Текст книги "Фэнтези-2007"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 41 страниц)

– А с первым что стало? – робко поинтересовался один из крестьян.

– Кто ж знает… Подходят к колыбельке, а она пустая. И только дух такой нехороший, ровно тиной болотной несет… Соседям сказани, что помер, и даже пустой гробик похоронили, чтоб разговоры не шли.

Я усмехнулся. Мне уже доводилось слышать эту легенду, правда, имя там было другое. Хотя… этот крестьянин ведь не назвал имени. Он именовал героя истории «Иштванов отец». Так что, в принципе, это мог оказаться и тот же самый… Впрочем, неважно. Каждый рассказчик страшных историй уверяет, что это случилось именно в его деревне, с его соседом или родственником. Это придает байке достоверный вид.

Впрочем, так ли я уверен, что это байка? Я не из тех суеверных дураков, которые в каждом нетопыре видят вампира, а в каждом карканье вороны слышат предзнаменование. Но не могу не признать, что в мире бывает много странных вещей, которые трудно объяснить обычным образом. В моем собственном роду есть несколько мистических преданий, и достоверность некоторых из них подтверждена документально. Так, не менее тридцати человек подтвердили, что видели Карла Фридриха Роттенберга спустя два дня после его смерти на свадьбе его друга, а Амелия Каролина Роттенберг на пятом году вдовства и затворнической жизни родила не просто мертвого ребенка, а детский скелет, и ныне покоящийся в нашей фамильной усыпальнице…

В общем, чем больше я размышлял обо всем этом, тем больше склонялся к выводу, что… а вдруг? О болоте Черная Грязь действительно ходят скверные слухи. Конечно, нет ничего удивительного в том, что в болоте, где полно смертоносных трясин, время от времени пропадают люди. Но оно так или иначе лежит на моем пути. Разумеется, в такую погоду я собирался ехать в обход, и только днем. Но, если там действительно сохранилась гать, почему бы не поехать напрямую, и… прямо сейчас? В худшем случае я просто сэкономлю время. Не то чтобы я так уж стремился вернуться побыстрее к моей дорогой Матильде, но… (О том, что возможны и более худшие случаи, я предпочел не думать.) Зато в лучшем… все мои проблемы будут решены. Все претензии – к болотной твари. Можете послать приставов и арестовать ее… желательно темной дождливой ночью…

Крестьяне за соседним столом, наверное, решили бы, что я сумасшедший. Им было страшно даже просто слушать об этом, сидя в тепле и уюте, в помещении, где полно людей. Но… по-настоящему страшна лишь неизвестность. А когда заранее знаешь, к чему готовиться… Вряд ли этот болотный пень страшнее атаки кавалеристов Салла-хана, которую тамошние поэты сравнивают с самумом, смертоносным вихрем пустыни…

Впрочем, честно говоря, я не уверен, что рассуждал бы столь же решительно, если бы не выпитые перед этим несколько кружек вина (оказавшегося, кстати, неожиданно неплохим – или и впрямь мой вкус так огрубел в походе?). Я поднялся из-за стола (недавнюю сонливость как рукой сняло), набросил плащ и направился к выходу.

– Куда вы, сударь? – окликнул меня трактирщик.

– Я отменяю заказ на комнату. Я уезжаю прямо сейчас.

Он, конечно, округлил глаза и принялся меня отговаривать, рассказывая про погоду и время суток, но быстро замолк под моим тяжелым взглядом. Я вышел на крыльцо, поглубже надвигая капюшон (дождь, кажется, стал только сильнее). Слуга, увязая деревянными башмаками в грязи, вывел из конюшни Чалого. «Позаботился в лучшем виде, мой господин! И вычистил, и напоил, и задал корму…» «Молодец», – коротко бросил я, вскакивая в седло. Оставив слугу с раскрытым ртом и непроизвольно вытянутой в ожидании монеты рукой, я поскакал со двора.

Спустя примерно полчаса я миновал столб, на верхушке которого мокро блестел старый коровий череп с обломанными рогами. Ага, знак, предупреждающий о близости болота… А вот и развилка – основная дорога сворачивает налево, а прямо уходит едва различимая во тьме топкая тропинка между плотными стеблями высокой жестколистой травы.

