Текст книги "Белая королева для Наследника костей (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Глава тринадцатая: Раслер

– Ты совсем выжил из ума? – Гневный взгляд Кэли сверлит мою спину. – Что еще должно случиться, чтобы ты понял и перестал корчить из себя принца на белом коне?

– Вероятно что-то большее, чем попытка прогнать Мьёль из дворца, хоть я ясно дал понять, что не потерплю никакого вмешательства.

Мы на улице. Вечереет. Снежная крупа вяло сыплется с неба. Я подставляю лицо ее холодных колючим касаниям, отгораживаюсь от неприятных мыслей. От мыслей о том, что Кэли права – я безумен. Вышел из ума окончательно и бесповоротно. И она, будто понимая это, продолжает меня жалить.

– Ты себя раньше срока загоняешь к Костлявой. – На этот раз в ее голосе сквозит неприкрытая боль. С чего бы вдруг?

– Я уже говорил, что ты можешь убираться в любой момент, если факт моей скорой смерти мешает твоему существованию.

Мне все равно до ее советов и предупреждений. С тех пор как Кровь Богов просветила меня насчет прошлого, мне стало принципиально важно больше никогда нее чувствовать себя марионеткой. Я отсек прошлую жизнь вместе с ниточками, за которые она меня дергала. Больше никто не будет указывать мне, что делать. Даже если за этими указками кроется вполне искренняя забота.

– Ты же знаешь, что я не уйду, – шипит Кэли. Кажется, ей не по душе, что я самым жесткими образом проигнорировал ее неприкрытый намек. – Кто-то должен прикрывать твою сраную спину от этой сумасшедшей. Что будет в следующий раз? Ты уже задумывался об этом? Задавался вопросом, что сделает твоя игрушка, когда снова начнет вспоминать?

– Тебя это не касается, – резко отсекаю я. Поглядываю в сторону ступеней. Где же Мьёль? Мы почти вышли, но она задержалась, сославшись на то, что хочет прихватить в дорогу пару фруктов. Зачем я позволил? Зачем снова оставил без присмотра?

– Меня касается все, что угрожает твоей жизни, господин. – Тон тенерожденной снова меняется, становится почти умоляющим. Эти метаморфозы начинают меня раздражать. – Пожалуйста, уедем отсюда.

Она берет меня за руку – и я слышу короткий вздох.

Мьёль. Стоит в паре метров и смотрит на нас с растерянностью маленькой девочки, которая впервые увидела, как сношаются кошки. Я стряхиваю заботу Кэли, взглядом приколачиваю ее к месту. Надеюсь, она понимает, если попытается выкинуть еще что-то подобное, я не стану церемониться даже из уважения к ее прошлым заслугам?

– Пойдем, – я протягиваю ладонь, и моя королева осторожно вкладывает в нее свои пальцы.

Проклятье, меня колотит от одного лишь слабого прикосновения. Даже не кожа к коже, но я так отчетливо чувствую ее, будто мы обнаженные сливаемся в постели.

С тех пор как я не смог справиться со своими чувствами и позволил себе слабость, не проходило ночи, чтобы я не вспоминал о своей Мьёль. О том, какой мокрой она становилась от моих интимных прикосновений, как кусала губы, выдыхая мое имя.

Я был подавлен и разбит. Потому что не сомневался, что ничего подобного со мной уже не случиться. Что за шесть лет блужданий в Грезах я выстроил достаточно крепкие стены вокруг собственного сердца. И уж точно Мьёль была последним существом на земле, кого я бы подпустил к себе в качестве… любовницы? И все же она нашла лазейку, и как я ни пытался, так и не смог понять, какую. Очевидно, мои бастионы потерпели самое сокрушительное поражение из возможных. Хотя я все еще надеялся создать видимость безразличия. Физическое влечение – это просто желание прикасаться к ней. Потребность разделить контакт тел, но не затрагивать душу.

– Уверена, что сможешь ехать верхом?

– Абсолютно, – отрешенно говорит она, все еще глядя в сторону Кэли.

Приходиться взять мою королеву за подбородок, заставить смотреть мне в глаза. Проклятье, мне совершенно не нравится, что она не замечает меня. С каких пор мне стало небезразлично, знают ли окружающие о моем существовании?

