Текст книги "Правдивые истории о чудесах и надежде"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Отбор

Я села за рабочий стол и тяжело вздохнула. Я работала менеджером в исправительном учреждении и отвечала за тюремных собак. В мои обязанности входило следить за работой кинологов, контролировать бюджет и находить новых собак для работы в отряде – задача не из легких.

Нам требовались собаки, которые не любили сидеть без дела. Из таких собак получаются не лучшие домашние питомцы – они часто плохо себя ведут. Многолетний опыт научил меня обращать внимание на хулиганов, от которых все отказываются. Спрингер-спаниель, уничтоживший трехместный диван за пару часов; немецкая овчарка, разорвавшая 30 квадратных метров коврового покрытия на мелкие кусочки, пока хозяева были на работе. Именно такие собаки идеально подходили на роль служебных. Таких я и искала.

Одиннадцать лет назад, когда я начала работать в тюрьме, подходящих собак найти было легче – ведь ими интересовалась только полиция, тюрьмы и военные. Теперь же, просматривая сайты приютов и обзванивая десятки мест, я поняла, что потенциальных кандидатов на роль служебных собак не так уж много – слишком большим стал спрос.

В одной лишь нашей тюрьме как минимум три собаки патрулировали периметр круглосуточно, семь дней в неделю и триста шестьдесят пять дней в году. Четвертая ждала, чтобы быть на подхвате, когда другим потребуется отдых. Частные охранные фирмы предлагали платить кругленькие суммы за подходящих собак, и выбор у нас становился все меньше.

На собственном горьком опыте мы убедились, как важны для тюремной собаки навыки общения. Охранные собаки часто работают вместе и должны ладить с товарищами по команде. Список требований к рабочей собаке был довольно длинным, но однажды у меня возникла идея.

По моей просьбе один из сотрудников моего отдела составил письмо и, подготовив его, разослал копии во все ближайшие организации и центры по спасению животных. В письме он объяснял, какие именно собаки нам нужны. Мы повторяли рассылку раз в два месяца, чтобы приюты о нас не забывали. И вот как-то мне позвонил Кит Пейн из отдела служебных собак «Баттерсийского дома собак и кошек»:

– К нам поступил молодой самец немецкой овчарки. Ему два года и, возможно, он вам подойдет.

– Почему вы так думаете?

Кит объяснил:

– Тайсон очень любит игры с мячом и обожает искать по команде.

Я навострила уши: в основе нашей обучающей программы лежит игра с мячом.

– У него также сильно развит охранный инстинкт.

Этому я тоже очень обрадовалась.

– Можем приехать посмотреть его через два дня. Вам подходит?

Мы назначили встречу. В пятницу мы с нашим главным кинологом Делом отправились в филиал «Баттерсийского дома» в Олд-Виндзоре, чтобы познакомиться с Тайсоном. Путь был недолгим – наша тюрьма находилась в Темзмеде на юго-востоке Лондона. Кит устроил нашу встречу, и мы с Тайсоном прогулялись по территории приюта. Мы нарочно приехали в форме – она черного цвета, потому что некоторые собаки не любят людей, одетых в черное. Причина неизвестна, но этот цвет часто вызывает у собак страх и неприязнь.

Мы с радостью обнаружили, что Тайсон никак не отреагировал на черную форму. Он с удовольствием гулял с нами и радовался знакомству с новыми людьми – еще один хороший признак.

Затем Кит забрал его у нас, отвел на площадку для дрессировки и снял поводок.

– Давайте покажу, что он умеет, – сказал он.

Мы спрятали мяч и велели Тайсону искать его. Тот сразу сообразил, что от него требуется. Затем мы надели Киту специальный рукав с плотной подкладкой и велели Тайсону схватить его за руку – тот послушался. Умение нападать и хватать необходимо всем собакам, которых мы «принимаем на работу». Мы учим их хватать рукав и играем в перетяг. Постепенно наращиваем азарт, пока у собаки не появляется сильное желание атаковать.

