Текст книги "Помни"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Кли и Ники давно знали, что вовсе не обязательно болтать без умолку; молчание в тот вечер было красноречивее слов. Хотя в их дружеских отношениях за считанные часы произошла серьезная и необратимая перемена, они чувствовали себя по-прежнему непринужденно. По правде говоря, более непринужденно, чем раньше.
Взяв ее за руку, Кли сказал чуть слышно:
– Нам хорошо вдвоем, Ники. Мы созданы друг для друга. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – ответила она и склонила голову ему на плечо, чувствуя себя спокойно под его защитой.
Кли обнял ее, не переставая гадать, что произойдет с ними дальше, куда приведет их сегодняшний вечер. Он не знал этого и не мог предсказать. Наверняка он понимал лишь то, что в Пекине спас ей жизнь и в ту же секунду влюбился. Быть может, он полюбил ее намного раньше, но осознал это, когда чуть не потерял. Хотя теперь это не имело значения. Сегодня вечером он стал ее возлюбленным, и был этим счастлив.
А Ники не переставала изумляться тому, как мгновенно они сблизились. Все произошло само собой. Но более всего удивлялась она себе. После того как Чарльз Деверо порвал с ней, она была одинока: возвела вокруг себя не одну преграду, но Кли разрушил их все. Какое счастье, что это сделал именно он. У него это получилось легко и просто, он разбудил в ней такую страсть, о которой она и не помышляла. Ники улыбнулась в темноте. Кли помог ей снова почувствовать себя женщиной. Много позже, когда они вместе складывали тарелки в посудомойку, Кли спросил:
– Сколько ты еще побудешь со мной, Ник?
Она пожала плечами:
– Сколько захочешь.
– Значит, полную неделю, – обрадовался он.
– Ой, Кли, я ведь совсем забыла, мне надо быть в Манхэттене раньше – в понедельник-то мне на работу.
– Жаль. – Кли помрачнел, но тут же просиял. – Знаешь что, – предложил он. – Мы полетим в Париж в четверг вечером. Ты поживешь у меня, а в воскресенье утром я посажу тебя в „Конкорд". Такое тебе по вкусу?
– Весьма.
– А мне весьма по вкусу ты. – Поставив тарелку, которую он держал в руках, Кли подошел к Ники и заключил ее в объятия. – Не знаю, как тебе, а мне кажется, что мы совершенно бездарно потеряли кучу времени.
– Если точно, то два года.
– Но я собираюсь наверстать упущенное.
– Вот как?
– Еще бы. – Кли одарил ее страстным поцелуем и, взяв за руку, потянул наверх в спальню.
14
Держась за руки, они медленно шли по бульвару Мирабо, главной улице древнего университетского городка Экс-ан-Прованс.
Ники смотрела и не могла наглядеться – вряд ли ей доводилось видеть бульвар красивее. Длинный и широкий, он состоял из четырех рядов высоких, стройных платанов, росших посередине, их ветви цепко переплелись над головой, образовав огромный свод. Ники казалось, что они с Кли движутся по бесконечному зеленому тоннелю. Он тянулся на многие сотни метров, прерываемый через равные промежутки фонтанами девятнадцатого века. Их струи образовывали арки, таявшие в рассеянном утреннем свете. На солнечной стороне бульвара расположились кафе, в тени на противоположной стороне растянулись чередой старинные здания, многие из которых находились в частном владении.
– Кли, чудо как красиво! – воскликнула Ники с восторженным видом, поворачиваясь к нему.
– Еще бы. Я знал, что тебе понравится. Здесь нравится всем. Думаю, это красивейшая центральная улица в мире. В ней есть элегантность и взаимосвязь архитектуры, зелени и фонтанов. Она великолепна и весной и осенью. – Он помолчал, улыбнулся и продолжил: – А теперь давай-ка выберем какое-нибудь приятное местечко и выпьем кофе, прежде чем окунуться в мир старого города. Он начинается сразу же за бульваром, и чтобы обойти все его магазины и магазинчики, потребуется немало сил.
– Может, тебе не стоит таскаться вместе со мной за покупками? – поспешила возразить Ники. – Ты бы с большим удовольствием обследовал какой-нибудь книжный магазин, пока я куплю несколько безделушек в подарок.
