Текст книги "Простая формальность"
Автор книги: Барбара Хоуэлл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава двадцать первая
День был погожий – в такой день хочется пересаживать цветы или проветривать на улице матрацы. И хочется верить обещаниям, которые навевает свежий весенний ветер. Но шагая под прозрачным майским солнцем к отелю «Карлайль», Синтия думала только о том, что произошло между Клэем и Бет. Как, где это было? В постели? На полу? У стены?
Пока она дошла до отеля, она опять разозлилась. Появись Клэй сейчас перед ней, она выцарапала бы ему глаза, искусала лицо, вцепилась бы в его президентскую шевелюру. Подумать только: смел прикоснуться к Бет, изнасиловал ее, опозорил. И опозорил еекак жену и мать. Да, именно!
Она видела, что на нее оглядываются. И, наверно, не зря: от нее просто разит агрессивностью. Высокая, стремительная, идет так, будто все готова смести на своем пути. Наэлектризованные волосы развеваются в беспорядке. На шее слишком много золотых цепочек, в ушах тяжелые золотые серьги. Но впервые за много месяцев она пришла к какому-то согласию с самой собой. Кончилась та полоса, когда она могла только покупать и покупать все подряд, как безумная, и когда ей хотелось и вправду сойти с ума. И родился сильный человек. Или, во всяком случае, более сильный.
В ресторане она спросила у метрдотеля, за каким столом сидит миссис Хендерсон. Он поклонился и пригласил следовать за ним. Она набрала побольше воздуха в легкие, стараясь успокоиться. Что сделано, того не воротишь.Так она сказала Бет. И правильно.
Мэрион сидела на белой кожаной банкетке не двигаясь и смотрела, как метрдотель ведет к ней Синтию. На ней было черное шелковое платье с рюшем у горла. Она казалась маленькой, хрупкой, слегка испуганной. Синтия ожидала увидеть энергичную, деловую даму в строгом костюме, обладательницу докторской степени, которая бывает на официальных обедах у королев и президентов. Вместо этого она увидела небольшого роста худенькую женщину, лет пятидесяти, не меньше, чересчур накрашенную, с жилистой, морщинистой шеей.
– Мне так приятно познакомиться с вами. – Синтия протянула руку, чувствуя, какая она теплая и сильная по сравнению с холодной, вялой рукой Мэрион, и села на стул напротив.
– Я тоже рада, – пробормотала Мэрион и попыталась улыбнуться.
Чувствуя себя неуместно крупной, Синтия положила сумочку на стол, потом переставила ее на пол, скрестила руки на коленях, снова положила их на стол… Ей хотелось поправить серьги в ушах, но она удержалась.
Нагнувшись над тарелкой, Мэрион торопливо распечатала хрустящий хлебец, поднесла ко рту и быстро, как мышка, надкусила. Ногти у нее были обгрызаны до мяса.
– Я вас помню совсем другой, – сказала она серьезно. – Я когда-то бывала в вашем магазинчике.
– Правда? – отозвалась Синтия с преувеличенной готовностью, совсем по-велфордски. – По-моему, я вас тоже узнаю. – Лицо Мэрион было ей совсем незнакомо.
– Вы изменились. Замужество вам явно на пользу.
– В самом деле? Я об этом как-то не думала.
– Что вы будете пить? Я пью виски. – Мэрион указала на свой бокал, уже пустой, и торопливо помахала рукой, подзывая официанта.
Пока они ждали, чтобы их обслужили, Синтия начала опасаться, что и этот ланч окажется очередной ошибкой в длинном списке ошибок, который начался с того дня, когда она вышла за бывшего мужа этой женщины. Та ошибка была первой и роковой.
Она попыталась перевести разговор.
– Вы столько пережили. Прямо удивительно, что у вас хватило мужества приехать в Нью-Йорк.
– Да, это было непросто.
