Текст книги "Наваждение"

Автор книги: Барбара Гауди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Большая Линн все еще сидела за кухонным столом Мики, скрестив руки на объемной груди, в глазах ее отражалась вековая усталость.

– Есть какие-нибудь новости? – спросила она.

Силия покачала головой. Большая Линн вздохнула, сделала жест рукой в сторону стола и сказала, что разложила пришедшие Силии сообщения в две стопки:

– Те, что слева, от ваших друзей, а остальные поступили на командный пункт. Люди шлют вам молитвы и добрые пожелания.

Силия поблагодарила ее и пожелала спокойной ночи.

– Я побуду здесь, дорогая, может быть, вам что-нибудь понадобится.

Женщины говорили друг с другом будто во сне. Перед тем как выйти из помещения, Силия взяла проигрыватель компакт-дисков.

В ее комнаты целый день вроде никто не заходил: скопилось много пыли, на полу отпечатались следы – в основном ее собственные. Они покрывали все пространство пола, после того как она бесконечно ходила этой кошмарной ночью из угла в угол. С веранды неторопливо вошел Феликс, и она положила ему в миску еды. Потом нашла в ванной недокуренный бычок, прикурила, свалилась на диван и включила плеер. Когда женщина сказала, что Рэчел с людьми, которые хотят только того, чтобы девочка была в безопасности, и никогда ее не обидят, в груди будто что-то оборвалось и тут же напряглось в предчувствии того, что может случиться что-то недоброе.

Она снова нажала на воспроизведение и на этот раз попыталась говорить вслух, подражая выговору женщины. На слове «серьезно»голос у нее тоже чуть не сорвался. Силия выключила плеер и произнесла:

– Они никогда ее не обидят, не беспокойтесь об этом… – И тут она вышла из транса, почувствовав, что что-то горит.

Схватив окурок, она загасила его в пепельнице, затем поспешно плюнула на тлевший на диванной обивке кружок.

Из кабинета Мики доносились звуки работающего телевизора. Когда она поднималась к нему по лестнице, ее все еще била дрожь.

Мика сидел за столом, заваленным газетными вырезками.

– Привет, – бросил он ей, повернувшись на стуле, и выключил телевизор.

Собаки лениво поднялись и без особого энтузиазма завиляли хвостами.

Силия плюхнулась в кресло-качалку. Через какое-то время ей вспомнилась мысль, не так давно преследовавшая ее.

– Помнишь мою подругу Ханну, о которой я тебе как-то рассказывала?

– Та, которая умерла от рака шейки матки?

– От рака матки.

– Да, помню.

– Как это ни ужасно звучит, я никогда ее особенно не любила. А я ей нравилась, потому мы с ней и дружили. Хоть она и была параноиком, думала, что все ее ненавидят. Ее и вправду многие недолюбливали, потому что у нее такая манера была – звонить людям посреди ночи и обвинять их в том, что они за ее спиной распускают слухи.

– С тобой она тоже так поступала?

– Постоянно. Когда родилась Рэчел, она здорово меня доставала. Я вообще перестала ей звонить. Даже когда узнала, что у нее нашли рак, и тогда не позвонила, а себя успокаивала тем, что очень занята. И вот как-то раз, когда я вышла от зубного врача на улице Сент-Клер, шла я себе спокойно, а женщина на автобусной остановке мне и говорит: «Привет, Силия». Это была она. Выглядела Ханна ужасно. У нее усы выросли, прямо щетина такая черная на верхней губе. На ней было мешковатое мужское пальто, спереди заляпанное чем-то вроде яйца. Я сказала ей, что слышала эту страшную новость и надеюсь, что она себя чувствует лучше. Ханна ответила, что как-нибудь с этим справится. Я ей тогда и брякнула сдуру: «Хорошо»… или что-то в этом духе. Могла же я ей сказать: «Я тебе позвоню» или «Как-нибудь к тебе заскочу». Но этого я ей не сказала. А она на меня еще странно так посмотрела. Но тут подошел автобус, и она уехала. А неделю спустя померла.

– Значит, теперь, – подвел черту Мика, – ты за это была наказана.

– Может быть.

Силия откинулась на спинку кресла. С этого места синяк у него на виске – после того, как сняли повязку, – казался особенно большим и страшным.

