Текст книги "Помни"

Автор книги: Барбара Брэдфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

То, чему Ники была свидетелем и о чем рассказывала, камнем лежало у нее на сердце. И все же, особенно после того, как Чарльз Деверо столь жестоко обошелся с ней, она научилась скрывать свои чувства не только от всевидящего ока телевизионной камеры, но и от съемочной группы, от друзей. Даже Кли, к которому она испытывала особое расположение, ничего не знал о том, что ее волнует на самом деле.

При мысли о Кли Ники невольно ускорила шаг. Он на площади Тяньаньмэнь, и ей обязательно надо поговорить с ним. У него такое же природное чутье, как и у нее самой, нередко подсказывающее единственно правильный объяснение происходящего. Она полностью доверяла его мнению с тех самых пор, как они впервые встретились в Ливане, где оба освещали эту долгую войну. Их представили друг другу на следующий день после покушения на Рашида Карами, когда в его вертолете взорвалась бомба. Это было в 1987 году. Она подумала, что знает Кли ровно два года.

Познакомил их Арч Леверсон. Кли был его старым другом. Они столкнулись в вестибюле отеля „Коммодор" в Западном Бейруте, который пользовался популярностью в журналистских кругах. Арч и Кли устроили вечеринку, и Арч настоял, чтобы она пришла.

Клиленд Донован был знаменитостью, почти легендой. Со времен Роберта Капы он считался величайшим фотографом и фотожурналистом, и, как сам Капа, имел репутацию человека отважного и баловня судьбы. Было широко известно, как Кли Донован бросался в самую гущу боя, чтобы запечатлеть наиболее яркие его моменты. Американец, живущий в Париже, он нашел свой стиль, в двадцать пять лет организовал собственное агентство фотоновостей и производил впечатление человека, не привыкшего оглядываться назад. Его работы публиковались на страницах ведущих журналов и газет всего мира, он написал несколько книг, посвященных своей работе, которые пользовались бешеной популярностью, а также был обладателем многих призов за свою журналистскую деятельность. Кроме того, если верить Арчу, он нравился женщинам.

Ники вспомнила, как они встретились, и легкая улыбка пробежала по ее губам. Переодеваясь в тот вечер в своем номере в „Коммодоре", она старалась припомнить все, что раньше слышала о Кли Доноване, и тотчас поняла, чего ей следует ожидать. Скорее всего, он будет невыносим – самолюбец, сноб и эгоист.

Но она ошиблась – Кли не был ни тем, ни другим, ни третьим.

Когда он, разговаривая с кем-то из коллег, вошел в переполненный бар „Коммодора" и направился к ним, она решила, что это еще один знакомый Арча, приглашенный составить им компанию. Кли оказался не столь эффектным, как на тех его фотографиях, которых она видела, хотя выглядел по-американски привлекательно.

Его лицо было приятным– такая характеристика годилась лучше всего: открытое и искреннее лицо. У него были темные волосы, мягкие карие глаза и подвижные, всегда готовые улыбнуться губы. Ростом он был около метра восьмидесяти, но из-за худобы и атлетического сложения казался выше.

„Ну что ж, несмотря на славу и успех, весьма приятный, обычный человек", – решила Ники. Он подсел к ним за столик, заказал выпить и легко включился в дружескую болтовню.

Не прошло и двадцати минут, как она переменила свое мнение: слово „обычный" было совершенно неприменимо к Кли Доновану. Он оказался занятным собеседником, обладающим неотразимым обаянием. Он буквально потряс их своими рассказами, подтверждавшими суть его репутации.

Ей подумалось, что они одного возраста, может, он чуть младше, но потом Арч сказал ей, что Кли старше ее на три года. Она удивилась – в нем было что-то мальчишеское.

И еще в первую их встречу Ники обнаружила, что он, вопреки ожидаемому, совершенно не тщеславен. Он был уверен в себе,но эта уверенность коренилась в его работе, в его таланте фотожурналиста. В конце концов она пришла к мысли, что работа для Кли – источник жизненных сил.

В ту ночь в Бейруте они очень понравились друг другу, и в последующие недели и месяцы их дружба только окрепла. Обычно они встречались в одних и тех же горячих точках, освещали одни и те же события и, когда такое случалось, объединяли силы.

