Текст книги "Русская жизнь. Девяностые (июль 2008)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Русская жизнь
№30, июль 2008
Девяностые
* НАСУЩНОЕ *
Драмы

Футбол

Ночная Москва тяжко дышала за окном – как будто роженица. И как взорвалось, и чем разродилось! И какие были фейерверки! Волновались, кажется, все, в том числе и те, кто немедленно по окончании трансляции занялся брюзжанием в адрес распустившейся патриотической черни, нарушившей мирный трудовой сон горожан. «Ликующее быдло», говорят, вело себя миролюбиво. Хуже всех пришлось собакам, они прятались под кроватями.

Сразу после победного для нас матча Россия – Голландия петербургский писатель Александр Житинский написал в своем интернет-дневнике: «… когда-то, во времена моей молодости, эту игру низом в быстрый, ставящий в тупик защитников распас, называли „спартаковские кружева“. Так играл „Спартак“ в лучшие годы. И так играла сборная России. Это был „советский футбол“, принесший нам много побед. Хиддинк сумел нам его вернуть. Как – это загадка. Импровизация, вдохновение, смекалка – это то, что мы умеем. А технически, как оказалось, мы уже на высоте». Потом будет поражение от испанцев, очень достойно, к слову сказать, пережитое болельщиками: без ущерба для чужого имущества. Но к поражениям нам не привыкать. А вот признание этой «высоты» за своими требует отдельной отваги и известного гражданского мужества. Переживать национальный успех гораздо сложнее, нежели национальную катастрофу: во-первых – непривычно, во-вторых – боязно, сразу запишут в быдло, в-третьих – психологически непросто почувствовать себя в едином строю с этими, уличными и площадными, бухими девками, вываливающими триколорные бюсты из автомобилей, с пивными жлобами, с отмороженными подростками. Грубо говоря, с тем народом, который не «мы» и с которым наконец-то пора познакомиться. Хотя бы затем, чтобы вместе создавать культуру русского триумфа, – мы ведь хотим, чтобы этот опыт нам впредь пригодился.

Экзамен

Сенсационные результаты последнего экспериментального года ЕГЭ: около четверти выпускников получили двойки по математике, примерно столько же провалов по литературе; в неожиданно оптимистической позиции – русский язык (всего 9 %). Скандал, конфуз, сорок тысяч апелляций; под руководством приятно оживившихся общественников от образования выпускники готовят заявление в Конституционный суд о незаконности проведения ЕГЭ и заявление в прокуратуру о недопустимости «пыток», каковыми, по их убеждению, стал экзамен. Изрядно смутившийся Минобр выпускает распоряжение о возможности пересдать ЕГЭ уже в нынешнем году, депутаты, как подорванные, говорят о роли человеческого фактора, личности учителя, изначальной ущербности тестов и пагубе низкопоклонства перед Западом, откуда пришла к нам тестовая зараза; попутно мочат болонскую систему и требуют возвращения классической, традиционной экзаменационной. Главного злодея пока не назвали – у победы много авторов, у поражения – сплошь анонимы.

Вместе с тем экзамены стали торжеством высоких технологий – подлинными героями проявили себя смартфоны и коммуникаторы, а также «социальные сети» – сайты, где далекие товарищи ловили sos и выдавали решения. «Мобильники, конечно, складывали на стол, но почти у всех было по два мобильника», – рассказывает выпускница.

Всякий считывает свои выводы. Мы видим как минимум два хороших момента. Первый: разговоры о дегуманитаризации средней школы и технократической диктатуре оказались сильно преувеличенными. Знание русского языка – основополагающего предмета – не оказалось катастрофически низким, несмотря на увеличение количества учеников, для которых русский не является родным. И второй: победное шествие Единого Государственного уже не будет таким победным, безусловным и окончательным. На разработку новых контрольно-измерительных материалов будут выделены не только большие (небольших не бывает) средства, но и время. Скорее всего, игра продолжится и, прозаседавшись по самое не могу, освоив новые бюджетные мильоны с мильярдами, государственные мужи придут к соломонову решению: утвердить две формы экзаменов – ЕГЭ и «классику», на выбор. И всем наконец-то будет хорошо.

