Текст книги "Женщины в его жизни"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)
48
Он назвал ее «Бьютифул Дример» – «Прекрасная мечтательница». Это была одна из самых великолепных океанских яхт, когда-либо созданных известнейшими корабелами. Все требования Максима были точно соблюдены строителями знаменитой британской яхт-верфи «Кэмпера и Николсона».
Элегантная, с изящными обводами и парусным снаряжением, позволяющим плавать в любых водах Мирового океана, она имела общую длину 213,9 фута и развивала скорость пятнадцать узлов. Первоначально Максим намеревался обзавестись более компактным судном, покороче, поуже и полегче, в первую очередь отдавая предпочтение скорости и маневренности. Однако очень скоро он понял, что, владея яхтой, наибольшее удовольствие от нее получаешь, когда приглашаешь на борт гостей, чтобы поплавать в компании.
При такой, как у них с Анастасией, семье было абсолютно необходимо иметь большое количество кают разного размера, да еще комфортабельные места для родных и близких: родителей Анастасии, Тедди с Марком и детьми. Собственно, это семейство было ему как семья брата или сестры. У Тедди с Марком дети уже выросли. Кей теперь двадцать четыре, и она работает у него в Лондоне в «Уэст Интернэшнл», а ее брату Дэвиду – двадцать два. Он недавно окончил Оксфорд, и ему предстояло войти в семейное дело Марка – бриллианты и ювелирные изделия. Дэвид и Кей всегда смотрели на Максима снизу вверх. Он был как бы старшим братом для обоих детей Тедди. Затем были еще два человека в его жизни, кого надо было обязательно принять во внимание при расчетах: его любимая Ирина Трубецкая и его самый верный и дорогой друг – навеки преданный Корешок.
Когда строительство судна, съевшее несколько миллионов фунтов стерлингов, было завершено, «Прекрасная Мечтательница» готова была принять на борт двадцать пассажиров и столько же членов команды.
Яхта была верхом мыслимой роскоши. Помимо трех обычных кают были еще семь кают типа «люкс», каждая с отдельной ванной, элегантный главный салон и большая кают-компания. То и другое для более торжественных приемов. Были библиотека, кабинет Максима и полностью оснащенный центр связи рядом с офисом его секретариата, бассейн в носовой и кормовой частях палубы, всевозможное оборудование для плавания, игр и солнечных ванн, а надстройка на шлюпочной палубе служила комнатой для игр и заодно местом, где можно перекусить или пообедать на скорую руку. Максиму было также необходимо иметь вертолетную площадку, чтобы он мог по своему желанию улетать и совершать посадку на собственном вертолете.
Постройка яхты заняла без малого три года. Еще год ушел у Анастасии с матерью на внутреннее убранство судна. Когда же они завершили эту работу, яхта приобрела изысканный вид: и стильно, и роскошно, но без претенциозности. Бледные тона, французский и английский антиквариат, много подлинных произведений искусства и живописи. К огромному удовлетворению Максима, интерьеры яхты были комфортабельны, чрезвычайно уютны, необычны и отмечены великолепным вкусом.
Он принял яхту во владение в июле 1974 года. Увидев ее у одного из самых лучших причалов в гавани Монте-Карло, он был поражен ее красотой. Он стоял вместе с Анастасией, Аликс и Майклом и восторженно любовался ее горделивыми обводами, высоким, стремительно очерченным форштевнем, общим изяществом. Сверкающая белизна корпуса на фоне глубокой бликующей синевы моря в ярких лучах утреннего солнца. Это была самая нарядная и красивая яхта в порту Монте-Карло. «Атлантис» Ставроса Ниархоса, греческого короля судовладельцев, не выдерживал сравнения с яхтой Максима.
– А ведь она стоила того, чтобы ее дожидаться, а, Стасси? – спросил он, когда они подошли к трапу.
– Еще бы! Столько времени, таланта, любви пошло на ее создание! – спокойно ответила Анастасия. – Единственное, мне жаль, что она не была готова к твоему сорокалетию.
– Я считаю, что об этом нам следует забыть, – рассмеялся Максим, ступив на палубу. Он помог подняться Анастасии. Все вместе направились, чтобы поприветствовать поджидавших своих хозяев капитана и команду.
