Текст книги "Правдивые истории о чудесах и надежде"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

12
От тени к свету

Стоял дождливый вечер пятницы; дождь лил, как из ведра. И тут зазвонил телефон.

Мой муж Майкл спал рядом со мной на диване, и я сняла трубку.

– Алло?

– Привет, мам, – послышался знакомый голос. – Можешь спуститься и помочь мне занести вещи?

Странная просьба, подумала я, учитывая, что мы жили на первом этаже, а мне было семьдесят шесть лет! Тем не менее я надела шлепанцы и открыла дверь, готовая помочь своей дочери Клер, чем только можно.

И в тот момент я услышала потявкивание у своих ног. Опустила голову, и у меня чуть глаза на лоб не полезли: на пороге нашей квартиры стоял маленький мопс с черно-кремовой шерсткой и хвостиком-завитком! Он улыбался самой лучезарной собачьей улыбкой, которую я только в жизни видела, и энергия в нем била через край – настоящий маленький фейерверк, который грозил вот-вот взорваться!

Мне, конечно, стало интересно, откуда он. Тут Клер вышла из своего укрытия – она стояла в паре шагов от двери – и улыбнулась. Так вот зачем ей нужна была «помощь»!

– Можно Шэдоу[8]8
  Тень (англ.)


[Закрыть] останется на выходные, мам? – спросила она.

Я, конечно, собиралась согласиться, но не успела и рта раскрыть, как Шэдоу нырнул в дверной проем и понесся в гостиную – точнее, поскакал, переваливаясь с лапы на лапу, как делают мопсы. По пути он нападал на все шкафы и стулья.

Я рассмеялась, а Клер, как обычно, крепко меня обняла, чуть не задушив в объятиях. Мы повернулись как раз тогда, когда Шэдоу запрыгнул на Майкла. Тот вздрогнул, проснулся и растерянно огляделся.

– Ой! Собачка! Милдред, смотри!

А дальше случилось нечто волшебное. Выражение замешательства стерлось с его лица и сменилось добродушной улыбкой. Эту улыбку я любила в нем больше всего, и сейчас, глядя на Майкла, сердце мое радовалось. Увы, в последнее время его здоровье сильно ухудшилось – рак брал свое. Майкл угасал с каждым днем. Но сейчас, когда он гладил Шэдоу, его глаза снова сияли.

Клер вошла, сняла пальто и обувь. Мы не стали ходить вокруг да около: нам с Майклом не терпелось услышать историю Шэдоу.

– Откуда он взялся? – спросила я.

Наша Клер работала управляющей «Баттерсийского дома собак и кошек». Шэдоу, не совсем чистокровного мопса, нашли на улицах Лондона – он рылся в помойках и мусоре. Его привели в «Баттерсийский дом».

– Мам, я вижу, что после смерти Уинки вы с папой сами не свои, и когда увидела Шэдоу, сразу поняла – он вам подойдет, – сказала Клер.

Наша гончая Уинки, которую мы тоже взяли из приюта, умерла пару лет назад. Ей было восемнадцать лет. Мы обожали гулять с ней, и нам очень ее не хватало. Хотя обычно бездомных собак не отправляли так сразу к новым хозяевам, для нас Клер сумела сделать исключение. Она знала все о наших жизненных обстоятельствах и о том, сколько времени мы могли уделить животному; знала, что мы были опытными собачниками – до Уинки в семье было еще несколько собак. Так что Клер оформила на нас собаку в индивидуальном порядке, вплоть до доставки на дом! И привела Шэдоу посмотреть, поладим ли мы.

– Я помню, что вы давно хотели именно мопса, – продолжала Клер. – Я увидела его из окошка своего кабинета и сразу поняла – это идеальный пес для вас!

И она была права. Еще несколько месяцев назад я призналась Клер, что с тех пор, как Уинки не стало, из нашей жизни словно пропало что-то очень важное. И что мне бы очень хотелось завести небольшую собачку, которая стала бы нашим компаньоном. И вот через несколько месяцев Клер привела нам собаку, которая могла бы помочь заполнить пустоту в сердце и в жизни.

Клер наклонилась и взяла меня за руку.

– Но если вам кажется, что Шэдоу вам не подходит, не чувствуйте себя обязанными. В мире еще много животных, которые будут счастливы попасть к любящим хозяевам вроде вас.

