Текст книги "тема: "Псы любви""

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Я уйду, – прошептал я. – Однажды я уйду!

Японец кивнул:

– Мы не рабы. Мы вправе уйти.

Олег Козырев
ХОЛМ

Лешка приставил к стене металлическую крышку от термоса и прижал к ней ухо.

– Леха, ну как там? – Мигель стоял на стреме и ничего не слышал, ему было тяжелее всех. – Чего решили?

– Мигель, ты если смотришь, то смотри, не мешай человеку, – поставила испанца на место белокурая Ирка.

Мигель что-то буркнул под нос, но успокоился и товарищей больше не отвлекал. Лешка старательно вслушивался в разговор взрослых, с трудом доносящийся издалека. Делать это, находясь на плечах Олега, было не так легко.

Докладывал Вадим Малнис – комендант колонии.

– Все мы осознаем масштаб игры, которая ведется на этой планете…

– Ком, ладно нам лапшу на уши вешать, ничего мы не осознаем, – прервал Малниса Ванька Суров, спец по связи, местный бунтарь. – Сидели мы на этой планете пару столетий, и еще бы пару проторчали, без задней мысли о том, что под носом творится. Если бы полярники не появились…

– Суров, сделай одолжение, уйди. Проверь, например, как там связь работает, – комендант не одобрял разболтанность связиста. – А то я вчера тебя докричаться не мог.

– А он в чате небось сидел, – съязвила супруга коменданта Елена Малнис, и, в общем-то, была недалека от истины.

– Я сеть проверял, – огрызнулся Ванька, и больше коменданта не прерывал.

– Итак, полярники действительно нагрянули нежданно и показали всем нам, что под носом тугодумных землян все это время был Холм. Уж не знаю, откуда они там на Полярной Звезде об этом узнали, но вот узнали. Аномалии Холма мы раньше воспринимали как особенности климата и биосферы планеты. Сегодня мы понимаем, что Холм защищал себя, – комендант хлебнул квасу и продолжил. – Ни нам, ни, видимо, полярникам, за десять лет ни разу не удалось добраться до Него. Мы потеряли много роботов и, что печальнее, людей…

Лешка украдкой вытер глаза, сделав вид, что туда попала пылинка. Парень был не единственным сиротой в колонии.

– Я только что получил сообщение, – продолжил комендант. – Земля приказывает нам свернуть программу исследований.

Предвосхищая возможные возмущения колонистов, Малнис открыл все карты.

– Видимо, скоро будет война. На границе возрастает напряжение. Более того, к нам движутся два десантных корабля: один с Земли, другой… с Полярной Звезды. Очевидно, очень скоро мы окажемся в самом центре большой заварушки.

Олег покачнулся, в результате чего Лешка с криком слетел вниз. Услышав шум, охранник направился к углу здания.

– Бежим! – крикнул Мигель.

Ватага ребят бросилась за угол штаба, спрыгнула в траншею, пробежала до ее конца и остановилась лишь у жилых корпусов. Мигель, Олег, Ирка и Сильвия сразу на-

кинулись на Леху, ожидая его рассказа. Алексей постарался передать все, что услышал, как всякий подросток добавив кое-что и от себя.

– Холм, как я понял, решили оставить на будущее, – завершил подросток свой рассказ. – Сперва попробуют разобраться с полярниками.

– Давно пора, – процедила Ирка. – Лезут во все дыры. Да и космолет тогда взорвали точно они.

– Ир, – возразил Олег. – Это же неизвестно.

– Известно!

Спорить с Иркой никто не порывался, поэтому подростки просто замолчали. Показались взрослые, возвращавшиеся с совещания. Связист Суров, против обыкновения находившийся в плохом настроении, прошел мимо, не предлагая сыграть в «Забей полярника». Другие колонисты тоже были достаточно хмурыми.

– Ладно, встретимся на танцах, – предложила Сильвия. – Все равно скоро на обед позовут.

Никто не возражал. Ребята разошлись по родным и приемным семьям. Лешка, убедившись, что за ним точно никто не наблюдает, словно бы невзначай, догнал Иру.

– Ир, а ты придешь на танцы?

