Текст книги "Друг"
Автор книги: Б. Седов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Он сделал шаг навстречу Бешеному. Вслед Руке удивленно посмотрел крупье. Скакал по кругу шарик…
– Позвонили из Питера, – тихо произнес Коля, – около полудня по ихнему времени убили Лорда.
Рука вскинул на него глаза. Глубокие, черные, пронзительные. Бешеный отвел взгляд. Он отлично знал, какие отношения связывают Лорда и Руку. Он все понимал.
– Пойдем, – сказал Рука. Сопровождаемые удивленным взглядом крупье они вышли из зала. Шарик снова лег на «красное».
На следующий день Рука и четверо его людей вылетели в Санкт-Петербург. Святое дело мести должно свершиться.
* * *
В Пулково тольяттинскую команду встретили оставшиеся в живых люди Лорда. Было их трое. Всего трое из полутора десятков человек… Рука был мрачен, все дорогу до гостиницы молчал. Крепких связей в Питере у него не было, рассчитывать он мог только на себя и на своих людей. Даже те трое, которые ходили под братом, а сегодня встретили его, Руку, не могли считаться полностью надежными. Но святое дело мести должно свершиться!
Чтобы попусту не светиться в гостинице, Рука с бойцами поселился на съемной квартире. Вечером он провел серьезную беседу с Плешивым – единственным из подручных Лорда, которого более или менее знал. Разговор был долгим и неприятным для обоих. Рука видел, что идея мести у питерских отклика не находит, что они попросту боятся этого фраерка, у которого даже погоняло фраерское – Сын… Доверять, стало быть, ни Плешивому, ни его корешам нельзя.
А Плешивый, в свою очередь, считал, что тольяттинскието после мокрухи сразу отвалят… что им? Приехали – уехали… обратно свой конвейер доить. А ему здесь оставаться, в Питере. Как дело-то обернется, никогда наперед не знаешь. В общем, ввязываться Плешивому не хотелось. Еще и двух суток не прошло с того момента, как из засады у дома выкосили почти всех. Сам Плешивый сидел в замыкающей машине. Он даже понять ничего не успел, он только увидел, как резко мотнулась голова Пончика и из нее брызнуло… в заднем «БМВ» только он, Плешивый, уцелел. Ввязываться ему не хотелось.
– Ладно, брат, – сказал в завершение разговора Рука, – мы вопрос сами решим. Вы нам только со стволами и транспортом подмогните. И дайте наводочку на кого-нибудь из людей этого вашего Сынка отмороженного. Такого, чтобы не из шестерок, а поближе к Сыну-то был. Понял?
– Понял, – сказал Плешивый с облегчением. – Стволы будут хоть завтра. Есть «калашников», есть пара «тэтэх»… пойдет?
– Мало, – ответил Рука. – Достань еще. Бабок я дам… Но главное – человечек, близкий к Сыну. Есть такой?
– Есть, – кивнул Плешивый. – Ближе некуда, начальником охраны у Сына. Пойдет?
– Пойдет, – ответил Рука.
Глава пятая
МОЯ МАРУСЕЧКА!
ТАНЦУЮТ ВСЕ КРУГОМ…
Хоронили Славку в воскресенье. Нищий НИИ, в котором Славка работал, дал автобус и какие-то деньги… матпомощь или что-то в этом роде. Народу на поминках было много. И все говорили, какой Вячеслав Германович был замечательный человек. Умница. Честный, порядочный, отзывчивый. Бескомпромиссный… Филипка ни хрена не боялся, потому Филипок и хотел его сократить. Еще говорили, какой Славка был талантливый и про какой-то узел, который он спроектировал.
Таранов сидел, слушал, кивал, когда к нему обращались, пил водку и думал: не то… Все, что вы говорите, – не то. Все верно, все правильно, но тот, живой Славка, все-таки был другим.
Таранов боком вылез из-за стола, прошел в кухню. За столом сидела Лида. Курила, стряхивая пепел в тарелку со студнем. Иван закурил, присел на подоконник… больше присесть было не на что – все табуретки унесли в комнату.
– Лида, – сказал Таранов.
– Что, Ваня?
– А что он там делал?
– Я не знаю… Какая теперь разница?
Вдова воткнула сигарету в студень, посмотрела на Ивана снизу вверх. Взгляд был равнодушный, пустой.
– Какая теперь разница, Таран? – повторила она и взяла из пачки новую сигарету. Иван щелкнул зажигалкой, дал прикурить.
