Текст книги "тема: "Псы любви""

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Ахметьев мрачно процитировал:

– …доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего. И я слышал число запечатленных: запечатленных было сто сорок четыре тысячи…

– Откуда это?

– «Апокалипсис». Откровение Иоанна Богослова, – ответил за помощника «папа» Иммануил. – Вы хотите знать, что будет? Еще до конца сегодняшнего дня Благодать снизойдет на весь город. Завтра непросветленных не останется и в области. На третий день Это охватит полстраны. К пятому дню Сын Человеческий перехватит все каналы связи, все спутники, все ретрансляторы, и Благодать распространится по всему миру.

Он замолчал.

– А дальше?.. – выдавил из себя все тот же голос.

Иммануил Арсенович оглянулся, и все пораженно вздрогнули: академик разом постарел, глаза запали, привычно подтянутое моложавое лицо изрезали морщины.

– Утром седьмого дня по опустевшим городам Земли будут бродить лишь сто сорок четыре тысячи вселюбящих, абсолютно праведных существ. Им не о чем будет говорить друг с другом, и на мир опустится тишина. Лишь бескрайнее море серого пепла будет тихо шуршать под ногами запечатленных.

Юрий Бурносов
ROSES

– И что вы намерены нам показать? – спросил Троуп.

– Кое-что… – Стордаль постучал кончиком карандаша по выступающим вперед зубам и повторил с идиотским видом: – Кое-что…

Классический тип Сумасшедшего Ученого из комиксов. Лацканы белого халата запачканы майонезом и соусом «Табаско», и еще Троуп был на сто процентов уверен, что Стордаль не застегнул ширинку, но под халатом этого, благодарение Господу, не было видно.

Уордер, человек из НАСА, стоял с выжидающим видом, словно знал нечто такое, чего не знали остальные, и оно вот-вот должно случиться, а зануда Монкур орудовал пилкой, приводя в порядок ноготь большого пальца, и без того пристойный с виду. Глупее остальных выглядели прибывшие вместе с Троупом Ашер-Смит и Колфелт. Еще бы: «кое-что»…

– Я не хотел бы вас торопить, но мы прилетели из Сиэтла и… – начал было Троуп, но тут ученый оживился и расплылся в улыбке.

– Извините, – сказал он, – я задумался. Конечно же. Пойдемте, я вам покажу.

Конечный пункт долгих переходов по решетчатым мостикам и трубообразным коридорам, освещенным люминесцентными панелями, не обрадовал. Обычный тесный зальчик, приборы, экраны, полумягкие кресла на колесиках.

В углу возился техник с паяльником в руках, который при виде высокой делегации тут же скрылся.

– Собственно, вот, – сказал Стордаль, указывая на самый большой экран.

– О неразумности отправки в космос разнополых экипажей говорилось очень давно, – менторским тоном заявил Монкур. – Еще русские это поняли.

– Хотя они первыми запустили женщину в космос, а потом и разнополые экипажи, – сказал Ашер-Смит.

Они сидели в большой комнате для отдыха. Троуп был на различных базах, так что привык ко всякому. Да и сетовать не на что – отличный кофе, свежие журналы, кондиционер. Колфелт дремал, развалившись в плетеном кресле, а Уордер где-то шастал. Уордер, похоже, знал много больше, нежели остальные, но делиться этими знаниями не желал или не имел соответствующего приказа.

– Поэтому у русских и есть основания так заявлять, – парировал Монкур. – Вы обратили внимание, что они запускали в космос женщин исключительно с пропагандистскими целями?

– Русские все делают с пропагандистскими целями, – заметил Колфелт, не открывая глаз.

– Уже нет, – отмахнулся Монкур. – Так вот, мы этого не понимали довольно долго. Как результат – несколько не слишком приглядных историй, о которых вы не прочтете в популярной литературе об исследованиях околоземного пространства. И ладно бы проблема заключалась только в сексуальных потребностях – это как раз можно решить…

– Напичкать всех таблетками, отбивающими всякую охоту? – сонно спросил Колфелт. – А нужны ли нам такие астронавты?