А не наврал ли крестьянин насчет гати? Если под копытами захлюпает одна лишь жидкая грязь, без всяких признаков настила – поворачиваю обратно.

Но гать оказалась на месте, хотя и почти скрытая водой и болотным илом. Я был спокоен за Чалого: ему доводилось пробираться и не по таким местам, и он не станет ступать туда, где нет безопасной опоры.

Трудно сказать, сколько я ехал: темнота, дождь и однообразие дороги скрадывали ощущение времени. Впрочем, постепенно я стал замечать, что дорога не столь уж однообразна. Трава по бокам ее становилась все выше – прямо не обычная болотная трава, а настоящие дремучие заросли, способные скрыть всадника вместе с конем. Никогда прежде, даже на юге, мне не доводилось видеть стеблей такой высоты. Затем стали попадаться прогалины, вроде полян в лесу, только вместо земли – стоячая вода, заросшая ряской. Когда из-под этой ряски впервые с громким шумом внезапно вырвались крупные пузыри, я вздрогнул. Даже Чалый остановился, испуганно глядя на это место.

Вода бурлила около минуты, а потом все прекратилось столь же внезапно, сколь и началось. Затем… затем к увидел впереди два горящих глаза, наблюдавших за мной от самой земли. Признаюсь, мне стало не по себе; я остановился. Обладатель глаз тоже не двигался.

– Эй, ты! – окликнул я, думая, уж не тот ли это, кого я ищу.

Но ответом мне был лишь мерный шум дождя. На миг я даже пожалел, что у меня нет с собой какой-нибудь ладанки – но я столько раз видел трупы павших в бою или умерших от болезней с ладанками на шее, что никогда не верил в их эффективность. Меч куда надежней. Я обнажил его и двинулся вперед.

Чалый ступал осторожно, но без паники. Еще несколько шагов – и я рассмеялся: «глазами» оказалась пара светящихся грибов. Правда, необычные это были грибы. Мерзкие бледные шары, необычно большие, покрытые липкой на вид слизью и опутанные какой-то гадостью, по виду и впрямь похожей на паутину. Вот только паутиной с нитями такой толщины можно было бы подшивать солдатские сапоги.

Я поехал дальше, и, похоже, Чалому это нравилось все меньше. Он все чаще оборачивался, испуганно кося на меня черным глазом, пофыркивал, выпуская струи пара из ноздрей. Я заметил, что дождь кончился, но не успел порадоваться этому обстоятельству, как увидел туман. Он стелился над болотом совсем низко, Чалому по колено, но не расползался во все стороны, как положено уважающему себя туману, а висел отдельными плотными клочьями – над водой, над жижей, среди травы… Странно, но на тропе его почти не было. Из тумана то ближе, то дальше доносилось резкое короткое бульканье, а кроме того, я стал различать звуки, похожие на тяжкие вздохи и даже жалобные стоны. «Это оседает ил», – сказал я себе, но не очень в это поверил.

Открытых пространств становилось все больше, и я увидел коряги. Они торчали прямо из воды или из тумана; никогда прежде мне не доводилось встречать столь уродливо искривленных мертвых деревьев. Ветви по большей части были совершенно голыми, лишенными коры, но с некоторых свисали бороды какой-то сырой гадости – мох не мох, лишайник не лишайник… Возможно, то была иллюзия, созданная туманом, но мне казалось, что краем глаза я замечаю, как коряги шевелятся. Однако стоило повернуть голову и взглянуть на них прямо, как они снова оказывались неподвижными.

Чалый всхрапывал и норовил податься назад. Мне приходилось все больнее шпорить ему бока. Меч я уже не убирал.

И вдруг дорога кончилась. Я ждал этого момента, и все же он наступил неожиданно. Казалось, гать просто ныряет в туман, и вдруг оказалось, что никакой гати и никакой тропы впереди нет. Просто маслянисто блестящая жижа, а посреди нее – небольшой островок, из которого торчала самая большая и безобразная коряга из всех. Основание ее было укутано туманом, так что я не видел, есть ли там камни… или не камни.

