Текст книги "Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

На рис. 2 показан пример такого символического представления, другие примеры мы рассмотрим позже. На стадии классификации при распознавании образа с помощью символического представления оценивается сходство данного паттерна с эталонными паттернами для различных классов и принимается решение, к какому классу этот паттерн подходит больше всего.

Революционные изменения в видении мира

Подобно тому как восприятие рассматривали как результат сумма-ции ощущений, воплощение научного знания обычно видят в некоторой совокупности правил и теорий. Томас Кун [15] в своей знаменитой книге «Структура научных революций», утверждал, что это не так. Он подчеркивал роль, которую важнейшие достижения прошлого, или парадигмы [16], играют в профессиональных взглядах научных сообществ. Согласно Куну, студенты в основном обучаются не применению правил для решения тех или иных проблем; скорее они учатся видеть черты сходства между физическими ситуациями, и эта способность необходима как условие для успешного применения законов и теорий. Например, проходя курс механики, студент усваивает взгляды Галилео Галилея, когда учится применять уравнение движения маятника. После перевода этой концепции на формальный язык квантовой механики эта парадигма может использоваться для понимания более сложных ситуаций на основе теории наложения гармонических колебаний. Таким образом, использование научной парадигмы – это то же самое, что и распознавание образа, если известны парадигмы для какого-то класса ситуаций, позволяющие решать, принадлежит ли новая ситуация к тому же классу.

Возможно, Кун считал научный прогресс результатом революционного изменения парадигм. Руководствуясь новой парадигмой, ученые могут рассматривать как совершенно разные те вещи, которые раньше казались сходными. Один из приводимых Куном примеров-взгляды на взаимоотношения Солнца и Луны до и после Коперника. Таким образом, научные концепции реальности – это мысленные конструкции того же рода, какие могут создаваться в процессе восприятия (см. выше). Кун пояснял эту мысль следующими словами: «Смена различных восприятий одного и того же изображения – это элементарный прототип трансформации научных взглядов на мир. То, что было в науке до революции уткой, становится потом кроликом. Человек, который сначала видел ящик снаружи, потом видит его изнутри снизу» [17].

Этот взгляд на природу научного прогресса близок к тому, что Эрнест Джонс-психиатр и биограф Зигмунда Фрейда-писал в 1916 году о взаимосвязи между символами и более общим развитием цивилизации: «Прогресс человеческого знания с генетической точки зрения состоит не просто из серии приращений, добавленных извне (как обычно думают), а из двух различных процессов. С одной стороны, это расширение или переключение интереса и понимания с более ранних, более простых и примитивных идей на более трудные и сложные, которые в некотором смысле продолжают и символизируют первые; а с другой стороны-непрерывное разоблачение предыдущего символизма, признание того, что идеи, считавшиеся точным выражением истины, в действительности содержали лишь некоторые аспекты полной истины. Это были те единственные аспекты, к восприятию которых в то время-по эмоциональным или интеллектуальным причинам-были готовы наши умы» [18).

Джонс, очевидно, использовал слово «символ» в более широком смысле, чем это было в наших рассуждениях о распознавании образов. Тем не менее он охарактеризовал его значение так, что согласуется с важнейшими моментами более технического определения, данного Кохоненом: «1. Символ представляет или замещает какую-либо идею…» и «2. Он представляет нечто первичное благодаря тому, что имеет с ним что-то общее» [19]. Поскольку Джонс интересовался ролью символов в психоанализе, он добавил, что они обычно чувственные и конкретные, тогда как представленные идеи могут быть абстрактными и более сложными. Согласно Джонсу, символический образ мысли более примитивен как в онтогенетическом, так и в филогенетическом плане; из этого следует, что развитие цивилизации определяется замещением более примитивных идей более сложными.

Сэр Эрнст Гомбрич [20] в своем эссе «Психоанализ и история искусства» связывал взгляды Эрнеста Джонса на соотношение между символами и мышлением с эволюцией образов в изобразительном искусстве. Мы многим обязаны его идеям, но мы должны воздерживаться от аргументации в терминах психоанализа. В соответствии с концепцией Малевича о творческом элементе в искусстве мы должны рассматривать изменчивую интерпретацию природы в контексте более новых теорий восприятия.

