Текст книги "Приход ночи (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 83 страниц)

Нападение на Афродополис провалилось. Адмирал фон Блумдорф топал ногами и рвал на себе волосы.

– Вот оно, их оружие в действии, – вяло пробормотал Карл Франтор и вновь погрузился в безразличное молчание.

Из Афродополиса не поступило ни слова.

Добрых два часа остатки земного флота потратили на борьбу с собственными кораблями, гоняясь за вышедшими из повиновения космолетами. Каждый пятый им настичь так и не удалось: одни направились прямым курсом на Солнце, другие умчались в неведомом направлении, кое-кто врезался в Венеру.

Когда уцелевшие корабли левого крыла были собраны, ступившие на их борт ничего не подозревавшие спасательные отряды ужаснулись. Семьдесят пять процентов личного состава каждого корабля потеряли человеческий облик, превратившись в безумных кретинов. На многих кораблях не осталось ни одного нормального человека.

Одни, застав такую картину, кричали от ужаса и ударялись в панику, других рвало, и они спешили отвести глаза. Один из офицеров, с первого взгляда сориентировавшись в ситуации, выхватил атомный пистолет и пристрелил всех безумцев.

Адмирал фон Блумдорфф был конченым человеком: узнав о самом худшем, он разом превратился в жалкую, с трудом передвигающуюся развалину, способную лишь на бесполезную ярость. К нему привели одного из безумных, и адмирал отшатнулся.

Карл Франтор поднял на него покрасневшие глаза.

– Ну, адмирал, вы удовлетворены?

Но адмирал не стал отвечать. Он выхватил пистолет и, прежде чем кто-либо успел остановить его, выстрелил себе в висок.

И вновь Карл Франтор стоял перед президентом. Его доклад был четок, и не вызывало сомнений, какой курс предстоит теперь избрать землянам.

Президент Дебю покосился на одного из безмозглых, доставленного сюда в качестве образца.

– Мы проиграли, – произнес он. – Нам приходится согласиться на безоговорочную капитуляцию... Но придет день... – Его глаза вспыхнули при мысли о возмездии.

– Нет, господин президент, – зазвенел голос Карла. – Такой день не наступит. Мы должны предоставить венерианам то, что им причитается, свободу и независимость. Пусть прошлое останется прошлым. Да, многие погибли, но это расплата за полувековое рабство венериан. Пусть этот день станет началом новых отношений в Солнечной системе.

Вокруг Солнца
© Перевод Т. Гинзбург

Весело, хоть и не очень мелодично, напевая себе под нос, Джимми Тэрнер вошел в приемную.

– Здесь Старая Кислятина? – спросил он, подмигивая хорошенькой секретарше и вгоняя ее этим в краску.

– Здесь, и ждет вас, – кивнула она в сторону двери, на которой жирными черными буквами значилось: «Фрэнк Мак-Катчен, генеральный директор Межпланетного почтового ведомства».

Джимми вошел.

– Хэлло, командир! Что на этот раз?

– О, это вы! – Мак-Катчен оторвался от лежавших на столе бумаг и пожевал окурок своей сигары. – Садитесь.

Из-под кустистых бровей он уставился на вошедшего. «Старую Кислятину», как называли Мак-Катчена все сотрудники Межпланетного почтового ведомства, никто не мог припомнить смеющимся, хотя, если верить слухам, в детстве, наблюдая падение своего отца с яблони, он улыбнулся. Всякий, кто поглядел бы на его лицо сейчас, объявил бы этот слух преувеличенным.

– Слушайте, Тэрнер! – рявкнул Мак-Катчен. – Межпланетное почтовое ведомство открывает новую линию, и решено, что проложите ее вы. – Не обращая внимания на гримасу Джимми, он продолжал: – Отныне почту на Венеру будут доставлять круглый год.

– Что? Я всегда считал: когда Венера находится по другую сторону Солнца, возить туда почту – сплошное разорение.

– Точно, – согласился Мак-Катчен, – если лететь обычным путем. Но если бы можно было достаточно близко подойти к Солнцу, мы стали бы летать по прямой. В том-то вся суть! Создан новый корабль, способный приблизиться к Солнцу на двадцать миллионов миль и неопределенно долгое время оставаться на этой дистанции.