Кит уже проводил для Тайсона тренировки с рукавом – еще несколько очков в пользу этой собаки. Мы посмотрели, как Тайсон бегает, и убедились, что с лапами у него все в порядке и перед нами здоровое и сильное животное. У немецких овчарок часто бывают проблемы с тазобедренными суставами и дисплазия. Достаточно внешне оценить их походку в юном возрасте и посмотреть, как они бегают, чтобы понять, возникнут ли подобные проблемы в будущем.

Затем Кит провел Тайсона по трассе для аджилити[3]3
  Аджилити (от англ. проворство, ловкость) – соревнования для собак, в ходе которых те преодолевают различные препятствия на скорость.


[Закрыть] – в частности, заставил его перепрыгнуть через метровое препятствие. Хотя Тайсон делал это впервые, он с легкостью выполнил все задания Кита.

– Прирожденный охранник, – сказала я Делу.

Тайсон произвел на нас сильное впечатление, и в тот же день мы отвезли его на встречу с кинологом.

В нашем подразделении служили тридцать патрульных собак и восемь поисковых. У каждой был свой кинолог. Я сразу поняла, кто идеально подойдет Тайсону. Иэн был одним из самых опытных наших кинологов, а его патрульной собаке Принцу исполнилось уже восемь лет, и он недавно начал хромать. Значит, ему предстояло выйти на пенсию раньше времени. Мы часто отправляли служебных собак «на покой» пораньше, если у тех возникали проблемы со здоровьем, так как хотели, чтобы те жили полноценной жизнью и не страдали. Иэн работал у нас неполный день и жил в загородном доме вместе с Принцем. Он вполне мог бы взять вторую собаку.

Но возникла небольшая проблема: стоял конец декабря, и у нас вряд ли получилось бы организовать обучение для Тайсона по стандартной восьминедельной программе сразу же, ведь на Рождество многие уходили в отпуск. Но я все равно передала Тайсона Иэну, чтобы они успели познакомиться поближе. И вот пришло Рождество, и для Тайсона началась новая жизнь…

Непоколебимые

Как-то раз в понедельник вечером, в час пик, когда в мой автобус набилась толпа людей, возвращавшихся домой со службы, у меня вдруг словно открылись глаза. Я понял, что ненавижу свою работу. У меня уже давно возникали такие мысли, и вот настало время перемен.

По пути домой я купил газету, и мое внимание привлекло объявление о работе. Я подал заявку на место сотрудника исправительного учреждения, и меня приняли. Поначалу я следил за выполнением заключенными дисциплинарных наказаний, но через некоторое время заинтересовался другой должностью непосредственно на территории тюрьмы: патрульного, работающего в паре с собакой.

Такая работа мне идеально бы подошла. В нашей семье всегда держали собак, и я давно хотел завести своего питомца. Но поскольку я был холост и работал полный день, то позволить себе собаку не мог. А если бы я вступил в кинологический отряд, моя служебная собака после смены возвращалась бы со мной домой.

В обеденные перерывы я начал ходить на дрессировочную площадку и познакомился с кинологами, надеясь, что однажды в подразделении появится вакансия. Прошло два года, и в 1995 году сотрудникам разослали внутренний бюллетень: в кинологический отряд требовался кинолог. Я подал заявку, и меня взяли.

Все-таки не зря я целых два года был для всех занозой, вечно приставал с вопросами, ошивался на дрессировочной площадке и осаждал отдел кадров, узнавая о новых вакансиях! Моя жизнь изменилась, и я был счастлив.

Прошло несколько лет с тех пор, как я стал работать в тюрьме Пентонвилль, и до меня дошел слух, что кинологический отдел собираются закрыть. Слух подтвердился, и меня перевели в тюрьму Белмарш, где я начал работать посменно тридцать девять часов в неделю. Моим напарником в Белмарше стал Принц – мускулистая немецкая овчарка двух с половиной лет. Принца нашли в Ирландии; он бегал по полю и гонял овец. Его привезли в Англию и приняли «на работу». Понаблюдав немного за его поведением, мы решили, что он сбежал из армии, потому что если в его присутствии кто-то начинал вести себя агрессивно, он тут же бросался на него и кусал. При этом он умел останавливаться по команде и садился рядом. Принц знал наш курс обучения на восемьдесят процентов, но у него не было ни чипа, ни клейма в ухе, и больше мы ничего не смогли о нем выяснить.

