Текст книги "Друг"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Глава шестая
СМЕРТЬ ДО ПРИБЫТИЯ

Гараж у Мордвинова был не за «полгорода», но все равно далековато. Таранов у Славки в гараже нередко бывал, делал кой-какой мелкий ремонт, но чаще они там просто выпивали понемногу. В гараже было уютно, Славка все обшил вагонкой, прошелся морилкой… Игрушечка получилась, а не гараж. И было здорово сидеть у аккуратного верстака под керосиновой лампой и выпивать понемногу под разговор «за жизнь»: о машинах, о рыбалке, об отечественном бардаке.

«Двойка» стояла у подъезда. Машина старенькая – четырнадцать лет уже – но ухоженная, крепкая, надежная. Славка машину любил, душу в нее вкладывал… Иван проверил уровень масла, тормозухи. Все в норме. Движок пустился сразу, легко. Указатель топлива показывал почти полный бак. Следовательно, в распоряжении Вячеслава Германовича Мордвинова был исправный и заправленный автомобиль. И если бы он собирался куда-то поехать, то поехал бы на машине, а не на электричке… так что же он делал на железнодорожной станции?… Я узнаю. Я обязательно это узнаю.

Таранов без проблем миновал пост ГАИ на путепроводе в конце проспекта Культуры, без особых проблем договорился со сторожами в КАС-28 и подъехал к гаражу. Открыл два замка и вошел внутрь. Включать электричество не стал, зажег старую «летучую мышь» над верстаком. Посидел на самодельной табуретке, выкурил сигарету. Неожиданно услышал какой-то шорох в дальнем углу верстака, оглянулся… Там стояла странная конструкция из двух поставленных «вверх ногами» пластиковых двухлитровых бутылей. В одной налита вода, в другой – песок. Песок тихонько высыпался из горлышка бутылки. Между емкостями располагались какие-то тяги, рычаги, веревочки. Внезапно подпружиненная заслонка в нижней части бутылки с песком щелкнула, захлопнулась, и песок перестал течь. Одновременно под горлышко другой бутылки взмыла с подставки пустая жестянка, и в нее стала капать вода.

Кормушка, сообразил Таранов, автоматическая кормушка для птиц. Он вспомнил, как сидел на этом же табурете, пил пиво и говорил Славке, что – вот беда! – как уезжаю куда в командировку, так мои пернатые некормленные остаются.

– Вот проблема! – сказал Морда. – Нужно их из автоматической кормушки потчевать. Так, чтобы раз в сутки насыпала им положенную порцию.

– Где же такую взять? – спросил Таранов.

– Вот проблема! Сконструировать, Таран. Ты же все-таки с инженером-механиком говоришь, а не с пэтэушником.

Потом Таранов про этот разговор забыл, а Славка нет. Теперь Славка лежит в земле, а те, кто его убил… Э, нет, ребята, так не пойдет!

…Иван загнал «двойку» в гараж, включил электрическое освещение, запер изнутри ворота. Нашел в бардачке фонарик и начал осматривать салон… Надеялся ли он что-нибудь найти? Скорее, нет… Но все же осмотрел салон «от и до». Ничего, разумеется, не нашел.

Он сидел на заднем сиденье, слушал, как капает, отмеривая секунды, вода из медицинской капельницы в кормушке и думал, что – глупо… Что ты рассчитывал здесь найти? Фотографию или адрес убийцы? А? Или записку: «В случае моей гибели прошу получить на Главпочтамте письмо до востребования…» Ерунда все это. Голливудские штучки. Так бывает в кино, а в жизни – извините.

