Текст книги "Русская поэзия XIX века. Том 2"

Автор книги: авторов Коллектив

* * *

 
Среди сухого повторенья
Ночи за днем, за ночью дня –
Замолкших звуков пробужденье
Волнует сладостно меня.
Знакомый голос, милый лепет
И шелест тени дорогой -
В груди рождают прежний трепет
И проблеск страсти прожитой.
Подобно молодой надежде,
Встает забытая любовь,
И то, что чувствовалось прежде,
Все так же чувствуется вновь.
И, странной негой упоенный,
Я узнаю забытый рай…
О! погоди, мой сон блаженный,
Не улетай, не улетай!
В тоске обычного броженья
Смолкает сна минутный бред,
Но долго ласки и томленья
Лежит на сердце мягкий след.
Так, замирая постепенно,
Исполнен счастия и мук, -
Струны внезапно потрясенной
Трепещет долго тихий звук.
 

<1859-1860>

* * *

 
С какой тревогой ожиданья,
Биеньем сердца, час за час,
Я жаждал, не смыкая глаз,
Минуты раннего свиданья.
Чу! брезжит. Свежею струей
В дремотном воздухе пахнуло,
Лист шепчет; в чаще кустовой,
Чирикнув, пташка пропорхнула,
И галок кочевой народ
Пустился в утренний полет.
 

<1860-1861(?)>

МИХАЙЛОВУ

 
Сон был нарушен. Здесь и там
Молва бродила по устам,
Вспыхала мысль, шепталась речь –
Грядущих подвигов предтечь;
Но, робко зыблясь, подлый страх
Привычно жил еще в сердцах,
И надо было жертвы вновь –
Разжечь их немощную кровь.
Так, цепенея, ратный строй
Стоит и не вступает в бой;
Но вражий выстрел просвистал -
В рядах один из наших пал!…
И гнева трепет боевой
Объемлет вдохновенный строй.
Вперед, вперед! разрушен страх -
И гордый враг падет во прах.
Ты эта жертва. За тобой
Сомкнется грозно юный строй.
Не побоится палачей,
Ни тюрьм, ни ссылок, ни смертей.
Твой подвиг даром не пропал -
Он чары страха разорвал;
Иди ж на каторгу бодрей,
Ты дело сделал – не жалей!
Царь пе посмел тебя казнить…
Ведь ты из фрачных… Может быть,
В среде господ себе отпор
Нашел бы смертный приговор…
Вот если бы тебя нашли
В поддевке, в трудовой пыли -
Тебя велел бы он схватить
И, как собаку, пристрелить.
Он слово «казнь» – не произнес,
Но до пощады не дорос.
Мозг узок, и душа мелка -
Мысль милосердья далека.
Но ты пройдешь чрез те места,
Где без могилы и креста
Недавно брошен свежий труп
Бойца, носившего тулуп.
Наш старший брат из мужиков,
Он первый встал против врагов,
И волей царскою был он
За волю русскую казнен.
Ты тихо голову склони
И имя брата помяни.
Закован в железы с тяжелою цепью,
Идешь ты, изгнанник, в холодную даль,
Идешь бесконечною снежною степью,
Идешь в рудокопы на труд и печаль.
Иди без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.
И верь неослабно, мой мученик ссыльный,
Иной рудокоп не исчез, не потух -
Незримый, но слышный, повсюдный, всесильный
Народной свободы таинственный дух.
Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.
Он роется мыслью, работает словом,
Он юношей будит в безмолвье ночей,
Пророчит о племени сильном и новом,
Хоронит безжалостно ветхих людей.
Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.
Он создал тебя и в плену не покинет,
Он стражу разгонит и цепь раскует,
Он камень от входа темницы отдвинет,
На праздник народный тебя призовет.
Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.
 

