Текст книги "Приход ночи (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 75 (всего у книги 83 страниц)

– Он принесет нам большие деньги.

– Деньги – это еще не все.

– Ну назовите хотя бы одну вещь, которую можно получить без денег... Ш-ш! – Он так пнул Грэма по ноге, что едва не раздробил ему левую лодыжку, и с судорожной улыбкой поднялся. – Мистер де Мейстер!

– Простите, старина,– послышался сонный голос. – Насилу вырвался, представляете. Масса дел. Вы, небось, совсем уже заскучали.

По ушам Грэма Дорна побежали колючие мурашки. Он оглянулся через плечо и шарахнулся, насколько вообще может шарахнуться сидящий человек. Со времени своего последнего появления Реджинальд де Мейстер обзавелся моноклем, и от его одноглазого взгляда в жилах должна была стынуть кровь.

Де Мейстер небрежно приветствовал его.

– Мой дорогой Ватсон! Рад вас видеть. Чертовски счастлив.

– Почему бы тебе не убраться к дьяволу? – поинтересовался Грэм.

– Мальчик мой. Ох, мой мальчик.

– Вот это мне по вкусу,– просипел Макданлоп.– Шутки! Веселье! Сразу на душе радостно становится. Ну, перейдем к делу?

– Непременно. Надеюсь, обед уже на подходе? Тогда я ограничусь только бутылкой вина. Мне как обычно, Генри.

Официант, маячивший неподалеку, стрелой метнулся прочь и вернулся с бутылкой. Пробка была откупорена, и содержимое бутылки с бульканьем полилось в бокал.

Де Мейстер изящно пригубил напиток.

– Как это мило с твоей стороны, приятель, сделать меня завсегдатаем этого славного местечка. Это действует даже сейчас, и это весьма удобно. Все официанты меня знают. Мистер Макданлоп, я так понимаю, вы убедили мистера Дорна в необходимости продолжать серию романов о де Мейстере.

– Да,– сказал Макданлоп.

– Нет,– сказал Грэм.

– Не обращайте на него внимания, – сказал Макданлоп. – Он упрямец. Вы же знаете этих авторов.

– Не обращайте на него внимания, – сказал Грэм. – Он микроцефал. Вы же знаете этих издателей.

– Послушай, дружище. Я так понимаю, Макданлоп не пояснил тебе, чем чревато твое упрямство?

– И чем же оно чревато, остолопище?

– Скажи, твою жизнь никогда не превращали в кошмар?

– Ты имеешь в виду, все время подкрадывались со спины и пугали?

– Дорогой мой мальчик, вот что я тебе скажу. Я совсем не так прост. Я в состоянии превратить жизнь человека в кошмар современными, передовыми методами. К примеру, тебя никогда не оттесняли на второй план?

Он гаденько хихикнул.

Этот смешок показался Дорну очень знакомым. Ну, точно. Страница сто три, «Убийство на выгоне».

«Его ленивые веки сомкнулись и разомкнулись. Он рассмеялся, легкомысленно и звонко, и, хотя он не произнес ни слова, Хэнк Марслау съежился. В этом легкомысленном смешке таилась скрытая угроза и скрытая сила, и дюжий хозяин ранчо почему-то не осмелился потянуться за оружием».

Грэму его смех все еще продолжал казаться гаденьким смешком, но он все равно съежился и не осмелился потянуться за оружием.

В образовавшуюся паузу поспешно вклинился Макданлоп.

– Поймите, Грэм. Зачем шутить с призраками? Призраки не соображают. Они – не люди! Если вы хотите, чтобы вам повысили гонорар...

– Может, хватит уже о деньгах? – вспылил Грэм. – С сегодняшнего дня я намерен писать исключительно великие романы о сильных человеческих чувствах.

Макданлоп неожиданно изменился в лице.

– Нет,– заявил он.

– Между прочим,– сладким, прямо-таки медоточивым голосом заметил Грэм, – у меня тут при себе рукопись. Можете на нее взглянуть.

Он крепко ухватил взмокшего Макданлопа за лацкан пиджака.

– Этот роман – невиданное по силе воздействия произведение. Роман, который потрясет вас до глубины души. Роман, который распахнет перед вами новый мир.

– Нет,– отрезал Макданлоп.

– Роман, который обличает лживость этого мира. Роман, который вскроет правду. Роман...