«Кэли права, – голосом Крови Богов шепчет внутренний голос, – ты слишком близко подпустил к себе северную девчонку».

Плевать.

Ее кожа такая теплая, голубой взгляд прожигает насквозь, убивает.

– Прежде чем мы отправится, ты должна кое-что пообещать мне, – выдвигаю условие я.

И не могу оторвать взгляд от ее губ. Вспоминаю, как иступлено мы целовались в разрушенной башне, сглатываю, огромным усилием воли подавляю желание повторить. Возможно, в этом все дело? Каким-то непостижимым образом она пробралась в мои мечты, а все остальное сотворило лишь мое больное воображение? Возможно, если я попробую ее снова, то обнаружу, что никакого притяжения уже не существует?

– Что за условие? – спрашивает она.

По тону ясно, что заранее согласна даже на полнейшую ахинею, и мне почти хочется попросить ее сделать какую-то несусветную глупость. Мне хочется чувствовать свой контроль над ней. Хотя я и знаю, что это будет означать лишь одно – Мьёль стала моей марионеткой. А мне до зубной боли необходимы ее истинные чувства. Ненависть? Злость? Отчаяние? Презрение? Что угодно, кроме слепого подчинения, даже если однажды, как пророчит Кэли, Белая королева засадит кинжал мне в спину. Что вряд ли, потому что мне осталось не так уж долго и сомневаюсь, что безумие Мьёль опередит яд древней теургии в моей крови.

– Ты не будешь отходить от меня ни на шаг.

Она смотрит с удивлением. Конечно, как же еще? Ведь она почти сутки провалялась в постели из-за собственного безрассудства и нежелания брать сопровождающих. Знала бы Мьёль, как сильно я корю себя за то, что дал согласие на ту авантюру. Тогда казалось, что подобные самостоятельные вылазки должны пойти ей на пользу.

– Хорошо, Раслер, я всегда буду рядом, – отвечает она, и в этой фразе мне чудится что-то сакральное. Вроде пророчества, которое моя Белая королева, сама того не зная, произнесла перед лицом окровавленного заката.

– Еще раз, – прошу я. Не прошу – требую.

– Еще? – удивляется она.

– Назови меня по имени еще раз.

Сам не замечаю, как мои пальцы сильнее стискивают ее подбородок, как наклоняюсь к ее губам, поглощая каждый выдох. Вижу, как ее ноздри расходятся шире, как она вдыхает мой запах – и ее зрачки медленно расширяются.

– Мой Раслер, – шепчет она и инстинктивно подвигается ближе.

Проклятье!

Я резко отступаю, увеличиваю дистанцию. Было бы просто отлично сунуть голову в сугроб.

– Что-то не так? – теряется Мьёль.

– Все отлично, – отвечаю я с фальшивой улыбкой.

«Все отлично» мой брат Рунн называл простым «член встал», а мне просто не хотелось напугать ее внезапным осознанием этого. Достаточно того, что я ума не приложу, как теперь буду ехать верхом.

Я помогаю ей сесть в седло. Несколько длинных мгновений мы смотрим друг на друга. Ловлю себя на мысли, что мне нравится видеть ее вот такой: взволнованной, смотрящей на меня сверху вниз. Неосознанно тянусь к ней, но вовремя одергиваю руку, делаю вид, что хотел всего лишь проверить, крепко ли затянуты ремни седла. Она… разочарована? Возможно, мне следовало бы…

«Тебе следует перестать вести себя как маленький мальчик», – говорит внутренний голос на этот раз точно повторяя интонации Дэйна.

Мы покидаем замок и большую часть пути наши кони едут тихой рысью. Сегодня невероятно тепло по меркам климата этой суровой страны. Зимние сумерки ласкают кожу, звездное небо плетет невидимый узор. С каких пор я стал таким романтиком?

Мьёль спокойно покачивается в седле, лишь изредка украдкой поглядывает в мою сторону, когда думает, что я не вижу.

– Что ты будешь делать с вирмом, мой король? – спрашивает она, когда впереди уже виднеется украшенный праздничными огнями городок.