– Ну уж нет, я с тобой. – Он крепко взял ее за руку и по-мальчишески улыбнулся. – Оставшиеся три дня я тебя ни на шаг не отпущу. Каждое мгновение мое, сладкая ты моя.
Ники расхохоталась.
– Давненько мне не отвешивали таких комплиментов. Разве что мама иногда называла меня так, когда я была еще совсем маленькой.
– Как ни странно, моя звала меня так же, – сказал Кли и повел Ники к живописному кафе, расположенному рядом с огромным фонтаном Ротонда у западного входа на бульвар.
Хотя на террасе кафе было полным-полно симпатичных девушек и молодых людей, по-видимому студентов университета, несколько столиков оставались незанятыми. Один или два из них были рядом с окнами, под навесом, в стороне от оживленного тротуара.
Оглядевшись, Кли направился к ним. Когда они уселись, он сказал:
– Передохнем здесь в холодке, понаблюдаем за окружающим миром. Обожаю французские кафе, в них так оживленно и в то же время можно оставаться наедине с собой. – Сняв темные очки, он пододвинулся к Ники и нежно поцеловал ее в губы. – Понимаешь, что я имею в виду?
– Да. – Она улыбнулась, глядя ему в глаза.
Вскоре подошел официант, и Кли заказал кофе с молоком. Когда они остались одни, он удобно уселся в кресле и повернулся к Ники.
– Мне понравились почти все названия, которые ты вчера предложила для книги, но больше всего „Дети пекинской весны". Я бы хотел назвать нашу книгу именно так.
– Я польщена! – Ники была явно довольна. – Мне это название тоже нравится больше остальных.
Кли наклонился через стол и снова поцеловал ее в губы.
– Теперь, малыш, когда у нас есть название, дело пойдет.
– Дело уже давно пошло, с тех пор, как ты сделал такие замечательные снимки, Кли. Мои подписи и предисловие не так уж и важны. Ведь это же фотоальбом.
– Так-то оно так. Но ты не права – предисловие чертовски важно не только для того, чтобы подчеркнуть смысл фотографий, но и для того, чтобы объяснить, что за страна Китай, каковы ее политика и события, закончившиеся демонстрацией на площади Тяньаньмэнь и кровопролитием. Мало кто понимает, что там на самом деле произошло.
– Согласна. В воскресенье, в самолете я сделаю несколько набросков. Думаю, придется еще кое-что почитать, прежде чем я начну писать предисловие. Кстати, я подумала, что... – Тут официант принес кофе, и она замолкла.
– Мерси, – сказали Кли и Ники хором. Потом она продолжила: – О чем это я? Да! Я все думала о том, как нам организовать работу. Может быть, тебе придется по вкусу мысль провести пару суббот и воскресений в Нью-Милфорде, у моих родителей, когда ты приедешь в Нью-Йорк в конце месяца. Отец несколько лет назад построил студию на лужайке напротив дома. Мне кажется, лучшего места для работы не сыскать. Мы могли бы расположиться там на просторе, разметить снимки, сверстать их по порядку. Там есть удобные для этого карточные столики.
– Звучит заманчиво, но твои родители, разве они работают не в студии?
Ники покачала головой и рассмеялась.
– Отец построил мастерскую для мамы, в подарок, так сказать. Он думал, что ей понравится в ней, потому что там просторно, много воздуха, тихо и спокойно.
– И ей понравилось?
– Нет. По правде говоря, там оказалось слишком уж спокойно. Уже через месяц она перебралась обратно в дом, в комнатенку рядом со спальней, сказав отцу, что ей удобнее писать в комнате, где она проработала много лет. Думаю, отчасти так оно и было на самом деле, но, зная мою матушку, могу утверждать, что ей просто нравится находиться в центре ежедневной суматохи. Наверное, когда она пишет длинные сложные книги, одиночество становится ей в тягость – без отца, домработницы, телефонов и шумного дома.
– А отец там работает?
– Редко. Мне кажется, он тоже хочет быть поближе к матери и к семейной жизни, как и она сама. Он скрипит пером, точнее, тюкает по клавиатуре компьютера в библиотеке – там он пишет все свои статьи, а библиотека соседствует с кухней. Так что всегда можно заглянуть туда, выпить чаю или кофе и покалякать с домработницей Энни или садовником Бертом. Короче, я хочу сказать, что мы распрекрасно устроимся в студии. Если ты не против.