<1861>

* * *

 
Мой русский стих, живое слово
Святыни сердца моего,
Как звуки языка родного,
Не тронет сердца твоего.
На буквы чуждые взирая
С улыбкой ясною,– умей,
Их странных форм не понимая,
Понять в них мысль любви моей.
Их звук пройдет в тиши глубокой,
Но я пишу их потому,
Что этот голос одинокой -
Он нужен чувству моему.
И я так рад уединенью.
Мне нужно самому себе
Сказать в словах, подобных пенью,
Как благодарен я тебе -
За мягкость ласки бесконечной;
За то, что с тихой простотой
Почтила ты слезой сердечной,
Твоей сочувственной слезой,-
Мое страданье о народе,
Мою любовь к моей стране
И к человеческой свободе…
За все доверие ко мне,
За дружелюбные названья,
За чувство светлой тишины,
За сердце, полное вниманья
И тайной, кроткой глубины.
За то, что нет сокрытых терний
В любви доверчивой твоей,
За то, что мир зари вечерней
Блестит над жизнию моей.
 

<1862-1864>

EXIL [66]66
  Изгнание (франц.).


[Закрыть]

 
Я том моих стихотворений
Вчера случайно развернул,
И, весь исполненный волнений,
Я до рассвета не заснул.
Вся жизнь моя передо мною
Из мертвых грустной чередою
Вставала тихо день за днем,
С ее сердечной теплотою,
С ее сомненьем и тоскою,
С ее безумством и стыдом.
И я нашел такие строки,-
В то время писанные мной,
Когда не раз бледнели щеки
Под безотрадною слезой:
«Прощай! На жизнь, быть может, взглянем
Еще с улыбкой мы не раз,
И с миром оба да помянем
Друг друга мы в последний час».
Мне сердце ужасом сковало.
Как все прошло! Как все пропало!
Как все так выдохлось давно!
И стало ясно мне одно,
Что без любви иль горькой пени,
Как промелькнувшую волну,
Я просто вовсе бедной тени
В последний час не помяну.
 

₁₈₆₃

IL GIORNO DI DANTE [67]67
  День Данте (итал.).


[Закрыть]

Суровый Дант не презирал сонета…

Пушкин

 
Италия! земного мира цвет,
Страна надежд великих и преданий,
Твоих морей плескание и свет
И синий трепет горных очертаний
Живут в тиши моих воспоминаний,
Подобно снам роскошных юных лет.
Италия! я шлю тебе привет
В великий день народных ликований!
Но в этот день поэта «вечной муки»
Готовь умы к концу твоих невзгод,
Чтоб вольности услышал твой народ
Заветные, торжественные звуки,
И пусть славян многоветвистый род
Свободные тебе протянет руки.
 

<1865>

СТУДЕНТ

Посвящается памяти моего друга Сергея Астракова

 
Он родился в бедной доле,
Он учился в бедной школе,
Но в живом труде науки
Юных лет он вынес муки.
В жизни стала год от году
Крепче преданность народу,
Жарче жажда общей воли,
Жажда общей, лучшей доли.
И, гонимый местью царской
И боязнию боярской,
Он пустился на скитанье,
На народное воззванье,
Кликнуть клич по всем крестьянам -
От Востока до Заката:
«Собирайтесь дружным станом.
Станьте смело брат за брата –
Отстоять всему народу
Свою землю и свободу».
Жизнь он кончил в этом мире -
В снежных каторгах Сибири.
Но, весь век нелицемерен,
Он борьбе остался верен.
До последнего дыханья
Говорил среди изгнанья:
«Отстоять всему народу
Свою землю и свободу».
 