Понятия не имею, что на это ответить. Я просто сделал то, что мог сделать. Честно говоря, мне не нужна мертвая ледяная ящерица.

– Помнится, ты хотела на нем полетать? – вспоминаю я.

Мьёль поворачивается и в сумерках ее глаза сверкают, как сапфиры. Искрятся таким льдистым неподдельным счастьем, что мне становится противно от себя самого. Рядом с ней каждая моя необдуманная выходка превращается в огромную вывернутую наружу рану, которую я в угоду своим демонам ковыряю с наслаждением сумасшедшего мясника.

– Это… возможно? – шепотом, чтобы не спугнуть иллюзию, спрашивает она.

– Конечно. – «А если эта мертвая рептилия на будет податливой, я убью ее и воскрешу заново. Столько раз, сколько потребуется, чтобы добиться покорности».

– Я… Это очень великодушно с твоей стороны, мой король, – лепечет она, смущаясь.

Мы спешиваемся у городских ворот, надеваем маски и потихоньку смеемся с того, как нелепо выглядим.

От стражников воняет кислым пойлом и судя по тому как они пошатываются и переминаются с ноги на ногу, оба выпили достаточно. Интересно, а если бы сюда пожаловал не я, а какое-нибудь другой засранец? Мне приходиться нелегко, отвечая на их дурацкие вопросы, ведь я пообещал себе хранить инкогнито. Не ради себя – ради Мьёль. Ее не должны видеть.

– Ты сказал, что тебя зовут Дэйн? – спрашивает моя Белая королева, когда нас, наконец, пропускают за городские стены. – Как брата. Зачем?

– Пусть он поикает, – отшучиваюсь я.

Мьёль тянется к маске, но я останавливаю ее на полпути, не даю пальцам сорвать черный покров. Кстати, ну и уродливые же эти маски: с длинными картонными клювами, обклеенные черными перьями. Жутко неудобно, но перспектива себя обнаружить лежит нерушимой печатью на моем благоразумии.

– Ну? – спрашиваю я, озираясь по сторонам. – Чем бы тебе хотелось заняться?

На самом деле мне противно находиться среди эдакой кучи народа. В криках, песнях, музыке, где музыканты фальшивят через одного, пьяных выкриках и зазывалах с подносами наперевес. Если бы не Мьёль – ноги бы моей здесь не было. И мне сегодня еще предстоит познать границы своего терпения, потому что уже сейчас желание превратить их всех в марионеток и заставить заткнуться слишком велико.

Моя королева теребит застежку на плаще, дрожащие пальцы выдают ее волнение и смущение. Желание прихватить один из них зубами выныривает внезапно, как убийца в темной подворотне, и я оказываюсь совершенно к этому не готов. Поэтому просто молча таращусь на нее сквозь прорези маски и думаю, что все это – самая наиглупейшая моя затея.

– Коньки? – несмело предлагает Мьёль.

Уже открываю рот, чтобы сказать решительное «нет», но вижу, как она завистливо поглядывает на носящихся по ледяной площадке людей – и сдаюсь. Что же она со мной делает? И кто тут, бес его задери, становится марионеткой?

– Пойдем, – увлекаю ее к катку. – Только ты должна знать.

– Что? – Мьёль так сильно сплетает свои пальцы с моими, что начинает казаться – моя теургия больше не может причинить ей боль. Это не так, но Белая королева улыбается. И я в жизни не видел ничего более искреннего, чем эта ее улыбка на чуть обветренных губах.

– Я в жизни не катался на этих штуках.

Мы стоим у самого катка, я, не глядя, сую монетку какой-то мелкой девчонке, и она вручает нам коньки: железные пластины, которые, судя по ремням, следует прицепить на ноги. Выглядит странно и больше похоже не пыточные приспособления.

И тут Мьёль начинает хохотать. Громко, звонко, заливисто. Смеется душой. Клянусь, я вижу крохотные искорки, которые срываются с ее губ и тут же стынут на морозном воздухе.

Проклятье, проклятье, проклятье… Я хочу ее.

– Ты ни разу не катался на коньках, мой король? – Теперь она настроена игриво: чуть склоняет голову набок, и улыбка в ее взгляде сменяется вызовом. – Не боишься?

– Чего, например?

