355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Здравствуй, племя младое, незнакомое! » Текст книги (страница 31)
Здравствуй, племя младое, незнакомое!
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 23:23

Текст книги "Здравствуй, племя младое, незнакомое!"


Автор книги: авторов Коллектив



сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

Когда узнала Настя про мои проекты-прожекты, то она вроде бы сначала обрадовалась, а потом что-то задумалась... Стал я ее спрашивать как-то вечером, где нам строиться, а она молчит... Потом и говорит: «Знаешь, Степа, я ведь больная, наверное, стала с этой перестройкой...» Я не понимаю, к чему это она ведет, а она подошла ко мне, села на колени, обняла меня за голову и говорит: «Не могу без слез смотреть, как они роятся в помойке... Сделай что-нибудь, Степушка, если у нас есть лишние деньги». Ну, кончилось тем, что вместо собственной дачи я занялся восстановлением дома для престарелых... Как увидел я директора этого дома, то сразу решил, что ни одного рубля не дам ему лично и все сами будем делать... В общем, привели в порядок дом, да так хорошо, что старики название нашей фирмы у себя в гостиной в рамочке повесили и стали постоянно звонить нам, попрошайничать: то телевизоров мало, то ванных комнат, то сушилка им нужна. Раз я прислал туда на проверку Настену, а она оттуда вся в слезах... Дело в том, что многие стали туда стремиться, а директор этим и воспользовался. И такую, брат, деятельность развел... Убрали мы его, а на его место крепкого старика из местного «контингента» поставили... Что было! Аж в Думе разбирались с нашим делом, так хотелось своего брата – чиновника во главе поставить. Но мы на своем настояли, как попечители.

Да, значит, брат, пришлось мне с дачей повременить... Вот тут и случилась у меня осечка... А дело было так... Поехала как-то Настя на какой-то литературный праздник, в командировку, материал об известном писателе ей надо было собрать... И что-то так ей не хотелось в этот раз ехать, как чувствовала, что нельзя меня оставлять одного в этот раз...

Мы за своим счастьем ведь часто не замечаем, как другие живут... А к тому времени бывшая моя жена, Санька, видать, поняла, что крепко обмишурилась, променяв меня на Симанского. А может, мое счастье ей глаза кололо... Да и сам Симанский часто жаловался мне, что Санька пристрастилась к спиртному. Детей у них не было, баба она пустая – вот и задурила... Звонит она мне в тот злосчастный вечер и говорит, посоветоваться, мол, с тобой хочу. Ладно, говорю, заходи, а вообще-то, нам с тобой лучше встретиться в каком-нибудь нейтральном месте, а то нехорошо получается, жена за порог, а я женщин принимаю наедине... А я, отвечает Санька, теперь бесполая, пока нового мужа не найду... Надо сказать, она всегда была баба наглая. Ладно, про себя думаю, губы не раскатывай, поговорим и выгоню пораньше.

Ну приходит она часов эдак в семь вечера... Шуба норковая нараспашку, платье на ней какое-то дорогое, красивое, очень ей к лицу... Она баба-то из себя видная, как фотомодель готовая... Русская красавица, одним словом... Глаза, значит, у нее развеселые, и сильно спиртным от нее разит... А сама смеется: «Знаю, что Настя в отъезде, Симанский сказал, он всегда все знает. Так бы не пришла...» А я ей говорю, чего, мол, «да не ты ли вместе со своим благоверным поди каждый месяц к нам шастаешь в гости?» «То, – говорит, – с Гришкой, а теперь я женщина одинокая. Подала я на развод, будем теперь имущество делить. Я вещи уже с неделю как к тетке вывезла... Будем квартиру делить, машину, дачу и... баста, своего куска басурману не отдам...»

«Зря, – говорю я ей, – подходящая вы с ним пара сапог... Далеко бы вместе пошли... Нет, – говорит, – не могу больше – с одной ноги мы сапоги, вот и обрыдло мне глядеть с ним в одну сторону... Ничего ему не уступлю, когда судиться будем...»

