со всей четкостью.
Он отпер верхний ящик письменного стола и засунул руку в глубину, пытаясь достать спрятанный там черный кожаный бумажник. Он извлек изображение Урсулы, моментальный черно-белый фотоснимок, уже довольно поблекший. Но время было не властно над этим горящим взором, сияющей улыбкой, сулившей веру и надежду.
Бумажник был потрепанный, кожа потрескалась. Он погладил его рукой, вспоминая. Эта вещь принадлежала Зигмунду…
Он засунул памятную вещицу назад в ящик и поразился самому себе: в горле он ощутил комок, и почему-то защипало глаза. Решительно подавив внезапный приступ сентиментальности, Максим встал и прошелся по ковру кремового цвета, затем остановился у окна, глядя сквозь жалюзи, опущенные на зеркальное стекло офиса вниз на Пятую авеню. В своем теперешнем состоянии он навряд ли что-либо видел. Охватившая его еще с утра в Лондоне меланхолия упорно давала о себе знать. И сейчас он поймал себя на том, что предается воспоминаниям о прошлом, и без того усугубляя свое плачевное состояние. Он пытался сосредоточиться на настоящем, ему надо было кое-что продумать и спланировать. Он прилетел в Нью-Йорк на уик-энд с надеждой повидать дочь. Но до понедельника Аликс была недосягаема, быть может, даже до вторника. Сегодня пятница. Впереди три дня.
Что делать? Как убить время?
Возможностей у него было множество, но ничто не прельщало. На Пятой авеню находилась его квартира, но, отправься он туда, его неминуемо ждала бы встреча с Адрианой, чьей единственной целью в жизни за последнее время, казалось, стало стремление устраивать с ним перепалки. Он мог пойти на Саттон-Плейс, в дом, снятый им для Блэр, но тогда он оказался бы во власти ее придирок и завуалированных угроз, которые, по сути, уже переросли в прямые. У него была собственная ферма в Коннектикуте, но Адриана могла прослышать о его появлении в Нью-Престоне и примчаться, чтобы повоевать с ним на лоне природы, что куда лучше, чем в душном городе. Определенно, она все еще была достаточно воинственна в данный момент.
Единственное, чего ему по-настоящему хотелось, это побыть одному. В полном одиночестве.
Только одно место давало ему эту возможность, притом отличное место – его дом на взморье в Ист-Хемптоне. Зимой он стоял закрытый, но содержался более или менее в порядке, готовый к его приезду в любой момент.
Дом был пригоден для жилья круглый год, утеплен, зимой в нем постоянно поддерживалась плюсовая температура. Элиас Малвени, его садовник и мастер на все руки, присматривал за домом, наведываясь туда почти ежедневно. Раз в неделю захаживала протереть пыль миссис Малвени. Все, что требовалось Максиму, это позвонить Элиасу и распорядиться, чтобы тот сходил и прибавил тепла, а миссис Малвени забежала в субботу похлопотать по хозяйству. Это было проще простого.
Максим вернулся от окна к письменному столу, довольный осенившей его идеей съездить на пару деньков в Ист-Хемптон. Была возможность насладиться редким даром – одиночеством и постараться разложить по полочкам свои мысли. А то и послушать музыку, прогуляться по пляжу. Но в основном он мог бы заняться приведением в порядок своих ощущений и устранением хаоса, что творится в голове и сердце.
Внутренне он давно испытывал в этом потребность, но все никак не мог подвигнуть себя на какое-либо действие. Быть может, как раз подошло время что-то решить в личной жизни, определиться в отношении Адрианы и Блэр. Лишь после этого он сумел бы взять себя в руки, добраться до корней своего личного кризиса, грозившего поглотить его. А затем, возможно, разрешились бы все его внутренние конфликты.
Он раскрыл записную книжку и набрал номер Элиаса Малвени на Лонг-Айленде. В трубке раздавались долгие гудки. Он взглянул на настольные часы – ровно одиннадцать. Наверняка Элиас совершает свой ежедневный обход, проверяя чужие коттеджи поселка: он обслуживал по совместительству и других владельцев. Вне всякого сомнения, и миссис Малвени отправилась на закупку продовольствия для уик-энда.
«Ничего страшного, – решил Максим, – рано или поздно я дозвонюсь до них». Он нажал кнопку вызова на внутреннем телефоне.
– Дуглас, зайдите, пожалуйста.
– Сию минуту иду, сэр.
* * *
Дуглас Эндрюс, личный секретарь Максима, появился в дверях через несколько секунд. Он родился и воспитывался в Нью-Йорке, был дружелюбен и готов вкалывать сутки напролет. Невысокого роста шатен, здоровый, свежий, он начал работать у Максима, когда ему исполнилось 28 лет, был предан, честен и горой стоял за своего шефа.