– Как это так? – возмутилась я. – Нет, конечно же, мы хотим его взять!

Клер улыбнулась, и я тоже. Она пошла в машину и принесла новый лежак, корм, игрушки, ошейник и поводок.

Утром я вывела Шэдоу на прогулку в парк. Знакомые останавливались поболтать, и все, кто видел Шэдоу, влюблялись в него с первого взгляда. Я поняла, что ему суждена судьба местной знаменитости.

По рассказам друзей, у которых были мопсы, я знала, что это упрямые и своевольные собаки, но зато из них получаются очень преданные спутники. Они любят поиграть и весьма общительны. В тот вечер на ужин к нам пришли друзья, и Шэдоу восторженно носился от одного гостя к другому и со всеми здоровался. Потом он перевозбудился и несколько минут носился по кругу, как бешеная обезьянка. Но когда увидел, что все ведут себя нормально, успокоился, нашел местечко у моих ног, опустил голову на лапки и стал отдыхать.

На следующий день наш сын Шон и две его маленькие дочки – Эшли и Тринити – приехали знакомиться с Шэдоу. Эшли заявила:

– Он не красавец, конечно, бабуль, но все равно симпатичный, правда?

Она была права. Куда бы мы ни направлялись, повсюду люди тянулись погладить Шэдоу и расспрашивали, откуда он. В ответ я рассказывала им о «Баттерсийском доме собак и кошек» и говорила, что теперь Шэдоу останется с нами навсегда.

Майкл совсем ослаб и уже не мог ходить. Однажды я отвезла их с Шэдоу в парк и поставила для Майкла раскладной стул, чтобы он мог посидеть. Майкл бросал мяч, а Шэдоу бегал за ним. До того, как мой муж заболел, мы любили ходить пешком и могли все выходные провести, гуляя с Уинки в лесу недалеко от нашего дома. После смерти Уинки мы долго жили без собаки, и как приятно теперь было выйти на улицу и погреться в лучах весеннего солнышка! Майкл сиял от счастья.

В воскресенье вечером настало время Клер уезжать в Лондон (мы жили на западе центральных графств Великобритании). Шэдоу она взяла с собой. Скитаясь по улицам, он подхватил серьезную зубную инфекцию, и большинство зубов предстояло удалить. Ему назначили несколько стоматологических операций.

Хотя Шэдоу пробыл с нами всего два дня, мы с Майклом чуть не прослезились, когда пришло время прощаться, и уже ждали его возвращения.

Через две недели позвонила Клер.

– Шэдоу здоров и готов приехать! – сообщила она. – Я везу его домой.

На следующий день Шэдоу снова был с нами и радовался этому не меньше нашего. Он носился по квартире, пока не падал без сил, и тогда ложился в свой новый лежачок у камина и сразу же засыпал рядом с креслом Майкла.

Шэдоу наконец-то обрел дом.

Я смотрела на нашу собаку и задавалась вопросом: как можно было ее бросить.

История Шэдоу была печальной. Ему было девять лет, и хотя он любил жизнь и обожал находиться среди людей, о нем никогда никто не заботился. Его выбросили на лондонские улицы, где он питался объедками, чтобы выжить. Это была милая, ласковая, добрая собачка, но никому до нее не было дела. Состояние здоровья Шэдоу свидетельствовало о том, что он никогда не питался нормально и не ел регулярно. Одни зубы чего стоили – за всю историю «Баттерсийского дома» в приют лишь пару раз попадали собаки с такими запущенными зубами. Почти все сгнили, почернели до корешков, а изо рта у Шэдоу воняло так, что чувствовалось и за двадцать шагов. Ему удалили пятнадцать зубов, а те, что остались, почистили и отполировали, чтобы в новой жизни ему уже ничего не мешало. Я никому бы не пожелала такой жизни, но в этой истории появилась одна радостная глава: теперь Шэдоу стал нашей собакой. Мы взяли на себя обязанность заботиться о нем, чтобы он никогда ни в чем больше не нуждался.

Клер привезла из «Баттерсийского дома» комплект материалов для новых хозяев. В него входила книжечка с информацией о прививках Шэдоу, а также различными советами и рекомендациями. Шэдоу задремал, а я села и с головой погрузилась в изучение материалов о приюте и информации для начинающих собаковладельцев.