В тот уик-энд «Прекрасная Мечтательница» легла курсом на Сен-Тропез к Средиземноморскому побережью. Максим пригласил Марго, Александра Деревенко и Тедди с Марком принять участие в этом первом коротком плавании вместе с Анастасией и детьми. После четырех славных дней в море яхта повернула обратно на Монте-Карло, готовая к первому большому приему, который хозяева собирались устроить на борту судна. Праздник был назначен на субботу, семьдесят человек гостей были приглашены на этот бал.
Анастасия убрала яхту множеством цветов, повсюду протянули праздничную иллюминацию, было нанято лучшее на Лазурном берегу трио, заказано несметное количество шампанского, составлено деликатесное меню по совету двух французских поваров. Прием явился гвоздем сезона.
До середины вечера Анастасия принимала поздравления по двум великолепным поводам: прекрасная яхта и невиданный по роскоши и размаху бал.
Она со снисходительной вежливостью благодарила каждого и продолжала улыбаться до окончания вечера, хотя на сердце у нее кошки скребли. В отношениях с Максимом все было далеко не в порядке на протяжении последних нескольких лет. И нынешним вечером она чувствовала себя как никогда скверно, просто на грани нервного срыва.
Она стояла поодаль от танцевальной площадки и внимательно наблюдала за мужем, танцевавшим с Чедлией эль-Бахи, молоденькой марокканкой, приглашенной Дэвидом Мейнсом, приятелем Корешка. Максим был в тот вечер несказанно красив: бронзовый загар, темные волосы, блестящие темные глаза, хороший кремовый блайзер из шелковой чесучи. Он любовался Чедлией, без умолку болтал с ней и смеялся, внимательно прислушиваясь к каждому ее слову.
У него есть время для всех, кроме меня, с горечью подумала Анастасия. Он способен очаровать и ослепить весь мир своим обаянием, властью, огромным богатством. Во время плавания он даже моему отцу уделял больше внимания, чем мне, решила Анастасия. Ему просто не о чем было говорить со мной, если не считать распоряжений, отдаваемых императорским тоном. Ни дать ни взять, император Максимилиан. Граф!
Она закусила губу, заметив, что он тесней прильнул к партнерше по танцу и что-то зашептал ей на ухо. Молодая женщина рассмеялась, подняла на него глаза, улыбаясь. В нем всегда было что-то гипнотизирующее, с досадой подумала Анастасия, соблазняющее. В большинстве случаев люди не выдерживают его напора. На свою беду, она заметила, что оба танцуют значительно ближе друг к другу, чем следовало, и в остром приступе ревности ощутила, словно у нее в животе покрутили острым ножом. Это ощущение теперь возникало нередко.
В последние дни Анастасия окончательно потеряла душевный покой. Тупая боль внутри теперь не отпускала ее ни на минуту, так же, как ощущение одиночества и подавленности. Причина была в стиле жизни и поведении Максима, она знала это совершенно точно. Он почти постоянно отсутствовал, все время куда-то спешил: то в Лондон, то в Париж, то в Лос-Анджелес или Нью-Йорк, или еще Бог знает куда. Из-за его долговременных отлучек ей становилось все труднее верить, что он не заводит шашни на стороне, не связан с другой женщиной. Случайные половые связи теперь, возможно, стали нормой в его жизни – так ей казалось. Она подозревала мужа, нетерпеливо ожидая его возвращения, ждала, когда он соблаговолит прийти домой в удобное для него время.
И тут ей пришла мысль, что за последние годы она истратила слишком много времени на ожидания. Она ждала Максима, ждала яхту, ждала мебель, когда ее доставят, антиквариат, предметы искусства, ткани, всевозможные аксессуары, необходимые для создания плавучего дворца. Ожидание, постоянное ожидание… И состояние тревоги. Неизбывной, пугающей тревоги.
Мысленно она вернулась в лето 70-го года, когда у нее произошел откровенный разговор с матерью в Париже, а вслед за тем премилый отпуск вместе с Максимом и детьми на вилле в Больё. Что это была за идиллия! В конце лета, следуя совету матери, она начала путешествовать вместе с ним. Поначалу все шло хорошо, но затем ей стало слишком трудно выдерживать заданный темп. Его распорядок, активность, поездки, встречи в мире большого бизнеса были в значительной мере непредсказуемы. Иной раз они останавливались в Нью-Йорке лишь на пару дней, хотя по предварительным планам должны были провести там гораздо больше времени. Ни с того ни с сего им приходилось вдруг вылетать обратно в Лондон (требовал бизнес) или в другой город, или в Гонконг, Австралию, а то и в какой-нибудь отдаленный уголок земного шара, куда его звала очередная сделка. У нее не было Максимовой страсти к перелетам, равно как не было и его фантастической выносливости. Каждодневное напряжение скоро измотало ее и пагубно отразилось на здоровье.