Макданлоп, который был не в состоянии протянуть руку еще выше, взял рукопись.

– Нет,– повторил он.

– Почему бы, черт вас раздери, вам не прочитать его? – спросил Грэм.

– Прямо сейчас?

– Хотя бы начните.

– Послушайте, а что, если я прочитаю его завтра или даже послезавтра? Сейчас мне нужно принять сироп от кашля.

– За все время, что я здесь, вы ни разу не кашлянули.

– Я немедленно свяжусь с вами...

– Вот, – сказал Грэм, – первая страница. Почему бы вам не начать читать? Мой роман захватит вас в одно мгновение.

Макданлоп пробежал глазами два абзаца и спросил:

– Действие что, происходит в шахтерском городке?

– Да.

– Тогда мне нельзя это читать. У меня аллергия на угольную пыль.

– Но это же не настоящая угольная пыль, Макостолоп.

– То же самое, – напомнил ему издатель, – вы говорили и о де Мейстере.

Знаменитый сыщик осторожно постучал сигаретой по тыльной стороне ладони тем особым жестом, который выдавал внезапную решимость.

– Все эти ваши разговоры – скука смертная. Ходите вокруг да около, как вы выражаетесь. Давайте, мистер Макданлоп, сейчас не время для полумер.

Макданлоп перепоясал воображаемые чресла и произнес:

– Ну ладно, мистер Дорн. Я вижу, вы не цените доброго отношения. Вместо де Мейстера я получаю угольную пыль. Вместо самой широкой известности за последние пятьдесят лет я получаю общественную значимость. Ладно, мистер Умник Дорн. Если через неделю вы не придете со мной к соглашению – замечу, к выгодному соглашению, – то окажетесь в черном списке во всех приличных издательских фирмах Соединенных Штатов и зарубежных стран. – Он погрозил пальцем и зачем-то добавил, сорвавшись на крик: – Включая скандинавские!

Грэм Дорн пренебрежительно рассмеялся.

– Ба! – сказал он.– Напугали! Я состою в Союзе писателей, и если вы только попробуете мной командовать, вы сами у меня в два счета угодите в черный список. Ну, как вам такая перспектива?

– Мне – прекрасно! А вот как запоете вы, когда я докажу, что вы плагиатор?

– Я? – выдохнул Грэм, когда закончил давиться хохотом. – Это я-то, самый оригинальный писатель десятилетия?

– Да неужели? Тогда, может быть, вы припомните, что в каждом вашем романе вы вскользь упоминаете о записных книжках де Мейстера, в которых хранятся его записи по предыдущим делам?

– И что?

– А то, что они у него есть. Реджинальд, мальчик мой, покажите мистеру Дорну вашу записную книжку по вашему последнему делу. Видите? Это «Загадка дорожных столбов», и в ней досконально, во всех подробностях, описано каждое событие вашего романа – и датированы эти записи годом раньше, чем вышла книга. Весьма убедительно.

– Опять-таки, и что?

– Может быть, вы получили право воспроизводить его записную книжку и издавать ее под видом оригинального детективного романа?

– Вы, жертва полиомиелита мозга, эта записная книжка – плод моего воображения.

– Кто это вам сказал? Почерк принадлежит де Мейстеру, это вам любой эксперт подтвердит. Может быть, у вас есть какая-нибудь бумажка, какой-нибудь договор или соглашение, ну, понимаете, что-нибудь, что давало бы вам право пользоваться его записными книжками?

– Как я, по вашему мнению, должен был заключить договор с вымышленным персонажем?

– С каким вымышленным персонажем?

– Мы с вами оба отлично знаем, что никакого де Мейстера не существует.

– Да, но знают ли об этом присяжные? Когда я дам показания, что принял три сильнодействующие печеночные пилюли, а он все равно не исчез, по-вашему, двенадцать человек скажут, что его не существует?

– Это шантаж.

– Несомненно. Даю вам неделю сроку. Или, иными словами, семь дней.

Грэм Дорн в отчаянии обратился к де Мейстеру:

– Ты с ним заодно! Я создал тебя человеком кристальной честности. Это, по-твоему, честно?

Де Мейстер пожал плечами.

– Мой дорогой мальчик. Все это – и вдобавок еще ваша жизнь, превращенная в кошмар.

Грэм поднялся.

– Куда вы?