Информационная эстетика

Крайняя форма символического отображения – это код, как определено в шенноновской теории коммуникации [21]. Эта теория имеет дело с задачей воссоздания в некоторой точке сообщения, отправленного из другой точки. Один из важных моментов, рассматриваемых в этой теории, связан с тем, определяется ли выход канала связи непосредственно конфигурацией входных сигналов (как в фотографии или телевидении) или же набором определенных символов, в которые предварительно преобразуются эти сигналы, т. е. кодом (как в телеграфе). Чтобы показать эффективность использования оптимального кода, достаточно рассмотреть передачу страницы печатного текста. Если используется видеотехника, один кадр состоит примерно из 512 х 512 = 262 144 элементарных сигналов. По сравнению с этим телеграф требует гораздо меньше сигналов, чтобы просто передать инструкции по воспроизведению нужной последовательности букв и цифр.

В информационной эстетике, созданной около двадцати лет назад Абраамом Молем [22] и Максом Бенсом [23], идеи теории коммуникации были использованы для анализа структуры в музыке, языке и некоторых формах изобразительного искусства. Один пример этого подробно рассмотрен в книге Леонарда Мейера «Музыка, искусство и идеи» [24]. Другой пример, обсуждаемый Молем (и другими), – это поп-арт с его предпочтением геометрических и в высокой степени периодических структур. В общем, концепция зрительной информационной эстетики утверждает, что художник и зритель вступают в отношения передатчика и приемника. Художник извлекает из окружения структуру, которая уменьшает неопределенность. Извлеченная информация должна соответствовать каким-то количественным ограничениям, чтобы зритель воспринял образ так, как этого хотел художник.

Важным достижением информационной эстетики было открытие роли, которую играет избыточность в эстетическом восприятии. Она зависит от того факта, что проявления «хорошей формы» (gute Gestalt) можно описать в понятиях структурной избыточности в смысле теории Шен-нона [25]. Сложное сообщение (или сложное распределение элементов во временном или пространственном паттерне) рассматривается здесь как некая последовательность частей, свойства которых проявляются с определенными частотами или вероятностями. Получив часть сообщения, наблюдатель может тем вернее догадаться об остальном, чем более регулярно распределены свойства элементов в сообщении. Например, ритм делает некоторые отрезки музыкальной пьесы в высокой степени предсказуемыми, и это относится также к проявлениям симметрии в изображении. Такие повторяющиеся элементы называют избыточными или не-информативными. Свойства других частей сообщения менее предсказуемы и поэтому содержат большое количество информации.

Однако трудности в приложении теории коммуникации к живописи и вообще к изобразительному искусству связаны с тем, что здесь невозможно выявить избыточные элементы путем простого анализа физических свойств изображения. Как, например, следует определять избыточность в картинах Клода Моне? Причина таких трудностей-отсутствие набора общеприемлемых критериев для выделения структурных элементов в изображении. Этих трудностей нет при анализе речи, поскольку речь обладает рядом характеристик, которые можно измерить, таких как громкость, высота или спектральное распределение энергии. Речь характеризуется также общепризнанным набором символов, называемых фонемами. Например, звук «д» в слове «дог» – это фонема. Используя фонемы, можно в принципе добиться полного представления высказывания. Символическое отображение речи может состоять из описания специфических признаков последовательных фонем.

Для анализа зрительных восприятий у нас нет подходящей системы символов, и ее, вероятно, никогда не будет, так как переработка зрительной информации, по-видимому, каждый раз очень гибко приспосабливается к типу объекта и к задаче. По сходным причинам Нейссер [26] вообще отрицал целесообразность применения теории информации к психологии, а Эпстайн [27] задавался вопросом, является ли описание восприятия музыки в понятиях этой теории перефразированием других существующих теорий, или же это плод действительно более высокого уровня абстракции.

