Текст книги "Помни"
Автор книги: Барбара Брэдфорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Нет, он позвонил в офис из Гонконга и сказал, что даст о себе знать, как только окажется в Париже.
– Великолепно. Быть может, мы все соберемся в понедельник.
– Может быть. А теперь о самой лучшей новости на свете. Когда ты приезжаешь в Париж, Ник?
– Думаю, ближе к вечеру.
– Тогда давай поужинаем вместе. Вдвоем. Только ты и я. Можем пригласить Йойо, если хочешь и если он к этому времени приедет.
– Мне не терпится увидеть его, – сказала Ники. – И тебя.
– А я ужасно скучаю по тебе, дорогая.
Они проговорили еще несколько минут и попрощались. Ники стояла некоторое время, не снимая руки с телефонного аппарата. Кли так обрадовался появлению Йойо, что даже не спросил, как она оказалась в Мадриде. На ее счастье, он решил, что она там по делам.
Поздно вечером, когда Ники заканчивала макияж, телефон взорвался звонком. Перейдя в спальню, она подняла трубку.
– Алло?
Никакого ответа.
– Алло? – повторила Ники чуть-чуть резко. Раздался щелчок, и телефон замолчал. Она тут же набрала номер оператора.
– Говорит Ники Уэллс из семьсот пятого. У меня только что звонил телефон. Я сняла трубку, но никто не ответил. Звонок прошел через вас?
– Да, мисс Уэллс. Вызов принял я, – ответил телефонист.
– А кто звонил, вы не знаете?
– Извините, нет. Голос был мужской.
– Спасибо.
Ники положила трубку и вернулась в ванную комнату, чтобы причесаться. Вдруг она замерла, уставясь на свое отражение в зеркале невидящим взглядом. Мысли ее были далеко. Она не могла отделаться от ощущения, что кто-то постоянно следит за тем, где она находится в данную минуту. Она вспомнила, что сказал ей в Риме Арч. Люди исчезают по собственной воле для того, чтобы их не смогли найти. Никогда. А еще он сказал, что она может оказаться в опасности. Неужели так и случилось?
Она подумала о Чарльзе Деверо и о том, как Арч говорил, что Чарльз может быть жестким, даже беспощадным. Все это так. Она и сама заметила в нем эти качества.
В глазах ее промелькнул огонек понимания. Да, она и в самом деле может попасть в беду.
29
Новость о Йойо так обрадовала Ники, что загадка Чарльза и поиски его отошли на второй план. Прошлой ночью, ужиная с Питером и Эми Кол-лис и их друзьями, она испытала огромный душевный подъем. Даже тревожная мысль о том, что Арч может оказаться прав и она подвергает себя опасности, отступила.
Теперь же, теплым и нежным субботним утром, все демоны и вовсе улетучились, унеслись прочь, отогнанные радостью, солнцем, бирюзовым небом и прозрачным кастильским воздухом, придававшим небу необыкновенную чистоту. Оживленная, яркая суета громадного элегантного отеля внушала уверенность точно так же, как и присущая ему атмосфера обыденности.
С того самого времени, как позвонил Кли Йойо не шел у Ники из головы. То, что он выбрался из Китая в Гонконг и был теперь в колонии британской короны, то есть в безопасности, существенно уменьшили тревогу, поселившуюся в ее душе после пекинских событий. У нее будто камень с души свалился. Ей не терпелось увидеть Йойо, узнать, что произошло с ним с тех пор, как они виделись последний раз три месяца назад.
Не меньше ей хотелось увидеть Кли. Они были в разлуке вот уже несколько недель, за которые она смогла оценить его еще больше. Она скучала по его теплоте, уму, любви, преданности и пониманию.
Ники допила кофе. Потом устроилась на стуле поудобнее и огляделась, впитывая происходящее вокруг. Она сидела за поздним завтраком в ресторанчике, расположенном среди деревьев, окружавших гостиницу. Отчасти именно благодаря своим садам гостиница „Ритц" выглядела по-особенному. Она находилась в самом сердце Мадрида, и ее сады были островками спокойствия в деловом и шумном городе.