Принц все схватывал на лету и был прекрасной патрульной собакой. Всегда был спокоен, но внимателен, и слушался команд беспрекословно. Дома он вел себя, как обычный пес, любил лакомства и облаивал собак из телевизора. По воскресеньям я угощал его «настоящим» обедом. То, что готовил в тот день для себя, давал и ему. Ведь если бы я жил на сухих бисквитах и корме, то вряд ли был бы очень счастлив. К тому же мне нравилось его угощать.

Много лет я мечтал о собаке, и наконец мне было кого баловать. Принц оказался хорошим и очень преданным другом, любил бегать и играть. Благодаря Принцу я стал вести активный образ жизни: вместе мы исходили все поля рядом с домом, а по вечерам подолгу гуляли у реки. Я радовался, что у меня появилась компания, и мы с Принцем очень подружились. Все дни мы проводили вместе, и без него я уже не мыслил своего существования. А по ночам он спал в вольере в саду, как и другие собаки из нашего подразделения. В рабочие часы он вел себя, как идеальная патрульная собака, и ничего не боялся. У него была превосходная интуиция, и, увидев, что он насторожился, патрулируя тюремный двор, где в то время упражнялись заключенные, я понимал: назревает драка. Эта собака обладала своей встроенной «системой раннего оповещения».

Когда Принцу исполнилось восемь лет, я заметил, что он хромает. Повел его к ветеринару, и тот сказал, что у Принца артрит тазобедренных суставов. Диагноз не оставил нам выбора: ведь каждый день мы должны были проходить по несколько километров. Мы решили отправить Принца «на пенсию», и примерно в то же время мой начальник Стюарт рассказал мне о другой собаке из приюта, которую звали Тайсон. По его мнению, Тайсон стал бы прекрасной заменой Принцу. Принц, конечно же, остался бы жить со мной, но пока мы все еще работали вместе, я стал брать Тайсона на работу, чтобы тот освоился на месте.

Поначалу я держал собак порознь и выгуливал их по очереди до и после работы. Это утомляло, но иначе было нельзя. Привести вторую немецкую овчарку в дом, где уже живет одна, не так-то просто, и я волновался, найдут ли Тайсон с Принцем общий язык, когда наконец познакомятся. Я бы не удивился, если бы они возненавидели друг друга или начали бы бороться за первенство.

Чтобы дать им возможность привыкнуть друг к другу, я стал возить их обоих на работу в кузове фургона. Они постепенно привыкали к запаху друг друга и виделись накоротке, когда я выводил одного из них из клетки.

На работе Принцу полагался получасовой отдых, и в это время я выводил Тайсона на прогулку по территории, чтобы он мог осмотреться. Мы еще не начали обучение, но для Тайсона это была хорошая проверка. Прошел месяц, собаки не проявляли враждебности друг к другу – лишь любопытство. И вот однажды утром мы стояли на нейтральной территории у тюремных ворот. Дело было в четыре утра; я ждал начала смены и решил выпустить обеих собак из фургона, чтобы они познакомились. Они «поздоровались», обнюхали друг друга и сели у моих ног, виляя хвостами и высунув языки. На их мордах застыло совершенно одинаковое выражение: они словно говорили – пап, ты только посмотри на него!

По счастью, Тайсон и Принц отлично поладили с первого же дня. К моей радости, у них никогда не возникало конфликтов. Теперь вместо того, чтобы выгуливать собак по очереди, я брал их на прогулку вместе, и вскоре они стали закадычными друзьями. Они бегали, играли и гонялись друг за другом. В саду спали рядом, свернувшись калачиком. Это было невероятно умилительное зрелище: две здоровые тюремные собаки, превратившиеся в таких милашек.