Чалый попятился. Я сжал коленями его бока и почувствовал, как колотится его сердце. «Ладно, – подумал я, – по крайней мере, за ногу меня никто не держит, и у меня есть пространство для маневра».

И в этот момент сзади послышалось утробное бульканье, громче и протяжнее, чем прежде. Я резко обернулся и увидел, как гать уходит в трясину. Момент – и я с конем очутился на крохотной кочке посреди бескрайней топи.

Коряга на островке заскрипела. Она двигалась, теперь в этом не было сомнений. Ветви-руки тянулись ко мне, а на стволе я вдруг различил лицо… длинное кривое дупло – рот, и два сучка на разной высоте над ним. В тот же миг эти сучки раскрылись, словно веки, и во мгле зажглись два злобных багровых глаза. По какому-то наитию я скосил глаза вниз и увидел, как вырастающие из земли белесые корни оплетают ноги Чалого. Конь стоял ни жив, ни мертв – похоже, ужас парализовал его.

Но не меня. Хмель успел выветриться, и я сильно раскаивался в своем предприятии, однако поднял меч, готовясь сражаться хоть с чертом, хоть с дьяволом.

– Убери ветки, – сказал я (голос прозвучал неожиданно хрипло), – не то порубаю на хворост.

– Смелый, но дурак, – проскрипело из дупла. – Чем рубать-то будешь?

Послышалось какое-то шипение, и ощущение меча в руке изменилось. Я взглянул на свое оружие и с ужасом обнаружил, что держу за хвост огромную болотную гадюку. Быстрее чем моментально я отшвырнул змею от себя; она с плеском ушла в воду.

– Ладно, твоя взяла, – признал я. – Чего ты хочешь?

– Тебя-а, – протянуло болотное чудище.

– У меня на себя другие планы.

– Ты сам сюда пришел, никто не неволил…

«Ритуал, – подумал я. – Для нечисти, если верить легендам, очень важны ритуалы. Надо произнести те же фразы, что тот крестьянин».

– Да кто ты такой?

– Кто мое имя услышит, жив не будет. А ты пока можешь Хозяином болота звать.

– Граф Вильтенштейн? – не удержался я, вспомнив, кому принадлежат эти земли. – Вы сильно изменились с нашей последней встречи.

Внизу забурлило, зачавкало, и ноги Чалого начали погружаться в трясину.

– Все, все, шутки в сторону! – поспешно крикнул я. – Поговорим серьезно. Отпусти меня, Хозяин болота, дам за себя откуп.

– Откуп? Это можно. Отдашь мне то, чего в доме своем не знаешь.

– Согласен! – радостно воскликнул я, хотя моего согласия, собственно, никто и не спрашивал.

Снова забулькало, забурлило, заклокотало, и Хозяин болота вместе со своим островом начал погружаться в трясину. А может, это, наоборот, туман пополз вверх. Точно – туман, такой плотный, что в одном футе ничего не было видно, клубясь, поднимался, скрыл Чалого, затем и меня накрыл с головой. Некоторое время кругом не было ничего, кроме белесого марева. А затем оно вдруг развеялось, и я увидел перед собой гать. Ни вокруг, ни позади не было ни коряг, ни паучьих грибов, ни гигантской травы – обычные болотные камыши да осока. Моросил мелкий холодный дождь. «Но!» – велел я Чалому, и он сначала нетвердо, а потом все более уверенно затрусил вперед. Минут через десять мы выехали на твердую (то есть раскисшую, конечно) почву на другой стороне болота.

К утру, измотанные бессонной ночью и всеми ее событиями, мы с Чалым добрались до деревни и остановились на отдых в первой же хате. Естественно, клопов и тараканов там было больше, чем даже в захудалом трактире, орал младенец и пахло черт-те чем, но зато хозяин не посмел требовать с рыцаря плату за постой… Дома меня ждало богатство (по крайней мере, в будущем), но с собой оставались считаные медяки.

