Текст книги "Карл Великий: реалии и мифы"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Александр Назаренко,Елена Мельникова,Т. Джаксон,Андрей Глебов,Вера Зверева,Владимир Рыбаков,Василий Балакин,Максим Горелов,Олег Ауров,Марк Юсим
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Карл Великий сыграл выдающуюся роль в становлении «королевской религии», ее атрибутах, прерогативах и идеологии. Образ его оказался устремленным в будущее, стимулируя рост власти короля и его авторитета, служа победоносным оружием в руках служителей короны. Однако в эти два века мы наблюдаем стремительный рост влияния образа Карла Великого и постепенный, но неуклонный его упадок. По существу, Карл Великий так и остался легендарным персонажем, чья слава лишь добавляла блеска «королевской религии». По мере расширения границ на восток Империя становилась угрозой национально-государственным установлениям во Франции, и здесь начинают превозносить своих королей. Первым, пусть и полу-мифическим королем, считается отныне Фарамон, о котором Филипп де Коммин пишет как о первом избранном народом короле Франции, «ибо другие назывались герцогами и королями Галлии». Национальная история отныне начинается с Хлодвига, при котором французы закрепились на определенной территории и чье крещение постепенно в иконографии и пропаганде превратилось в церемонию коронации. Наконец, своим святым королем признавали только Людовика IX, чья канонизация была безупречной и не вызывала никаких сомнений, а эпоха стала символом процветания и сделалась аргументом в протестах против усиления королевской администрации, налогов, ослабления монеты.

Наглядным выражением этого упадка образа Карла Великого может служить судьба коронационных регалий и инсигний королевской власти, вначале напрямую связанных с именем «императора и короля Франции». С короной Карла Великого успешно конкурирует корона Людовика Святого: ее точно предпочли Иоанн II, Карл VII, Генрих IV. Меч Карла Великого – так называемый Joyeuse – постепенно трасформируется в руку судьи. Королевские лилии, появление которых на щите и одеянии королей Франции также относили к Карлу Великому, теперь приписывают Хлодвигу. Орифламма наверняка была утеряна либо при Креси, либо при Пуатье, а в ее чудодейственных свойствах возникли сомнения, раз она не помогает французам. Окончательный удар по ее авторитету нанесли те советники короля, кто предложил ему поднять ее в войне Бургиньонов и Арманьяков, расцениваемой ими как оскорбление величества, чем приравняли ее к войне с неверными. Это была ошибка, и Карл VII не забыл, как орифламму подняли против его сторонников, и никогда не воевал под этим знаменем. С середины XV века некоторые авторы относят появление орифламмы к Хлодвигу и даже Дагоберу, основателю аббатства Сен-Дени. Всем коронационным регалиям, как и авторитету аббатства Сен-Дени повредил период «английской Франции», когда после 1422 г. эта территория оказалась в руках англо-бургиньонов. На коронации в Реймсе 1429 г. обошлись без всех святынь, оставшихся у англичан и «оскверненных» ими. Отныне не коронационные регалии создают короля, а ровно наоборот. И аббатство из покровителя монархии превратилось в объект покровительства короны.

Однако, и это мне кажется вовсе не случайным, Карл Великий сохранил свое привилегированное место в среде тех людей, кто создавал «королевскую религию» – чиновников и советников короля. Характерный пример – использование его имени в качестве исторического аргумента в процессах, разбиравшихся в Парижском Парламенте. Хотя там упоминаются и Хлодвиг, и Филипп Август, и Людовик Святой и Филипп Красивый, но Карл Великий упоминается чаще всех остальных королей. Более того, в отличие от других королей, чья известность и авторитет географически ограничены, он известен на всей территории (например, Меровингов и Хлодвига не знают на юге Франции). Но что самое поразительное, у юристов XV века было довольно точное представление о правлении Карла Великого и его итогах: он главным образом реставратор и миротворец, положивший конец бунтам, изгнавший сарацинов из Пуату и Прованса, восстановитель храмов, покровитель наук и любитель античного наследия. Его время – это символ порядка и величия. Отдадим должное парламентским юристам XV века: их познания и мнения о Карле Великом не так уж отличаются от оценок историков и спустя пять столетий.