Тем временем Тайсон привыкал к новому окружению и быстро сообразил, что, как только мы подъезжали к тюремным воротам, начиналась «игра». Он моментально включался в рабочий режим и всегда с радостью заходил на территорию тюрьмы. Я тренировал его на скользком тюремном полу, на высоте, на бетонной и железной лестнице – и везде он бегал, как у себя дома. Его ничего не могло испугать. Его не смущали препятствия. Он был бесстрашен, и в первые же две недели я провел его по всей территории тюрьмы – через шумно лязгающие двери, по металлической лестнице, большому спортивному залу, где гуляло эхо, по мокрому полу душевых. Так я выяснял, годится ли он для этой работы. Тайсон и ухом не повел. Он сам тащил меня по узким ступенькам, а если заключенные вели себя подозрительно, не пугался. Думаю, даже если бы я бросил мяч в толпу заключенных, он бы его принес.

Тайсону все было в новинку, и он впитывал впечатления, как губка. Я видел в нем ту же непоколебимость, что и в Принце, и знал, что из него получится прекрасная патрульная собака.

На Рождество мы с Тайсоном и Принцем, как обычно, работали посменно. Заключенным в это время приходится нелегко: ведь они разлучены со своими семьями и, как правило, хотят, чтобы праздники скорее закончились, хоть им и полагается больше посещений, чем обычно. У тюремного персонала в Рождество особенно много забот, и нужно быть начеку. Возрастает риск самоубийств, и патрулировать территорию в это время нужно особенно внимательно.

В канун Рождества рабочий день укорочен, и собаки были со мной. Поскольку официальный курс дрессировки еще не начался, я взял в патруль Тайсона. Ему было полезно учиться ориентироваться на местности, привыкать к обстановке (особенно когда заключенные испытывали повышенный стресс). А Принцу предоставлялась возможность отдохнуть, пока со мной был Тайсон.

Мы закончили пораньше, вместе вернулись домой и начали праздновать. Я запек индейку, как полагается: с беконом, картошкой и овощами. Мы поужинали «по-настоящему», а потом устроились в гостиной и стали открывать подарки.

Собаки получили огромные косточки в подарочной упаковке, и когда они принялись их «разворачивать», я не удержался и рассмеялся. Каким же сентиментальным я стал – заворачиваю подарки для своих собак! Но Тайсону и Принцу все происходящее нравилось не меньше моего. У меня не было большой семьи, я был холост, но с Принцем и Тайсоном я словно сидел за праздничным столом в компании близких друзей и родных. Принц уже привык праздновать Рождество со мной, но прошлое Тайсона мне было неизвестно, и я жалел, что знаю о нем так мало. Поскольку я не мог навести справки о нем, то решил: пусть это Рождество станет лучшим в его жизни! Я играл с собаками и водил их на долгие прогулки по заснеженным полям.

Через две недели после Нового года Тайсон наконец приступил к официальному курсу дрессировки. Он отлично проявил себя и легко освоил все ступени обучения. У нас возникла только одна проблема: нам приходилось заставлять его лаять. Мы решили, что, видимо, раньше Тайсон жил как домашняя собака и его пытались приучить вести себя тихо. Переучивание давалось нелегко, но умение лаять просто необходимо для охранной собаки. Патрульные собаки должны лаять по команде и подавать голос, обнаруживая что-то, что привлекло их внимание – контрабанду и прочие запрещенные материалы. Тайсону хватило одного раза – он уяснил, что лаять можно, и о прошлых запретах он уже не вспоминал.

Он освоил курс дрессировки очень быстро, сдал экзамены на лицензию первой ступени и вскоре начал работать в полную смену. Принц вышел «на пенсию» и очень радовался, когда мы возвращались домой. Он принимался нарезать вокруг Тайсона круги, как ошалевший щенок, и Тайсон в такие минуты растерянно смотрел на меня, словно хотел спросить: пап, что это с ним? Но видно было, что ему все происходящее нравилось. Даже после целого рабочего дня Принц заражал его своей энергией. Каждый день, вернувшись домой, я надевал собакам поводки и выводил их на долгую прогулку.