Синтия подняла глаза и поймала взгляд официанта. Он тут же подскочил к ней, игнорируя Мэрион. Она заказала белого вина, Мэрион – еще порцию виски.
С тоской глядя вслед официанту, Мэрион сказала:
– Хиро, слуга моего мужа, взял расчет. Сразу после похорон.
– Жаль. Очень жаль. И где он?
– Не знаю. Можно, конечно, его найти.
Мэрион выпрямилась, провела руками вдоль шеи и посмотрела куда-то поверх Синтии.
– Итак, к делу. Почему мы здесь? О чем нам надо поговорить? Ах да, о Клэе. Клэй – причина нашей встречи. Клэй и еще раз Клэй. Наш общий муж. – Она говорила как-то странно, растягивая слова, словно насмехаясь над собой. – Ни в коем случае нельзя отзываться о нем неуважительно. Я была ему очень благодарна, когда он приехал во Флориду.
– Он был во Флориде? – Или нужно сделать вид, что она знает? Нет, на такое притворство сил не хватит. Да ей, в общем, уже все равно.
– Я вижу, он и вам не отчитывается в своих поездках?
Синтия пожала плечами. Откровенничать на эти темы ей совсем не хотелось.
– Молодец, что сообразил вас навестить. Вы были рады?
– Очень. Я несколько недель не выходила из дома. Он отвез меня в ресторан и накормил.
– Да, уж что-то, а накормить он может. – Обе рассмеялись. Теперь между ними возник более приемлемый мостик. – Он вам хоть как-то помог?
– Представьте, да! Он сделал как раз то, что мне было необходимо. – Она поджала губы, как бы извиняясь заранее. – Расписал во всех подробностях, как он несчастен.
– Вот как?
– Из-за вас. – Мэрион помолчала, словно раскаиваясь, что проговорилась. – Простите. Я не в себе. Я до его приезда целый месяц ни с кем не общалась.
– Нет, нет, продолжайте, пожалуйста. – Синтия заставила себя откинуться на спинку стула. Она не ожидала от Мэрион подобной прямоты. Каким адом были для нее эти двадцать семь лет совместной жизни с Клэем! С его ложью, бесконечными увертками! Да и для него это наверняка был ад. – Хотя меня удивляет, что он решил открыться именно вам.
– Я никогда не думала, что он так разжиреет.
– Я тоже.
– Это ведь может его убить!
– Он сам виноват. Я не могу вечно держать его под присмотром.
Мэрион заговорщически кивнула.
– Он говорит, что вы только и делаете, что тратите его деньги.
– Вот как?
– Кстати, он совершенно разорен. У него осталось только жалованье.
– Не может быть. Когда мы поженились, у него было три миллиона. Мы столько потратить не могли.
– Насчет трех миллионов он мог и соврать. А если они и были, он мог погореть на инвестициях. Так или иначе, сейчас у него нет ни гроша. Только жалованье и квартира. Я сегодня специально консультировалась с Горацио О’Коннором из банка Чейз-Манхэттен.
– Что-то не верится.
– Позвоните Горацио сами. Можете сослаться на меня. У нас когда-то был роман. – Она усмехнулась, в глазах зажглись лукавые огоньки. В ней было что-то от стареющего Гавроша, какое-то бесспорное очарование.
– Почему же Клэй скрывает от меня, что разорился?
– Из гордости? Из лицемерия? Вы женаты целых семь месяцев, так что, вероятно, уже знаете об этих его выдающихся качествах. – Она вздохнула, как вздыхает ветеран войны, вспоминая о бесчисленных битвах с одним и тем же противником. Как человек, который знает все. – Он говорит, будто вы требуете, чтобы его сыновья вернули ключи от квартиры и звонили в дверь, как все прочие гости. Это правда? – Не дожидаясь ответа, она торопливо продолжала: – Мне неприятно задавать вам такие вопросы, но ведь Клэй лжет на каждом шагу. Его надо постоянно проверять. Он утверждает, например, что на Рождество вы заперлись в своей комнате и отказались готовить обед. Надеюсь, хоть это правда. Ребячество, конечно, но я пожалела, что сама никогда не решалась так поступить.
