Текст книги "ОНА. Новая японская проза"

Автор книги: Банана Ёсимото

Соавторы: Миюки Миябэ,Ёко Тавада,Эйми Ямада,Киёко Мурата,Анна Огино,Каору Такамура,Ёрико Сёно,Хироми Каваками,Мири Ю,Марико Охара
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

– А что это выпало у него из кармана? – спросил очкарик и засопел, пытаясь носом сдуть зеркальные осколки.

– Детская игрушка. Погремушка.

– А зачем она ему?

– Понятия не имею. Но раз он ее выкинул, значит, не очень нужна.

– Но ведь зачем-то он ее в карман положил? – Очкарик приподнял голову. – Мне показалось, что он нарочно обронил эту вещь.

Тут из служебного помещения донесся какой-то приглушенный стук, Ицуко вздрогнула.

Мальчишка привстал на локтях, но Ицуко поспешно дернула его за свитер.

– Не высовывай голову! Пулю захотел?

– У него только один пистолет. Он не может целиться сразу в двоих.

– Ну хорошо. Давай подними шум. Может, продавцу удастся улизнуть, пока грабитель будет выяснять, в чем дело. Только будь готов к тому, что он застрелит тебя. Впрочем, если тебе все равно…

Очкарик плюхнулся на пол.

– Скажете тоже… – пробурчал он.

Некоторое время оба молчали.

Из кабинета больше не доносилось ни звука. Слышалось только хриплое дыхание «администратора».

– Вам что, плохо? – спросил очкарик.

Тот ничего не ответил.

Тогда он протянул руку и легонько потряс его за плечо. Осоловелые красные глазки открылись.

– Как вы думаете, нас убьют? – неожиданно спросил «администратор». Язык у него все еще заплетался.

– Не знаю, – честно ответил очкарик. – Вообще-то, рассуждая здраво, если первой жертве не повезет, то у остальных появится шанс убежать.

– Тогда давайте бросим продавца и убежим!

Ицуко и очкарик потрясенно молчали, не зная, что и сказать.

– А как вы это себе представляете? – наконец заметила Ицуко. – Наружная дверь-то заперта.

– Ну-у, можно разбить стекло…

– Если мы это сделаем, он начнет палить без разбора, – ответил очкарик. – Но даже если мы убежим, что будет с продавцом? Если его убьют, вина ляжет на нас. Я не хочу, чтобы потом меня показывали на всю Японию в криминальных новостях!

Бросить продавца… Это уж совсем подло. Порядочные люди так не поступают.

Однако слова очкарика, похоже, совсем не задели «администратора». Он и бровью не повел.

– Я вот что думаю… Ну и пусть меня убьют! Я только рад буду.

Ицуко даже голову приподняла, чтобы взглянуть на «администратора». Его лицо смутно белело в полумраке, освещаемое лишь тусклым светом с улицы.

– Не надо, успокойтесь, – сочувственно сказала Ицуко.

«Администратор» даже фыркнул.

– А я совершенно спокоен. Я вот лежу и все думаю… Ссуда на дом еще не выплачена, а тут страховку за меня получат. Лучше мне умереть… От моей смерти домашние только выиграют!

Очкарик тоже глянул «администратору» в лицо. Очки у него сползли на нос.

– Ну что вы такое говорите?

– Сегодня приказ вышел… – «Администратор» даже не старался понизить голос. – Попал под сокращение. Тридцать лет проработал в коммерческом отделе, а теперь буду чем-то вроде сторожа на складе.

«Так вот почему он так надрался сегодня!» – подумала Ицуко.

– Тридцать лет… – горестно повторил «администратор». – Год-то к концу подходит… Отгуляем все вместе – и проводы старого года, и прощальный банкет.

– Но нельзя же из-за такой ерунды желать себе смерти! – возразил очкарик.

«Администратор» только вздохнул.

– Что в этом смыслят младенцы?

Ицуко вдруг задумалась. Если ее убьют, никто тоже особенно горевать не станет. На ее место в фирме возьмут кого-то другого. Не такая уж она незаменимая. Коллеги, может, погрустят немного, но скоро утешатся. Может, некоторые даже немножко обрадуются, особенно Сатоми, которая любит покрасоваться на телеэкране, – о ней ведь напишут в газетах, по телевизору покажут как подругу потерпевшей! Родители… Да, те, конечно, с ума сойдут от горя. Но одних родителей мало. Тоска… В сущности, кроме родителей, у нее никого и нет. Жизнь без красок, без выбора – все равно что групповая поездка по жесткому графику вместо индивидуального тура.