Хотя здоровье Майкла ухудшалось на глазах – он уже не мог стоять на ногах и даже говорил редко, Шэдоу полюбил его всем сердцем. С того момента, как он попал к нам в дом, у них с Майклом возникла особая связь. Он запрыгивал к нему на колени, садился и смотрел на него своими блестящими карими глазками. При виде его глупой беззубой улыбки Майкл тоже начинал улыбаться, и я часто спрашивала себя, не этого ли Шэдоу добивался. Впервые за много месяцев Майкл чувствовал радость, и это помогало ему справляться с болью.

Шэдоу всегда знал, как сделать лучше.

По утрам я вставала в семь и выводила его на прогулку. Стоило мне проспать одну лишнюю минутку, и Шэдоу принимался толкать меня и пинать, пока я не поднималась. Каждый день мы совершали две долгие прогулки, а если у Майкла возникало желание, я везла их с собакой в лес недалеко от нашего дома и усаживала его на раскладной стул на траве у парковки. Шэдоу успел зарекомендовать себя настоящим воображалой и больше всего любил, когда мы останавливались поболтать со знакомыми. Он бегал от Майкла ко мне, Майкл бросал мячик, если мог, и это было здорово: такие мирные, счастливые минуты.

Дома Шэдоу любил погреться на вечернем солнышке, проникавшем сквозь большое окно во всю стену. Он любил смотреть, как жизнь идет своим чередом, а когда кто-нибудь заезжал на стоянку у нашего дома, громко лаял.

– Из него получился бы отличный дежурный стоянки, правда? – спрашивала я Майкла.

Он кивал и тихо смеялся. Мы были женаты пятьдесят лет, и я до сих пор любила его чудесный смех.

До выхода на пенсию Майкл работал инженером-строителем, а я, отправив детей в школу, устроилась в полицию, потом переквалифицировалась в полицейского психолога, а после открыла свою службу психологической помощи людям, потерявшим близких, и стала ее управляющей. За шестнадцать лет штат компании вырос от нескольких добровольцев до более пятидесяти психологов. Мы помогали людям обрести силы и мужество, чтобы пережить утрату.

Хотя я до сих пор была занята на работе, наша жизнь теперь очень отличалась от той, что мы вели в прежние годы. Все изменилось особенно сильно после того, как Майкл пережил тяжелый инсульт, а позже заболел раком. Мы уже не ходили на танцы и не гуляли целыми днями, а проводили время в обществе друг друга дома. Не могу сказать, что мне это не нравилось, но с появлением Шэдоу жить стало веселее.

Однажды я заметила, что Майкл не может поднять руку, чтобы погладить Шэдоу. Шэдоу тоже понял, что что-то не так, и тихонько сидел рядом. Я вызвала врача, тот позвонил в скорую, и Майкла отвезли в ближайшую больницу. Ему пришлось остаться там, и в течение нескольких недель я приходила к нему дважды в день. Собак, разумеется, туда не пускали, но каждый день Майкл спрашивал: как Шэдоу? Где он?

Я рассказывала, что в парке у него появились новые друзья, что вечерами он играл с нашими внуками, которые заходили в гости дважды в неделю после школы.

– Как бы я хотел снова увидеть его, – говорил Майкл.

На следующий день я посадила Шэдоу в машину и поехала в больницу. Когда мы подъехали, я обошла здание и подошла к окну палаты на первом этаже, где лежал Майкл. Я постучала в окно, и когда Майкл увидел меня, поднесла к окну Шэдоу. Увидев свое отражение в оконном стекле, тот начал извиваться у меня на руках и высунул язык, и от этого стал выглядеть еще комичнее. Пациенты, медсестры, врачи – все, кто был в тот момент в палате, – заулыбались. А главное, улыбнулся Майкл, и я была этому очень рада.

Каждый день я приносила Шэдоу к окну, а потом, через несколько недель, Майкла решили перевести в хоспис.

За день до переезда мы собрались у постели Майкла, и хотя он был без сознания и больше уже не приходил в себя, поговорили с ним и рассказали про Олимпийские игры, которые он смотрел. Я верила, что он меня слышал, хотя лежал с закрытыми глазами и не мог ни смотреть на меня, ни говорить.