– Почему?
– Не знаю. Наверно, мне импонирует непосредственность вашего протеста.
– Ну, гордиться тут нечем.
– Я прекрасно сознаю свою бестактность. Но у меня есть оправдание: я хочу установить между нами некий, если можно так выразиться, паритет. Я уверена, что он вам рассказал, как я его обманывала и вообще какая я кошмарная личность.
– Да, рассказал.
– Значит, вы понимаете, что я не могу ни судить, ни осуждать вас. Мы обе одинаково… в общем, мы равны. – Она подняла свой бокал со льдом и сделала большой глоток. – Вы, конечно, понимаете, что, живи мы в другой цивилизации, нас бы избили или даже убили за то, как мы обошлись с Клэем. В Греции, например, меня бы закидали камнями. Помните, как забрасывали булыжниками эту несчастную неверную жену в фильме «Грек Зорба»? А такую жену, как вы, деточка, правоверный мусульманин давным-давно выбросил бы на улицу – или взял бы другую жену, на десять лет моложе вас, и заставил бы вас ей прислуживать.
Не случайно на лице своей ехидной собеседницы Синтия уловила заговорщическое выражение. Да, так и есть. Она не обвиняет и не судит. Она делится опытом с товаркой по несчастью.
– Но мы живем тут, – поспешила возразить Синтия, догадываясь, что Мэрион успела с утра выпить больше одной порции виски.
– И слава Богу, правда? Посмотрите на нас: увешаны драгоценностями, пьем дорогие напитки, одеты в платья от дорогих модельеров. Это ведь модель от Джефри Бина? Вот видите, я сразу заметила!
Да, она положительно пьяна. Может, даже слегка не в себе.
– Что ж, раз я попала в единственную известную мне цивилизацию, приходится с ней мириться.
– Нам вообще сильно повезло, что мы живем в таком матриархальном обществе. Можно сказать, незаслуженно повезло.
Синтия потягивала вино, не зная, что ответить на эту горькую реплику.
– За везенье! – чересчур громко сказала Мэрион и, подняв бокал с виски, откинула голову и рассмеялась. Эта манера была у нее от Клэя.
– Вы действительно считаете, что у нас матриархальное общество? – спросила Синтия серьезно. Смысл шутки, которая так развеселила Мэрион, до нее еще не вполне дошел.
– Дорогая, я несколько раз объездила весь земной шар, и всюду только и речи, что о нашем ужасном матриархате. О нас идет слава как о женщинах строптивых и мужеподобных. Одна китаянка, с которой я познакомилась в Сингапуре, собирает статистику об огромном богатстве американских женщин. Я пыталась ей объяснить, что даже если на бумаге получается, будто американские женщины богаче мужчин, то это только потому, что мужчины оставляют свое состояние вдовам, а те фактически передоверяют право распоряжаться этими деньгами опять-таки мужчинам – своим управляющим или банкирам. Но моя сингапурская знакомая твердила как попугай: у ваших женщин в руках такое богатство!Может, в Сингапуре полагается все завещать старшему сыну, а вдову переселяют в комнату прислуги. Кто знает? Во всяком случае, там все убеждены: у нас больше власти, чем у мужчин.
– Но матриархата все-таки у нас нет. И власти у нас не больше. Так не все ли равно, что говорят?
Мэрион натянуто, вежливо улыбнулась.
– Вы правы. У вас, в отличие от меня, хватает ума не отягощать себя всеми этими размышлениями.
– Или не хватает ума?
– Нет, мне кажется, мы и тут на равных.
Синтия улыбнулась. Уже давно никто не хвалил ее за ум, пусть даже и не впрямую. Ей хотелось бы задержаться на той теме подольше, но Мэрион уже перескочила на другую мысль – или готовилась к новой атаке.