– Договорились же, – удивилась девчонка. – Значит, буду.

– Ну хорошо. Просто, хотел сказать, что… здорово что ты придешь.

Смутившись нелепице, которую сам же и произнес, Леха развернулся и пошел домой. Ирка улыбнулась. Девчонки умеют понимать, когда в них влюблены.

Вечером в зале собралось народу больше обычного. Колонисты хотели порадоваться последним мирным дням, поэтому всласть ели, вволю пили, играли в виртуальные игры и, разумеется, не оставались в стороне от танцпола.

Леха трижды приглашал Ирку на медленный танец. И трижды она говорила, что танцует с Мигелем. На четвертый раз она соблаговолила принять приглашение и своего воздыхателя.

– Смешной ты Лешка, романтик.

– А разве это плохо – быть романтиком? – искренне возмутился парень. – Мне кажется, это хорошо.

Ирка положила голову на плечо Алексея.

– Скоро начнется война, а на войне романтикам не место. Посмотри на Мигеля. Он – сильный, еще пара лет – и будет в какой-нибудь штурмовой бригаде. Олегом будет командовать. И даже Сильвия, хоть и девчонка, но пригодится в качестве медсестры. Я как связист подойду, а на что сгодишься ты – романтик?

– Буду просто солдатом.

– Ну-ну…

Песня закончилась, Леха и Ира разошлись.

В Лешкином сердце творилось нечто невероятное. Все вокруг готовились к войне, а его мысли занимала только Ира. Трехмерное фото девочки висело у него над кроватью; в привычку вошло засыпать, любуясь ее глазами.

Сильвия с Ванькой и Олегом разбили корабль Мигеля, Иры и Лехи. Ирка же в сердцах чуть не разбила приемник.

– Эй, барышня, потише, – строго осадил ее Суров. – Виртуальный приемник не только для игр используют.

– Ир, это всего лишь игра, – попыталась успокоить расстроенную подругу Сильвия.

– Сегодня игра, а завтра – жизнь.

Леха нашел Иру только под вечер, на крыше военного склада. Вообще-то туда никому не разрешалось залезать, но именно поэтому тут и было место тайных встреч местной ребятни.

Ира сразу поняла, чьи шаги раздались позади.

– Кажется, я обзавелась дополнительной тенью, – заметила не без грусти. – Леха, я так не хочу войны.

Парень присел на трубу, столетия назад забытую здесь строителями.

– А кто же хочет? Только – что от нас зависит?

– Вот бы до Холма добраться.

Леха посмотрел на Холм, возвышавшийся в паре километров от границы колонии, похожий на все остальные холмы этой планеты – и не похожий ни на что. А там, за Ним, еще через два километра – станция полярников.

– Интересно, что там? – продолжила разговор Ира.

– Самый большой секрет вселенной, – удивился Леха. – Это ж всем известно!

– Но что это за секрет? Если бы кто-то смог его разгадать…

У Лехи словно молния сверкнула в голове. Парень весь покрылся потом.

– Что тогда?

Ира посмотрела в глаза худощавому пареньку, влюбленному в нее.

– Я бы поверила, что он меня любит.,

Леха переваривал сказанное девочкой, а она уже вскочила на ноги и захохотала.

– Эх, Леха-картоха, ну и наивный же ты, ей богу! Ладно, пошли…

«Ну вот, опять посмеялась, – подумал Алексей. – А если…».

У таинственного Холма погибла не одна экспедиция. Судя по останкам, полярники тоже сложили здесь немало голов. Никому и никогда не удавалось добраться туда – до легендарной святыни, скрывающей Самую главную тайну вселенной. Возможно, земляне никогда бы и не обратили внимание на эту легенду, если бы не ожесточенное стремление полярников пробиться к Холму и необъяснимая невозможность к нему подобраться.

Алексея хватились только наутро.

Парень уже перешел ограждение безопасности, когда на связь вышел Суров.

– Леха, не дури, ты уже в запретной зоне.

– Туда и направляюсь, – от внутренней связи никуда не денешься. – И вообще, я иеговист, ничего не слышу.