Представительство зрения в головном мозгу

Из-за нашей неспособности подтвердить существование определенного «мозгового кода» для видимых изображений возникает вопрос о природе внутреннего представительства зрительного мира. Наиболее заметный результат исследований в этой области-выявление высокой степени функциональной специфичности, связанной с локализацией нейронных ответов в мозгу. Прежде всего это специализация областей, на которые проецируются главные сенсорные входы (зрительный, слуховой, со-матосенсорный); специализированы и различные системы, связанные с движением (например, с речью) (рис. 3). Внутри каждой из главных сенсорных систем обнаружен ряд корковых областей, которые обеспечивают представительство для различных целей. Сейчас мы знаем по меньшей мере семь соматосенсорных областей, четыре слуховые и двенадцать зрительных, а также различные проекции в нижележащих структурах мозга [28].

Для обработки зрительной информации некоторые корковые поля организованы ретинотопически, а другие нет. В ретинотопических участках поле зрения (т. е. двумерное отображение мира на сетчатке) представлено с полным сохранением его исходной топологии, тогда как другие поля осуществляют дальнейшее абстрагирование и синтез получаемой информации. Функциональные различия между этими участками-результат последовательных трансформаций и конвергенции сигналов, передающихся по различным нейронным путям мозга. Возникновение этих различий до недавнего времени оставалось тайной, но сейчас изучение процессов самоорганизации позволяет думать, что как в простых физических системах, так и в мозгу представление информации в специфических элементах материального субстрата может принимать форму «карт» [29].

У нас нет оснований думать, что в зрительной системе существует область, где отображения различных аспектов видимой картины сходятся, образуя локализованные нервные корреляты целостных восприятий. Вместо этого, по-видимому, такие восприятия представлены в мозгу динамическими паттернами активности в нейронной сети, включающей связанные между собой корковые поля. Большую часть данных в пользу этой идеи доставляют анатомические исследования, однако важны и клинические наблюдения, показывающие, что синхронизация информации из разных зрительных полей не всегда возможна: жар, наркотики, мигрень или повреждения мозга могут вызывать странные симптомы – такие, как фрагментарность восприятий, избирательное уменьшение их четкости, удвоение контуров, кажущиеся резкие движения объектов, кратковременная инверсия частей зрительных образов, разобщение цвета и формы [30].

Дополнением к клиническим отчетам может служить яркое описание изменений восприятия после приема наркотиков, сделанное Олдосом Хаксли на основе личного опыта. В своей книге «Двери восприятия» он высказывает мысль, что «художник от рождения способен постоянно видеть мир так, как обычный человек видит только под воздействием мескалина [31]. Учитывая полученные позже сведения о функциях мозга, можно сказать, что это утверждение Хаксли (несколько преувеличенное) не лишено некоторых оснований: возможно, что художник действительно лучше вычленяет нужную ему информацию определенных зрительных проекций мозга, чем это делает обычный наблюдатель. Это явно согласуется со взглядом Малевича, который писал, что «при участии того или иного мозгового центра» художник может выбрать свою собственную

«концепцию вещей» вокруг себя [3]. Особое внимание к определенному типу образного представления мира может быть обусловлено эмоциональными, интеллектуальными или культурными факторами и создает в результате «стиль» художника.