– Я-то нет. А твои родители?
– Ну что ты! С тех пор как вы познакомились в Париже в прошлом году, они от тебя просто без ума.
– А их дочь?
Ники сняла темные очки и долго, испытующе смотрела на Кли. Потом спросила с напускной застенчивостью:
– А что их дочь?
– Она тоже без ума от меня?
– О, да!
– То-то же.
Без всякого сомнения, она без ума от Клиленда Донована.
Кли наклонился через стол и взял руку Ники.
– Последние несколько дней были замечательные, – прошептал он. – Совершенно необыкновенные, по крайней мере для меня. Я хочу что-то сказать, касающееся нас с тобой, о том, какие чувства я испытываю к тебе, дорогая. Я...
– Не надо ничего говорить, Кли, – перебила Ники тоже тихо. – Пожалуйста, прошу тебя, не сейчас, еще не время. – Она осторожно высвободила руку и откинулась на спинку стула. Вид у нее был серьезный.
– Почему нет? – озадаченно спросил Кли.
Ники ответила не сразу.
– Я хочу, чтобы то, о чем ты говоришь... чтобы мы... не торопились... Я не хочу, чтобы ты... Нет, не то. Я не хочу, чтобы ты или я сказали сейчас нечто такое, о чем, может быть, придется пожалеть. Я хочу, чтобы ты, прежде чем что-то скажешь мне, был бы уверен. И я хочу быть уверенной. Уверенной в том, что на самом деле чувствую по отношению к тебе.
– Но я уверен, – начал было Кли и замолк, вдруг сообразив: она боится клятв, потому что первая ее помолвка закончилась неудачно. – Я понимаю тебя, Ники, ты права. Кругом права. Я знаю, какую боль причинил тебе Чарльз Деверо. – Слова эти слетели с языка против его воли. Он запнулся и молча взглянул на нее в смущении, чувствуя отвращение к самому себе.
Секунду она изумленно смотрела на него, потом лицо ее померкло, стало безжизненным. В одно мгновение оно словно окаменело. Не сказав ни слова, Ники отвела взгляд в сторону.
Кли вновь взял ее руку, крепко сжал пальцы, лихорадочно пытаясь сообразить, чем поправить дело. Чурбан безмозглый, так обидеть человека – это уметь надо!
– Посмотри на меня, Ник.
Она медленно повернула голову; взгляды их встретились.
– Прости меня, – сказал он. – Я очень виноват. Мне не надо было произносить это имя.
– Да нет, ничего, все в порядке, – ответила Ники, помедлив секунду-другую, и печально улыбнулась. – Правда, ничего. Просто я не люблю вспоминать о нем. Что бы я ни делала, память тянет за душу. Ладно, что было, то было и быльем поросло. Он в прошлом. Я же предпочитаю думать о будущем.
– Не могу не согласиться. – Кли глубоко вздохнул, желая лишь, чтобы чувство неловкости улетучилось как можно скорее.
– Ты выглядишь ужасно, – сказала Ники. – Не убивайся так, прошу тебя. Ну что такого в том, что ты вспомнил о Чарльзе? В конце концов, ведь мы с ним были помолвлены.
– Временами я бываю чертовски глуп.
– Мне так не кажется. – Грусть, омрачившая ее милые глаза, рассеялась, и она улыбнулась, потом взяла чашечку. – А кофе остыл, – заметила она ровным тоном. – Закажем еще, да погорячее?
Кли кивнул, жестом подозвал официанта, потом сказал:
– Помнится, ты говорила, что хочешь раздобыть для своей матери провансальских тканей. Я знаю один магазинчик в старом городе, где ты найдешь то, что нужно. Если хочешь, они смогут переслать покупку в Штаты.
– Чудесно.
Ники стала рассказывать, какие подарки она хотела бы купить и для кого, и, к его огромному облегчению, голос ее вновь оживился, стал таким, как всегда.