– Хорошая шутка. Я передам нашему повару, что ты стал его братом, – религия свидетелей Иеговы запрещала переливание крови, пересадку органов и вживление датчиков. – Он будет рад, если ты вернешься в колонию. Пацан, не вынуждай меня сообщать коменданту.

– Я уже в курсе, – подключился Малнис. – Лешка, живо домой! Нам Ира все рассказала. Ты же понимаешь, что она это несерьезно.

Леха и сам понимал, что совершал что-то неправильное. Взрослым надо было готовиться к войне, а он тут ерундой занимается. Но… вернуться было с каждым шагом еще более трудно.

– Лешка, идиот, – закричала Ира. – Ты что творишь?!

– Ира, я докажу, что люблю тебя, – еле слышно прошептал Леха. – Я докажу.

Мальчишка знал, что за ним следят на радаре, что в колонии видят то же, что видит и он, что датчики передают все параметры его тела – все, что он видит, слышит, ощущает. Найти парня не составляло труда, это сделали бы в течение нескольких минут.

– Леша, я не могу послать за тобой ни одного робота, к нам приближается вражеский десантный корабль, и он будет у планеты на десять часов раньше наших, – Леха отдал бы многое для того, чтобы не слышать сейчас коменданта. – Я тебя прошу, вернись.

Лешка, не отвечая, пробирался сквозь заросли, плотно опутавшие запретную зону.

– Ладно, – голос Малниса звенел, как медь. – Тебе тринадцать лет, Алексей, ты парень уже взрослый. Сам понимаешь, что к чему. Мы отключаемся. Нам есть чем заняться. Подумай над тем, хочешь ли ты еще оставаться на этой планете.

В свое время комендант не отдал инспекторам ни одного из детей, оставшихся без родителей, каждого приютила какая-то семья. Леху принял Малнис.

Тишина мучила гораздо больше, чем укоры колонистов. Здесь, когда вокруг все больше сгущалась тьма от перекрывших небо листьев, в этом лесу голоса поддержки не помешали бы.

– Леха, до поры я могу быть с тобой, – услышал мальчик шепот связиста. – Но скоро ты войдешь в зону недосягаемости. Будь осторожен. И… удачи тебе. Все одно, нам жить осталось недолго. Может… может ты проберешься на этот заклятый Холм. Пока!

Пока путешествие проходило на удивление хорошо, только вот комбинезон Алексей изрядно ободрал о тонкие колючки. По ходу движения все чаще попадались расплавленные, раскрошенные, расплющенные роботы. Однажды Леха увидел ботинок, выглядывавший из кустов. Мальчик, разумеется, не решился подойти ближе. Надо будет позже взрослым сказать, за годы исследований слишком многих так и не сумели найти.

«Странно, – подумал парень. – Что-то дорога затягивается».

Действительно, пара километров неожиданно превратилась в долгое путешествие. День уже близился к половине, а до подножия Холма Леша еще не добрался.

«Видимо, какая-то аномалия», – решил для себя мальчишка.

Страшно было только немного. Ходили рассказы о провалах на дороге к Холму, о диком зверье, промышляющем тут, о ядовитых колючках, растворяющих даже роботов, но с гнетущим чувством страха внутри Леша боролся тем единственным, что у него было в запасе – воспоминаниями об Ире. Любовь придавала Лехе сил, и мужества тоже.

Наступила ночь.

Вокруг все чаще стали раздаваться подозрительные шорохи. В какой-то момент мальчик услышал чье-то дыхание, казалось, некто огромный приблизился к путнику. Леша замер и в страхе зажмурил глаза. Неужели это конец? Перед глазами пронеслась вся жизнь, задержавшись на Ире на несколько секунд дольше. Кто-то обнюхал Леху с головы до ног, рыкнул и… ушел. У парня подкосились ноги, он сел на жесткую листву, пытаясь собраться с силами. Очень сильно захотелось назад, в колонию. Где-то там были ребята, где-то там начиналась война, где-то там, возможно, нужна была его помощь. К счастью, Леша вовремя различил в этих позывах героизма еле приметные признаки трусости, поэтому встал, осмотрелся по сторонам и, отгоняя все свои сомнения, пошел дальше.