К тому же ее присутствие было необходимо в других местах, в Англии, во Франции. Надо было вести большой дом в Мейфере и виллу в Больё. Постоянно возникавшие там проблемы с прислугой всякий раз требовалось сглаживать, к тому же надо было заниматься детьми, особенно во время каникул.
Год спустя она была вынуждена отказаться от роли спутницы в его разъездах – перегрузки стали для нее чрезмерными. Однако не успела она перевести дух, как подступили дела по обустройству яхты. На ее плечи легло решение бесчисленных вопросов, поскольку Максим был всегда далеко, заседал в каком-нибудь правлении, неизвестно на каком краю земли.
Их разлуки становились все продолжительнее, неделями они не виделись. Нередко недели превращались в месяцы. Если ей доводилось жить с ним вместе полгода, она бывала счастлива.
Он постепенно уплывает от меня, думала Анастасия, и эта мысль вдруг не на шутку ее испугала.
Сосредоточив взгляд на муже – мужчине, так любимом ею вопреки рассудку, она увидела, что он по-прежнему не выпускает марокканочку. От этого зрелища у нее заныло под ложечкой. Она почувствовала, что дрожит от гнева и ревности, и была вынуждена напрячь все силы, чтобы обуздать свои эмоции. «В ревности больше самолюбия, чем любви», – напомнила она себе строчку из Ларошфуко.
Проблеск ясности в мыслях позволил ей сделать вывод: Максим обладает гипнотизирующим шармом и сногсшибательной внешностью, что делает его в глазах женщин неотразимым. Без каких бы то ни было авансов с его стороны они кидаются на него. А какой мужчина сумеет устоять перед искушением такого рода?
Готова побиться об заклад, что он не из тех, сказала она себе, все еще будучи не в силах оторвать взгляд от него и марокканки, которую уже начала ненавидеть.
Максим перехватил ее взгляд и улыбнулся, но Анастасия быстро отвернулась, сделав вид, будто не заметила его внимания. Она круто повернулась, решив было уйти, но ревность уже клокотала в ней, гнев перерос в ярость.
Дэвид Мейнс через толпу гостей пробирался прямиком к ней. Она уже не имела возможности увильнуть, во всяком случае без того, чтобы не обидеть этого очень милого человека. Киносценарист, а ныне модный романист, автор бестселлеров, он много лет был в числе знакомых ее отца, всегда вращался в кругу киношников Парижа и Лондона. Сравнительно недавно с ним подружился и Корешок. На протяжении последних пяти лет Дэвид то появлялся в их жизни, то вновь исчезал. Он неизменно оказывался на Французской Ривьере, когда они проводили там время, частенько бывал у них на обедах и ужинах или приходил поиграть в теннис. Два года назад они гостили у него на прекрасной вилле в Танжере, живописно расположенной на вершине холма. Они провели там долгий уик-энд.
Дэвид остановился перед Анастасией с галантным поклоном.
– Моя приятельница, Чедлия, похоже, завладела вашим мужем, и потому, я полагаю, мне следует поступить так же в отношении вас. Разрешите пригласить вас на танец, Анастасия.
– Ох, что вы, я не… – начала было она, затем спохватилась: не пристало хозяйке бала быть неучтивой с гостем. Она согласилась: – Конечно, Дэвид я с удовольствием!
Он вывел ее на танцевальную площадку и, пока они входили в ритм танца, рассыпался в комплиментах по поводу баснословного приема.
– Что же касается яхты, то она – апофеоз красоты и безукоризненного вкуса, – заметил Дэвид.
– Благодарю вас. Устроить прием было несколько легче, чем построить яхту. – Она вымучила улыбку и добавила: – Вы знаете, в этом огромная заслуга моей мамы, она как дизайнер потрясающе талантлива.