Ники посмотрела на небо, такое голубое, какого ей еще не приходилось видеть, без единого облачка. Солнце стояло высоко, к полудню опять стало невыносимо жарко, как и вчера. Но здесь, в тени деревьев, было приятно. А еще она радовалась тому, что на ней просторное легкое платье и босоножки без каблуков. Да, главное в этом городе – прохлада.
– Сеньорита Уэллс.
Ники оглянулась и увидела перед собой лицо молоденького посыльного.
– Да?
– Для вас. – Посыльный держал маленький серебряный поднос, на котором лежал конверт, и улыбался.
Ники вытащила из сумочки несколько песет, бросила их на поднос и взяла белый конверт.
– Спасибо, – сказала она.
Посыльный посмотрел на деньги, снова улыбнулся и спрятал их в карман.
– Грасиас, сеньорита.
Ники с любопытством осмотрела конверт, гадая, от кого бы он мог быть. От Питера? От мадридцев, с которыми она виделась вчера? Эта очаровательная молодая пара собиралась пригласить ее к себе на выходные. На конверте было напечатано ее имя вместе с названием гостиницы и адресом, но имени отправителя не значилось.
Разорвав конверт, она вытащила записку и, увидев почерк, словно приросла к стулу. Она не спутала бы этот красивый почерк ни с чьим другим – записка была от Чарльза Деверо.
„Дорогая Ники. Раз ты так усиленно меня разыскиваешь, я полагаю, что нам необходимо встретиться. Человек, доставивший это письмо, будет ждать тебя в вестибюле гостиницы. Я послал его для того, чтобы проводить тебя ко мне. Ч."
Ники смотрела на сад с каменным выражением лица. Она сжала записку в руке и судорожно сглотнула несколько раз. Горло пересохло. Потом она снова посмотрела на записку и перечла ее. У нее не было никаких сомнений, что она написана Чарльзом. Помимо знакомого почерка она также обратила внимание на слово препроводить.Он частенько употреблял его в прошлом, и оно звучало очень по-английски.
„Итак, я с самого начала была права, – подумала Ники, выпрямляясь. – Я просто знала, что права.С того самого момента, когда увидела репортаж Тони из Рима". И все же Ники чувствовала, что от сознания этой правоты она не испытывает никакого удовлетворения, лишь чувство огромной растерянности и жалости. Не столько по отношению к себе, сколько к Анне Деверо.
Она сидела с запиской в руках, думая о человеке, который ждет ее, чтобы отвезти к Чарльзу, как вдруг ее поразила внезапная мысль. Прошлой ночью, когда ей на память пришли слова Арча, она реально осознала угрозу. А значит, она не может вот так просто пойти неизвестно куда за гонцом Чарльза! Большую часть жизни она подвергала себя опасности и ни разу не дрогнула. Она давным-давно привыкла считать себя бесстрашной. С другой стороны, она не собиралась терять голову из-за своего безмерного любопытства и желания узнать правду. Конечно, она не станет действовать безрассудно и тем самым подставляться.
И все-таки бояться ей нечего. Кем бы ни оказался Чарльз Деверо, он не убийца. Она сердцем чувствует, что Чарльз не обидит ее, волосу не позволит упасть с ее головы – в этом она совершенно уверена. И все же осторожность не помешает.
Хорошо бы ее сопровождал Питер Коллис. Они могли бы поехать на его машине, он бы подождал ее на улице, пока она разговаривает с Чарльзом. К сожалению, Питер и Эми уехали к друзьям, под Мадрид.
Она предоставлена сама себе. Что ж, так тому и быть.
Ники пересекла вестибюль, намереваясь поговорить с Энрике, старшим портье.
– Доброе утро, сеньорита Уэллс. Могу я быть чем-то полезен? – осведомился тот с обычной обходительностью.
Она кивнула.
– Мне нужна машина с шофером. Немедленно. И, кроме того, пожалуйста, хотелось бы, чтобы шофер говорил по-английски.
– Хорошо, сеньорита, сейчас все устрою. На сколько времени вам понадобится машина?
– Еще не знаю. На несколько часов, вероятно, а может быть, на целый день. Когда ее можно ждать?
– Она уже здесь, сеньорита. У нас машины с шоферами находятся рядом с гостиницей и готовы обслужить гостей в любую минуту.
– Как удобно! Только что мне принес письмо один человек. Я думаю, он уже ждет меня.
– Да, пожалуйста, он там, – сказал Энрике.