– Хочу понять, что он там делал.
– Не знаю я, Таран, не знаю…
– Он что, собирался куда-то ехать? Или встретиться с кем-то?
– Не знаю… С кем ему встречаться? Куда ехать в полночь?
– Вот я и хочу понять.
– А я – нет… Я ничего не хочу, Таран.
– А следователь что говорит?
Лида воткнула вторую сигарету в студень, встала и вышла из кухни. Таранов посмотрел ей вслед, посмотрел на тарелку со студнем, с пеплом и двумя окурками. Дура, подумал он, обыкновенная дура. Ни с кем не попрощавшись, Таранов ушел.
* * *
…И все-таки что Славка делал поздно вечером на железнодорожной платформе станции Ручьи? Собирался ехать куда-то? Навряд ли. Куда ехать в такое время? Зачем? Да и вообще… глупо как-то: ехать на электричке, если у тебя есть автомобиль. Не вяжется.
Значит – остается что? Встреча с кем-то. Но с кем?
Таранов стоял на платформе, курил и думал о том, что же произошло здесь четыре дня назад. Уже стемнело, было прохладно. Ветер раскачивал фонарь, и тени все время меняли свои размеры и форму… Славка, похоже, ждал здесь кого-то. Но кого? Своего убийцу? Или убийство произошло случайно?
Почему здесь, на платформе? Может, убийца приехал на электричке? Откуда? Со стороны Соснова или от Пискаревки?
Таранов посмотрел направо и увидел девушку в длинном белом плаще. Она не спеша шла по платформе… Он снова вернулся к своим мыслям: не связана ли смерть Славки с тем, что Иришка подсела на наркоту? Он ведь собирался предпринять некие шаги в этом направлении…
Под ноги Таранову упала тень. Черная тень девушки в белом. Он поднял глаза – девушка была уже рядом. Лица ее он рассмотреть не мог, потому что фонарь находился у нее за спиной. Цокали металлические набойки. Она сделала еще несколько шагов и остановилась напротив Таранова.
– Закурить не будет? – спросила она, и Иван понял, что нетрезва. Он достал пачку «Кэмэл», протянул. Потом щелкнул зажигалкой, дал огоньку.
– «Кэмэл», – сказала она. В свете зажигалки Таранов увидел молодое и вульгарное лицо. – Богатенький дядя.
Он промолчал и убрал в карман зажигалку. Девица выдохнула дым и сказала:
– Хочешь, отсосу за двести рэ?
– Нет, – сказал он. – Иди отсюда.
– А за сто пятьдесят? – сказала она.
– Я сказал: иди.
– Ну, давай за стоху, если тебя жаба душит.
– Быстро исчезла.
Она пожала плечами, повернулась и пошла. Буркнула что-то матерное. Таранов постоял еще немного и пошел в другую сторону. Зашел в помещение билетных касс и посмотрел расписание электричек в интервале с 23 часов до 0.20. Всего оказалось семь штук: три – в Питер и четыре – за город. Таранов переписал расписание и ушел.
На улице увидел, как девица в белом плаще садится в автомобиль к пожилому дядьке. Длинный, до пят, плащ был расстегнут, под ним – очень короткая юбка… Таранов подумал, что у нее красивые ноги. Хлопнула дверца, и ухоженная «семерка» уехала. Иван сплюнул на асфальт и пошел домой пешком. Жил он рядом. По дороге в магазинчике «24 часа» купил бутылку водки и банку «Доктора Пеппера». Магнитола за спиной продавщицы наяривала старинный шлягер «Моя Марусечка». Таранов бросил водку и жестянку с тоником в сумку, вышел на улицу.
В нескольких метрах от входа двое молотили одного. Из освещенного проема двери неслось:
Моя Марусечка! Моя ты куколка. Моя Марусечка! Моя ты душенька. Кругом все рушится…
Человек, которого били, упал.
…а жить так хочется И так приятно, хорошо мне Танцевать с тобой одной.
Упавшего начали бить ногами. Забьют, к черту, подумал Таранов.
– Отставить! – крикнул он. Один оглянулся, второй продолжал бить ногами тело на земле. Человек пытался закрыть голову.
Моя Марусечка! Танцуют все кругом. Моя Марусечка, танцуем мы с тобой…
Таранов вставил в рот два пальца и свистнул. Теперь на него поглядели оба подонка.