– Клэй говорит, что вы в своих фантазиях видите, как вас наказывают. Не стану спрашивать, правда ли это. Я и так знаю. Мы все через это прошли. Каждой женщине в какой-то момент представлялось, что мужчина ее наказывает. Знаете почему?
– Нет, но вы наверняка знаете.
– Потому что мы заслуживаем наказания. Потому что мы виноваты и сознаем это.
– В чем виноваты? – Но Синтия догадывалась и сама.
– Кое-кто – в ненависти. Но большинство – в хитрости и нечестности. Во всех грехах, в которых нас обвиняют женоненавистники. Но наш самый ужасный грех – мстительность. Как все порабощенные, – она подняла брови и бросила взгляд на золотые цепочки Синтии, – мы жаждем отомстить за наше унижение. Как все негры, крепостные, рабы. Но только вместо того, чтобы бунтовать, грабить или резать всех хозяев подряд, мы мстим более утонченно, сосредоточиваясь всякий раз на одноммужчине. Мы его мучаем, обманываем, транжирим его деньги…
– Вас очень интересно слушать, Мэрион, но я, право, не пойму, куда вы клоните. – Синтия посмотрела на часы и отодвинулась от стола.
Мэрион накрыла ладонью руку Синтии; ее лицо приняло искренне огорченное выражение.
– Извините. Я не хотела вас обидеть. Поверьте, я не хочу вас судить. Я такая же, как вы. У меня те же грехи, те же фантазии. Потерпите немного, я соберусь с мыслями.
Она подняла с пола сумку, пошарила в ней и вытащила помаду. Мазнула по губам – узким, бледным, как у Джеральда, – и бросила помаду обратно в сумку. Положив руки на стол, она начала было говорить, остановилась, отвела взгляд в сторону, снова опустила глаза.
– Посмотрите на мои руки. Я стала грызть ногти на другой день после смерти Хэнка. Забытая юношеская привычка – и вот она ко мне вернулась. Конечно, не случайно. Грызть ногти – это своего рода каннибализм. Вариант того же обычая, который до сих пор в ходу в Индии. Когда вдова сама бросается в погребальный костер. «Раз умер мой муж, мой бог, я тоже должна умереть». Но поскольку мне повезло и я живу в нашем замечательном матриархальном обществе, я только грызу ногти.
– Мало ли кто грызет ногти. Что же, по-вашему, это всё потенциальные самоубийцы? – возразила Синтия и вдруг поняла, что совсем не хочет, чтобы эта женщина покончила с собой.
– Когда ягрызу ногти, это значит, что я не хочу больше жить. Я не в состоянии выйти из дома. Не могу ни писать, ни работать. Я могу только пить. И лучше умереть, чем превратиться в праздную, ни к чему не годную алкоголичку.
Синтия мысленно удивилась, что Клэй, рассказывая про свою бывшую жену всякие гадости, забыл упомянуть о ее склонности к мелодраме.
– Это пройдет, – сказала она успокаивающе. – Вы еще переживаете смерть мужа.
– Вы думаете? – Мэрион подняла голову и впервые за все время посмотрела Синтии в лицо. Глаза у нее размазались, краска растеклась по мелким морщинкам в углах глаз. – Я вам позвонила, потому что у меня такое ощущение, будто мы почти сестры. У нас общий муж – и, возможно, общие мысли. Я надеялась – наверно, зря, – что вы сможете мне помочь.
– С удовольствием, если это в моих силах, – ответила Синтия, смутно подозревая какой-то подвох. Но ей тоже приходило в голову, что они с Мэрион как бы сестры; именно поэтому она не отменила встречу даже после ужасной сцены с Бет. Тогда ей показалось – и продолжало казаться, – что Мэрион найдет ответ на все вопросы.