Ники проследила за его взглядом и в противоположном конце вестибюля увидела хорошо одетого молодого человека.
– Спасибо, – пробормотала она главному портье и торопливо отошла от стойки.
Подойдя к молодому человеку, она произнесла:
– Меня зовут Ники Уэллс. Вы говорите по-английски?
Тот кивнул.
– А как вас зовут?
Немного поколебавшись, он ответил:
– Хавьер.
– Хорошо, Хавьер. – Ники показала ему конверт. – Это вы привезли мне письмо? Так?
– Так.
– И вы должны проводить меня к человеку, который послал его, не так ли?
– Да. Он ждет вас.
– Хорошо, я поеду с вами. Но на своей машине со своим шофером.
– Не понимаю. У меня есть машина. Я вас отвезу, сеньорита Уэллс.
Ники покачала головой.
– Исключено. Либо я поеду на своей машине, либо вообще не поеду, – сказала она твердо, и выражение ее лица стало жестким и непреклонным.
Хавьер не мог не заметить эту перемену, но все же продолжал колебаться. Наконец он сказал:
– Хорошо. Подождите, пожалуйста. Мне надо позвонить.
– Не возражаю, – холодно ответила Ники, понимая, что он собирается звонить Чарльзу. Она следила за ним взглядом, пока он шел через вестибюль в поисках телефона.
Через несколько минут он вернулся.
– Хорошо. Едем прямо сейчас. Ваша машина поедет за моей.
Шофера звали Хосе. Когда Ники устроилась в машине, он отправился переговорить с Хавьером.
Ники наблюдала за ними из окна. Оно было открыто, и она могла слышать их голоса. Однако они говорили по-испански, и она не поняла ни слова.
Секунду-другую спустя Хосе сел за руль, снял машину с ручного тормоза и включил зажигание.
Пока они плавно выезжали от гостиницы на улицу, Ники спросила:
– Хавьер объяснил, куда мы едем?
– Да, сеньорита. Мы едем в район рядом с Кольцом.
– С Кольцом?
– Си, си. Место, где проводятся корриды, известнейшее место, Плаза де Торрос де лас Вентас – площадь Боя быков. Это не далеко, минут двадцать, может быть, полчаса, в зависимости от движения.
– Ах да, правильно.
– Вы знаете Кольцо, сеньорита? Бывали на корриде?
– Да, приходилось, несколько лет тому назад, – сказала Ники, вспомнив то время, когда встретила Чарльза в Мадриде, всего за несколько недель до помолвки. Дон Педро тогда отвез их в воскресенье на бой быков.
– Вам понравилось? – спросил Хосе, обернувшись и улыбаясь.
– Да, понравилось, спасибо.
Откинувшись на спинку сиденья, Ники мысленно перенеслась в то далекое время. Они с Чарльзом прожили в Мадриде четыре дня, и ей вдруг вспомнилось, насколько поглощенным всем происходящим казался Чарльз. Да, город и в самом деле был богатый, модный, кипучий. Жизнь в нем била ключом, и Чарльз, несомненно, наслаждался им, его ночной жизнью и всем остальным. Ники подумала, не живет ли Чарльз здесь постоянно. А в Рим наезжает лишь время от времени. „Наркотики",– подумала она, вспомнив о связях этой страны с Южной Америкой, об общности их языка и культуры. Она знала, что несмотря на блестящий фасад, Мадрид имеет свою теневую жизнь, как и любой другой город. Недавно она прочла, что каждые два дня в Мадриде героин уносит одну жизнь.
Связан ли Чарльз с контрабандой наркотиков? Не это ли причина того, что он инсценировал свою смерть и бежал за границу, чтобы начать новую жизнь? Скоро, совсем скоро, казалось ей, она получит ответы на все вопросы.
Полчаса спустя Хосе притормозил за машиной Хавьера на боковой улочке, остановившись перед многоквартирным жилым домом из коричневого кирпича. Он помог ей выйти, и Ники сказала ему:
– Пожалуйста, подождите меня здесь, Хосе как бы долго я ни отсутствовала.
– Си, си, конечно, я понимаю. Я никуда не уеду. Я буду здесь целый день, если потребуется.
Ники кивнула.
– Но может статься, мое дело займет не более двух часов, – добавила она и подошла к Хавьеру, который уже стоял перед входной дверью.