– Отставить, – повторил Таранов. – Убьете же, идиоты.
– А пошел ты на х… – сказал один. Человек на земле попытался встать. Тот, что «послал» Таранова, обернулся назад, к жертве, и сильно ударил ногой в голову. Человек снова упал.
Иван ругнулся и быстро подошел к отморозкам. На него смотрели нетрезвые, злые глаза.
– Ну, тоже хочешь?
– Нет, – сказал он и коротко воткнул два пальца в солнечное сплетение придурку. Тот охнул и согнулся.
– Да я тебя на куски порву, падла! – выкрикнул второй и сунул руку в карман. Таранов молчал, ждал. Из руки урода с металлическим щелчком выпрыгнул короткий обоюдоострый клинок.
Моя Марусечка, танцуем мы с тобой…
– Ну что, обоссался? – спросил урод.
– Нет, – сказал Таранов и сильно ударил его ногой в пах. Звякнуло о бетон железо самодельной выкидухи, раздался вой. Придурок рухнул на колени, согнулся, схватившись руками за свое «хозяйство».
Мгновенно, остро, вспыхнуло желание добить. Может быть, вот такие же шакалы убили Славку… Может быть, эти же самые. Только для того, чтобы отобрать бумажник с тридцатью-сорока рублями. Снять кольцо с пальца… Или просто так – из пьяного куража. Чтобы ощутить свое превосходство над слабым и беззащитным. Потешить свои дебильные амбиции.
Придурок скулил, раскачивался… Таранов присел, схватил его за волосы и рванул голову вверх. В расширившихся зрачках металась боль.
– Кто завалил мужика в среду в Ручьях? – спросил Иван.
– А-а-а-а…
– Ты завалил, – сказал Иван и сильно рванул голову.
– Не-е-е-т.
– А кто? Кто? Быстро, гнида, говори… убью!
– Не-е-зна…
– Он убил? – Таранов кивнул на второго. – Ну, кто? Он?
– Не-е-зна… Нет!
Таранов отпустил волосы, мужик безвольно бухнулся вперед. Что это я? – спросил себя Иван. – Почему – они? В городе ежедневно происходят несколько убийств, десятки драк… почему я подумал, что это именно они убили Славку?
Таранов встал, ощутил спиной чей-то взгляд… он всегда ощущал чужой взгляд… оглянулся. В проеме стоял рослый охранник, из-за его спины выглядывало испуганно-любопытное лицо продавщицы.
– Вызовите «скорую», – сказал Таранов и пошел прочь. «Марусечка» кончилась, вслед ему хрипел Профессор Лебединский.
* * *
Дома Таранов, не разуваясь и не включая света, прошел на кухню, налил полкружки водки. Потом распахнул дверцу холодильника. На пустой средней полке стояла тарелка с мертвой амебой подгоревшей яичницы и сморщенными сосисками.
Иван остолбенел. «Это» он делал на завтрак без малого неделю назад, когда пришел Славка со своей проблемой. Иван стоял и смотрел на дряблую ЕДУ. Пищу. Жратву. Завтрак холостяка. Тот самый завтрак, который он смастрячил, когда Слава был еще жив. На секунду ему показалось, что продукты в ярко освещенном пластиковом гробике холодильника разлагаются, распадаются на глазах. Покрываются трещинами, плесенью… Он, словно отгораживаясь от этого, захлопнул дверцу. Он отлично понимал, что этого не может быть, что – даже пролежав в холодильнике неделю – продукты еще съедобны. И вообще он не был брезглив. Ему доводилось есть то, что нормальный человек есть никогда не будет.
Но вид этой МЕРТВЕЧИНЫ напоминал про Славку. Про то утро с грозой, когда Славка пришел за помощью.
Иван взял со стола кружку с водкой, выпил залпом. За окном зашумел дождь. Тяжелая, плотная августовская листва блестела в свете уличного фонаря, слегка шевелилась и напоминала чешуйчатую шкуру морского чудовища.
Таранов тяжело опустился на стул, вытащил сигареты… А Славка сказал: да, Таран, найдем выход… вернешься – позвони… А потом он вышел из машины и побежал к автобусной остановке, высоко и неуклюже подбрасывая длинные ноги…
Сигарета, которую Иван мял в пальцах, лопнула… Он с недоумением посмотрел на черные крошки табака, потом налил себе еще водки. Открыл банку «Доктора». За окном колыхалась блестящая листва, в холодильнике лежала мертвая яичница. Иван выпил и запил «Доктором», вытащил из пачки новую сигарету.