– Не нужны, полковник, совершенно с вами согласен. Тем не менее это проблема решаемая. А вот проблемы психологического плана… Астронавт-мужчина видит в астронавте-женщине объект защиты. Астронавт-мужчина готов пожертвовать ради астронавта-женщины многим, в том числе тем, чем он никогда не пожертвовал бы ради астронавта-мужчины. Помните аварию на «Аламо»? К чему нам была эта живая журналистка, Ванда Джексон? А ведь Калеб Моррис погиб, уступив ей этот чертов скафандр, хотя нам был нужен живым именно Калеб Моррис, со всеми его задумками и открытиями в его умной, но, к сожалению, теперь уже безвозвратно мертвой голове! А взамен мы получили огромную статью в «Космополитен» о самопожертвовании и облитые слезами и соплями груды цветочных гирлянд на мысе Канаверал. Этот кретин снял с себя скафандр и отдал ей! А разве один мужик отдал бы свой скафандр другому?

– Черта с два, – сказал Колфелт.

– Если они не геи, – добавил Троуп.

– Вот и не спрашивайте, зачем нам нужна программа «Розы».

– Я не думаю, что налогоплательщики сильно обрадуются тому, что вы потратите энное количество миллиардов долларов лишь затем, чтобы доказать, что в космосе вредно играть в «спрячь морковку» и рыцарские штучки, – хмыкнув, сказал Ашер-Смит.

– А они и не узнают.

Уордер появился в комнате неслышно и даже немного напугал Троупа своей нежданной репликой.

– В конце концов, это обычный полет, – продолжал Уордер, садясь. – Ассигнования специально не увеличивались, мы чисты. Никто из астронавтов на станции – ни Клеменс, ни Нид, ни Сковелл – не знает об эксперименте. Они просто работают и не подозревают, что мы за ними… шпионим, что ли. К тому же, помимо «Роз», там крутится еще одна весьма интересная программа, о которой я вам, к сожалению, пока сказать не могу.

– И на том спасибо, – Ашер-Смит выглядел рассерженным. – Как я понимаю, ваш протеже, этот Стордаль, собирается устроить им небольшое ЧП?

– Вроде того, – лучезарно улыбнулся Уордер.

– Учебное, надеюсь?

– Вроде того, – снова улыбнулся Уордер.

– За каким же чертом вы нас сюда позвали, если говорите исключительно намеками? – вспылил Ашер-Смит.

– Наблюдать, генерал. Всего лишь наблюдать, – сказал Монкур.

«20.20. Сковелл и Нид уединились, если так можно сказать, имея в виду тесное пространство станции. Похоже, Сковелл влюблен».

Стордаль оторвался от журнала и спросил:

– Генерал, как вы думаете, Сковелл любит Нид?

– По крайней мере, он делает ей намеки, – сказал Ашер-Смит.

– А вы, Троуп?

– Бог его знает, – чистосердечно ответил полковник. – Я бы сказал, он ее кадрит.

– За неимением других, – пробормотал Колфелт.

– А по-моему, он влюблен. Он читает ей стихи, – сказал Стордаль, улыбаясь. – Очень плохие стихи, явно собственного сочинения.

«Аламо» болтался сейчас несколькими десятками тысяч километров выше. Троуп глядел в звездное небо, раскинувшееся над пустыней подобием рваного пончо, и тянул через соломинку густой сладкий коктейль. В конце концов, поездка оказалась даже приятной.

– Отдыхаете, полковник?

На террасе появился Стордаль. На сей раз ученый где-то оставил свой грязно-белый халат, сменив его на костюм удушливо-черного цвета.

– Присаживайтесь, мистер Стордаль, – радушно предложил Троуп, благо шезлонгов вокруг стояло предостаточно.

– Благодарю.

– Коктейль? Пиво?

– Я возьму пиво, – согласился Стордаль и выудил из ящика со льдом банку «Корз». Открывая ее, он облился пеной и принялся облизывать пальцы, и Троуп поспешил перевести взгляд обратно в черно-звездную бесконечность.

– Я вас понимаю, – сказал, хлюпая пивом, психолог. – Ничего интересного, сплошная рутина. Однако вы не замечаете нюансов.

– Например?

– Например, вчера Сковелл уступил Нид свою порцию ванильного крема, потому что оставалось всего две. Себе он взял клубничный.

– И что?

– Да то, что Сковелл терпеть не может клубнику во всех проявлениях. Даже на картинках, наверное.