– Постойте! – нервно перебил Джимми. – Я не совсем понимаю, Кисл… мистер Мак-Катчен. Что это за корабль?

– Почем я знаю? Я сам не специалист, но, насколько мне известно, он создает вокруг себя некое поле, не пропускающее солнечных лучей. Вы поняли? Они отклоняются. Жара до вас не доходит. Вы можете пробыть там хоть целый век, и вам будет прохладнее, чем в Нью-Йорке.

– Вот как? – Джимми был настроен скептически. – Испытания проведены, или именно эту маленькую деталь оставили для меня?

– Испытания, конечно, были, но не в естественных условиях.

– Раз так, я отказываюсь. Я достаточно потрудился для ведомства, но всему есть предел. Я еще не сошел с ума.

Мак-Катчен чопорно выпрямился.

– Напомнить вам присягу, которую вы дали, поступая на службу, Тэрнер? «Помешать нашим космическим полетам…»

– «…способна только смерть», – закончил Джимми. – Все это я знаю не хуже вас, и еще я заметил, что очень легко цитировать присягу, сидя в удобном кресле. Если вы такой идеалист, летите сами. Что до меня, то это исключено. И можете, если угодно, меня уволить. Уж такую работу я всегда найду. – Он пренебрежительно щелкнул пальцами.

Мак-Катчен понизил голос до вкрадчивого шепота:

– Ну, ну, Тэрнер! Не надо так горячиться. Вы меня не дослушали. Помощником у вас будет Рой Снид.

– Ха! Снид! Этого плута вам и за миллион лет не уговорить. Так что не рассказывайте мне сказок.

– Собственно говоря, он уже дал согласие. Я думал, вы составите ему компанию, но вижу, он был прав. Он с самого начала был уверен, что вы спасуете. А я с ним спорил. – Он жестом отпустил Джимми и тут же занялся докладной, которую читал перед его приходом.

Джимми пошел к двери, нерешительно постоял возле нее и вернулся назад.

– Минутку, мистер Мак-Катчен! Что, Рой действительно летит?

Мак-Катчен рассеянно кивнул, целиком поглощенный чтением документа. Джимми взорвался:

– Вот негодяй! Значит, этот длинноногий воображала считает, что я струшу?! Ну, я ему покажу! Я принимаю ваше предложение и ставлю десять долларов против венерианского пятака, что Рой в последнюю минуту сдрейфит!

– Хорошо! – Мак-Катчен встал и пожал ему руку. – Я знал, что вы согласитесь. С деталями вас ознакомит майор Вэйд. Я думаю, вы отправитесь недель через шесть, а так как я завтра лечу на Венеру, мы, вероятно, там встретимся.

Джимми, все еще кипя, вышел, а Мак-Катчен нажал кнопку звонка:

– Вызовите по видеофону Роя Снида, мисс Вильсон.

После короткой паузы вспыхнул красный сигнал, раздался щелчок, и на экране возник темноволосый, франтоватый Снид.

– Хэлло, Снид! – прорычал Мак-Катчен. – Вы проиграли пари. Тэрнер согласен. Я думал, он лопнет со смеху, когда сказал ему, что вы говорили – он не полетит. С вас двадцать долларов.

– Подождите, мистер Мак-Катчен! – Лицо Снида потемнело от гнева. – Вы что, сказали этому безмозглому кретину, будто я отказался? Конечно, сказали, знаю я вас! Я-то полечу, но ставлю еще двадцатку, что он передумает. А я полечу, не сомневайтесь!

Мак-Катчен, не дожидаясь, пока он кончит возмущаться, выключил видеофон. Затем откинулся на спинку кресла, выплюнул изжеванный окурок и закурил новую сигару. Лицо его по-прежнему осталось кислым, но в голосе явственно слышалось удовлетворение, когда он произнес:

– Ха! Я знал, что на это они клюнут.

С усталыми, вспотевшими двумя космонавтами на борту «Гелиос» летел по орбите Меркурия. Многонедельное космическое путешествие вдвоем вынуждало Джимми Тэрнера и Роя Снида соблюдать видимость приятельских отношений, и все же они почти не разговаривали. Прибавьте к этой скрытой враждебности изнуряющую жару и мучительную неуверенность в благополучном исходе предприятия, и вы поймете, что положение обоих было незавидным.