Тайсон и Принц были помешаны на кошках. Выйдя на улицу, тут же принимались рыскать по всем углам в поисках врага. И стоило одному из них учуять запах ничего не подозревающего кота, как они рвались в бой! Мне приходилось прилагать все усилия, чтобы не упасть. Я натягивал поводки и становился похож на Бен-Гура, правящего колесницей!

Мы выходили на поле, раскинувшееся недалеко от моего дома, и я спускал их с поводка. Они любили бегать на свободе и тратили столько энергии, что, когда мы возвращались домой, валились с ног. Тайсон спал в вольере в саду, там, где раньше ночевал Принц, а Принца после выхода «на пенсию» я стал брать с собой в дом. В выходной, если я уходил куда-то без собак, я запирал их в вольере. Собаки были натасканы на охрану, и я не мог рисковать, оставляя их на свободе. На прогулках я часто замечал, что немецких овчарок воспринимают предвзято. Увидев нас, люди переходили дорогу, чтобы не пришлось встречаться с нами нос к носу, и явно побаивались Принца и Тайсона. Но мой дом от поля отделяли всего около 150 метров, и большинство жителей нашего квартала знали, что собаки меня слушаются.

На службе Тайсон делал большие успехи. Однажды мы с ним присматривали за заключенными во дворе, и тут разразилась потасовка. Заключенный напал на другого. Наши предписания гласят, что на начальной стадии кинологам с собаками запрещено вмешиваться. Тайсон натянул поводок и начал лаять, как его и учили. Вскоре драка прекратилась. Он вел себя в точности «по учебнику», доказав, что способен отлично выполнить свою работу. Заключенные должны понимать, что мы рядом и наблюдаем, но во двор нам заходить не разрешается. Наша основная задача – напоминать заключенным о том, что мы следим за ними и в случае нарушений готовы вмешаться.

Стоило нам выйти за тюремные ворота после смены, как Тайсон менялся до неузнаваемости. Вернувшись домой к Принцу, он всем своим видом показывал: вот мой друг, и сейчас я буду бегать с ним и играть. Им обоим не терпелось выйти на улицу.

Тайсон работает со мной уже год и вполне освоился в новой роли. Весной мы проводим испытания для собак, и для кинологов это настоящее соревнование, когда каждая собака должна выложиться по полной. Соревнования судят члены тюремной инспекции, а после победители участвуют в национальном конкурсе. В мае этого года Тайсон участвовал в испытаниях впервые. Он не победил, но показал один из лучших результатов и чуть не завоевал трофей как лучшая собака, работающая с нарушителями закона.

Я горжусь Тайсоном, как гордился и Принцем. Повод для этого находится каждый день. Хорошо, что есть «Баттерсийский дом собак и кошек» и другие подобные центры помощи бездомным животным, где могут вовремя распознать способности служебных собак. Ведь в противном случае умные и талантливые собаки оказывались бы в руках у людей, которые не могут понять их и реализовать их потенциал в полной мере. Я очень рад, что Тайсон теперь живет со мной и с Принцем.

7
Новая жизнь в опустевшем гнезде

Всем матерям, чьи дети покинули родительское гнездо, знакомо чувство гордости и щемящей боли, вызванной расставанием с ними. Все они помнят внезапную тишину в доме. Ни гор грязного белья, которые нужно постирать до начала школьной недели, ни ужина на столе всегда в одно и то же время. Жизнь начинает идти совсем другим чередом.

Еще несколько лет тому назад я бы все отдала за свободный вечер и возможность спокойно полежать в ванне с бокалом вина. Но теперь, когда мои сыновья Дерек и Дэвид выросли и покинули родной дом, я скучала по хаосу, шуму и суете, без которых немыслима жизнь с двумя детьми. Правда, кое-кто со мной все же остался: собака моих мальчишек по кличке Венджер, помесь стаффордширского терьера.