Покинув через некоторое время кафе, они отправились в старый город. Они бродили по крохотным, узеньким улочкам, разглядывая витрины новых роскошных магазинов и старинных лавок, торгующих ликерами, сырами, товарами местного производства и причудливыми изделиями мастеров-ремесленников.
Кли отвел ее в студию глиняной миниатюры Фоке. Крохотные статуэтки местных крестьян, вылепленные из глины и обыкновенного теста, ярко расписанные, были как живые. Ники приобрела для отца целую коллекцию. После того как Кли представил ее Полю Фоке, одному из лучших мастеров этого жанра, они еще с полчаса наблюдали за его работой, а потом отправились в кондитерскую лавку за миндальным печеньем. По словам Кли, эти сладости были любимым лакомством Амелии, и Ники купила для нее целую коробку, вдобавок к шелковому шарфу, который приобрела еще накануне, когда Кли возил ее в Сен-Реми.
Чуть позже они побывали в магазине Сулейадо. Там Ники выбрала несколько отрезов традиционной провансальской расцветки и договорилась, чтобы их отправили ее матери в Нью-Йорк. Потом она купила записные книжки в обложках из похожих тканей в подарок подругам, кучу передников и других безделушек.
Они долго гуляли по булыжным мостовым, заходя во всевозможные магазинчики, иногда лишь только для того, чтобы проникнуться их атмосферой. В одной из таких лавчонок Ники купила эссенцию лаванды и пакетики сушеной лаванды и прочих провансальских трав.
Пока покупки заворачивали, она повернулась к Кли и с улыбкой сказала:
– Все это можно приобрести и в Нью-Йорке, не правда ли? Скажем, у Блумингдейла? И все-таки это совсем не то, что привезти подарки отсюда.
– Конечно, – согласился он, принимая пакет из рук хозяина. – Пошли, я хочу показать тебе местечко под названием д'Альбертас, там очень забавно, а потом мы отправимся на ферму, чтобы успеть к обеду.
– О Господи, только не за стол, – застонала Ники.
Кли взял ее под руку и повел к старинной площади.
– Кстати о еде, – сказал он, – я попросил Амелию приготовить легкий обед: зеленый салат, холодного цыпленка и фрукты. А ужинать я приглашаю тебя в совершенно особенное место.
– Куда же? – Ники метнула на Кли быстрый взгляд.
– Это довольно известное заведение, там собирается народ со всего света. Очень элегантное. Если ты не привезла с собой вечернее платье, то лучше купить его сейчас. Здесь есть несколько хороших магазинов.
– С этим все в порядке, Кли, я захватила пару шелковых платьев. И жемчуг. Так, на всякий случай. Так что можешь вести меня куда угодно.
В спальне Кли стоял приятный сумрак, яркое полуденное солнце, как ни старалось, не могло пробиться сквозь деревянные жалюзи на окнах; от вентилятора под потолком веяло прохладой.
Они лежали на постели бок о бок, чуть соприкасаясь телами, в изнеможении от любовного безумия. Кли привел ее сюда после обеда – отдохнуть, – сказал он, но мгновением позже произошло неизбежное. Кли стал целовать и ласкать ее, она ответила горячо и страстно, как и всегда, стоило лишь ей почувствовать ни с чем не сравнимое прикосновение его рук. Они раздели друг друга, и едва их нагота стала явью, Кли стремительно привлек ее к себе, и возобновилось нежное неистовство.
Только тут Ники пронзила мысль: как странно, они знают друг друга уже два года, но у них ни разу не шевельнулась мысль, что близость меж ними так возможна. Теперь, вот уж несколько дней, они все не могут насытиться друг другом – стоит оказаться наедине, как руки сами знают, что делать.
Ники слегка повернула голову, покоившуюся на подушке. Кли лежал на спине. Как и она. Глаза закрыты, пушистые ресницы темнеют на фоне бронзовых щек. К нему всегда хорошо приставал загар, вот и теперь, едва появившись на ферме, он успел изрядно потемнеть. Тело его стало золотисто-коричневым, только на месте плавок белел четкий треугольник.
В минуты покоя лицо его стало мягким и нежным; крупный благородный рот был очень даже мил. Ники вдруг захотелось дотронуться до его губ, но она сдержалась, чтобы не разбудить спящего.