– Упасть.

– Рассчитываю на твою руку помощи и отзывчивость, – подхватываю ее веселье. – И немного на сострадание.

– Ума не приложу, чем же в таком случае ты планируешь расплачиваться за мою щедрость.

Кто-то толкает меня в спину. Небрежно, определенно без злого умысла, но я готов вскипеть. Слишком много всего вокруг, что качает меня, будто лодку в шторм, из крайности в крайность: от злости к расслабленности – и обратно. Но мы с Мьёль снова оказываемся так близко, что теперь руки с переплетенными пальцами зажаты между нашими телами. Ее вопрос продолжает звучать у меня в голове, и та часть меня, о существовании которой я узнал, кажется, только сегодня, охотно поддается игре.

– Даже не знаю, – шепчу я. Мы выдыхаем, и облачка пара смешиваются в причудливую вязь образов. – Большой благодарностью?

– Не годится. – Мьёль качает головой и льнет ко мне. Еще шаг – и она точно будет знать, что ее близость и запах, и даже тембр голоса делают меня неспокойным. – Я хочу поцелуй.

– Поцелуй?

– Да, один горячий поцелуй, мой король. Поцелуй меня так, чтобы я поверила, будто любишь.

Быстро, пока ничего не начало трещать и сыпаться в пропасть, я становлюсь перед ней на одно колено, привязываю полозья к ее ногам. Осматриваюсь в поисках места, куда бы сесть – и королева увлекает меня в сторону, на странное сооружение из бревен, лишь отдаленно напоминающее скамью. Я не даю ей помочь мне с ремнями, но охотно принимаю помощь, когда пытаюсь устоять на тонких лезвиях. Я безумен, если решился на эту авантюру. Мы до катка не дошли, а дважды был близок к позорному падению. Я злюсь, Мьёль потихоньку хихикает в кулак.

– Главное, сохранять равновесие, – наставляет она, когда мы переступаем на лед. – И делать маленькие шаги…

– Никто не говорил, что это будет просто, – делано возмущаюсь я. Боги, дайте мне терпения, но, похоже, я совершенно не создан для подобной дикости. Это Рунн мог пробежаться на цыпочках по канату над пропастью. И даже с закрытыми глазами. Я же чувствую себя неуклюжими големом, которого заставляют пройтись по соломинке.

– Просто иди за мной.

Мьёль берет меня за руки, поворачивается лицом и, пятясь назад, медленно увлекает за собой в центр площадки. И когда мне начинает казаться, что не все так уж сложно, мои ноги разъезжаются. Падение на задницу скорее унизительное, чем болезненное. Никогда в жизни не чувствовал себя таким дураком.

– Грозный повелитель мертвых сел в лужу, – подшучивает Мьёль, тянет меня, пытаясь поднять, но я упираюсь.

– В жизни не встану. – Мне хочется улыбнуться, но приходится старательно напускать на лицо угрюмое выражение. Судя по смешинкам в ее взгляде, я не так хорош во вранье.

– Нельзя же быть таким упрямым.

Я пожимаю плечами, делаю жест, предлагая Мьёль покататься самой.

И она делает это – творит настоящее волшебство. Мягко перебирает ногами, скользя по прозрачной льдистой гляди. Набирает скорость, разводит руки – и словно взлетает. Ветер бьет ей в лицо, ерошит волосы. В ее движениях нет привычной зажатости, скованности. Она целиком расслаблена. Как птица в небе после долгого плена клетки. Смотреть на нее такую – настоящее испытание для моих нервов.

– Тебе там не холодно? – скользя рядом со мной, спрашивает Мьёль. Замирает, с любопытством ожидая моего ответа.

– Задница мерзнет, – прямо отвечаю я.

– Тогда пойдем. – Она предпринимает еще одну попытку поднять меня на ноги и на этот раз я поддаюсь. И почти сразу падаю снова. Группа детворы поблизости тычет пальцами в нашу сторону и смеется. Какая-то тучная северянка прикрикивает на них, но вряд ли это хоть сколько-нибудь помогает.