– Но если Господь решил тебя наказать, почему Он не сделал так, чтобы тызаболела раком?

– Это было бы слишком очевидно. И не так больно и тяжело.

Он кивнул. Потом, четко выговаривая слова, сказал:

– Но почему же из всех людей, которые так и не позвонили Ханне… почему ты единственная обречена на такие страдания?

– Потому что именно мне довелось ее встретить, когда она была в самом худшем виде. Когда она была так уязвима. А я от нее отвернулась.

– Но ведь это онасела в автобус.

– Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Да нет, Силия, дорогая, никто тебя не наказывал.

От его искренней, дружеской попытки утешить ее, от печали слов, которые они говорили друг другу о горе, бередившем их души, в ней вдруг стало нарастать волнение, переходившее в раздражение.

– Конечно, янаказана, – сказала она. – Я наказана за то, что не смогла стать хорошей матерью. Я за то наказана, что пошла на эту тупуюработу и оставила ее…

С тобой.Эти слова, не успевшие сорваться у нее с языка, беззвучно вопили в комнате. Он коснулся огромной шишки на голове.

– Просто оставила ее, и все, – попыталась она исправить положение. – Не было меня дома – и все тут. Я ни в чем не виню тебя, Мика, поверь мне. Я только себя во всем виню и всегда винить буду. – Она заплакала.

– Ох, Силия…

– Можно я здесь немножко полежу?

– Ну, конечно, можно.

Глава двадцать четвертая

Сидя за прилавком в мастерской, поглядывая в окно на бирюзовое небо и мини-вэн без всяких опознавательных знаков, стоявший через дорогу последние два часа, Рон вспоминал те вечера, что проводил на ступенях крыльца своего дома на авеню Логан. С неба тогда лился такой же бирюзовый свет, как иногда бывает в аквариуме. И чувство тревоги, ударами крови отдававшееся в голове, было таким же, как тогда, когда его одолевал страх от того, что папа не вернется домой. Это были месяцы после отъезда Дженни и госпожи Лосон, когда отец допоздна засиживался в конторе и звонил старой деве госпоже Спиц, жившей через два дома от них, с просьбой приготовить Рону что-нибудь на ужин. Та делала вид,что готовит мальчику с удовольствием, но все же эта пожилая учительница, уже вышедшая на пенсию, вызывала уважение Рона – прежде всего тем, что владела замечательным старым пылесосом «кирби» со специальной насадкой для натирки пола.

Рон встал и обошел прилавок, переступив через лежавшую на полу Ташу, чтобы получше разглядеть странный мини-вэн. Окна машины были сильно тонированы, поэтому он не мог определить, наблюдает кто-то изнутри за его мастерской или нет. Но с чего бы кому-то понадобилосьследить за его домом? В случаях похищения детей полиция не ждет, пока подозрения подтвердятся, а сразу выбивает двери.

– К старости, должно быть, параноиком становлюсь, – сказал он Таше.

Собака смотрела на него своими большими, слегка ошалелыми глазами. Она лежала на куске картона между двумя газонокосилками «хонда», за которыми должны были прийти утром. Их надо было срочно ремонтировать. Хотя, конечно, он может потянуть время. Какое-то время Рон стоял, разбирая в уме моторчики, проверяя дроссельные заслонки. Нет, решил он, сейчас он слишком устал. И в любом случае теперь ему хотелось досмотреть все, что писали в газетах.

Рон закрыл жалюзи, включил свет и пошел к двери в подвал. Снизу не доносилось ни звука. Он представил себе спящую Рэчел, и его захлестнула волна нежности. Надо бы задержать в себе это чувство, пока оно не перешло в другое, оставить его в себе как есть – так спокойнее… Ему совсем не хотелось снова представлять, как она писает, – он боролся с этим наваждением с самого утра, когда девочка при нем пошла в туалет. Вместо этого он заставил себя вспомнить, как застенчиво она склонила головку, говоря, что не может играть в присутствии других людей. И как храбро она себя держала, когда он сказал ей, что видел по телевизору ее маму.