Наши дети вернулись к себе домой, а я осталась с Майклом и продолжала говорить с ним, натирая кремом его лицо и руки. В девять вечера я поцеловала его и пожелала спокойной ночи.

– Завтра увидимся, – сказала я.

Я отправилась домой и сразу легла спать, а в два часа ночи меня разбудил звонок.

Я слушала, что говорит медсестра в трубке, и думала: может, я ослышалась?

Она сообщила, что Майкл умер в час сорок пять.

Я опустила трубку, и в голове закрутился миллион «если бы».

Если бы я знала, что конец так близко, то осталась бы ночевать в больнице… Если бы я не уехала… Если бы осталась…

Мы с Шоном поехали в больницу и сели рядом с Майклом. Он выглядел таким спокойным, и я понимала, что его болезнь и страдания теперь окончены и он оказался там, где ему лучше.

Столько лет я помогала другим справляться с горем, но теперь, когда горе настигло меня, я ощущала странное спокойствие. Майкл всегда поддерживал меня во всех начинаниях, и я знала, что сейчас он смотрит на меня и приглядывает за мной.

Дома Шэдоу то и дело посматривал на кресло Майкла. Он явно чувствовал: что-то случилось, потому что ни на секунду не покидал меня. Куда бы я ни пошла, он следовал за мной.

Чтобы чем-то себя занять, я с головой ушла в планирование похорон. Как ни странно, хлопоты по организации кремации (таково было желание Майкла) и церковной службы действовали успокаивающе.

Утром в день похорон я сказала родственникам, что мы с Шэдоу встретимся с ними дома у Шона, когда будем готовы. Родные забеспокоились, что я остаюсь одна, но по непонятной мне причине в то утро мне хотелось побыть наедине с Шэдоу. Не хотелось видеть никого, кроме моей собаки. Я знала, что до тех пор, пока он рядом, со мной ничего не случится.

Я приготовилась, причесала Шэдоу, посадила его рядом с собой в машину и поехала к сыну. На протяжении всей службы, пока я читала отрывок из «Послания к коринфянам», и на поминках Шэдоу был рядом. Я гладила его и обнимала, и это очень мне помогло.

Собака Клер Вильма тоже была там, и собака Шона. Хотя день был омрачен горем, светлые моменты неизбежно возникали – к счастью, они всегда возникают, даже в самые печальные минуты. Стоило кому-нибудь из собак выскочить у нас из-под ног или решить поиграть и начать кататься по полу, и мы начинали смеяться и улыбаться.

В тот вечер Шэдоу пришел ко мне в кровать и спал на подушке Майкла.

После смерти Майкла я решила не горевать. Я и так слишком много времени провела в печали, когда он болел. Правда, и теперь случались дни, когда мне не хотелось вставать с кровати и выходить на улицу. Но мой чудесный маленький песик расталкивал меня и напоминал, что у меня по-прежнему есть дела, а прогулка – первое дело из всех. Он знал, как меня растормошить.

Мы начали больше гулять, и я поняла, что хотя болел Майкл, а не я, я невольно подстраивалась под его ритм. Но, к счастью, я все еще была здорова и в хорошей физической форме. Теперь Шэдоу подгонял меня, и мой образ жизни изменился.

К зиме в моем гардеробе появились удобные ботинки, куртки, шапки и шарфы.

Каждый день мы с Шэдоу ходили в наш любимый парк, где у нас было много друзей. После обеда, в два часа, местные собачники собирались в определенном месте – около тренажеров. Мы подъезжали на машине, я открывала дверь, Шэдоу пулей вылетал на улицу и приветствовал собравшуюся компанию лаем, словно хотел сказать: я вернулся!

Потом кто-то из нас занимался на тренажерах, а другие в то время присматривали за собаками. Что это было за сборище! Всего у нас было четырнадцать собак: две немецкие овчарки, два ротвейлера, один мопс, мой полумопс, два йоркширских терьера, четыре дворняжки и два пуделя.

Шэдоу любил общаться, и у него не возникало проблем с другими животными. Единственной собакой, вызывавшей у него странную реакцию, был черный лабрадор из нашего дома. Я не понимала, почему он так реагировал, ведь лабрадор вел себя вполне дружелюбно – видимо, у Шэдоу сохранились неприятные воспоминания, связанные с собаками этой породы. В конце концов при встрече мы с хозяйкой лабрадора стали расходиться в разные стороны.