Библиография

Источники

Коммин, Филипп де. Мемуары. М., 1986.

Christine de Pizan. Le livre des faits et bonnes mœurs du sage roy Charles V // Michaud J. et Poujoulat J. Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France. T. 2. Paris, 1881.

«L'Honneur de la couronne de France»: Quatre libelles contre les anglais (vers 1418–vers 1429). Éd. pour SHF parN. Pons. Paris, 1990.

Jackson R. A. The «Traité du sacre» de Jean Golein // Proceeding of the American Philosophical society. 1969. T. 113. N 5. P. 305–324.

Journal de Nicolas de Baye, greffier du Parlement de Paris. 2 vols. Paris, 1885, 1888.

Journal de Jean Le Roye, connu sous le nom de Chronique scandaleuse, 1460–1483. Publ. par B. de Mandrot. 2 vols. Paris, 1894–1896.

Juvénal des Ursins, Jean. Écrits politiques. Éd. P. S. Lewis. 2 vols. Paris, 1978–1985.

Juvénal des Ursins, Jean. Histoire de Charles VI, roi de France //  Michaud J. et Poujoulat J. Nouvelle collection des mémoires pour servir à l'histoire de France. T. 2. Paris, 1881.

Mezières, Philippe de. Le Songe du viel pèlerin. Ed. by G. W. Coopland. T. 1–2. Cambridge, 1969.

Songe du Vergier. Éd. M. Schnerb-Lievre. 2 vols. Paris, 1982.

Литература

Autrand F. Charles V le Sage. Paris, 1994.

Autrand F. Charles VI: La folie du Roi. Paris, 1986.

Beaune C. Costume et pouvoir en France à la fin du Moyen Age: les devises royales vers 1400 //  Revue des sciences humaines. 1981. N 183. P. 125–146.

Beaune C. Naissance de la nation France. Paris, 1985.

Beaune C. Prophétie et propagande: le sacre de Charles VII //  Idéologie et propagande. Colloque de Haifa. Paris, 1987. P. 63–73.

Bloch M. Les rois thaumaturges. Étude sur le caractère surnaturel attribué à la puissance royale particulièrement en France et en Angleterre. Strasbourg, 1924.

Demurger A. L'histoire au secours de la chicane: la place de l'histoire dans les procès au Parlement au début du XVe siècle (1419–1436) //  Journal des savants. 1985. N 4. P. 231–312.

Guenée B. Les généalogies entre l'histoire et la politique: la fierté d'être Capétien, en France, au Moyen Âge //  Annales. E. S. C. 1978. P. 450–477.

Guenée B. Histoire et culture historique dans l'Occident médiéval. Paris, 1980.

Guenée B. L'Occident aux XIVe et XVe siècles. Les États. 5-ème éd. Paris, 1993.

Krynen J. «Le mort saisit le vif». Genèse médiévale du principe d'instantanéité de la succession royale française //  Journal des savants. 1984. N 2. P. 187–221.

Lambrech R. Charlemagne and his Influence on the Late Medieval French Kings //  Journal of Medieval history. 1988. N 14. P. 283–291.

Quillet J. Charles V le roi lettré: Essai sur la pensée politique d'un règne. Paris, 1984.

Zeller G. Les rois de France candidats à l'Empire. Essai sur l'idéologie impériale en France //  Revue Historique. T. 173. N 2. P. 273–311.

И. Я. Эльфонд
Образ Карла Великого во «Франкогаллии» Ф. Отмана

Автора «Франкогаллии» – знаменитого юриста и политического публициста Ф. Отмана – историки уже давно признали «отцом германистики» в связи с проблемой генезиса французского государства[61]61
  Это отмечалось практически всеми исследователями, обращавшимися к «Франкогаллии». Наиболее отчетливо данная оценка проявилась со времени появления статьи П. Арсена (Harsin, XLIX). На русском языке см.: Вайнштейн, с. 389–390; Эльфонд, гл. 1.