<1868>

А. ПЛЕЩЕЕВ

* * *

 
Вперед! без страха и сомненья
На подвиг доблестный, друзья!
Зарю святого искупленья
Уж в небесах завидел я!
Смелей! дадим друг другу руки
И вместе двинемся вперед.
И пусть под знаменем науки
Союз наш крепнет и растет.
Жрецов греха и лжи мы будем
Глаголом истины карать,
И спящих мы от сна разбудим
И поведем на битву рать!
Не сотворим себе кумира
Ни на земле, ни в небесах;
За все дары и блага мира
Мы не падем пред ним во прах!…
Провозглашать любви ученье
Мы будем нищим, богачам
И за него снесем гоненье,
Простив безумным палачам!
Блажен, кто жизнь в борьбе кровавой,
В заботах тяжких истощил;
Как раб ленивый и лукавый,
Талант свой в землю не зарыл!
Пусть нам звездою путеводной
Святая истина горит;
И, верьте, голос благородный
Не даром в мире прозвучит!
Внемлите ж, братья, слову брата,
Пока мы полны юных сил:
Вперед, вперед и без возврата,
Что б рок вдали нам ни сулил!
 

<1845-1846>

* * *

 
По чувствам братья мы с тобой,
Мы в искупленье верим оба,
И будем мы питать до гроба
Вражду к бичам страны родной.
Когда ж пробьет желанный час
И встанут спящие народы,-
Святое воинство свободы
В своих рядах увидит нас.
Любовью к истине святой
В тебе, я знаю, сердце бьется,
И, верно, отзыв в нем найдется
На неподкупный голос мой.
 

<1846>

* * *

 
Скучная картина!
Тучи без конца,
Дождик так и льется,
Лужи у крыльца…
Чахлая рябина
Мокнет под окном;
Смотрит деревушка
Сереньким пятном.
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Еще просит сердце
Света и тепла!
Все тебе не рады!
Твой унылый вид
Горе да невзгоды
Бедному сулит.
Слышит он заране
Крик и плач ребят;
Видит, как от стужи
Ночь они не спят;
Нет одежды теплой,
Нету в печке дров…
Ты на чей же, осень,
Поспешила зов?
Вот – и худ и бледен,
Сгорбился больной…
Как он рад был солнцу,
Как был бодр весной!
А теперь – наводит
Желтых листьев шум
На душу больную
Рой зловещих дум!
Рано, рано, осень,
В гости к нам пришла…
Многим не дождаться
Света и тепла!
 

<1860>

* * *

 
Отдохну-ка, сяду у лесной опушки;
Вон вдали – соломой крытые избушки,
И бегут над ними тучи вперегонку
Из родного края в дальнюю сторонку.
Белые березы, жидкие осины,
Пашни да овраги – грустные картины;
Не пройдешь без думы без тяжелой мимо,
Что же к ним все тянет так неодолимо?
Ведь на свете белом всяких стран довольно,
Где и солнце ярко, где и жить привольно.
Но и там, при блеске голубого моря,
Наше сердце ноет от тоски и горя,
Что не видят взоры ни берез плакучих,
Ни избушек этих сереньких, как тучи;
Что же в них так сердцу дорого и мило?
И какая манит тайная к ним сила?
 

<1861>

РОДНОЕ

 
Свесилась уныло
Над оврагом ива,
И все дно оврага
Поросло крапивой.
В стороне могила
Сиротеет в поле:
Кто-то сам покончил
С горемычной долей!
Вон вдали чернеют,
Словно пни, избушки;
Не из той ли был он
Бедной деревушки?
Там, чай, труд да горе,
Горе без исхода…
И кругом такая
Скудная природа!
Рытвины да кочки,
Даль полей немая;
И летит над ними
С криком галок стая…
Надрывает сердце
Этот вид знакомый…
Грустно на чужбине,
Тяжело и дома!
 