– Так же, как и вы, – подхватил Дэвид с улыбкой и восхищением во взгляде. Помимо художественного дарования Анастасия сама по себе была воплощением красоты, и он не мог удержаться от мысли, что Максимилиан Уэст – счастливчик, поскольку женат на такой великолепной во всех отношениях женщине.
– А я и понятия не имел, что вы художница. Мне безумно понравились акварели в салоне, а Корешок сказал, что это ваши работы.
– Старые. Это так – мое баловство, – пробормотала она, не желая поддерживать тему и поверх его плеча высматривая Максима. Он, похоже, исчез.
– Если это баловство, то вы в любое время могли бы так побаловаться и для меня, – пошутил писатель. – Вот что, Анастасия, если вы когда-нибудь надумаете выставляться или продать любую из ваших картин, то дайте мне знать. Я с удовольствием приобрел бы несколько работ для своего дома в Танжере.
– Очень мило с вашей стороны, – отвечала она рассеянно, гадая, куда мог деваться Максим с девушкой Дэвида. – Но я редко пишу картины, у меня это даже не хобби…
Ей очень хотелось сбежать от него. Сердце заколотилось, ее объяла безумная паника, губы поджались. Неужели Максим увел девчонку, чтобы побыть с ней наедине? Заняться любовью?
– Дэвид, – как-то ни с того ни с сего сказала она, – вы не рассердитесь, если мы сейчас прервем наш танец? Я только что вспомнила, что должна сию минуту отдать распоряжение шеф-повару.
– Да нет, конечно, и благодарю вас. – Он тотчас вывел ее на край площадки. – Ба-а, вон там и Чедлия! Очевидно, ищет меня, несомненно, это так. Позднее увидимся, дорогая.
Анастасия едва улыбнулась ему, извинилась и поспешно удалилась с единственным желанием унять бухающее в груди сердце. Боковым зрением она заметила возле бара Максима, своего отца и Корешка. Они смеялись над какой-то шуткой, и она сразу почувствовала себя спокойнее. Но поскольку она сказала Дэвиду Мейнсу, что должна срочно переговорить с поваром, ей было неловко задерживаться на палубе.
Не остановившись у бара, проигнорировав приглашающие жесты матери и Ирины, она пролетела по главной палубе к ее с Максимом каюте и прямиком прошла в ванную. Ее так сильно трясло, что она никак не могла запереть дверь. После того как ей это удалось, она, шатаясь, подошла к зеркалу и посмотрела на себя.
К сожалению, она не увидела ослепительной красоты, но лишь панику в глазах, скорбный рот и напряженное выражение лица, капли проступившей испарины на лбу и шее. Однако надо признать, в свои тридцать три Анастасия даже в душевном смятении была неописуемо прелестна. В этот вечер на ней были свободное, без бретелей, вечернее платье из белого шифона от мадам Грэ и великолепное бриллиантовое колье, только недавно подаренное Максимом. И платье, и колье особенно выигрывали в сочетании с ее золотисто-смуглой кожей. Белокурые волосы пышнокудрой массой были зачесаны наверх. На этом балу она производила впечатление существа неземного, воздушно-эфирного, чарующего.
Но, ослепленная безумной ревностью, гневом и обидой, она не видела себя. Единственное, о чем она могла думать, что Максим пренебрегает ею. Она забыть не могла о его затяжных отлучках, о его страстном увлечении бизнесом и равнодушном отношении к ее самочувствию.
Ее снова бросило в холодный пот. Она взяла полотенце и застыла. Я чересчур люблю его, подумала она. Он для меня – все мое существование, я же для него – лишь часть его жизни, всего-навсего частичка, и в этом корень проблемы. Слезы навернулись на ее дымчато-голубые глаза. Она силилась сдержать их, вновь уставясь на свое отражение в зеркале. Наверное, что-то со мной не в порядке. Нет, не наверное, а наверняка что-то есть. Я больна. Больна любовью. К нему. Она вспомнила из Библии: Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой – мне. Только не мой он, больше не мой, думала она. Хоть я и принадлежу ему и буду принадлежать всегда.
О, почему не может он быть обыкновенным человеком? Зачем ему понадобилось стать гением бизнеса, блистательным магнатом и дерзновенным провидцем? Она вздохнула, и слезы медленно скатились по щекам. Она хотела, чтобы их супружество опять стало таким, каким было поначалу, хотела, чтобы Максим принадлежал ей весь, без остатка. Но это было невозможно, потому что муж не мог отдать ей всего себя.