[Закрыть]; именно он поставил вопрос об этногенезе французов и настаивал на важнейшей роли германского элемента в становлении французской нации. Резко негативное отношение к романскому наследию, ненависть к Римской империи и неприятие католицизма неизбежно влекло мыслителя к проблеме исторического места германцев, их роли в гибели Римской империи и становлении современных европейских государств, в частности Франции.

Его изыскания о периоде зарождения франкского государства преследовали цели, достаточно далекие от чистой эрудитской науки: Отман с редкой последовательностью и энергией стремился найти в прошлом доказательства существования верховной власти народа и выборности королевской власти. События ранних этапов развития франкской государственности служили ему для опровержения порядков французского абсолютизма XVI в. Однако, хотя в трудах историков и политологов, как правило, изложена концепция Отмана, практически не ставился вопрос о его оценках отдельных личностей в ранней истории Франции, сопоставлении им деятельности Меровингов и Каролингов, тем более о роли Отмана в формировании королевского мифа.

Хотя Отман защищал прежде всего принцип выборности королей и, соответственно, львиную долю его внимания привлекала история Меровингов, образ Карла Великого приобрел в его сочинении особую значимость: Отман как бы апеллировал к правлению Карла как высшему подтверждению своих тезисов и считал его кульминационным моментом в истории франков, которых объявлял основателями французского государства и французской нации. Поэтому образ Карла Великого интерпретировался им исключительно как образ величайшего и мудрого правителя, чьи личные качества способствовали прославлению имени франков и созданию грандиозной империи.

Источники, на которые опирался историк, характеризовались «отчетливо выраженной тенденцией – апологии каролингской династии» (Вайнштейн, 131). Однако можно заметить, что их отбор был сделан своеобразно: Отман практически не обращался к летописанию, но предпочитал произведения хронистов и биографов. Для него, безусловно, основным поставщиком сведений являлась «Жизнь Карла Великого» Эйнгарда, причем здесь он проявлял критический подход, утверждая, что этот труд биограф «написал для того, чтобы возвеличить Карла Великого и Каролингов и приуменьшить значение Меровингов» (Hotman, 256). Кроме этого, он довольно широко использовал «Хронику» Регинона Прюмского, Эймона из Флери и упоминал сочинение архиепископа Турпена, который, по мнению Отмана, «столь же глуп, сколь невежествен, и написал не жизнеописание Карла Великого, а сказку о нем». Естественно, что он критически оценивал этот труд, как «смесь басен старых баб и безумных россказней»[62]62
  Ibid.; Турпен – архиепископ Реймса (умер ок. 800 г.), хронист.


[Закрыть]. Характерно также использование сочинений целого ряда позднейших средневековых хронистов. Оценки деятельности Карла и его империи он приводил как средневековые (Оттон Фрейзингский, аббат Эккехард, X. Зурита, Дитрих Нимский), так и гуманистические (И. Науклер и «Эннеады» М. А. Сабеллико). К некоторым источникам Отман относился критически (Дитрих Нимский), на данные других ссылался безо всяких сомнений, но сам его подход весьма показателен: автор сознательно отбирал из огромного множества сведений о франках (а во «Франкогаллии» только в связи с этим периодом упоминались сочинения примерно тридцати авторов) именно то, что наиболее подходило к его теоретической концепции происхождения и характера франкской государственности.

Интерпретация им образа государства франков (Франкогаллии) и самого Карла Великого опиралась на два положения: Франкогаллия – страна свободы, Карл Великий – страж ее порядков и великий правитель. В силу этого Карл фактически не интересовал автора как личность, он и не пытался индивидуализировать образ короля, напротив, опускал подобную информацию биографий и хроник. В его изображении Карл – величайший государь, образец мудрого правителя и собиратель галльских и германских земель.

Карл Великий предстает во «Франкогаллии» как непосредственный создатель могучего франкского государства: «когда королем франков был Карл Великий, то вся Галлия (Кельтика, Бельгика и Лузитания) и Германия от Рейна до Иллирии составляли единое королевство Франкию» (Hotman, 256). Власть его изображена настолько исключительной, что по могуществу к самому Карлу Великому изо всех представителей его династии смог приблизиться только один Карл Толстый: «единственный изо всех французских государей, правивших после Карла Великого, который обладал столь же большой властью, как и Карл» (Hotman, 240). Карла От-ман провозгласил величайшим не только из франкских государей, но и из французских королей: «он в результате своих великих деяний присоединил к своему королевству почти всю Европу и который с согласия всех народов постоянно именовался «Великим» (Ibid., 392).