– Вы предлагаете мне вписать это в отчет?

– Достаточно того, что я вписал это в журнал наблюдений. И таких мелочей за день набирается десятка полтора-два.

– И какие вы делаете выводы?

– Пока можно говорить о том, что Сковелл явно влюблен в Нид. Хотя для эксперимента хватило бы простой симпатии. А вот Клеменс нейтрален. Я полагаю, он даже не одобряет некоторых послаблений, которые Сковелл делает для Нид, но Сковелл – командир. Как вы понимаете, с кремом все получилось не случайно.

– Вы хитрец, мистер Стордаль.

– Благодарю, полковник. Надеюсь, что вскоре вам станет интереснее наблюдать за происходящим на станции.

– Обещанное ЧП?

– Что?

– Уордер обещал нам небольшую встряску.

– Вроде того, полковник. Вроде того.

«12.34. Сковелл и Клеменс работают в открытом пространстве, укрепляя внешние части минирадиотелескопа «Циклоп».

– Они все еще там? – спросил Ашер-Смит.

– Да, – сказал Стордаль, откладывая журнал. – Уже заканчивают, сейчас вернутся на станцию.

Уордера, как обычно, не было – наверное, докладывал своим боссам в НАСА о том, как весело проводит время на базе. Троуп озабоченно потрогал щеку – сковырнул прыщик, когда брился. Интересно, как они бреются там, в космосе? Тут же представилась специальная электробритва с каким-нибудь ухищрением типа пылесоса. Несмотря на свою причастность к космическим программам, до подобных мелочей Троуп не опускался, а зря. Хотя бы просто ради банального любопытства.

– В Хьюстоне небось радуются, – заметил Колфелт. – Пятьдесят лет человек летает в космос, а они до сих пор устраивают праздник по поводу каждой прикрученной снаружи железяки.

Появился техник по фамилии Биркин, деловито пронес пачку перфокарт. Команде Троупа приходилось видеть только его и Стордаля, хотя на базе, несомненно, работали и другие, но доступа в этот маленький центр они не имели. Секретность происходящего не соответствовала простоте эксперимента, и Троуп уже задумывался об этом. Вчера перед сном он поделился сомнениями с Колфелтом, и желчный полковник напомнил про обещанные ЧП и параллельную программу.

– Мало ли, что там у них на станции, – сказал он, взбивая подушку. – Пентагоновские парни все еще лелеют надежду подстрелить кого-нибудь на орбите. Лучше не лезьте, Гэвин. Между прочим, я для себя уже решил – распатроню этих умников с их «Розами». Космический водевиль, вы не находите? В роли злого дядюшки – Клеменс, в роли красавицы – Нид, и герой-воздыхатель тут как тут.

Проходивший обратно Биркин рассыпал свои перфокарты, и Троуп вернулся из воспоминаний в день сегодняшний. Он наклонился было, чтобы помочь технику, но тут Ашер-Смит воскликнул:

– Что это?!

Задребезжал зуммер, откуда-то возник Уордер, тут же кинувшийся к экрану. Перешагнув через ворох перфокарт, полковник Троуп налетел на торопившегося Стордаля.

– Обещанное ЧП! – сказал Колфелт.

– Разгерметизация, – сообщил Уордер. – Как на «Аламо».

– Метеорит?

– Какое там. На «Аламо», полковник, был обычный заводской брак.

– У них там дела плохи, – сумрачно сказал наблюдавший за событиями на экране Ашер-Смит.

В самом деле, на станции явно происходило что-то незапланированное. На лицах Сковелла и Клеменса читалась растерянность, они озабоченно щелкали тумблерами на пультах, а Нид сидела в своем кресле, бессильно опустив руки.

Собравшимся у экрана оставалось только смотреть – все проблемы решались сейчас в Хьюстоне. Ашер-Смит схватил психолога за плечо и развернул.

– Это ваша обещанная учебная тревога? – спросил он. – Говорите честно!

– Не совсем, – пробормотал Стордаль. Он хотел что-то добавить, но тут вмешался Уордер.

– Учебная тревога была назначена на шестнадцать ноль ноль, – сухо сказал он. – После этого – вне зависимости от результатов – астронавты должны были отправиться домой, на Землю.