Джимми уныло посмотрел на пульт с множеством разных индикаторов и, откинув упавший на глаза мокрый клок волос, буркнул:

– Что там вытворяет термометр, Рой?

– Сто двадцать пять по Фаренгейту, и ртуть все ползет вверх, – тем же тоном ответил Рой.

Джимми цветисто выругался, после чего сказал:

– Система охлаждения на пределе, корпус корабля отражает 95 процентов солнечной радиации, и при всем том такая жарища. – Он помолчал. – Гравиметр показывает, что мы находимся в тридцати пяти миллионах миль от Солнца.

Значит, нам осталось еще целых пятнадцать миллионов миль до зоны, где включится дефлекторное поле. Температура поднимется, возможно, до ста пятидесяти. Нечего сказать, приятная перспектива! Проверь-ка испарители. Если воздух не будет абсолютно сухим, нам долго не выдержать.

– Орбита Меркурия, только подумать! – голос Снида стал хриплым. – Никто никогда не был так близко к Солнцу. А мы продолжаем приближаться к нему.

– Многие были и так близко, и еще ближе, – напомнил Джимми, – но они потеряли управление и сели на Солнце.

Фридлендер, Дебюк, Антон… – Он умолк, наступило тягостное молчание.

Рой нервно поерзал.

– Насколько оно вообще эффективно, это поле? Знаешь, Джимми, такие воспоминания не слишком ободряют.

– Ну, испытания проведены в самых жестких условиях, максимально приближённых к реальным. Я наблюдал их. На корабль обрушили радиацию, примерно равную солнечной в радиусе двадцати миллионов миль. Эффект был потрясающий. Залитый ослепительно ярким светом корабль сделался невидимым. И с корабля испытатели не видели происходящего снаружи, совершенно не ощущая при этом жары. Одно любопытно: поле включается только при определенной интенсивности радиации.

– Хотелось бы, чтобы все это скорей кончилось, а как – мне уже все равно, – рассердился Рой. – Если Старая Кислятина думает постоянно гонять меня по этому маршруту, что ж – он лишится своего аса.

– Он лишится двух асов, – поправил Джимми.

Разговор оборвался; «Гелиос» продолжал свой полет.

Жара усиливалась: 130, 135, 140. А через три дня, когда ртуть подобралась к отметке «148», Рой объявил, что они приближаются к критической зоне – туда, где солнечная радиация достаточно интенсивна, чтобы вызвать действие поля.

Напряжение достигло предела; сердца обоих бешено колотились.

– Это произойдет сразу?

– Не знаю. Придется ждать.

Сквозь иллюминаторы видны были только звезды. Слепящие лучи Солнца не проникали внутрь корабля, специально сконструированного таким образом, что под действием мощной радиации иллюминаторы автоматически закрывались.

А потом звезды начали понемногу исчезать, сперва – тусклые, затем – яркие: Полярная, Регул, Арктур, Сириус. Космос стал одной сплошной чернотой.

– Действует! – выдохнул Джимми. И почти в тот же момент обращенные к Солнцу иллюминаторы открылись. Солнца не было!

– Ха! Я уже ощущаю прохладу, – Джимми Тэрнер ликовал. – Здорово!.. Знаешь, если бы создать дефлекторное поле против излучения любой силы, мы получили бы самое мощное оружие – возможность делаться невидимками. – Он закурил и сибаритом раскинулся в кресле.

– Но пока что мы летим вслепую, – напомнил Рой.

Джимми покровительственно усмехнулся.

– Можешь не беспокоиться, Красавчик. Это уж моя забота. Мы вышли на солнечную орбиту. Через две недели мы обогнем Солнце, я выпущу ракеты, и мы устремимся прямиком к Венере. – Он был чрезвычайно доволен собой. – Джимми Тэрнер – «голова»! Можешь на него положиться. Вместо обычных шести месяцев мы потратим всего два. За штурвалом ас Межпланетной почты.

Рой неприятно хохотнул.