Клиленд Донован.Она произнесла про себя его имя. Замечательный человек, прекрасный мужчина, без малейшего изъяна. Он честен, справедлив, добр, красив. Ему можно довериться. Ей вспомнилось то особенное выражение, которое ее мать приберегала для достойных восхищения людей. У них, говорила она, все цвет в цвет. Именно таков Клиленд Донован.
Он ее самый близкий, самый дорогой друг. Прежде она любила его как брата. Теперь же он стал ее возлюбленным. Их соединило влечение плоти и, может быть, соединит и влечение душ. Если уже не соединило. Она не знает, что будет с ними, долго ли им суждено быть вместе, как сейчас. Но она знает точно, что может безраздельно верить Кли, даже доверить ему свою жизнь – в Пекине он доказал это. Он принадлежит именно к такому типу мужчин – храбрых, сильных, надежных. Рядом с Кли она в безопасности. Он дает ей ощущение покоя и заботы.
Кли открыл глаза и встретил ее пытливый взгляд. Взяв Ники за руку, он привлек ее к себе и, уткнувшись в ее шею, прошептал на ухо:
– Ты так смотрела на меня, о чем ты думала?
– По правде сказать, о тебе.
– И что же ты обо мне думала?
– Что ты из тех, у которых все цвет в цвет. Так моя мама говорит о людях, которыми восхищается.
Она почувствовала, как он улыбнулся.
– Не хочешь ли ты таким образом сообщить, что восхищена мной? – спросил ее Кли и, не дожидаясь ответа, добавил: – Хотелось бы, чтобы ты чувствовала ко мне не одно лишь восхищение.
– Не беспокойся, – возразила она. – Я столько всего чувствую... – Она слегка отодвинулась и заглянула в его карие глаза, сверкавшие озорством. – Какой ты, однако! – воскликнула Ники, упираясь рукой ему в грудь и пытаясь оттолкнуть. – Ты хотел заставить меня сказать то, о чем я, быть может, потом бы пожалела.
– Кто, я? И в помыслах не имел. – Кли улыбнулся и нежно погладил ее волосы. Руки его скользнули вниз по ее спине, губы завладели ее губами, и он начал медленно овладевать ею.
Ники пылала, она снова жаждала его, будто не было изматывающего безумия всего пару часов назад. Ей до боли захотелось осязать в себе его твердость и мощь, слиться с ним, раствориться в нем.
Словно прочтя ее тайные мысли, Кли вдруг оказался над ней, упершись напряженными руками по обе стороны ее тела.
Она дотронулась до него, нежно провела пальцами по губам, не отводя пристального взгляда.
Он смотрел в ответ не мигая и вдруг вошел в нее с той же силой, что и в их первую ночь любви в саду. Из уст ее вырвался крик боли и удивления. Не обращая внимания, он двигался все сильнее и сильнее, боль растаяла, и Ники открылась навстречу ему, истекая соками. Она обхватила его руками и ногами, связала, приковала к себе, чувствуя его всем телом ее дыхание слилось с его дыханием.
Кли поцеловал ее жестко, почти грубо, потом вдруг откинулся назад, выгнувшись дугой, и застонал, словно от нестерпимой боли.
– Я люблю тебя, Ник, – выкрикнул он. – Я люблю тебя. – И изошел любовной влагой, так же как долей секунды раньше изошла она сама. И в это самое мгновение у нее сверкнула мысль: „Я начинаю любить тебя". Но она не смогла вымолвить ни единого слова и лишь крепко обняла его, едва он рухнул на нее, погрузив лицо в ее волосы.
15
Кли остановился в дверях библиотеки, опершись о косяк и глядя на Ники.
– Привет, – улыбнулась она, подходя к нему.
На ней было платье с круглым воротом, без рукавов; ткань в свободном покрое спадала складками от сборок на плечах. Голубое, оттенка дельфиниум, оно как нельзя лучше подходило к ее чудным глазам. При малейшем движении легкий шелк клубился, словно облачко. Короткое, плотно обхватывавшее шею жемчужное ожерелье и серьги ярко выделялись на фоне загара. Казалось, этим вечером от ее золотистой кожи, золотистых волос и сияющих глаз струится сказочный свет.