– Хьюстон их вытащит.

Это сказал Монкур, но представитель НАСА покачал головой.

– Хьюстон тут не поможет. У них всего два скафандра.

– Какого черта? – взвился Ашер-Смит. – Почему?

– Мы планировали учебную тревогу, то самое ЧП. В одном из скафандров нарушена система жизнеобеспечения, притом так, что это легко заметно. Вероятность того, что за эти считанные часы случится реальная авария, ничтожно мала. Но…

Уордер замолчал.

Троуп оглянулся – техник сидел на полу среди своих перфокарт с открытым ртом и выпученными глазами. Психолог торчал поодаль. Судя по лицу Стордаля, сказанное было правдой.

– Вы хотите сказать, что только что убили одного из членов экипажа? – спросил Ашер-Смит, прищурившись.

– Все пока живы, генерал.

– Кто санкционировал ваши забавы со скафандром?

– Генерал Карриган. Вы довольны? Так давайте смотреть, что там дальше. Никто еще не умер и, возможно, не умрет.

Ашер-Смит проводил вернувшегося к экрану Уордера взглядом, но смолчал. Санкция Карригана свела на нет весь его пыл – с четырехзвездного героя-астронавта могла спросить разве что специальная комиссия из конгрессменов.

Тем временем ситуация на станции развивалась негативным образом. Уордер на пару минут исчез, потом появился снова и сообщил, что говорил с Хьюстоном, и разгерметизация куда серьезнее, чем казалось, и живучесть станции под угрозой. Стордаль стоял, бледный, как смерть.

– Я так не могу, – прошептал Монкур. – Мы смотрим на них, как на шоу.

– Она обнаружила повреждение, – сказал Колфелт, тыкая пальцем прямо в экран.

Нид.

Лицо женщины исказилось. К ней подплыл Клеменс, что-то спросил, неслышное за писком зуммера и помехами, Нид, похоже, выругалась в ответ. Сковелл уже забрался в свой скафандр и с чем-то ожесточенно возился. Клеменс окрикнул его, Сковелл мотнул головой.

– Сковелл отдаст ей скафандр, – убежденно сказал Монкур.

– Не Клеменс же… – кивнул Уордер.

– Делайте ставки! Делайте ставки, господа! – выкрикнул Ашер-Смит и повернулся к Уордеру. – Вам не приходило в голову переговорить с Тедом Тернером по поводу телевизионной трансляции?

– Вы много себе… – начал Уордер, но тут Троуп неожиданно для себя коротким ударом снизу в челюсть послал его лежать в угол комнаты. Ашер-Смит вцепился в полковника, ему помогли Колфелт и Монкур.

– Вы ответите, Троуп! – визжал Уордер, суча ногами в попытке встать. Он выплюнул на белый линолеум окровавленный зуб, скривился и повторил: – Вы будете отвечать!

– Успокойся, Гэвин, – шипел Колфелт, повисший на спине полковника. – Успокойся! С этой крысой мы разберемся позже.

– Это мой скафандр! Мой!

Сковелл бил себя рукой в грудь, где на табличке красовалось его имя.

– Он ей не подойдет!

– Берите мой, – предложил Клеменс.

Биолог посмотрела на него глазами, полными слез.

– А как же вы?

– Я попробую продержаться так. Дыхательный аппарат вроде бы цел, и если мне повезет…

– Я не могу… – прошептала Нид.

– Можете, Сибил. Можете.

Уордер выглядел плачевно.

– Вы сами виноваты, – сказал Ашер-Смит. – О таких вещах нужно предупреждать.

Представитель НАСА ничего не ответил.

– Мы преследовали иные цели, джентльмены, – сказал генерал Карриган. – Программа «Розы» была второстепенной, нас куда больше занимал проект «Часовщик». К тому же то, что вы ничего не заметили, уже по сути своей положительная оценка.

– Значит, Нид ничем не рисковала? – спросил Троуп.

– Рисковала, конечно же. Но в значительно меньшей степени, нежели человек. Андроиды не бессмертны, но… они ведь всего лишь андроиды.

– Что будет с остальными?