Таранов захотел курить, сунул руку в карман, но сигарет там не было – он оставил их на верстаке… Тогда он взял Славкины – мятую и почти пустую пачку «Невских». Курево откровенно дрянное, зато дешевое. Он вытряхнул сигарету, вставил ее в рот и уже собрался бросить пачку на место, в пластиковый поддончик на коробке передач… Он уже собрался бросить эту мятую пачку, но вдруг увидел надпись на ней. Короткую, кривую, сделанную наспех. Он включил фонарик и прочитал: «ст. Ручьи 23.30. Викт. Пал.». Вот так! Значит, в среду, в 23.30 Славка ждал на платформе некоего человека, которого зовут Виктор Павлович. Фамилии у этого Палыча нет, а имяотчество слишком распространенное, чтобы по этим данным вычислить человека в Санкт-Петербурге… Но ничего, ничего. Ничего, мы еще встретимся, Викт. Пал.

Я все сделаю для того, чтобы мы встретились. Ты ведь все равно где-то рядом. Мы встретимся, и я узнаю, что произошло на ст. Ручьи вечером 2 августа.

* * *

Следователь прокуратуры оказался на месте и согласился побеседовать. Он был примерно одних с Тарановым лет, с серым лицом и большими залысинами. Почему-то Иван подумал, что следак мучается язвой или чем-то похожим, хроническим и паскудным. Обычно с такими людьми довольно трудно находить общий язык. Часто они бывают раздражительны и обижены на всех, кто здоров.

Таранову, однако, повезло, следак был в хорошем расположении духа.

– Ну, что вас интересует, Иван Сергеевич? – спросил он, снимая очки. На Таранова смотрели бесцветные глаза в красноватой сеточке. То ли от недосыпа, то ли от злоупотребления спиртным.

– Видите ли, Слава был моим другом. Со школы еще, с третьего класса… Хотелось бы узнать, что и как произошло.

– Ну что вам сказать? Случай по нынешним временам заурядный. Убийство. Убийство с целью ограбления, – сказал следак и надел очки. Похоже, подумал Иван, у него привычка «жонглировать» очками во время разговора.

– А… Как его? Как его убили?

– Ножом в сердце. Вернее, предметом типа кортика или стилета. Умер он практически сразу, если это может как-то вас утешить. Не мучился… так, по крайней мере, считает эксперт. Один удар – и все.

– В какое время это произошло? – спросил Иван.

Следак посмотрел на него и снял очки.

– Зачем вам это? – спросил он.

– А что, Иван Владимирович, это является тайной следствия?

– Да нет, какая тайна? Это произошло приблизительно в 23.30. Обнаружили его в 23.50. Он был уже мертв.

– А кто обнаружил?

– Пассажиры. В это время электричка подошла… пассажиры и обнаружили, – сказал следак и надел очки. – Сообщили в милицию.

– Понятно, – медленно произнес Таранов. – А вот скажите, пожалуйста, у вас есть… я хотел спросить…

– Есть, – весело ответил Борисов. – Есть и уже в камере.

– Кто в камере?

– Убийцы. Убийцы гражданина Мордвинова, Иван Сергеевич.

– Вот как? – сказал Таранов. Он понял теперь причину хорошего настроения следака.

– Вот так, Иван Сергеич. Работаем, – веско сказал Борисов и снял очки. Линзы блеснули, отбросили солнечные зайчики.

– И кто же они? Это не секрет?

– Шпана. Одному семнадцать, второму шестнадцать лет. Оба имеют по судимости, употребляют наркотики. Из неблагополучных семей.

После этих слов Таранов посмотрел на следака с некоторым недоумением. Борисов надел очки.

– А что вас удивляет? – спросил он. – Самая обычная ситуация.

– Они сознались?

– Пока нет… Их задержали только сегодня утром при попытке сбыть обручальное кольцо. У вашего друга сняли с пальца кольцо. А в тот вечер их видели на платформе. У одного, кстати, синяк под глазом.

– Вместе со Славкой? Видели их вместе со Славкой?

– Нет, но примерно в это время. Так что сознаются. Куда они денутся? Поначалу все одно поют: не знаю ничего, не виноват, не я.

– Другие версии вы рассматривали?

Следак снял очки, посмотрел на Таранова внимательно.

– Да, мы рассматривали и другие версии… Вас что-то смущает?