– Послушать тебя, так подумаешь – это твоя заслуга. А вся твоя работа – вести корабль по курсу, который рассчитан мною. Голова здесь Я, ты – только руки.

– Ну? Каждый молокосос в летном училище умеет рассчитывать курс. А чтобы водить корабли, надо быть мастером.

– Ну, это ты так считаешь. А кому больше платят? Тому, кто ведет корабль, или тому, кто составляет расчеты?

На это Джимми возразить ничего не смог, и Рой с победным видом вышел из рубки. А «Гелиос» все летел.

Два дня прошли спокойно, а на третий Джимми, глянув на термометр, встревоженно почесал затылок. Вошедший в эту минуту Рой вопросительно поднял брови.

– Что-нибудь случилось? – Он наклонился к шкале. – Ровно 100 градусов. Не вижу причин расстраиваться. По твоему виду я решил, что стало барахлить поле и температура снова поднимается. – Он нарочито зевнул.

– Безмозглый кривляка! – Джимми поднял ногу, как бы собираясь лягнуть его. – Я предпочел бы, чтобы температура поднималась. Слишком уж оно активно, это поле, на мой взгляд..

– Гм! Что ты имеешь в виду?

– Постараюсь объяснить, а ты слушай внимательно – может, поймешь. Этот корабль напоминает термос. Он с большим трудом нагревается и с таким же трудом остывает. – Джимми сделал паузу, давая собеседнику время осмыслить сказанное. – В обычном диапазоне температур он не должен терять больше двух градусов в сутки при отсутствии дополнительных внешних источников тепла. Допускаю, что в нынешних условиях потери могут составлять пять градусов в сутки. Усваиваешь?

Рой слушал его, разинув рот. Джимми продолжал:

– Меньше чем за три дня этот чертов корабль отдал пятьдесят градусов тепла.

– Быть не может!

– Факт, – Джимми невесело усмехнулся. – И я знаю, в чем дело. Все это проклятое поле. В борьбе с внешней радиацией оно спешит растратить все тепло нашего корабля.

Рой быстро произвел в уме расчет.

– Если это действительно так, через пять дней будет достигнута точка замерзания и последнюю неделю мы проведем в зимних условиях.

– Именно. Даже если с понижением температуры потери уменьшатся, градусов тридцать-сорок мороза нас ожидают.

Настроение у Роя упало.

– Мороз в двадцати миллионах миль от Солнца!

– Это еще не самое страшное, – добавил Джимми. – «Гелиос», как все корабли Марса и Венеры, не имеет отопительной системы. Они ведь рассчитаны на полет под палящим солнцем и в условиях минимальной теплоотдачи, а потому совершенствуются в охлаждении. У нас, к примеру, весьма эффективная рефрижераторная установка.

– Да, дело дрянь. И скафандры у нас соответствующие.

Хотя пока они страдали еще не от холода, а от жары, обоих прошиб озноб.

– Я не намерен этого терпеть, – взорвался Рой. – И никто нас не заставит. Я за то, чтобы сейчас же повернуть назад к Земле.

– Валяй! И ты берешься на таком расстоянии от Солнца рассчитать курс с гарантией, что оно нас не притянет?

– Черт! Я об этом не подумал.

Итак, делать было нечего. Радиосвязь прекратилась с момента, когда они покинули орбиту Меркурия. Никакие радиоволны не могли пробиться сквозь помехи, возникающие в такой близости от Солнца, да еще при его максимальной активности.

Оставалось ждать развития событий. Ближайшие несколько дней были целиком посвящены наблюдению за термометром, прерываемому только для того, чтобы обрушить на голову мистера Мак-Катчена очередную порцию бессильных проклятий. Это сделалось таким же ритуалом, как еда и сон, и так же не доставляло удовольствия.

А «Гелиос», безучастный к горестям своего экипажа, все летел.

Как Рой и предсказывал, к исходу седьмого дня их пребывания в дефлекторной зоне ртуть в термометре упала до отметки «холод». Ничего неожиданного в этом не было, и все же они почувствовали себя несчастными.

Джимми накачал из цистерны около ста галлонов воды и заполнил ею почти все сосуды на борту.