Иногда их пути расходились, но, даже находясь в разных концах света, им удавалось поговорить по телефону или связаться через корпункты, и постепенно между ними возникло сильное чувство братства.

Она и впрямь начала думать о Кли как о брате, которого на самом деле у нее никогда не было. И конечно же, они были настоящими друзьями, они были товарищами по оружию.

3

Клиленд Донован сидел на краю одного из уступов, окружающих Памятник народным героям, известный также под названием Памятника погибшим, и смотрел на скульптуру Богини демократии. Десятиметровая фигура была установлена напротив огромного портрета Мао Цзэдуна, прикрепленного над воротами Небесного спокойствия. Сделанная из пенопласта и гипса, белая статуя выглядела откровенно вызывающе. Изготовленная студентами и преподавателями Центральной академии изящных искусств, она придавала площади какую-то чопорность.

Она напоминала Кли статую Свободы. И даже не лицом, которое было похоже, а, скорее, всем своим обликом – тогоподобным одеянием, скрывающим тело, позой с воздетыми руками, сжимающими факел свободы. Она выглядела уродливо, но это не имело никакого значения. Главное – она была символом.

Он присутствовал на площади три дня назад, когда студенты установили и торжественно открыли статую. Все ликовали, звучал „Интернационал", отовсюду раздавались возгласы „Да здравствует демократия!". Церемония была очень волнующей и глубоко тронула Кли. Несмотря на то, что съемки на площади были запрещены, ему все же удалось тайком отснять несколько пленок, хотя уже три его камеры были разбиты полицией. К счастью, он привез с собой про запас еще несколько, в том числе и „Никон-F4", который сейчас висел у него на плече под просторной хлопчатобумажной курткой.

Ночью, через несколько часов после того, как статую установили, погода испортилась. Пошел дождь, подул сильный ветер, но к утру, как ни странно, богиня совершенно не пострадала, на ней даже не было ни единой царапины. Ну, а как долго она так простоит – это уже другой вопрос.

Кли знал, что богиня раздражала и оскорбляла правительство больше, чем все остальные выходки студентов; официальные лица называли ее не иначе как „надругательством" над таким исторически важным и торжественным местом, как площадь Тяньаньмэнь.

Для студентов же она служила необходимой поддержкой – один только вид статуи в этом стратегически важном месте поднимал их дух. Вокруг постамента студенты соорудили навесы, и несколько человек всегда находились рядом, готовые защитить богиню.

„И все-таки власти ее снесут", – тяжело вздохнув, подумал Кли.

Люк Майклс, сидящий рядом, взглянул на него.

– Что-то не так?

– Да я все думаю, как долго ей суждено здесь стоять, – пробурчал Кли, указывая на статую.

– Не знаю.

Люк пожал плечами, пятерней пригладил темно-рыжую шевелюру и повернул свое веснушчатое, вдруг ставшее серьезным лицо к Кли.

– Может быть, вечно?

Кли глухо рассмеялся.

– Скорее всего, не пройдет и двух дней, как ее разрушат. А уж через неделю, Люк, и следа ее здесь не останется.

– Э-эх, наверное, ты прав. Она сейчас Дэну как бельмо в глазу. Да она всем им как бельмо в глазу. Банда стариков видеть ее не может, само ее создание они считают актом открытого неповиновения. Мне-то хочется, чтобы она стояла здесь вечно как дань признания этим ребятам.

– Никто здесь не собирается воздавать им должное, кроме нас, иностранных журналистов. Это мы должны рассказать всему миру о них, об их борьбе, должны сделать свое дело до конца.

Люк кивнул и слегка переменил позу – откинулся на камень, прикрыл глаза. Что правда, то правда – фотожурналисты, как Кли, и корреспонденты, как Ники, рисковали своими жизнями, чтобы донести правду до мировой общественности, и он считал пример этих двух людей вдохновляющим. Особенно он восхищался Ники Уэллс. В ней силен, как говорила его мать, истинный „командный дух". Люк еще не был женат, даже ни с кем серьезно не встречался, но он надеялся, что, когда придет его пора обзавестись семьей, он встретит такую женщину, как Ники. В ней было что-то сердечное, умиротворяющее, и, кроме того, она никогда не позволяла себе унижать других.