– Сковелла придется списать. Он чересчур труслив, а нам не нужны такие люди. Что же до Клеменса, то с ним все в порядке. Вопрос о смешанных экипажах с повестки дни снят окончательно, ибо нам и без пресловутого ЧП хватило того, что накопал доктор Стордаль. Однако если вы напишете собственные отчеты, буду вам весьма благодарен.

– Мы свободны, генерал? – спросил Колфелт.

– Разумеется.

Троуп глядел в звездное небо, раскинувшееся над пустыней подобием рваного пончо, и тянул через соломинку густой сладкий коктейль. В конце концов, поездка и в самом деле оказалась приятной. Никакого чувства вины перед Уордером полковник не испытывал.

– Мистер Троуп? – окликнули его. Стордаль приветливо оскалил свои жуткие зубы.

– Вертолет будет через десять минут, и я хотел сказать вам…

– Что такое?

– Я, наверное, не имею права, но вы так… Вы… В общем, вы вели себя правильно.

Полковник искоса посмотрел на ученого – в белом халате, с торчащими зубами и растрепанной шевелюрой, тот выглядел в мягком свете ламп, словно герой классической драмы, гость с того света, тень отца Гамлета.

– Спасибо, доктор.

– Но вы не знаете… Я тоже не знал, с самого начала не знал…

– То, что Сибил Нид – андроид? Карриган сказал нам.

– Да, Нид – андроид… Я не знал этого и узнал лишь сегодня. Но генерал не сказал вам другого. Во-первых, Клеменс погиб.

– Как? Но Карриган…

– Карриган соврал. Клеменс погиб. Но главное даже не в этом. Мы серьезно рассматривали вариант «Сковелл – Нид», на что готов Сковелл ради своей любви или даже простого увлечения. А Клеменс… Насчет Клеменса мы ничего не думали.

– Это был такой черствый человек?

– Мы нашли дневники Клеменса, – продолжал Стордаль, не слыша полковника. – Он, оказывается, любил Нид. В самом деле любил, еще с предполетной подготовки…

– Печально, – сказал Троуп. – В самом деле, это печально, доктор.

– Дело даже не в этом, полковник.

– А в чем же?

– Да в том, дорогой мой Троуп, что помимо программ «Розы» и «Часовщик» на станции шел проект «Дедал». Проще говоря, Клеменс тоже был андроидом.

Стакан, не разбившись, мягко покатился по бетонному покрытию крыши.

Дмитрий Браславский
ЧАРОДЕЙКА НА ВЫДАНЬЕ

Дверь в столовую с грохотом распахнулась.

– Аршан! – Едва не оставив добрую половину платья на дверной ручке, Селина вихрем ворвалась в старинную залу, напоминавшую своими низкими полукруглыми сводами монастырскую трапезную.

– Доченька… – укоризненно покачала головой Луиза.

– Да будет тебе! – поднявшись из-за стола, Аршан айн Гратц бережно прижал к себе повисшую на шее племянницу.

Вернее, не совсем племянницу. Отец овдовел, когда Аршану не было и пяти лет. Прошло несколько месяцев, и отец женился вновь. Вместе с Веей в их жизни появился не только игрушечный уютный замок неподалеку от Тайлена, но и ее дочь от первого брака – малышка Луиза.

Селина нередко напоминала Аршану юную Луизу – как не слишком искусная копия напоминает дивный портрет кисти прославленного Пирьере. Унаследовав длинные роскошные темно-русые волосы, несколько кругловатый овал лица и привычку задумчиво поднимать глаза к потолку, Селина, казалось, делала все, чтобы ее нельзя было перепутать с благородной Луизой айн Дарран, чье появление на балах при дворе Его Светлости герцога Тайленского едва ли могло остаться незамеченным.

Луиза напрасно тратила средства, мечтая привить Селине любовь к танцам и верховой езде. Последний мэтр продержался долго, почти три недели, пока Селина, наступив на подол платья, не впечатала партнера в пол, умудрившись сломать незадачливому учителю ногу. Месяца два он провалялся в гостевых покоях, оглашая их стенаниями, которые сделали бы честь породистому фамильному привидению, и поторопился исчезнуть, едва обрел возможность ходить.