Что же все-таки Славка делал на платформе станции Ручьи в полночь? Как его убили? И – главное – почему? Мягкий и интеллигентный Вячеслав Германович Мордвинов просто не мог иметь врагов. Во всяком случае, таких врагов, которые решают вопросы кровью… Тогда – что? Случайность? Возможно. Вполне возможно, что так… например, как сегодня у магазина. Но все равно остается вопрос: что делал сорокалетний, солидный, семейный кандидат наук на платформе железнодорожной станции? Тем более, в такое позднее время, почти ночью… И отмахнуться от этого вопроса нельзя. Не получится.
Более того: интуитивно Таранов понимал, что появление Славки на этой чертовой платформе и его смерть связаны между собой… вот только как? И чем, интересно, располагает на сегодняшний день следствие? Кто, кстати, его ведет: территориалы или транспортники?
Нужно будет выяснить у Лиды и встретиться со следаком. Возможно, они что-то уже накопали…
Иван докурил сигарету, встал и распахнул дверь холодильника. Мертвечина никуда не делась. Она все так же лежала на тарелке с золотым ободком. Он взял ЭТО и вместе с тарелкой выбросил в пакет для мусора… как будто это могло что-то изменить.
Потом он сделал глоток воды из горлышка и пошел в ванную. Снял одежду и сел на край ванны с баночкой «Доктора Пеппера» в руке. Пока ванна наполнялась водой, он рассматривал свое отражение в зеркале: угрюмый сорокалетний мужик с невыразительным лицом. Короткая седая стрижка… и два шрама на левой стороне тела: пулевой и осколочный. Пистолетная пуля от «маузера» модели «712» сохранилась и лежала сейчас в коробочке вместе с наградами. Пока Таранов кантовался в лазарете советского научно-исследовательского корабля «Академик Петров», один из членов экипажа – ювелир-любитель – оправил ее в серебро. Так вот – в серебре, на цепочке – остроносую маузеровскую пулю калибром «семь, шестьдесят три» Таранову и подарили перед выпиской. Вот, дескать, СУВЕНИР… носи на память. Он носить не стал, положил в коробочку к наградам.
Ванна наполнилась водой. Он влез и лежал несколько минут с закрытыми глазами. Навалилась страшная усталость – эта последняя неделя перед отпуском выдалась совершенно чумовая: командировка, неожиданная смерть Славки, передача дел Крамнику, организация похорон… Хорошо начинается отпуск. Толково… Э-э-х! Моя Марусечка, танцуют все кругом…
Он встал, включил душ и, постепенно заворачивая кран, довел воду до ледяной. Потом растерся полотенцем и голый прошлепал в кухню. Сделал глоток водки, завинтил крышку на бутылке и убрал ее в холодильник.
Часы на стене показывали, что уже начался понедельник.
Иван лег в постель. Мокрая чешуйчатая шкура монстра за окном шуршала. Чудовище шевелило боками, ворочалось.
Завтра с утра позвоню Лиде и узнаю, кто ведет дело, подумал Таранов. Может, что-то они нарыли.
А потом он уснул. «Ирокез» в ту ночь не прилетел.
* * *
Утром его разбудили воробьи. Ярко светило солнце, в приоткрытую балконную дверь влетал воробьиный гомон. На часах было почти восемь.
– А, бродяги, – привычно сказал Таранов, – кормлю вас, кормлю, а вы в ответ только гадите.
Воробьи привычно выслушали. Они держали головенки несколько набок и смотрели черными блестящими глазами. Таранов принес банку с пшеном, насыпал… потом сидел смотрел, как они клюют. Во рту после выпитого вчера было сухо, хотелось пить. Он надел халат, прошел в кухню и поставил чайник, включил радио. Потом пошел в ванную бриться.
Когда вернулся, зазвонил телефон. Звонила Лида, просила отогнать Славкину «двойку» в гараж… поможешь, Таран?
– Хорошо, – сказал он, – через час буду у тебя.