<1862>

* * *

 
Теплый день весенний.
Солнышко блестит,
Птичка, заливаясь,
В поле всех манит.
Улицы, бульвары
Запрудил народ.
Пестрыми толпами
За город идет.
Праздничные лица
Радостно глядят;
Редко, редко встретишь
Невеселый взгляд.
Словно всем живется
Так легко, что нет
У толпы нарядной
Ни забот, ни бед.
Только мне с тоскою
Справиться невмочь,
Как ее прогнать я
Ни стараюсь прочь.
Где б я ни был,– всюду
Шепчет мне она:
«А твоя навеки
Отцвела весна!»
Зашумит ли в роще
Яркая листва,
Мне и в этом шуме
Слышатся слова:
«Нечего от жизни.
Ждать тебе. Твой путь
Пройден,– не пора ли
Навсегда уснуть?
И когда сойдешь ты
В землю, над тобой
Зеленеть мы будем
Каждою весной!»
 

<1873>

СТАРИК

 
У лесной опушки домик небольшой
Посещал я часто прошлою весной.
В том домишке бедном жил седой лесник.
Памятен мне долго будешь ты, старик.
Как приходу гостя радовался ты!
Вижу, как теперь, я добрые черты…
Вижу я улыбку на лице твоем -
И морщинкам мелким нет числа на нем!
Вижу армячишко рваный на плечах,
Шапку на затылке, трубочку в зубах;
Помню смех твой тихий, взгляд потухших глаз,
О житье минувшем сбивчивый рассказ.
По лесу бродили часто мы вдвоем;
Старику там каждый кустик был знаком.
Знал он, где какая птичка гнезда вьет.
Просеки, тропинки знал наперечет.
А какой охотник был до соловьев!
Всю-то ночь, казалось, слушать он готов,
Как в зеленой чаще песни их звучат;
И еще любил он маленьких ребят,
На своем крылечке сидя, каждый день,
Ждет, бывало, деток он из деревень.
Много их сбегалось к деду вечерком;
Щебетали, словно птички перед сном:
«Дедушка, голубчик, сделай мне свисток».
«Дедушка, найди мне беленький грибок».
«Ты хотел мне нынче сказку рассказать».
«Посулил ты белку, дедушка, поймать».
«Ладно, ладно, детки, дайте только срок,
Будет вам и белка, будет и свисток!»
И, смеясь, рукою дряхлой гладил он
Детские головки, белые, как лен.
Ждал поры весенней с нетерпеньем я:
Думал, вот приеду снова в те края
И отправлюсь к другу старому скорей.
Он навстречу выйдет с трубочкой своей
И начнет о сельских новостях болтать.
По лесу бродить с ним будем мы опять,
Слушая, как в чаще свищут соловьи…
Но, увы! желанья не сбылись мои.
Как с деревьев падать начал лист сухой,
Смерть подкралась к деду тихою стопой.
Одинок угас он в домике своем,
И горюют детки больше всех по нем.
«Кто поймает белку, сделает свисток?»
Долго будет мил им добрый старичок.
И где спит теперь он непробудным сном,
Часто голоса их слышны вечерком…
 

<1877>

А. МАЙКОВ

СОН

 
Когда ложится тень прозрачными клубами
На нивы желтые, покрытые скирдами,
На синие леса, на влажный злак лугов;
Когда над озером белеет столп паров
И в редком тростнике, медлительно качаясь,
Сном чутким лебедь спит, на влаге отражаясь,-
Иду я под родной соломенный свой кров,
Раскинутый в тени акаций и дубов;
И там, в урочный час, с улыбкой уст приветных,
В венце дрожащих звезд и маков темноцветных,
С таинственных высот воздушною стезей
Богиня мирная, являясь предо мной,
Сияньем палевым главу мне обливает,
И очи тихою рукою закрывает,
И, кудри подобрав, главой склонясь ко мне,
Лобзает мне уста и очи в тишине.
 