Мальчик засвистел под нос мелодию песни, под которую недавно танцевал с Ирой, тут же откуда-то появились дополнительные силы. Неожиданно для себя путник приблизился, к склону Холма. Тот словно выступил из лесного полога и предстал пред парнем – огромный, безмолвный, величественный. Алексей знал: никто еще не добирался до этого места. Леша поднял глаза на Холм, который даже ночью был хорошо освещен малыми спутниками планеты. Почему-то здесь, у подножия, конечный пункт похода казался не таким страшным. Более того, Леха был готов поклясться, что Холм наблюдает за ним, по крайней мере практически сразу появилось острое ощущение пристального взгляда.

– Спасибо, что пропустил… – Лешка совершенно серьезно обращался к Холму, как к живому существу. – Если не возражаешь, я поднимусь на тебя.

Человек впервые вступил на Холм, впервые находился во владениях, возможно, величайшей святыни вселенной. По крайней мере так подумали бы, наверное, полярники. По мере подъема постепенно становился видимым и лагерь пришельцев с Полярной звезды, над ним постоянно кружили неоновые осветительные шары. Над станом врагов уже возвышалась огромная сигара корабля.

«Десант, – отметил Леша. – С минуты на минуту начнется война, а я, как последний дурак, занимаюсь не пойми чем».

Леха с тоской посмотрел назад, на свою колонию. Где-то там его ждала Ира… И наказание за то, что он сделал.

Но тут мысли мальчика невольно повернулись в другое русло. Как бы то ни было, ему удалось пробраться на Холм, и где-то здесь, возможно, находится Самая большая загадка вселенной. Непонятно почему, но Холм пропустил Алексея. Может быть, он решил поделиться с парнем своей тайной, которая спасет колонистов, Землю?

– Стой, – прозвучало в голове Алексея. – Я должен тебе задать вопрос.

Мальчишка чуть не споткнулся от неожиданности. Замер, боясь шелохнуться.

– Д-да.

– Зачем ты здесь?

Разумный Холм, этого следовало ожидать. Страж должен охранять свое сокровище, а кто лучший сторож, чем разум? Леша понимал, что медлить с ответом нельзя.

– Я хотел доказать Ире, что я ее люблю.

– Это главная причина?

– Да.

Холм говорил очень быстро, казалось, что он вообще не обдумывает то, что говорил ему мальчик. Так умеют разговаривать только роботы – без пауз и размышлений. Наверное, Холм и был подобием разумной машины.

– Ко мне приходили многие, много веков до вас. И из ваших многие пытались прикоснуться ко мне. Но прийти ко мне можно только тому, кто действительно разумен. Любовь же – лучший критерий разумности. Только влюбленному позволено проникнуть в Великую тайну вселенной.

Сердце Лехи билось, превышая все мыслимые пределы ритма. Мальчик понял, что ему удалось приблизиться к разгадке.

– То есть… Вы доверите мне тайну?

– Возможно. Перед этим, я хотел узнать еще кое-что. Ты действительно любишь?

– Конечно.

– Но что будет с твоей любовью, если я скажу тебе, что она любит другого?

Кровь отхлынула от лица мальчика, он не верил.

– Это неправда.

Холм говорил правду. Неизвестно, какая цивилизация, какая раса создала этого колосса, но Он был прав. Леха вспоминал, как Ира смотрела на Мигеля, как она танцевала с ним, как играла непременно в его команде.

– Так что ты ответишь? Что теперь будет с твоей любовью?

Сердце щемило так, как будто в него вонзились все колючки с подножия этого проклятого Холма. Леха долго не мог дать ответ. В конце концов он был еще обыкновенным мальчишкой, пусть и быстро повзрослевшим на невидимой войне меж землянами, полярниками и Холмом. У Алексея не было отца, который бы подготовил его к этому испытанию, растил бы, давал советы о том, как жить и как поступать. Хотя… был Малнис, который полюбил сироту как своего собственного сына.

Вспомнился давний разговор с приемным папой.

– Леха, любовь – самое лучшее чувство на свете. Знаешь почему? Потому, что она никогда не кончается.