– Чтобы трубы не лопнули, – объяснил он. – А если они все же лопнут, у нас, по крайней мере, будет достаточно воды. Впереди ведь еще целая неделя.

А на следующий, восьмой, день вода действительно замерзла. Уныло глядели они на голубую корку льда. Джимми пощупал ее и мрачно констатировал:

– Крепкая.

Он натянул на себя еще одну простыню.

Отвлечься от мыслей о все усиливающемся холоде было трудно. Рой и Джимми реквизировали все имевшиеся на корабле простыни и одеяла, предварительно надев по три-четыре рубашки и столько же пар брюк.

Они старались по возможности не вылезать из постелей, а если уж приходилось, жались к топливной форсунке. Но и от этого сомнительного удовольствия вскоре пришлось отказаться: Джимми заметил, что горючее необходимо экономить, так как иначе не на чем будет растопить воду и отогреть замерзшую еду.

Оба были несдержанны и готовы из-за пустяков ссориться, но сейчас, попав в беду, они перестали бросаться друг на друга. А на десятый день, объединенные ненавистью к общему врагу, они неожиданно стали друзьями.

Температура дошла до нуля по Фаренгейту и обнаруживала явную тенденцию к дальнейшему понижению. Джимми жался в углу, с удивлением вспоминая, как ворчал некогда по поводу августовской жары в Нью-Йорке. Рой окоченевшими пальцами подсчитывал на бумаге, сколько еще осталось терпеть эту муку. С отвращением поглядев на итог – 6354 минуты, он сообщил эту цифру Джимми. Последний огрызнулся:

– Мне кажется, я и 54 минуты не выдержу, а об остальных 6300 говорить нечего. – И раздраженно прибавил: – Хоть бы ты что-нибудь придумал.

– Не будь мы в такой близости от Солнца, можно было бы с помощью хвостовых ракет ускорить ход.

– Да, а если бы мы сели на Солнце, нам было бы совсем тепло. Много от твоих предложений толку!

– Ну, ты ведь называешь себя «Тэрнер-голова». Вот ты и придумай. А то, послушать тебя, так это я во всем виноват…

– Ты и виноват, осел в человеческом облике! Здравый смысл с самого начала удерживал меня от этого дурацкого путешествия. Я сразу отказался от предложения Мак-Катчена. И был прав. И что же? – с горечью сказал он. – Нашелся такой дурак, как ты, который согласился на то, на что ни один нормальный человек не согласился бы. И мне пришлось разделить эту глупость с тобой. – Голос его достиг самых высоких нот. – Надо было предоставить тебе одному лететь и мерзнуть, а я сидел бы себе у камелька и злорадствовал. Знай я, чем это кончится, я так бы и поступил.

Лицо Роя выразило обиду и изумление.

– Да? Вот, значит, как было дело! Одно тебе скажу: в искусстве искажать факты ты способен побить любого. Ведь это именно ты был настолько глуп, что согласился лететь, а я – всего лишь жертва обстоятельства.

Джимми посмотрел на него с величайшим презрением.

– Холод отшиб у тебя последние остатки мозгов.

– Слушай, – накаляясь, ответил Рой. – 10 октября Мак-Катчен по видеофону сообщил мне, что ты дал согласие и посмеялся надо мной как над трусом. Будешь отрицать?

– Естественно, буду. 10 октября мне от Кислятины стало известно, что ты летишь и заключил пари… – Джимми вдруг растерянно умолк. – Слушай… Мак-Катчен действительно сказал тебе, что я согласился?

Потрясенный внезапной догадкой, Рой на миг перестал даже ощущать холод.

– Клянусь! Потому-то и я полетел.

– Но он сказал мне, что ты летишь, и это вынудило меня согласиться. – Джимми вдруг почувствовал себя последним дураком.

Оба надолго погрузились в молчание. Когда Рой снова заговорил, голос его дрожал от избытка переполнявших его чувств:

– Джимми, мы стали жертвами подлого, низкого обмана. – Он задыхался от ярости. – Это прямо-таки разбой среди бела дня…

Джимми, внешне более хладнокровный, был, однако, зол не меньше.