– Мало что вляпалась в заложницы, так еще в таком паршивом месте! – Ицуко невольно вздохнула. – Нет чтобы какой-нибудь шикарный бар или супермаркет где-нибудь в Симо-Китадзаве или Дзиюгаоке…

«Администратор» расхохотался.

– Какая разница, где тебя убьют! Для тебя же это ничего не меняет, – язвительно заметил он.

– Но ведь вам-то не все равно, где работать, – возразил очкарик, – в коммерческом отделе или на складе.

«Администратор» помолчал. Потом презрительно сплюнул.

– Я же сказал – младенец!

Было слышно, как на улице взревел автомобильный двигатель. Машина сорвалась с места и умчалась. Снова наступила тишина.

– Родители, наверное, уже беспокоятся? Ицуко повернулась к мальчику.

– Да нет. Папаша дрыхнет. Он так устает за день, что хоть из пушек пали, не проснется. А мамаша сегодня в ночь.

– Работает?

– Угу. Медсестрой.

– А тебе разрешают выходить на улицу гак поздно?

– Так я ведь совсем рядом живу. Как живот подведет ночью, так и бегу сюда. – Очкарик коротко рассмеялся и заглянул Ицуко в лицо. – Я вас тоже здесь частенько вижу.

Ицуко кивнула.

– Да. И я тебя запомнила.

– Я тоже. Одна живете?

Ицуко снова кивнула.

– Я так и думал.

С беспокойством поглядывая в сторону служебного выхода, очкарик еще ниже пригнул голову.

– Что-то там совсем никакого движения, – заметил он.

– Вообще-то преступник должен вернуться. За деньгами из кассы.

– Так-то оно так, но… – Парнишка задумался. – На кассу он даже и не посмотрел.

– Может, решил забрать деньги потом?

Они еще подождали – хотя слово «ждать» было несколько неуместно в подобной ситуации. Но ни преступник, ни продавец не появлялись.

«Странно все это, – подумала Ицуко и взглянула На стрелку часов. – Прошел ровно час». Она решительно поднялась.

В разбросанных по полу осколках зеркального потолка отражался свет. Причем не только уличные огоньки. Дверь служебного кабинета была приоткрыта и оттуда исходило яркое электрическое свечение. Следом за Ицуко поднялся и мальчуган.

– Пойдем посмотрим, что там?

«Администратор» и не думал подниматься, так что Ицуко с очкариком, переступив через него, вышли из-за стойки кассы. Ицуко пошла по правой стороне, очкарик – по левой. К приоткрытой двери они подошли с двух сторон и дружно прильнули к щели.

Тишина. Грабителя не слышно. В горле у Ицуко пересохло, в голове стоял звон.

– Эй, есть тут кто-нибудь? – позвал из-за двери очкарик.

Ни звука. Потом послышались какое-то невнятное мычание и вроде как скрип ножки стула. Ицуко с очкариком вместе влетели в комнату. В ярком свете люминесцентной лампы за столом сидел продавец, прочно привязанный к стулу. Руки и ноги у него тоже были связаны упаковочной веревкой. Рот залеплен клейкой лентой. Рядом щерился ухмылкой выпотрошенный сейф.

«Администратор» с радостью побежал в полицейский участок сообщить о случившемся. Ицуко еще не успела закончить фразу, как он уже пулей вылетел через заднюю дверь. В ожидании полиции Ицуко с очкариком достали из автомата банки с горячим кофе, уселись прямо на полу рядом с мертвенно-бледным. все еще дрожащим продавцом и стали потягивать обжигающий напиток. Однако, до того как завыла полицейская сирена, Ицуко все же встала и подошла к автоматической двери – удостовериться, что там лежит действительно погремушка. Да, погремушка, бледно-желтая, с оранжевым утенком на пластмассовом корпусе.

– Ничего нельзя трогать до приезда полиции! – напомнил очкарик.