В съемочной группе Люк был чуть больше года и, работая рядом с Ники, многое повидал и многому научился. Ему было двадцать семь, на телевидение он пришел всего около пяти лет назад и в некоторых вопросах ощущал себя зеленым новичком. Но Ники с самого начала была внимательна и тактична и относилась к нему, как к искушенному старожилу. Очень требовательная в работе, сама являясь совершенством, она могла первой затерзать всех. Но она была настоящим знатоком своего дела, и Люк ради нее был готов почти на все.

Он желал ей найти хорошего парня. Иногда она казалась печальной, взгляд ее становился отсутствующим, словно она вспоминала что-то горькое для себя. Ходило много странных слухов о человеке, которого она любила до того, как Люк пришел в их группу. По-видимому, он плохо с ней обошелся. Арч и Джимми держали язык за зубами, сам же Люк задавать лишние вопросы не хотел. И все-таки жаль, что она одинока. Такая женщина – и на тебе...

– Люк! Люк!

Услышав, что его зовут, звукорежиссер рывком приподнялся и осмотрелся. С тех пор, как у памятника расположился штаб студенческого движения, около него всегда было полно людей. Здесь же собирались и представители зарубежной прессы. Площадь постоянно бурлила. Люк увидел своего приятеля Тони Марсдена, который жестами пригласил его спуститься вниз.

Он махнул рукой в ответ и поднялся.

– Пойду посмотрю, что ему надо, – сказал он Кли. – Может, узнал что-то новенькое. Я скоро.

– Не спеши, – ответил тот, пристально оглядывая площадь. Дело шло к развязке, и Кли знал, что скоро покинет Китай. Упершись локтями в колени и угрюмо подперев голову руками, он с ужасом думал об этих ребятах – таких мечтательных и наивных, таких храбрых. Когда месяца полтора назад он приехал в Пекин, они были полны волнений и надежд, говорили горячие слова о свободе и демократии, пели песни и играли на гитарах.

Сегодня уже не слышно гитар, а скоро умолкнут их голоса. Он содрогнулся, по телу пробежали мурашки; ему не хотелось думать об их судьбе – они в опасности, он знал это. И хотя он не делился своими мыслями с Ники или с кем-то еще, этого и не требовалось: все знали, что дни студентов сочтены.

Внезапно он увидел Ники, шедшую сквозь толпу к памятнику. Как и проспект Чанань, площадь была ярко освещена множеством фонарей, каждый из которых наверху разветвлялся девятью светильниками за белым матовым стеклом. На площади – светло как днем, при желании можно даже читать, совершенно не напрягаясь.

При виде Ники легкая улыбка тронула уголки его глаз. Кли слез с уступа и поспешил сквозь толпу ей навстречу. Она заметила его и помахала рукой.

– Я думал, ты будешь здесь раньше, – сказал он, с улыбкой подходя к ней.

Она кивнула.

– Я должна быть здесь, Кли. Чутье подсказывает, что обстановка накалена до предела.

– Добела, – подтвердил он и, взяв ее за руку, отошел от памятника. – Давай пройдемся немного, надо слегка размяться, а то я просидел здесь целый час.

– Идет, я сама собиралась предложить тебе это, тем более, что, может быть, мы встретим Йойо. Он всегда вместе с Цай Лин и другими студенческими лидерами. Вдруг он знает что-то новое.

– К тому же он в прямом контакте с Летучими тиграми. За последний час я видел нескольких из них на ревущих мотоциклах, – ответил Кли, имея в виду отряд юных добровольцев, которые были в шутку прозваны американской прессой преемниками Пола Ривира[2]. Они гоняли по всему Пекину, развозили послания, следили за передвижением войск и за действиями полиции, в общем, служили студентам в качестве дозорных.

– Йойо, наверное, в палаточном городке. Пойдем туда, – предложила Ники.

– Да, это мысль.

– А где Люк? Арч сказал, что он с тобой.

– Он только что ушел с одним парнем из Би-би-си, Тони Марсденом. Они где-то здесь. Он тебе нужен?