– Ты прав, Рой. Мак-Катчен подло обманул нас. Он дошел до предела человеческой низости. Но ему это так не сойдет. Когда мы переживем эти 6300 с чем-то минут, мы сведем с мистером Мак-Катченом счеты.

– Что мы с ним сделаем? – глаза Роя хищно блеснули.

– В данный момент я охотно разорвал бы его в клочья.

– Недостаточно мучительно. Может, лучше сварить его в кипящем масле?

– Неплохо, но отнимет слишком много времени. Давай лучше отдубасим его по доброму старому методу.

Рой потер руки.

– У нас еще будет время поразмыслить над этим. Вот мерзкий, подлый, грязный… – дальше пошло непечатное.

В следующие четыре дня температура продолжала падать. На четырнадцатый, последний, день ртуть в термометре замерзла.

В этот последний, ужасный день они разожгли форсунку, истратив весь свой скудный запас горючего. Полузамерзшие, они жадно стремились впитать в себя каждую каплю тепла.

За несколько дней до того Джимми разыскал где-то пару теплых наушников, и теперь они ежечасно переходили из рук в руки. Погребенные под горкой одеял Рой и Джимми беспрестанно растирали свои руки и ноги. Разговор, почти исключительно сосредоточенный на особе Мак-Катчена, становился с каждой минутой все злее.

– Вечно цитирует этот трижды проклятый девиз Межпланетной почты: «Помешать нашим космическим полетам…» – Джимми задохнулся от бессильной ярости.

– Да, – подхватил Рой. – А сам вместо того, чтобы делать мужскую работу, протирает стулья в конторе, будь он неладен!

– Ладно, через два часа мы выйдем из дефлекторной зоны. Затем еще три недели – и мы на Венере. – Джимми чихнул.

– Скорей бы! – простуженным голосом откликнулся Рой. – Ни за что больше не суну нос в космос, только последний раз – чтобы добраться домой, на Землю. А затем поселюсь где-нибудь в Центральной Америке и займусь разведением бананов. Там хоть тепло.

– Нас могут не выпустить с Венеры после расправы, которую мы учиним над Мак-Катченом.

– Ты прав. Но это не беда. На Венере еще теплее, чем в Центральной Америке, а мне ничего больше не нужно.

– Нам вообще ничто не грозит. – Джимми снова чихнул. – По венерианским законам самое большое наказание за убийство – пожизненное заключение. Нормальная, теплая, сухая камера на весь остаток жизни. Что еще нужно человеку?

Секундная стрелка хронометра делала круг за кругом: время шло. Рой держал наготове руки, выжидая мгновения, когда можно будет наконец сбросить хвостовые ракеты и позволить «Гелиосу» вырваться из этой кошмарной дефлекторной зоны.

И вот она, команда, взволнованно выкрикнутая Тэрнером:

– Пошел! Пуск!

Грохотнули ракеты. «Гелиос» пронизала дрожь. Отброшенные назад, втиснутые в свои кресла Джимми и Рой почувствовали себя счастливыми. Теперь до встречи с Солнцем, с его живительным сиянием, с благословенной жарой оставались минуты.

Это произошло даже быстрее, чем они ожидали: яркая вспышка света, а затем короткий треск, щелчок – и обращенные к Солнцу иллюминаторы закрылись.

– Гляди! – воскликнул Рой. – Звезды! Конец всем мучениям! Ну, старина, будем подниматься опять, – восторженно сообщил он термометру и поплотнее завернулся в одеяла, так как на корабле еще царил холод.

Фрэнк Мак-Катчен сидел у себя в венерианском отделении Межпланетного почтового ведомства вместе с седовласым Зебулоном Смитом, изобретателем дефлекторного поля. Говорил один Смит:

– Но право же, мистер Мак-Катчен, мне очень важно знать, как вело себя мое поле. Они ведь уже, конечно, информировали вас обо всем по радио.

Мак-Катчен в глубокой задумчивости раскурил одну из своих знаменитых сигар.

– То-то и оно, что нет, дорогой мой мистер Смит, – сказал он. – Как только они достаточно удалились от Солнца, чтобы радиосвязь с ними стала возможна, я начал запрашивать их о действии поля. Они попросту не отвечают. Единственное, что они сообщили, – выбрались из него живьем. А больше ничего!