Глава четырнадцатая: Раслер

Идея с катком оказалась не самой удачной. Но Мьёль повеселела, и я не могу отказать себе в удовольствии наслаждаться ее улыбкой. Под смех детворы кое как выбираюсь наружу и сажусь на бревно-скамью, наблюдая за тем, как моя королева кружится посреди ледяной арены. Понятия не имею, что это за магия, но сейчас мне кажется, что я могу часами на нее смотреть. Жаль, что не могу целиком посвятить себя этому, ведь нужно постоянно быть настороже. Если нас узнают – вся идея пойдет коту под хвост.

Вдоволь накатавшись, Мьёль возвращается ко мне. Ее слегка водит со стороны в сторону, отчего она пару раз останавливается и с веселой мольбой смотрит на меня. Качаю головой, скрещиваю руки на груди. Нас разделяет пара метров, но ей требуется время, чтобы их преодолеть. Мьёль садиться рядом, смотрит в сторону огромного костра, вокруг которого собралась куча народа. Там же, кажется, надругается над музыкой напрочь лишенный слуха музыкант. Надеюсь, Мьёль не захочется туда пойти, потому что мои уши и так почти кровоточат.

– Тебе ведь не по душе все это? – не поворачивая головы, с улыбкой спрашивает она.

Я могу соврать – и это сделает ее счастливой. А могу сказать правду – и испортить вкус всего вечера, даже той его части, которая еще не началась. И мне не так просто выбрать, ведь между нами и так предостаточно лжи.

– Спасибо, что сделал это для меня, – не дождавшись ответа, говорит моя Белая королева. – Догадываюсь, чего тебе это стоило.

– Не так много, как ты думаешь, – поправляю я. – Мне кажется, что эта поездка… Она была нужна нам обоим.

И вдруг осознаю, что не кривлю душой. Что я, равно как и Мьёль, тоже в некоторой степени превратился в проклятую принцессу из башни: ушел с головой в свои проблемы и совсем забыл вкус настоящей жизни.

– Что они делают? – спрашиваю я, когда люди начинают бросать в костер перевязанные разноцветными лентами пучки каких-то веточек.

– Приносят жертву Огненному страннику. Те, что с красными лентами – просьба о любви, синие – о достатке, черные – мольба о том, чтобы ушедшие к Костлявой были прощены.

Суеверия. Я морщусь, но стараюсь делать это так, чтобы не видела Мьёль. Никогда не понимал, почему людям так важен этот самообман? Богам нет до них дела, и зачастую их внимание чревато совсем не благами. Мне ли не знать.

– Жаль, что я не приготовила подношение.

– Это легко исправить.

Удивленная, она позволяет мне увлечь себя к зарослям ближайших кустарников. Я сламываю пару веток и взглядом приглашаю ее присоединится. Мьёль охотно следует моему примеру. Меньше чем за минуту у нас есть пара облезлых пучков. Педантизм моей королевы не позволяет оставить их в таком небрежном виде, и она наспех украшает их замерзшими веточками хвойного кустарника, который в этой земле растет почти повсеместно.

– Что дальше? – осторожно спрашивает она.

Дальше я высматриваю торговца, который буквально только-то мозолил глаза, а теперь словно сквозь землю провалился. Замечаю его около каких-то кумушек, которые как раз таращатся в нашу сторону и перешептываются. Вижу, что и Мьёль их заметила. Беру ее за руку и подбадриваю уверенной улыбкой. Кажется, мы весь вечер только то и делаем, что держимся за руки и улыбаемся друг другу. Как будто нам обоим по четырнадцать лет, и мы понятия не имеем, откуда берутся дети.

– Выбирай, – предлагаю я моей королеве, сам тем временем перетягивая внимание досужих теток на себя. – Доброго вам вечера и всяких благ.

Мой голос звучит почти дружелюбно. Они начинают кудахтать в ответ, я киваю и молчу, надеясь, что Мьёль не будет слишком долго возиться с такой безделицей, как пара лент.

– Вот. – Она протягивает мне перевязанный черной лентой пучок. Точнее, она не черная, а темно синяя, но Огненный странник вряд ли будет придираться. Ему вообще наверняка плевать. – У каждого из нас есть те, чьим душам мы желаем обрести покой.