– Смущает, Иван Владимирович. Сильно смущает.

– Что же? – голос следователя звучал уже не так благожелательно.

– Я думаю: трудно предположить от малолетних сопляков такого умелого обращения с ножом. Один – всего один! – удар. И прямо в сердце. Это не так просто, как кажется на первый взгляд.

– Ну, знаете… Я на следствии без малого двадцать лет. Позвольте уж мне самому делать выводы и решать, что вызывает сомнения, а что нет. А сейчас, извините, но – дела, работа.

Таранов посмотрел на следователя равнодушным и невыразительным взглядом. В кармане его куртки лежала смятая пачка «Невских» с неровными буквами, написанными Славкой Мордвиновым. Возможно, за несколько часов до смерти.

– Спасибо… Извините, что отнял ваше время.

– Всего доброго, – ответил Борисов, надевая очки. На Таранова он не смотрел.

* * *

Таранов вышел из транспортной прокуратуры, перешел улицу Комсомола и сел в «Ниву». Короткий разговор со следаком оставил двойственное и крайне неприятное впечатление. Таранов ни на секунду не мог заставить себя поверить в версию Борисова. Он помнил, как сам учился работать с ножом… Не такое уж это легкое дело. Даже если оставить вопрос о психологической подоплеке удара ножом… черт их, этих малолетних наркоманов с судимостями, знает, – может, они совсем отмороженные! – даже если оставить этот нюанс за скобками, то все равно: убить человека ножом с одного удара не так-то и легко. Тем более – в сердце. Удар должен быть не только точным, но и сильным. Дилетант явно не сумеет. Да и пытаться не будет – дилетанты чаще всего пытаются ударить в живот – это проще. Неужели следак с большим опытом работы этого не знает? Знает. Обязан знать. Но ему так удобнее: есть два наркомана с судимостями, которых видели на платформе… и кольцо. Кольцо – это, конечно, аргумент… если оно действительно принадлежало Славке.

Таранов сидел в машине, мял пальцами сигарету и думал. Он думал: а что было бы, если бы он показал следаку запись на пачке? Запись железно доказывала, что у Славки была назначена встреча с этим неизвестным «Викт. Пал.». И вполне возможно, что «Викт. Пал.» как-то причастен к одному-единственному удару ножом в сердце.

Что было бы, спросил себя Таранов, если бы я показал пачку из-под «Невских» следаку? И сам себе ответил: ничего. У следствия уже есть подозреваемые. Они задержаны, и незачем придумывать ерунду. Ранее судимый наркоман – самый подходящий клиент… В СИЗО на них нажмут, и они сломаются. Вероятнее всего, одного пустят свидетелем. На таких условиях он легко даст показания на своего кореша…

Нет, никакой другой подозреваемый следователю Борисову не нужен. У него уже есть убийца. Но мне этот «Викт. Пал.» необходим позарез.

Таранов прикурил, завел движок и поехал к Славке домой.

* * *

На звонок долго не открывали… странно. Днем, после возвращения Ивана из гаража, договорились, что он заедет. Поговорить с Рыжиком насчет поездки на озеро. Он хотел сразу решить тот вопрос, но Лида сказала: спит еще, не надо ее будить, Таран. Ей и так досталось… Лида была нетрезва, и он спросил: «Ты что, выпила?» – «Что, боишься, что сопьюсь?» – «Нет», – ответил он, хотя думал по-другому. Выпить Лидия Викторовна любила.

Иван позвонил еще раз, потом еще. Потом он пожал плечами и повернулся, чтобы уйти. Но в этот момент раздался звук отпираемого замка. Дверь открылась. На пороге стояла Рыжик. Тоненькая, в черных джинсах и черной же футболке. Когда Иван увидел ее, он на мгновение ощутил тревогу. Словно сердце упало куда-то вниз. Он не мог себе объяснить, откуда взялось это чувство…

– Здравствуй, Рыжик… я вот звоню, звоню… Думал, вас нет.