– Так это здесь? – спросила она, глядя ему в лицо.
– Он ждет вас здесь, – сказал Хавьер и открыл дверь, пропуская ее вперед.
Шагая через небольшой подъезд вслед за Хавьером к лифтам, Ники собиралась с духом. Она не знала, что ее ждет, и во рту пересохло.
30
Хавьер открыл дверь квартиры своим ключом и провел ее внутрь.
Ники оказалась в маленькой темной прихожей, которую затруднилась бы описать. На полу лежал восточный коврик, на пристенном столике стояла ваза с грязноватыми искусственными цветами, а по стенам были развешаны плакаты тореадоров в рамках. С любопытством оглядевшись, Ники увидела несколько закрытых дверей, длинный коридор и прямо перед собой гостиную за сводчатой аркой.
В квартире было тихо. Никаких признаков жизни, и Ники невольно подумала, где же Чарльз. Она снова огляделась и, услышав легкий шорох, вся напряглась.
– Пожалуйста, проходите, – сказал Хавьер, показывая на гостиную, и заторопился вперед по коридору. Ники двинулась за ним.
Войдя, она быстро огляделась. Комната была самой обычной, ничем не примечательной, подобно прихожей: те же восточные коврики на полу, те же плакаты на стенах, изображающие бой быков, и кое-какая мебель темного дерева. Софа и два кресла, застланные грязно-зеленым бархатом, расположились вокруг дешевенького металлического кофейного столика, поверхность которого была покрыта декоративной плиткой.
Будучи уверена, что Чарльз уже ждет ее, Ники испытала разочарование. Подойдя к окну и выглянув на улицу, она увидела, что до арены Кольца рукой подать. Обитатель этого жилища, явно не Чарльз, был, несомненно, страстным болельщиком. „Чарльз, наверное, снял эту квартиру специально для их встречи, – подумала Ники, – сам он не стал бы жить в такой дыре, оскорбительной для его тонкой художественной натуры".
– Здравствуй, Ники.
Она повернулась, как ужаленная, и увидела Чарльза, вошедшего через дверь в дальнем конце комнаты. Это и в самом деле был Чарльз Деверо, которого она знала раньше, только выглядел он по-другому. Он отпустил длинные волосы и усы и выкрасил их в черный цвет, а темный загар делал его внешность чересчур мрачной, непривычной. Чужой даже. От природы он был светлокож и светловолос, как и его мать, истинный англосакс. На Чарльзе были темно-синие хлопчатобумажные брюки и белая рубашка с открытым воротом – никогда прежде он не одевался так небрежно.
Ники утратила дар речи. Она думать не думала, что испытает такое потрясение, оказавшись с ним лицом к лицу. Видеть его живым и здоровым после того, как она столько лет считала его мертвым, было почти невыносимо. Она вся дрожала, сердце колотилось с пугающей частотой.
– Ты хорошо выглядишь, Ники, – сказал Чарльз, нарушив наконец молчание и подходя к ней. – Спасибо, что пришла. – Он остановился в полушаге от нее и слегка улыбнулся.
Она не ответила. Ее лицо было холодно, глаза превратились в крохотные голубые льдинки. Помолчав, она отчеканила:
– Не трать время на пустяки, хорошо? Я сюда не за этим приехала.
– Я просто пытался немного расшевелить тебя, дорогая, – ответил он, снова сверкнув улыбкой.
При этих словах в сопровождении улыбки, светящейся превосходством, в Ники словно что-то оборвалось. Горе, мука и боль, давно слившиеся воедино, образовали гремучую смесь. И теперь гнев переплавился в неудержимую ярость и вырвался наружу.
– Подонок! Сукин сын! Как ты мог? Почему, ну почему ты так поступил с нами? Как ты мог так жестоко, так чудовищно жестоко поступить со мной и собственной матерью? Ты заставил нас страдать! Мы оплакивали тебя, ублюдок. Как я могла любить тебя?! Сейчас я тебя ненавижу!
Чарльз явно стушевался перед потоком брани и язвительным тоном, на скулах у него заходили желваки. Но он ничего не сказал в свою защиту, лишь стоял и смотрел на нее, не отводя взгляда.