– Домой, писать вам письмо. – Брови Дорна вызывающе сошлись на переносице. – И на этот раз я его отправлю, будьте уверены. Я не сдамся. Я буду сражаться до последнего человека. А ты, де Мейстер, только попробуй сунуться ко мне со своими привидениями, и я оторву тебе башку и залью кровью весь новый костюм Макданлопа.

Он решительно зашагал к выходу и исчез за дверью, а де Мейстер исчез просто так.

Макданлоп негромко хрюкнул, потом принял печеночную пилюлю, почечную пилюлю и столовую ложку сиропа от кашля – и все это единым духом.

Грэм Дорн сидел в гостиной у Джун; ногти на руках он давным-давно сгрыз и теперь подбирался к костяшкам пальцев.

Джун куда-то вышла, и Грэм был этому рад. Чудесная девушка, просто замечательная, прекрасная девушка. Но в данный момент ему было не до нее.

Сейчас его мысли занимали дурнопахнущие события последних шести дней.

«Слушай, Грэм, я туг вчера столкнулся в клубе с твоим корешем. Ну с этим, де Мейстером. Меня чуть удар не хватил. Я-то всегда считал, что он – выдумка вроде Шерлока Холмса и на самом деле не существует. Один-ноль в твою пользу. Не знал, что... Эй, куда ты?»

«Эй, Дорн, слышал, ваш босс де Мейстер вернулся? Что, скоро можно ждать новых книг? Повезло вам, что есть откуда черпать готовые сюжеты... Э-э... Ладно, до свидания».

«Грэм, дорогой, куда вы запропастились вчера вечером? Вечеринка у Энн забуксовала – вернее, забуксовала бы, если бы не Реджи де Мейстер. Он справлялся о вас; впрочем, думаю, ему было неуютно без своего Ватсона. Наверное, это замечательно – быть Ватсоном при таком... мистер Дорн! И вам всего доброго, сэр!»

«Да, провел ты меня. Я-то думал, ты сам все это выдумал. Что ж, правда иной раз удивительней всякого вымысла, ха-ха!»

«Полицейские чиновники отказываются подтвердить слухи о том, что знаменитый криминолог-любитель Реджинальд де Мейстер заинтересовался этим делом. Связаться с самим де Мейстером, чтобы получить какие-либо комментарии, нашим журналистам не удалось. Мистер де Мейстер стал известен широкой публике, блестяще раскрыв более десятка преступлений, хронику которых запечатлел в виде детективных романов его личный доктор Ватсон, мистер Грэйл Дун».

Грэм содрогнулся; кулаки у него чесались расквасить кому– нибудь нос. Де Мейстер превратил его жизнь в кошмар, и еще в какой! Грэм Дорн потихоньку оказывался в тени своего собственного детища, в точности как тот и пообещал.

Постепенно до Грэма дошло, что настойчивый звон, который он слышит, раздается не у него в голове, а, совсем наоборот, от входной двери. Судя по всему, точно такого же мнения придерживалась и мисс Джун Биллингс, поскольку откуда-то сверху донесся ее пронзительный окрик, больно ударивший Грэма по ушам.

– Эй, бестолочь, открой дверь, пока от этого трезвона не рухнули стены! Я спущусь через полчаса.

– Хорошо, милая!

Грэм прошаркал к двери и открыл ее.

– А, вот ты где. Приветствую,– сказал де Мейстер и протиснулся в переднюю.

Погасшие глаза Грэма зажглись огнем, с губ сорвался звериный рык. Он принял позу гориллы, столь успокоительную для горячих американских мужчин в подобные минуты, и принялся кружить перед слегка озадаченным сыщиком.

– Мой мальчик, ты не заболел?

– Я, – пояснил Грэм, – не заболел, а вот от тебя скоро останутся одни воспоминания, потому что я намерен омыть руки в твоей крови!

– Только не забудь потом хорошенько помыть их с мылом. Иначе они выдадут тебя с головой, верно?

– Хватит острить. Хочешь сказать последнее слово?

– Не особенно.

– Тем лучше. Твое последнее слово меня не интересует.

С этими словами он набросился на злополучного де Мейстера, точно впавший в буйство слон. Де Мейстер плавно переместился влево, выставил вперед руку и ногу, и Грэм описал параболическую дугу, которая завершилась полным разгромом столика, вазы с цветами, аквариума и пятифутового участка стены.