Мы молча идет к костру. Приходится поработать плечом, чтобы проложить дорогу ближе. Кто-то шипит нам в спину, но я уверен, что мне хватит щелка пальцев, чтобы превратить рожу болтуна в безротую болванку.

Мьёль не спешит. Она долго и пристально смотрит в огонь, беззвучно шевелит губами, как будто в самом деле разговаривает с пляшущим в оранжевых языках духом. Потом бросает первую связку, хмурится, когда огонь не сразу набрасывается на подношение. Но с облегчением выдыхает, стоит ленте превратиться в пепел. Я вижу, что она потихоньку достает еще одну связку, но старается сделать это незаметно для меня. Отворачиваюсь и позволяю ей заблуждаться, хоть я видел ту красную ленту.

– Твоя очередь, – говорит Мьёль спустя минуту.

Я просто бросаю веточки в огонь, без особо интереса наблюдаю, как они начинают тлеть.

– Огненный странник принял жертву, – с благоговейным по-детски наивным трепетом говорит моя королева.

– И твою тоже.

Она смущенно убирает волосы с лица – и я почти вижу сквозь маску румянец на ее щеках. Уговариваю себя держаться подальше, но ничего не получается. Это словно какая-то одержимость.

– Я бы съела петушок на палочке, – внезапно говорит Мьёль.

Петушок на палочке? Да, пожалуй, то что нужно, чтобы я немного пришел в себя. Выдыхаю, мысленно пересчитываю по именам всех демонов и бесов из множества миров, которых видел в Грезах. Это всегда срабатывало, помогало отвлечься. Но сейчас мне не вспомнить и десяти.

Мы просачиваемся свозь толпу, Мьёль быстро находит взглядом продавца сладостей и тянет меня к нему. Когда я пытаюсь расплатиться, останавливает меня и протягивает торговцу серебряную монету. Раньше, чем я успеваю рассмотреть смазанный, стертый временем «орел» на поцарапанной тусклой поверхности.

Будь я проклят!

Откуда у Мьёль эта монета? Где она ее достала? Я уверен, что не допустил бы такой промашки.

В полной тишине, пока моя королева тщательно выбирает сладость, я мысленно прошу богов сделать торгаша слепым. Но тщетно: он с придирчивостью не раз обманутого человека вертит монету в руке и замирает.

– Хм… – дует в косматую, плохо остриженную бороду. – Надо же.

Я прикрываю глаза.

– Откуда у вас это, госпожа? – спрашивает торговец, поигрываю монетой. Подбрасывает ее на ладони. – Тяжелая, зараза.

Мьёль поднимает на него удивленный взгляд, карамельные звезда и полумесяц на разноцветных палочках замирают у нее в руке.

– Откуда у меня… что? – с полным непонимая взглядом спрашивает она. Уже тянется к маске, но я успеваю задержать ее руку, привлечь внимание. – О чем он говорит, Раслер?

Я бросаю бородачу монету из своего кошелька и прибавляю еще одну, надеясь, что приправы из моего холодного взгляда будет достаточно, чтобы он держал рот на замке.

– Ничего, госпожа, – сбивчиво бормочет он, – недогляд мой.

И пятится, пятится, жмет голову в плечи. Мне приходится сжать ладони в кулаки, чтобы не поддаться искушению лишить его языка. Понимаю, что вина во всем и полностью лежит только на мне, но желание убивать – оно в моей крови.

– Раслер?.. – В ее глазах паника. Я чувствую, как она дрожит. Пальцы разжимаются – и сладости падают в снег. Она вряд ли помнит о своем желании полакомиться ими. – Что со мной не так?

Вместо ответа я наклоняюсь к ней и словно последний псих жадно впиваюсь в ее холодные губы.

Она всегда такая разная. Даже когда я абсолютно уверен, что этот поцелуй всего лишь попытка отвлечь ее, увести мысли в сторону от ненужных вопросов, которые могут разрушить хрупкую реальность, которую я для нее создал.

Мьёль… просто замирает. Губы приоткрыты на вдохе, и она не закрывает глаза.

И колючая паника растекается у меня под кожей. Я впервые чувствую себя таким беспомощным. Как будто держу в руках мертвую птицу и вдруг понимаю, что всей моей теургии недостаточно, чтобы заставить ее сердце биться вновь.