«Ну а ко мне что пришла? В адвокаты меня, что ли, прочишь?» – «Уезжаю я, Степа, к матери на Украину, поживу там, пока пыль от меня по Москве не уляжется... С тобой же проститься зашла... Давай посидим, как много лет назад...» «Да нет, – говорю, – Саня, как много лет назад не получится – другой я теперь». «Это и видно, что другой, сама вижу... Раньше-то ты был погостеприимнее...» «Черт с тобой, – думаю, – сиди». Накрыл стол, вино поставил, мне давно пора было ужинать. «Сейчас, – говорю, – за хлебом вот только сбегаю...» Пока я в магазин бегал, она еще больше нализалась, сидит веселенькая и закусывать не хочет... Магнитофон включила и все вокруг меня жар-птицей ходит... Потом на колени ко мне присела и умильно так говорит: «Это я по старой привычке, не спрашивая, можно ли, очень уж я по настоящему мужику соскучилась...»

Ну не стерпел я, не каменный ведь... Да и она, брат, очень уж хороша была собой, хоть дело шло к сороковнику... Ну а как дурь-то эта прошла, самому себе я противен стал: ни погладить, ни пожалеть ее, ничего не хотелось... Так, пустота одна... Хотел отвезти ее домой – не хочет...

«Ладно, говорю, – спи до утра... А утром я тебя на вокзал провожу...» Пошел я в кабинет, так мы с Настей комнату, где работать любим, называем. Постелил себе на диване... Не спится... Вышел на балкон, покурил... Не то чтоб я мучился из-за измены... Нет... Я это тогда и изменой-то не считал... Просто возле пустой бабы и сам как бы глупее становишься... Ну и заснул я где-то под утро... Просыпаюсь от тихих шагов, слышу кто-то в темноте идет по квартире. По тому как уверенно идет, понял – Настя...

«Ой, говорит, не хотела тебя будить так рано...» – а сама-то уже на шее у меня висит. Она меня обнимает, а я через ее плечо смотрю в комнату, где Санька спит... А там, брат, картина такая: одеяло с нее упало, и вся-то она лежит голая и так крепко стерва спит, что даже не пошевельнулась, когда Настя подошла и прикрыла ее одеялом... Я стал оправдываться, объяснять, но Настена говорит: «Знаешь, я вместо поезда самолетом летела, не спала и очень устала. Торопилась – хотелось к тебе пораньше попасть... Давай, расскажешь потом... что и как...» Ая, брат, уже по ее глазам вижу, что потрясло ее все увиденное... Дрожит, как осинка... «Это я с дороги озябла очень...» Пошел я на балкон покурить, вижу оттуда, Настя из ванной шмыг в нашу комнату и закрылась там. Да, брат, разошлись мы по комнатам. Глупейшая ситуация... Я попробовал два раза стучаться к Насте. Не ответила... Была еще мысль: растолкать Саньку и отвезти ее к чертовой матери из моего дома... Потом у меня совсем голова кругом пошла... Спать не могу... Оделся и вышел на улицу. У меня там лесок небольшой рядом. Четыре часа гулял... Возвращаюсь: дети уже в школу идут, собаки с хозяевами в лес потянулись на прогулку... Открываю дверь ключом, вхожу. В квартире пахнет вкусным кофе, музыка так тихонечко играет... Настя из кухни кофе зовет пить. Захожу в кухню – сидят обе. Санька одетая, на меня взглянула, как собака виноватая, и глаза вниз. Потом встала, попрощалась за руку с Настей; ко мне подходит и бочком к двери. Она – в дверь, а из двери мой шофер. Тут я вспомнил, что нынче должны мы важный договор заключить... А, думаю, гори все огнем, пока с Настеной не выясним отношений, никуда не поеду... Откладывается, говорю, Федя, наша поездка. Он плечами пожал: дело хозяйское. А Настя и говорит: «Не валяй дурака, Степан, раз обещал, надо ехать. Мне тоже сегодня в институт надо, я людей пригласила». И так это все натурально, брат, как будто у нас с ней ничего и не произошло этой ночью... Одни глаза выдают – видно, как в них думка тяжелая ворочается. Ладно, думаю, может, оно и лучше, к вечеру все само прояснится. Под горячую руку о таком не говорят...