Грэм захлопал глазами и стряхнул с левой брови чересчур любопытную золотую рыбку.

– Мой мальчик, – пробормотал де Мейстер, – ох, мой дорогой мальчик.

Грэм запоздало вспомнил один эпизод из «Парада пистолетов».

«Руки де Мейстера замелькали с головокружительной быстротой, и двумя уверенными молниеносными ударами он сшиб обоих головорезов с ног. Он уложил их наземь благодаря не грубой силе, а своему непревзойденному знанию дзюдо, с такой легкостью, что его дыхание даже не стало ни на йоту чаще. Головорезы застонали от боли».

Грэм застонал от боли.

Он чуть приподнял правое колено, чтобы бедренная кость вернулась на место.

– Может, лучше поднимешься, старина?

– Я останусь здесь, – с достоинством проговорил Грэм, – и буду рассматривать пол с близкого расстояния до тех пор, пока не сочту нужным встать, или до тех пор, пока не буду в состоянии шевельнуть хотя бы одним мускулом. В зависимости от того, что будет раньше. А теперь, пока я не принял к тебе дальнейшие меры, какого дьявола тебе здесь нужно?

Реджинальд де Мейстер отточенным движением поправил монокль.

– Полагаю, тебе известно, что срок ультиматума Макданлопа истекает завтра?

– Надеюсь, и ваш с Макданлопом срок тоже.

– Ты не передумаешь?

– Ха!

– Право, – вздохнул де Мейстер, – все это скучища смертная. Ты позаботился о том, чтобы мне в этом мире было удобно. Ведь в твоих книгах меня прекрасно знают во всех клубах и лучших ресторанах, я закадычный друг мэра и комиссара полиции, владелец роскошных апартаментов на Парк-авеню и великолепной художественной коллекции. И в реальном мире это волшебство никуда не исчезает. Это очень мило с твоей стороны.

– Поразительно, – задумчиво протянул Грэм, – с каким вниманием я тебя не слушаю и как отчетливо не слышу ни единого слова из того, что ты говоришь.

– И все же, – продолжал де Мейстер, – мой книжный мир, без сомнения, подходит мне куда лучше. Он более пленителен, в нем нет скучной логики, и нужды, и житейских невзгод. Словом, нужно вернуть меня обратно, и притом к активной жизни. Сроку тебе до завтра!

Грэм принялся мурлыкать какой-то веселенький мотивчик, время от времени фальшивя.

– Это что, новая угроза, де Мейстер?

– Нет, это старая угроза, только серьезней. Я лишу тебя последних остатков личности. И в конце концов под давлением общественного мнения тебе придется стать, выражаясь твоими же собственными словами, «бессловесной марионеткой де Мейстера». Видел, как эти ребята газетчики сегодня переврали твое имя?

– Я-то видел, мистер Скотина де Мейстер, а вот ты читал статейку на полколонки на десятой странице той же самой газеты? Вот, послушай: «Знаменитый криминалист подлежит призыву на военную службу без ограничений. Призывная комиссия утверждает, что Реджинальд де Мейстер в самом скором времени встанет под ружье».

Некоторое время де Мейстер был молчалив и неподвижен. Затем он последовательно произвел следующие действия: медленно вытащил из глаза монокль, грузно уселся на диван, рассеянно потер подбородок и закурил после долгого и вдумчивого похлопывания сигаретой по тыльной стороне ладони. Зоркое авторское око Грэма Дорна немедленно опознало в каждом из этих телодвижений по отдельности признак глубокого волнения и душевного разлада со стороны его персонажа.

Но никогда, ни в одной из книг на памяти Грэма де Мейстер не проделывал все четыре действия одно за другим.

Наконец де Мейстер заговорил.

– Не понимаю, зачем в последней книге тебе вообще понадобилось ставить меня на воинский учет. Эта тяга вечно и во всем следовать веяниям времени, это дьявольское желание писать на злобу дня – проклятие детективного жанра. Истинный детектив – вне времени, он не должен иметь никакой связи с текущими событиями, не должен...

– Есть только один способ избежать призыва, – перебил его Грэм.

– Если тебе непременно хотелось впихнуть туда что-то про призыв в армию, мог хотя бы написать, что я не годен к службе по какой-нибудь уважительной причине.

– Есть только один способ избежать призыва, – гнул свое Грэм.

– Это преступная халатность, – продолжал де Мейстер.