<1839>

СОМНЕНИЕ

 
Пусть говорят – поэзия мечта,
Горячки сердца бред ничтожный,
Что мир ее есть мир пустой и ложный
И бледный вымысл – красота;
Пусть нет для мореходцев дальных
Сирен опасных, нет дриад
В лесах густых, в ручьях кристальных
Золотовласых нет наяд;
Пусть Зевс из длани не низводит
Разящей молнии поток
И на ночь Гелиос не сходит
К Фетиде в пурпурный чертог;
Пусть так! но в полдень листьев шепот
Так полон тайны, шум ручья
Так сладкозвучен, моря ропот
Глубокомыслен, солнце дня
С такой любовию приемлет
Пучина моря, лунный лик
Так сокровен, что сердце внемлет
Во всем таинственный язык;
И ты невольно сим явленьям
Даруешь жизни красоты,
И этим милым заблужденьям
И веришь и не веришь ты!
 

<1839>

* * *

 
На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой,
Покрытом кустарником ветхим и зеленью сосен,
Печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил
Погибшего сына. Его возлелеяло море,
Оно же его и прияло в широкое лоно,
И на берег бережно вынесло мертвое тело.
Оплакавши сына, отец под развесистой ивой
Могилу ему ископал и, накрыв ее камнем,
Плетеную вершу из ивы над нею повесил –
Угрюмой их бедности памятник скудный!
 

<1840>

СВИРЕЛЬ

 
Вот тростник сухой и звонкой…
Добрьш Пан! Перевяжи
Осторожно нитью тонкой
И в свирель его сложи!
Поделись со мной искусством
Трели в ней перебирать,
Оживлять их мыслью, чувством,
Понижать и повышать,
Чтоб мне в зной полдня златого
Рощи, горы усыпить
И из волн ручья лесного
В грот наяду приманить.
 

<1840>

ОКТАВА

 
Гармонии стиха божественные тайны
Не думай разгадать по книгам мудрецов:
У брега сонных вод, один бродя, случайно,
Прислушайся душой к шептанью тростников,
Дубравы говору; их звук необычайный
Прочувствуй и пойми… В созвучии стихов
Невольно с уст твоих размерные октавы
Польются, звучные, как музыка дубравы.
 

<1841>

* * *

 
Я в гроте ждал тебя в урочный час.
Но день померк; главой качаясь сонной,
Заснули тополи, умолкли гальционы, –
Напрасно!… Месяц встал, сребрился и угас;
Редела ночь; любовница Кефала,
Облокотясь на рдяные врата
Младого дня, из кос своих роняла
Златые зерна перлов и опала
На синие долины и леса,-
Ты не являлась…
 

<1841>

ВАКХАНКА

 
Тимпан, и звуки флейт, и плески вакханалий
Молчанье дальних гор и рощей потрясали.
Движеньем утомлен, я скрылся в мрак дерев,
А там, раскинувшись на мягкий бархат мхов,
У грота темного вакханка молодая
Покоилась, к руке склонясь, полунагая.
По жаркому лицу, по мраморной груди
Луч солнца, тень листов скользили, трепетали;
С аканфом и плющом власы ее спадали
На кожу тигрову, как резвые струи;
Там тирс изломанный, там чаша золотая…
Как дышит виноград на персях у нея,
Как алые уста, улыбкою играя,
Лепечут, полные томленья и огня!
Как тихо все вокруг! лишь слышны из-за дали
Тимпан, и звуки флейт, и плески вакханалий…
 

<1841>

БАРЕЛЬЕФ

 
Вот безжизненный отрубок
Серебра: стопи его
И вместительный мне кубок
Слей искусно из него.
Ни Кипридиных голубок,
Ни медведиц, ни плеяд
Не лепи по стенкам длинным.
Отчекань: в саду пустынном,
Между лоз, толпы менад,
Выжимающих созрелый,
Налитой и пожелтелый
С пышной ветки виноград;
Вкруг сидят умно и чинно
Дети возле бочки винной;
Фавны с хмелем на челе;
Вакх под тигровою кожей
И Силен румянорожий
На споткнувшемся осле.
 