– Когда вы вошли в ресторан, я поразилась – не ожидала, что вы такая красивая, здоровая, полная жизни. Может быть, поэтому я сначала держалась так настороженно. Зная Клэя, я думала, что увижу измученную невропатку. Такую, какой была я сама, когда жила с ним. Кстати, я знаю все про этот пресловутый брачный контракт. И понимаю, почему он вас так возмутил. Если вы теперь ненавидите Клэя, я не удивляюсь. На вашем месте я испытывала бы те же чувства.
– Я стараюсь поменьше об этом думать, – не совсем честно ответила Синтия.
– Вот поэтому вы так прекрасно выглядите. Вы не мучаетесь разными мыслями, как я, и не разрушаете себя как личность. Вас спасает здоровый инстинкт самосохранения – вы разрушаете не себя, а мужа.
Синтии уже надоело слушать мрачные истины, которые изрекала Мэрион. Весь разговор – тупик, если не ловушка. И по-настоящему Синтия сейчас должна была бы не прохлаждаться в обществе этой мелодраматической дамочки, а сидеть за рулем автомобиля и ехать в Велфорд, обдумывая по дороге, как ей лучше воздействовать на Бет.
– Мэрион, мы еще увидимся и поговорим в другой раз, когда вы будете в лучшей форме. – Она снова отодвинула стул и на этот раз почти встала из-за стола.
И опять Мэрион схватила ее за руку, опять взмолилась:
– Пожалуйста, не уходите. Обещаю вас больше не расстраивать. Я, наверно, схожу с ума от горя. Или просто от одиночества. Понимаете? Мне не с кем поговорить! – Она исподлобья взглянула на Синтию. – У меня к вам есть деловое предложение. Вы должны меня выслушать.
Синтия села.
– Только сперва ответьте еще на один вопрос. – Мэрион нашарила на столе почти пустую пачку сигарет, нетерпеливо надорвала ее и сунула в рот сигарету. – Вы счастливы?
– Вы считаете, что женщина, которая, как вы выражаетесь, разрушает мужчину, может быть счастлива?
Мэрион зажгла сигарету и глубоко затянулась.
– Не знаю. Но очень хочу узнать. Итак, счастливывы или нет?
Синтия помедлила в нерешительности. Сказать правду? Почему бы и нет? Мэрион все равно не обманешь.
– Нет, я не счастлива.
– Вы абсолютно уверены?
– Уверена. Абсолютно.
Мэрион перегнулась через стол, опять придав своему лицу заговорщическое выражение.
– А что могло бы сделать вас счастливой? По-настоящему?
– Я хотела бы начать все сначала.
– В каком смысле?
– В буквальном. Чтобы мне было столько лет, сколько сейчас моей дочке. Чтобы не забеременеть по-глупому через год после колледжа. Сделать карьеру, стать чем-то стоящим. Ни от кого не зависеть. В общем, все, чего я желаю Бет.
– Это ее выгнали из школы за наркотики?
– Ерунда. Обычный бунт подростка. Вы ее не знаете. Она невероятно талантлива. Как мало кто.
– Как мой Джеральд?
Синтия улыбнулась этому сравнению: Мэрион угадала точно.
– Способностей у нее даже больше, но человечности недостает – как и вашему Джеральду.
Мэрион мечтательно глядела куда-то поверх Синтии, в пространство.
– Повернуть время вспять, стать снова юной, как твоя собственная дочь… О Господи, как хорошо я вас понимаю! Ваши чувства мне очень близки. Я сама часто любуюсь этими удивительными современными девушками. Смотрю, как они идут по Пятой авеню – спокойные, уверенные, деловые, помахивают своими дипломатами… будущие менеджеры или что-нибудь в этом роде… и испытываю… Что же я испытываю, Боже мой? Зависть? Восхищение? – Углы ее губ опустились. С лица окон-' чательно исчезло вызывающее выражение, в голосе прозвучала искренняя тоска. – Я вижу по телевизору деву-шек-спортсменок, у которых берут интервью журналисты, и думаю: сложись моя жизнь иначе, может быть, я была бы похожа на них – такая же волевая, сильная, с такими же светлыми прямыми волосами. Да была ли я вообще когда-нибудь так молода, так независима? И кто виноват в моем состоянии – Клэй? Или это что-то биологическое?