В то же время Отман полагал, что Карл, даже став императором, прежде всего оставался франкским королем, объясняя это предпочтением Карлом франков вследствие их исключительных качеств, среди которых важнейшим он объявил любовь к свободе: «Карл Великий предпочитал франкскую часть германского народа прочим германцам и фризам, поскольку именно франки добились этой наисладчайшей свободы» (Ibid.).

Именно по этой причине, Карл Великий, по утверждению Отмана, и выступал как защитник и гарант франкской свободы и даже не пытался ликвидировать ее или же посягнуть на права франкского народа: «Карл Великий не мог лишить франков их прирожденного права и свободы, и он никогда не предпринимал ничего важного, не выяснив прежде мнения народа и решения знати» (Ibid., 392–394). Таким образом, в изображении Отмана Карл Великий не просто ценил франков за их любовь к свободе и независимости, но и соблюдал принцип народного суверенитета, выражавшийся согласно автору в обязательном выяснении позиции населения и согласовании действий монарха со знатью.

Особое значение приобретает во «Франкогаллии» вопрос о политике императора в отношении перехода короны. Отман старательно стремился доказать, что Карл Великий не был наследственным государем. Поэтому он большое внимание отводил порядку вступления его на трон. Отман неоднократно подчеркивал, что приход Карла к власти был связан с избранием народа: «после смерти короля Пипина франки торжественно собрались и провозгласили своими королями обоих его сыновей, оговорив до этого одно-единственное условие – чтобы они разделили королевство поровну». Важность этого положения доказывается тем, что Отман привел эту мысль аббата Эккехарда в разных местах своего труда. Для Отмана даже величайший король мог быть только наделен властью, и он неоднократно подчеркивал, приводя цитаты разных авторов (Регинона, Адо, Эймона) для доказательства, что можно было «стать королем лишь с согласия народа»[63]63
  Ibid., 264. Отман ссылается на хронику аббата Эккехарда.


[Закрыть]. Немаловажен для него и принцип равенства наследников: он отмечал, что наследники Пипина (отца Карла) разделили «территорию королевства поровну между собой, так, чтобы Карл правил той частью, которой владел его отец Пипин, а Карломан – той, которой прежде правил его дядя».

Он вступил в спор о роли Карла Великого в утверждении наследственной передачи короны. Для Отмана эта проблема принципиально важна: он доказывал, что наследственная передача власти (то есть узурпация прав народа) – наследие Капетингов. А потому он стремился опровергнуть тезис о том, что именно «Карл Великий установил порядок, согласно которому франки должны были принимать как своих королей сыновей, наследующих своим отцам-государям».

Тем более у него вызывала раздражение позиция Дитриха Нимского, утверждавшего, что и «самому Карлу королевство досталось по наследству». По мнению Отмана, «ничто не может быть глупее подобного утверждения». Император представлен у него как защитник священных прав народа: «Выше уже было показано, что Карл Великий полностью и неизменно соблюдал право народа франков возводить королей на трон» (Ibid., 242).

Однако Отман волей-неволей вынужден был признать возможную правоту своих оппонентов. Вероятно, утрата «верховных прав народа» для него все же более терпима в случае, если это произошло в пользу величайшего из государей прошлого. Он все же твердо стоял на том, что подобное могло произойти только при Карле Великом: «если слова Дитриха Нимского и содержат истину, то подтверждают и тот факт, что до Карла Великого королевство не являлось наследственным, но передавалось согласно избранию народа».

Отман, однако, использовал текст Дитриха для обоснования особых прав франкских (и французских) королей. Для него несомненен факт, что титул французского короля выше титула императора, и этим статусом он обязан именно решению Карла, который не только определил франкам королей из своего рода, но поставил этих королей выше императоров; король франков «не станет признавать кого бы то ни было выше себя в земных делах ни путем принесения вассальной верности, ни каким-либо другим способом подчиняться потомкам императоров»[64]64
  Ibid., 244. Dietrich von Nieheim, IV, 6. 214.