Зебулон Смит разочарованно вздохнул.

– Не странно ли? Нет ли здесь некоторого, я бы сказал, нарушения субординации? Я полагал, им приказано подробно отразить в отчетах все, касающееся нового маршрута.

– Так и есть. Но эти двое – мои лучшие пилоты, асы из асов. И оба они с характерами. Ничего не поделаешь. К тому же я обманом вовлек их в эту затею, весьма, как вы знаете, рискованную. И теперь я склонен проявить снисходительность.

– Ну что ж, придется мне, видно, подождать.

– О, недолго, – заверил Мак-Катчен. – Они прилетают сегодня, и я обещаю передать вам всю информацию, как только они мне ее доставят. В сущности, то, что они благополучно провели две недели в двадцати миллионах миль от Солнца, само по себе доказывает успех вашего изобретения. Вы должны быть довольны.

Едва Смит ушел, как секретарша Мак-Катчена встревоженно доложила:

– С пилотами «Гелиоса» что-то неладно, мистер Мак-Катчен. Майор Вэйд только что передал из Паллас-сити, где они сели, что они отказались присутствовать на организованном в их честь торжестве и потребовали немедленно дать им ракету для полета сюда, ничего при этом майору не объяснив. А когда он попытался задержать их, они сделались весьма агрессивны.

Мак-Катчен лишь мельком взглянул на составленную секретаршей докладную.

– Гм! Они чертовски несдержанны. Ладно, как только явятся – пошлите их ко мне. Я вышибу из них дурь!

Часа через три двое непокорных пилотов сами напомнили ему о себе. Он услышал доносившиеся из приемной низкие сердитые голоса, затем возмущенные протесты секретарши – и тут же дверь распахнулась: в кабинет ворвались Джимм Тэрнер и Рой Снид. Последний решительно закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

– Не пускай никого, пока я не кончу, – сказал ему Джимми.

– Будь спокоен, сюда никто не войдет, – мрачно пообещал Рой. – Но не забудь оставить что-нибудь и для меня.

Мак-Катчен не подавал голоса, пока не увидел, как Тэрнер засучивает рукава. Тут он решил, что пора кончать комедию.

– Привет, ребята, – произнес он с совершенно не свойственной ему сердечностью. – Рад снова видеть вас. Садитесь.

Джимми проигнорировал предложение.

– Не хотите ли сказать еще что-нибудь, прежде чем я приступлю к делу? – Он резко скрипнул зубами.

– Ну, раз на то пошло, я хотел бы спросить, что это все значит. Может быть, дефлектор оказался слаб и вам пришлось в дороге попотеть?

Рой громко засопел, а Джимми окинул Мак-Катчена холодным взглядом и спросил:

– Прежде всего, что это вам вздумалось так подло морочить нас?

Брови Мак-Катчена удивленно поползли кверху.

– Вы имеете в виду мою маленькую ложь? Господи, какие пустяки! Обычный деловой прием. Я ежедневно делаю куда худшие вещи, и люди считают это нормой. Да и что вы на этом потеряли?

– Расскажи ему о нашем «увеселительном рейсе», Джимми, – потребовал Рой.

– Именно это я и собираюсь сделать. – И Джимми, придав своему лицу страдальческое выражение, повернулся к Мак-Катчену. – Сначала мы мучились из-за адской жары – она дошла до 150 градусов, но тут мы не в претензии: мы знали, чего ждать на полпути между Меркурием и Солнцем. Непредвиденное ожидало нас в зоне действия этого вашего поля. Теплоотдача происходила не по градусу в сутки, как нам говорили в летном училище. – Он дал себе передышку, чтобы вставить несколько только что пришедших ему в голову бранных слов, после чего продолжал: – За три дня температура снизилась на 50 градусов, за неделю дошла до точки замерзания, а следующую неделю – долгих семь дней – мы погибали от холода. В последний день ртуть в термометре замерзла!

У него от гнева сорвался голос. Рой в приступе жалости к самому себе чуть не всхлипнул. Мак-Катчен оставался невозмутим.