Венджер появился у нас случайно. Однажды мой сын-подросток Дерек пришел из школы и взволнованно рассказал о том, что у его друга живет собака, которой нужен новый дом. Я дружила с мамой того мальчика и знала, что она переживает нелегкие времена. Жизнь подбросила ей тяжелое испытание, и так уж вышло, что незадолго до этого она завела щенка, который рвал на кусочки все, что плохо лежало – от гладильных досок до одежды.

Дерек, а за ним и Дэвид стали умолять меня взять щенка, и я согласилась. Венджер поселился у нас и продолжил уничтожать все на своем пути. Он грыз ножки стола и все деревянное, что было ему по зубам. Как-то вечером я намазала все деревянные поверхности на высоте его роста гвоздичным маслом, и наутро увидела, как Венджер вгрызся в ножку стула, поморщился, замотал головой и стал плеваться. С тех пор он грыз только свой корм и игрушки!

Мальчики обожали своего питомца и играли с ним по несколько часов кряду. Бросали мяч в саду и в парке, а иногда затевали игру в перетягивание каната. В четырнадцать лет они все еще с удовольствием гуляли с Венджером, но в шестнадцать им уже больше хотелось гулять с друзьями, и нам с Терри пришлось взять прогулки на себя.

Тогда-то Венджер и стал «нашей» – то есть родительской – собакой. Мы с Терри работали в одной и той же компании: муж – менеджером по техобслуживанию, а я – продавцом на неполный рабочий день. Поэтому мы составили расписание: Терри гулял с Венджером по утрам, а я – по вечерам.

Прошло много месяцев с тех пор, как мальчики уехали из дома, и вот однажды Венджеру стало плохо. Он уже состарился и поседел; жить ему осталось недолго. Я знала, что скоро придет время прощаться: вопрос был, когда именно. Я отвела его к ветеринару, ожидая худшего, но врач всего лишь прописала таблетки для селезенки. Какое это было облегчение! Значит, немного времени вместе у нас еще осталось.

Мы разговорились, и наша ветеринар – обаятельная австралийка Лусия – рассказала мне о другой собаке, тоже помеси стаффорда.

– Бастера бросили хозяева, и мы стали заботиться о нем. Провели курс лечения от рака простаты, но я больше не могу держать его у себя.

Я вспомнила подругу, которая отдала нам Венджера.

– А почему? – спросила я.

– У меня кошка. И они с Бастером терпеть друг друга не могут. Чем скорее он переедет, тем лучше, – объяснила она.

Доктор продолжила осмотр, а я тем временем вышла на улицу, где Терри ждал меня в машине, и рассказала ему о Бастере.

– Что скажешь?

– Я знаю, что у тебя на уме, и вот что скажу – почему бы и нет?

Я вернулась в клинику и сказала Лусии, что помогу ей:

– Мы возьмем Бастера.

Ее лицо озарилось, и мое тоже. Я приехала в клинику с мыслями о том, что придется прощаться с Венджером, а в итоге возвращалась домой с двумя собаками!

Венджер был уже стар, и ему не нравилось гулять подолгу. Поэтому сначала мы выводили его на короткую прогулку, а потом уходили гулять с Бастером надолго. Но через неделю случилась странная вещь. Венджер вдруг словно ожил.

– Тебе не кажется, что он не хочет ударить в грязь лицом перед новым другом? – спросила я у Терри.

– Вот уж не думал, что наш старичок способен на такое, но, видимо, ты права, Пэт, – согласился он.

А мы и не догадывались, что в нашем Венджере силен дух состязательности.

Венджер уже не очень любил играть и пыхтел и ворчал, когда Бастер носился и прыгал вокруг него. Он явно добивался нашего внимания, и дом наполнился новой энергией, которую принес с собой Бастер.

Мы везде водили собак с собой – и в булочную за углом, и в парк на вечернюю прогулку. Я поняла, что мне очень не хватало материнских обязанностей. Мне хотелось заботиться о своих подопечных, волноваться, вовремя ли они поели, и убирать за ними.