– А если она все же закончилась?

– Если она закончилась, то это была не любовь.

– Я все равно буду ее любить. Это значит, я соглашусь с тем, что будет лучше для нее.

Леха возвращался назад, цепко сжимая руками каменный куб, внутри которого была скрыта Самая большая тайна вселенной. Мальчик спешил в колонию. Он уже видел всполохи над зданиями, он уже слышал разрывы снарядов, он боялся опоздать.

Много кто пытался прикоснуться к Холму, многие пытались проникнуть в тайну, которая была отдана ему на хранение. Одни искали славы, другие наживы, третьими двигала ненависть, четвертыми любопытство. Тринадцатилетний мальчик с планеты Земля был первым, кому доверили тайну, ведь он был единственный, кто пришел к Холму ради любви.

Леха торопился назад, держа в руках каменный куб, внутри которого находилась Самая большая тайна вселенной. Мальчик еще не знал, что он слышит не шум войны, а гром карнавала, фейерверки которого ознаменовали примирение меж земляными и полярниками, случившееся нежданно для всех. Парень еще не догадывался, что никто его не будет наказывать. Он еще не представлял, как сильно будет плакать Малнис, радуясь возвращению сына. И, что самое главное, Алексей не ведал, какое чувство вспыхнет в сердце Иры в тот миг, когда она увидит его, вернувшегося с Холма.

Алексей Пехов
ШЕПОТ МОРЯ

Начинался прилив, и камни возле берега стали скользкими. Теперь, прежде чем сделать очередной прыжок, Тилу приходилось дважды подумать, выбирая камень, на который он встанет в следующий раз. Юноше вовсе не улыбалось поскользнуться и окунуться в воду за день до начала праздника Рыбы. Конечно же здесь никого нет и некому насмехаться над упавшим, но новая ярко-огненная рубаха, вне всякого сомнения, придет в негодность, и на праздник придется идти в старье.

Большая глупость – прыгать по камням в новой и чистой одежде, но Тил ничего не мог с собой поделать. Он никогда не пропускал песни. Каждый вечер, вот уже третье лето подряд, юноша приходил сюда, прыгал по скользким, покрытым водорослями валунам, взбирался на Палец и ждал, когда солнце коснется моря.

Многие в городке называли его странным. Парню восемнадцать, а он дни напролет просиживает у моря, в то время как другие давно бросили лоботрясничать и вытаскивают из морской пучины сети зеркальной кефали и синебокого окуня. Этот же… А! Что там говорить! Странный он, раз якшается с Холодной кровью, да и человек ли наш Тил? Не украло ли море его душу три года назад? Вдруг пригрели рядом с собой нежить, и он, того и гляди, станет ребятенков по ночам жрать?

Тил не очень-то обращал внимание на шептунов и сплетников. Ему до них не было никакого дела, пускай болтают и врут хоть до синей луны, ему-то что? Тут, конечно, Тил немного кривил душой, ему было важно мнение двоих в городке – почтенного трактирщика «Золотого якоря» мастера Руго и его дочери – черноволосой красавицы Мийки. Тил без памяти влюбился в девушку, но почтенный мастер Руго (чтоб его морские черти уволокли!) к новому ухажеру дочки относился с изрядной долей прохладцы, частенько прислушиваясь к разговорам шептунов-клиентов.

Тил не терял надежды переубедить сурового трактирщика, но…

Юноша прыгнул, закачался и взмахнул руками, стараясь сохранить равновесие. Удалось, слава Морскому королю! Конечно, можно было не перелетать, словно рыбка-прыгун, с камня на камень, а попросту добраться до Пальца по дну, благо воды пока еще немного. Но мочить обувку не хотелось, а брести босиком по дну, так и кишащему остроиглыми ежами, значило лишить себя удовольствия танцевать завтра вечером с Мийкой – много ли напляшешь с исколотыми ногами? Поэтому не оставалось ничего другого, как продолжать прыжки и стараться не упасть. Да не так уж это было и сложно, если честно. За три года Тил наловчился преодолевать расстояние от берега до Пальца за каких-то жалких четыре минуты.

