Текст книги "Теория культуры"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)

Так, в исторической памяти двух или нескольких этносов одна и та же территория может ассоциироваться с сакральным образом земли отцов, т. е. каждый из этих народов может рассматривать данную территорию только как свою собственную отчизну. Такая уверенность, подкрепленная мифо–эпическими повествованиями, дает основание членам каждого этноса воспринимать эту территорию как символ собственного этнокультурного своеобразия. Разумеется, такое восприятие не отражает всей полноты исторической реальности.

А возможна и иная ситуация: этническое меньшинство, долгое время проживающее за границами своей исторической родины, стихийно формирует некий идеальный образ отчего края. Никакие реальные сведения не способны внести в такую этнокультурную утопию существенные коррективы, поскольку она служит смысловым ядром консолидации меньшинства, обитающего на чужбине.

Один и тот же признак этнического своеобразия культуры – например язык – по–разному воспринимается членами этноса в различных исторических ситуациях. В период консолидации народа родной язык приобретает особую ценность, что воплощается в расцвете литературного творчества, публицистики, в особом интересе членов этноса к истории родной словесности, к фольклору. Если же этнос ассимилируется (растворяется в иной этнической общности) или пребывает в упадке, то и язык деградирует, забывается. Значение и роль родного языка в восприятии членов этноса обесцениваются. Молодое поколение уже не стремится овладеть им в полном объеме, не считает родной язык и родную словесность значимой культурной ценностью.

По–разному воспринимают исторические свидетельства этнического своеобразия культуры члены этноса, принадлежащие к различным социальным группам, горожане и сельские жители. Так, потомственный житель мегаполиса, придя в этнографический музей, может вовсе не опознать предмет своей народно–бытовой культуры в качестве сколько–нибудь важного признака ее этнического своеобразия. И это неудивительно – ведь он никогда не пользовался подобной вещью и не видел ничего похожего в доме родителей. Но совершенно иначе этот же предмет воспримет житель сельской глубинки, частенько встречавший такие вещи в обиходе своих пожилых родственников и знакомых.

Восприятие этнической специфики своей культуры зависит и от образовательного уровня. Например, еще не получившая аттестат зрелости юная модница, увидев на фольклорном фестивале женский костюм, подобие которого носили ее прабабушки, недоуменно пожмет плечами: неужели кому–то приходило в голову все это надевать на себя? А для образованного дизайнера родная «этника» послужит источником творческого вдохновения, и он воплотит ее самобытную красоту в современных моделях одежды.

По мере модернизации культуры количество признаков ее этнической специфики неуклонно сокращается. Но если этнос продолжает существовать как консолидированная общность, то психологическое переживание уникальности родной культуры у членов этноса не утрачивается. Элементы этнокультурной самобытности, исчезнувшие из повседневности, компенсируются историческими, этнографическими и культурологическими знаниями, художественной литературой, профессиональным и самодеятельным искусством, апеллирующим к фольклорным корням.

Подводя итог сказанному, необходимо подчеркнуть, что в культурологии вопрос об этническом своеобразии культур может быть решен только конкретно – в комплексном культурологическом исследовании определенных социально–демографических групп, входящих в состав этноса, в изучении локальных этнокультурных общностей с учетом текущей исторической ситуации в ее ретроспективе и перспективном развитии.

7.4. Национальные культуры

Национальные культуры в отличие от этнических не являются изначальной неотъемлемой формой исторического бытия человеческих общностей, так как возникновение наций – феномен сравнительно поздний. В социогуманитарных науках до сих пор не выработана общепринятая теория этого процесса. Одни ученые рассматривают становление наций как дифференциацию и усложнение внутриэтнических связей. Другие акцентируют связь процесса национального строительства с формированием государства. Третьи полагают главным психологический фактор – появление национального характера как особого феномена, вбирающего в себя этнические и социальные черты ментальности одного или нескольких народов, объединенных общей исторической судьбой.

Однако все исследователи согласны с тем, что не существует этнически однородных наций. В большинстве случаев национальное объединение происходит на основе этнически родственных племен. Однако сама по себе этническая родственность не является необходимым условием национального строительства. Многие нации образовались не только из этнически разнородных групп, но и из разных рас. Например, бразильская нация сложилась из нескольких этнических и расовых групп: индейцы, неоднородные по племенной принадлежности, португальцы, африканцы и т. д.