Как и у крестьянина из легенды, дорога домой заняла у меня три дня – но, поскольку я ехал верхом, то преодолел за этот срок большее расстояние. За это время, однако, мою первую радость начали разъедать сомнения. Болотная тварь, конечно, сделает свое дело, но ее не вызовешь в суд, если начнется расследование. Суд не примет объяснение, что ребенок просто исчез. Хотя и доказать моей вины не сможет, но разбирательство может затянуться… Хорошо бы, младенец исчез еще до моего возвращения, но это, видимо, невозможно. Откупившийся должен узнать, чего именно он лишается. Значит, с момента возвращения до момента исчезновения мне нужно все время быть на виду, чтобы никто ничего не мог заподозрить…

Затем мои мысли приняли другое направление. А точно ли я отдал именно то, что хотел? В отличие от отца неведомого Иштвана, я вовсе не был уверен, что знаю в своем доме все. В старых замках бывает немало уголков, неведомых нынешним владельцам. К примеру, какие-нибудь полузатопленные казематы западного крыла – туда уже лет пятьдесят никто не заглядывал. Не из боязни привидений, а потому, что там все может обвалиться в любой момент. Но если Хозяин болота имеет возможность выбирать – а уж наверное имеет, с его-то способностями – то наверняка выберет не какой-нибудь древний хлам, а живого младенца. Или прихватит все вместе – тоже не беда. Интересно все-таки, что он делает с детьми? Нет, об этом лучше не думать…

А что. если это двойня? Если это двойня и он заберет лишь одного? Хотя, конечно, с чего вдруг ему забирать одного, если он имеет полное право взять обоих… Раз уж он берет младенцев в качестве выкупа, значит, они представляют для него ценность. Отказываться от ценности – глупо, уж я-то это знал…

А если все мои тревоги были ложными и Матильда так и не забеременела? Тогда что ж получается, болотный пень останется с носом? (Носа-то, кстати, у него и нет.) Или заполучит кучку старых костей из забытого каземата? В любом случае, это уже его проблемы. Я со своей стороны честно выполняю сделку…

И вот, наконец, родной замок. Заросшие плющом и мхом стены, обшарпанные башни, щербатые зубцы на фоне хмурого осеннего неба… подъемный мост, давно вросший в землю, не поднимавшийся, кажется, со времен моего деда – ржавые цепи провисли, покрылись многолетним слоем пыли… родовой герб над аркой главных ворот, надколотый трещиной и загаженный голубями… Еще одно сомнение кольнуло меня – да здесь ли Матильда? Может, она давно переехала в городской особняк отца? Положение жены, ждущей мужа из похода, обязывает ее оставаться в замке – но где ей, с ее холопским воспитанием, чтить рыцарские традиции…

По правде говоря, я бы не очень осуждал ее за переезд из этих угрюмых развалин в нормальный дом. Но это означало бы, что ребенок, рожденный и живущий в городе, не отвечает условию «чего не знаешь в своем доме». Хотя если я – наследник Матильды, то городской дом Кляйне – это и мой дом. Да, но для этого сначала должен свершиться факт наследования…

Доски моста гулко отозвались под копытами, и я въехал во двор замка. Никого из прислуги не было видно, но в открытых дверях сарая я заметил чужую карету. Кто это наведался к моей благоверной? Я с усмешкой вспомнил бесчисленные анекдоты на тему «возвращается рыцарь из похода, а у жены…» Пожалуй, любовник мог бы сделать для меня ту же работу, что и чудище. Не забрать детей Матильды, но лишить их законного статуса, а значит, и права на наследство. Да, но после этого мне все равно пришлось бы с ней развестись. Дворянин не может сносить подобный урон для своей чести. Надо было, пожалуй, протрубить в рог, да погромче. Не вернуться ли к воротам и не сделать ли это теперь? Нет, если меня уже приметили из окон, я выставлю себя на посмешище… Я оставил Чалого у крыльца и устремился вверх по винтовой лестнице к покоям Матильды.