В рабочие дни Шэдоу ездил со мной в офис компании. Я сидела за столом в приемной, а он спал в корзинке в уголке. В приемной всегда было два-три человека. Иногда они начинали нервничать или приходили уже в расстроенных чувствах. И тогда Шэдоу подходил к ним и тихонько толкал носом, намекая, чтобы его погладили. Он словно чувствовал, что человек в беде, и хотел ему помочь. Он был очень ласковой собакой.

Если я вставала и уходила со своего места, Шэдоу шел со мной, и по пути нам часто встречались люди в слезах. Я останавливалась, чтобы поговорить с ними. Они гладили Шэдоу, переставали плакать и успокаивались. Шэдоу помогал им почувствовать себя лучше, как помог и мне обрести покой после смерти Майкла.

Но Шэдоу не всегда был таким ангелочком. Иногда он любил и поозорничать.

Бегая по полям на прогулке, он любил останавливаться и «общаться» с людьми, которые приехали на пикник. Однажды я долго ждала его возвращения, а когда он прибежал, в зубах держал кусок пирога.

– Шэдоу! – воскликнула я. – Ты что, стащил пирог?

Я отыскала семью, к которой подбегал Шэдоу, и извинилась за кражу.

– О нет, он не стащил пирог, – ответили родители. – Сын уронил кусок на землю, и мы угостили собачку. – Не знаю, правду ли они сказали или просто не хотели смущать меня, но тот раз был не единственным, когда Шэдоу возвращался с чужой едой во рту. Когда ему попадалась помойка или куча мусора, он тут же бросался разорять ее, и мне приходилось уводить его в другую сторону и отчитывать. Он быстро понял, что так делать нельзя.

В компании Шэдоу лето пронеслось незаметно, и вскоре листья с деревьев облетели, земля подернулась инеем и пришло время Рождества. В нашей семье Рождество всегда было особенным праздником. Некоторые люди, потерявшие близких, не ставят елку, но я знала, что Майкл не хотел бы, чтобы мы лишились праздника в первое Рождество после его смерти. И я достала елку из чулана, а наряжая ее, сказала Шэдоу: «Это твое первое Рождество». Он с любопытством смотрел, как я развешиваю мишуру и разноцветные шарики. Мой маленький друг, кажется, понимал, что происходит что-то волшебное.

Майкл всегда любил Рождество, и мне хотелось, чтобы в этом году праздник был таким же особенным, как и всегда. Я расставила по квартире зажженные свечи, включила рождественские гимны и постепенно прониклась чудесным рождественским настроением.

В выходные перед Рождеством собралась вся наша семья. Мы пели рождественские песни и гимны: кто-то сел за пианино, другие взяли маракасы, барабаны, тамбурины и прочие инструменты из коробки с детскими игрушками. Это была наша рождественская традиция, и Шэдоу завороженно наблюдал за происходящим. Этот момент для нас и означал приход Рождества.

Мы с Шэдоу часто гостили у Шона и его жены Николь, но в тот год мне хотелось встретить рождественское утро дома. Наступил праздник, и мы с моим маленьким другом проснулись одни. Я включила радио, и мы позавтракали под звуки рождественских песен. Потом я вручила Шэдоу подарок, завернутый в красно-зеленую бумагу. Он разорвал ее и с восторгом обнаружил внутри пищащую фигурку суриката.

Но когда я начала разворачивать свой подарок, он отложил игрушку и стал внимательно смотреть на меня. Уверена, он прекрасно понимал торжественность момента.

Потом я собрала дорожную сумку, упаковала меховой лежак Шэдоу, и мы поехали к Шону. Мы отлично провели день. У Шона была собака – Бентли, помесь пойнтера, его тоже взяли из приюта. Ошейник Бентли украсили мишурой. Мишура красовалась даже на аквариуме с рыбками! Мы обменялись подарками, а две мои внучки помогли Бентли развернуть его подарки. Потом нас ждал вкуснейший рождественский обед. Второй день после Рождества мы праздновали уже дома у Клер. Снова ели индейку и насмеялись на год вперед. Собаки были и у Клер – немецкая овчарка Симба, Вильма, лохматый джек-рассел-терьер, и Бини, самый ворчливый и, пожалуй, самый старый в мире джек-рассел-терьер. Эта троица, Шэдоу и Бентли с мишурой на ошейниках весело играли в догонялки; по комнате летали игрушки и обрывки оберточной бумаги.