На такой вопрос Синтия ответить не могла. Да Мэрион и не ожидала ответа. И Синтия вернулась к Бет.
– У Бет хорошие шансы добиться успеха. Она могла бы стать такой, как эти нынешние деловые девушки. Или балериной. Я стараюсь на нее повлиять. Стараюсь убедить ее, что в жизни есть более достойные цели, чем просто выскочить замуж. – Она могла бы говорить и говорить бесконечно, продолжая мечтать вслух, если бы Мэрион не прервала ее:
– А что другая ваша дочь?
– Другая не от мира сего. К ней никто не будет относиться всерьез. Она уже успела по очереди влюбиться в обоих ваших младших сыновей – как вы, конечно, слышали.
– Две дочери – и только одна удачная… Не слишком утешительная статистика.
– Да, не слишком. Но ведь в качестве образца у них была только я.
– А если у Бет будут дети?
– Карьера важнее. Я не позволю ей сидеть с ребенком дома.
– Сильный вы человек!
– Неужели это все мечты? – На сей раз риторический вопрос задает Синтия. Конечно, мечты. Через год может оказаться, что Бет беременна и живет в нищете с каким-нибудь сопляком вроде Джона Роджака или шляется по Восьмой авеню, охотясь за клиентами еще похуже Клэя Эдвардса.
– У меня тоже нет никакой власти над сыновьями. Ведь для них образцом служил, как вы знаете, Клэй. – Мэрион замолчала и улыбнулась своим словам. – Во всяком случае, я пришла сюда, чтобы говорить не о наших детях, а о нас. О вас. – Она говорила быстро и абсолютно трезвым голосом. Синтия поняла, что время полупьяных рассуждений кончилось. Сейчас, по-видимому, и будет объявлена истинная цель их встречи. – Насколько я понимаю, вы хотите вернуть себе молодость, чтобы сделать еще одну попытку построить свою судьбу иначе, разумнее. Хотите чего-то добиться в этом мире, получить реальную власть. Но молодость не вернешь, не так ли? Есть ли у женщины вашего – или моего – возраста другие способы получить власть? Честную власть – не такую, которую можно отвоевать у мужчины путем обмана и манипуляций?
– Есть, конечно. Работа. Активная деятельность. Заняться политикой, бесплатно работать в школах, больницах, не знаю что еще.
– Активной деятельностью мы как раз и не занимаемся.
– Я занималась – до того, как вышла за Клэя. Вы забыли – я держала магазин.
– Скажите, а если у женщины есть собственные деньги, это дает ей власть?
– Конечно. Может быть, это не лучший вид власти, но все-таки власть. По крайней мере так считает ваша знакомая – китаянка из Сингапура. У васэта власть есть.
– А у вас? Что если бы у вас был собственный капитал, скажем, пятьсот тысяч долларов, и вы не зависели бы в денежных вопросах от Клэя? Это дало бы вам власть? – В ее голосе звучала настойчивость и нетерпение.
– Думаю, да.
Мэрион вытянула шею, перегнулась через стол и, приблизив лицо почти вплотную к Синтии, проговорила торопливо:
– А если я предложу вам эту сумму – при условии, что вы разведетесь с Клэем?
– Что? – прошептала Синтия, удивленная не только словами, но и страхом, пронзившим ее от позвоночника до кончиков пальцев, как электрический ток. – Чего ради вы стали бы выбрасывать столько денег?
Мэрион усмехнулась.
– Чтобы вы с ним развелись. Своего рода компенсация.
– Вам-то зачем этот развод?
– Чтобы снова выйти за него, разумеется. Неужели вы не догадались? Я хочу вернуть себе Клэя.
– Как вы можете? Вы же его ненавидели!