[Закрыть]. Таким образом, отношение к императорской власти как бы двоилось в представлениях Отмана. С одной стороны, статус императора и одновременно короля франков возвышал Карла и предоставлял дополнительные возможности (даже и в оказании давления на самих франков), но, с другой стороны, французский юрист жестко отказывался признать приоритет императоров во Франции, и провозгласил непризнание королями Франции сюзеренитета империи.

Здесь он явно вступает в спор с другими юристами о соотношении власти императора и короля: «это суждение… должно бы приниматься во внимание некоторыми учеными законоведами при решении вопроса "считал ли король франков императора или кого-нибудь еще выше себя"». Авторитет Карла Великого, таким образом, освящал исключительный характер власти французских королей.

Отман подчеркивал также государственную мудрость Карла в решении вопросов, связанных с грядущими судьбами империи. Отман полагал, что «Карл хотел заключить со своими сыновьями союз в последний период своей жизни», считая этот альянс гарантом будущей политической стабильности. Отсюда и идея раздела, при этом он тщательно фиксировал все свидетельства относительно участия в этом процессе «народа», король принимал в его изображении политические решения «вместе с первыми лицами и знатью франков» (Hotman, 244). Тем самым Отман настаивал на идее консервации порядков и традиций, унаследованных от времен Меровингов, и в правление новой династии (благодаря действиям Карла). Следовательно, продолжал он, принцип верховной власти народа соблюдался и после раздела: «когда королевство было разделено на три части, то [он] составил по этому поводу завещание, которое было подтверждено торжественной клятвой франков». Законность решений Карла, по мнению Отмана, доказывалась подтверждением принятых им решений «на торжественном собрании всех вельмож королевства франков с согласия многих» (Ibid.).

Отман, безусловно, считал правильным и одобрял решение Карла о разделе империи, хотя прекрасно знал о последствиях этого акта (и описал их); для него гораздо важнее, что Карл Великий благодаря своему решению не выходил за рамки древнейших порядков: «он созывает собрание вельмож и франкской знати для того, чтобы установить и упрочить мир между своими сыновьями и разделить свое королевство». Отман четко обосновал цели принятых Карлом решений: не только обеспечить всех сыновей, но учредить будущую систему государств во избежание войн, добиться не только установления мира, но и обеспечения политической стабильности при участии в этом знати и народа: «по решении всех этих вопросов император созвал собрание вельмож и знати франков для того, чтобы установить мир, сохранить его между своими сыновьями и разделить свое королевство на три части так, чтобы каждый из них оказался в безопасности и правил своей частью в случае, если переживет его». (Ibid., 342)

Но все эти доводы и решения, которые Отман вполне одобрял, служили ему для главного: доказать, что государи, даже величайшие из них, не обладали полной властью, а потому их распоряжения были недействительными. Ведь «ни один король не оставлял завещания, в котором распоряжался королевством, и подобное установление отца по своему собственному праву никакой силы не имело, но обязательно должно было утверждаться королем на всеобщем собрании сословий» (Ibid., 334). Это служило автору для того, чтобы подчеркнуть, что Карл Великий был благоразумен и понимал, что его «завещание должно было все равно подтверждаться народом».

Отман пытался доказать, апеллируя к истории царствования Карла Великого и его указам, древность Салического закона. Он прямо утверждал, что и впоследствии у франков сохранялись те же политические принципы, которые проводил в жизнь сам Карл: «После смерти Карла Великого при разделе королевства многое из того, что происходило, преследовало те же цели» (Ibid., 264). Отман, утверждая ранее, что завещания государей не имели законной силы, ссылался именно на завещание Карла для обоснования действенности Салического закона в эпоху Каролингов: по завещанию Карла Великого «можно видеть, как почти вся Европа была разделена между его тремя сыновьями таким образом, что ничего не было выделено даже как приданое или оговоренное владение для его дочерей» (Ibid.). Отман одобрял такое решение, хотя и отметил, что дочери Карла оказались беспомощными: «Полная власть в определении их браков или приданого была оставлена на добрую волю, чувства или благоразумие их братьев». По его мнению, установление ограничений для честолюбцев способствовало стабильности и целостности государства, а значит, «ничего несправедливого не могло воспоследовать, поскольку государи и вельможи, с которыми могли быть заключены браки, и не могли рассчитывать венчаться с дочерьми, ожидая большого приданого или же надеясь на дополнительные почести своему роду или семье» (Ibid., 266)[65]65
  Только от Хильдегарды у Карла было пять дочерей. А еще были дочери от Фальстрады. Все они так и не вышли замуж. Здесь проявляется общее негативное отношение Отмана к правам женщин на наследование или на власть.