<1842>

* * *

 
Пусть гордится старый дед
Внуков резвою семьею,
Витязь – пленников толпою
И трофеями побед;
Красота морей зыбучих -
Паруса судов летучих;
Честь народов – мудрый круг
Патриархов в блеске власти;
Для меня ж милей, мой друг,
В пору бури и ненастий,
В теплой хижине очаг,
Пня дубового отрубок
Да в руках тяжелый кубок,
В кубке хмель и хмель в речах.
 

<1843>

CAMPAGNA DI ROMA [68]68
  Римская Кампанья (итал.).


[Закрыть]

 
Пора, пора! Уж утро славит птичка,
И свежестью пахнуло мне в окно.
Из города зовет меня давно
К полям широким старая привычка.
Возьмем коней, оставим душный Рим,
И ряд дворцов его тяжеловесных,
И пеструю толпу вдоль улиц тесных
И воздухом подышим полевым.
О! как легко! как грудь свободно дышит!
Широкий горизонт расширил душу мне…
Мой конь устал… мысль бродит в тишине,
Земля горит, и небо зноем пышет…
Сабинских гор неровные края,
И Апеннин верхи снеговенчанны,
Шум мутных рек, бесплодные поля,
И, будто нищий с ризою раздранной,
Обломок башни, обвитой плющом,
Разбитый храм с остатком смелых сводов
Да бесконечный ряд водопроводов
Открылися в тумане голубом…
Величие и ужас запустенья…
Угрюмого источник вдохновенья…
Все тяжко спит, все умерло почти…
Лишь простучит на консульском пути
По гладким плитам конь поселянина,
И долго дикий всадник за горой
Виднеется в плаще, и с палкой длинной,
И в шапке острой… Вот в тени руины
Еще монах усталый и босой,
Окутавшись широким капюшоном,
Заснул, склонясь на камень головой,
А вдалеке, под синим небосклоном,
На холме мазанка из глины и ветвей,
И кипарис чернеется над ней…
Измученный полудня жаром знойным,
Вошел я внутрь руин, безвестных мне.
Я был объят величьем их спокойным.
Глядеть и слушать в мертвой тишине
Так сладостно!… Тут целый мир видений!
То цирк был некогда; теперь он опустел,
Полынь и терн уселись на ступени,
Там, где народ ликующий шумел;
Близ ложи цезарей еще лежали
Куски статуй, курильниц и амфор,
Как будто бы они здесь восседали
Еще вчера, увеселяя взор
Ристанием… но по арене длинной
Цветистый мак пестреет меж травой,
И тростником, и розой полевой;
И рыщет ветр, один, что конь пустынный.
Лохмотьями прикрыт, полунагой,
Глаза как смоль и с молниею взгляда,
С чернокудрявой, смуглой головой,
Пасет ребенок коз пугливых стадо.
Трагически ко мне он руку протянул:
«Я голоден,– со злобою взывая.-
Я голоден!…» Невольно я вздохнул
И, нищего и цирк обозревая,
Промолвил: «Вот она – Италия святая!»
 

<1844>

* * *

 
Ах, чудное небо, ей-богу, над этим классическим Римом!
Под этаким небом невольно художником станешь.
Природа и люди здесь будто другие, как будто картины
Из ярких стихов антологии Древней Эллады.
Ну вот, поглядите: по каменной белой ограде разросся
Блуждающий плющ, как развешанный плащ иль завеса;
В средине, меж двух кипарисов, глубокая темная ниша,
Откуда глядит голова с преуродливой миной Тритона.
Холодная влага из пасти, звеня, упадает.
К фонтану альбанка (ах, что за глаза из-под тени
Покрова сияют у ней! что за стан в этом алом корсете!),
Подставив кувшин, ожидает, как скоро водою
Наполнится он, а другая подруга стоит неподвижно,
Рукой охватив осторожно кувшин на облитой
Вечерним лучом голове… Художник (должно быть, германец)
Спешит срисовать их, довольный, что случай нежданно
В их позах сюжет ему дал для картины, и вовсе не мысля,
Что я срисовал в то же время и чудное небо,
И плющ темнолистый, фонтан и свирепую рожу тритона,
Альбанок и даже– его самого с его кистью!
 