– Ненавидела? Да, возможно. Но это было раньше. Не теперь. – Она насмешливо вскинула брови; в глазах заплясали лукавые огоньки. Нетрудно было понять, чем она в свое время очаровала Хэнка, а еще раньше – Клэя.
– Что же изменилось?
– Ну, во-первых, ситуация. Теперь я богата, а он беден. Это существенно меняет дело. – Она протянула руку к желтой чайной розе в центре стола и стала перебирать лепестки. – И еще, хоть это и покажется вам странным, я испытываю к нему сочувствие. А вы – нет. Ему сейчас тяжело, он нуждается во мне, и он мне прекрасно подходит. Он неглуп, воспитан, хороший собеседник, и поскольку в сексуальном плане он меня не интересует, мне все равно, сколько он ест и с кем еще спит.
– Но вы же можете выбрать себе кого хотите'.Выйти за человека, который не способен оскорбить, обидеть, известного ученого, художника… За порядочного, настоящего мужчину.
– Порядочных мужчин на свете нет. Женщин тоже. А мне уже пятьдесят три, я эгоистична и ленива. Не хочу быть невестой на выданье, ловить женихов, влюбляться, предаваться мечтам, разочаровываться… Зачем мне опять неизвестные величины? Лучше, если рядом будет известная – Клэй. – Она вытянула розу из воды и крутила ее у своего лица. – Это – не знаю, как сказать – так бы упростило дело! Мы бы виделись с мальчиками. Жили бы в свое удовольствие, вместе путешествовали, устраивали бы приемы… Он мог бы бросить службу, заняться садоводством или плавать на яхте, пока я пишу.
– Образцовые супруги!
– Именно. Почему бы и нет? И раз вы его не любите, вам легко от него отказаться. Я никогда бы этого не предложила, если бы вы были с ним счастливы. Разбивать счастливый брак я бы, конечно, не стала. Но когда он приехал во Флориду и я узнала, в какой тупик зашли ваши отношения, я подумала – а почему бы и нет?
– Почему вы так уверены, что он захочет жениться на вас?
– Захочет. Но даже если нет – мое предложение все равно остается в силе. Считайте, что я его у вас… выкупаю.
– Полмиллиона долларов – это очень большая сумма, – медленно прогойЬрила Синтия. Она вспотела в своем платье от Джефри Бина.
– Верно. Мы с Хэнком жили скромно и тратили мало. Я невероятно богата, а нужна мне по существу только тихая комната, где я могла бы каждый день спокойно работать.
– Интеллектуалка с кучей денег! Опасное сочетание.
Мэрион улыбнулась.
– Да, вы правы.
– Честно говоря, я не понимаю, на что он вам сдался. Я всегда вами восхищалась – какая вы умная, с докторской степенью, пишете статьи, нашли себе такого мужа, как Хэнк Хендерсон, развелись с Клэем на таких выгодных условиях – добились всего, чего хотели…
– А сейчас вам, бедняжке, придется расстаться с иллюзиями и столкнуться с гнусной действительностью! Перед вами Мэрион Хендерсон, одетая в черное платье, – оплакивает своего последнего мужа и пытается выкупить первого. Оказывается, она совсем не героиня, не легендарная личность вроде герцогини Виндзорской, Марии Каллас или Лилли Лэнгтри. Так вот, могу вас просветить. Все эти знаменитые любовницы так же мучились страхом и одиночеством, как я. Единственное мое преимущество в том, что мне не нужно распространять о себе легенды. Я могу пить, запершись в своей комнате, и дрожать при одной мысли, что надо выйти за ворота. Могу разнюниться в разговоре с вами, и никому до меня нет дела.
– Пятьсот тысяч – это недостаточно, – вырвалось у Синтии. Вырвалось как-то само собой. Что это – отказ вести переговоры? Или наоборот – желание поторговаться? В конце концов, Синтия из породы лавочников. Так что это вполне логично.
– А сколько нужно? – спросила Мэрион деловым тоном.