Никогда не прощу себе, что уехал тогда... Ну, заключили мы этот проклятый договор, и я прямиком домой, даже звонить не стал. Дома, однако, тишина и никого нет. Я – к шкафам: смотрю на месте ли Настины вещички. Все на месте. Даже маленький саквояжик, с которым она из командировки приехала, – и тот стоит на месте. Ну, я немного успокоился и даже суп сварил к обеду. Сижу, жду... В пять часов звоню ей на работу. У нее есть там маленькая комнатенка с телефоном, одна она там сидит. К телефону никто не подходит. Я звоню секретарше: так, мол, и так, Анастасия Ивановна уже домой ушла? Да она, говорит секретарша, на час-то всего приходила, да и то с утра это было. А куда, спрашиваю, поехала, по каким делам? Очень срочно она мне нужна... А вы, говорит секретарша, директору нашему позвоните, Тарыкину, она к нему в кабинет заходила с утра. Тарыкин был на месте и обстоятельно рассказал мне, что Анастасия Ивановна была у него около часа и докладывала о командировке. Потом Тарыкин поинтересовался, не случилось ли чего, потому что голос у меня был взволнованный... «Да нет, – говорю, – пока все нормально...» Бросил я трубку и думаю, что же мне делать? Выкурил пачку сигарет, смотрю, а уже семь часов вечера. Я сел в машину и поехал к ее подруге, Тамаре, с которой я ее впервые встретил. Она к нам почти каждый Новый год приходила встречать, потому что была одинокая. И вообще, Настя с ней дружбы не теряла, и время от времени они с ней встречались, но не скажу, брат, чтоб очень часто – мы с Настей все больше любили быть вдвоем в свободное время. Приехал я к Тамаре и потому, как она на меня взглянула, сразу понял, что зря ехал. «Может, она к тетке поехала?» Тамара твердо покачала головой: «Даже если у вас что-то очень серьезное случилось, к тетке она не поедет ни за что. Вы уж мне поверьте».

Ладно, пришел я домой, взвиваюсь от каждого телефонного звонка... Но все не она... Мысли разные в голову лезут, одна хуже другой... Знаю ведь я, что все случившееся с нами для моей Настены большим горем показалось... А вдруг ей на улице стало плохо? А если попала под машину? Стал обзванивать все московские больницы... нигде такой нет... Утром, совсем измученный бессонной ночью и мыслями, позвонил в милицию и попросил помочь найти человека. Записали данные... На следующий день я не пошел на работу – все ждал у телефона и звонил, звонил сам... Наконец позвонили из милиции и предложили посмотреть молодую женщину, которую ночью привезли в морг... Сорвался как сумасшедший, думал, сам в дороге разобьюсь... Можешь представить, брат, что я пережил, когда вошел туда... Но это была не она...

С тех пор, брат, прошло уже полгода... Настена как в воду канула... А может, так оно и есть... А я пятый месяц на работу не хожу. Все сижу дома и пью... и Настену жду... Симанович рвется мою фирму к рукам прибрать, да мои хлопцы не дают... Они меня ждут и еще ищут Настю, даже подключили каких-то детективов. А меня они зря ждут... Мне теперь один черт... видеть никого не хочу и к себе никого не пускаю... Вот только за почтой хожу вниз... Слушай, подожди, не уходи, я сегодня на взводе – может, сиганем вместе, этаж у меня подходящий, десятый... Я ведь из храбрых, брат, в десантных служил...

Стой, это что за новость: кто-то в дверь звонит? С утра кого-то принесла нелегкая... Или у меня уже галлюцинации...