– Послушай! Возвращайся обратно в книги и можешь не опасаться, что тебя нашпигуют свинцом.

– Напиши эти книги, и я вернусь.

– Подумай о войне.

– Подумай о своем «я».

Два несгибаемых человека сошлись лицом к лицу в поединке характеров (вернее, сошлись бы, если бы Грэм до сих пор не находился в горизонтальном положении), и ни один не желал уступать.

Тупик!

Тут раздался нежный голосок Джун Биллингс и разрядил напряжение:

– Могу я узнать, Грэм Дорн, что вы делаете на полу? Сегодня я уже подметала, и ваши попытки переделать после меня мою работу меня не радуют.

– Я вовсе не подметаю. Если бы ты посмотрела хорошенько,– кротко отвечал Грэм,– то увидела бы, что твой обожаемый жених лежит здесь, жестоко избитый, страдая от невыносимой боли.

– Ты испортил мой диванный столик!

– Я сломал ногу.

– И мою любимую лампу.

– И два ребра.

– И аквариум.

– И кадык.

– И не представил своего друга.

– И шейный позвоно... Какого друга?

– Вот этого.

– Друга! Ха! – Его глаза затуманились. Она слишком юна, слишком хрупка, чтобы сталкиваться с суровой и неприглядной правдой жизни. – Это, – пробормотал он отрывисто, – Реджинальд де Мейстер.

При этих словах де Мейстер ожесточенно переломил сигарету пополам – жест, выдающий глубочайшее волнение.

– Вы... вы совсем не такой, каким я вас себе представляла, – проговорила Джун медленно.

– Не знаю. Просто... не таким – судя по тем историям, что я слышала.

– Вы мисс Биллингс, чем-то напоминаете мне Летицию Рейнольдс.

– Надо полагать. Грэм говорит, он списал ее с меня.

– Жалкое подобие, мисс Биллингс. Поразительно жалкое.

Теперь они стояли почти вплотную, взгляды их были прикованы друг к другу, и Грэм пронзительно вскрикнул. Убийственное воспоминание вдруг всплыло из глубин его памяти, и он подскочил как ужаленный.

Перед глазами у него пронеслись слова из «Дела о запачканной галоше». И из «Убийства в примулах». И из «Трагедии в поместье Хартли». «Смерти охотника», «Белого скорпиона», да и, чтобы не вдаваться в перечиспение, из всех прочих его книг.

Эти слова гласили:

«Де Мейстер обладал бесспорным обаянием, которое неотразимо действовало на женщин».

А Джун Биллингс совершенно определенно была женщиной.

И упомянутое обаяние буквально сочилось у нее из ушей и толстым слоем покрывало пол.

– Выйди из комнаты Джун, – приказал он.

– Не выйду.

– Мне нужно кое о чем потолковать с мистером де Мейстером, наедине, как мужчина с мужчиной.

– Прошу вас, уйдите, мисс Биллингс, – сказан де Мейстер.

Джун поколебалась, потом тонким голоском сказала:

– Ну, хорошо.

– Стой! – крикнул Грэм, – Что это он вдруг раскомандовался тобой? Я требую, чтобы ты осталась!

Она очень аккуратно закрыла за собой дверь.

Двое сошлись лицом к лицу. В глазах обоих сквозило выражение сильного человека, загнанного в угол. То было упорное смертельное противостояние, без пощады, без компромисса. Именно такими ситуациями Грэм Дорн всегда потчевал своих читателей: двое сильных мужчин, соперничающих за одну руку, одно сердце, одну девушку.

– Давай заключим сделку! – произнесли оба хором.

– Ты убедил меня, Реджи, – сказал Грэм, – Мы нужны нашим читателям. Завтра же я начну следующий роман о де Мейстере. Давай пожмем друг другу руки и забудем былые обиды.

Де Мейстера раздирали противоречивые чувства. Он положил руку на лацкан пиджака Грэма.

– Мой дорогой мальчик, твои доводы убедили меня. Я не могу позволить тебе принести себя в жертву ради меня. Ты полон великих замыслов, которые необходимо воплотить в жизнь. Пиши свои шахтерские романы. Вот что действительно важно, а я – нет.

– Не могу, старина. Ты так много для меня сделал и так много для меня значил. Завтра мы с тобой начнем все сначала.