Тихий ласковый шепот накатывающих на коралловый риф волн пробудившегося моря, острый запах соли и водорослей, целый день пролежавших на солнце, запах морских капель, оставшихся после набегающих на городской пирс штормов, запах свежей вечерней прохлады, пришедшей на смену жаркому августовскому дню, запах рыбы, запах бриза, запах свободы, крики чаек, встречающих по вечерам рыбацкие лодки… Все это было знакомо Тилу еще с детства. Три года назад ко всему этому добавилось еще одно – ее песня.

Последний прыжок на плоский, изрезанный красными прожилками камень, и вот уже руки касаются Пальца. Краб с большим темно-зеленым панцирем и маленькими клешнями, испуганный неожиданным появлением человека, проворно соскользнул со скалы, скрылся под водой и сердито взлохматил песок на дне. Тил усмехнулся. Оказывается, не только он облюбовал Палец для вечерних посиделок.

У самой воды каменная поверхность заросла острыми двустворчатыми ракушками и бурыми клоками водорослей. Выше скала была шершавой, ноздреватой и отливала зеленью, словно старый сыр, забытый на самой нижней полке погреба. Невысокая, выступающая прямо из моря, она действительно походила на чей-то огромный перст. Даже в полнолуние, когда приливы становились особенно сильными, даже во время ноябрьских штормов, когда валы морской воды с ревом атаковали берег, Палец одиноко торчал из воды, и именно сюда сейчас взбирался Тил.

Он знал его как облупленный – вот здесь небольшой уступ, сюда всегда можно опереться ногой, а вот там, прямо над выемкой, так похожей на человеческий череп, живет не нуждающаяся в воде раковина, острая как бритва, и не стоит совать туда руки, если, конечно, не хочешь остаться без них.

До площадки Тил добирался долго, и когда оказался на плоской вершине, где едва могли усидеть два человека, кроваво-красное, остывающее после целого дня небесного путешествия солнце почти достигло горизонта.

Юноша сел на площадку, свесил ноги и посмотрел вниз.

Сразу же за Пальцем начиналась глубина и коралловый барьер, о который разбивались не достающие до берега волны. Сейчас над морем властвовало полное безветрие, и даже начавшийся прилив едва ли мог приказать волнам перейти с ласкового шепота на грозный рокот. Морская вода сегодняшним вечером казалась чуть зеленоватой и совершенно прозрачной. Каменистое бело-коричневое дно, мертвые остовы кораллов, снующие туда-сюда стайки радужных рыбок, добывающих себе вечернее пропитание. Вот взмахнул крыльями скат песочного цвета, вот мелькнуло темное продолговатое тело морской щуки. Тил любил наблюдать за подводными обитателями, это скрашивало ожидание перед песней.

Море возле клонящегося к закату солнца приобрело лиловый цвет и теперь сливалось с небом, которое возле самого горизонта горело остывающей сталью. Последние солнечные лучи окрашивали животы редких облаков в розовый цвет.

Красиво, очень красиво. Тил несколько раз хотел привести Мийку на Палец, но каждый раз девушка ему непреклонно отказывала, страшась Холодной крови.

Этого Тил никак не мог понять. Почему люди боятся сирен? Ведь морской народ никому не желает зла, а эта сирена даже спасла Тилу жизнь и уж точно никогда не причинит вреда его любимой! Но Мийка, в очередной раз выслушав историю о том, как сирена вытащила Тила из штормового моря, лишь огорченно качала головой и уходила.

Жители городка называли морской народ Холодной кровью и не очень-то его любили. В тавернах, среди моряков и рыбаков о сиренах ходили самые разные истории, слухи и байки. В основном страшные и темные. О том, что своей песней сирены крадут души молодых парней. Что они насылают на неугодные им корабли безжалостный шторм. Что они завлекают неосторожных моряков на дно и пьют их горячую кровь.