Разговор о ее матери зашел во время ужина. Он так и не понял, что заставило Нэнси изменить отношение к тому, чтобы он проводил какое-то время в подвале, но где-то после обеда она сказала, что, если он совсем не будет оставаться с Рэчел, это принесет больше вреда, чем пользы, и что девочка согласилась поужинать с ним внизу.

– Я сказала ей, что ты обиделся и потому ушел, – объяснила она. – Этого было достаточно, чтобы она сменила гнев на милость.

Рон чуть не расплакался. Это же надо – оказывается, Рэчел волновали его переживания! В пять часов он поднялся наверх и надел чистую рубашку. Полчаса спустя, когда Нэнси брала тарелки, чтобы накрыть на стол, он порылся в угловом шкафу и нашел мамины льняные салфетки.

– Надо, чтобы каждая ее трапеза превратилась для нее в событие, – сказал он, убирая с подноса бумажные салфетки, положенные Нэнси. – Чтобы она ждала ее с нетерпением.

– Хочешь, я надену платье? – спросила Нэнси.

– Платье? – Рон обернулся и бросил на нее странный взгляд. Несмотря на то что она поставила на поднос три прибора, он как-то не подумал, что она будет ужинать вместе с ними. На ней были те же джинсы и маечка, в которых она приехала к нему вечером в пятницу, но ее внешний вид вряд ли имел какое-то значение. Важно было, чтобы онпроизвел на девочку впечатление. – Нет, – сказал он. – Ты прекрасно выглядишь.

Рэчел села рядом с ним, с левой стороны. В начале ужина он ограничился лишь беглыми взглядами в ее сторону. Ему вполне хватало того, что девочка здесь, что он слышит, как она ест и дышит. Он был рад, что не участвует в застольной беседе, – она его мало интересовала. Нэнси что-то щебетала о вегетарианцах и о том, как она играет на банджо, Рэчел отвечала односложно, и Рон понял, что девочку смущает его присутствие. Поэтому его удивило, когда она поймала его взгляд и спросила:

– Вы ведь смотрите телевизор и читаете газеты, правда?

Он кивнул.

– Понятно, а что… – Она снова взялась за вилку. – Что там говорят о том, что со мной случилось?

Он вытер рот салфеткой.

– Что ты пропала, – ответил он, осторожно подбирая слова. – И полиция тебя разыскивает…

– Кому еще салатика подложить? – перебила его Нэнси. – Рон, хочешь?

Он сделал отрицательный жест. Вопрос девочки, в сущности, не составлял для него затруднения. Рэчел сворачивала в трубочку уголок салфетки.

– А фотографию мою они по телевизору показывали?

«А она тщеславна», – не без удовольствия отметил он.

– Да, конечно, много красивых фотографий.

– И маму мою показывали?

Нижняя губа у Рэчел стала подрагивать, и Рон испугался, что девочка заплачет. Он пораженно уставился на нее – кто бы мог подумать, что под внешним спокойствием могут бушевать такие страсти…

Вместо него ответила Нэнси.

– Да, ее несколько раз показывали, – жизнерадостно сообщила она. – Да, Рон? Она, кажется, с репортерами говорила?

Не без усилия он перевел взгляд на Нэнси:

– Только раз.

– Когда это было, не помнишь? – продолжала Нэнси с наигранной легкостью.

– В субботу.

– Дома у Рэчел?

– Рядом на лужайке.

– На лужайке перед домом.

– Да, точно.

Рон снова взглянул на Рэчел. Личико ее выглядело спокойным, глазки поблескивали. Она спросила, была ли мама расстроена.

– Да нет, я бы не сказал, – соврал он.

– А что она говорила?

– Она сказала… – Он нарезал баклажан на кусочки, пытаясь придумать что-нибудь убедительное и утешительное. – Она сказала: «Надеюсь, моя дочь в безопасности». И еще добавила: «У кого бы она ни была, я прошу этих людей о ней позаботиться».

– А она не плакала?

– Нет, не плакала. Казалось, что у нее все в порядке. Она хорошо держится.

Рэчел кашлянула и бросила взгляд куда-то вбок, и Рон залюбовался ее точеным профилем. Он уже собрался было добавить: «Я, конечно, ее не знаю»,но девочка повернулась к Нэнси и спросила:

– Можно мне дать Таше немножко тофу?

– Попробуй, – позволила Нэнси.