<1844>

* * *

 
На дальнем севере моем
Я этот вечер не забуду.
Смотрели молча мы вдвоем
На ветви ив, прилегших к пруду;
Вдали синел лавровый лес,
И олеандр блестел цветами;
Густого мирта был над нами
Непроницаемый навес;
Синели горные вершины;
Тумана в золотой пыли
Как будто плавали вдали
И акведуки и руины…
При этом солнце огневом,
При шуме водного паденья,
Ты мне сказала в упоенье:
«Здесь можно умереть вдвоем…»
 

<1844>

AMOROSO [69]69
  Любовник (итал.).


[Закрыть]

 
Выглянь, милая соседка,
В окна комнаты своей!
Душит запертая клетка
Птичку вольную полей.
Выглянь! Солнце, потухая,
Лик твой ясный озарит
И угаснет, оживляя
Алый блеск твоих ланит.
Выглянь! глазками легонько
Или пальчиком грозя,
Где ревнивец твой, тихонько
Дай мне знать, краса моя!
О, как много б при свиданье
Я хотел тебе сказать;
Слышать вновь твое признанье
И ревнивца поругать…
Чу! твой голос! песни звуки…
И гитары тихий звон…
Усыпляй его, баюкай…
Тише… Что?., заснул уж он?
Ты в мантилье, в маске черной
Промелькнула пред окном;
Слышу, с лестницы проворно
Застучала башмачком…
 

<1845>

FORTUNATA [70]70
  Счастливая (итал.).


[Закрыть]

 
Ах, люби меня без размышлений,
Без тоски, без думы роковой,
Без упреков, без пустых сомнений!
Что тут думать? Я твоя, ты мой!
Все забудь, все брось, мне весь отдайся!…
На меня так грустно не гляди!
Разгадать, что в сердце,– не пытайся!
Весь ему отдайся – и иди!
Я любви не числю и не мерю;
Нет, любовь есть вся моя душа.
Я люблю – смеюсь, клянусь и верю…
Ах, как жизнь, мой милый, хороша!…
Верь в любви, что счастью не умчаться,
Верь, как я, о гордый человек,
Что нам ввек с тобой не расставаться
И не кончить поцелуя ввек…
 

<1845>

* * *

 
Еще я полн, о друг мой милый,
Твоим явленьем, полн тобой!…
Как будто ангел легкокрылый
Слетал беседовать со мной,-
И, проводив его в преддверье
Святых небес, я без него
Сбираю выпавшие перья
Из крыльев радужных его…
 

<1852>

ПЕЙЗАЖ

 
Люблю дорожкою лесною,
Не зная сам куда, брести;
Двойной глубокой колеею
Идешь – и нет конца пути…
Кругом пестреет лес зеленый;
Уже румянит осень клены,
А ельник зелен и тенист;
Осинник желтый бьет тревогу;
Осыпался с березы лист
И, как ковер, устлал дорогу…
Идешь как будто по водам -
Нога шумит… а ухо внемлет
Малейший шорох в чаще, там,
Где пышный папоротник дремлет,
А красных мухоморов ряд
Что карлы сказочные спят…
Уж солнца луч ложится косо…
Вдали проглянула река…
На тряской мельнице колеса
У же шумят издалека…
Вот на дорогу выезжает
Тяжелый воз – то промелькнет
На солнце вдруг, то в тень уйдет…
И криком кляче помогает
Старик, а на возу – дитя,
И деда страхом тешит внучка;
А, хвост пушистый опустя,
Вкруг с лаем суетится жучка,
И звонко в сумраке лесном
Веселый лай идет кругом.
 

<1853>