Ицуко не решилась взять погремушку в руки. Но ей до смерти хотелось послушать, как она гремит, – и кончиками ногтей она легонько потрогала игрушку. Та отозвалась негромким мелодичным стуком.

3

Когда дело было предано огласке, жизнь вокруг Ицуко забурлила. Телефон не смолкал, к ней беспрестанно заглядывали сослуживцы. С одной стороны, они действительно беспокоились за Ицуко, с другой – изнывали от любопытства. Поскольку Ицуко в общем-то отделалась легко, все жаждали послушать «страшные рассказы» о происшедшем. Наконец все это стало невыносимым, и Ицуко взяла со следующего дня оплачиваемый отпуск. Все равно пришлось бы брать несколько дней, поскольку она ждала вызова из полиции. Родители рвались немедленно приехать в Токио, но Ицуко решительно пресекла все попытки. Последний год у отца было плохо со здоровьем, а кроме того, Ицуко сейчас хотелось побыть одной. Родители, конечно же, начали уговаривать ее вернуться домой. Услышав по телефону плачущий голос матери, Ицуко и сама едва не растрогалась до слез.

Сыщиков оказалось двое. И оба – совсем не из тех, о ком втайне мечтала Ицуко, а Сатоми и явно. «Если будут симпатичные, то обязательно познакомь меня!» – просила она. Скорее они как две капли воды походили на пожилых начальников из фирмы Ицуко. Однако оба были отменно вежливы и обходительны, во всяком случае по отношению к ней, А уж как там с остальными тремя потерпевшими, Ицуко не знала. Всех допрашивали поодиночке. Полицейские даже попросили потерпевших не перезваниваться и не обсуждать случившееся.

– Ваша память может подвести вас, и вы только окончательно все запутаете, – пояснили они. – Разбираться в происшедшем – дело специалиста, тут нужно подходить с умом.

Ицуко добросовестно рассказала, что происходило в ту ночь, что она видела и что слышала. Все подробности были занесены в протокол. Однако сами сыщики не слишком распространялись о ходе расследования. Даже о том, что из сейфа похищено пять миллионов иен, Ицуко узнала из газет.

Как и следовало ожидать, дела у магазинчика “Q А” шли не блестяще, и владелец решил продать его с земельным участком и всем содержимым. Пять миллионов иен, лежавшие в тот вечер в сейфе, составляли как раз задаток. Так что грабитель не случайно набрел на “Q А”, он шел туда наверняка, за деньгами. «ПРЕСТУПНИК ХОРОШО ЗНАЛ СИТУАЦИЮ В МАГАЗИНЕ!» Увидев в газете такой заголовок, Ицуко вспомнила перепуганное лицо продавца. Нет, что-то не похоже на инсценировку.

Потом сыщики обратились к ней с просьбой – никому не говорить о погремушке.

– Это очень важная деталь для следствия, она может навести нас на след. Мы и всех остальных попросили об этом и от журналистов скрываем.

Ицуко клятвенно обещала держать рот на замке, но в свою очередь взяла с сыщиков обещание: когда закончится следствие, рассказать ей, для чего преступнику понадобилась погремушка.

– А зачем вам? – удивились полицейские,

– Просто так, интересно, – ответила она. – Уж слишком все это невероятно.

Ицуко вышла на работу спустя неделю после происшествия. Как и следовало ожидать, весь первый день ее еще донимали, но вскоре ажиотаж пошел на убыль. Она правильно сделала, что дала страстям поостыть, Газетчики тоже угомонились. Ограбление обошлось без жертв, так что новых сообщений не появлялось, Оставалось только ждать вестей от полиции, как вдруг… на девятый день в утренней газете она наткнулась на фотографию «важного свидетеля происшествия» – некоего Сюити Сасаки, двадцатилетнего юноши. Из заметки следовало, что Сасаки – автослесарь, проживает в соседнем квартале, а работает в мастерской, мимо которой Ицуко ходит каждый день. Он не появлялся в ней после той ночи, когда произошло ограбление. Его мотоцикл стоит у дома, исчез только мотоциклетный шлем с щитком. Мотоцикл слишком бросается в глаза, его легко обнаружить, поэтому Сасаки, использовав вместо маски шлем с щитком, пешком скрылся с места преступления – строил догадки автор заметки. Ицуко сразу вспомнила рев заводимого мотора, когда они лежали за стойкой. На фотографии лицо у Сасаки было довольно устрашающее, к тому же он выглядел несколько старше своих лет. Вообще-то лица преступника Ицуко не видела, только шлем с щитком, так что фотография ей ничего не говорила. Но ей подумалось, что, возможно, Сасаки и есть тот самый грабитель. Вот если бы голос услышать… Тогда можно было бы что-то сказать…

Поразмыслив, Ицуко решила, что лучше не донимать расспросами полицию, а самой сходить на место происшествия. Перед работой она заскочила в “Q А”.