Слезы ярости бежали у Ники по лицу. Неожиданно, движимая гневом, она ринулась вперед и стала лупить Чарльза кулаками по груди и по лицу, выказав при этом немалую силу.
Ее неожиданное и яростное наступление застало Чарльза врасплох, он даже пошатнулся под таким натиском, но тут же обрел равновесие. Защищаясь, он сумел схватить ее за запястья.
– Прекрати, Ники! Слышишь, прекрати сейчас же! Скандал нас ни к чему хорошему не приведет. Я устроил так, чтобы тебя препроводили сюда: хочу кое-что сказать тебе, объяснить...
– Ты за мной шпионил! – закричала Ники.
– Вовсе нет!
– Ты послал своих подручных обыскать мой номер, гадина!
После некоторого колебания Чарльз признался:
– Да, это правда, каюсь. Но шпионить за тобой? – Он покачал головой. – Нет, я за тобой не следил. Определенно нет. И не посылал никого следить.
Ники пропустила эти слова мимо ушей.
– Ты изобразил свою смерть и сбежал, чтобы начать новую жизнь, – кричала она. – Ты бежал подло и трусливо. Бессовестнобежал. Я не знаю, почему ты так поступил, но что бы ты теперь ни говорил, ты не сможешь оправдаться передо мной.
– У меня не было выбора, – перебил он ее тоном, не терпящим возражений, спокойным и уверенным. – Я сделал то, что сделал, потому что у меня не было другого выхода.
– У каждого всегда есть выбор.
– У меня его не было. Долг есть долг.
– Долг?! – голос ее сорвался. – Скажи на милость! Долг! Кому и что ты был должен?
– Я хочу объяснить тебе, почему я поступил так, и, может быть, ты все поймешь и оставишь меня в покое.
Она не ответила и Чарльз добавил:
– Ты подвергаешь меня опасности, Ники.
– Подвергаю тебя опасности? Что это значит?
– Ты носишься по всему свету, расспрашиваешь обо мне, показываешь мои фотографии разным людям и тем самым ставишь мою жизнь под угрозу, – произнес он, вдруг заговорщицки понизив голос и пригвоздив ее к месту взглядом. – Никто не должен знать, что я жив. Даже моя мать.
Хотя это заявление и ошарашило Ники, она промолчала и только удивленно смотрела на него. Она думала над тем, что он ей сказал, и в ее взгляде сквозило недоверие.
– Сядь и постарайся не сердиться.
– Это будет нелегко.
– Именно, – пробормотал Чарльз, кивая. – Но все же попытайся хоть немного успокоиться и выслушать меня молча. Злость тебе только помешает.
– Боже правый, Чарльз, ты требуешь слишком многого.
Неожиданно он отпустил ее руки, и они безжизненно повисли.
Тут же подняв их, Ники стала осматривать запястья и потирать сначала одно, потом другое. Они покраснели и уже побаливали.
– Посмотри, что ты наделал.
– Прости меня, – извиняющимся тоном сказал Чарльз. – Я никогда не соразмерял силы, не так ли? Извини, я оставлю тебя на минуту. Сейчас я вернусь, – сказал он и вышел через боковую дверь.
Ники прислонилась к стене, она дрожала, ноги ее подкашивались. Гнев все еще бурлил в ней. Гнев был единственным чувством, которое она испытывала, в ней не осталось ничего, кроме гнева. А еще ненависть – к Чарльзу Деверо В остальном же она испытывала к нему совершеннейшее равнодушие. Совершеннейшее.
Некоторое время спустя Чарльз вернулся с молодым человеком, но не Хавьером. Он нес поднос с бутылкой воды и двумя стаканами. Когда он проходил мимо Ники и ставил поднос на кофейный столик, на нее пахнуло резким запахом одеколона. Она сразу узнала этот запах.
Чарльз заметил это, и, когда они остались одни, спросил:
– Почему ты так насторожилась, когда вошел Пьер?
– Потому что именно он рылся в моем номере, – ответила она с вызовом.
– А откуда ты узнала? Ты что, видела, как он уходил?
– Нет, я узнала его по запаху.
Чарльз нахмурился.
– Что ты имеешь в виду?
– Его одеколон. У меня в номере пахло его одеколоном.
Чарльз снова нахмурился.