На полпути эхо моих шагов стало раздваиваться, и я понял, что догоняю визитера. Задрав голову, я увидел его. На любовника он никак не походил. Ему было лет под шестьдесят, он был грузен (подъем по крутой замковой лестнице, должно быть, давался ему нелегко), и длинная мантия лилового шелка выдавала в нем не то врача, не то стряпчего.

– Сударь! – окликнул его я. – Позвольте узнать, кто вы и куда направляетесь?

Он обернулся, вглядываясь в едва рассеиваемый факелами полумрак.

– Я имею честь видеть благородного барона Эдгара фон Роттенберга?

– Именно так.

– Прошу прощения, сударь, позвольте мне отдышаться…

Пока он восстанавливал дыхание, я преодолел разделявшее нас расстояние. Визитер все промакивал красное лицо кружевным платком. Наконец он отнял платок и аккуратно убрал его во внутренний карман. На мясистом носу сверкнули золотой оправой очки – это изобретение лишь недавно стало входить в моду.

– Увы, господин барон, у меня для вас печальные новости… Как? Неужели уже?

– Ваш сын и наследник, нареченный Густав Фердинанд Альфред Иоганн фон Роттенберг…

Ну же, ну! – … родился мертвым.

Ай да чудище! Чисто сработало, даже комар носу не подточит!

– Вашу супругу, несмотря на усилия лучших докторов, к сожалению, спасти также не удалось.

Усилия лучших докторов… Вот что значат деньги Кляйне. Небось, когда мать рожала меня, посылали за повитухой в соседнюю деревню…

– Прошу прощения, господин барон, вы поняли, что я сказал?

– А? – Я поспешно стер улыбку со своего лица. – Как? Матильда тоже умерла? Боже мой… прошу вас, не обращайте внимания, у меня шок… Когда это случилось?

– Четыре дня назад. Похороны уже состоялись. Их могли бы задержать, но ведь никто не знал, когда вы вернетесь…

Стоп. Четыре дня? Но ведь это еще до моего договора с чудовищем!

– Я Андреус Гогенштейн, временный управляющий, назначенный опекунским советом. Но, поскольку вы уже благополучно вернулись, мне остается лишь ввести вас в права наследования… Позвольте для начала вручить вам соответствующие бумаги… эээ… минутку… да где же они?

Мне почудилось, что в ушах у меня звучит издевательский скрипучий смех. Я стоял, не глядя на растерянно суетящегося Гогенштейна. Я знал, что никаких бумаг он не найдет. И никакого золота тоже больше нет. И никаких драгоценных камней…

Наследство – это то, чего я не знал в своем доме.

Виктор Точинов
Полкоролевства в придачу
_{(страшная сказка)}

ГЛАВА 1

1

– Отличный самобой, мессир барон, просто великолепный! Гномья работа! Опробуйте его, мессир барон, опробуйте!

Хозяин лавки… торговавшей не только оружием, но, казалось, вообще всем на свете, произнес в нос: «гнумья»… и я подумал, что родился лавочник значительно восточнее Пролива. Впрочем, сути дела это не меняло. Самобой действительно был неплох. Хотя, конечно, и не гномьей работы.

Но и барон сюр Шарлоэ был хорош. Хотя, конечно, и происходил из «мокрого» дворянства. Истинно аристократичным образом он дернул нижней губой. Затянутая в лайку кисть руки сделала легкий отметающий жест.

– Полноте, милейший, за кого вы меня принимаете? Чтобы рыцарь взял в руки железяку, подходящую лишь для горожан, возомнивших себя воинами? Фи-и-и… Арно, взгляни, что там за гномья работа.

– Натурально гномья! – загорячился хозяин. – Посмотрите, посмотрите, – клеймо на рукояти! Оскаленная голова волка на фоне скрещенных молотов! А это, мессир барон, клан Гарцхаузов, между прочим. Куда как редко выходят на поверхность веши с этакой меткой, уж поверьте, мессир барон, моему опыту.

Клеймо Гарцхаузов действительно украшало рукоять. Ну да любителей подделывать известные марки хватает, при нужде хоть большую королевскую печать изобразят – не подкопаешься.