Когда она замерла перед Кли, он, вглядевшись, заметил это свечение, исходящее изнутри и отличающее всякую женщину, которую недавно щедро ласкали и любили и которая любила в ответ. Аромат женственности сквозил во всем – в розоватом отсвете кожи, зрелых очертаниях рта, мудром выражении знающих глаз. Сей облик неоспоримо свидетельствовал лишь об одном, и любой мужчина безошибочно понял бы все с полувзгляда.
– Ты роскошна, Ник, – сказал Кли, властно беря ее обнаженную руку и нежно целуя в щеку.
– Ты и сам выглядишь неплохо, – отвечала она, оценивающе окидывая его взглядом и отмечая отличный покрой спортивного пиджака и рубашки цвета белой фиалки, подчеркивавшей загар и темные волосы, дорогой бордовый шелковый галстук, отлично сшитые легкие черные брюки и надраенные до зеркального блеска туфли. Закончив осмотр, она с нескрываемым восхищением добавила: – Так бы и проглотила.
– Это отложим на потом, – усмехнулся Кли и, направляя ее к лестнице, сказал: – Пора трогаться. Заказать столик оказалось не так-то просто – глупо было бы его потерять.
Несколько минут спустя Кли вывел машину со двора и покатил по дороге, ведущей к шоссе.
– Куда же мы все-таки едем? – спросила Ники. – Что ты все секретничаешь?
– Разве? Вот уж не собирался. – Кли взглянул на нее краем глаза и снова сосредоточился на дороге. Через некоторое время он объяснил: – Мы едем в Ле-Бо, городок неподалеку от Сен-Реми, в ресторан, который называется „Л'Юсто де Боманьер". Изумительное заведение, прекрасная кухня. Знаю, знаю, ты в сотый раз скажешь, что сыта по горло, наелась до самой смерти... Но я и не прошу тебя много есть, просто пробуй. Во всяком случае, мне хотелось бы свозить тебя туда хотя бы потому, что такого места ты нигде не увидишь. Кроме того, сегодня праздник.
– А что мы празднуем? – Она посмотрела на него из угла сиденья, прислонившись плечом к окну.
– Мы празднуем начало работы над нашей книгой – для которой у нас теперь есть название. Ну и так, еще кое-какую мелочь.
– К примеру?
– Позже скажу.
Кли включил магнитофон, и машину заполнила „Голубая рапсодия" Гершвина. Они ехали молча довольно долго, слушая музыку и, как всегда, чувствуя совершенный покой и свободу в обществе друг друга.
Когда они проезжали через Сен-Реми, Ники нарушила молчание:
– Ле-Бо – это что-то знакомое. Думаю, моя мама упоминала его в одной из своих книг. Только не могу вспомнить, в какой именно и по какому поводу.
– Ле-Бо – старинный средневековый городок, – ответил Кли. – Ему сотни лет. Он построен на скальных породах, высоко над долинами. Теперь от него остались одни развалины. Это город-призрак – который до сих пор поражает воображение. Он известен как феодальная крепость с одиннадцатого по пятнадцатый век, когда в этих краях правил род Бо. Кровавое, воинственное и жестокое семейство, прославившееся, однако же, еще и своим покровительством трубадурам...
– Ну конечно же! – воскликнула Ники. – Как я сразу не сообразила. Именно трубадуры. Теперь-то я припоминаю. Мама писала о Ле-Бо в книге об Элеоноре Аквитанской. Элеонора покровительствовала Бернару де Вентадуру, одному из самых известных бродячих певцов. Именно в Ле-Бо зародилось уважение к этой знатной особе и обряд почитания ее красоты. Первые трубадуры стали сочинять песни, петь и играть на лютнях именно там.
– Точно, – ответил Кли. – В свои лучшие времена, в дни расцвета крепость Ле-Бо называли Двор Любви – так прославилась она рыцарским отношением к женщине.
– Тогда я рада, что мы едем туда. Маме будет интересно послушать рассказ о Ле-Бо.
– Но я не собирался сегодня показывать тебе крепость и развалины, – торопливо проговорил Кли, скосив на Ники глаза. – Это не так-то просто, не говоря уж об изнурительной дороге в гору. На каблуках тебе туда не добраться.
Ники рассмеялась.
– Ладно. Я не очень-то настроена осматривать достопримечательности и лазать по горам нынешним вечером.