Резюмируя сказанное, мы можем предположить, что если Малевич связывает творческий элемент в искусстве с изменениями во взаимодействиях между центрами мозга, то это вполне возможно сопоставить с открытием множественных проекций зрительного входа в мозговой коре. Иными словами, мы предполагаем, что искусство можно оценивать с учетом этих внутренних проекций, хотя разные школы различаются по их избирательному использованию. Эту концепцию можно охарактеризовать как «равенство измерений и множественность внимания». В связи с рассмотрением вопросов живописи важно отметить, что некоторые зрительные области в мозгу имеют дело с такими обычными вещами, как элементы контура, цвет и движение, тогда как функции других областей еще неясны. Восприятие формы понять легче, если учесть то, что первый, примитивный тип отображения внешнего мира в зрительной системе связан с расположением рецепторов сетчатки (палочек и колбочек) в виде двумерной проекции поля зрения. Однако уже в сетчатке нейронные ответы определяются взаимодействием между сигналами от клеток, находящихся вне этого первичного уровня кодирования [32],– от биполярных, горизонтальных, амакриновых и ганглиозных клеток, образующих сложную сеть. Например, в результате тормозного взаимодействия между такими клетками ответ от одного рецептора может нейтрализоваться ответами от соседних рецепторов, входящих в то же «рецептивное поле». Последнее определяет тип пространственных структур, к которым данная клетка обладает специфической чувствительностью (на которые она «настроена») (см. гл. 6 и 7). Таким образом, мы видим, что специфическая внутренняя организация нервной системы определяет, какие физические свойства мира могут восприниматься. Независимо от того, происходит ли цветовое, пространственное или двигательное кодирование сенсорного входа при восприятии – внешнего мира, оно, по-видимому, осуществляется отдельными нервными клетками мозга или их функциональными подгруппами. Эти клетки связывают локальные физические события с картами признаков, позволяющими относить определенные физические свойства и параметры к категориям, с которыми эти события ассоциируются. Такие клетки обычно рассматривают как фильтры, настроенные на конкретные параметры карт.

Как примеры таких фильтров чаще всего приводят «красные», «зеленые» и «синие» колбочки в сетчатке-грубые аналоги каналов, используемых в цветном телевидении. Исаак Ньютон показал, что соответствующие цветовые компоненты связаны с областями относительно длинных, средних и коротких волн (или низкими, средними и высокими частотами). Точно так же мы можем описать изображения в терминах уровней детализации, аналогичных различным частотным (высотным) диапозонам в сложных звуковых паттернах. Диапазон пространственных частот, значимых для зрения, очевидно, ограничен порогом зрительного разрешения. Если этот порог составляет 30 угловых секунд, то едва воспринимаемая пространственная частота будет равна 60 циклам (при чередовании светлых и темных полосок) на 1°. Это соответствует ширине около 10"' мм для одной светлой и одной темной полоски на расстоянии около 30 см. Длина волны света составляет от 10 "до 10'' мм. Таким образом, в двумерном изображении величины пространственных частот (находящихся в обратном отношении к пространственной длине волны) сильно отличаются от оптических частот световых волн.

Накапливая ответы от подгрупп рецептивных полей, различающихся средними размерами, можно получать отображения вроде показанных на рис. 4. Чем больше рецептивные поля, тем ниже разрешение, так что меньшие рецептивные поля позволят отображать более тонкие детали. На отображении, соответствующем большим рецептивным полям (вверху справа) видны в основном обширные светлые и темные области оригинала, тогда как самые малые рецептивные поля (внизу справа) позволяют воспроизвести главным образом контуры. Приведенные отображения получены на компьютере путем обработки входного оригинала (вверху слева) с помощью различных фильтров. Этот процесс называется конволюцией [33]. Каждое из полученных изображений содержит ограниченную полосу пространственных частот; поэтому его можно назвать «частотным фильтратом» (band-pass image) оригинала.

Хотя фильтрация производилась в данном случае с помощью технических устройств, Фергус Кэмпбелл высказал предположение, что сходные результаты можно получить при восприятии, концентрируя внимание на выходах различных внутренних нейронных фильтров [34]. Действительно, на вечеринке мы можем иметь совершенно разные переживания, когда рассматриваем ткань платья на женщине (информация высокой пространственной частоты) и когда оцениваем общие очертания ее фигуры (информация низкой пространственной частоты). Идея Кэмпбел-ла подкрепляется выявлением в зрительной коре структур, которые избирательно реагируют на ограниченный диапазон пространственных частот [35]. Дэвид Марр, однако, считает, что если кто-либо может обследовать окружающий мир независимо в различных полосах пространственных частот, он должен быть также в состоянии различать объекты на изображениях, квантованных блоками [36]. Но это не так, в чем можно убедиться на рис. 5, где изображения Богарта и Бейколл «спрятаны» в шахматной сетке в результате квантования блоками их фотографии. Актеров на этом рисунке можно увидеть, если сделать восприятие нечетким (например, прищуриться или существенно увеличить расстояние от глаз). Это привело Марра [37] к мысли, что в «ранних» отображениях зрительной информации (до ее дальнейшей обработки) участвуют не индивидуальные полосы пространственных частот, а специальные комбинации из них. Он рассматривал эти комбинации как результат пространственного совмещения нулевых пересечений различных частотных полос (т. е. мест перехода от яркости выше средней к яркости ниже средней). Это позволило ему получать отображения физических объектов, состоящие только из контуров. Для наших целей мы приняли идею комбинирования информации из разных частотных полос, но в отличие от Марра нашли, что важно использовать операции с нелинейными фильтрами.