[Закрыть]. Все это Отман считал доказательством исключения женщин из наследования, хотя и ранее при любых обстоятельствах наследовали сыновья, а не дочери и подобный вопрос не вставал и не решался в эпоху Каролингов.

Особое значение в описании деятельности Карла Великого для Отмана приобрел суд. Как и в других вопросах, автор противопоставлял характер порядков при Карле Великом современному абсолютизму. В данном случае он резко осуждал функционирование французских парламентов и превозносил простоту судопроизводства в эпоху Карла Великого: «А во времена Карла Великого, который владел королевством втрое большим по размеру, чем Франция была при Карле VII, использовался иной способ вершить суд, что можно легко усвоить из множества указов, приведенных в собрании франкских законов» (Ibid., 516).

Отман вступил в полемику с историками и правоведами, утверждающими, что возникновение парламентов восходит к временам именно ранних Каролингов; для него это утверждение – «нелепость», поскольку «сохранилось множество законов и указов, изданных этим самым Карлом Великим, и ни в одном из них не встречается упоминания ни о парламенте, ни о еще более могущественном сенате» (Ibid., 506).

Он охарактеризовал судебную систему Карла, подчеркивая ее простоту и активное участие в судопроизводстве самого короля и императора: «Карл Великий просто отдавал распоряжение о том, что в назначенных местах будут проводиться судьями судебные заседания и там же должно проходить собрание, которое он по своему обыкновению называл placitum». Он отмечает как положительную сторону суда ограничение количества судебных сессий: «не более трех всеобщих судебных заседаний за год (за исключением тех случаев, когда кто-то совершил тяжкое преступление, или же похитил чужую собственность, или же должен быть призван для свидетельствования)». Отман не просто восхвалял судебную систему Карла Великого: он противопоставлял ее современной как эталон, а законы Карла – римскому праву, доказывая в то же время органическую связь важнейших французских законов с установлениями Карла: «многие другие законы, имеющие отношение к рассматриваемому вопросу, происходят от тех, которые были установлены этим королем». Отман не просто считал их хорошими, они служили ему для сравнения с абсолютистскими: «благодаря им мы можем отметить ничтожность судопроизводства».

Ссылаясь на Эйнгарда, Отман отмечал как важнейшие черты управления и ведения суда простоту и доступность государя, который как только получал информацию о том, что «имеется судебная жалоба, которую нельзя разрешить без указаний короля, то он отдавал распоряжение о том, чтобы тяжущиеся тотчас были доставлены, и, воссев на своем троне правосудия, выслушивал дело и выносил приговор» (Eginhard, cap. 24). Таким образом, Отман подчеркивал не только личное участие, но и личную заинтересованность Карла Великого в деле осуществления правосудия (которое со времен Лопиталя во Франции считалось важнейшей функцией и обязанностью Королевской профессии). Поэтому автор так детален и настойчив: именно Карл Великий проявлял должное отношение к этой части правления и для вящего доказательства своего тезиса приводит цитату из Капитулярия самого Карла: «пусть наши посланцы доведут до сведения знати и народа, что раз в неделю мы желаем проводить заседания для выслушивания судебных дел» (Hotman, 508). Таким образом, Карл рисуется как идеальный, справедливый государь, всегда готовый рассудить конфликт и оказать содействие, как знати, так и простому народу. Лишь в одном вопросе Отман негативно оценивал решения Карла Великого. Указ от 774 г. он полагал крайне вредным, поскольку тот «передал всю власть в религиозных делах римским папам». Здесь неприязнь Отмана к католической церкви явно заслонила идеализированный образ короля-защитника прав народа; Отман считал, что король поступил в данном случае не по совести, поскольку «отплатил папе за великое благодеяние» (передачу короны его роду) (Ibid., 166)[66]66
  Карл, быть может, и отплатил за это благо, но папа Захария способствовал возведению на престол не Карла, а его отца Пипина Короткого. Отман не раз упоминает об этом во «Франкогаллии».