Знакомого продавца в магазине не оказалось.

– В этот день работает другая смена, к тому же после ограбления парень так и не появлялся, видно, решил уволиться, – довольно нелюбезно пояснил ей продавец, стоявший у кассы. Ему было слегка за тридцать. Узнав, что Ицуко – одна из потерпевших, он сразу смягчился.

– Значит, вы не просто так интересуетесь?… А то в последнее время любопытные житья не дают.

– Да нет, я свидетельница, – подтвердила Ицуко. – Только нас почему-то держат в неведении относительно хода расследования. Вы не в курсе, откуда вообще возник этот Сасаки?

Продавец обвел взглядом магазин. К счастью, покупателей не было.

– Говорят, что у преступника была с собой погремушка.

– Ну да. Я ее видела собственными глазами.

– Когда полицейские сказали об этом, мы сразу поняли, что это он, Сасаки. У нас работа посменная. В магазине шесть… нет, пять продавцов. И все знают этого Сасаки.

– Он ваш постоянный клиент?

– Ну да, Живет в соседнем квартале. А на работу в автомастерскую ездит или на мотоцикле, или на велосипеде. Несколько раз в неделю непременно заезжает к нам за покупками. И почти всегда поздней ночью. Уже почти год. А последний месяц парень все время таскал с собой погремушку в кармане. На ней еще утенок нарисован.

Выяснилось, что Сюити Сасаки частенько являлся в магазин в шлеме с закрытым щитком, видно, снимать – целая морока. Продавцы как-то и внимания не обращали. Между собой они прозвали его «парень в шлеме», но когда он стал таскать с собой погремушку, к нему прилипло новое прозвище – «погремушечник». А еще «придурок».

– Придурок?

Продавец рассмеялся.

– Ну конечно, придурок. Посудите сами, здоровенный такой детина, а разгуливает с погремушкой для младенцев!

Придурок… Но ведь не настолько же, чтобы взять с собой погремушку на ограбление! К тому же откуда он мог знать про пять миллионов, что лежали в ту ночь в сейфе?

Продавец вдруг весь ощетинился.

– Зачем говорить такие вещи? У нас у всех могут быть неприятности. Мы же работаем здесь, разве стали бы делать подобные глупости?

В общем– то, оно, конечно, так… Но…

– Хозяева приходят и уходят, а мы остаемся. К чему нам создавать себе проблемы?

«Наверное, он прав»,– подумала Ицуко. Она извинилась и уже хотела выйти, как что-то вдруг остановило ее. Называя число работников магазина, продавец оговорился!

– Скажите… У вас кто-нибудь увольнялся недавно?

Продавец поморщился,

– Как вам не совестно! Вынюхиваете туг точно сыщица!

– Ну так было или не было?

– Да, было, – нехотя признал продавец. – Уволился тут один в конце прошлой недели. Но при чем здесь это?

Да, собственно, ни при чем. Хотя, впрочем…

В тот вечер Ицуко отчего-то места себе не находила. Даже заснуть не могла. Не отдавая себе отчета в своих действиях, она все время поглядывала на часы. Наконец наступил час, когда в ту ночь в магазин ворвался грабитель. Ицуко накинула жакет и вышла на улицу.

Разумеется, ноги сами понесли ее в “Q А”. К ее изумлению, там уже торчал очкарик. Когда Ицуко хлопнула его по плечу, он заулыбался.

– Что, очень перепугались? Еще ни разу сюда с той ночи не приходили!

Ицуко изумилась.

– А ты что, уже не в первый раз?

– Да я тут каждый вечер!

А очкарик-то, оказывается, не такое уж наивное дитя!