На рис. 6 показаны нулевые пересечения в двух частотных фильтратах из нижнего ряда рис. 4. Изображения в верхнем ряду на рис. 7 получены путем «окраски» областей, отграниченных нулевыми пересечениями, в белый или черный цвет в зависимости от того, была ли данная область в частотном фильтрате светлее или темнее среднего. Изображение внизу слева на рис. 7 получилось в результате комбинации двух изображений верхнего ряда. Мы применяли здесь правило, согласно которому в составном изображении белый цвет будет всюду, где по крайней мере в одном из исходных изображений данный участок белый. Та же процедура использована для получения картины внизу справа на рис. 7; различие в изображениях-результат небольшого отклонения от первоначальных условий, которое привело к окраске более тонких деталей. Это показывает, что объединение информации от различных частотных полос дает в результате более интересные отображения входной картины, чем при использовании какой-либо одной полосы.

Уменьшение количества информации с помощью фильтров

Теперь проиллюстрируем сказанное выше конкретными примерами. На рис. 8 показано, как отфильтровывание информации высокой пространственной частоты делает живопись представителя сиенской школы Дуччо ди Буонинсенья более сходной с живописью художника Ренессанса Леонардо да Винчи. По сравнению с работой Дуччо в работе Леонардо меньше высокочастотной информации, что связано с преобладанием поверхностей и меньшей проработкой деталей-с особенностью стиля, называемого «сфумато». Взаимосвязь между стилем художника и способами отображения подробностей в различных диапазонах пространственных частот исследованы в более количественном плане Т. Селли и В. Келли (1988, "What determines an artist's uniqueness-and to whom: A conjecture?", неопубликованная работа). Были изучены картины художников-классиков, импрессионистов, кубистов и сюрреалистов. Результаты показывают, что способность зрителя правильно группировать фотографии живописных произведений по школам не определяется всецело его художественным образованием или сюжетами картин. Вместо этого сходство стилей удавалось оценивать по сходству текстуры, мазков, света и тени, особенностей перспективы. Эти детали статистически отображались тем, что называют «силовым спектром» (power spectrum) картины, который связан с величинами (амплитудой, или силой) различных частотных компонентов.

Рис. 8. Деталь картин «Мадонна ди Креволе» Дуччо ди Буонинсенья {вверху) и «Мадонна с младенцем» Леонардо да Винчи (внизу справа). Внизу слева-версия работы Дуччо. полученная с помощью низкочастотного фильтра.

Процесс фильтрации, рассматривавшийся до сих пор, означает избирательное уменьшение информации в определенной полосе пространственных частот; в соответствии с этим художник становится творцом не потому, что добавляет что-то к обычной картине мира, а, напротив, отметает информацию, несущественную для его концепции реальности. Такое представление о творческом акте живописи, казалось бы, противоречит тому, что Малевич [3] называл «добавочным элементом», определяющим творческое качество работы художника. Однако существует более общий класс операций фильтрации, который, видимо, включает и то значение, в котором Малевич употреблял слово «добавочный». Рассмотрим, например, (нелинейное) избирательное усиление и рекомбинацию компонентов образа, показанные на рис. 6 и 7. Мы взяли фрагмент фотографии Руанского собора во Франции (рис. 9) и получили два его частотных фильтрата (рис. 10, А, верхний ряд), использовав фильтры двух диапазонов. Из этих изображений были отобраны участки темнее среднего (рис. 10, А, внизу слева), и светлее среднего (рис. 10, А, внизу справа). В результате последующего объединения получилось изображение, представленное на рис. 10, Б. Эта операция биологически оправданна, поскольку рецептивные поля, лежащие в основе фильтрации частот, существуют в зрительной системе в двух полярных формах– поля с оп-центром и с off-центром (см. гл. 7). Поэтому информация, передающаяся по «каналам светлоты» и по «каналам темноты», сохраняется раздельно для дальнейшей обработки [39].