– Нет, я просто поинтересовалась. И раз уж речь зашла о Би-би-си, ты видел сегодня вечером Кейт Эйди?

Кли покачал головой.

– Странно. Обычно она меня чуть-чуть опережает, – добавила Ники.

Кли усмехнулся:

– Твоя британская визави часто идет с тобой в ногу, иногда на шаг позади, но оказаться впередией не удавалось никогда.

Ники рассмеялась.

– Ты необъективен, и это очень приятно.

– Возможно. В любом случае Кейт где-то здесь, в толпе. Сегодня чертовски много прессы. Не иначе, чуют беду.

Ники вскинула глаза.

– Я думаю, расправа близка. Как по-твоему?

– Да. И студенты, и правительство зашли в тупик, кому-то придется уступить. И ясно кому – студентам. Боюсь, против них будет брошена огромная сила.

При этих словах Ники вздрогнула, как от холода, хотя на улице было тепло. Потом она спросила:

– А где твой фотоаппарат?

– Под курткой, на плече. Мои приятели из „Магнума" и „Ассошиэйтед пресс", как, впрочем, и другие фотографы, поступают точно так же.

– Кли... Здесь будет опасно, и, по-видимому, очень скоро.

– Я тоже так думаю и знаю, о чем ты хочешь попросить: да, я буду осторожен. – Вялая улыбка коснулась его губ. – Так же, как и ты.

– Я никогда не рискую понапрасну, хотя Арч думает иначе. Я стараюсь поменьше подставляться.

– Это одна из наших общих черт, – сказал Кли.

– Есть и другие?

– Есть. Стальные нервы.

– Надеюсь, – со смехом согласилась Ники. – Без этого в нашем деле нельзя, и еще надо иметь шестое чувство – чувство опасности. Кли кивнул, но не ответил. Несколько минут они шли молча. Когда они подошли к палаточному городку, Ники обернулась к Кли.

– Ты знаешь, это место и вправду живет своей собственной жизнью. Со всеми этими палатками и автобусами. Похоже на маленький город и на...

– Трущобы, – вставил Кли.

– Ты прав. Опять воняет?

– Они, наверное, убрали помойку. К тому же сегодня дует легкий ветерок.

– Когда я искала Йойо в прошлый раз, здесь просто смердило, иначе не скажешь. Зловоние стояло омерзительное – гниющие объедки, немытые тела, бог знает что еще. Меня чуть не стошнило.

Они шли вдоль автобусов, в которых жили студенты. Воздух был на удивление чист, и все вокруг выглядело так, словно здесь недавно подмели и вычистили. Мусора нигде не было видно.

Ники вновь удивилась, оказавшись возле ровных рядов просторных палаток из непромокаемой ткани оливково-зеленого цвета, присланных из Гонконга. Они были расставлены с почти армейской аккуратностью, каждая группа палаток имела свой отличительный знак, по которому можно было определить, откуда прибыли их обитатели. Здесь были делегации из каждой провинции Китая, почти изо всех университетов.

Несколько недель назад Ники узнала, что большинство студентов днем спят, так как главные события разыгрываются ночью. Сейчас практически все палатки были пусты, лишь кое-где запоздавшие только продирали глаза, готовясь бодрствовать остаток ночи и все утро.

Повсюду сновали продавцы воды, мороженого и легких закусок.

Кли взглянул на Ники:

– Мороженого хочешь?

Она поморщилась и покачала головой.

В центре лагеря, возле своей палатки стоял китайский студент Цин Юнъю, прозванный Йойо. Рядом с ним была девушка. Оба в голубых джинсах и белых хлопчатобумажных рубашках. Девушка была привлекательной и казалась ровесницей Йойо, которому исполнилось двадцать два года. Ники подумала, не та ли это знакомая Йойо, о которой он сказал, что она последние несколько месяцев провела у родственников в Шанхае. Йойо был поглощен разговором с девушкой, но когда увидел Ники и Кли, прервал беседу и радостно замахал им рукой. Затем, повернувшись к девушке, что-то сказал и поспешил к ним навстречу.