«Яблоко»

На последнем съезде «Яблока» Григорий Алексеевич Явлинский покинул пост председателя партии. Теперь будут говорить – «сохранил лицо». И еще будут говорить про «молодую сволочь», «шакалов Табаки» (физиономические особенности одного из новых лидеров прямо-таки обязывают), сожравших благородного Акелу.

При любом отношении к «Яблоку» – грустно. Было по-своему цельное, трогательно-последовательное и в неудачах образование – в большей степени феномен политической эстетики, нежели идеологии. Были – щемящая непреклонность аутсайдеров, пожилая спесь уходящей натуры, обаятельное медленное умирание, но теперь, когда легендарная трехзначная конструкция, соблазнительная для анаграммы, потеряла последнюю букву, стало почти очевидным: селекционируется какой-то совсем новый фрукт. Обновленцы обещают всяческий строительный оживляж – «свежую кровь», открытость, сотрудничество с недемократическими оппозициями, но отчего-то думаешь: «Крапиве и чертополоху украсить его предстоит…»

До свиданья, Григорий Алексеевич. Помним, любим, скорбим.

Забастовка

Итоги апрельской забастовки работников РЖД, в которой принимали участие более 400 подмосковных железнодорожников: минимальная зарплата работников РЖД повышена до 4 394 рублей, 5 человек уволены, 180 лишены премий. Жесткий, на грани репрессивного, ответ – новый тренд административного реагирования.

До сих пор забастовки на крупных предприятиях если и не заканчивались успехом, то, по крайней мере, обязывали к каким-то, пусть незначительным, социальным жестам.

К примеру, еще год назад выступления независимого профсоюза «Профсвобода» в «Сургутнефтегазе» стали фактическим поводом к пересмотру коллективного договора (был значительно утяжелен социальный пакет и увеличена базовая часть зарплаты, что, впрочем, не помешало администрации настаивать на незаконности профсоюза). Кажется, впервые за последние годы администрация пытается говорить с позиции силы – и подает пример другим руководителям. Похоже, всему забастовочному движению показали желтую карточку: сегодня обошлись выговорами, завтра – пойдут под суд.

Показательно, что забастовка москвичей не получила сколько-нибудь ощутимой поддержки, хотя бы моральной, у большинства российских железнодорожников, несмотря на то, что речь шла о важнейших правах работников – например, о восстановлении доплат за выслугу лет или настоятельной необходимости модернизации оборудования. Те 30-40 тысяч рублей, которые получают московские железнодорожники, выглядят из провинции запредельно большими деньгами, – и, естественно, вызывают раздражение у коллег («Опять они там с жиру бесятся»). По всему судя, столичное происхождение любого трудового протеста – фактор неотвратимого отторжения по всей отрасли, и эта пропасть растет день ото дня.

Жилье

В московское жилищное законодательство внесены изменения: теперь претендовать на получение социального жилья могут не только малоимущие, как было раньше, но и все семьи, где на человека приходится менее 10 кв. м жилья (такая семья должна быть не менее десяти лет прописана в столице и в течение последних пяти лет не совершать сделок, ухудшающих ее жилищные условия). Казалось бы, очередь сильно увеличится, однако дополнительные объемы социального жилья при этом не запланированы.

Ничего удивительного в этом нет: широта московской административной души прямо пропорциональна ее же необязательности. Жилищные программы для малоимущих остаются на бумаге; например, программа «Молодой семье – доступное жилье» обеспечивается на 12-15 процентов от обещанного, очереди переползают из года в год. Скорее всего, это не забота о работающих, а медленное выпихивание «малоимущих» – в последние годы эта категория москвичей все больше уподобляется (в глазах властей) люмпенизированным и маргинальным слоям, и отдавать им, экономически бесполезным, золотые квадраты Замкадья – жаба душит, как не понять.