– Миллион.
– Невозможно. Вы столько не стоите.
– Вы же покупаете не меня, а Клэя.
– Но деньги-то получите вы! Миллион – за то, что вы вышли за него по расчету, а потом ободрали как липку? Вы же его погубили. Семьсот пятьдесят тысяч – это предел.
Каждая жилка в теле Синтии кричала: прекрасно, забирай его и отсчитывай денежки! Но произнести это вслух она не могла. Другая, более осмотрительная ее половина подсказывала: потяни время, поразмысли, обдумай все как следует, прикинь, чем рискуешь, какие могут быть последствия. Такие деньги! И почти что у нее в руках!..
– Я не могу согласиться так сразу. Надо подумать.
– Почему?
– Не знаю. А вдруг тут какой-то подвох? Даром ничего не дается. Дайте мне время. Я должна понять, чем это может для меня обернуться. – Она уже думала о Бет, о том, что скажет дочь.
– По-вашему, я способна на подвох? Хочу вам зла? Послушайте, вы мне очень симпатичны. Но я одинока и уже немолода, а вы в расцвете сил и красоты. С такими деньгами вы сможете жить лучше, чем когда бы то ни было. И будете свободны. Ведь именно этого вы хотели? Я могу датьвам свободу. И гораздо больше власти, чем раньше.
Мэрион говорила взволнованно и искренне. Ее возмущало, что Синтия еще колеблется, сомневается в ее честности.
– Весь Велфорд будет знать, что вы от меня откупились. – Синтия торопилась выдвинуть первые приходящие на ум возражения – и умалчивала о самом главном: она предвидела насмешливую, понимающую улыбку Бет, способную отравить все удовольствие от этих семисот пятидесяти тысяч. И в глубине души Синтия понимала и разделяла реакцию дочери.
– Ас какой стати вам возвращаться в Велфорд? – удивилась Мэрион. – Если вы разумно вложите свой капитал, то на десять-двенадцать процентов годовых сможете жить в любой точке земного шара.
– Я не хочу жить в другом месте.
– Вы могли бы вернуть Эла Джадсона. Как только он почует деньги, он бегом прибежит и сделает вам предложение.
– Значит, вы и о нем знаете.
– Я почти все про вас знаю.
– Я должна подумать.
– Подумать? О чем тут думать? – Мэрион взъерошила руками волосы, даже не пытаясь скрыть раздражение. – Чековая книжка у меня с собой. Я могу выписать чек на двадцать тысяч сразу же.
– Мне нужно посоветоваться с дочерьми.
– Они-то при чем? – Она нервно стряхнула пепел с сигареты, но намеренно смотрела Синтии прямо в глаза. Намеренно не отводила взгляд.
Неужели он ей рассказал? Неужели этот инфантильный толстый обжора признался своей бывшей женушке, что натворил?
– Ваши дочери могли бы поступить в любой университет по своему выбору. Стать врачами, нейрохирургами, кем угодно – с деньгами, которые я предлагаю, – вкрадчиво сказала Мэрион.
– Послушайте, мне пора. Я должна быть вечером в Велфорде. Дайте мне время.
– Я хочу знать сейчас. —Мэрион ударила кулаком по столу. Обе вздрогнули.
Когда Синтия поднялась, со стола упала вилка. Она стояла, глядя на Мэрион, чувствуя себя неуместно высокой, чересчур громоздкой и неповоротливой, особенно в сравнении с этой неказистой, но проворной зверюшкой, сумевшей ее перехитрить.
– До свиданья. Я завтра позвоню.
– Завтра вы мне дадите ответ?
– Не знаю. Может быть, придется подождать. Я должна проконсультироваться с юристом. Но постараюсь не тянуть.
Она вышла из ресторана. И опять мужчины провожали ее взглядами, оторвавшись от салатов и омлетов. Но на этот раз после нее осталось какое-то неприятное ощущение: запах пота, запах страха.