Ники познакомилась с Йойо, студентом-художником, на площади Тяньаньмэнь вскоре после своего приезда в Пекин. Она тогда пыталась поговорить со студентами и надеялась найти кого-нибудь, кто бы понимал по-английски. Улыбаясь, Йойо подошел к ней и на довольно сносном английском сказал, что был бы рад помочь, если это ему по силам. В дальнейшем он стал полезным во всех отношениях: представил Ники другим студенческим лидерам, таким, как Цай Лин и Вуер Кайси, помогал быть в курсе событий. Он оказался не только дружелюбным, но и смышленым юношей и пришелся по душе их съемочной группе и Кли. Они беспокоились о Йойо, о том, что с ним может произойти, когда все будет кончено.

– Ники! – крикнул Йойо, подходя к ней и широко улыбаясь.

– Привет, Йойо, – ответила она, пожимая протянутую руку. – Мы с Кли искали тебя.

– Добрый вечер, Кли, – сказал Йойо.

– Привет! Что происходит? – спросил Кли, в свою очередь пожимая студенту руку.

Выражение лица Йойо переменилось, и он мрачно проговорил:

– Плохой вещи. Армия думай бросить канистры, слезоточивый газ. На площадь. Сегодня ночью. Вы видеть. Вы иметь маски? Еще войска приходить.

– Сегодня ночью? Войска будут здесь сегодня ночью? – переспросила Ники.

Йойо кивнул.

– Я слышать войска прятать в дома у площади. Они приходить. Совсем уверен. Плохой дела, очень плохой. Вы рассказать миру, да?

– Мы обязательно расскажем миру, Йойо, – уверила его Ники. – Но ты действительно думаешь, что Народно-освободительная армия станет стрелять в людей?

– Да, конечно. Да! – Он энергично кивнул. – Некоторый студенты говорить нет, не можно. Народно-освободительная армия – наш армия, они говорить. Не убивать нас. Они очень глупый. Армия очень дисциплинированный. Армия слушать приказы. Я знай.

Ники внимательно посмотрела на Йойо, ее ясные, умные глаза, казалось, пытались проникнуть ему в душу.

– Вы должны уйти с площади. Сейчас же. Пока это еще возможно, пока безопасно.

– Это разумный, да. Но ни один не уходить, Ники. Не убедить делать это. Сегодня кровавый ночь.

Ники вздрогнула и взглянула на Кли.

– Ну, а Цай Лин и другие лидеры? Они могут убедить студентов уйти? – спросил Кли.

Йойо пожал плечами:

– Моя не знать.

– Где они? – снова спросил Кли.

– Сегодня ночью не видеть. Вы будете вода? Содовый?

– Нет, спасибо, – ответил Кли.

Ники покачала головой.

Молодой китаец задумался, затем произнес:

– Движение падай духом, как объявляй военный положение. Студенты очень подавлен. Да, надо уйти. Плохой, плохой будет конец.

– Пошли с нами, – настойчиво произнесла Ники. – Пошли с нами к Памятнику погибшим. Возьми один из тех мегафонов, которые вы использовали раньше, и выступи с обращением к студентам. Тебя они послушают, ты один из их вождей. Проси их уйти, умоляй, если необходимо. И ты сам должен уйти вместе с ними. Если вы покинете площадь, пока еще есть время, вы спасете свои жизни. Пожалуйста, Йойо, сделай это. Ты поступишь мужественно, если уведешь студентов с площади. Это будет доброе дело.

Она порывисто схватила его за руку.

– Пожалуйста, не оставайтесь здесь. Вас могут убить.

Ее слова, казалось, убедили Йойо.

– Я ходить к памятник. Скоро. Только взять Май, моя подруга. Идите, Ники. Я скоро приходить. Я обещай.

– Только скорей, Йойо, мы будем ждать тебя. Времени совсем мало.

Когда Ники и Кли вернулись к Памятнику погибшим, их там уже поджидал Люк. Ники пересказала ему разговор с Йойо, повторив его слова об ожидаемом ночью или ранним утром наступлений войск.

– Бог мой! – воскликнул Люк. – Да если это случится, у ребят нет никаких шансов.

– Тем более что они абсолютно беззащитны, – добавила Ники. – Они занимают относительно большой участок площади, которая сейчас на три четверти пуста. Если солдаты появятся с противоположной стороны, то смогут пересечь ее совершенно беспрепятственно.