Я взял самобой, поднес к глазам, словно бы придирчиво изучал подлинность волчьей морды. Повернулся вполоборота к хозяину и почти неслышно произнес слово – короткое, состоящее из одних согласных звуков и завершающееся легким щелчком языка. Клеймо на мгновение вспыхнуло неярким светом раскаленного докрасна металла – и тут же приобрело прежнюю тускло-серую окраску.

– Натуральное, никаких подделок, – заверил торговец, от цепкого взгляда которого не укрылась-таки самая надежная проверка.

Нехорошо… Ну да ладно. В конце концов, отчего бы и не знать оруженосцу благородного барона сюр Шарлоэ гномьего слова! На костер за такое знание не посылают.

Самобой был одноручный, весьма миниатюрный – и, как часто случается, оружейнику в угоду компактности пришлось кое-чем пожертвовать. Приклада у самобоя не имелось. А рычаг взведения боевой пружины оказался слишком короток и требовал недюжинной силы – женщина или ребенок едва ли с ним бы управились. Хотя размеры и изящество формы самобоя могли навести на мысль, что оружие это скорее «дамское».

Щелк, щелк, щелк, – реечный механизм сжимал боевую пружину, – как я и подозревал, каждое следующее нажатие на рычаг требовало все больших усилий.

Хозяин, следивший за моими манипуляциями, посоветовал:

– Не мучайтесь, пяти раз вполне достаточно, чтобы выпустить все шесть стрелок. Кованый доспех, конечно, не пробьет, но кольчугу или кожаный нагрудник – запросто.

Я совету не внял и взвел пружину до конца. Потребовалось для этого двенадцать нажатий. Закончив, перехватил неприязненный взгляд торговца. Боится, что не выдержит имеющая скрытый дефект пружина? Или?..

Лавочник протянул обойму со стрелками.

– Можете проверить силу боя. Сейчас повешу мишень.

И действительно повесил – на здоровенную деревянную колоду, изрядно расщепленную и истыканную. Я рассудил, что далее поражать своими талантами торговца не стоит, – и намеренно стрелял из рук вон плохо Стрелки летели куда угодно, только не в центр мишени. Две из шести даже не попали в грубо намалеванный внешний круг, – воткнулись рядом. Впрочем, воткнулись именно туда, куда я и целился. Оружие оказалось идеально пристрелянным. С резкостью боя дело обстояло похуже – убойная сила падала от выстрела к выстрелу. Все-таки пружина была явно не из гномьей стали.

Однако не будем придираться – главное, что к этому самобою вполне подойдут два десятка стрелок, тщательно упакованных в моем багаже. Непростых стрелок, особых.

Я кивнул барону, – дескать, то, что надо.

– И сколько вы, милейший, хотите за вашу игрушку? – спросил сюр Шарлоэ с таким видом, словно собирался заплатить, не торгуясь, сколько с него ни спросят. Впрочем, так оно и было. Деньги в трех увесистых кошелях, отягощавших его пояс, – взгляд лавочника снова и снова возвращался к ним, – пока что принадлежали вовсе не барону. Их ему еще предстояло отработать.

– Всего лишь двести имперских рэндов, – с невинным видом сообщил продавец. – Уверяю вас, мессир барон, за работу Гарцхаузов – совсем не дорого.

– Что скажешь? – поинтересовался мессир барон у оруженосца. То бишь у меня. За двести имперских рэндов в здешних местах можно прикупить пару неплохих ферм – недвижимость в окрестностях Буа ценится недорого.

Я ответил, не задумываясь:

– Такой самобой стоит никак не больше восьмидесяти. Еще сорок можно приплатить за искусство оружейника, умудрившегося перековать гномье кайло в рукоять – и никак не повредить клеймо. Ну и еще тридцать, думаю, придется на долю Рыжего Эйниса. Итого сто пятьдесят.

Про долю Эйниса я добавил чисто из интереса: как отреагирует хозяин? Бегающий взгляд торговца нравился мне все меньше и меньше.

– Я не понимаю ваших странных намеков, мессир оруженосец! – недружелюбно проговорил владелец лавки. – При чем тут Рыжий Эйнис?