– Грэм, мой... мой литературный отец, я не могу этого позволить. Неужели ты считаешь, что я бессердечный, что я не испытываю к тебе никаких сыновних чувств – в литературном смысле?

– Но война, не забывай о войне. Искореженные тела. Кровь. Все такое.

– Мой долг велит мне остаться. Я нужен моей стране.

– Но если я перестану писать, ты в конце концов прекратишь свое существование. Я не могу этого допустить.

– Ах, это – Де Мейстер с небрежным изяществом рассмеялся. – С недавних пор многое изменилось. Теперь в мое существование верит столько народу, что я крепко утвердился в реальном мире и уже не исчезну. Мне больше не о чем тревожиться.

– Ах вот как! – Грэм стиснул зубы и яростно прошипел: – Так значит, вот что ты затеял, змея подколодная. Думаешь, я не вижу, что ты собрался приударить за Джун?

– Вот что, старина, – высокомерно проговорил де Мейстер. – Я не могу позволить тебе говорить об искренней и чистой любви в таких пренебрежительных выражениях. Я люблю Джун, а она любит меня – я это знаю. И если ты со своими закостенелыми викторианскими взглядами имеешь что-то против, можешь принять побольше нитроглицерина и ударить себя по животу.

– Я тебе покажу нитроглицерин! Я иду домой и сажусь за следующий роман о де Мейстере. Ты будешь в нем главным действующим лицом, и тебе придется в него вернуться. Ну, что ты на это скажешь?

– Ничего, потому что ты не сможешь написать следующий роман о де Мейстере. Теперь я слишком реален и ты больше не властен надо мной, как прежде. И что ты на это скажешь?

Чтобы решить, что он на это скажет, у Грэма Дорна ушла неделя, и результаты этих размышлений, к полному его изумлению, оказались совершенно непечатными.

Их вообще невозможно было каким-либо образом перенести на бумагу.

Нет, его переполняли замыслы великих романов, берущих за душу драм, эпических поэм, блестящих эссе – но о Реджинальде де Мейстере он не мог написать ни слова.

С его пишущей машинки просто-напросто сбежала заглавная «Р».

Грэм плакал, бранился, рвал на себе волосы и мазал кончики пальцев мазью. Он пробовал пустить в ход пишущую машинку, ручку, карандаш, фломастер, уголь и кровь.

Все без толку.

В дверь позвонили, и Грэм распахнул ее.

В переднюю ввалился Макданлоп, запнулся о залежи рваной бумаги и полетел прямо в объятия Грэма.

Дорн не стал его ловить.

– Ха! – с ледяным достоинством сказал он.

– Сердце! – прохрипел Макданлоп и потянулся за печеночными пилюлями.

– Только не вздумайте отдать здесь концы, – любезно предупредил Грэм. – Управдом меня не поймет, если я начну сбрасывать трупы в мусоросжигатель.

– Грэм, мальчик мой, – горячо начал Макданлоп, – больше никаких ультиматумов! Никаких угроз. Я пришел воззвать к вашим лучшим чувствам, Грэм. – Он на миг умолк, сражаясь с одышкой, – Я люблю вас как сына. Этот негодяй де Мейстер должен исчезнуть. Вы должны написать новую книгу о де Мейстере ради меня. Грэм... я должен кое-что рассказать вам, только между нами. Моя жена влюбилась в этого пройдоху. Она говорит, что я неромантичный. Я! Неромантичный! Можете себе представить?

– Могу, – последовал исполненный трагизма ответ. – Все женщины без ума от него.

– С его-то лицом? С этим моноклем?

– Так написано во всех моих книгах.

Макданлоп вскинулся.

– Ага! Опять вы. Бестолочь! Надо же хотя бы иногда думать, что сочиняете!

– Вы сами настаивали. Говорили, что читательницы будут без ума.

Грэму было все равно. Ох уж эти женщины! Он горько усмехнулся. Обаяшку им подавай!

Макданлоп вздохнул.

– Да, читательницы. Куда же без них? Но, Грэм, мне-то как быть? Дело не только в моей жене. Ей принадлежит половина акций «Макданлоп, инк.». Если она уйдет от меня, я потеряю контрольный пакет. Подумайте об этом, Грэм. Это катастрофа для издательского мира.