– Вот именно, – проворчал Люк.

– Будем надеяться, Йойо удастся уговорить студентов и они покинут площадь до того, как это случится, – сказал Кли.

Ники озабоченно молчала. Вдруг ее лицо прояснилось.

– Слава богу, вот он. Может, он все-таки поднимется на памятник с мегафоном. Чтобы по крайней мере предостеречь ребят.

Держась за руки, к ним подошли Йойо и Май. Йойо сказал:

– Это есть моя подруга, Май. Ее английский не очень хорош!

– Не надо извиняться, – мягко возразила Ники. Взглянув на Май, она поразилась – раньше она не обратила внимания, насколько очаровательна была девушка. На ее красивом, юном лице, обрамленном длинными черными волосами, сверкали черные глаза-миндалины. Она была невысока ростом, стройна. Все в ней было изящным. Ники подумалось, что она похожа на прелестную маленькую куколку.

– Рада познакомиться с тобой, Май, – широко улыбнувшись, сказала Ники и пожала девушке руку.

Та ответила застенчивой белозубой улыбкой и смущенно проговорила:

– Привет.

Ники подивилась силе ее рукопожатия.

Май поздоровалась с Люком и Кли, для которых красота девушки также не осталась незамеченной.

– Ты нашел мегафон? – обратилась Ники к Йойо.

– Не надо. Я не говорить. Говорить Цай Лин. Позже.

– Ты ее видел? – неожиданно спросила Ники.

– Да, у богини. Цай Лин брать мегафон, сказать студентам идти домой. Она обещать.

– Будем надеяться, она сдержит обещание, – пробормотал Кли. – Что ж, а пока давайте присядем.

И они впятером расположились на ступенях, окружавших основание памятника. Они ожидали Арча и Джимми. И еще, как они надеялись, Цай Лин – аспирантку факультета психологии Пекинского университета, признанного лидера студенческого движения, которая руководила демонстрациями на площади.

Арч и Джимми появились около часа ночи 3 июня. Они сломя голову бежали через площадь, и когда приблизились к толпе у памятника, Ники заметила тревогу на их лицах.

– Что? – крикнула она, переводя взгляд с одного на другого, ее брови при этом взметнулись дугой.

– Солдаты! – выпалил Арч, переводя дыхание. – Они идут по проспекту Чанань. Мы их только что видели, когда шли на площадь, и...

– Люди их не пускают, – перебил Джимми.

– То есть как это? – удивленно воскликнула Ники.

– Жители Пекина создали заслон – из своих тел. Живую баррикаду. Чтобы не допустить армию на площадь, к студентам. Они сдерживают армию! – объяснил Джимми.

– Черт побери... – пробормотал Люк.

Кли и Ники больше не слушали. Одновременно сбежав по ступеням, они бросились к воротам Тяньаньмэнь, которые вели на проспект Чанань. За ними поспешал Йойо, держа за руку Май, а позади них – Люк, сорвавшийся с места с такой прытью, что вскоре догнал Кли и Ники. Арч и Джимми слегка отдышались и тоже побежали к проспекту.

Ники и Кли первыми добрались до толпы, заполнившей Чанань, и тотчас водоворот тел разъединил их.

Ники никогда прежде не видела ничего подобного. Джимми сказал сущую правду – жители преграждали путь армии, не давая солдатам продвигаться вперед, сдерживая их своими телами. Это был поистине живой щит. И вдруг этот щит начал теснить солдат. Да и что это были за солдаты! „Мальчишки", – подумала она изумленно. Именно мальчишки – они казались даже моложе студентов.

Не думая об опасности, Ники подошла ближе – ей надо было быть в самом центре событий. В то же мгновение она оказалась со всех сторон окруженной людьми, и толпа понесла ее вперед. Толчея была такая, что Ники едва держалась на ногах. Был момент, когда после сильного тычка в спину девушка в отчаянии вцепилась в руку шедшего впереди мужчины. Тот зло обернулся, но затем помог ей удержать равновесие. Когда толпа снова ринулась навстречу солдатам, ее ухватила за куртку какая-то женщина, и Ники снова чуть не упала, только чудом ей удалось устоять, а потом они уже вдвоем помогали друг другу. Масса людей неслась все дальше и дальше, и Ники подумала, что в конце концов ее собьют и растопчут.