А... Федор... Зачем? Новости, говоришь для меня... Неплохие? Ты не шути, Федя... Для меня теперь только одна новость и может быть хорошей... Разыскали наши ребята, говоришь? Я сделал тебе больно, совсем задушил? Прости... Только не говори сразу, что нашли не среди живых... Ну, говори, говори же, скорей... Какая дочь? У меня дочь... Значит, скрыла, что была беременна, хотела сюрприз сделать в тот подлый вечер... попросилась сразу из роддома к нашим старикам... Заодно небось и за ними ухаживает. А они, стало быть, старые маразматики, держат ее в секрете от меня... Ну я им дам новую смету расходов, они позабудут как молодежь перевоспитывать, совки замшелые. На свою замшелую рожу поглядеть? Я, Федя, долго смотреть на нее не буду: пять минут – и я в форме. Давай выпьем по одной за нечаянную радость. Не пить, говоришь, а свечки за нечаянную радость ставить надо... Все сделаем, Федя, как надо... А пить мне действительно, сейчас ни к чему. Простил меня Господь, Федя, простил... Ну вот я и готов. Пошли скорей. Федор, ты только подумай, к такой скотине как я, счастье вернулось... Как это посмотрим? Ты так не шути, Федя, дружище... Зачем я плачу? Это я от радости... Ведь я от таких верных корешей хотел вниз головой с балкона... А выходит, жизнь продолжается, старик...

Владимир Федоров

ФЕДОРОВ Владимир Владимирович родился в 1965 году в г. Горьком (ныне – Нижний Новгород). Прозаик, драматург, автор нескольких книг прозы и стихов, лауреат еженедельника «Литературная Россия», редактор и издатель культурно-просветительского журнала «Балахна», член Союза писателей России. В 2001 г. вышла его книга «Пасынки января» (Балахна, Библиотека писательской артели «Литрос»).

КРЕЩЕНИЕ РУССКИМ «КЛОНДАЙКОМ»

... и падал не тот снег. Собственно, снег в декабре – дело привычное, однако один на другой не похож. Со стороны теперешний снег смотрится красиво, а для дел насущных был не кстати. Очень.

Деньги кончились, как говорится, еще «послевчера», а послезавтра намечался календарный переход с одного века в другой, даже в другое тысячелетие. Гадко было туда без денег попадать. Неуютно.

Осип Касаткин прожил более сорока пяти лет, собирался протянуть хотя бы еще половину от того иль другого, если получится. Он так размышлял... Жил-то вполне честно, к воровству не приученный, работал всю жизнь, по выражению последней бывшей жены, «как форменный дурак». Таких, как он, ценят особо в России, куражатся как хотят, чтоб затем выбросить как вещь ненужную, лишнюю. Так его с родной стройки и сократили, самым первым; воровал бы, как многие, – смог бы от мастера откупиться, да не случилось.

Приучетился на бирже труда, да сколь ни выходила нужда в работниках, не попадал он в счастливцы: как узнавали, что ему не тридцать пять и даже не сорок, так и отказывали по вполне приличным причинам, но сквозило от них одно – старый больно. Осип даже чаще стал в зеркало себя оглядывать, к бабенкам шальным захаживал силушку проверять – все было крепко... Да не брали. Приходилось перебиваться по-разному: то грузить, то подсоблять в работах соседям или еще что. Большой прибыли эти дела не приносили: лишь на хлеб да табак.

Так бы и бедовал Осип смиренно, но повстречал старого товарища Кольку Блаженцова и от него узнал, что умные люди уж лет по пять горя не знают, очищая окружающее пространство от лишнего цветного металла. Хлопцы рисковые, резвые гребут металлы где попадется, воруют, конечно, и садятся тоже... Однако есть места, где эти самые металлы можно брать вполне «законно», то бишь, свободно, без риска. Спасибо былой оборонной промышленности – наваляла при советской власти много чего, да побросала, где ни попадя.

Немало порассказал Колька товарищу, и выходило с того, что чем дома сидеть оказии с биржи ждать, лучше потрудиться для себя. Тут-то и услышал Касаткин это слово: «Клондайк»... Блаженцов так и сказал:

– Завтра подходи к восьмичасовой электричке. Рванем на Клондайк, хапнем по сотне на Новый год!