За обедом собаки то и дело ныряли под стол, надеясь, что им достанется кусочек индейки (хотя и знали, что этого делать нельзя).

– Расшалились, – сказала я Клер. – Знают же, что нельзя дежурить под столом!

Она кивнула и рассмеялась. Конечно же, мы не стали их прогонять и подкармливали индейкой со стола, когда думали, что никто не видит.

Мы с Шэдоу гостили у Клер три недели, а когда приехали домой, я была рада, что Шэдоу со мной и мне не пришлось возвращаться в пустой дом в одиночестве впервые после смерти Майкла.

Теперь мы с Шэдоу вместе завтракали, обедали и ужинали, а по вечерам любили сидеть на диване перед телевизором. Иногда я читала книгу, а Шэдоу садился рядом на свои подушки и дремал. А потом просыпался и лез обниматься, напоминая, что он здесь и никуда не делся.

Мы очень хорошо изучили друг друга и знали наперед, что будет делать другой. Если я вставала и шла на кухню, то знала, что Шэдоу пойдет за мной. Когда к нам собирались прийти гости, я убирала покрывала с диванов, и Шэдоу знал – будут гости. Он шел на свое место и послушно лежал там.

Не всегда это работало мне на руку. Например, если я надевала нарядное платье, Шэдоу понимал, что сейчас я пойду куда-то одна. Тогда он ложился передо мной на пол, клал голову на лапки и смотрел на меня своими чудесными карими глазками, точно хотел сказать: значит, меня не возьмешь?

Он пытался разжалобить меня, и у него получалось. Но я все же говорила:

– Веди себя хорошо. Я скоро приду.

Однако в мое отсутствие Шэдоу всегда переворачивал свой лежак и разбрасывал все подушки. Он устраивал тарарам, потому что ему не нравилось, что я уходила и не брала его с собой. Я привыкла и через некоторое время смирилась с такой реакцией и просто спокойно убирала за ним. Иногда в таких случаях он еще и устраивал мне бойкот, но надолго его не хватало.

Обычно я повсюду брала его с собой. Он любил ездить со мной в машине и встречаться с моими друзьями. Однажды мы сели в машину и поехали на встречу с Клер и Вильмой. Мы отправились в Бигглсуэйд, чтобы положить венок на могилу Мэри Тилби – удивительной женщины, основательницы «Баттерсийского дома собак и кошек».

Шэдоу гордо щеголял значком «Баттерсийского дома», и я сама засияла от гордости, когда он сел рядом с мемориальной доской и стал оглядываться по сторонам. Кроме нас, на могиле Мэри Тилби было еще несколько человек. Клер произнесла небольшую речь, и мы молча поблагодарили Мэри за ее любовь и преданность животным. Если бы не Мэри Тилби, не было бы «Баттерсийского дома собак и кошек», который существует уже сто пятьдесят лет, и у меня и еще нескольких миллионов человек не появилось бы своей собаки. Это был очень торжественный момент; как здорово, что и я оказалась там! Если бы не Шэдоу, я бы даже не поехала с Клер в это удивительное место.

С тех пор, как Шэдоу возник у нас на пороге в тот дождливый пятничный вечер, он подарил мне столько радости!

Я уверена, что для пожилых людей, которые овдовели, но все еще ощущают в себе большую потребность любить, нет ничего лучше, чем завести собаку. Мне повезло, у меня много друзей и большая семья, но у многих людей этого нет. А если у тебя есть собака, люди останавливаются на улице и заговаривают с тобой, даже когда ты просто сидишь на скамейке в парке и дышишь свежим воздухом. Мне кажется, Шэдоу не случайно пришел в нашу жизнь в определенный момент. Не знаю, смогла бы я пережить утрату без его помощи.

Я знаю, что у всех людей есть тень, которую обычно видно только на солнце. Но у моей тени четыре лапы, хвост завитком и почти нет зубов. Он был рядом со мной в темные времена, и благодаря его бесконечной любви жизнь моя снова наполнилась светом.