– Молод еще. И неопытен, – пробормотал он себе под нос. – Слишком неопытен. Как это было неосмотрительно с его стороны. – Чарльз помолчал секунду, не выходя из задумчивости, а затем тихо добавил: – Пьер ничего не нашел.
– Не нашел, потому что нечего было находить, – ответила Ники. – За исключением фотографий, которые я ношу с собой.
Чарльз не стал развивать эту тему.
– А теперь, садись, Ники, – сказал он. – От твоего пыла проку мало, как видишь. Прошу тебя, будь благоразумной, чтобы мы могли поговорить спокойно, как воспитанные люди.
Ники осталась стоять, не спуская глаз с Чарльза. Она знала, что гнев ее, бурлящий в душе вот уже три года, – праведный. Она ничуть не сожалела о том, что сорвалась и наговорила много лишнего. Но Чарльз все-таки прав. Она ничего не узнает, если не сможет взять себя в руки и не выслушает его.
– Сядь, Ники, – снова сказал Чарльз, показывая рукой на ближайшее к ней кресло. – Сядь же, ну пожалуйста. – Он сел в другое кресло, потянулся за бутылкой и налил себе воды. Взглянув на нее снизу вверх, он спросил:
– Тебе налить?
Она кивнула.
– Да, спасибо. Здесь очень жарко.
Он тут же вскочил, включил вентилятор на столе и вернулся на место. Наполнив ее стакан, он взял свой и отпил. Ники продолжала наблюдать за ним. Этого человека она любила без памяти, собиралась за него замуж, была ему всецело предана. Она делила с ним ложе, была близка с ним во всех смыслах, у них было так много общего, но теперь он казался совершенно чужим.
Она села, отпила воды и сказала:
– Теперь я немного успокоилась, Чарльз. Рассказывай.
– То, что я скажу тебе, в высшей степени секретно. Ты никогда не сможешь даже намекнуть об этом. Никому. Даже моей матери.
Ники молчала.
– Обещай никому не открывать, что я жив, и не повторять то, что я собираюсь тебе сказать, ни одной живой душе, и моей матери в особенности.
– Не знаю, смогу ли я.
– Тогда, боюсь, я ничего тебе не скажу.
– Почему Анна не должна ничего знать?
– Узнай она, что я жив, она захочет увидеться со мной, а это невозможно. Это может быть опасно – для нее.
– Почему?
Чарльз не ответил. Вместо этого он сказал:
– Если ты обещаешь мне, поклянешься честью, что будешь молчать, я расскажу тебе все. По крайней мере, расскажу, почему я инсценировал свою смерть и исчез.
– Хорошо, обещаю. Я не проболтаюсь Анне или кому бы то ни было, что ты жив. И вообще буду молчать о том, что ты мне сейчас расскажешь.
– Ни одной живой душе, Ники. Повтори.
– Ни одной живой душе. Обещаю.
– Искренне надеюсь, что это так. Не в твоих правилах нарушать данное слово. Хочу только добавить, что то, чем я занимаюсь, сопряжено с интересами национальной безопасности. Национальной безопасности Великобритании.
Ники наклонилась вперед, сузив глаза.
– Я же пообещала – никому ни слова.
– Хорошо. – Чарльз откинулся на спинку кресла и, немного помедлив, тихо произнес: – Я британский агент.
Уж этого-то Ники никак не ожидала услышать. Но, как ни была она поражена, виду не подала. „Ну почему я не вспомнила о разведке", – удивилась она про себя и произнесла холодным, твердым голосом:
– Так, значит, ты служишь в разведке?
– Точнее, в специальном отделе СРС.
– Что такое СРС?
– Секретная разведывательная служба. Я инсценировал смерть и исчезновение, потому что мне потребовалось стать другим человеком.
– Зачем? – спросила Ники, вновь подаваясь вперед.
– Чтобы проникнуть в иностранную разведку.
– Ты хочешь сказать, что ты двойной агент?
– Именно так, он самый.
– И в чью же разведку ты проник?
– Ты же прекрасно знаешь, Ники, что этого я не могу тебе сказать. Подумай своей умненькой головушкой, – сказал Чарльз прежним вкрадчивым голосом.
Ники кивнула.
– Понимаю. И давно ты стал агентом?
– Много лет назад. Пятнадцать, если точно. Мне было тогда двадцать пять.