– Не страшно вспоминать? – поинтересовалась Ицуко.

– He-а, нисколечко! – Мальчишка махнул рукой, в которой был зажат бутерброд с ветчиной. – Правда, если дома узнают, такую головомойку устроят!

– Понятное дело.

Ицуко купила закуски к пиву и сладости и вместе с очкариком вышла из магазина, где не было никаких перемен, если не считать нового зеркала на потолке.

– Как вы думаете, это Сасаки ограбил магазин? – спросил очкарик. Изо рта у него вырвалось белое облачко пара.

– А ты как думаешь?

– Ну, вы прямо как сыщик. Отвечаете вопросом на вопрос.

Ицуко улыбнулась.

– Не знаю. Из-за этого шлема я лица не разглядела, да и голос был искажен. Вот продавцы – те уверены, что преступник – Сасаки. Из-за той погремушки. Говорят, что он чокнутый.

– Ну, это было бы слишком просто, – мягко заметил очкарик. – Правда, похоже, что преступник рассуждал так же примитивно.

Ицуко остановилась.

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, что Сасаки эту погремушку подобрал на улице. Потому и носил ее с собой.

– Подобрал?!

– Именно. Он ведь частенько бывал здесь по работе. Нашел погремушку – и подобрал.

– И держал ее при себе?

– Ну да. Наверное, хотел при случае вернуть хозяину. Ничего другого просто в голову не приходит.

– Странно все как-то… – Ицуко рассмеялась. – Значит, знал, кто хозяин. Почему же тогда не зашел прямо в дом? Всегда ведь можно как-то связаться. Отдал прямо в руки – и дело с концом.

Очкарик покачал головой.

– Думаю, они были знакомы не настолько близко. Ну, взять, к примеру, хотя бы нас с вами. Встречаемся в магазине – но и только. Даже не знаем друг друга по имени, верно? И уж тем более, адреса. Вот если бы вы что-нибудь потеряли, а я нашел, тоже, наверное, стал бы носить с собой, чтобы вернуть при встрече. Разумеется, если это была бы такая же маленькая безделушка. И уж тем более, если бы шел в магазин!

Ицуко изумленно смотрела на очкарика. Хотя зрение у него неважнецкое, а глаз зоркий!

– Проблема в том, что мы не знаем, кто хозяин игрушки. Вот если бы найти этого человека…

Расставшись с очкариком, Ицуко долго обдумывала его слова. Они не давали ей покоя и на второй, и на третий день. Даже на работе, перелистывая документы или печатая на процессоре, она бессознательно думала о них.

Спустя полмесяца после ограбления вся канцелярия собралась, чтобы проводить старый год. Гуляли допоздна, и Ицуко едва успела на последнюю электричку.

Было еще холоднее, чем в ночь ограбления. Ицуко брела домой под пронизывающим ветром. Проходя мимо авторемонтной мастерской, она невольно приостановилась и посмотрела на ворота. Неужели человек, угрожавший убить ее, трудился здесь в поте лица, чиня машины и мотоциклы? Трудно поверить. Но еще труднее поверить, что преступник подобрал бы погремушку, чтобы вернуть ее при случае владельцу. Впрочем, если догадка очкарика верна…

Ицуко чихнула. Она плотнее застегнула воротник пальто и зашагала дальше. Завернув за угол, она увидела смутно белевшую в темноте фигуру. Человек направился к ней через проезжую часть улицы. Вглядевшись, Ицуко узнала ту женщину, которая когда-то разыскивала пропавшего деда.

– Уж ты прости меня, деточка, – обратилась женщина к Ицуко точно так же, как и в тот раз.

Но Ицуко поспешила спросить:

– Что, опять дедуля пропал?

Женщина прижала руки к покрасневшим на морозе щекам.

– Почему – опять?

– Да мы с вами уже встречались!

– Вот как? Он сюда частенько забредает, наверное, поэтому… – Женщина устало опустила голову. – Просто беда с ним. Холод, жара ли, а уйдет – и пропал. Я уже и двери запирать пробовала, все равно умудряется открыть их. Меня порой даже сомнение берет, действительно ли он ничего не соображает?

– Нет, не встречала я вашего деда, – покачала головой Ицуко. – А если сообщить в участок?