Такая перспектива – «хапнуть по сотне» – как говорится, Осипа «грела». О тыщах бешеных и не мечталось, однако как же в Новый год оказаться без бутылешки какой да не выпить за наисветлейшее грядущее? Касаткин вполне искренне, без игры, поблагодарил приятеля и назавтра был готов к «боям». Наработавшись по-разному-всякому, Осип смекнул, что труды предстоят земляные, а в сочетании с морозцем потребуют надежного инструмента. К электричке Касаткин вышел вполне экипированным: в подбитой ватином робе, подкаснике, с ломиком и острющей саперной лопаткой на длинной рукояти. На древке... Не любил он этого понятия! На рукояти, к рукам крепко приноровленной.

Блаженцова еще не было, и Осип закурил, не без интереса оглядев замороженную с ночи платформу...

... осадки фонарного света скупо сыпались с одинокого столба аккурат перед перронным закутком. Тут когда-то была касса, но после трех разбойных нападений «билетерку» закрыли, справедливо решив не экономить на десятке случайных пассажиров. Этим стали пользоваться «металлисты» – их к электричке собиралось с городка человек с пятьдесят. Касаткин даже встревожился, обнаружив такое число конкурентов, однако сзади послышался голос Кольки:

– Не бзди, Ося! Моторный завод в то болото лет тридцать отходы вбивал... Еще копать – не перекопать! Всем хватит.

Осип поздоровался и поинтересовался:

– Так народу много... Уместимся?

Блаженцов прикурил от его сигареты и объяснил:

– Там болото – с километр! Народу в иной день наезжает – только транспарантов не хватает!

– Кого?

– Да лозунгов! Помнишь? Мир, труд, май... Июнь – июль – август... Демонстрация форменная! Чай, там деньги живые дают! Сечешь?

Осип понятливо закивал головой и вслед за приятелем полез в вагон подошедшей электрички.

Там уже было немало по-рабочему одетых людей, заботливо держащих в руках ломы, лопаты да точеные пешенки.

В Домоконцево электричка доставила людей под самый свет. Не-ет, – светло было уже вполне, но настоящее солнце, по-зимнему нехотя, только выбиралось из-за горизонта, словно осторожничая.

На перрон вырвалась дышащая паром и смолящая сигаретными дымами толпа. Электричка быстро ушла дальше, а люди остались. Осип прикинул: никак не меньше ста человек выходило. Колька дернул его за рукав:

– Самогонку будешь?

Касаткин пожал плечами: он собирался работать, и вопрос застал его врасплох. Приятель потянул его к краю платформы, где уже стояла очередь к дородной бабе, обзавернутой во множество пуховых платков. Она малиновой от морозца рукой хватала приходящие деньги, а другой рукой в лохматой рукавице выдавала нужные порции самогонки. Торговля шла более чем бойко. Было недорого.

Блаженцов взял мутную «поллитру» и подмигнул Осипу: «Сервис!» Осип заметил, что у товарки можно было за совершенные копейки к кондовому пойлу прикупить нехитрые бутербродики и соленых огурчиков. Это его почему-то развеселило, хотя выпить отказался. Он мог что-то одно: или пить – или работать.

К месту шли недолго, и оно появилось перед глазами как-то неожиданно.

Где-то в нескольких километрах от болот и перелесков светились окраины поволжского городишка, известного в узких кругах своим как бы засекреченным заводишком. И все это пространство напоминало киношный аэродром после налета вражеской авиации, оно все было измечено воронками-ямами всевозможных форм, глубин, размеров...

Осип даже остановился. Колька тоже встал, сплюнул в снег и пояснил:

– Клондайк... Он самый... Тут не Бразилия – алмазов не найдешь, золотишко тоже не попадалось, а вот алюминий, медяшки – встречаются. Тут отходы с литейки заводской... Грязновато, конечно, но ежели кушать хочешь – переживешь.

Блаженцов пошел дальше, а Осип, что-то задумавшись, поотстал. Откуда-то из-под насыпи к нему выползли два совершенно похмельных мужика.

– На Клондайк?