Я отстраняюсь, торопливо увожу свою королеву подальше от шума толпы, от праздника жизни, на котором мы лишние. С самого начала было понятно, что нам тут делать нечего, но я так хотел подарить ей хоть каплю чего-то настоящего, что позволил себе забыться.

– Раслер… ты же знаешь, да? – спрашивает она, когда мы останавливаемся в тени раскидистой кроны какого-то вечнозеленого дерева. Смолянистый запах хвои противен мне до невозможности, но я терплю, потому что только здесь мы в относительной безопасности от посторонних глаз. – Ты знаешь, что со мной что-то происходит.

– Кроме того, что злой некромант и завоеватель воровато целует тебя на деревенском празднике? – Я все еще пытаюсь увести разговор прочь.

Она не готова узнать правду. Хотя, вероятно, Кэли не так уж неправа, говоря, что Мьёль никогда не будет достаточно готова.

И все же моя Белая королева улыбается. Смущенно прячет взгляд, и я потихоньку поглаживаю ее плечи, согревая. Боги, сжальтесь над нами обоими.

– Возможно, самое время нам вернуться? – предлагаю я, мысленно упрашивая Мьёль не упрямиться. – Тебе нужно поспать.

Она кивает, задумчиво теребит перо, что топорщиться на «щеке» маски.

В полной тишине, не обменявшись и парой слов, мы возвращаемся. Я почти физически чувствую, что моя королева витает где-то далеко. И она снова пребывает в скверном расположении духа. Одно то, с каким остервенением Мьёль срывает маску и бросает ее в снег говорит о многом.

– Ты никогда не обращал внимание вот на это? – Моя королева разводит руками, когда мы, въехав на внутренний двор, спешиваемся.

– На что? – стараюсь удивиться я, хоть прекрасно понимаю, о чем она.

– Тишина. И пустота. Неужели только мы двое во всем замке страдаем бессонницей?

Я пожимаю плечами и незаметно для нее сглатываю.

– Боюсь, все твои слуги слишком фанатично и безраздельно верят в то, что по ночам я превращаюсь в полусгнивший труп и пожираю живую плоть, чтобы к утру превратиться в красавца-некроманта.

Она прячет улыбку и качает головой.

– Их нетрудно понять, – говорит она чуть погодя, когда мы неспеша поднимаемся по лестнице.

– Разве ты до сих пор меня боишься? – Краем глаза замечаю тень за колонной и пытливый недовольный взгляд Кэли. Так и знал, что одного словесного наказания определенно будет недостаточно. Что ж, придется напомнить ей, что она слишком часто стала пересекать черту дозволенного.

Не сговариваясь, мы с Мьёль потихоньку, изображая воришек, крадемся на кухню. И в моей памяти невольно всплывают образы: я с мешком в руках несу в дар Крови богов парочку отрезанных голов. Тогда я чувствовал себя едва ли не самым счастливым на свете сметным, которому выпала честь прикоснуться к божеству. И тогда я еще не знал, насколько глубоко осквернен им.

– Кухарка всегда держит здесь вяленое мясо и сыр, – почему-то шепотом говорит Мьёль, ныряя за плотную занавеску. Смутно представляю, что там – кажется, холодная, где хранятся приготовленные на день закуски.

Моя королева скоро возвращается, ставит на стол несколько тарелок – и первой тянет тонкий оранжево-сочный ломтик слабосоленой форели. Кладет его на язык, жмурится, словно кошка, которую щекочут под хвостом во время течки. Боги, что с моей головой?

– Я бы не отказалась от вина, – говорит Мьёль и смущенно кивает на кувшин на столе.

Я рад выполнить ее просьбу. Все что угодно, лишь бы она не возвращалась к тем дурным мыслям.

Какое-то время мы наслаждаемся обществом друг друга, едой и тишиной. Почти идеально, не считая того, что Кэли пробралась и сюда. Я не уверен, что точно определил ее местонахождение, но здесь по меньшей мере три подходящих темных угла. Ее присутствие начинает нервировать: я подвигаю тарелку поближе к Мьёль, как бы между делом поглядывая по сторонам. Ненавижу чувствовать себя под присмотром, под колпаком. Достаточно и тех голосов в голове, которые заставили сделать все те ужасные вещи. Мне до сих пор сложно отождествлять их с Кровью богов. Ведь если разобраться, я окажусь жертвой, влюбившемся в палача. Дважды.