– Да я всегда так делаю. – Женщина еще на шажок подошла к Ицуко, словно не желая выпускать «жертву», с таким трудом пойманную на морозе. – Замучилась я с ним. Как игрушку свою потерял, так просто слег от горя. Совсем не ходил. А вот сегодня – нате вам!

Игрушка!

Ицуко словно ожгло. Потеряли игрушку?

Тогда в супермаркете дед как ребенок радовался шоколадке и в руках у него тоже была игрушка, кажется, труба…

– Скажите… Он потерял… случаем не погремушку? На ней еще утенок нарисован. Желтая такая.

Глаза у женщины округлились от изумления.

– А… как вы узнали?

Ицуко с женщиной, которую звали Имаи, на другой же день пошли к следователю. Имаи рассказала, что полгода назад вот так же, поздней ночью отправившись на поиски пропавшего деда, встретила парня на мотоцикле.

– Я его совсем не знаю. Но он такой вежливый, обходительный. Спросил, что случилось, и пошел искать вместе со мной. Даже в участок сбегал сообщить, что старик нашелся. Вот и вся история. Да, в тот раз у деда была с собой погремушка с утенком, его самая любимая игрушка. Дед часто брал ее с собой, потому-то и потерял с месяц назад. Парень не сказал, как его зовут. У него у самого на родине восьмидесятилетний дедушка, так что наш старик, признался он, тоже вроде как не чужой ему… У парня был еще такой чудной выговор, похоже не местный.

Имаи не знала, что Сюити Сасаки стал «свидетелем номер один» по делу об ограблении.

– Да когда мне газеты-то читать? Телевизор и тот не могу посмотреть спокойно. Все с деда глаз не спускаю!

Не прошло и трех дней, как арестовали настоящего преступника. Сыщики устроили засаду у дома его дружка и довольно долго поджидали его там. Парню исполнилось девятнадцать. В магазине он просто подрабатывал. Как и предположила Ицуко, именно он уволился как раз накануне ограбления. Преступник сам указал место в горах Титибу, где искать труп Сюити Сасаки. Тело был только слегка прикопано. Смерть наступила в результате многочисленных травм.

В багажнике машины бывшего продавца обнаружили волосы Сюити Сасаки и следы крови, Группа крови была та же, что и у погибшего. Грабитель скрылся с места преступления на этой самой машине. Это шум ее двигателя слышала Ицуко в ту памятную ночь. Сюити Сасаки носил с собой погремушку, заходил в магазин в шлеме с закрытым лицом, работал в соседней авторемонтной мастерской, и адрес его было несложно узнать – все это пригодилось для осуществления плана преступника: явиться в магазин с закрытым лицом, в шлеме, нарочно обронить погремушку, чтобы все решили, что грабитель – Сасаки. Оставалось заполучить по гремушку и спрятать труп Сасаки. Убить его было несложно: парень жил один и всегда возвращался домой поздно ночью. Сасаки считали чокнутым, и это было весьма на руку преступнику. На такого запросто падет подозрение, думал он.

В ту ночь работал новенький продавец, и он легко попался на удочку. Узнав подробности, остальные тоже подумали, что грабитель – Сасаки, частенько заходивший в магазин с погремушкой. Но полицию провести не удалось. Розыск Сасаки начали вовсе не потому, что полиция поверила в его виновность, а чтобы усыпить бдительность настоящего грабителя. Сыщики с самого начала шли по верному следу.

Преступник признался, что совершил ограбление потому, что понадобились деньги на развлечения. Кроме того, ему ужасно хотелось хотя бы разок выстрелить из купленного пистолета. В общем, не встреть Сасаки старика, не приди ему в голову идея вернуть погремушку, то не влип бы в такую историю и остался бы жив. Какая горькая ирония судьбы!

Ицуко была так потрясена, что даже не вышла на работу.

С того дня она больше не заходила в “Q А”. К счастью, все обошлось для нее самой благополучно, но мысль о нелепой смерти Сюити Сасаки была просто невыносимой.

Как– то на автобусной остановке она столкнулась с Имаи и дедом. Дед в теплой вязаной шапочке держался за руку невестки, в свободной руке он сжимал желтую погремушку с утенком. Увидев ее, Ицуко даже приостановилась. Значит, полицейские вернули погремушку. Что ж, хоть в этом повезло. Хоть память осталась.