– Мороз все крепчал, – снова заговорил Джимми, – а у нас не было ни отопления, ни даже теплой одежды. Нам приходилось растапливать воду и пищу. Мы совершенно закоченели, мы не в силах были пошевельнуться. Это был, говорю я вам, сущий ад, только в перевернутом виде. – Он замолчал: ему не хватало слов.

Теперь начал высказываться Рой:

– В двадцати миллионах миль от Солнца я отморозил уши. Повторяю: отморозил! – Он угрожающе потряс кулаком под носом у Мак-Катчена. – А все из-за вас. Вы нас в это втравили! Замерзая, мы поклялись, что вы свое получите, и мы сдержим клятву! Давай, Джимми, начинай! Мы и так потеряли достаточно времени.

– Погодите, ребята, – заговорил наконец Мак-Катчен. – Я хочу понять. Значит, поле так здорово действует? Оно не только не пропускает радиации извне, но и поглощает имеющееся тепло?

Джимми только утвердительно что-то промычал.

– И из-за этого вы целую неделю мерзли?

Мычание повторилось.

И тут произошло нечто в высшей степени странное, прямо-таки невероятное: Мак-Катчен, «Старая Кислятина», человек, «лишенный мускулов смеха», улыбнулся. Да, он показал в улыбке зубы! Больше того, он улыбался все шире и шире, а затем у него вырвался скрипучий смешок. Хотя вначале дело с непривычки шло туго, но понемногу смешки стали звучать все громче, пока не перешли наконец в полноценный смех, а тот – уже в рев. Мак-Катчен один раз в жизни вознаграждал себя за свою вечную кислую угрюмость.

Тряслись стены, дребезжали оконные стекла, а гомерический хохот все не утихал. Рой и Джимми стояли, разинув рты. Изумленный бухгалтер в отчаянном приступе храбрости сунулся в кабинет – да так и застыл. Другие сотрудники столпились за дверью и благоговейным шепотом обсуждали небывалое событие. Мак-Катчен смеялся!

Генеральный директор долго не мог успокоиться. Но наконец хохот его, завершившись финальным пароксизмом мелких смешков, умолк, и багровое от непривычного напряжения лицо обратилось к асам Межпланетной почты, чей гнев давно уже сменился изумлением.

– Ребята, – Мак-Катчен все еще ухмылялся, словно заводная игрушка, – это лучшая в моей жизни шутка. Вы получите по два оклада каждый. – После смеха у него началась икота.

Асов его щедрость не тронула. Джимми сердито спросил:

– Что вас так рассмешило? Лично я не вижу причин для смеха.

– Послушайте, ребята, перед моим вылетом на Венеру я дал каждому из вас несколько листков с отпечатанными инструкциями. Что вы с ними сделали?

Возникло короткое замешательство.

– Не знаю, – буркнул Рой. – Я свои куда-то сунул.

– А я в свои не заглянул, просто забыл о них. – Джимми почувствовал себя неловко.

– Видите! – торжествовал Мак-Катчен. – Вы пострадали из-за собственной глупости.

– Как это? – удивился Джимми. – Майор Вэйд сообщил нам все необходимое о корабле. К тому же от вас мы едва ли можем узнать что-нибудь новое в этой области.

– Вы уверены? Вэйд, совершенно очевидно, забыл одну мелочь, содержавшуюся в моих инструкциях. Интенсивность дефлекторного поля регулируется. Перед вашим стартом установили максимальную интенсивность, вот и все. – Его снова стал разбирать смех. – Возьми вы на себя труд прочитать эти листки, вы знали бы, что простой поворот рычажка, – он жестом изобразил это, – может ослабить действие поля до желаемого уровня и пропустить столько радиации, сколько вам нужно. – Смешки стали громче. – Целую неделю вы мерзли, потому что у вас не хватило ума повернуть рычаг. И после этого вы, пилоты-асы, являетесь ко мне с претензиями. Ну и смех! – Когда он справился с новым приступом хохота, асов в кабинете уже не было.

Внизу, на аллее, мальчик лет десяти с величайшим интересом и удивлением наблюдал, как двое взрослых людей, забыв, что они взрослые, наскакивают друг на друга, не соблюдая никаких правил, а просто колошматя и лягаясь.