Проведите вечерок в том же «Золотом якоре», и вы услышите огромное количество жутких и большей частью нелепых историй о Холодной крови. Нелепость нелепостью, сказки сказками, но даже Тил, водивший дружбу с одной из морского народа, знал четыре прописные истины. Во-первых, сирены никогда не нападают на людей первыми. Во-вторых, если кто-то из людей убил сирену и у преступника хватит мозгов подойти к морю, Холодная кровь утянет его в глубину. В-третьих, в теле каждой сирены спрятана бесценная жемчужина, но мало кто осмеливается добыть ее, вполне здраво опасаясь проклятия Морского короля. И наконец в-четвертых, сирены чувствуют приближение убийцы, и умертвить кого-то из морского народа – очень сложное дело. У человека есть всего лишь несколько секунд, прежде чем сирена прочтет его мысли.

Люди боялись, проклинали, ненавидели, но не решались связываться с морским народом. И Тила не любили именно за то, что он не боялся сирены, и даже (спасите боги его заблудшую душу!) слушал пение Холодной крови. И с каждым годом жители городка все чаще повторяли, что с Тилом не все в порядке.

Мальчишеская глупость, заставившая Тила пуститься на утлой лодчонке в штормовое море, стоила ему жизни. Он умер, перед этим вдосталь нахлебавшись горькой морской воды, и если бы не песнь сирены, вернувшая его к жизни… Тил старался не думать, что бы с ним произошло, не окажись поблизости одной из морского народа. Уж точно он не сидел бы сейчас на Пальце, никогда бы не встретил Мийку и не влюбился бы в нее без памяти.

Тогда Тил пришел в себя уже на берегу, так и не поняв, кто его спас. Продрогший и слабый, как новорожденный котенок, он лежал на холодных камнях и слушал рев взбесившегося прибоя за спиной. Он нашел в себе силы подняться и доковылять до дома. Дорогу назад юноша помнил смутно – непрекращающийся ливень, боль в груди, постоянный изматывающий кашель, в любой момент готовый вывернуть его наизнанку. Кровать, до которой было как до луны. Кошмары вместо снов…

Но на следующее утро юноша проснулся совершенно здоровым. Он помнил горечь воды, чьи-то тонкие бледные руки, поднявшие его к хлещущему из свинцовых облаков дождю и живительному воздуху, нежное и непередаваемое по красоте пение. Списав воспоминания прошлого дня на ночные кошмары, Тил выбросил их из головы и возблагодарил богов за чудесное спасение. А через неделю ноги сами привели паренька на то место, где он едва не отправился к Морскому королю.

Она уже ждала его возле Пальца и, как только Тил оказался на берегу, запела ту же самую песню, что и во время шторма. Поначалу он испугался и даже хотел убежать от греха подальше, но песня сирены была такой прекрасной, что Тил очнулся только после того, как солнце утонуло в море. С тех пор каждое лето, когда морской народ появлялся у берегов королевства, переждав неблагоприятное время года в каких-то других, неведомых людям краях, Тил приходил на морской берег, забирался на Палец и ждал, когда приплывет его сирена.

Краешек солнца коснулся горизонта, море на мгновение полыхнуло оранжевой сталью, и Тил услышал знакомый плеск волн. Сирена подплыла к скале и, приветствуя Тила, ударила по воде рыбьим хвостом, взметнув в воздух тысячи брызг. В ответ он помахал ей рукой. Некоторые считают, что сирены божественно красивы, но эти «некоторые» ни разу не сталкивались с морским народом. Сирену, поющую Тилу песни, нельзя было назвать прекрасной. Также к ней не подходили слова, хорошенькая, милая, очаровательная и красивая. Худенькое молочно-белое тельце двенадцатилетней девочки заканчивалось серебристым рыбьим хвостом, тоненькие руки с перепонками, мокрые редкие волосы белого цвета, мелкие невыразительные черты лица, синие губы. С виду сирена настоящая утопленница, но вот ее глаза… Огромные, чарующие, вобравшие в себя цвет целого моря. Таких красивых глаз не было даже у Мийки.

– Как дела? – Тил задал сирене уже ставший привычным вопрос.

Она, как всегда, не ответила, лишь плеснула хвостом, а потом запела.