– Если ни при чем – тогда извините. Просто я подумал, что любая здешняя лавка обязана или отчислять ему «за защиту» как минимум пятую часть от оборота, или давным-давно превратиться в пепелище. Пепла и головешек вокруг как-то не наблюдается.

– Вы бы меньше думали, господин оруженосец! Мыслитель выискался… Я честно плачу подати королю, и защита со стороны людей королевского прево меня вполне устраивает! А если вам благоугодно…

– Довольно! – Кулак мессира барона грохнул по прилавку. – Я беру эту вещь, и мне плевать, кто защищает ваш курятник! Если это действительно Эйнис – скоро вам, милейший, придется искать другого защитника!

На лисьей мордочке хозяина отразились попытки осмыслить услышанное. Я поморщился. Согласно расписанной загодя партитуре эти слова сюр Шарлоэ должен был произнести после совершения покупки.

Кошелек – самый маленький из трех – лег на прилавок.

– Здесь ровно двести рэндов, – сказал барон. – Но пятьдесят из них, милейший, вы получите с одним условием: если немедленно и подробно объясните мне дорогу к Тур-де-Буа.

– Ах вот оно что, – понял хозяин. – Решили, значит, мессир барон, заработать руку мзель Иветты и полкоролевства в придачу? Ну-ну… За полсотни рэндов охотно вам помогу. Мертвецам деньги все равно ни к чему.

В мертвецы, понятное дело, он записал нас с бароном.

2

Когда слуга лавочника – неприятная косоглазость придавала ему вид продувной бестии – закрыл за нами массивную дверь, барон тихонько спросил:

– Думаете, милорд, этот шельмец нам наврал?

Я ответил, лишь когда мы отошли от лавки подальше:

– Кое-что весьма похоже на правду. К тому же совпадает с услышанным из других источников. Последним сьерам де Буа не стоило так активно интересоваться запретными знаниями. Вокруг их замка сейчас действительно плохое место. И можно впустую уложить целую армию, пытаясь до него добраться. Ложь, я думаю, в другом. Логово Рыжего Эйниса вовсе не в Тур-де-Буа. И никогда там не располагалось. Те же Лиловые Шары – совершенно безмозглая нечисть, столковаться и о чем-то договориться с ними невозможно. Рыжему пришлось бы тратить большую часть времени и сил на оборону от собственных якобы «стражей».

– Где же он тогда засел?

Я пожал плечами, хоть и имел на этот счет кое-какие соображения. Лишь спросил:

– Желаете нанести визит?

– Ну уж нет… Если у вас, милорд Арноваль, есть желание соваться в чащобу, откуда не вернулись два полка королевской гвардии, – пожалуйста. А я – пас. Провести людей прево и бестию-торговца я вам помог, но дальше наши пути расходятся.

Я кивнул. Для дальнейшего осуществления задуманного не нужны ни спутники, ни помощники.

– Тогда попрощаемся, барон, – на всякий случай. Оставайтесь в гостинице два ближайших дня, из номера не выходите; если не получите от меня известий, – немедленно уезжайте. И – спасибо за услугу.

– Пустое, милорд, – ответил барон, нежно погладив оттягивающий пояс кошель. – Дворяне всегда должны помогать друг другу. Если вернетесь из леса живым, – буду рад встретиться с вами снова.

3

Голубь, громко хлопая крыльями, сделал вертикальную свечу – выше, выше, еще выше – и лишь на высоте в несколько сотен локтей начал быстрый горизонтальный полет…

Я быстро перевел взгляд с удаляющейся птицы на предмет якобы своего интереса – на корсаж смазливой служанки. Судя по содержимому корзины, стоявшей у наших ног, девица возвращалась из лавки зеленщика, но не смогла удержаться, остановилась поболтать с импозантным мессиром оруженосцем.

В иные времена я и в самом деле мог бы сходить на свидание с красоткой – наша болтовня вплотную приблизилась к обсуждению места и времени означенного мероприятия. Но не сегодня… Сегодня флирт с юной горожаночкой служил лишь одной цели – оправдать мою задержку здесь, на улице, в сотне шагов от лавочки, торгующей всем на свете.