– Ну... А что? – простодушно ответил Касаткин. Один из мужичков достал из кармана кнопочный ножик и, поигрывая им в режиме открой-закрой, «постановил»:

– Значит, десяточка с тебя, корешок.

Осип дураков не боялся с детства, спокойно перехватив ломик для удобства удара, предложил:

– Поди, возьми!

Мужики такого поворота событий явно не ожидали, к тому же сзади послышался вопль вернувшегося Кольки:

– Ося, вали того, кто с ножом! Другого я прибью! Давай!

Касаткин сноровисто взмахнул ломиком, но мужички резво бросились наутек, а если точнее, сиганули с насыпи и полетели в овраг, кувыркаясь, как куклы, да поойкивая при ударах о землю.

Блаженцов хохотнул:

– Щастливо приземлиться! – потом потянул Осипа за собой, тоже вниз, но на другую сторону, по тропинке.

– Это они одиноких лохов ловят. Шнурки известные... Их уж и били раз пять, раза два чуть не до смерти, а им все мало... Прибьет кто-нибудь... Пошли.

Касаткин не успел ни испугаться, ни удивиться – в сущности, этот эпизод получился вроде как естественным пунктиком дороги на «Клондайк».

На само болото не пошли. Блаженцов отсоветовал, объяснив, что там с полметра вода и копать дюже неудобно. Расположились на пригорке у березок. По-первой Осип взял кем-то уже начатую, но брошенную яму. Дело оказалось простым: алюминиевые отходы от долгой лежки в земле как бы окислялись, грунт вокруг них оббеливался, точно указывая их наличие. С медью было еще проще – она хоть и попадалась значительно реже, но ее определяло щедрое озеленение. Рывший яму до него, видимо, старался мало, или был худоват на силу. Осип, пробив ломиком с полметра мерзлой земли, добрался до податливого лопате грунта и очень скоро стал то и дело сбрасывать в котомку алюминиевые отливки, а в припасенный по совету Блаженцова пакет – всяческие медяшки: проводки, трубочки, плашечки. Медь откладывалась, ее было выгодней сдавать в городе, у базара.

Работа не утомляла, даже, наоборот, появился жуткий азарт, подогретый подслушанными в электричке разговорами. На «Клондайке» можно было запросто выкопать «чушку» – так называли алюминиевый слиток килограмм на пятнадцать, а то и больше. Находка такого рода была тут не редкость, однако, очень выручала. Металл принимали прямо у ям!

Часа через два, как они вгрызлись в землю, появился щуплый юркий парнишка в сопровождении громилы с мешком за плечами. Парень бодро предложил:

– По десяточке, мужики?

Касаткин насторожился, но его настроение развеял Колька, подошедший из своего «забоя»:

– Это, Ося, металл принимают... Сдавай, если что есть.

Касаткин протянул котомку. Парнишка вытащил из кармана безмен, ловко прикинул вес и сказал:

– Четыре с половиной кило... Триста грамм на сумку, двести на мусор. Сороковник. Идет?

Осип даже и не подумал ни о чем, суетливо закивал головой и, получив деньги, неожиданно расслабился и, сев на опустевшую котомку, закурил. Скоро к нему присоединился Николай.

– Молодец... Я пока только на двадцатник нарыл... Гляди-ка! Ты куба три земельки ковырнул!!! Прямо трактор!

– Дак себе рою!

Блаженцов покачал головой и махнул в сторону рукой:

– Не говори так... Вон, еще одного увозят.

Касаткин посмотрел вдаль и к своему удивлению увидел милицейскую машину и карету «скорой помощи». Медики грузили в «УАЗик» носилки, укрытые простыней... Полностью.

Колька объяснил:

– Старики копать ходят... Пенсия-то ерундовая... А тут и самогоночка, и ностальгия... Энтузиазм – как на стройках социализма! Расслабляются деды, былой задор припомнят и пашут, как в юности, – под стаканчик... А сердечки-то уж не те! За этот месяц – третий, если пацанов не считать.

Осип удивился:

– Тоже умерли?