Лиду он не любил. За жадность, глупость и склонность к истерике. Безусловно, семнадцать лет назад, когда начинался у них со Славкой роман, она была красива. Она и сейчас красива. Уже тогда она была стервой и в подающего надежды Славку вцепилась – будь здоров! И не ошиблась – в тридцать лет Славка стал кандидатом наук, работал по какой-то там очень важной и перспективной теме. В составе группы ученых был приглашен для встречи с Генеральным Секретарем ЦК КПСС товарищем Горбачевым М. С., получил хорошую трехкомнатную квартиру. Это было в самом начале 91-го… И все к черту пошло – под откос. Славкина работа стала на хрен никому не нужна – оборонка! А у России и врагов-то нет, одни друзья со всех сторон. Вон сколько они нам тогда гуманитарной помощи присылали: и «сникерсы», и презервативы, и ношеные портки. Не нужна оборонка, нужна конверсия.
Сбережения у благополучной семьи Мордвиновых были, но инфляция превратила их в пыль. Это было только начало… дальше – больше. Одежонка и обувь имеют свойство изнашиваться, бытовая техника – ломаться, да и машинка становилась все старше. Хорошо – у Славки руки золотые, все может сам: начиная с заплатки на обувь и кончая регулировкой дифференциала в заднем мосту. Но это положения не спасало, семья потихоньку скатывалась к бедности. Некогда весьма приличная Славкина зарплата могла вызвать только смех… или, вернее, слезы.
Вот тогда-то Лида и проявила себя во всем блеске. Ежедневно Славка выслушивал упреки, слушал рассказы, сколько зарабатывает муж Верки, а сколько хахаль Элки… не то что некоторые кандидаты! Привыкшая жить по относительно высоким стандартам, Лидия Викторовна очень болезненно переносила нынешнее свое положение. Она упорно не понимала, что мягкий, интеллигентный Славка никогда не сможет спекулировать. А другого способа заработать в то время просто не существовало. Славка Таранову не жаловался – не тот человек, но шила-то в мешке не утаишь, все равно что-то прорывалось.
А Лида пилила, пилила, пилила… В какой-то момент Мордвинову «повезло» – его пригласили работать в частную фирмочку, занимавшуюся ремонтом западной бэушной бытовой техники: швейных и стиральных машин, прочей дребедени. Весь этот хлам закупался по бросовой цене в Швеции и Финляндии, здесь «доводился до ума» и шел в продажу у нас уже по совсем другой цене. Славка пахал в фирмочке по вечерам и в выходные. Домой каждый день приходил около полуночи. Но – зарабатывал. Платили в полуподпольной фирмочке еженедельно, неплохо и, самое главное, в валюте. Лида доллары и марки складывала в коробочку, копила на что-то. Славка похудел, с лица спал, но как-то повеселел даже. А потом, когда Лида подкопила, она… вложила все деньги в «МММ». Может, и не в «МММ», а в нечто подобное. Сути дела это не меняет, результат тот же.
А тут и фирмочка, где Славка калымил, лопнула. Когда стало очевидно, что «МММ» – нет проблем», Лида закатила грандиозный скандал и во всем обвинила Славку. Потому что он не мужик, слизняк и тряпка… В тот день Таран и Морда капитально напились в славкином гараже.
Так все и продолжалось. Славка работал в своем полупомершем НИИ, по вечерам бомбил на машине. Опыт, знания и талант инженера никому не были нужны. Он возил по вечерам пьянь, «бизнесменов», обкурившихся сопляков, проституток, торгашей с рынков. «Заряжать» пассажиров он не умел, а они точно чувствовали, что извозчик из интеллиге-еентов… платили по минимуму. Или не платили вовсе.
Так все и продолжалось. До вечера на платформе станции Ручьи…
…Таранов нажал спелую рябинину звонка, за черной дерматиновой дверью раздался гонг: данн-дон-н-н. Дверь открыла Лида. Без косметики, в неопрятном халате, в шлепанцах с розовыми помпонами.
– Доброе утро, – сказал он.
– Привет. Проходи, не разувайся, я не прибиралась еще.
Он вошел, закрыл за собой дверь.
– Кофейку? – спросила Лида.
– Спасибо, – сказал он и прошел в кухню. Но там присесть было негде – и на столе, и на табуретке, и в мойке стояли груды немытой посуды. Из тарелки со студнем торчали несколько окурков.
– Ты в комнату пройди, – сказала Лида. – Я сейчас.
Он встал и прошел в комнату. Здесь тоже был бардак. Таранов присел у торца стола, поставил локти на скатерть, покрытую пятнами, крошками. Вчера в доме прошли поминки, но почему-то казалось – разгул. И только занавешенное темной тканью зеркало и одиноко стоящая стопка с водкой да куском черного хлеба сверху говорила о другом. На спинке стула висел розовый бюстгальтер… Этот ПРЕДМЕТ был неуместен здесь, рядом с поминальной стопкой и черным хлебом. Почему-то стало очень обидно за Славку, противно.