Вскоре Кли уже подъезжал к „Л'Юсто де Боманьер", примостившемуся у подножия белесых скал на окраине городка.
Поставив машину на стоянку, он провел Ники в знаменитый ресторан, где их приветствовал метрдотель, очевидно, хорошо знавший Кли. Для начала он предложил им аперитив на открытой террасе.
Десять минут спустя Кли поднял высокий бокал с шампанским и, чокаясь с Ники, сказал:
– Ник, дружок, пьем за тебя.
– И за тебя, Кли. – Поднеся бокал к губам, Ники улыбнулась и, отведав холодного искрящегося вина, попросила: – А теперь выкладывай, что еще мы сегодня отмечаем, кроме книги.
Он потянулся к ее руке на столе и накрыл ее ладонью.
– Мы празднуем то, что до сих пор живы, что мы вместе, что прожили свои жизни так, как хотели – во всяком случае, пока. И самое главное, мы празднуем то, что мы не только друзья, но и возлюбленные.
– Кли, ты замечательно сказал. Вот это действительно стоит отпраздновать. А кроме того, мы удачливы, правда? Большинство людей лишены того, что имеем мы, разве нет?
– К сожалению, да.
– Спасибо за то, что привез меня сюда. – Ники оглядела террасу, полыхавшую цветами. Растительность вокруг была роскошной, у подножия белых скал цвели деревья. – Тут так красиво... – Откинувшись на спинку стула, Ники бросила осторожный взгляд на Кли. – Думая о далеком прошлом этого городка, трубадурах, их песнях о любви, я начинаю подозревать, что ты в глубине души романтик, хотя тщательно скрываешь это.
– Я не собираюсь ничего скрывать, по крайней мере от тебя. Ты права, я немного романтик, – признался Кли с улыбкой, но сразу посерьезнел и задумчиво посмотрел на свой бокал.
Перемена в нем была едва уловимой, но Ники почувствовала ее и, наклонившись вперед, спросила:
– Что-нибудь не так?
– Нет-нет, конечно, нет, – ответил Кли, покачав головой, и посмотрел на нее долгим взглядом. – Я сказал тебе сегодня кое-что в порыве страсти, и ты, должно быть, подумала, что это сгоряча, не всерьез. Но дело-то в том, что я сказал это совершенно серьезно и готов повторить теперь, даже если ты этого слышать не желаешь... – Он помолчал. – Я люблю тебя, Ники.
Она, не отрываясь, смотрела на него. Ее огромные глаза сверкали. У нее не было и тени сомнения в том, что Кли говорит правду, что он искренен, – другим она его и не знала.
– Кли, – начала было она, но тут же замолкла.
– Тебе нет нужды уверять, что ты любишь меня, Ник. Может быть, любишь, а может, нет. У нас с тобой уйма времени, чтобы разобраться, что к чему. Однажды ты скажешь, что на самом деле чувствуешь по отношению ко мне, – когда будешь знать наверняка. Пока же я просто хочу сказать тебе – здесь, сейчас, когда мы не в постели, – что я люблю тебя. Люблю давно, сам того не подозревая.
Ее губы приоткрылись.
Кли покачал головой.
– Ни слова, Ники, только не сейчас. Не надо, – остановил он ее с нежной, любящей улыбкой.
– Но я хочу тебе кое-что сказать. – Ники замялась, а потом пробормотала: – Я столько всего чувствую, Кли. – Ей хотелось сказать, что она влюблена в него, но вместо этого проговорила: – Я люблю тебя как самого дорогого друга... – Конец фразы повис в воздухе.
– Знаю. – Он сжал ее руку. – Не стоит так волноваться.
Ники рассмеялась.
– Мне казалось, я совсем не волнуюсь. – Она вздохнула. – Последние дни были великолепны, Кли, у меня просто нет слов. – Тень грусти легла на ее лицо. – Как жаль, что скоро конец.
– Но это не так. Ты будешь со мной в Париже завтра вечером, а потом еще в пятницу и субботу. Ты только в воскресенье улетишь в Штаты. – Он нежно гладил ее руку, проводя пальцами маленькие линии. – Целых три дня и три ночи, не считая сегодняшнего вечера. – Наклонившись к ней, он поцеловал ее в кончик носа. – И все это время я буду любить тебя – где только возможно.