– Грю, старина. – Грэм издал глубочайший вздох, даже ногти у него на ногах сочувственно завибрировали, – Мы с вами товарищи по несчастью. Представляете, Джун, моя невеста, полюбила этого слизняка. И он тоже полюбил ее, потому что она – прототип Летиции Рейнольдс.

– Какой-какой тип? – переспросил Макданлоп, смутно подозревая какое-то оскорбление.

– Не важно. Моя жизнь погублена,– Он отважно улыбнулся и проглотил недостойные настоящего мужчины слезы; впрочем, первые две слезинки все же успели сорваться с кончика его носа.

– Мой бедный мальчик! – Издатель судорожно стиснул руки Дорна.

– Загнанный в угол этим бездушным чудовищем, – сказал Грэм.

– Угодивший в капкан, как немцы в России, – подхватил Макданлоп.

– Жертва адского коварства, – всхлипнул Грэм.

– Именно, – Макданлоп оглаживал Грэму руку такими движениями, как будто доил корову, – Вы должны продолжить писать книги о де Мейстере чтобы он вернулся обратно в ад, где ему самое место. Верно?

– Верно! Но тут есть одна загвоздка.

– Какая?

– Я не могу писать. Теперь он настолько реален, что я не могу затолкать его обратно в книгу.

Тут-то Макданлоп понял, откуда на полу взялись груды изорванной бумаги. Он схватился за голову и простонал:

– Моя жена! Моя корпорация!

– Остается еще армия, – напомнил Грэм.

Макданлоп поднял глаза.

– А «Смерть на третьей палубе», рукопись, которую я отправил вам на доработку три недели назад?

– Не считается. Это в прошлом. Она уже повлияла на него.

– Но она же не была опубликована?

– Все равно. Именно в ней я упомянул о призывной комиссии. Ну, там, где они признали, что он может идти в армию.

– О, у меня бы он пошел куда подальше.

– Макданлоп! – Грэм Дорн подскочил и ухватил издателя за лацканы. – Может быть, у меня получится внести в рукопись кое-какие исправления.

Макданлоп надрывно закашлялся и слабо захрипел.

– Можно вставить в рукопись что угодно.

Макданлоп начал задыхаться.

– Мы еще можем все исправить.

Макданлоп посинел.

Грэм тряхнул лацкан и все прочее, что к нему прилагалось.

– Может, скажете хотя бы что-нибудь?

Макданлоп вырвался и проглотил ложку сиропа от кашля. Потом прижал руку к сердцу и слегка похлопал по груди. Попгом покачал головой и пошевелил бровями.

Грэм пожал плечами.

– Ладно, не хотите разговаривать – не разговаривайте. Я сам все исправлю, без вас.

Он отыскал рукопись и опасливо примерился к пишущей машинке. Пальцы исправно шевелились и почти не скрипели в суставах. Грэм застучал по клавишам быстрее, еще быстрее, пока не набрал свою обычную скорость. Машинка весело стрекотала, над ней вилось привычное облачко беловатого дыма.

– Получается! – воскликнул он.– Я не могу писать новые книги, но могу вносить исправления в старые, неопубликованные!

Макданлоп склонился над его плечом. Он то и дело забывал дышать.

– Быстрее, – подгонял его Макданлоп, – быстрее!

– Я и так еду тридцать пять миль в час, – строго сказал Грэм. – Быстрее не положено. Еще пять минут.

– А он точно там будет?

– Он постоянно у нее торчит. На этой неделе ни одного вечера не пропустил. – Дорн сплюнул мелкое крошево, в которое уже стер все передние зубы от постоянного ими скрежетания. – Но помоги вам бог, если ваша секретарша не оправдает наших надежд.

– Мальчик мой, уж на мою-то секретаршу ты можешь положиться.

– Исправленную рукопись нужно прочесть до девяти часов.

– Если ее не настигнет скоропостижная смерть, она ее прочтет.

– С моей-то везучестью скоропостижная смерть непременно ее настигнет. А она поверит?

– Каждому слову. Она же видела де Мейстера. Она знает, что он существует.

Взвизгнули тормоза, и сердце у Грэма облилось кровью от жалости к каждой молекуле резины, которая стерлась с шин.

Он взбежал по лестнице. Макданлоп поковылял следом.

Дорн нажал на кнопку звонка и ворвался в дом. Реджинальд де Мейстер, который стоял прямо за дверью, едва не получил указующим перстом своего создателя прямо в глаз, и лишь скорость реакции спасла его от превращения в мифического одноглазого героя.