– Вот официальные документы по делу «Май-стел», то, что вы меня просили подготовить. Секретарь Питера Хейлброна оставил вам эту записку насчет контроля «Блейн-Грегсон», – доложил Дуглас. Он опустил бумаги на пустой хромированный поднос, стоявший на углу стола справа, и присел на стул перед Максимом.
– Благодарю, – сказал Максим, глянув на ворох документов. – Я скоро займусь ими. У меня к вам, Дуглас, пара небольших просьб. Во-первых, возьмите, пожалуйста, для меня машину напрокат и пригоните сюда к четырем часам. А во-вторых, отправьте одну из секретарш в Блумингдейл закупить кое-что из провизии – холодных цыплят, картофельного салата, кусок сыра бри, французских булок и пакет молока. Пожалуй, это все.
– Я займусь этим сейчас же. – Дугласу не вполне удалось скрыть удивление в голосе, и он вопросительно посмотрел на Максима. – Готовитесь к отъезду? – поинтересовался он.
По лицу Максима скользнула едва заметная улыбка.
– Похоже, что так. Подумал, не съездить ли мне на дачу в Ист-Хемптон на уик-энд. Одному. Хочу немного побыть в тихом местечке, поразмышлять в тиши. И хочу, чтобы никто не знал, где я.
Дуглас кивнул.
– Понял. Машиной займусь сам, в магазин отправлю Алису. А вы уверены, что этой провизии вам хватит? Может, купить побольше?
– Нет-нет, цыпленка и салата мне вполне хватит на вечер. Что-нибудь еще я смогу купить в Ист-Хемптоне в воскресенье утром.
– Вы смелый человек, если выезжаете в четыре часа, – рискнул прокомментировать намерение шефа Дуглас. – Попадете в самый пик на лонгайлендском скоростном шоссе. Возможно, целесообразней было бы поехать в Хемптон попозже, часиков в шесть.
– Зимой не так страшно.
– Ну да… – Дуглас осекся, так как заметил, что Максим уже думает о чем-то другом. Он встал, чтобы уйти.
Максим протянул было руку к подносу за документами и сказал, вспомнив:
– Вот еще что. Спросите у Питера, согласен ли он на небольшой ленч со мной. И если он сможет, то дайте знать им в «Четыре времени года», что мне нужен сегодня мой постоянный столик. По возможности – в час или около.
– Да, сэр Максим, – пробормотал Дуглас, тихонько прикрывая за собой дверь.
К намерению Максима провести уик-энд в одиночестве Дуглас отнесся с некоторым недоверием: вряд ли он будет там один, скорее с новой дамой. Счастливчик, думал Дуглас. Он успевает все и еще чуть-чуть. Чего бы я ни дал, чтобы побыть на его месте. Хотя, как сказать, подумал минутой позже Дуглас, садясь за свой стол. Разве я хотел бы, чтобы моей женой была Адриана? Или иметь ту подружку из Саттон-Плейс, которая ничем не лучше. Грэм Лонгдон прозвала ее мисс Жадные Потроха, и она права.
И как только мог такой король угодить в подобную ситуацию? Дуглас пришел к выводу, что блестящие бизнесмены вовсе не обязательно проявляют столько же ума в отношениях с женщинами.
Он набрал номер Питера Хейлброна, главы отделения недвижимости «Уэст Интернэшнл».
– Питер, это Дуглас. Босс интересуется, сможешь ли ты найти время и пообедать с ним сегодня накоротке? Внизу. В час. Надеюсь, ты сможешь, потому что он, похоже, приуныл.
– О чем речь, время найду, – мгновенно согласился Питер. – Что ты имеешь в виду, говоря «приуныл»?
– Когда босс пришел утром, он вроде был слишком задумчив. Или, точнее, встревожен. И немного грустный. Или мне это показалось?.. В общем, все это на него похоже. Ты же знаешь, он мастер скрывать свои чувства.
– Знаю. Как по-твоему, в чем причина – бизнес или личное?
– Не могу с уверенностью сказать, может, и личное.
– Должно быть. Потому что, насколько мне известно, по части работы нет никаких проблем ни здесь, ни в лондонском офисе… Хотелось бы знать… – он откашлялся, – что с ним такое. Не должно быть, чтоб слишком серьезное, не то он сказал бы. Возможно, просто переутомился.
– Наверняка, – произнес Дуглас, решив, что незаинтересованность – мудрейшая тактика, когда дело касается босса. Он не имел намерения болтать на эту тему или сплетничать с Питером. – Боссу пришлось много помотаться в последнее время. Кстати, о том, что он в городе, не знает никто, кроме нас с тобой и твоего секретаря. Он хочет, чтобы это так и осталось в тайне.