[Закрыть], заявляя, что нарушения законов духовенством влечет такую же ответственность, как и светских лиц. И все же для Отмана Карл Великий, несомненно, – величайший законодатель, что подтверждается ссылкой на Эйнгарда. Критическое отношение к концепции Эйнгарда не мешало Отману принимать апологетику биографа: «он заметил, приняв императорский титул, что у его народа имелись недостатки в праве, поскольку франки имели два свода законов, и они во многом существенно отличались друг от друга. Он раздумывал над тем, как дополнить то, что ему казалось несовершенным». Карл Великий изображался Отманом, как великий законодатель, устанавливающий единый закон в империи.

Одновременно для Отмана Карл Великий и великий воитель. Ссылаясь на биографию Эйнгарда, он перечислял присоединения Карла к владениям франков, подчеркивая, что огромными владениями франки были обязаны именно силе оружия («…в результате множества войн» (Ibid., 166)). Отман пришел к выводу: «Карл получил от своего отца Пипина Короткого могучее королевство, и он сумел столь успешно и благополучно расширить его, что увеличил его размеры почти вдвое» (Ibid.).

Таким образом, Отман сделал все возможное, чтобы при доказательстве исконных верховных прав народа и исторического существования ограничений власти короля во франкском государстве подчеркнуть исключительность характера правления Карла Великого, определявшуюся его политической гибкостью и мудростью. По сути своей в трактовке деятельности Карла Отман близко подошел к идее добровольного соглашения монарха на ограничение его власти и признания им необходимости следования традиции и обычаю. Карл Великий в то же время предстает как великий воитель и законодатель, идеал монарха, который в трактовке автора стал эталоном на века. Достаточно тенденциозная интерпретация образа Карла Отманом, данная с позиций конституционализма, дает возможность считать, что ярый тираноборец способствовал формированию культа идеального монарха в лице Карла Великого, долго сохранявшегося во французской историографии, и внес значительный вклад в разработку и создание королевского мифа. Несколько иначе трактовался мыслителем вопрос об империи: для Отмана империя – по видимому, лишь расширенное королевство франков; никакого почтения ни к титулу императоров, ни к самому понятию империи (судя по всему, в его представлении связанному с понятием Римской империи) он не выказывал. Напротив, автор явно разделял мнение, что французские короли не склоняются и не должны склоняться перед императорами, тем более, не являются их вассалами. Вся эта эпоха трактовалась историком как высший этап развития государства франков, как своего рода недостижимый с тех пор политический идеал.

Библиография

Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.–Л., 1964.

Эльфонд И. Я. Тираноборцы. Саратов, 1991.

Franklin J. Constitutionalism in the 16th century: Protestant Monorchomachs // Political changes and social change. New-York, 1967. P. I 17–132.

Harsin P. Le parrain d'une école germanique. F. Hotman et sa «Francogallia» // Revue des sciences politiques. 1926. V. XLIX.

Hotman F. Francogallia. Cambridge, 1972.

Huppert C. The idea of perfect history. Urbana, 1970.

Kelley D. François Hotman: A revolutionary's ordeal. Princeton, 1979.

Kingdon R. M. Myths about the St. Bartholomew's Day Massacres. 1572–1576. Cambridge-London, 1988.

Simon J. Le Myth royal. P., 1984.

Skinner Q. The foundation of modem political thought. Cambridge, 1978. V. I–II.

Yardeni M. Le conscience national en France pendant les guerres de religion. P., 1977.

Yardeni M. French calvinist political thought // International Calvinism/ 1541–1715. Oxford, 1985. P. 315–338.