Депутат Мосгордумы Степан Орлов даже предложил ввести специальную категорию – «Граждане, нуждающиеся в содействии города Москвы в приобретении жилых помещений в рамках городских жилищных программ». Впрочем, симуляция заботы не хуже полного безразличия. По отчетам и реляциям москвичи обжираются дармовыми квадратами, в реальности же – уже и многие представители среднего класса просто оставили надежды на улучшение жилищных условий. Ипотека способна обескровить не одно семейство, смотришь на семью – совокупный доход 3-4 тысячи долларов – а ютятся впятером в двухкомнатной хрущовке. Через десять-двадцать лет они получат просторную трешку в Мособласти (ныне социальное жилье дают только там – уже и Бутово недоступно) – стоит ли свеч такая игра?

Давно уже, ступая на московский квадратный метр, слышишь не треск паркета, а шелест купюр.

Стройка

Беспрецедентное решение – под давлением общественности вице-губернатор Санкт-Петербурга наложил запрет на строительство жилого комплекса в сквере Подводников в районе Полюстрово. Особенная прелесть ситуации в том, что в данном случае строители действовали по закону – согласно Генеральному плану развития Санкт-Петербурга, эта территория предназначалась под средне– и многоэтажную застройку; кроме того, основная часть квартир предназначалась для работников ФСБ. Уж против такого лома разве есть прием? – а вот, однако же!

Жители окрестностей митинговали и пикетировали, устраивали ночные дежурства, становились в живую цепь и даже «зашиповали деревья» – вбили в них гвозди, чтобы сделать их недоступными бензопиле. И губернские власти дрогнули – подписали запрет.

Вывод, как ни странно, совсем не оптимистический: гражданская правота срабатывает лишь в противостоянии с легитимным противником. Законопослушность может быть расценена как прямой путь к поражению, а вот наглого, облого, беспаспортного захватчика прижучить по-прежнему невозможно, за ним стоят механизмы большой иррациональной мощности, другие силы, совсем другая власть.

Пролетариат

Бывший вице-премьер и министр экономики, ныне – заместитель гендиректора «Русского алюминия» Александр Лифшиц поделился своими тревогами на радио «Эхо Москвы». Нынче у него воспалился пролетариат. Во-первых, Лифшиц выразил чрезвычайное неудовольствие ростом благосостояния рабочих: «Вот человеку добавили 100 рублей, – 33 рубля он заработал, – он стал лучше, больше работать. А остальная часть, две трети, по сути, это не зарплата, а компенсация от инфляции. Он ее не заработал, понимаете?» Во-вторых, призвал власти проявить бдительность в отношении профсоюзов – туда приходят грамотные молодые люди (якобинцы! карборнарии!). И, в-третьих, поведал, что в рабочей среде минимум каждый пятый – бывший зек. «Зачастую они живут компактно, то есть это нормальный гражданин, но он прошел эту школу, прошел лагерь. И его племянник-милиционер в этом городе, где он работает, а друг детства – прокурор. И что вы с ними сделаете, если они начнут?» Антипопулист Лифшиц озвучил два пожелания: не развращать рабочих «незаработанным» (то есть не индексировать зарплату в условиях инфляции) и, с другой стороны, ужесточать законодательство о забастовках. И несколько раз предложил властям «присмотреться» к смутьянствующим профсоюзам.

Зря знатный экономист публично предался своей страсти к арифметике. Страсть ведь заразительна. Лифшиц подсчитал, что в среде рабочих каждый пятый бывший зэк, а другой кто-нибудь в ответ возьмется считать, сколько потенциальных, будущих зэков в среде топ-менеджеров или собственников. Многие ли из них ни разу в жизни не давали отката или взятки? Уж лучше не считать. Неприятное выйдет уравнение, невыгодное для Лифшица. И вообще: стоит ли так беспокоиться из-за больших денег рабочих? Их заработки на круг по-прежнему невелики, и если в добывающих отраслях зарплата уже приближается к зарплате заурядного московского клерка, то общая средняя в промышленности должна подняться до 600 долларов только в следующем году. Протестный потенциал пролетариата тоже не назовешь высоким. Забастовки случаются нечасто, и по большей части к ним вынуждает полный беспредел со стороны администрации или собственников предприятий, нарушение всех мыслимых кодексов – от Трудового до Уголовного. Лифшиц все это знает прекрасно и без нас, гораздо интереснее понять, какие общественные моды и погоды сделали возможным возвращение к риторике социал-расистского людоедства. Если незамысловатая капиталистическая надоба – подрезать соцпакет, попридушить независимый профсоюз, подрисовать закон – будет оформляться публичными социально-антропологическими характеристиками – демоны классовой борьбы ждать себя не заставят.