Блаженцов стрельнул окурком в сторону, добавил:

– Не с того. Тут некоторые самогоночкой не балуются, а упиваются, ложатся в яму спать, а утром их находят... Менты в такие дни тут народ гоняют. Им это – головная боль... Сегодня не станут. Сегодня дедок помер... Приемщик сказал, с лопатой в руках помер. Сердце. Как раньше говорили? Сгорел на работе! Да...

Касаткину стало грустно. Хоть и радостно от свежих денег в кармане, но что-то представил он себя в яме с лопатой в руках, да в старости. С этого грустно и стало. Большой пенсии он для себя не определял и особенно не надеялся дожить до нее, хотя здоровье пока что особо не подводило. Подумал он, что дедок-то преставившийся был, видать, всю жизнь, как он: форменный дурак, работный и не вороватый... Других на «Клондайке» не встречалось.

К этим его мыслям пришлись Колькины слова:

– Профессор чушку взял рублей на сто! Повезло...

Про Профессора в электричке говорили, – самый он настоящий! Ездит в свободное время, хоть человек он и грамотный... Трое детей у него, а на ихнюю ученую зарплату и канарейку не прокормишь.

Профессор, мужчина лет пятидесяти, ковырялся в яме неподалеку. Мужики все думали, что он поломается да отстанет, но просчитались. Профессор оказался из крепких и без полутора сотен не уезжал, к тому же словно колдовал он! Находил, стервец, «чушки» чуть ли не через раз!.. А однажды прошлым летом нарыл медную болванку под восемьдесят килограмм весом, тогда приемщики жуликоватые были, но он им не поддался, а упер находку в город и сдал ее там по тройной супротив клондайковской цене. С тех пор с ним все «старатели» говорили только на «вы», уважительно и даже робко. Он еще славился тем, что мог сказать человеку: «Копай здесь!» Человек копал и обязательно попадал на щедрую «жилу». Однако говорил он такое не всем; а некоторым, обудачивая людей по каким-то своим особым приметам.

Часа через три ударной работы Осип решил еще разок перекурить, к тому ж приемщик взял у него уже почти восемь килограмм, и Касаткин уже «хапнул» намеченную Блаженцовым сотню. Устал он смертельно: долбить мерзлую землю, густо замешанную битым кирпичом, было не легко, если не сказать как по-народнее... Однако деньги, живые и без обмана, платились четко.

Колька тоже попал на «жилу» и взял всего чуть меньше Осипа. Они, как-то не сговариваясь, собрали щепок и запалили костерок. На огонек, сулящий тепло, приковылял Профессор. Они поздоровались, и Профессор, одобрительно оглядев кучу грунта, выброшенную Осипом из ямы, спросил:

– Это кто наковырял? Новобранец?

Колька подтвердил:

– Он самый! Не человек, а трактор!

Профессор, хитро сверкнув глазами, заявил:

– Там «чушка» будет, килограмм на сорок.

– Спасибо, конечно, вашими бы устами да водку пить!.. Профессор надел рукавицы, прогрев на огне промерзшие пальцы и, отправляясь в свою яму, посоветовал:

– Поторопись! Темнеть будет...

Колька согласно покачал головой, и Осип, помятуя россказни про Профессора, решительно спрыгнул в «забой». Поднял было лом, и тут ему показалось, что земля, на которой он стоит, уж больно твердая. Осип стал крушить грунт прямо под ногами и чуть не сразу уперся в алюминиевый отлив. Он оказался немаленьким и собой напоминал рыбу. Ее «хвост» поддался очистке сразу, а вот до «головы» добираться пришлось на голом упрямстве... Как Колька потом говорил мужикам: «Такое экскаватор осилит за неделю». Осип, полуживой, пробитый черным от грязи потом буквально насквозь, выволок «чушку» наверх, прохрипев подскочившему Блаженцову:

– Приемщика...

Парнишка с помощником прискакали быстро. Вообще, слухи об удаче на «Клондайке» разлетаются мгновенно; с соседних ям подбрели усталые мужики и с завистью, но совсем по-доброму, загудели.