Рону хотелось спросить Рэчел о том, как ей понравился синтезатор, но он подумал, что поставит ее в неловкое положение, потому что, отвечая, ей надо будет рассыпаться в благодарностях или говорить о том, как ей приятно на нем играть. Да и потом, ее удовольствие и так было очевидно. Большую часть дня, когда он стоял под дверью и подслушивал, до него доносились обрывки мелодий. Или гамм. Гаммы она играла почти без перерыва. Но и об этом он не решался говорить, опасаясь, что она сделает звук настолько тихим, что вообще ничего не будет слышно.

Вопрос о ее игре вообще не затрагивался, по крайней мере до десерта, когда Нэнси спросила о нотах – не надо ли ей что-нибудь купить?

– На улице Янг есть один нотный магазинчик, где я покупаю себе ноты, – сказала Нэнси. – Там продают ноты для всех инструментов. Но больше всего для пианино.

– Я знаю, – ответила Рэчел, потом похлопала себя по коленке, и Таша тут же воспользовалась приглашением. – Туда моя мама часто ходит.

– Вот и хорошо, – ответила Нэнси.

Рэчел нежно поглаживала собаку двумя пальчиками. Глядя на нее, Рон чувствовал себя так, будто впал в транс, будто вся его предыдущая жизнь была потрачена на ожидание вот именно этого зрелища изысканной утонченности. Он смотрел на светлые волоски, покрывавшие ее ручку. Дыхание его участилось, чтобы скрыть это, он встал, подошел к синтезатору и сделал вид, будто проверяет подключение динамиков.

Нэнси начала убирать со стола. Она вовсе не собиралась продолжать беседу о нотах, но Рэчел сама вернулась к этой теме.

– Может быть, пособие для четвертого года консерватории, – сказала она, поразмыслив. – Есть и другие сборники, но сейчас не помню точно какие. Я вам потом напишу имена композиторов.

После этого она сообщила им, что десятого августа у нее должен быть сольный концерт, и поскольку в музыкальный лагерь она не едет, нужно очень много практиковаться.

– Вообще-то, – сказала она, – я бы хотела поиграть прямо сейчас.

На какое-то мгновение Рон вдруг представил, что пойдетна этот концерт. Уловив намек Нэнси, он вышел из комнаты, так и не решив, как ему отнестись к этой новости.

– Не бери в голову, – сказала Нэнси, когда они поднялись наверх. – Мы и здесь придумаем что-нибудь вроде работорговцев.

– Хорошо.

Он уже и думать забыл об этих работорговцах. В свое время эта мысль пришлась им как нельзя кстати, хоть и была заведомо абсурдной.

– Давай радоваться тому, что пока она у нас вполне освоилась. А мосты сжигать будем после того, когда до них дойдем.

– Когда мы их перейдем, – поправил он ее. Хотя в принципе он был с ней согласен.

Теперь Нэнси уже, должно быть, спит. Уложив Рэчел, она приняла две таблетки снотворного и пошла наверх.

Рон взглянул на часы – половина десятого – и включил приемник. Исчезновение Рэчел все еще было в центре внимания. Снова передавали, что утром в мусорном коллекторе в парке Виктория нашли какие-то вещи, которые, возможно, как-то могли быть связаны с девочкой. Нет, никак они с ней не связаны, но наверняка об этом знал лишь он один. В том случае, когда нет ни борьбы, ни насилия, нет даже места преступления, никаких вещейнайдено быть не может. Ему на ум пришла мысль об идеальном похищении,и он не без гордости осознал, что стал его автором. У него даже возникло мимолетное желание позвонить в какую-нибудь газету или программу и рассказать об этом. Его вообще – и сегодня, в частности – так и подмывало поделиться с кем-нибудь своей невероятной удачей, тем благословенным везением, которое ниспослала ему судьба.

Потом передали прогноз погоды: в течение нескольких дней температуру обещали ниже обычной. Может быть, понадобится включить отопление, чтоб не выстудить подвал.

Рон выключил радио, зажег лампу и вынул из-под прилавка свежие газеты. Нэнси газеты просматривать не хотела (как не хотела смотреть телевизор и слушать радио), поэтому читал он их только тогда, когда ее не было поблизости.