Нация не определяется также религией или государственной принадлежностью. Так, российская нация включает в себя христиан, мусульман, буддистов, иудеев (религиозных евреев), последователей архаических этнических верований (например, анимистических и шаманских культов), а также весьма и весьма значительное количество людей, не исповедующих никакой религии). Кроме того, в ближнем зарубежье (странах Балтии, в Украине, Белоруссии, государствах Средней Азии и Закавказья) проживают сотни тысяч русофонов (людей, владеющих русским языком как родным), которые причисляют себя к российской нации и реально являются носителями российской культуры.

Национальная культура складывается исторически – в процессе длительного совместного существования этнических общностей, связанных единой территорией, экономикой, языком. В этом процессе возникает общность духовной жизни и появляются особенности национальной психологии, формируются такие признаки нации, как национальная ментальность и национальное самосознание.

Становление национальной культуры осуществляется, как правило, параллельно с образованием нации и национальной государственности. В Западной Европе эти процессы зарождались на заре Нового времени, когда традиционные феодальные общества начали качественно трансформироваться и на передний план социально–экономической жизни выдвинулась буржуазия. Капиталистическая форма общественного развития формировалась одновременно с появлением национальной идеи: новый тип экономических связей, объединявших население различных областей, осознавался людьми как особый вид духовного единения – национальная целостность. Например, жители Прованса, Бретани, Нормандии по мере развития рыночных связей между регионами осознали себя французами.

Формирование культур, пронизанных национальной идеей, происходило в Западной Европе в тесном взаимодействии с созиданием социально–экономических условий существования наций и строительством национальных государств.

Иначе формировались национальные культуры в Азии, Африке и Латинской Америке, где решающую роль в возникновении наций играло освободительное движение. Например, полиэтнические и мульти–религиозные Бирма и Индия, находившиеся в колониальной зависимости от Англии, были административно объединены колонизаторами, хотя для такого объединения не существовали какие–либо культурно–исторические, демографические или иные объективные основания. В борьбе за независимость, особенно обострившейся в начале ХХ в., и в Индии, и в Бирме интенсивно протекали надэтнические процессы национальной консолидации. Для маратхов, тамилов, бенгальцев и других народов Индостана национальная идея выражалась краткой формулой – «Мать–Индия», («Бхарата–мати»), а для этносов Бирмы – «Наша Бирма» («Доу Бама»).

После достижения независимости в середине ХХ в. на территории Индостана возникли два крупных государства – Светская республика Индия и Исламская республика Пакистан, а также ряд сравнительно небольших государственных образований. А полиэтническая Бирма возобновила историю своей самостоятельной государственности, прерванную колониализмом.

Национальная культура Индии функционирует как целостность, связующая самобытные этнокультурные традиции народов, которые населяют эту страну, и одновременно обеспечивающая их свободное развитие. Был разработан закон о языковом союзе, согласно которому в общеобразовательных школах каждого региона (штата) Индии в обязательном порядке изучаются три языка: два государственных (хиндустани и английский) и язык коренного этноса. В каждом штате страны на трех языках публикуются газеты и журналы, ведется официальное делопроизводство и судопроизводство, радио–и телевещание, издается учебная, научная и художественная литература.

Духовная жизнь страны базируется на принципе свободы совести и равноправия религий. Мультирелигиозная Индия была названа «светской» республикой именно для сохранения и укрепления национального единства. Поскольку религии до сих пор играют очень важную роль в жизни народов Индии, акцент в национальной культуре делается на веротерпимости как объединяющей светской ценности. Делу укрепления единой национальной культуры служит унификация школьных образовательных программ в масштабе страны и стандартизация среднего и высшего специального образования.

В Бирме процесс строительства национальной культуры проходил гораздо сложнее, поскольку экономические, социальные и межэтнические связи двух ее регионов (Верхней и Нижней Бирмы) были слабо развиты. Бирманцы, будучи в численном отношении самым крупным этносом в государстве и обладая древней письменной культурой, претендовали на главенствующую роль в общенациональном культурном строительстве. Продвижение программ развития самобытных культур этнорелигиозных меньшинств, населяющих страну (чинов, качинов, каренов, шанов и др.), сопровождалось конфликтами. Стремление к выработке общенационального культурного консенсуса, базирующегося на признании равноправия всех этнокультурных традиций, нашло свое отражение в переименовании государства и его столицы. В настоящее время эта страна именуется на политической карте мира Мьянмой, а ее столица (бывший Рангун) – Янгоном, что более приемлемо для ее народов, так как апеллирует к истории доколониальной государственности.