Лошадей же Селина любила и могла часами пропадать на конюшне, вполголоса беседуя с каждой из них и подкармливая припасенным сахаром, который вечно таскала в карманах. Но стоило делу дойти до прогулки верхом, девушка ударялась в слезы: взгромоздиться на шею коню казалось ей столь же противоестественным, как и отправиться подышать свежим воздухом верхом на мамочке.

Вместо этого Селина увлекалась чародейством. И ладно бы она просиживала днями и ночами над пыльными неподъемными фолиантами – с этим Луиза, скрепя сердце, еще могла бы смириться. Читать и писать – умение в хозяйстве не лишнее, а тяжелый кропотливый труд с годами мог бы и поднадоесть. Но, как назло, девушке все давалось легко.

В тринадцать лет, не проведя ни единого дня в школе магов, Селина шутя прошла Слияние – такого успеха в Тайлене не помнили и старожилы. А чтобы Луиза не рискнула препятствовать дочери, Аршан вовремя шепнул ей, что потенциальный чародей куда опаснее, чем состоявшийся – того и гляди… Но тут Луиза попросила избавить ее от лишних подробностей, и заботливый дядюшка не стал уточнять, что до Слияния маг представлял опасность в основном для себя самого. А вот после…

Жизнь в замке превратилась в кошмар. Ссылаясь на мигрень, Луиза все реже выходила из своих покоев, строча в одиночестве отчаянные письма сводному брату. Она плохо представляла себе его дела – впрочем, хорошо их знали едва ли десятка три людей, а из оставшихся в живых и того меньше. Однако Луиза искренне полагала, что кто кашу заварил – тому ее и расхлебывать. К тому же, как человек, имевший отношение к одному из самых могущественных жреческих Орденов, Аршан обладал обширными связями и не менее обширным жизненным опытом.

Время шло, Луиза беспрекословно выполняла все инструкции, которые приносила голубиная почта, но терпение ее было на исходе. И после очередного послания – уже третьего за последний месяц – Аршан понял, что избежать визита в замок ему не удастся.

Нельзя сказать, чтобы мысль об этом была ему неприятна – несмотря на довольно прохладное отношение к сестре, Аршан любил Селину как собственную дочь. Однако где найти время на неспешное путешествие в окрестности Тайлена, когда, едва разберешься с заговорами мессарийцев, как тебя перебрасывают на подавление мятежа Сигурда в Трумарите, а там, не успеешь толком прийти в себя, пора уже отправляться в Вар-Рахиб под видом полномочного посла не существующего в природе вольного города Заняла.

За всеми этими хлопотами, собственной семьей Аршан айн Гратц так и не обзавелся. Невысокий, толстенький, лысоватый, с широкой жесткой бородой, которая по утрам напоминала ему накладные бороды кочующих комедиантов, Аршан не сомневался, что ежели какая девица и захочет выйти за него замуж, так только польстившись на возможность влиться в ряды спесивого староимперского дворянства и с выгодой пристроить своих многочисленных родственников. К каждой новой девушке, появлявшейся на его горизонте, он относился с профессиональной подозрительностью, еще больше укреплявшейся, когда очередная несостоявшаяся госпожа айн Гратц отправлялась восвояси, так ничего и не добившись. «Истинная любовь, – нередко говаривал он, – не боится преград и не исчезает при первых заморозках»…

– Девочка моя! – Отстранив племянницу, Аршан бегло оглядел ее с ног до головы и, надо сказать, увиденное его не порадовало.

Заставить Селину сшить новое платье не смогла бы и сама преблагая Ашшарат, спустись она на землю. Когда очередной наряд оказывался безнадежно прожжен кислотой, девушка открывала доставшийся ей от прабабки сундук и находила там что-нибудь, отдаленно подходившее ей по росту и размеру. Вот и сегодня на ней красовалось бархатное фиолетовое одеяние, безнадежно вышедшее из моды еще при последнем императоре. Или даже предпоследнем.

– Как же здорово, что ты выбрался! Давно у нас?

– Считай, только приехал. Ну, пойдем, покажешь мне свою коллекцию. Наслышан, наслышан, как же…

– Маменька наябедничала? – Селина, не стесняясь, скорчила Луизе гримаску и показала ей маленький, мармеладно-розовый язычок, свидетельствующий о безупречном здоровье.