Мясо

Главный санврач России Г. Онищенко запретил использовать хлор и другие дезинфектанты при охлаждении мяса – во время длительного хранения эти вещества образовывают вредные химические соединения. Домохозяйки не на шутку озадачены: то ли ждать серьезного удорожания мяса (и прежде всего куриного), то ли вообще перестать покупать расфасованные и упакованные мясопродукты, которые «нельзя понюхать». Скорее всего – второе: цены взлетают и без Онищенко, зато вторая свежесть все чаще пахнет как третья и четвертая, после изничтожения зловредного хлора никого не удивит и свежесть номер пять. Теперь только нос покупателя, его обонятельные компетенции спасают от потравы.

Церковь

Архиерейский собор Русской Православной Церкви утвердил «православную декларацию прав человека» – «Основы учения Русской Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Основная идея декларации – отказ от «безрелигиозного понимания прав человека», приведение основных прав и возможностей в соответствие с нормами христианской морали, недопустимость «нравственной автономии» личности. Светская концепция прав человека, по мнению митрополита Кирилла, работает против нравственных ценностей. Одним из разработчиков стал экстравагантный философ Александр Дугин, последние годы проходящий по разряду «православной политологии», – персона, вызывающая у многих пряный светский интерес.

«Слабость института прав человека – в том, что он, защищая свободу выбора, все менее и менее учитывает нравственное измерение жизни и свободу от греха», – говорится в «Основах». Права человека не могут быть «выше духовных ценностей», не могут ущемлять достоинство других людей, не могут принуждать христиан к нарушению заповедей Божиих, не могут противоречить любви к Отечеству и ближним. Церковь признает право на жизнь – но с момента зачатия; при этом, что любопытно, не считает необходимой отмену смертной казни, оставляя за собой лишь обязанности «печалования» об осужденных. Свобода слова не должна служить распространению зла, свобода творчества не может оскорблять интересы других мировоззренческих групп, а реализация гражданских и политических прав, обязана способствовать не вражде, а «соработничеству власти и общества»; реализация социально-экономических прав не может служить расслоению общества. Фактически же Церковь объявила о себе как о субъекте правозащитного движения и призвала христиан «осуществлять нравственно ориентированное социальное действие».

Вряд ли этот документ серьезно повлияет на поведение и этические воззрения большинства граждан, относящих себя к православным, – но само его появление (и дискуссии, которые, несомненно, последуют в ближайшее время) можно считать достаточно значимыми событиями. Не сказав ничего принципиально нового, православная церковь вошла в понятийное поле секулярной культуры и довольно внятно обозначила непримиримость «общечеловеческого» и «христианского», «гуманистического» и «нравственного», – причем на языке либеральной, так сказать, догматики. Эта попытка символического освоения враждебного смыслового поля – не столько модернизация, сколько откровенная интервенция (пусть и обреченная, скорее всего, на неуспех). Период лицемерного мира этического всепонимания завершился – и православствующим интеллигентам, давно и тщетно старающимся привить классическую розу веры к дичку «наднационального» и «общечеловеческого», предложено сделать серьезный выбор.

Представители иных конфессий (мусульмане, евангелисты, еврейские организации) выразили одобрение новым «Основам…», что, в общем-то, неудивительно – пагубу индивидуализма в одиночестве не одолеть. «Иные, лучшие мне дороги права; иная, лучшая потребна мне свобода», – продекламировала Церковь; сверху грянул хор – и у кого-то в руках погасла свечка.