Важно подчеркнуть, что в процессе формирования всех без исключения национальных культур Европы, Азии, Африки, Латинской Америки значительная роль принадлежала языку, литературе и изучению истории нации. Именно через литературное творчество, письменный язык и осознание общности исторической судьбы выкристаллизовывалась национальная культурная идентичность. Важны в этом отношении и национальные художественные ценности, символизирующие вклад нации в мировую сокровищницу культурных достижений, – памятники архитектуры, образцы изобразительного искусства, музыка, драматургия и театр. Будучи предметом национальной гордости, такие ценности одновременно обладают общечеловеческой значимостью.

Большой культурологический интерес представляют региональные особенности национальных культур. Культурное пространство региона (губернии, области, провинции) является частью национального культурного пространства и вместе с тем обладает своими собственными характеристиками. К ним относятся специфические особенности хозяйственно–экономической деятельности населения, религиозность, этнокультурное наследие, специфика культуры повседневности.

Изучение региональных особенностей культуры позволяет выявить влияние территориально–географического, этнического, языкового, религиозного и социокультурного разнообразия провинций на процесс формирования и функционирования единой национальной культуры.

В аспекте психологического переживания индивидом своей принадлежности к культуре региона и национальной культуре значима двойная самоидентификация – например, особенная идентичность «коренной псковитянин» совмещается с общей идентичностью «россиянин».

В течение 90–х гг. ХХ в. в отечественном культурологическом и общественном дискурсе начал все более активно обсуждаться вопрос о том, какое содержание следует вкладывать в понятие «россияне»: означает ли данное понятие исключительно только юридический факт обладания российским гражданством или же указывает на культурную идентичность?

Действительно, для формирования идентичности «россияне» есть серьезные основания. В состав России входят наряду с русскими многие этносы, исторически обладавшие бесписьменной культурной традицией (например, вепсы, эвенки, чечены, чукчи), и народы, издавна развивавшие собственную письменную культуру (например, буряты, калмыки). В этом отношении можно и должно говорить о мультикультурализме россиян и надэтническом характере российской национальной культуры. Русский язык как средство межэтнического общения получил распространение на всей территории страны. Вместе с тем сохраняются и развиваются языки других этносов: функционируют национальные общеобразовательные школы, изучается и письменно фиксируется фольклорное наследие малочисленных этносов, развиваются национальные литературы. В высших и средних специальных учебных заведениях национальных территориально–административных автономий (республик, округов, областей) преподавание ведется не только на русском, но и на родном языке.

Весьма важен и религиозный аспект. На законодательном уровне получил признание тот факт, что для российской культуры традиционными являются четыре религии: православие, ислам, буддизм и иудаизм. Наряду с этими религиями равноправно функционируют этнические верования, регистрируются и действуют новые религиозные объединения. Свобода совести (право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой) и установка на толерантность и межрелигиозный диалог являются характерными чертами российской национальной культуры.

В свете сказанного становится очевидным, что понятия «россиянин» и «россиянка» обозначают культурную идентичность наибольшей степени общности, совместимую с частными формами культурной самоидентификации – этнической и национальной. Ничто не препятствует кабардинцу, русскому, татарину, эвенку или представителю какой–либо иной этнической или национальной общности определять себя как носителя российской культуры, сохраняя при этом иные формы культурной идентичности.

7.5. Социальная специфика культуры

Если поразмыслить о характере функционирования национальной культуры в масштабе общества, то умственному взору откроется пестрая картина многообразных культурных различий, обусловленных принадлежностью людей к той или иной социальной группе. Особенно отчетливо это прослеживается в исторической ретроспективе. Так, в начале XIX в. русские дворяне обустраивали быт, общались друг с другом, одевались, планировали распорядок дня совершенно иначе, нежели крепостные крестьяне, гостинодворские купцы и приказчики или вольные казаки. Но в то же время каждая из этих социальных групп воплощала в свойственных ей социокультурных моделях повседневности именно русскую национальную культуру, а не какую–либо иную.