Рис. 9. Руанский собор. (Фото любезно предоставлено Giulio Sandini.)

Весьма показательно сходство рис. 10, Б с одним из изображений того же объекта, сделанных Моне («Руанский собор в пасмурную погоду», 1894; рис. 10, В). Однако нет ничего удивительного в этом конкретном типе изображения, так как мы можем получить вариации той же темы, выбрав и особо подчеркнув различные компоненты изображения (пример-рис. II), и так же, очевидно, поступают художники (пример-рис. 12). В соответствии с той же концепцией можно также, как мы уже видели на рис. 7 (внизу справа), создать «чисто контурную» версию оригинальной картины (рис. 13). Возможно, такая стратегия лежит в основе способности человека набросать эскиз какой-либо сцены [40].

Рис. 10. Моделирование произведений импрессионистов. А. Вверху-низко-и высокочастотные детали фотографии Руанского собора, выделенные фильтрами. Внизу-темные и светлые компоненты этих изображений.

Рис. 11. Шесть изображений Руанского собора, созданных с помощью компьютера (получены в результате нелинейных операций над различными частотными фильтратами исходной фотографии и последующей рекомбинацией полученных отображений).

Рис. 12, A-Г. Руанский собор. Рис. 12, А. Клод Моне (1893). Портал и башня Сен-Ромэн при ярком солнце. (Воспроизводится с разрешения музея д'0рсэ, Париж.)

Рис. 12, Б. Клод Моне (1893). Портал при утреннем солнце. Гармония в голубых тонах. (Воспроизводится с разрешения музея д'0рсэ, Париж.)

Показав, что для живописи от средних веков до неоимпрессионизма характерно сохранение структуры физического объекта, пропущенной через пространственные фильтры различных типов, мы можем перейти к более сложным системам отображения, таким как кубизм и абстрактное искусство. Для таких стилей типично ослабление или разрушение физической структуры объектов. Один способ изменить структуру состоит в том, чтобы уменьшить информацию об элементах с определенной ориентацией (например, вертикальной, горизонтальной или косой). В изображениях с распределением энергии, меняющимся по двум направлениям, ориентационная информация представлена распределением амплитуд (контрастов) вдоль каких-либо осей. Это показано на рис. 14, А, где первоначальная фотография собора в Руане пропущена через ряд определенно ориентированных фильтров. Здесь снова операция фильтрации биологически оправданна, так как избирательность в отношении ориентации-наиболее важная особенность рецептивных полей нейронов в зрительной коре (см. гл. 6). Для сравнения мы приводим репродукцию картины Лионеля Фейнингера «Церковь на рыночной площади в Галле» (рис. 14, Б).

Рис. 12, В. Клод Моне (1894). Руанский собор, западный фасад при солнечном освещении. Национальная галерея искусства, Вашингтон DC, коллекция Честера Дэйла. (Воспроизводится с разрешения.)

Рис. 12, Г. Рой Лихтенштейн (1969). Собор № 3 (одноцветная литография. Gemini).

Другой пример ориентационной фильтрации представлен на рис. 15, где из первоначального портрета с помощью фильтров удалено 20 % амплитудной информации (вверху справа). Когда доля выброшенной ориентационной информации возросла до 80 % (внизу), вид изображения резко изменился. Новое изображение представляет собой эстетически более интересный вариант, чем исходный портрет.

Поскольку рассмотренные до сих пор операции фильтрации значительно изменяют структуру изображения, они не годятся для воспроизведения фрагментарных контуров, обычных для кубизма. В этом смысле представление образов в кубизме, по-видимому, больше сосредоточено на смещении взаимоотношений между объектами в творческом процессе. Чтобы показать возможный результат такого перехода к беспорядку, мы воспроизвели картину Боннанконтра без изменений так, как она видится через стекло с рельефным узором (рис. 16). Эти изображения были сделаны Гомбричем [20], чтобы показать, как искусственное искажение живописных произведений «официального искусства» Франции XIX века может сделать их довольно интересными.