– Ты тоже их видишь? – вдруг говорить Мьёль. На ее губах играет странная улыбка, отрешенный взгляд скользит по стене у меня за спиной.

– Вижу… кого? – переспрашиваю я. На всякий случай озираюсь: на каменной глади танцует лишь легкая тень от света лампы, но как бы я ни пытался – мне не увидеть там ничего.

– Призраков, – говорит Мьёль. Прижимает ладонь к губам, ее глаза расширяются, превращаются в испуганные голубые провалы, зрачки сужаются до размеров игольного ушка. – Они там, в стенах. Они говорят, что мне все равно не уйти от правосудия.

Боги, снова.

– Мьёль, ты просто устала. Тебе нужно выспаться и выпить целебный отвар, который приготовила лекарка.

Я хочу подойти к ней, успокоить – но она шарахается в сторону. Поднимает руки перед глазами, и мы оба видим корку инея на кончиках ее пальцев.

Проклятье!

– Раслер… – Мьёль смотрит на меня сквозь пальцы. Ужас растекается по ее лицу, губы приоткрываются – и облачко пара со свистом вырывается изо рта.

Я привычен к холоду, но мороз пробирает меня до костей. Вся мебель стремительно покрывается белой коркой, по стеклам расползается витиеватый узор. Кувшин на столе с глухим треском лопается, вино растекается по инею, словно кровь.

– Они говорят, что тебе нельзя верить, – шепчет Белая королева. – Говорят… Говорят, что ты убийца.

– Здесь нет никого кроме нас, – стараясь говорить спокойно, уверяю я. Она должна мне поверить, должна подпустить к себе, пока не стало слишком поздно.

– Я могу тебе верить? – Она пятится, случайно наталкивается на шкаф, хватается за деревянную поверхность. С въедливым хрустом лед расползается в стороны от ее пальцев. – Я правда могу тебе верить, Раслер?

– Конечно можешь. – Халтура, ведь я сам себе не верю. – Позволь мне подойти, Мьёль.

– Стой, где стоишь, – шипит она в приступе неконтролируемой злости. И тут же вздрагивает, как будто проснувшись от быстротечного сна. – Они говорят. Голоса говорят, что если я разрешу тебе притронуться ко мне, то снова усну. Что ты уже делал так… раньше. Прятал меня во сне.

В Грезах, если быть точнее. Но она не может этого знать! Ведь никаких голосов не существует.

– Хорошо, – «сдаюсь» я, чтобы Мьёль немного пришла в чувства. Ей нужно успокоиться, понять, что я – далеко не то зло, которого стоит бояться. – Просто посмотри по сторонам. Видишь? Здесь только ты и я. Нет никого, кто бы мог говорить тебе эти странные вещи. То, что ты слышишь – всего лишь боль в голове. У тебя рана, вот здесь, – я медленно показываю на себе и вижу, что мне удалось перетянуть на себя внимание моей несчастной Белой королевы. – Если ты вспомнишь весь день и весь вечер до этого момента, то поймешь, что единственный голос в твоей голове может быть лишь голосом усталости.

Она медленно, словно время замерло для нее одной, моргает. С опаской тянется рукой к ушибу, морщится, когда пальцы натыкаются на еще свежую рану. И снова моргает. А когда снова поднимает взгляд, я с облегчением замечаю, что ее зрачки снова стали нормальными. Правда сейчас это уже не имеет значения, ведь у меня есть лишь короткая передышка, прежде чем демоны моей маленькой Мьёль снова полезут наружу.

– Раслер, я…

Она не успевает закончить, потому что я действую раньше. Шаг – и рядом с ней. Привычным движением срываю перчатку, обхватываю запястье своей жены – и до боли вдавливаю пальцы в ее плоть. Мьёль вскрикивает, на ее лице такая жуткая боль, но я не позволяю ослабить свою решимость.

– Спи, моя Белая королева, – шепчу я в ее умирающий взгляд. – Завтра будет новый день.