– Значит, когда ты встретил меня, ты уже работал на британскую разведку, – сказала Ники, сплетя пальцы. Она поняла, что о существовании другого Чарльза никогда не подозревала.
– Да.
– Но мы собирались пожениться. Как же ты надеялся держать это в тайне от меня?
– Легче легкого. Во-первых, ты была поглощена своей карьерой до самозабвения, до отречения от всего остального, исключая наши отношения, конечно. Будучи военным корреспондентом, ты много путешествовала. Честно говоря, я думал, что ты не окажешься слишком любопытной и не станешь вникать в то, чем я занимаюсь. Это не в твоих привычках. Кроме того, у меня было отличное прикрытие, моя виноторговая компания.
– Но она процветала, – воскликнула Ники удивленно. – Разве большинство крыш не создаются лишь для прикрытия? Зачем им еще приносить доход?
Чарльз улыбнулся.
– В этом моя особенность, Ники. Каким бы делом я ни занимался, мне сопутствовал успех Мой непосредственный руководитель в разведке сказал как-то, что я превращаю в золото все к чему прикасаюсь. Потому-то я и оставил все свои другие начинания еще в молодые годы, сосредоточившись на виноторговой компании, которая хоть и чересчур преуспевала, но по крайней мере служила отличной ширмой.
– Теперь мне ясно, какую она сослужила тебе хорошую службу.
– Она и в самом деле оказалась идеальной. Я мог ездить куда угодно и когда угодно, – сказал Чарльз. – Впрочем, тебе это известно. Приобретя партнера в лице Криса Нилда, я больше не был привязан к письменному столу. Крис управлял компанией, а я разъезжал по миру, занимаясь тем, что от меня требовалось по службе, и попутно закупая вина для компании.
– Мне это всегда казалось естественным, – пробормотала Ники, нахмурившись.
– Оно и в самом деле было так. В конце концов, это была компания Криса, так как он выполнял большую часть работы. Меня это вполне устраивало. Я получал все больше свободы.
– Крис знал, что ты агент?
– Упаси Бог, нет!
– Но у тебя ведь был сообщник, разве не так? Я хочу сказать, ведь кто-то должен был помочь тебе изобразить самоубийство и выбраться из Англии?
– Такой человек был.
– Кто он?
– Ты прекрасно знаешь, что этого я тебе сказать не могу.
– Другой агент?
Чарльз кивнул.
– Но зачем тебе понадобилось бесследно исчезнуть? Ты же сказал, что у тебя было отличное прикрытие в виде собственного дела и что я была не слишком любопытна. Почему ты не мог жениться на мне, Чарльз, и продолжать все в том же духе?
– Именно это я и собирался сделать. Но за несколько месяцев до нашей свадьбы мне понадобилось надолго уехать. Видишь ли, возникла необходимость кому-то из агентов СРС проникнуть в некую разведслужбу, предварительно обеспечив себе серьезное прикрытие, – объяснил он. – Все мы понимали, что на разработку легенды могут потребоваться годы, возможно, многие годы – только тогда она будет надежной. Так что мне показалось, что порядочней будет исчезнуть до свадьбы, чем после.
– Понятно. Но почему именно ты, Чарльз? Почему не какой-нибудь другой агент?
– Причина кроется в моих способностях и моих познаниях в определенных областях, включая иностранные языки, которыми я владею в совершенстве. Я был лучший кандидат на эту работу. А интересы британской национальной безопасности требовали, чтобы я осуществил задуманное как можно раньше. Такие дела на скорую руку не делаются. Требуется время, чтобы войти в доверие, стать своим. – Чарльз сделал глоток из стакана и продолжил: – Как я уже сказал, все мы знали, что я буду работать и жить по легенде многие, многие годы. Вот, собственно, и все.
– И ты пожертвовал ради этого нашей совместной жизнью, – мягко проговорила Ники, глядя на него в упор.
– Пришлось пожертвовать – ради своей страны, ради своих убеждений, – ответил Чарльз, и взгляд его смягчился, а на лице появилось сожаление.
Ники молчала.
– Если тебя это утешит, – деликатно сказал, Чарльз, – я очень любил тебя. – Он хотел добавить, что все еще любит ее, но не осмелился; в любом случае, это было бы неуместно.