– Здравствуй, дядя Ваня, заходи. Мама прилегла, а я музыку слушала.

Таранов вошел, разулся, снова наткнулся взглядом на Славкины тапки… Через мой труп, говорил, посмеиваясь, Славка, только через мой труп… Вот оно, Слава, как повернулось-то.

– Проходи в мою комнату, дядя Ваня.

Он сделал несколько шагов к правой двери. Дверь в большую комнату была приоткрыта, оттуда доносился храп. Он мельком взглянул: на неубранном столе стояли две чашки. Из одной пять часов назад он пил кофе. Стояла стопка и две бутылки. Одна пустая, другая полупустая. Лида спала на диване, похрапывала. Задравшийся халат открывал полные загорелые ляжки. Он быстро отвел взгляд.

Комната Ирины была небольшой, метров двенадцать-тринадцать. Здесь стоял диван, обычный двустворчатый шкаф, кресло и письменный стол с самодельным вращающимся стулом на колесиках. Славка сделал его сам, когда такие только-только начали входить в моду. На столе стоял простенький двухкассетный «Филипс», на стенах висели колонки, книжные полки и несколько цветных постеров. Все, кроме постеров, было ему знакомо: и куклы, и корешки книг, и старый глобус на подоконнике… И висящая высоко, у потолка, фигурка парашютиста под белым куполом. Эту фигурку он сам Рыжику и подарил. Он посмотрел на постеры. Они были яркими и – одновременно – мрачными. На фоне крепостных развалин в окружении факелов, цепей, крестов стояли какие-то странные длинноволосые люди… Почти все в черном. В коже, в заклепках, цепях и шипах… с мечами… с кинжалами. Некоторые загримированы под вампиров или мертвецов.

Все надписи на постерах были на английском или на неизвестном Ивану языке. Он предположил, что это шведский или, скорее, норвежский… Веяло могилой, оккультизмом дурного пошиба и еще чем-то. Он не стал задумываться – чем именно.

– Что это? – спросил он, кивая головой на постеры.

– А-а… это группы. Ты их не знаешь.

– Тебе нравится?

– Да.

– Хеви-металл? Рок?

– Нет, ну что ты… Это совсем другое направление, совсем другая эстетика и философия.

– MURDER[1]1
  Убийство (англ.).


[Закрыть], – прочитал он одно из названий. – Что же это за философия, Рыжик?

– О чем ты хотел поговорить, дядя Ваня? – спросила Ирина, игнорируя вопрос. Голос звучал более низко, чем обычно, и Рыжик выглядела возбужденной. Внезапно Таранов подумал, что Ирина – тоненькая, в черном, с яркой рыжей шевелюрой – похожа на факел. На догорающий факел… Вот откуда пришла тревога.

– Видишь ли, Рыжик, – начал он. Он уже продумал весь разговор загодя. Но считал, что в нем примет участие Лида… сейчас Лида храпела за стеной. – Видишь ли, Рыжик…

– Вижу, – сказала она. – Ты пришел меня спасать.

– Ну зачем так? Славка… отец… приходил ко мне, рассказал о твоей проблеме, Рыжик.

– Как это мило, – сказала она и хихикнула. Таранов осекся. Он посмотрел Ирине в глаза и понял, что она не в себе.

– Рыжик, ты что, укололась?

– Нет, сняла кумар на ноздрю.

– Как? – спросил он. Она снова хихикнула и сказала:

– Ты знаешь, что такое похмелье, дядя Ваня? – Таранов кивнул. – Так вот, кумар – это самое крутое похмелье, умноженное на сто. Или на тысячу. Впрочем, все не так, и объяснить я тебе не смогу. Это нельзя объяснить. Если сам не испытаешь, то никогда не поймешь. И тяга к этому сраному порошку в тебе сидит страшная, непреодолимая.

– Ты же переломалась, Рыжик. Я знаю, мне отец рассказывал. Зачем же ты опять?