Начал он с «Санди Стар», напечатавшей целый раздел под названием «Где Рэчел?». На фотографии старался не смотреть – сегодня ему это было тяжело. Но на второй странице в глаза бросился большой цветной снимок, где девочка была в той самой футболочке с надписью «Суперзвезда», которая была на ней в первый день, когда он ее увидел.

Не отдавая себе отчета, Рон встал со стула.

Взглянул на дверь в подвал.

Сделал шаг. Остановился…

Вчера он пообещал Нэнси, что никогда не войдет в комнату без разрешения Рэчел. Он дал ей такое обещание с радостью, потому что ему нужны были какие-то ограничители, и самым серьезным образом он собирался держать слово.

Чувствуя ожесточенное сопротивление собственного тела, Рон как автомат изменил направление и подошел к окну.

Мини-вэна на другой стороне улицы не было.

Глава двадцать пятая

Во вторник день выдался прохладный и ясный, чистое небо не грозило дождем, и на этот раз пресс-конференция прошла точно по расписанию. Когда она закончилась, Большая Линн разложила на столе тарелки с вилками и угостила всех абрикосовым тортом, который вчера испекла дома. Силия попросила маленький кусочек, давая понять, что не голодна. Повернувшись к телефону спиной (если она будет смотреть на него, женщина не позвонит),она курила и рассеянно прислушивалась к разговору о том, что на этот раз собралось много представителей прессы, и подозревают ли репортеры из криминального отдела «Глоб энд Мэйл», что полиция знает больше, чем говорит.

Потом разговор перешел на общие темы. Большая Линн и начальник полиции Галлахер выяснили, что оба росли на молочных фермах в больших семьях, участвовали в программах «4-Н» [28]28
  «4-Н» – канадская подростковая и юношеская программа (для участников от 10 лет до 21 года), включающая около шестидесяти проектов, направленных на развитие у молодых людей навыков руководителей. Получила название от четырех слов: голова, сердце, руки, здоровье (Head, Heart, Hands, Health).


[Закрыть]и в шесть утра ходили доить коров. Не чувствуя ни обиды, ни зависти, без всяких задних мыслей Силия отметила для себя, что жизнь этих людей – в отличие от ее собственной – никогда не зависела от единственнойпривязанности.

В шесть часов они включили телевизор, чтобы посмотреть повтор передачи, где Силия сделала заявление. Она немного расстроилась, обратив внимание на то, что ни разу не оторвала взгляд от своих записей, чтобы непосредственно обратиться к тойженщине. Но остальные пытались убедить ее, что это даже лучше, потому что выглядело более естественно.

– Если играть перед камерой, это никогда не сработает, – заверила ее Большая Линн. – Людей отталкивает, когда они видят, что ты неискренен.

Снова звонили люди – друзья и доброжелатели. От тойженщины новостей не было. В семь часов Галлахер ушел, а через некоторое время пришла Маленькая Линн с коробкой пиццы. Она сменила Большую Линн, но та бесцельно болталась по квартире еще около часа. Звонка они ждали до полуночи и даже позже. Маленькая Линн оставалась в доме, пока Силия не легла спать.

Но заснуть ей не удалось. Она ходила по комнате и курила. Когда ее начинали душить рыдания, она утыкалась в подушку или прикрывала лицо полотенцем, чтобы Мика ничего не услышал. Лежа на куче одежды, разбросанной на полу в комнате Рэчел, она перебирала в уме лица всех женщин, которых обслуживала в видеомагазине. Потом вышла в гостиную и снова стала слушать запись звонка тойженщины на компакт-диске – слушать до тех пор, пока ее голос не стал разлагаться на режущие ухо бессвязные звуки. Открыв наобум какую-то книгу, она ткнула пальцем в страницу – палец попал на слово «сообщение». Но Силия понятия не имела, что бы это слово могло для нее означать – надежду или страх. Даже если палец ее упал бы на слово «надежда»,ей все равно было бы неясно, на что надеяться.

На следующее утро никто так и не позвонил. Может быть, конечно, таженщина ни радио не слушала, ни телевизор не смотрела…

Мика предложил сделать еще одно объявление, поместив на него фотографию, на которой Силия и Рэчел были сняты вместе. И заголовок он придумал подходящий: «Пожалуйста, верните мне дочь». Под фотографией шел текст вчерашнего обращения Силии, переданного в эфире. Час спустя листовку уже разносили по городу добровольцы, участвовавшие в поисках девочки.