«Администратора» среднего звена Ицуко больше не видела. Похоже, он обходил десятой дорогой злополучный универсам. Наверное, после того происшествия работает себе преспокойно на новом месте и уже не думает, что было бы лучше, если бы его застрелили.

А вот с очкариком Ицуко неожиданно встретилась на станционной платформе. Всего один раз, дня через два, как все закончилось.

Очкарик сошел с электрички в компании таких же мальчишек, видимо одноклассников. Был субботний вечер, и Ицуко собиралась ехать в город. Ей захотелось окликнуть очкарика, сказать, что он правильно угадал, – и только. Мальчишка тоже заметил Ицуко, но подойти не смог. Весело щебечущая стайка ребят, окружив его, увлекла за собой. Ицуко хотела было догнать его. Очкарик заметил это краешком глаза, но у самой лестницы как-то растерянно пожав плечами, вместе с приятелями стал спускаться по ступенькам.

Магазинное знакомство, горько усмехнулась Ицуко, одиноко стоя на платформе. В каком-либо другом месте они никогда бы не разговорились. Только в круглосуточном универсаме возможно такое.

Вот и ладно, подумала она. Такое уж это место. Особый мир с ночной жизнью.

Наконец с оглушительным грохотом подкатила электричка. В последнюю секунду Ицуко снова подумала о судьбе Сюити Сасаки. Интересно, чем бы все кончилось, если бы продавец универсама знал парня по имени? Тогда бы никто не думал, что он ненормален. Знали бы, что погремушку носит с собой не случайно. Возможно, тогда Сасаки не стал бы жертвой убийцы. В маленьких магазинах постоянных клиентов знают в лицо. А знакомый всем человек не станет входить в магазин в шлеме с закрытым лицом.

Впрочем, круглосуточный универсам – не такое место. Это каждому ясно.

В электричке Ицуко мурлыкала ту самую песенку, что передавали а ночь ограбления. Как раз перед тем, как отключилось радио. «Люблю тебя, люблю тебя…».

На этом месте песенка оборвалась. Ицуко тоже умолкла на том же месте…

Hitojichi Kanon by Miyuki Miyabe

Copyright © 1996 by Miyuki Miyabe

© Г. Дуткина, перевод на русский язык, 2001

еко огава

девочка за вышиванием

– Во внутреннем дворике живет кошка, пожалуйста, не кормите ее, – добавила медсестра, закончив подробные разъяснения о том, как пользоваться душевой комнатой, как регулировать больничную кровать, как работает столовая и обо всем прочем.

– Не кормить…

В конце своих пометок я написал «кошка» и обвел кружочком.

– Она ужасно растолстела, и в моче появился сахар, так что мы ограничиваем ее в еде.

Медсестра склонила голову и улыбнулась. Все здешние сестры носили бледно-розовые фартуки с двумя большими карманами и походили на преподавательниц кондитерских курсов или же на детсадовских нянь.

– Если у вас еще есть вопросы, пожалуйста.

Я перевел взгляд на маму, лежавшую на кровати.

– Нет-нет, у меня никаких вопросов. Все понятно.

Лежа на боку, она попыталась сделать поклон, и из-за этого ее голос, утонувший в одеяле, прозвучал еще более слабо.

За официальными оформлениями, разбором вещей и другими хлопотами первый день в хосписе прошел быстро. Приготовленная для нас комната, несмотря на поставленную сюда дополнительно обычную домашнюю кровать, была излишне просторной, обои и шторы выдержаны в бежевых тонах, южная сторона от пола до потолка застеклена. Ничего лишнего не было в помещении, но при этом его нельзя было бы назвать и холодным. Чистая, скромно обставленная комната.

Я разложил по своим местам вещи, привезенные в туго набитой сумке. У меня не было ни малейшего понятия, сколько продлится пребывание в хосписе. Разумеется, я знал от врача оставшийся срок – три месяца, но что означает эта цифра – к примеру, сколько спальных халатов сменит мама за это время, сколько напишет писем, сколько увидит снов, – этого я не мог ясно представить в своем воображении. Все привезенные мной вещи были аккуратно разложены на полочках туалета и ванной, в ящиках прикроватного столика.