– Я же говорю: ты не поймешь. Ты просто не знаешь этой тоски.

– Погоди! – Иван поднял руку. – Погоди. Меня учили не так. Ежели есть проблема, то она формулируется. А потом определяются пути ее решения. Суть проблемы нам с тобой ясна: ты больна, Рыжик. Значит, будем лечиться. Так?

– Бред все это, дядь Вань… где ты видел вылечившегося нарка? – спросила Ирина серьезно. С плакатов вокруг смотрели морды мертвецов. Скалились.

– Но ведь лечат!

– Брось. Одного из ста, может, и вылечат. За бешеные бабки.

– А мы и говорим сейчас про одного-единственного человека – про тебя, Рыжик. А бабки пусть тебя не волнуют. Бабки найдем.

– О, да ты богатенький папик, – сказала она с какой-то знакомой интонацией. Он попытался понять… и его обожгло воспоминание. С той же интонацией и почти те же слова произнесла молодая проститутка на платформе в Ручьях. Он подумал: а что, если и Рыжик?

…Нет! Нет, этого не может быть. Она же почти ребенок.

Он быстро задавил эмоции и сказал:

– Ладно. Скажи мне просто: ты хочешь бросить?

– А кто же не хочет?

– Наверняка есть какие-то центры, где лечат наркоманию… Я узнаю.

– Чего узнавать? Их полно сейчас. «Детокс», клиника Бехтерева.

– Бехтерев – фирма с мировым именем, – кивнул Иван. – Я позвоню, справлюсь…

– Чтоб к ним попасть, – равнодушно сказала Ирина, – нужно сначала три недели не торчать, дать организму очиститься.

– Так в чем вопрос? Завтра же едем ко мне на Городно. Я же в отпуске, Рыжик. Ты же помнишь, как там здорово? Озеро, лес, тишина. Ты помнишь, как мы щуку поймали с тобой?

А она вдруг заплакала. Она бросилась на диван и заплакала. Вампиры на плакатах скалились. Ивану казалось, что они радуются и готовятся сожрать очередную жертву. И уже наполовину сожрали. Они обступили похожую на догорающий факел девочку со всех сторон и гримасничают… Нет, ребята, так не пойдет. Так не пойдет, ребята.

Рыжик перестала плакать так же внезапно, как начала.

– Правда? – спросила она. – Правда, мы поедем на Городно?

– Конечно, Рыжик. Завтра же и поедем.

– И мы там будем три недели?

– У меня отпуск месячный. Сейчас он только начинается.

– Там я смогу справиться, дядь Вань. Я знаю одну девчонку, она скинулась. Она в Бехтерева поставила химзащиту и уже почти полгода не торчит. А потом можно продлевать.

– А мы чем хуже той девчонки? – спросил Иван.

– Мы не хуже… Слушай, а Лешку мы можем взять?

– Лешку? А, это тот парень, который тебя втянул…

– Нет, – ответила она тихо, – это я его втянула.

– Как? – переспросил Иван.

– Так… так вышло. Он хотел мне помочь… да только сам подсел.

– Вот оно что… Давай возьмем Лешку, если он, конечно, сам захочет, – сказал Иван. – Места всем хватит, а вам веселее будет.

– Он захочет, конечно, он захочет.

– А как его родители на это посмотрят? – осторожно спросил он.

– А никак… они синяки оба. Если Лешка сдохнет, они и не заметят. Им главное – нажраться.

– Ладно, все равно я должен с ними поговорить. Телефон-то у них есть?

– Есть, конечно. Записывай.

– Я запомню, – ответил Таранов с улыбкой. Мертвецы на стенках уже не казались такими зловещими. Он мысленно повторил семь цифр номера и решил, что позвонит вечером.

– Ладушки, Рыжик… Собирай вещи, а завтра в семь утра я за тобой заеду. Уже через пять часов будем на месте.

– Я сейчас Лешке позвоню, – сказала она.