Она думала: Я не в силах продолжать все так, как есть. Я должна что-то предпринять. Я не могу выносить эти муки любви.
Вспомнив о гостях, она, как сумела, взяла себя в руки и, перед тем как выйти из ванной, бумажной салфеткой промокнула глаза. Усевшись за туалетный столик, подправила и освежила макияж, подкрасила губы, подушилась, усмирила непослушный локон. Вставая, глубоко вздохнула, приосанилась и вернулась к гостям.
– Мои поздравления, Персик, – заговорил Максим несколькими часами позже. Он снял пиджак и повесил на спинку стула.
Они были вдвоем в каюте. Анастасия стояла напротив и смотрела на него. Она так любила, так сильно желала его. Но это было несбыточно. Она теряет его. Она это знала. Пятнадцать лет назад, когда они встретились впервые, она знала: быть вместе – их судьба. Так и теперь она твердо знала: их судьба – расстаться. Que sera sera… чему быть, того не миновать.
У нее уже не было никаких сил терпеть всех этих женщин, целый вечер льнувших к нему, вешавшихся на него, бросавшихся к нему, бесстыдно целовавших его якобы на прощание. Она ненавидела каждую из них и всех вместе…
У нее начинался приступ морской болезни. Казалось, что ноги вот-вот откажут ей, и она рухнет.
Максим развязал галстук, оставив его на шее, а теперь расстегивал сорочку, не сводя глаз с Анастасии. Он улыбался своей завораживающей полуулыбкой.
– Прием прошел с блестящим успехом, яхта потрясающая, и бриллиантовое колье роскошное, – подвел он итог и опять улыбнулся.
Внезапно она почувствовала, как что-то хрустнуло и надломилось у нее внутри. Она протянула руку, чтобы ухватиться за спинку стула.
– Распорядитель твоих приемов, декоратор твоих домов, носитель твоих бриллиантов… И это все, чем я для тебя являюсь в эти дни, верно? – холодно поинтересовалась она.
Максим опешил, напуганный этим необычным выпадом, ее странным ледяным тоном.
– Стасси, но ты еще и реципиент моей любви, дорогая.
– Реципиент твоей любви! Шутить изволите. Я и сколько еще других?
– Может быть, ты объяснишься? – потребовал он резко изменившимся тоном. Он бросил на нее неприязненный взгляд – на смену удивлению пришло раздражение.
– Полно, не разыгрывай передо мной оскорбленную невинность. Я знаю, что у тебя есть другие женщины.
– Да нет у меня никого! – взорвался он, взбешенный ее бездоказательным обвинением.
– Уж не думаешь ли ты, что я поверю, будто темпераментный, физически здоровый мужчина не крутит романчики, будучи подолгу вдали от дома? Я тебя очень хорошо знаю, Максим. Секс всегда имел для тебя первостепенное значение. Я бы сказала, ты в нем очень нуждаешься.
– Если ты можешь обвинять меня в прелюбодеянии, значит, ты абсолютно не знаешь меня! – закричал он, до предела повысив голос. – Нет у меня других женщин и никогда не было. Я всегда был тебе верен!
– А как же Камилла Голленд, величайшее дарование английской сцены? – спросила она с кислой издевкой.
– Камилла Голленд?! – Он сделал вид, что его насмешило, но и возмутило ее подозрение, затем заявил: – Твое предположение просто оскорбительно. Ты не можешь говорить такое всерьез, Анастасия.
– А я говорю, и притом вполне серьезно. Мало того, что я сама давно тебя с ней видела, другие тоже заставали вас вдвоем.
– Ты видела меня с ней? Когда же?
– К примеру, этой весной, вы входили в «Ритц». И несколько лет тому назад вместе входили в «Кларидж». Похоже, ты неоднократно завтракал с этой дамой. Не говоря об ужинах в Нью-Йорке. Тебя видели, так что нечего отпираться.