Схватив Аршана за руку, она потащила дядюшку к выходу. С трудом разминувшись с оказавшимся на пути креслом, айн Гратц попытался было сопротивляться, но быстро смирился: силушке его племянницы мог бы позавидовать испытанный боец, с отличием закончивший школу мечников в Иратаке.

На третьем этаже Селина свернула с лестницы и, едва не обратив в крошево старинную напольную вазу, стремительно втащила Аршана в свои покои.

– Идиоты! – Она подвела дядю к стеклянной витрине на гнутых бронзовых лапах. – Как взбесились! И угораздило же меня родиться женщиной!

– Неужели ни один-таки не понравился? – усмехнулся в бороду Аршан. – Луиза, помнится, рассказывала, у тебя отбоя нет от поклонников.

Несколько слов, в сердцах брошенных в ответ хрупкой девушкой, заставили Аршана мысленно признать, что она явно превзошла родного отца в искусстве нелицеприятно выражать свои мысли – а ведь, помнится, вся прислуга сбегалась послушать их с Луизой скандалы, и мужская ее часть только восхищенно прицокивала языком, когда покойный господин айн Дарран заходил на очередной круг.

– Селина! – попытался он одернуть племянницу.

– Что Селина? – рявкнула девушка и тут же смущенно потупилась. – Прости.

– Ничего-ничего, – великодушно махнул рукой Аршан, с любопытством разглядывая выложенные под стеклом вещи. – Ну-с, приступим. Вот этот берет…

– Украшал плешь благородного господина Кэрра айн Руш, – представила берет Селина. – Индюка-коротышки из Альдомира. В карманах мышь в кулак свищет, на штанах заплата в три ладони, а туда же, щеки надувать!

– Это ему ты посадила в карман белую мышку? – припомнил Аршан письма Луизы.

– Знал бы ты, как он подпрыгнул, когда она и в самом деле засвистела! – звонко расхохоталась Селина. – А вот тут, смотри, – девушка показала на испачканное в чернилах воронье перо, – все, что осталось от моего, с позволения сказать, коллеги. Шукан, подающий надежды чародей. Надежды-то он, может, и подавал, а вот руку даме… И еще, – Селина понизила голос, – у него была жуткая грязь под ногтями. Ненавижу!

– И в кого же ты его превратила? – со вздохом поинтересовался Аршан.

– Его – ни в кого! – ухмыльнулась Селина. – Наглый такой был, все в парк по вечерам звал. Ну, я и согласилась. Не зря, думаю, хвалится, что любую магию влет распознает.

– Распознал? – насторожился Аршан.

– Ну, как тебе сказать… И часа не прошло – целоваться полез. Каков, а? Обнял, облобызал. А дальше, как в сказках: смотрит, у него в объятиях ослик наш. Да ты его наверняка помнишь – на нем Пьер хворост в замок возит…

– Ну и сказки ты читаешь!

Посмотрев на довольную физиономию племянницы, Аршан вновь тяжело вздохнул. Коллекция трофеев и впрямь поражала разнообразием: пряжка с пояса бродячего охотника за драконами, золотая пуговица богатого торговца из Дебокассии, перчатки соседского сынка – редкостного лодыря и лоботряса, браслет широко известного в узких кругах тайленского шулера, оберег популярного среди местного дворянства проповедника… Да уж, Луизе не откажешь в изобретательности!

Когда очередной претендент на руку и сердце прибывал в замок (обычно, «совершенно случайно», «ехал мимо, вот и заглянул на огонек»), Луиза принималась хлопотать вокруг гостя, а Селина послушно выходила знакомиться и моментально начинала строить планы, как бы сподручнее от него избавиться. Надо отдать ей должное: больше двух дней не прогостил никто. И все покидали замок совершенно добровольно! Племянница же стоически махала гостю вслед платочком с угловой башни и возвращалась к придумыванию своих драгоценных заклятий.

Селина старалась не повторяться. Особенно Аршану запомнилась история про дебокасского купца, чей камзол печально проворчал среди обеда: «Полнеем, старина, полнеем. Скоро ведь в двери пролезать не будем». Правда, и с проповедником недурственно получилось: проснувшись по утру после неумеренных возлияний, он увидел, что покоится на гигантской, размером с двор замка, кровати, а подле нее надвратной башней возвышаются стол и кресло. Его громкий вопль долго еще гулял по узким каменным лестницам, а бедная Селина до конца дня пластом пролежала в своих покоях: иллюзия отняла у нее столько сил, что девушка и пальцем шевельнуть не могла.