16
Внутри ресторан поражал взор так же, как и снаружи.
Интерьер был выполнен в средневековом стиле: сводчатый потолок, каменные стены и полы, стулья с высокими спинками, обитые сине-золотистой парчой, старинная провансальская мебель темного дерева и светильники под потолком в виде старинных фонарей. На каждом столе, покрытом цветастой скатертью, стояли тройной серебряный подсвечник и ваза с цветами; огромные букеты были также расставлены по всему залу.
Кли заказал ужин, еще когда они пили шампанское на террасе, так что первое блюдо им подали без промедления. Ники – дыню, а Кли – одно из фирменных блюд: равьоли с трюфелями и луком-пореем, которое он ей настоятельно советовал отведать.
– Ну хоть кусочек, – умолял он, – это же изумительно. Во рту тает. – Подцепив квадратик равьоли вилкой, он передал его Ники и стал наблюдать, как она ест.
– И в самом деле замечательно, – согласилась она и погрузила ложку в сладкую, сочную кавайонскую дыню, лучше которой, по утверждению Амелии, во всей Франции не сыскать. А ведь она права, решила Ники.
В ожидании основного блюда Кли говорил о книге и о том, в каком порядке следует расположить фотографии.
– Что скажешь? – откинувшись на спинку стула, сказал он.
– На словах все обстоит чудесно. Да и кому, как не тебе, лучше знать, что годится, а что нет. Ты уже издавал такие книги, а я в этом деле новичок. К тому же не забывай – я только пишу предисловие.
– Что значит „только"? Слово так же важно, как и зрительный образ.
– Не совсем. Хотя это приятно слышать.
– Я думал посвятить книгу Йойо и Май. Ты не против?
– Прекрасная мысль. Кстати, я все собиралась сказать тебе, что вот уже несколько дней я совершенно спокойна за Йойо. Уверена, что ему удастся выбраться.
– Будем надеяться.
У столика появился официант и стал наполнять бокалы белым вином, которое им принесли в начале ужина.
– Превосходное вино, мсье Донован, не так ли? – осведомился он.
– Великолепное. „Пулиньи Монтраше" – мне уже доводилось пробовать этот сорт. Если помните, именно вы его мне посоветовали, когда я был здесь в прошлый раз.
– Смею надеяться, что это так, – ответил официант с почтительной улыбкой.
– Ники, тебе понравилось вино? – спросил Кли. – Я выбрал его потому, что оно обладает замечательным свойством сохранять вкус, несмотря на крепкие приправы в еде. В рыбном блюде до-рада, которое мы с тобой заказали, терпкий апельсиновый соус. Да и сама рыба сдобрена специями на славу. Во всяком случае, это шардоннское вино подходит как нельзя лучше. – Устроившись поудобнее, Кли повернул бутылку и рассмотрел этикетку. – Отличное марочное вино, сделанное в Шардоннэ, деревне на Золотом берегу, единственном месте на земле, где выращивают этот сорт винограда.
Ники в изумлении смотрела на Кли, пораженная его неожиданно обширными познаниями по части виноделия.
– Я и не подозревала, что ты такой знаток вин, – сказала наконец она.
– Упаси Господи, какой я знаток! – Кли усмехнулся. – Просто люблю хорошие вина и раз уж живу во Франции, то решил узнать хоть немного о лучших здешних виноградниках. Не могу же я пить только домашнюю бурду, которую мы гоним на ферме. – Он нахмурился. – Что такое, Ник? У тебя такое странное выражение лица...
Ники вздрогнула и нервно рассмеялась.
– У меня странное ощущение, явление обратной памяти – так кажется? Словно я уже когда-то слышала именно эти слова. Хотя как это могло быть?
– Мы никогда раньше не говорили о вине.
„О вине всегда говорил Чарльз", – подумала она, взяв бокал с „Пулиньи Монтраше".
– Вино и в самом деле хорошее, Кли. Замечательное вино.
Прибыло основное блюдо в сопровождении нескольких официантов. Церемониал подачи был поистине изощренным. Ники перехватила взгляд Кли иподмигнула ему, и он с трудом подавил смех.