– Я не собираюсь это отрицать, Анастасия. Чего ради? Мы с Камиллой дружим много лет. Это никакая не тайна. Я был с ней на ленче в Лондоне, иногда разговаривал с ней по телефону, что тебе хорошо известно. И ужинал с ней однажды в Нью-Йорке, когда она играла в спектакле на Бродвее. Я инструктирую ее по части капиталовложений не один год. Что же касается ужинов в Нью-Йорке, то с нами всегда бывал ее муж. На всякий случай напомню тебе, что Камилла вышла замуж за Питера Джарвиса пять лет назад. И до сих пор она замужем.
– Мужья обычно узнают последними об изменах жен! Впрочем, так же, как жены. Не воображай, что тебе удастся заморочить мне голову ссылкой на ее замужество, ничего не выйдет.
Максим, разъяренный, шагнул к ней и закричал:
– Спроси у Корешка! Ступай сейчас же к нему в каюту и спроси, черт подери! Он тебе скажет, что я консультировал ее по инвестициям. Кстати, это как раз его идея…
– Спроси у Корешка! – передразнила она его. В ее ледяном тоне сквозил сарказм. – Ха-ха-ха! Шутка века! Спроси у Корешка! Как же иначе?.. Уму непостижимо, что ты за человек, Максим. Да Корешок скажет все, что угодно, в твою защиту. Ради тебя он мать родную продаст. А как же – для Корешка ты Бог!
– В чем все-таки дело? – уже с тревогой потребовал объяснений Максим, искренне не понимая, чем вызваны ее неистовые нападки. Лицо его стало серым. – Что произошло, Анастасия, после того, как мы провели с тобой несколько дивных дней? После чудесного бала?
– Бал, может, и был чудесным для тебя, но не для меня. Я была одинока, покинута, забыта в то время, как ты любезничал с Чедлией и со всеми другими подряд.
– Что за глупости ты несешь? Я один раз потанцевал с Чедлией. Не забывай все-таки о моей роли хозяина. Я должен был танцевать с нашими гостями.
Анастасия вдруг переменилась в лице, его исказила отвратительная гримаса, мгновенно убившая всю красоту. Максим разинул рот от удивления, едва узнавая жену. Уж не маска ли на ней?
– Между нами все разладилось, Максим! – кричала она. – Ты всегда где-то. Ты живешь сам по себе, без меня. Ты давно уже вычеркнул меня. – По мере того как клокотавшая ярость поднималась в ней, Анастасию начал колотить озноб. Она крепче схватилась за спинку стула, чтобы устоять.
– Я никогда тебя ниоткуда не вычеркивал! – запротестовал он, зеленея от злости. – Тебя не интересует мой бизнес, поэтому я не говорю с тобой о делах. Тебе скучно. И всегда было скучно. Я делаю все, что от меня зависит, чтобы быть с тобой чаще. Ты не хочешь путешествовать со мной, поскольку заявляешь, что не в силах выдерживать мой темп, тебя он изматывает. Скажи, ради Бога, чего же ты хочешь от меня?
Она молчала.
– Ты же знаешь, Стасси, я тебя люблю, – сказал он мягче, приближаясь к ней. – Я всегда любил и люблю только тебя. Ты единственная, кого я когда-либо хотел. Я всячески демонстрирую тебе свои чувства. Ты мечтала о яхте многие годы, и я построил для тебя яхту. Я назвал ее «Прекрасная Мечтательница» в честь тебя, ибо ты – моя прекрасная мечтательница, – говорил он примиряюще, ласково улыбаясь.
– Я не хочу твоей яхты! – завизжала она. – Не хочу твоих бриллиантов! – Выйдя из себя, она потянула за замочек, сдернула с себя колье и швырнула его на постель: – Мне не нужно это, слышишь?!
Максим отпрянул, попятился назад. У него было ощущение, будто его пнули в живот. Его обдало жутким холодом. Он диву давался, чем вызван этот припадок, что послужило для него импульсом. В данный момент он знал лишь одно: ему необходимо глотнуть свежего воздуха. Он ощутил подступавшую к горлу желчь и испугался, что его стошнит.
Не сказав больше ни слова, он повернулся и вышел, хлопнув дверью.
– Я хочу только тебя, Максим! Я только это имела в виду! Я хочу только тебя! Материальное для меня ничего не значит! – кричала она вслед ему, глядя на дверь. Но он не возвращался. Она бросилась на постель и зарыдала, повторяя как заведенная: – Я хочу только тебя, мой милый, я только тебя хочу…
Но Максим не слышал.