В тот самый момент, когда она ощутила первые признаки паники и решила, что вот-вот будет раздавлена насмерть, чья-то рука грубо схватила ее за локоть. Она обернулась через плечо и прямо позади себя увидела Арча.

– Спасибо, – с облегчением выдохнула Ники. И затем перекрывая шум, крикнула: – Солдаты как будто не вооружены.

– Да к тому же, кажется, перепуганы до смерти.

Резкие толчки и сердитые крики со всех сторон усилились. Толпа снова устремилась вперед, словно гигантский, чудовищной силы прилив, увлекая за собой Ники и Арча.

Прямо перед ними были молодые солдатики, не старше восемнадцати. Люди с руганью теснили их, и у многих уже были царапины, ссадины и синяки. Ники начала понимать, что возмущенные жители столицы обращаются с ними, как с собственными детьми. Большинство солдат в полном смятении беспорядочно отбивались, многие не выдерживали и даже плакали.

– Эти ребята не представляли, что за ад царит здесь! – прокричала она, крепко держась за Арча.

– Наверняка, – ответил тот и обхватил Ники за талию, стараясь уберечь ее в этой сумятице.

И тут они увидели Джимми, который пробивался к ним.

Ники не могла понять, как ему удалось найти их в этой неразберихе. Он возник внезапно, словно из-под земли, и, сжав ее руку, проговорил:

– Пошли! Пора выбираться из этой свалки!

Джимми и Арч решительно и безжалостно пробились через бурлящее море человеческих тел и вытащили за собой Ники. Пошатываясь от усталости, они остановились возле деревьев, растущих по краям бульвара, чтобы привести в порядок одежду и отдышаться. Арч сказал:

– По глазам этих мальчишек было видно, что стрелять в нас они едва ли смогут. Но вот затоптать насмерть – запросто.

– Лучше постоим здесь, понаблюдаем со стороны, – предложила Ники.

– Это что-то новенькое, Ник. Когда это ты стояла в стороне? – поразился Джимми и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Хотя, конечно, ты права, здесь безопаснее. Находиться в гуще толпы, все равно что плавать в бушующем море. Но армия-то, вы только взгляните! В полевом снаряжении: фляги, ранцы, вещмешки, и совершенно без оружия. – Он удивленно покачал головой.

– Я говорила, Арч, что солдаты не вооружены, – сказала Ники.

Через несколько минут к ним присоединился Кли. Волосы растрепаны, куртка разорвана, но сам совершенно невредим. На груди фотожурналиста болтался „Никон". Его темные глаза торжествующе блестели.

– Я сделал несколько грандиозных снимков, – сообщил он.

– А это не опасно, выставлять напоказ фотоаппарат? – спросил Джимми, указывая на „Никон". – Того и гляди, отберут и разобьют.

– Как-нибудь в другой раз, а сегодня люди за меня. За нас.Они хотят,чтобы их снимали, они все говорят одно и то же: расскажите миру, расскажите миру.

– Но вездесущая беспощадная полиция... – начал Арч и внезапно запнулся. – Впрочем, мне кажется, здесь нет полиции.

– Сомнительно, – ответил Кли. – Во всяком случае, сейчас.

– Может, мне сходить за камерами, попытаться снять прямой репортаж с Ники, – глядя на Арча, предложил Джимми. – Потом мы, пожалуй, могли бы смыться.

– Нет! – отрезал Арч.

– Тогда давай снимем на балконе, Джимми, как и планировали. Я наговорю текст на пленку, – сказала Ники, зная, что спорить с Арчем бесполезно, если он решил быть осторожным. Она не раз бывала на линии огня, и он ни разу даже глазом не моргнул и не заикнулся об опасности. Но со дня их приезда в Пекин, он только и делал, что твердил об осторожности, и она не переставала этому удивляться. Сейчас не время, но позже надо будет поинтересоваться почему. Она оглянулась, ища глазами Люка, но ни его, ни Йойо с Май не было видно. Толпа поглотила их.