Вошла Лида, внесла две чашки с дымящимся кофе, села напротив.
– Ты, Таран, сколько сахара кладешь? – спросила она.
– Все равно, – ответил он, пожимая плечами.
– Я тебе как себе положила – три ложки.
– Спасибо.
Некоторое время они молчали, только позвякивала ложечка в кружке у Лиды.
– Выпить хочешь, Таран?
– Я же за рулем, Лида.
– Ах, да… а я выпью. Не возражаешь?
Он ничего не сказал. Вдова Славки Мордвинова достала с полу почти пустую бутылку водки, поискала глазами, во что налить, и не нашла. Тогда она взяла СЛАВКИНУ стопку. Сняла хлеб и долила ее доверху. Вчера – Таранов точно это помнил – стопка была полной. Видимо, часть водки впитал за ночь хлеб… Лида выпила, сморщилась. Красивое лицо нестарой еще женщины стало похожим на оскалившуюся крысиную морду. Таранов отвел глаза. То, что она сделала сейчас, покоробило его.
…Неужели она не понимает, что сейчас сделала?
Лида отщипнула кусочек СЛАВКИНОГО хлеба и бросила его в рот… Неужели она не понимает?
– В общем, надо машину в гараж отогнать, Ваня. Из Ручьев-то я ее сама пригнала… А в гараж через полгорода ехать боюсь.
– Сделаем. Что за вопрос? Давай ключи от машины, от гаража и документы. Машина ведь на тебе?
– Мне с тобой нужно прокатиться?
– Не нужно. Ты лучше отдохни, Лида… Только черкани мне доверенность от руки… теперь это просто, без лишних формальностей.
Лида быстро написала доверенность, потом спросила:
– А потом поможешь продать ее? Теперь нам машина без надобности, а деньги нужны… поможешь?
– Помогу… Кстати, о деньгах… Вот триста долларов, я Славке был должен, – Таранов вытащил из бумажника и положил на скатерть три стодолларовых купюры.
– Должен? – удивленно спросила она. – А за что?
– Он моей «Ниве» обслуживание провел. Я автосервисам не доверяю, попросил Славу. У него же руки золотые.
Это была неправда, и Лида понимала, что это неправда. Должна, во всяком случае, понимать. Но она сделала вид, что верит, и деньги взяла. Кивнула головой и взяла. Ну и слава Богу! Если бы она стала мямлить: да нет… да я и не знаю… неудобно как-то… Если бы она стала мямлить, то получилось бы еще противнее. Хорошо, что не стала…
– Лида, – спросил он, – а кто ведет дело?
– Какое? – задала она совершенно идиотский вопрос. Таранов посмотрел ей в глаза и сказал:
– Дело об убийстве.
– А-а, это следователь из прокуратуры.
– А фамилия? Телефон? Есть у тебя его данные?
– Да-да, есть… Это все есть, сейчас найду.
Лида встала, вышла и через минуту принесла листок бумаги. Мятый, с запахом духов. На листке был номер телефона и ФИО: Борисов Иван Владимирович. Таранов сунул листок в карман. Лида снова налила себе водки.
– Не пей, Лида… вином не зальешь.
– Боишься, что я сопьюсь? – спросила она и опрокинула водку в рот. На этот раз не поморщилась.
– Нет… но…
– Херня, Таран. Не бери в голову.
Конечно, подумал он. Конечно, херня… не бери в голову. Три к носу, и все пройдет. Перемелется – мука будет. А Славка лежит на Южном. Умный, добрый и порядочный Морда лежит в земле. Те суки, которые его убили, живы и здоровы… Э, нет, ребята, так не пойдет! Так не пойдет, ребята! Меня учили по-другому.
– Когда отгонишь машину?
– Да прямо сейчас и отгоню… А где Рыжик?
– Спит еще…
– Ладно. Я потом вернусь, и поговорим. Вы дома будете?
– Ага… дома. Куда нам идти?
Она даже не спросила: о чем? О чем, Таран, ты хочешь поговорить? Она сказала: ага… дома.
На скатерти стояла пустая Славкина стопка, лежали три стодолларовых купюры… Херня, не бери в голову… Ага.