Песнь – чистая, словно холодное течение, гремящая, как надвигающийся девятый вал, прекрасная, будто черный жемчуг, тихая, словно морская гладь, зеркалом застывшая во время штиля, завораживающая и манящая, как истории старых рыбаков. В пении сирены сплелось веретено моря, нить неба и плач заходящего солнца. Она всегда пела одну и ту же песню, но Тилу никогда не надоедало слушать.

Время пронеслось незаметно, солнце скрылось в море, закат лениво растекся по фиолетовому небу, и сирена, взметнув на прощание фонтан брызг, скрылась в потемневшей воде. Так всегда происходило – она появлялась в тот момент, когда солнце касалось воды, и уплывала, стоило ему скрыться за морем. Слишком длинный и слишком короткий миг отводило им время для песни. Тил не знал, для чего почти каждый вечер он приходил сюда, не знал, почему спасшая его сирена поет песню… Просто… так было надо, что ли? Ни он, ни она не решались разбить ими самими установленный в течение этих трех лет порядок. Он приходил, ждал, слушал. Она появлялась, пела и уплывала в сердце моря.

Тил поднялся, с удовольствием потянулся, затем снял праздничную рубашку и стал спускаться со скалы. Ему пришлось поднять руки, чтобы не замочить обновку – из-за прилива вода доставала юноше до пояса.

Тил осторожно направлялся к берегу. Каждый раз, когда он шел к Пальцу, какое-то баранье упрямство заставляло его прыгать с камня на камень, чтобы не замочить ног. Любой скажет, какой смысл изгаляться и рисковать ногами, если обратно все равно придется идти по пояс в воде?! Не проще ли добраться до Пальца по дну, раз уж рано или поздно предстоит намокнуть? Вне всякого сомнения, проще, но Тил с детства слыл упрямцем и никогда не искал для себя легких путей.

Под ноги то и дело попадались скрытые набежавшей водой камни, и даже несмотря на обувь Тил отбил себе все пальцы и чуть было не выронил из рук рубаху. Выбравшись на берег, он отжал штаны и, так и не надев рубашки, направился обратно в город. Завтра вечером праздник Рыбы, и с утра стоило попытаться упросить мастера Руго отпустить Мийку на танцы…

Основными клиентами Руго были местные рыбаки да моряки с нежданно-негаданно заглянувших в Тихую бухту мелких суденышек. Городок, раскинувшийся на берегу Виноградного моря, был слишком мелким и незначительным, чтобы сюда заглядывали большие корабли. Что им делать в провонявшем рыбой городишке, который любой уважающий себя горожанин обзовет не иначе как деревней?

О названии трактира свидетельствовала вывеска в виде якоря, вырезанного из жести и покрашенного желтой краской за неимением золотой. «Золотой якорь» располагался недалеко от городских пирсов, и в клиентуре мастер Руго недостатка не имел. Всегда найдется славный человечек, желающий пригубить кружечку пахнущего лесным орехом темного пива или заказать бутылочку рому с терпким дразнящим язык вкусом. Звонкая монетка у хозяина трактира водилась, и можно даже сказать, что мастер Руго по меркам рыбачьего городка слыл богатым человеком и преуспевающим трактирщиком. Прекрасный трактир, золотые в запрятанной на черный день кубышке, дочь-красавица, уважение горожан. Не жизнь, а патока!

Ходил, правда, среди кумушек слушок, даже не слушок, а всего лишь его дуновение, что мастер Руго не всегда был рыбаком и трактирщиком. Говаривали, правда тихонечко, что в былые времена мастер Руго держал в руках кривые абордажные сабли и любил пускать капитанов захваченных шхун по доске в последнюю прогулку к Морскому королю. Именно в те веселые времена будто бы Руго и нарыл деньжат для покупки старого трактира, а потом даже взял в услужение еще двоих своих бывших дружков.

А еще говаривали (но это уже совсем тихо), что вдовцом славный добрый Руго стал после того случая, как застал красавицу-жену в объятиях в меру молодого и в меру глупого рыбака. Спустя неделю жена умерла, а рыбак пропал, но если как следует поискать, то на старом кладбище, что возле самого моря, есть и его могилка. А может, никакой могилы и нет. Кто знает? Ведь это всего лишь глупые пустые слухи…