Наконец, к ее великому облегчению, показался Люк, а позади него – Йойо и Май. Май прихрамывала, наверное повредила ногу – Йойо поддерживал ее.

– Что случилось? – спросила Ники, бросившись им навстречу.

– Ничего серьезный, – ответил Йойо. – Мужчина наступил Май на ногу. Она о'кей.

Ники обняла молодую китаянку за плечи, и они присоединились к остальным.

– Удивительно, что другие невредимы, – сказал Люк Ники. – Ты ведь в порядке?

– Все прекрасно, спасибо, Люк.

Они расположились на земле, под деревьями, чтобы передохнуть и отдышаться. Несмотря на свежий ветерок, было тепло, почти душно, и Ники с Кли сняли куртки. Арч пустил по кругу пачку сигарет, но все, кроме Йойо, отказались. Ники наклонилась к Йойо и спросила:

– Ты что-нибудь узнал? Откуда войска? Что происходит?

Йойо затянулся сигаретой и ответил:

– Войска из далеко. Не из Пекин. Маршировать много часов. Им говорить на маневры. Им говорить – остановить бунтовщики. Они не понимать. Они испугайся. Мальчишки. Люди объяснить им. Говорить не трогать студентов. Солдаты не знать Пекин. Не знать, где это. Они не готов воевать, Ники. Слишком напуган.

– И слава Богу! – воскликнула Ники. – Но как все обернулось!

– А где вертолеты? – подняв глаза в ночное небо, а затем взглянув на Йойо, спросил Кли.

– Сейчас не прилетать, – ответил Йойо, и слова его прозвучали так, словно он наверняка знал, о чем говорит. – И слезоточивый газ нет.

Ненадолго наступила тишина, которую прервала Ники:

– Народно-освободительная армия вступила в Пекин, чтобы подавить студенческие демонстрации, но была побеждена горожанами. Не прозвучало ни единого выстрела.

Через несколько часов именно этими словами она начала ночной репортаж на Соединенные Штаты.

Суббота выдалась ясной и солнечной.

В разгар утра молодые солдаты, деморализованные, нестройными рядами отступали по проспекту Чанань.

Жители Пекина разошлись, кто – по домам, кто – на работу. Студенты вернулись в свои палатки и автобусы, чтобы лечь спать, спокойствие воцарилось над проспектом Чанань и площадью Тяньаньмэнь; внезапно появилось ощущение обыденности и порядка.

Но Ники была убеждена, что это спокойствие кажущееся, что развитие событий лишь затянулось ненадолго, не более чем на двенадцать часов. Ей казалось, китайское правительство будет проводить жесткую линию, потому что восприняло отступление армии не иначе как унижение. Официальные лица во всем обвинят студентов, хотя на пути войск стали обычные горожане, которые не пропустили их на площадь. Ответом будут насилие и жестокость.

После нескольких часов сна и утреннего репортажа она весь день провела на площади, отлучаясь лишь ненадолго. Интуиция подсказывала ей, что за тишиной скрываются напряженность и страх. Она поделилась этой мыслью с Кли, когда они субботним вечером сидели в Западном зале ресторана в отеле „Пекин". Подавшись вперед через столик, она добавила:

– Развязка близка. Я уверена.

– Я тоже, – откликнулся Кли и отхлебнул кофе. Затем, поставив чашку на стол и понизив голос, он продолжил: – Правительство хочет любой ценой выдворить ребят с площади. Оно теряет лицо перед Западом и не может с этим примириться. Я скажу тебе больше, Ник, – расправа будет молниеносной. К понедельнику все закончится, и последствия будут ужасны. Аресты, репрессии, суды, бог знает что еще.

– Я беспокоюсь о Йойо, – доверительно прошептала Ники. – Он был в самой гуще, и он один из лидеров. Мне бы хотелось вывезти его из Пекина.

– Это мы сможем, – ответил Кли. – Между прочим, ты предложила то, что готово было уже сорваться у меня с языка. Я как раз собирался сказать, что думал предложить ему деньги на билет до Гонконга. Когда мы будем уезжать, то могли бы взять его с собой. Он остановился бы там на несколько дней и решил, что делать дальше.