За окном все незаметно окутал мрак.

– Пойду принесу ужин.

Выполняя указания дневной медсестры, я получил на кухне еду для пациента и обычную для себя, отнес все это в палату, и мы вдвоем поужинали. Маме полагалась обжаренная куриная грудка, тушеные овощи, луковый суп и мандариновое желе. У меня были мясные тефтели, а на десерт – шоколадный мусс.

– Давно мы с тобой не ужинали вдвоем, – произнесла мама, помешивая суп.

– Да, действительно, – ответил я.

Разговор прервался, слышно было только, как похрустывает на зубах еда. Мама полусидела на кровати, опустив взгляд на скользящий поднос с поставленной на него едой. Сидя на диване у стены, я глядел на ее профиль на фоне темного окна.

– Такое ощущение, что мы переехали на новую квартиру и приходится есть покупные о-бэнто. Все невкусное, чужое…

Мама медленно отправляла в рот по кусочку куриной грудки и тщательно разжевывала. На худой шее ее проступали все косточки, и было слышно, как она глотает.

– Если хочешь, поешь шоколада,

Я протянул руку и поставил шоколадный мусс на столик.

– Да, а ты желе.

Мама подала мне стеклянную вазочку. Глядя на ее худое бледно-голубое запястье, можно было подумать, что вазочка эта страшно тяжела. Не чувствуя вкуса, я в два приема проглотил желе.

Мы быстро привыкли к больничной жизни. Здесь не приходилось делать чего-то обязательного, можно было весь день проводить свободно. Только часы, отведенные для болеутоляющих уколов, напоминали о том, что находишься а больнице.

Моя чистюля-мама была очень довольна, что в хосписе не допускали ни малейшей халатности, с которой постоянно сталкиваешься в больнице. Ведра с грязными полотенцами не оставлялись по забывчивости в палате, назойливые объявления по внутреннему радио не тревожили дневной сон. Здесь властвовал покой, и лишь он один заводью обступал нас со всех сторон.

Когда у мамы было хорошее самочувствие, она обычно принимала солнечные ванны на открытой веранде или писала в Лондон другому сыну, моему младшему брату, Я хоть и находился здесь для присмотра за больной, но работы у меня, в общем, не было. Разве что стирка в первой половине дня, потом прогулка до почты, чтоб отправить письма по «авиа», а на обратном пути небольшие покупки. Иногда маме казалось, что ей становится хуже, и тогда я растирал ей спину и поясницу, а она, даже не глядя на часы, всегда точно через восемь минут говорила: «Все, достаточно» – и отводила мои руки.

В тот день я слонялся по коридорам, подыскивая, где бы почитать книжку. В комнате отдыха старик, лежа на кушетке, слушал через наушники радио. В музыкальном зале девушка лет двадцати с небольшим играла на гитаре, перелистывая страницы пособия. Играла запинаясь, неуверенно, но звуки были теплые. Заметив меня, она смущенно потупилась и опустила руки.

Рядом с музыкальным залом, в конце узкого коридора было еще одно помещение с надписью: «Комната волонтеров». А ведь в день приезда медсестра нас сюда не приводила…

С этой мыслью я приоткрыл дверь. И на какое-то время оцепенел от увиденного. Странное ощущение – словно невозможно сделать глубокий вдох, словно захолодели губы – появилось у меня на мгновение. Впрочем, может, мне это и показалось. Но одно было абсолютно точно: в комнате была Она. Она вышивала.

– А! Надо же… Виноват…

Стараясь избавиться от растерянности, я произносил бессмысленные слова. Она положила иглу и с удивлением обернулась в мою сторону.

– Вы не помните меня? Это было давно, больше двадцати лет назад. Мы жили рядом на даче и одно лето провели вместе…

На столе лежало полотно густо-зеленого цвета, под руками девушки оно было натянуто на круглую деревянную рамку.

Это пяльцы, чтобы растягивать материю, тогда она нигде не провисает и вышивка получается аккуратной – так объясняла мне она двадцать лет назад. Сбоку стояла корзинка с рукодельным набором. Оттуда выглядывали разноцветные нитки. Я старался разглядеть узор, но свет из окна был слишком яркий, И видно было плохо.