Дерек жил далеко, но Дэвид заходил к нам по мере возможности и с удовольствием играл и возился с собаками. Именно тогда я поняла, что Венджер и Бастер заполнили собой пустоту в моей жизни, о которой я даже не догадывалась. Я подбирала игрушки Бастера, которые тот выкинул из корзинки, где мы их хранили, и вспоминала Дерека и Дэвида в детстве. Когда Бастер будил меня по утрам, я переносилась в те дни, когда ребята врывались в нашу спальню воскресным утром и расталкивали нас, чтобы мы скорее встали и начали с ними играть.

Трагедия случилась перед самым Рождеством: как-то утром Венджер не смог встать. Мы отвезли его к ветеринару, и на этот раз таблетки помочь уже не могли. Мы сказали Венджеру, что любим его, и доктор его усыпил. Я думала, сердце мое разорвется.

Когда мы вернулись домой, Бастер бросился навстречу и стал бегать кругами и смотреть на дверь. «Где мой друг?» – словно хотел спросить он. Я опустилась на колени и объяснила ему на словах, хотя он и не понимал: «Венджера больше нет, дорогой». Я погладила его и приласкала, а потом обняла покрепче, говоря с ним на том языке, который был ему понятен.

Он не сопротивлялся, не вырывался из моих объятий и не стремился вернуться поскорее к своим игрушкам. Видимо, он почувствовал, что мы с Терри нуждались в нем, и оставался рядом с нами. Он очень нам помог.

Вскоре мы решили переехать в дом поменьше. Большой семейный дом был слишком велик для нас, да и сад требовал ухода. Мы нашли прекрасный новый дом, где вполне хватало места нам троим, и хозяева согласились продать его. Начался переезд, и на наши с Терри плечи легла тяжелая задача – упаковать и перевезти вещи, которые накопились у нас за всю жизнь. У меня слезы на глаза навернулись, когда я нашла на чердаке старые детские книжки – воспоминания о той, прежней жизни, о детях, которых мы воспитали. Но мы были рады, что переезжаем.

А еще через несколько месяцев у Бастера случился рецидив – вернулся рак простаты.

На этот раз сдержать распространение болезни было уже невозможно – слишком далеко она зашла. Снова мы с Терри отправились к ветеринару и вернулись домой одни, без нашей любимой собаки.

Дома стояла оглушительная тишина. Нас некому было утешать – ведь Бастера не стало. Собака вносила в нашу жизнь распорядок, радость и свет. Лишиться ее было очень тяжело.

Горе накатывало неожиданно. Вот стою я и глажу белье, Терри нет дома – ушел по делам или в магазин. И тут я поднимаю голову, смотрю по сторонам, надеясь увидеть Венджера или Бастера, которые посапывают рядом или наблюдают за мной… Но вместо этого вижу лишь пустое место, а слышу только шипение утюга.

В такие моменты я понимала, что без собаки ощущаю внутреннюю пустоту.

Инстинкт подсказывал, что нужно завести еще одну, но что-то мне мешало.

Я прочла книгу, в которой говорилось, что не стоит заводить новую собаку, пока горе после смерти прежней еще не утихло. Автор объяснял, что в таком случае отношения с новой собакой получат негативную эмоциональную окраску. Собака будет чувствовать вашу грусть и начнет вас жалеть. Мне не хотелось этого, но желание завести собаку пересилило все сомнения, и мы с Терри отправились в «Баттерсийский дом собак и кошек».

Мы зарегистрировались, сообщили информацию о себе и медленно прошлись по питомнику, рассматривая собак и читая их истории. Мы хотели завести питомца, но кого выбрать?

В конце коридора я заметила собаку, которая тихо сидела в вольере. Это был очень красивый пес, помесь риджбека, и когда я подошла к его клетке, случилось удивительное: Тэмми взглянула на меня с такой любовью, словно видела меня уже в сотый раз, а не в первый. Она как будто узнала меня. Мы смотрели друг на друга. Это была любовь с первого взгляда.