Рис. 13. Версия Руанского собора, составленная только из контуров (получена из фотографии).

Если, как здесь утверждается, искусство можно оценивать вдоль осей внутреннего представления образа, то различные живописные школы или стили могут характеризоваться перемещениями внимания между или внутри этих осей или «карт». Существование таких степеней свободы называют множественностью внимания. Однако мы не предполагаем, что художник использует только одну характеристику фильтров, после того как он успешно выработал свою манеру письма. Более подходящим было бы представление о том, что он творчески «поднимается» по ступеням живописного представления, наподобие того как биолог меняет фокусировку микроскопа, чтобы исследовать различные слои ткани. Нам кажется, что такое перемещение «фокуса» во время создания крупного произведения искусства прекрасно документировал французский кубист Ро-бер Делоне (рис. 17) серией своих рисунков и эскизов, к которым привлек наше внимание Вальтер Зигфрид. Все они представляют собой переработки помпейской фрески «Три грации», сделанные по фоторепродукции, обнаруженной в мастерской художника. Окончательный вариант (рис. 17, в центре) стал центральной частью знаменитой картины Делоне «Город Париж» [41] (рис. 18).

Рис. 16. Боннанконтр (около 1900 г.), «Три грации». Оригинал и изображение, видимое через стекло с рельефным узором. (Воспроизводится с разрешения Gombrich (20].)

Другим подходящим примером повышения уровня абстракции может служить серия из трех картин (рис. 19), которые связаны с видом из студии Пита Мондриана на улице Депар, 26, в Париже. Фотография, сделанная из студии, показывает рекламу на стене. На довольно натуралистичном рисунке той же сцены, сделанном Мондрианом, видна реклама бульонных кубиков «K.UB». Эти же три буквы видны из кубистской «Композиции в овальном КУБе», которую голландский художник создал на основе этой сцены [42].

Неизобразительное искусство

Поскольку перечень художественных стилей, рассмотренных выше, явно неполон, мы обсудим теперь развитие неизобразительного искусства. В 1885 г. французский физиолог Шарль Анри опубликовал книгу, озаглавленную «Введение в научную эстетику» [43]. Основываясь на знании эстетики и математики, он выдвинул гипотезу о том, что существует связь между направлением движения (вверх и вниз, влево и вправо) и его эмоциональным значением. В последующих публикациях и особенно в книге «Цветовой круг» (1888) Анри представил более разработанную версию своей теории и обсуждал роль линии, колорита и цвета как основных элементов изображения в живописи. Наиболее важная его идея состоит в том, что эмоциональное воздействие этих элементов не зависит от их функций в изображении конкретного объекта. Теории Анри оказали глубокое влияние на Жоржа Сера, ключевую фигуру во французской школе неоимпрессионизма. Это можно видеть из его знаменитой «Эстетики», текст которой включен в его письмо к Бобуру от 28 августа 1890 года: «Искусство – это гармония. Гармония – это сходство в различии и аналогия сходных явлений, сходство тональности, цвета и линий в ясных, спокойных или грустных комбинациях…» [44]. Таким образом, взаимодействие этих двух умов сильно повлияло на развитие неизобразительного искусства [45].

Триада линии, колорита и цвета снова сыграла ключевую роль и в «Общей системе изобразительных средств», о которой Пауль Клее [46] читал лекции в школе «Баухауз» зимой 1923/24 гг. Отмечено, что для развития своих теоретических положений Клее использовал принципы и модели, разработанные до этого гештальтпсихологами [47]. Однако это не обязательно свидетельствует о влиянии научных исследований на искусство, поскольку Клее предвосхитил другие важные результаты, полученные в лаборатории лишь десятилетия спустя. Наиболее впечатляющий пример – то, что он продемонстрировал принцип усиления контуров значительно раньше физиологов [48].