Оказывается, приемщики были готовы и к такой удаче. У них имелись большие весы, на которые «рыба» была благополучно взвалена.

Приемщик долго колдовал с весом, затем обрадовал:

– Сорок семь килограмм!.. «Чушки» берем по восемь рублей. Там примесей много.

Осип опешил. В его голове крутились уже совсем другие цифры.

Профессор, оказавшийся в толпе, оглядел «чушку» и констатировал:

– Нету тут примесей, уважаемый... Чистый металл.

Мужики затихли, все словно по команде уставились на парня. Он сдался без «боя».

– Предлагаю четыреста пятьдесят рублей... Мне тоже жить надо.

Кто-то посоветовал:

– Отдай. Мороки больше.

Цифра Касаткину понравилась. Перспектива везти «чушку» сначала домой, а назавтра в город его не очень привлекала. Он согласился.

– Давай!.. Пусть будет.

Парнишка ловко отсчитал деньги, его помощник легко и непринужденно уложил «чушку» на плечо и унес, как пушинку!

Осип присел на заснеженный бугор и, проводив «добычу» глазами, подумал, что ему жаль расставаться с «рыбой», будто он потерял что-то дорогое-родное...

– Профессор похлопал его по плечу.

– Не последняя. Молодец! Пошли к станции. Темнеет.

Осип еле собрался, а ломик с лопатой ему помог увязать Колька. Руки Касаткина слушались совсем плохо, но внутри была одна радость.

На подходе к станции он оклемался совсем и даже смог нести свой инструмент. Однако они не успели к электричке... И много кто с ними. Мужики побрели дальше, к автотрассе, но Касаткин уселся на скамью в станционном закутке и сказал Кольке:

– Не могу. Следующая через час... Тут посижу.

Профессор тоже присел рядом с Осипом, ему надо было ехать в город. Он взял металла почти на три сотни: повезло с медью – нарыл преотличный отрывок кабеля.

Блаженцов, лишь секунду подумав, вздохнул:

– Я тебя тут с деньгами не оставлю... Хрен с ними... Щас за насыпью костерок запалю. Пересидим. Погреемся.

Стало совсем темно. Они переместились к костерку и сидели почти молча, лишь иногда перебрасываясь случайными фразами: «Клондайк» – не санаторий, сил забирает много. Мужики больше слушали.

У станции в махонькой деревушке гуляли, обмывали свадьбу: заливалась гармонь, люди пели не стройно, но от души, а главное – громко.

Когда до прихода электрички оставалось каких-то несколько минут, к их огоньку приковылял хмельной развеселый дедок.

– Здоровья, мужики...

Колька отозвался:

– Тебе его больше надо! Будь здоров.

Дедок посидел с ними молча, однако ему было скучно.

– С Клондайка, что ли?

– С него...

– Квелые вы какие-то, хлопцы!

Мужики не ответили, а дедок поднялся на насыпь и уже оттуда крикнул:

– Ладно! Щас я вас взбодрю! Пойдем за мной!

Мужики переглянулись. Профессор заметил:

– Со свадьбы. Может рюмочку поднести...

Они встали и вылезли на насыпь...

... дальше дедок вытворил что-то невообразимое. Он подошел к дому, в котором веселился народ, поднял с земли полено и со всей дури запустил в ближайшее окно, затем подпрыгнул, словно резиновый, и пропал! Растворился в пространстве!

За звоном разбитого стекла гармонь смолкла, и крики и праздничный шум оборвались. Профессор среагировал первым:

– Надо бежать! Поубивают нас, мужики!

Бодрость действительно пришла быстро и плотно. До своего костра не добегая, три усталых «старателя» рванули в ночь. Всех спас, как ни странно, Осип: он крикнул, что бежать надо на «Клондайк»!.. Только там их не искали...

... а уехали-то все же на электричке... Последней. Совсем с другой станции, до которой добирались лесом, озираясь и хоронясь от каждого звука. Профессор все смеялся, Колька матерился, а Осип делал и то и другое, однако в радости.

Новый век встречать было с чем.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю