Текст книги "Сборник рассказов с конкурса "Наше Вам С Кисточкой" (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
–Это насмешка? – сухо интересуется детина-демон. И в наступившей мне резко становится несмешно, потому что без всякого рыка мне удается расслышать в голосе угрозу. – Это не дровосек, а... инкуб, – последнее слово он выплевывает с отвращением.
– Нет-нет, – поспешно отнекиваюсь я, в подтверждение отхлебывая виски. – Это маркетинг.
Я говорю правду и, наверное, поэтому демон теряется. Через некоторое время он изрекает
– Я слишком долго не был в мире живых. За это время в чернокнижии появилось много новых слов. – Он делает долгую паузу, во время которой мое сердце готово выскочить из груди... – Что же, смертная, ты предлагаешь интересную сделку. Приведи мне двадцать душ – и я не буду забирать твою.
– Мы говорили о десяти, – заикаюсь я, но ломаюсь под тяжелым испепеляющим взглядом. Наверное, демон тоже читал Чебурашку. – Хорошо, пусть будет двадцать. Но я только обеспечу условия, чтобы они вызвали тебя и подскажу какую форму принять. За все последующее будут нести ответственность они сами. Они могут не захотеть заключать контракт или продавать души.
Детина-дровосек обмахивается неведомо откуда возникшим хвостом и нежный голос соглашается : – Это моя забота.
– А в обмен ты обеспечишь безопасность и долголетие мне и моей семье. Не покушаешься на их души, не сдаешь их каким-либо другим демонам. Вообще, оставляешь нас в покое. И ни при каких условиях не являешься моей сестре, даже если она будет тебя вызывать! – выпаливаю я.
Демон размышляет и коротко соглашается, скалится в зубастой ухмылке:
– Только если ты сама не призовешь меня.
Я не призову. Лишь бы с Нинкой все было в порядке. И с мамой. Пока все складывается, как надо, но расслабляться рано.
– Показывай своего... инкуба, – добавляет он и меняет форму. – Секунда – и в круге на коленях оказывается сказочный принц. Демонический сказочный принц. Гибкое молодое тело, шелковые шаровары подчеркивают линию бедер, черный водопад шелковистых волос ниспадает до прихваченной кушаком талии и щекочет рельефную грудь. В манящем, призывном взгляде – обещание неземного наслаждения и бесовская хитринка. Голову украшают изящные серебристые рожки. Черт, мои читательницы порвут его на сувениры, только покажи. И души поднесут на блюдечке, дурехи.
И я решаюсь немного пошалить и не могу не ляпнуть – И хвост нужен с кисточкой-сердечком, для пущей романтичности. Младые девы это любят.
Юноша-соблазн кривится, но послушно материализует хвост с кровавым пульсирующим кукишем на конце. Я отшатываюсь.
– Что это? – но по недоуменному взгляду почти сразу понимаю. Сердце, как я и заказывала. Анатомическое, блин. Демон что-то опять недовольно бубнит про новые заморочки в чернокнижии, но воспроизводит пушистую кисточку по эскизу. Я окидываю последним критическим взором свое творение и достаю айфон, чтобы зафоткать круг, символы и сидящего в нем демона. Я пьяна как последний матрос и так же горда собой. Созданный мной демон – совершенство. Тут не десяток душ, тут сотнями можно молодых девиц в сети улавливать... Я холодею от этой мысли и спохватываюсь.
– У меня есть еще пара условий, – решаюсь я. Демон глядит на меня сквозь прищур, и я без слова читаю витающую в воздухе мысль. Кто-то смертный слишком обнаглел. – Что бы ни загадали твои... клиентки, это не должно затронуть жизнь и безопасность меня и моих близких, – запинаясь, формулирую я. Мало ли что в голове у этих девиц? Демон неспешно кивает – Это включено в твое первое условие, – подтверждает он. Теперь мелодичный, завораживающий голос ему на редкость идет и внушает скорее истому и желание, чем ужас. Похоже, он серьезно отнесся к задаче имперсонификации инкуба. – А второе, ... – я облизываю губы. – После того, как ты получишь свои двадцать душ, ты уничтожишь весь тираж. Я не хочу... не хочу чтобы жертв было больше, чем это необходимо... – искры веселья вспыхивают в черных глазах и демон хохочет. Но он согласен.
Дело за малым. Я оглядываюсь на настенные часы – четыре утра. Только четыре! А казалось, прошла целая вечность. У меня целых три часа на то, чтобы написать новую статью вместо неотправленной. Хватит. Должно хватить. На кону – жизнь близких мне людей.
– Скрепим сделку, – мягко предлагает демон, но мягкость обманчива – Чтобы ни у кого не возникало больше соблазна изменить условий.
Я сглатываю. – Ккровью? – обреченно спрашиваю я. Демон только кивает. Назад дороги нет. Я оглядываюсь в поисках колюще-режущих, но в гостиной ничего не нахожу. А когда пытаюсь встать, меня ведет так, что я боюсь не добраться до кухни. Ох, не стоило столько пить...
Взгляд упирается в сиротливые рюмочки, которые я принесла с кухни с бутылкой. Вот и решение. Я взвешиваю одну на ладони, а потом бью ее об пол. Осколком примеряюсь к ладони, но никак не решаюсь нанести себе вред... Все-таки инстинкт самосохранения во мне чрезвычайно силен. Демон смотрит за мной жадными глазами. Они снова пылают красным и светятся изнутри.
– Сначала ты, – вырывается у меня. Этим я, кажется, ошарашила и себя, и демона. Но меня сбить с толку сложнее. – Ты говоришь скрепить кровью, – упрямо повторяю я – Тогда начнем с тебя. Сначала дай свою кровь.
Кто его знает, как оно на самом деле делается. Но если контракте две равноправные стороны – то и условия закрепления сделки у них должны быть одинаковые. Это я знаю твердо. Не хватало по незнанию загреметь в кабалу.
Демон порочно усмехается – черт, что я сотворила!– и отводит со лба струящуюся прядь.
– Ты ненасытна, женщина – мурлычет он. В его интонациях уже нет ничего потустороннего. Меня бросает в жар от пристального взгляда. – А говорила, что ничего не хочешь. Но я дам тебе своей крови. Давай... сосуд... – я в растерянности протягиваю уцелевшую стопку... и слишком поздно понимаю, какая я все-таки дура набитая! Понимаю только тогда, когда когтистая лапа вместо того, чтобы взять стопку, впивается в мое запястье!
Черт! Черт! Черт! Я нарушила пентаграмму! Я смотрю на демона как кролик на удава – с ощущением полной беспомощности перед превосходящей силой. А счастье было так возможно, так близко....
И в голове мелькает – хорошо хотя бы Нинки здесь нет. Стопка -дзынь – падает из ослабевшей руки, но не бьется – демон рефлекторно подхватывает ее хвостом. Пушистая кисточка-сердечко обвивается вокруг стекла. Демон плотоядно облизывается, демонстративно обнажает когти и, неотрывно глядя мне в глаза, медленно вспарывает мне запястье.
Потом так же медленно склоняется и слизывает набухшие капельки крови. Он собирается есть меня постепенно? И параллельно в голове стучит – вот так и все мужики, душу,душу, а под конец выясняется, что нужна только плоть. Или и плоть тоже. Кто вообще мне сказал, что душу отделять процесс безболезненный или что кто-то будет ждать, пока я умру естественным путем. Сейчас он меня слопает вместе с душой и всеми потрохами – и дело с концом. Вырываться бесполезно – призрачный шанс у меня оставался, только пока мы были разделены пентаграммой. Я безучастно наблюдаю за тем, как он проводит по чувствительной коже острыми клыками.
Но демон хмурится и резко отстраняется. Секунду спустя, он вспарывает запястье уже себе, и ставит передо мной наполненную кровью стопку. Я ожидала, что кровь демона будет какая-то особенная. Зеленая как слизь, или голубая, как у особ королевской крови. Но нет. Обычная, красная кровь, только густая как смузи и чуть дымящаяся. Видимо, демоны – те еще горячие парни.
– У тебя есть луна, смертная – нежно шепчет мне демон. – Если ты не выполнишь условия сделки, то через луну я приду за тобой и твоей маленькой дурой– сестренкой.
Демон исчезает с шипением и минуту спустя только расписанный инкантациями линолеум да осколки стеклам на полу напоминают о том, что здесь творились колдовские непотребства. Я тупо смотрю в айфон. Из середины мелованного круга на меня призывно смотрит редкий красавчик. Все это не сон. Передо мной в пустом круге стоит дымящаяся стопка. Я с сомнением разглядываю ее долгую минуту, набираясь решимости, а потом резким движением опрокидываю в себя.
В конце концов кровь, ну и что. Ела же я в Китае суп из крови утки! Гадость, кстати, редкостная.
Во рту расползается горечь с привкусом ржавчины. Я больше не сомневаюсь, что смогу выполнить условия. Я свободна. Нинка свободна. Мои родные в безопасности. Все закончилось хорошо. Так почему у меня такое ощущение, что я все-таки запродала душу дьяволу?
Я разыскиваю Нинкин ноутбук, на котором она не удосужилась сменить пароль, и сажусь писать статью. Много приторно-розовой лапши, на которую с охотой покупаются дурехи всех возрастов. Про настоящую женственность, про 'каждая женщина немного ведьма', колдовскую внутреннюю мощь и прекрасного принца, сиречь демонического любовника. Я сама себе противна.
Моя статья выходит через два дня. Редактор мной доволен и обещает премию к новому году. А еще через две недели с моей руки исчезает корявая ниточка шрама. И я догадываюсь, что это значит. Контракт выполнен. Я иду в бар и напиваюсь до потери пульса.
(ОТ АВТОРА: Рассказ должен был закончиться здесь этим приятным хэппи-эндом, но злостная необходимость дракошаконкурса заставляет продолжать. УВЫ. Автор приносит извинения за продолжение:)
... 5
Мне снятся сны. Нет, не так. СНЫ. Уже которую ночь я тону и горю в вязком мареве кошмаров. Должно быть, это та самая пресловутая совесть, о существовании которой у себя я до сих пор не догадывалась. Верный друг алкоголь – панацея от всех болезней – больше не помогает. Даже накачав себя, казалось бы, до беспамятства я просыпаюсь через несколько часов в холодном поту.
И тогда я звоню Нинке. Я уже замучила ее своими звонками по поводу и без. Нинка раздражается, кричит на меня, бросает трубку. Даже мама пыталась несколько раз поговорить с мной, чтобы я оставила сестру в покое. Но это сильнее меня. Ее вопли успокаивают. Бесится, значит все в прядке. Какой-то глубинный, засевший дурной занозой страх, подтачивает мою жизнь. Если бы я хотя бы могла вспомнить, что мне снится.
Но я не помню. Как и любой другой сон, эти мары исчезают поутру, растворяясь в заботах дня. Котлы для грешников – а есть ли они эти котлы? Лица моих безвинных жертв ? Да я в глаза их не видела и никогда не знала. К тому же выбор они сделали сами. Проснувшаяся интуиция – предвестник грядущих неприятностей? Или просто неспокойная совесть? Память спит. И только тело дрожит как в ознобе, подсовывая мне странные обрывки – демоническое пламя и пристальный взор знакомых алых глаз. На дневном свету все это не так и страшно. Но я боюсь укладываться спать.
А еще читаю, все что могу найти про демонов, обряды, дьявола, какие-то нелепые средневековые сочинения... Даже перечитываю Библию, чем черт не шутит. В Библии все тот же разврат и мизогиния – все так же предается греху Лот со своими дочерьми, все-так же предлагают бандитам угоститься своими женами убежденные праведники, а Иисус Христос все-так же настаивает, что явился облагодетельствовать исключительно евреев, а все прочие народности подобны псам, покушающимся лакомство для детей. Веры нет ни тем сказкам, ни другим. Даже если во всех этих писаниях и зашифрована Истина, у меня не хватает мозгов и образования постичь ее. Страницы не говорят со мной. Они молчат. А я схожу с ума. Иногда мне кажется, что демон смеется надо мной – и я слышу отзвуки его тонкого смеха в тишине. Следит за мной из зеркал. Я ловлю мгновенное боковое движение в отражениях, но когда резко поворачиваюсь – меня встречает только мое собственное испуганное лицо.
– Жанночка, – говорит мама, – сходила бы ты в церковь на исповедь. Авось и полегчает. – мама верующая. Новая христианка, каких появилось нынче пятачок за пучок в каждом дворе. Не иначе из партячеек повылупились. – Может батюшка что посоветует. Или хотя бы свечку поставь. Вы, молодежь, вечно думаете, что самые умные, а обычаи предков раньше вас родились и столько же проживут. Сходи. – Эх, мама, знала бы ты, что натворили две твои ненабожные дочери. В обычный день в той, прошлой жизни, которая впрочем, как две капли похожа на эту. Для всех, кроме меня.
Но я иду. В той, другой жизни я бы только посмеялась. Теперь, когда я знаю, что есть души и демоны – почему бы не найтись местечка и богу? Может быть, святое место изгонит из меня демоническую заразу? Для начала – поставить свечку. Как максимум, есть же всякие изгнания бесов.
Храм Христа Спасителя я откровенно недолюбливаю. Вся эта необлупившаяся позолота и дешевая, вульгарная роскошь нуворишей – уж лучше бы все и дальше плавали в бассейне Москва. Я выбираю небольшую тихую церквушку 16 века – Троицы Живоначальной. Строгость белых линий, волна набегающих арок, скромные кресты на темных куполах и небольшая колоколенка дышат очарованием давно ушедших веков и оседают на стенах и иконах патиной неподдельного благородства. Даже если когда-то ее и считали роскошной или крикливой современники, то время давно и безвозвратно ушло. Что говорили люди в то время, что думали – да кто теперь скажет?
Я повязываю шарф-палантин на голову на манер платка и, склонив голову, переступаю порог. В церкви темно, спертый воздух удушливо пахнет ладаном и благовониями. Хорошо еще нет этой заунывной службы. После свежего воздуха мне почти дурно. Сражаясь с подступающим удушьем, я покупаю у суровой бабульки пару восковых свечей и решительно шагаю к иконам. Кому там положено ставить? Кто у нас нынче популярный святой? Сергий Радонежский – тот вроде больше по учебе. Ксения Петербуржская? И чем мне поможет юродивая – из нее из самой впору бесов изгонять. Да кому угодно уже, лишь бы побыстрее выйти отсюда. В церкви мне почти физически неуютно, как будто спертый подземный воздух давит на меня темной массой. Стараясь не терять настрой, и подавляя волны дурноты, приближаюсь к гигантскому изображению Богородицы. Возле нее в подставке уже горит, распространяя дымный чад, добрый пяток. Свечи зажигаются не с первого раза, хотя я готова поклясться, что сквозняка нет. В этом проклятом месте вообще плохо со свежим воздухом. Держусь из последних сил, на упрямстве. Наконец, свеча вспыхивает, я укрепляю ее в подставке и поднимаю глаза. Сквозь пламя губы Богородицы искривляются в знакомой сардонической ухмылке...
...4
Я прихожу в себя на больничной койке, в пижаме больше похожей на тюремную робу. Надо мной хлопочет мама, а рядом сидит и в голос ревет заплаканная Нинка.
–Жанночка, как ты нас напугала! – набрасывается на меня с поцелуями мама – ты потеряла сознание прямо в церкви! Нельзя же столько работать.
Червячок гнусной паранойи нашептывает мне, что дело вовсе не в работе, но я только покладисто киваю. Да, нужно больше гулять на свежем воздухе. Хорошо питаться. Меньше работать. (хотя как стыкуются пункты два и три мне не очень ясно. Если я не буду работать, чем же буду питаться?) Выйти замуж за хорошего человека. Например, того мальчика, Антона, который приглянулся маме в школе двадцать лет назад. У Антона вторая жена и трое детей, из которых один внебрачный. А еще его разнесло так, что он похож на гигантскую ватрушку и еле пролазит в двери. Но все это бесполезно объяснять маме – она же волнуется. Поэтому я просто киваю.
Врачам в больнице так и не получается инкриминировать мне что-либо, кроме небольшого переутомления. Даже беременность, на которую так надеялась мама. Поэтому в тот же день я возвращаюсь к родным пенатам с модным диагнозом 'вегето-сосудистая дистония' и освобождением от работы на неделю. Смешные. Когда это освобождение от работы помогало журналистке. Но небольшой перерыв мне только на руку.
Я старательно гоню от себя мысли, что произошедшее в церкви неслучайно и что я, возможно... что? Одержимая? Ходить в церковь еще раз я не рискую, но оставить все, как есть, и спрятать голову в песок, я тоже не могу. Новое 'заболевание' влетает мне в копеечку. Я заказываю в интернет-магазине иконы, кресты, свечи и всякую церковную рухлядь и начинаю серию научных экспериментов.
Результаты неутешительны. Иконы неприятно ухмыляются, от свечей меня мутит, как от свежевыкопанного трупа, святая вода провоцирует приступы неконтролируемого чихания и чесотки, а серебряные кресты... а вот с серебряными крестами все нормально. Возможно потому что мошенники забыли их освятить. А может и нет. Может все дело в том, что моя сорочья душа серебро любит. Или в том, что я не вампир, а демонов, вампиров и одержимых валить в одну кучу не стоит. Мне бы хоть одну дельную монографию на тему!
Спать я ложусь, обложившись крестами – и попросив Нинку завтра зайти за мной в двенадцать, для подстраховки. Мало ли, вдруг не встану. Себе самой я напоминаю самоубийцу, без подготовки выпершуюся прогуляться по цирковому канату на десятиметровой высоте.
Я просыпаюсь посреди ночи от странного едкого жжения кожных покровов. Все тело горит, в голове поселился густой туман. Я медленно подняла руку, спихнув с кровати деревянную орясину и завизжала. Кожа слезает с меня мутными струпьями.
Беглый осмотр показал, что такая неприятность приключилась не только с бедной рукой, все тело покрылось небольшими язвочками и чесалось, кожа отваливалась крупными белыми лоскутами. Я провела рукой по волосам – и клок так и остался у меня в руках. А если бы я решила переночевать на скамье в церкви? Меня обдает леденящим ужасом. Отдала бы Богу душу? Из рук, так сказать, в руки? Хорошо, что эта светлая мысль мне в голову не пришла.
Больше я не визжала – не хватало разбудить соседей. Но с дурными экспериментами решила временно закончить. Собрала все кресты и прочую параферналию в старый порванный рюкзак и выкинула в мусоропровод от греха подальше. Отправила Нинке смску, чтобы не приходила. Не хватало еще впутать Нинку. А потом долго сидела и тупо смотрела в зеркало. Уродина. Калека. Урод. Доэкспериментировалась, дура. Тело жжется и колет немилосердно, а в глазах закипают упрямые слезы.. Это мне наказание свыше?
Утро вечера мудренее. С красотой своей ненаглядной буду разбираться завтра. Возможно, я просто схожу с ума, и все это мне мерещится. Помазалась детским кремом с ромашой везде докуда дотянулась и насильно отправила себя спать. Долго не могла заснуть – кто знает, что я увижу когда проснусь в следующий раз? Когда сны в последний раз дарили мне облегчение?
Вопреки всем опасениям, сон мой был глубок и спокоен. Мне снилось, что кто-то невероятно родной и близкий обнимал меня и нежно нашептывал на ухо милые пошлости, прикусывая ушко и заверяя, что уж теперь-то все точно будет хорошо. Правильно.
... 3
Утром я на удивление свежа и здорова, как не чувствовала себя уже лет десять. Как дерево по весне, меня переполняли какие-то живительные зеленые соки, струящиеся по всему телу и разносящие попеременно то живительную прохладу, то волнение и жар молодого влюбленного тела. Я подскочила с кровати, готовая петь и танцевать.
Шелушащиеся мерзкие струпья сошли и под ними обнаружилась новая безупречно-гладкая кожа. Одежда, пусть даже на мне и не было ничего кроме ночнушки, ощущалась как пыточное приспособление. Она душила, царапала и раздражала. С облегчением скинув пропахшую потом и ошметками кожи ночнушку , я горной козочкой побежала в душ, воображая себя не то нимфой, не то дриадой. В сердце, на душе, по всему телу разливалось томление и предчувствие нового. Того и гляди зазеленею молодой листвой и пущу робкие корешки, как росточек в банке.
Хватаюсь за зубную щетку и вновь застываю на месте. Из зеркала над раковиной на меня смотрит незнакомая зеленоглазая девица с рыжей копной пышных волос, лишь смутно похожая на меня. Дриада. Наплевав на гигиенические процедуры, я бегом возвращаюсь в спальню, к шкафу с большим зеркалом – но видение не исчезает. Та же наглая рыжая девица с моими чертами смотрит на меня из зеркальной дверцы и хитро поблескивает малахитовыми глазами. Кожа ее атлас и шелк, исчезли как и не было их первые морщинки вокруг глаз, венки рук и ног на упругой молодой коже отливают на просвет невнятной зеленью. Вокруг меня снова творится какая-то чертовщина. Опять. И меня захлестывает ужас.
– Демон! – ругаюсь я, кричу. И делаю то, чего, наверное, делать, не следует. Зову. – Андрас! – шепотом.
Нет ни пентаграммы, ни свечей, ни латыни, ни заклинаний. Нет никаких предпосылок предполагать, что демон из преисподней, да еще какой-то там маркиз, вот так запросто явится на мой окрик. Абсолютно никаких, успокаиваю себя я. Пока не ощущаю за спиной шевеление и дуновение воздуха.
Он лежит, вольготно устроившись на моей кровати – такой же, каким я его помню на испарившемся из айфона снимке – воплощенный соблазн. Иссиня-черные волосы разметались шелковой волной. Черные глаза дымятся невысказанным желанием. Белоснежная рубашка провокационно распахнута на груди, держась на последних пуговичках, как на честном слове. А пушистая кисточка сердечком призывно ползет по бедру. Все, как я заказывала.
И в первый момент вместо того, чтобы испугаться, я испытываю облегчение. Значит, я все-таки не сошла с ума. Или сошла с ума окончательно. В любом случае, все прояснится. Все будет хорошо. Или хотя бы правильно.
– Андрас, – неуверенно повторяю я и на всякий случай щипаю себя за предплечье. Демон расплывается в фальшивой восторженной улыбке и мурлычет:
–Здравствуй, Ведьма. Вот и свиделись.
...2
Глухие подозрения перерастают в уверенность.
– Ты все-таки забрал у меня душу, – обреченно вздыхаю я.
– Нет, – ухмыляется демон, обмахиваясь проклятой кисточкой. – Твоя душа при тебе. Я держу слово. Но неужели же ты полагала, что сможешь уйти после того, как лишила посмертия двадцать невинных душ, Ведьма?
– Ну Фауст-то от вас ушел, – отодвигаюсь я, начиная понемногу понимать что к чему. В трудные минуты члены нашей семьи ударяются в классику. Милые недостатки потомственной интеллигенции.
– Глупые сказки! – пренебрежительно роняет демон. – Милосердие Бога сильно преувеличено. Разве он простил Адама и Еву за одну-единственную ошибку? Или провинившихся ангелов? Не лги себе, ты выбрала свой путь.
– То есть мне пора присматривать себе недвижимость в Преисподней? – сухо осведомляюсь я. Демон заходится бархатистым смехом, от которого по моему новому зелено-страстному телу прокатывается волна непослушных мурашек. Я помню и козлиную голову с крутыми рогами, и вытекающий глаз моего омерзительного отражения, но все это будто подернулось дымкой в моей голове и не мешает мне отчаянно желать порочную иллюзию. Прости меня, Господи, я создала чудовище.
– Я помогу тебе с выбором теплого местечка, Ведьма, – сладко обещает Демон. И рубашка и штаны скроены по последней моде. Готова держать пари, что он уже успел разобраться со всеми тонкостями современного 'чернокнижия'.
– Ты обещал оставить меня в покое, – напоминаю я. – Не трогать нас. Не угрожать нашему здоровью и безопасности.
Демон хитро улыбается, перебирая серебряные запонки. В глазах деланый упрек. Ну да, позвала. Но ведь чертовщина началась куда раньше!
– Что со мной? – я устало присаживаюсь на край кровати, игнорируя зов поющей крови. – Почему ты зовешь меня ведьмой, а не смертной, как раньше?
– Высшим не пристало игнорировать истинную сущность, – роняет Демон и склоняет голову в знакомом движении – Ты сама сделала свой выбор. Когда приняла мою кровь.
Я вспоминаю дымящийся стаканчик, который я осушаю с уверенностью завзятого алкоголика. Я падаю на кровать со стоном, не обращая внимания на непредсказуемое соседство.
– Я стала ведьмой, потому что выпила твою кровь. – тупо повторяю я. Я не нуждаюсь в подтверждении, но демон кивает.
– Смертным недоступен колдовской дар. – поясняет он. Сегодня он на редкость разговорчив. Не то, что тогда, в пентаграмме.– Его дает кровь божественная, либо демоническая. Ты приняла кровь добровольно и без принуждения.
Моя чертова самоуверенность. Я готова биться головой об стенку. Впрочем, если верить демону, я приговорила себя еще в момент заключения сделки. Только кто же верит демонам?
– И что теперь? – я отнимаю ладони от глаз и придирчиво изучаю разбегающиеся трещинки на потолке. Даже мое зрение, кажется, стало лучше. Я различаю мириады оттенков пожухшей побелки. – Я должна летать голой на метле, устраивать шабаш и совокупляться с чертями?
– Чудесный план. – соглашается Демон с приятной хрипотцой в голосе. – Мне особенно нравится последний пункт программы. Я рад, что у меня появилась такая разумная Ведьм а. Обычно ваше племя более... безголовое.
Он ласково щекочет кисточкой обнаженную голень, медленно поднимаясь к внутренней поверхности бедра. – Я уверен, мы сможем решить вопрос с недвижимостью к обоюдному удовольствию.
Мое новое глупое тело поет радостное 'да', мгновенно откликаясь волной зеленых мурашек.
...
Диванные теоретики выдвигают много разных гипотез о первопричинах зла. Вот, например, некоторые из их наивных утверждений: Все зло от книг. Все зло от выпивки. Все зло от женщин.
♥Слай Таша
Оправданная Жестокость
-Какого... Кто посмел оспорить решение Высшего порядка?
Она ворвалась в залу, в своей летящей, полупрозрачной хламиде, сквозь которую просвечивались очертания ее гибкого стана. Лицо, некогда поражающее правильностью, даже скульптурностью черт, исказила гримаса ярости. Вся челядь тут же попряталась: кто под стол, кто за своих более могущественных хозяев. Впрочем, несчастных можно было понять – оказаться жертвой гнева Жестокой Правды (а в данной ее ипостаси, Оправданной Жестокости) не хотелось бы никому.
Осмотрелся. Да уж, шестеро сильнейших, ее братья и сестры остались на своих местах, продолжая свою неспешную трапезу. Ах, эти человеческие душонки в глубоких медных блюдах – чем больше грехов на них числится, тем более сладкими и сочными они становятся. Не оторваться.
Ее семья питается ими, а я – тот, кто приносит им самый отборный провиант. Печально, что Жестокая избегает общества своих братьев и сестер. Она вообще другая. Удивительная. Могущественная. Одной рукой, точно тяжелым молотом, она с легкостью крушит все вокруг, начиная от человеческих жизней, и заканчивая формами высшего порядка, а другой – способна созидать чистоту. Пусть эта стерильность и возникает в результате сгорания до тла чьих-то тайн и лжи, чьих-то жизней.
Медленно перевел взгляд на присутствующих в зале. Хм... Действительно, кто бы из них смог противопоставить себя Жестокости?
Близнецы Жадность и Жиловатость – они всегда дерутся за принесенную пищу. Каждому из них кажется, что у другого в тарелке душонка сочнее.
Жертвоприношение, по рукам которой непрекращаемым потоком стекают реки крови, обычно располагается неподалеку от Живодерства, облаченного в шкуры диких и одомашненных животных. Этим двоим всегда есть о чем поболтать. Не люблю мешать им, да и в разговоры их предпочитаю не лезть. Одно дело греховные души от тел отделять, а другое – получать удовольствие от страданий и мук слабых существ.
Жалость, будучи натурой ранимой, всегда садится по другую сторону стола, чтобы не слушать тлетворных разговоров своих кровных родственников.
И, наконец, Желание... Ммм... Она всегда рядом. Так близко, что даже мой непоколебимый дух захватывает. Всякий раз надеюсь, что ее семейство слишком увлечено своей трапезой, чтобы наблюдать за ловкостью ее ручек и изящных пальчиков, ласкающих меня под столом во время общей трапезы. Она, конечно, хороша, но не сравнится со своей сестрой. Никогда.
Но как одинокому демону привлечь внимание к своей скромной персоне? Как стать незаменимым для той, которая не ведает одиночества и не питается эмоциями и грехами, как остальные ее родственники и прочие демоны.
-Я еще раз повторяю свой вопрос, – ее глаза полыхают, голос гремит тысячей громов, – кто посмел оспорить мое решение?
Какая прелесть. Жалость заскулила и прилегла на стол, прямо рядом со своим блюдом. Жадность и Жиловатость замерли, втихаря то и дело засовывая руки в тарелки друг к другу. Детский сад.
Жертвоприношение и Живодерство единовременно покосившись на Желание, так же синхронно замотали головами. Пффффф...
–Сестрица, уж не ты ли это? Вершишь свои делишки за моей спиной? – тяжелый взгляд падает на стол, нежная ручка под ним крепко сжимает меня. – Кто там у смертных подобными вещами промышляет – Иуда, Брут?
Пальчики вмиг исчезают с моего тела. Желание сильная Высшая, но противостоять своей старшей сестрице все же не осмелится. На то и расчет.
Синее пламя ее взгляда останавливается на мне. Наконец-то.
–Дигнитас, – прошипела она.
–Собственной персоной, – медленно, оправляя одежды, расправляя тонкие, точно иглы шипы, что тянутся от основания черепа по хребту, я выхожу из-за стола, отдавая дань великосветским манерам, прильнув губами к ее правой руке (не той, что с молотом). Что поделать, приходится оправдывать свое имя.
–Что, решил выбрать цель попроще? – обожаю саркастичные нотки в ее тоне, – Достоинство и Желание – звучит как издевка, не находишь? – ее взгляд разрезает пространство, от обеденной залы не остается и следа.
–Где мы? – вокруг нас ничего. Пустота.
–Не имеет значения.
Подошла так близко, что летящая ткань перестала выполнять свое прямое назначение. Чувствую каждый ее вдох, крупную дрожь ее тела.
–Как ты посмел нарушить мое слово, демон? Мою волю? – костяшки пальцев Жестокой хрустнули, и я почувствовал, как они смыкаются на моей шее.
Хвост вырастает из-за спины практически в тот же момент, что ее пальцы вонзаются мне в глотку. Обвивает ее стан, впиваясь шипами глубоко под кожу. Была бы человечкой – давно бы душу мне отдала. Но, увы. Как можно отдать то, чего не дано?
–Потому что я могу.
Удивительно, как прозвучавшие слова меняют ее. Пламя во взгляде утихает. Тело становится мягким и податливым. Вместе с ее спокойствием и ко мне приходит покой.
Наконец-то она все поняла. Черт, неужели она... Пальцы скользят по моему торсу, разрезая шелк и сатин. Губы нежно прикасаются к разгоряченной ее ласками коже, вслед за острыми, точно лезвия, ноготками.
Бывший до этого в напряжении хвост, расслабляясь, опускается... А зря...
–Вшшшшшшш, – дьявольщина!!!
–Ну что? Нравится? – свист в воздухе предупреждает о следующем ударе, но расплющенный хвост не желает мне подчиняться.
Кажется, второй удар ее молота раздробил его на две две части.
–Ты что творишь, женщина?
–Приятно тебе? – окровавленный хвост распух, отделившиеся кончики стали загибаться в противоположные стороны. Высшие, это же адская боль.
–За что? – голос сорвался на фальцет.
–Ну во-первых, – Жестокая стала стирать кровь со своего молота моими порванными в лоскуты одеждами, – ты осмелился нарушить мой указ относительно той душонки... Ее бы ждала кара куда более искусная, чем ваше варварское застолье. А во-вторых, я устала, Дигнитас. Устала ждать, пока ты сам во всем мне признаешься. Решила сразу обнародовать наши отношения, – указала она на сформировавшееся из двух половинок сердце. Распухшее и окровавленное.