Тем временем Силия вместе с Джерри продолжали стучаться в дома, куда полиция стучалась днем раньше. Они шли по разным сторонам улицы, а если заходили в многоэтажное жилое здание, то по разным сторонам коридора. Где было можно, они заглядывали в окна и также раздавали листовки.

Единственным способом сохранить деятельное настроение для Силии было погружение в состояние отвлеченной, почти бессознательной настороженности. Причем она поняла, что лучше всего ей это удается вне дома. Люди читали объявление, распечатанное Микой, переводили взгляд на нее, потом снова перечитывали текст, и в их глазах одновременно отражались и сочувствие и беспомощность. Стараясь держаться так, будто она пришелец из другого мира, Силия просила их еще и еще раз осмотреть гаражи и чуланы. Ей было просто невыносимо, если кто-то касался ее руки. Среди тех, с кем она говорила, встречались женщины подходящей внешности и подходящего возраста, но голоса у них были совсем другими. Попадались мужчины, которые могли бытьприятелями тойженщины, и тогда Силия смотрела мимо них в коридоры. В одном доме у Силии вдруг засосало под ложечкой, и она спросила открывшего дверь мужчину, может ли она к нему зайти.

– Проходите, пожалуйста, – ответил тот, придерживая за шипованный ошейник немецкую овчарку. Он сделал приветливый жест рукой, приглашая ее в неубранную, пропахшую табачным дымом гостиную. Не дожидаясь просьбы с ее стороны, он даже открыл запертую дверь в подвал, а потом извинился за беспорядок, объяснив, что пару дней назад полиция провела у него обыск.

– Простите за беспокойство, – сказала Силия.

– Ничего, все путем, – ответил он. – Если бы я оказался на вашем месте, я бы, наверное, с катушек съехал.

Было уже почти десять, когда Джерри проводил ее домой. Большая Линн с Микой ждали ее, чтобы сообщить новость о том, что звонили с телевизионной передачи «Пропавшие дети» и завтра оттуда приедет группа для съемок сюжета о Рэчел.

– Они выйдут в эфир в субботу в девять часов, – сказал Мика, заглянув в свои записи. – По телеканалу «Фокс».

– Там готовят передачи о детях, похищенных в других странах, – уточнила Большая Линн. – О детях, которые в итоге могут оказаться в Штатах. Главной героиней передачи они хотят сделать Рэчел.

– В Штатах? А кто сказал, что она в Штатах?

– Никто, дорогая, никто. Вероятность этого ничтожно мала, вот и все.

Силия напрягла память, пытаясь вспомнить, смотрела ли она когда-нибудь эту передачу. Нет, кажется, никогда не видела.

– Эту программу смотрят многие канадцы, – заметил Мика и снова бросил взгляд в свою шпаргалку. – Где-то около восьмисот тысяч. И больше половины из них живут в Онтарио.

– Нам ведь не надо будет ничего им говорить о телефонном звонке, правда?

– Нет, нет, – сказала Большая Линн, – в этом нет никакой необходимости. И вообще, эта информация строго конфиденциальна.

– А со мной они захотят говорить?

– Да, они просили об этом.

– Ну что ж… Мне кажется… – Силия поставила на пол холщовую сумку с оставшимися листовками. Она подумала, что эта встреча отнимет у нее то время, которое она могла бы потратить на осмотр домов. – Если только это будет недолго.

– Вы можете уделить им столько времени, сколько сочтете нужным, дорогая, и ни минутой больше, – сказала Большая Линн. – Они приедут сюда ровно в восемь, поэтому вам бы лучше сейчас пойти и хорошенько выспаться.

Силия очень старалась заснуть до двух ночи. Потом поднялась и стала ходить по комнате. Она была на грани нервного срыва, но ходьба немного успокаивала ее. Где-то около трех к ней поднялся Мика и предложил успокоительную таблетку. Силия отказалась. Ей не хотелось, чтобы во время интервью пришлось собирать мысли в кучку. Но она попросила его остаться. Ей казалось, что это поможет. Они легли на кровать Рэчел и уставились в потолок. Три полосы света, которые на первый взгляд никак не были связаны с щелями в занавесках, образовывали на нем что-то вроде заваливающейся буквы «Н».