Евгения Долгинова

Лирика

***

Еду в кисловодском такси по федеральной трассе «Кавказ» (бывшая «Ростов-Баку»). Обгоняем фуру с номерами региона 95 – Чечня.

– О, чечен поехал, – флегматично замечает таксист.

– А что к вам из Чечни везут? – спрашиваю.

Таксист, не меняя тона:

– Оружие везут, наркотики.

– Да ладно, – удивляюсь. – И все?

– Почему все? Еще фальшивые деньги иногда.

Не любят все-таки чеченцев на русском юге.

***

Очень люблю городские легенды. Некоторое время жил около храма святого Климента, папы Римского, в Замоскворечье. Само культовое учреждение занимало небольшое помещение типа предбанника, остальной храм с начала двадцатых годов был забит книгами резервного фонда Ленинской библиотеки. Наш дворник (редкое для Москвы явление – дворник-москвич, живущий в том же дворе, который подметает) рассказывал мне, что здание за восемьдесят с лишним лет обветшало настолько, что стены держатся только на книгах, и если их убрать, то храм немедленно развалится.

Книги наконец убрали. 22 июня в храме прошла первая служба, – собственно, благодарственный молебен по случаю освобождения от книг. Внутреннее убранство сохранилось в том же виде, в каком оно было в момент закрытия храма – и никакие стены, разумеется, и не думали обрушиваться.

Даже жалко, что все так вышло. Легенда-то действительно была очень красивая.

***

Среди самых сильных впечатлений той великой футбольной ночи в Москве – это пожилые (ну, как пожилые – слегка за пятьдесят, как правило) азиатские женщины – то ли таджички, то ли узбечки. Такие очень аутентичные, будто из главы «Дружба народов» советского учебника истории для четвертого класса. Цветастые халаты, платки на головах, на ногах шлепанцы какие-то. В общей толчее не участвуют, стоят на тротуарах, улыбаются, кто посмелее – те даже кричат: «Расея, Расея!» и еще что-то на своем языке.

В обычной жизни на улице их не встретишь. В обычной жизни такая женщина сидит дома и варит суп для гастарбайтеров, и никогда не выходит. Но это вообще была фантастическая ночь; что бы ни было дальше – не забывайте ее, пожалуйста.

***

Кстати, о гастарбайтерах. На днях разговорился с одним киргизом – ему, видимо, хотелось пообщаться, и он стал хвастаться, как он удачно квартиру в Москве снял. Говорит – метро «Красные ворота», полторы тысячи рублей в месяц, три комнаты.

Я, конечно, удивился и спрашиваю недоверчиво:

– И что, вот прямо один там живете?

Он смеется:

– Почему один? Двадцать четыре человека, по восемь человек в комнате.

Я думал, такое только в популярной телепередаче «Наша Раша» бывает, а оно вон как на самом деле. Все-таки мы совсем не знаем страны, в которой живем.

***

Между прочим, недавно по Первому каналу показывали пародию на «Нашу Рашу». В оригинальном шоу, если кто не знает, два среднеазиатских гастарбайтера препотешно препираются с прорабом, который нанял их квартиру ремонтировать. В пародии гастарбайтеры были из Техаса, вместо прораба был Бог, а вместо квартиры – Белый дом. Бог говорил техасским гастарбайтерам, что не нужно лезть со своей демократией в другие страны, а они ему в ответ какие-то смешные глупости говорили. Очень острая пародия, в общем. Как там в старом анекдоте было: «У нас тоже можно выйти на Красную площадь и кричать „Долой Рейгана!“»

***

В фотоателье обнаружил услугу – замена костюма, то есть натурально – за пятьдесят дополнительных рублей девушка с помощью «Фотошопа» может заменить твой свитер или футболку на пиджак с галстуком. Не успеваю мысленно посмеяться над идиотизмом затеи, как дядька, стоящий передо мной в очереди, достает полтинник и просит заменить ему костюм. Несколько манипуляций мышью – костюм готов, причем галстук дядька выбирает из десятка возможных самый дурацкий – коричневый в крапинку.

– Вам на загранпаспорт? – спрашивает девушка.

Мужик вместо ответа достает охотничий билет.