– Прямо одолели, супостаты, – жалобно ныла Селина. – То никого, а два года назад – как с цепи сорвались. Не успеваю одного выставить, второй лезет! Аршан, ну что во мне такого?!

Поймав брошенный на него быстрый хитрый взгляд, Аршан заверил девушку, что она прекрасней весеннего утра и умнее всех иерархов его Ордена вместе взятых. А также обаятельна, скромна, стройна и (здесь ему пришлось слегка покривить душой), несомненно, грациозна.

Они проболтали до позднего вечера, хохоча на весь замок и пригоршнями отправляя в рот засахаренные орешки. Забравшись с ногами на старинное кресло, Селина незаметно заснула. Укрыв ее пледом, Аршан поцеловал племянницу в лоб и тихонько выскользнул из комнаты: он знал, что Луиза будет ждать его, во сколько бы он ни освободился.

Я бы, конечно, не отпустила его до самого утра, но надо же и честь знать! Тем более что я просто подпрыгивала от нетерпения: интересно, что теперь маменька ему наговорит!

Да с чего вы взяли, что подслушивать нехорошо?! Очень даже хорошо: они же не о ценах на урожай собрались посплетничать!

Щепотка голубого порошка – и огонь в камине заметался, разбрызгивая голубоватые искры. Я осторожно отодвинулась подальше.

– …Мои возможности, – донесся из камина раздраженный голос Аршана. – Я же, извини меня, не бог!

– А кто врал, что у него куча знакомых?! – Маменька, видно, тоже пребывала не в лучшем расположении духа.

– Луиза! – Аршан взял себя в руки. – В пятый раз тебе повторяю: я не смогу рекомендовать ее, до тех пор, пока синклит не убедится в ее способности полюбить. Хоть кого-нибудь! Хорошо, допустим иерарх Савернос – мой добрый друг, но никто ведь и не требует роковых страстей с попыткой наложить на себя руки! Пусть хотя бы замуж выйдет, а там я уже смогу подсуетиться и уверить остальных, что это сугубо по неземной любви!

Эх, спуститься бы сейчас, да и дать ему по голове стоящим в маминой гостиной тяжелым бронзовым подсвечником! Так вот, оказывается, откуда все эти толпы воздыхателей!

– Какая уж тут свадьба, – грустно бубнила маменька, – она же ничего, кроме своих заклятий, и видеть не хочет. Знаешь, чего мне стоило уговорить Замбуна спасти ей жизнь? Бедняга и сам-то едва умел плавать. А если ты думаешь…

Вспомнив Замбуна, я невольно хихикнула. Мозги с кулачок, сплошные мускулы. Грудь колесом, латы сияют, изо рта чесноком несет! А я-то, дура, еще удивлялась, что это он так мечтательно закатывает свои поросячьи глазки, уговаривая меня покататься при луне на лодке…

Огонь в камине взвыл, и я поторопилась кинуть еще щепотку.

– …Хоть от меня отстань, а? – взмолился Аршан. Поставленный на столик бокал недовольно звякнул. – Стар уже за юбками-то бегать. И вообще – я счастлив, если хоть пару дней в году в собственном доме переночую. Да и толку от этих девиц… Волосы завьют, духами себя опрыскают – как начнешь чихать, не остановишься. А уж коли рот раскроют… Нет, не нашел – и искать не стану. Любовь, знаешь ли…

Знаю, знаю! Все я про тебя знаю, а скоро буду знать еще больше. Любишь брюнеток, я перекрашу волосы, любишь пирожки… Ладно, уговорил, научусь у Марты их печь. И завтра же закажу в городе все одиннадцать томов «Наставлений» Саверноса.

Подожди немного, я же еще только учусь. Подожди, ладно?

Юркнув в постель, я раскрыла дневник. «Сегодня приехал Аршан. – Буквы проступали на бумаге, повинуясь движениям пальца. Вот еще, чернилами пачкаться. – Славно поболтали. Уверял, что я обаятельна, скромна, стройна и, – я подчеркнула это тремя чертами, – грациозна».