Мари (так звали девицу) будет разочарована, не дождавшись кавалера – а вот в моем неводе наконец мелькнула-таки золотая рыбка. Вернее, птичка.

Почтовый голубь…

Собственно, ничего удивительного – кто угодно мог воспользоваться услугами крылатого гонца: купец, сообщающий торговому партнеру, что выехал с партией товара, или его женушка, сообщающая любовнику, что благоверный пробудет несколько дней в отлучке…

Однако, судя по уверенной манере взлета, в сторону леса улетел маласкарец – хоть и считается, что эту породу разводят лишь на королевских голубятнях. Сизарь любого из здешних купчишек набирал бы высоту неторопливыми кругами, да и не поднялся бы так высоко, став недосягаемым для стрел или для ястребов, специально выношенных людьми, любящими читать чужую переписку…

«Так кто же и с кем общается тут посредством маласкарских голубей?» – подумал я. И произнес вслух:

– Конечно, найду… Наша любовь осветит мой путь к сеновалу мэтра Кардонэ!

Отчего-то все служаночки млеют от подобных пошлостей. Разомлела и эта. Но продемонстрировала недюжинную практическую сметку, намекнув, что любовь нуждается в залоге. Ладно, будем надеяться, что залог моих чистых чувств – перекочевавшая за корсаж золотая монета – скрасит разочарование, ожидающее красотку на сеновале…

4

Солнце клонилось к закату – длинные мрачные тени наползали на улочки Гран-Аржан-сюр-ривьер (не знаю уж, чья извращенная фантазия породила этакое звучное название для занюханного городишки).

Стоило поспешить в гостиницу «Зеленый Дракон» – переодеться, вывести коня через заднюю калитку и неторопливо, кружным путем, отправиться в сторону опушки леса, подступавшего к городку с запада.

Но ничего из запланированного воплотить в жизнь я не успел, даже не расстался с отыгравшим свою роль костюмом оруженосца.

Во дворе гостиницы стоял ее хозяин, мэтр Кошон. – Мессир! – приветствовал он меня достаточно небрежным полупоклоном. – Вас разыскивала какая-то женщина, говорила, что вы с ней знакомы…

На протяжении сей тирады достославный мэтр бросил весьма характерный взгляд на дверь конюшни. Затем, словно сомневаясь в моей понятливости, еще один. И, не дожидаясь ответа, вразвалку пошагал в сторону кухни.

Любопытно… Едва ли крошка Мари успела сюда раньше меня – поразмыслив и решив, что один имперский рэнд – недостаточный залог большой и чистой любви. А иных знакомств среди местных жительниц я завести не успел. Боюсь, если разыскивала меня и в самом деле женщина, то послали ее мужчины.

Может, пославшие желали всего лишь предложить мессиру оруженосцу провести вечер за выпивкой и игрой в кости. А может, вознамерились оставить богатенького «мокрого» барона без спутника и защитника. Судя по исполненному намека взгляду мэтра Кошона, верно как раз последнее…

Не вовремя, совсем не вовремя. Терять время нельзя, иначе все труды сегодняшнего дня пойдут насмарку. И. не раздумывая долго, я швырнул прямо через дверь конюшни простенькое заклятие. Несильное (не хватало еще остаться без коня от собственной небрежности) – однако достаточное, чтобы находящиеся внутри люди ненадолго утратили двигательную активность.

Как тут же выяснилось, это была не лучшая моя идея. Заклятие немедленно вернулось ко мне – причем явно кем-то усиленное… Если на вас когда-нибудь падал с высоты в несколько этажей мешок с песком, вы легко можете представить мои ощущения…

Окружающий мир проделал немыслимый кульбит, и перед моими глазами – близко-близко – оказалась утоптанная земля гостиничного двора. В ушах гудели погребальные колокола, а тело ничем, даже болью, не намекало на свое существование.

Потом сквозь колокольный звон пробился голос – и в самом деле женский:

– Подними его, брат Брокюлар!

До боли знакомый голос…