В тот день мы забрали Тэмми с собой. Впервые у нас в семье появилась девочка! Мы с Терри души в ней не чаяли и выводили ее на долгие прогулки по утрам и вечерам. Мы ничего не знали о ее прошлом, но она выглядела очень забитой. Мне приходилось садиться рядом с ней на колени и успокаивать ее: «Все в порядке, Тэмми, все хорошо! Никто тебя не ругает». И тогда она подходила поближе, чтобы я ее погладила. Я переживала, что когда она попала к нам домой, то почувствовала мое горе и из-за этого боялась подойти ко мне. Меня это очень расстраивало. Но я знала, что преодолеть это можно единственным способом: искать ее каждый раз, когда она пряталась, и дарить ей ласку, о которой она боялась попросить.

Бывало, мы гуляли на улице, и она вдруг пряталась позади меня и прижимала уши. Постепенно я поняла, что это происходило каждый раз, когда она видела мужчину в шляпе или кепке. И снова я задалась вопросом: что за жизнь была у нее до нас? Почему она так реагировала? Иногда я смотрела в ее грустные глаза и думала: если бы ты могла мне все рассказать! Я знала, что это невозможно, но мне все же было любопытно.

К счастью, я работала всего четыре часа в день, и на это время Тэмми брал к себе сосед. Я возвращалась домой и видела, как она высматривает меня в окно его гостиной. Она так радовалась моему приходу, что на сердце сразу становилось теплее.

Ради Тэмми мы кое-что изменили в нашей жизни. Продали наш внедорожник – «хонду» – и купили более низкий «субару», чтобы ей легко было запрыгивать на заднее сиденье и выбираться оттуда.

Прошло много лет, и Тэмми поставили диагноз – рак кожи.

Мы ухаживали за ней, пока процедуры и лекарства не перестали помогать. В тринадцать лет – через два года после того, как ей поставили диагноз – у нее отнялись лапы. Она перестала понимать, где находится. Постоянно трясла головой, и ветеринар сказал, что рак распространился. Опухоль была у нее в ухе, и это влияло на координацию движений и способность держать равновесие. Нам было очень тяжело, но мы поняли: пришел ее час. В середине ноября, с наступлением заморозков, мы отвезли Тэмми к ветеринару и оставались с ней до того момента, пока она не закрыла глаза и не перестала дышать.

Мы вернулись домой, где нас никто не ждал. Лохматая мордочка не высунулась нам навстречу. И хотя теперь мы жили в доме поменьше, чем наше прежнее семейное гнездо, где мы провели столько лет, он вдруг показался громадным. По комнатам гуляло эхо. На стенах висели семейные фотографии, все наши вещи стояли на своих местах, но из дома словно вынули душу. Я переживала, что некоторые мои друзья, у которых не было собак, не смогут понять, как я горевала. Поэтому я не разговаривала с ними о смерти Тэмми. Разве могла я объяснить, что горе от ее утраты сравнимо с тем, что я испытывала после смерти своих родителей? Казалось глупым выговорить это вслух, но именно так я себя чувствовала. Меня ничто не радовало, и я видела, что Терри разделяет мои чувства.

Мы кремировали Тэмми, и когда нам отдали ее пепел, я долго плакала. Но меня утешало то, что она снова с нами, в нашем доме – хоть и в другой форме.

Мы с Терри вышли на пенсию, и настал идеальный момент, чтобы отправиться в путешествие. Много лет мы мечтали вернуться в Австралию, где прожили восемь лет. Там родились наши дети. Но теперь нам не хотелось даже разглядывать туристические брошюры и смотреть, сколько стоят билеты. А ведь за последние годы наша жизнь так сильно изменилась: мы переехали, вышли на пенсию и потеряли нашу Тэмми, – что поездка и новое приключение, возможно, пошли бы нам на пользу.

Но чем больше мы говорили об этом, тем больше приходили к выводу, что, куда бы мы ни отправились, без собаки жизнь будет казаться бессмысленной. И мы задумались: правильно ли заводить новую собаку сейчас?

Прошло две недели после смерти Тэмми, и мы приняли решение. Мы могли бы потратить кучу денег на потрясающий отпуск, который продлился бы две или три недели. Но потом, после возвращения домой в Суррей, мы по-прежнему были бы несчастливы. Мы поняли, что ничто не принесет нам столько радости, как собака.