– Ты причинил мне много боли, Чарльз, – медленно проговорила Ники.
– Знаю. Ты сможешь простить меня?
– Раз уж дело так обернулось, думаю, что смогу. Уже смогла. – Она пристально посмотрела на него. – Твоя мать была опустошена так же, как я.
– Да...
– Теперь ей намного лучше. Она помолвлена с Филипом Ролингсом.
– Знаю, читал объявление в „Таймс". Он давно хотел жениться на ней. Должно быть, он очень счастлив.
– Они оба счастливы.
– Я хотел бы кое-что спросить у тебя, Ники. Как ты узнала, что я жив? И как тебе удалось получить мою фотографию, то есть фотографию меня теперешнего?
– Счастливое совпадение, – ответила Ники и стала рассказывать.
Когда она закончила, Чарльз покачал головой.
– А я и не знал, что на меня смотрит эта треклятая телекамера. Мы ужинали с приятелем в ресторанчике рядом с площадью, где проходил митинг, и вдруг услышали шум, стрельбу. Выскочили на улицу посмотреть, что происходит. Я, конечно, заметил телекамеру. Мне надо было послушаться внутреннего голоса и сразу убираться оттуда подобру-поздорову. Обычно я более осторожен.
Ники кивнула.
– Ты изменил внешность, отпустил усы, перекрасил волосы. Но ты не смог изменить глаза, они такие же зеленые, – заметила она.
– Обычно я ношу коричневые контактные линзы, – признался Чарльз. – Но не думаю, что мне стоило их использовать для встречи с тобой. Однако мы отвлеклись. Скажи мне, что привело тебя в Афины?
– После того как я провела выходные в Пулленбруке две недели назад, я решила поехать в Рим, где был снят репортаж. Я надеялась, что смогу отыскать подсказку, которая привела бы меня к тебе. По странному стечению обстоятельств, секретарша шефа нашего корпункта узнала тебя на фотографии. Она видела тебя в афинском аэропорту.
– Ах да, наверняка это та прелестная американка, которой я помог с багажом.
– Ты угадал.
– Значит, из Рима ты поехала в Афины, – повторил Чарльз. – И стала расспрашивать обо мне во всех больших гостиницах.
– Ты был там, не так ли? То есть я хочу сказать, что ты был там не просто проездом.
– Не просто. Если честно, я провел в Афинах два дня.
– Ты остановился в Вульягмени, так? – спросила Ники, откидываясь на спинку кресла и снова пытливо глядя на Чарльза.
– Нет. Но я был там некоторое время на встрече со связным. Я присутствовал на нескольких официальных завтраках и одном ужине. Но жил на конспиративной квартире в городе.
– И это тоже конспиративная квартира?
– Да.
– Ты не живешь здесь, правда?
Чарльз покачал головой.
– Ты случайно узнал, что я в Мадриде, или заранее знал, что я приеду?
– Заранее. Мне стало известно, что ты в Афинах, как только ты начала расспрашивать обо мне, и, конечно же, я знал, что ты полетела в Мадрид. Я, так сказать, все время опережал тебя на один ход.
– Тебя предупредил кто-то из служащих „Гранд Бретани". Кто? Коста? Аристотель? Или господин Зулакис из Вульягмени?
– Не могу тебе ответить. Кстати, с чего ты вдруг решила приехать сюда? Кто подсказал тебе, где я?
– Никто мне ничего не подсказывал, Чарльз. Я и не ведала, что ты здесь. Я только хотела повидать твоего испанского партнера. Надеялась, что дон Педро согласится со мной: на фотографии действительно ты.
– Но ты же говоришь, что моя родная мать не поверила, что это я! – воскликнул Чарльз. – Разве тебе этого было не достаточно?
– Нет. В глубине души я чувствовала, что ты жив.
– Да, это всегда было твоей сильной стороной. Но меня интересует другое – когда ты решила, что я жив, как ты себе объяснила причину, по которой я мог бы пожелать исчезнуть без следа?
– Если честно, я не была уверена. После твоего так называемого самоубийства в Англии не разразилось никакого скандала, так что я знала, что ты не замешан ни в какой финансовой афере. Поэтому я подумала, что дело, наверное, в незаконной сделке и что ты решил исчезнуть, чтобы начать новую жизнь.