– Что бы это могло значить? – спросила Силия.

Перед тем как ответить, Мика выдержал продолжительную паузу.

– Ничего, – проговорил он в конце концов.

Вскоре она заснула, а когда проснулась, почувствовала, что вся дрожит.

– Все в порядке, – сказал ей Мика.

– Если они ее убьют, – проговорила она, додумывая ту мысль, от которой проснулась, – не знаю, как у меня получится быстро себя убить.

– Они не собираются ее убивать.

– Мне нужен пистолет. Как думаешь, Галлахер сможет мне его достать?

– Силия, о телефонном звонке никто ничего не знает. Ничего же не случилось.

– Мне нужен пистолет.

– Почему ты так говоришь?

– Если она умрет…

– Да не умрет она.

– Но если она умрет, зачем мне после этого жить?

На улице Парламент взвыла сирена. Силия подумала, что могла бы утопиться в озере Онтарио. До парка Черри Бич на берегу озера на машине ехать всего десять минут.

Мика начал было что-то говорить, но осекся и взял ее за руку. Она повернулась и посмотрела в его сторону.

– Не знаю, – сказал он, запоздало отвечая на ее вопрос.

Силия закрыла глаза, и, когда снова раскрыла их, уже светало. Потянуло ароматом кофе. Еще толком не проснувшись, она на нетвердых ногах прошла на кухню, где Мика резал на дольки яблоки и сливы, обнаруженные в корзине на нижней полке холодильника. Она упала в кресло.

– Ты спал? – спросила она.

– Немножко.

Мика коснулся шишки на лбу.

– Как у тебя? Проходит?

– Все в порядке. Я уже совсем поправился.

Он поставил тарелку с нарезанными фруктами на стол. У него был такой вид, будто он хотел еще что-то добавить, и Силия ждала, слушая, как барабанит по крыше дождь.

– Если у тебя все в порядке, – проговорил он наконец, – мне бы хотелось пойти с тобой и Джерри… после того, как уедут люди с телевидения. Я не могу вычислить женщину по голосу, такого я делать не умею, но уверен, что… узнаю ее, если услышу, как она говорит.

– Если тебе хочется, это было бы отлично.

– Есть еще одна вещь, которая пришла мне на ум, – нам бы надо походить поискать ее за пределами той зоны, которая очерчена полицейскими. Я вот спросил себя: зачем имдержать Рэчел в этой зоне, если они знают, что именно там поиски будут вестись интенсивнее всего?

– Но ведь женщина звонила именно из этой зоны.

– Может быть, она сделала это специально, чтобы навести нас на ложный след.

– Но за пределами этой зоны весь мир.

– Давай будем думать по-другому. Да, может быть, они вывезли ее из страны, но из того, что я читал, ясно, что случаи похищения детей иностранцами очень редки. – Теперь Мика говорил уверенно, нотки сомнения в его голосе уже не звучали. – Так вот, если предположить, что она все еще в Торонто, мне кажется, мы можем допустить, что ее держат не в многоэтажном жилом доме или еще где-то, где все происходит на глазах соседей… Надо сосредоточиться на более уединенных местах. Таких, скажем, домах, где квартиры расположены над небольшими магазинчиками.

– И в таких, например, домах, которые находятся рядом с пустующими участками, – добавила она.

– А еще в тех, которые стоят на берегу в промышленных зонах.

– Ох, Мика… – Силия уже совсем проснулась. – Это совсем неплохая мысль! – Она полезла в карман купального халата. – Я была уверена, что у меня здесь лежали сигареты, – разочарованно пробормотала она, вынимая руку из пустого кармана.

– Что, кончились?

– А у тебя сигаретки не найдется?

– Прости, собирался вчера купить.

Она расплакалась.

– Силия! О господи, пойду спрошу Линн, может быть, у нее или…

– Нет… не надо…

– Ты совершенно измотана.

– Да нет, просто…

Просто она вновь обрела надежду. Потому что всю ночь думала только об одном – где ей достать пистолет.