Чуть поодаль стояла Джун Биллингс, молчаливая и смущенная.

– Реджинальд де Мейстер, – зловещим тоном пророкотал Грэм, – настал ваш последний час.

– Ох, мальчик мой, – сказал Макданлоп, – у вас все получится.

– Чем, – поинтересовался де Мейстер, – я обязан столь драматическому, хотя и туманному заявлению? Я, знаете ли, в недоумении.

Он изящным жестом закурил и улыбнулся.

– Привет, Грэми, – боязливо поздоровалась Джун.

– Изыди, коварная.

Джун засопела. Она чувствовала себя будто какая-нибудь книжная героиня, раздираемая противоречивыми чувствами. Естественно, она упивалась всем происходящим.

Поэтому она дала волю слезам и сделала несчастное лицо.

– Возвращаясь к нашему разговору, – устало спросил де Мейстер, – из-за чего весь сыр-бор?

– Я переписал «Смерть на третьей палубе».

– И?

– Исправленный вариант, – продолжал Грэм, – в настоящее время находится в руках секретарши Макданлопа, девушки в стиле мисс Биллингс, моей бывшей невесты. То есть она из тех девушек, которые стремятся к состоянию идиотки, но пока еще его не достигли. Она поверит в каждое слою.

– И?

Голос Грэма стал угрожающим.

– Возможно, ты припомнишь некую Санчу Родригес?

Впервые за все время Реджинальд де Мейстер содрогнулся.

Сигарета выпала у него изо рта, но он поймал ее.

– Ее убил Сэм Блейк в шестой главе. Она была в меня влюблена. Право же, старина, вечно ты втравливаешь меня во всякие переделки.

– Погоди, ты еще узнаешь, что такое настоящая переделка, приятель. В исправленном варианте Санча Родригес не умерла.

– Умерла?! – послышался пронзительный, но отчетливый женский голос. – Я ему покажу «умерла»! Где тебя носило целый месяц, ты, изменный коварщик?

На этот раз де Мейстер не поймал свою сигарету. Даже не попытался. Он узнал гостью. Для стороннего наблюдателя, возможно, это и была обычная грациозная латиноамериканка с темными сверкающими глазами и длинными поблескивающими ногтями, но для де Мейстера это была Санча Родригес – восставшая из мертвых!

Секретарша Макданлопа прочла и поверила.

– Мисс Родригес, – залепетал де Мейстер, – как восхитительно вас видеть.

– Я тебе не мисс Родригес, а миссис де Мейстер, ты, изменный коварщик, подонный презренок, грязная сколопендра! И кто эта женщина?

Джун с достоинством отступила за ближайший стул.

– Миссис де Мейстер, – жалобно протянул Реджинальд и беспомощно обернулся к Грэму Дорну.

– Ах, ты уже и думать обо мне забыл, да, вероломный обольститель, подлая собака? Я покажу тебе, как обманывать слабую женщину! Я тебя своими руками в порошок сотру!

Де Мейстер принялся яростно отпираться.

– Но, золотко...

– Какое я тебе золотко? Что ты делаешь с этой женщиной?

– Но, золотко...

– Я не Желаю слушать твои оправдания. Что ты делаешь с этой женщиной?

– Но, золотко...

– Заткнись! Что ты делаешь с этой женщиной?

Реджинальд де Мейстер был загнан в угол, и миссис де Мейстер погрозила ему кулаком.

– Отвечай!

Де Мейстер исчез.

– Миссис де Мейстер исчезла сразу же после него.

Джун Биллингс залилась настоящими слезами.

Грэм Дорн скрестил руки на груди и строго посмотрел на нее.

Макданлоп потер ручки и принял почечную пилюлю.

– Я ни в чем не виновата, Грэми, – сказала Джун. – Ты сам писал в своих книжках, что все женщины от него млели, так что я ничего не могла поделать. В глубине души я все это время ненавидела его. Ты ведь веришь мне, правда?

– Поверил я тебе, как же! – проворчал Грэм и уселся рядом с ней на диван. – Как же. Но я прощаю тебя, так и быть.

Макданлоп проговорил срывающимся голосом:

– Мой мальчик, ты спас мои акции. И мою жену, разумеется. И не забудь – ты обещал мне писать по одному роману о де Мейстере в год.

Грэм скрипнул зубами.