– Позвони, – ответил майор Таранов и подмигнул парашютисту под потолком: Порядок, братан? – Порядок, Таран, ответил парашютист, видали мы всех этих вампиров! И делали их, как хотели.

– Позвони, – сказал Таранов, – а теперь я, Ириша, пойду… Нужно кое-что закупить и машинке небольшую профилактику сделать. А в семь утра я под окном. Лады?

– Лады, дядь Вань. В семь утра.

Таранов не знал, что вернется в квартиру Мордвиновых гораздо раньше.

* * *

Он сделал все дела, что наметил, загрузил вещи в «Ниву». Осталось только бросить утром в багажник пакеты с мясом и сосисками. Вечером он несколько раз набирал номер Лешки… никто к телефону так и не подошел. Ну ладно…

Чтобы нормально выспаться, ему нужно было выпить двести граммов водки, но с утра предстояло садиться за руль, и он не стал пить.

Снилось, как всегда, одно и то же: «Ирокез» UH-1 с желтыми глазами фар в подбрюшье, и очереди, вспарывающие песок совсем рядом, то слева, то справа, то впереди… Он метался, как заяц, бежал и понимал, что от вертушки не убежишь и жив он до сих пор только потому, что с ним просто играют, что стрелку и пилоту хочется поразвлечься. Били в спину прожектора, его собственная непроглядно-черная тень – длинная, когда «Ирокез» его немного отпускал, и совсем короткая, когда нагонял, зависая, – бежала впереди. Поблескивала справа черная вода речки, вертолетные лопасти рубили влажный горячий воздух, пот заливал глаза, а легким не хватало воздуха… Грохотал сверху шестиствольный «вулкан».

Проснулся он от собственного крика. Так было каждую ночь, если он не мог принять «профилактической» дозы. Голый, покрытый потом, Таранов сел на диване. За окном шел ливень. Вода падала плотным вертикальным потоком. Часы показывали 03.46. Таранов закурил. Он знал, что после перекура сможет спокойно доспать до звонка будильника. Он встал, подошел к распахнутой двери балкона. Бесшумно опрокинулась чашка кормушки, прыгнула, покачиваясь, вверх. Бутылка с зерном отмерила порцию пшена… Странно, подумал Иван, Славка говорил: раз в сутки. А прошло всего часов десять.

Потом он услышал стук дождевых капель о дно чашки и понял, что виноват дождь. Стало весело.

Когда он собрался лечь, зазвонил телефон.

Истеричный Лидкин голос закричал, что Ирина умирает.

– Ты слышишь, Таран? Она умирает! Она сейчас умрет.

– Не ори, – сказал он грубо, – вызывай «скорую», дура.

– Я… я уже. Она сейчас умрет, Таран. Приезжай скорее.

* * *

Он гнал машину, и фонтаны воды взлетали, обрушивались на лобовое стекло вместе с дождем. «Дворники» едва успевали отгребать воду. Пустой город стремительно набегал, расступался и оставался позади. И снова набегал.

Когда он подлетел к подъезду, там уже стояла «скорая», чистенькая и нарядная. В кабине горел свет, и видно было немолодого водилу с книжкой в руке. Иван выскочил под несколько ослабевший ливень и вбежал в подъезд. Бегом поднялся на этаж. Дверь оказалась не заперта, и он вошел в прихожую.

Из Рыжиковой комнаты выглянула женщина в белом халате. Иван подошел поближе. Рыжик неподвижно лежала на диване, у стола сидел молодой мужчина. Он тоже был в белом халате и что-то писал. Лида стояла у окна. Плечи крупно вздрагивали. Скалились мертвецы на стенах. Он вновь посмотрел на Рыжика… и понял.

– Что? – спросил он у женщины в белом. – Что?

– Поздно, – сказала она безразлично. – Смерть до прибытия. Передозировка.

Иван опустился на корточки возле двери, прислонился к косяку и прикрыл веки.

– Вы отец? – спросила медсестра.

Он ничего не ответил. Он сидел и молчал. Сверху скалились вампиры.