В демократическом обществе современной России социальная специфика культуры выражена не столь рельефно, но тем не менее она присутствует. Несмотря на повсеместное распространение унифицированных стандартов организации жилищно–коммунальной сферы, единых эгалитарных гражданских норм поведения в общественных местах, модных тенденций в оформлении внешности, культурные различия между социальными группами оказываются вполне доступны наблюдению. Например, сельский труженик проживает, как правило, в отдельном доме и нередко держит скот и птицу на приусадебном участке, а научный работник довольствуется городской квартирой, где почетное место занимают книги, письменный стол и компьютер, а из живности можно обнаружить разве что собаку или кошку. Значительно различается повседневный гардероб молодой школьной учительницы и ее сверстницы–актрисы, хотя обе они следят за модой и стремятся эстетично выглядеть.

Но почему факт принадлежности к определенной социальной группе обретает свое отражение в культурных различиях? Для ответа на этот вопрос необходимо обратиться к области социальной философии и социологии, чтобы более отчетливо понять, какое содержание вкладывается учеными в термин «социальная группа».

Первое строгое определение этого термина было дано английским мыслителем Т. Гоббсом в трактате «Левиафан». Под социальной группой он понимал некоторую совокупность людей, «объединенных общим интересом или общим делом».[231]231
  Гоббс Т. Левиафан // Избранные произведения. М., 1964. Т. 2. С. 244.


[Закрыть] В эпоху Просвещения этот термин широко использовался французскими историками, английскими экономистами, теоретиками утопического социализма для описания групп, имевших различные политико–экономические интересы.

Необходимо отметить, что во второй половине XIX в. зародилась глубоко ошибочная социал–дарвинистская тенденция истолкования социальной группы как особой антропологической расы. Так, например, австрийский социолог и правовед Л. Гумплович сводил исторический генезис социальных групп к биологически обусловленной борьбе за выживание между расово несходными первобытными «ордами». Он утверждал, будто в любом человеческом обществе между социальными группами царит «естественная» вражда, коренящаяся в тех врожденных антропологических различиях, которыми и определяется членство индивида в той либо иной группе.

Социал–дарвинистские идеи приобрели человеконенавистнический характер в германском нацизме, преобразившись в миф о культурном превосходстве «людей нордического типа» – «истинных арийцев», самой природой предназначенных для мирового господства. Нацистскими антропологами был разработан специальный диагностический стандарт для определения этой мифической «расы» в общей массе населения Германии. В соответствии с ним проводился кадровый отбор для формирования привилегированных социальных групп: подразделений войск СС, менеджеров среднего и высшего звена в промышленности, науке, культуре, образовании и т. д. Демографическая политика государства была направлена на расширенное воспроизводство «истинных арийцев» и подавление рождаемости «неполноценных» рас. В фашистской Германии функционировало «Общество немецких девушек–матерей» – незамужних «арийских» женщин, посвящавших себя (при финансовой поддержке государства) реализации этой политики. Действовали программы дополнительного финансирования многодетных «арийских» семей. И одновременно проводилась массовая принудительная стерилизация «расово неполноценных» групп населения.

Нацистские идеологи, мифологизируя историю немецкой культуры, создали социал–дарвинистский образ древнего тевтона – доблестного воина, которому свойственны врожденные рыцарские добродетели: воля к господству над другими народами, верность и преданность германскому отечеству, бесстрашие, созидательный порыв, несокрушимый народный дух, черпающий силу в эпосе о нибелунгах. «Люди нордического типа» были объявлены современным воплощением тевтонских доблестей, пригодных для генетического конструирования германской нации как единой консолидированной социальной группы, противостоящей остальному человечеству. Этой социальной группе предрекалась роль коллективного творца новых – «сверхчеловеческих» – норм и ценностей, опровергающих культурно–исторический опыт иных, «неарийских» народов.

Однако сокрушительное поражение фашистской Германии во Второй мировой войне обнаружило полную несостоятельность нацистской идеологии и социал–дарвинистских представлений о расово–биологической обусловленности культурных различий между социальными группами.

Основное направление в изучении культурной специфики социальных групп разворачивалось в ХХ в. по линии выявления типологических признаков, позволяющих классифицировать группы как элементы взаимосвязанной системы общества. При этом общество рассматривалось как исторически развивающаяся система, в которой по мере экономических изменений меняется и номенклатура социальных групп. Согласно такому подходу, образ жизни социальных групп предопределяется их местом в хозяйственно–экономической жизни общества и характером трудовой деятельности. Эта теоретическая типология позволила выделить большие социальные группы – совокупности людей, существующие в масштабе общества и государства в целом: классы и социальные слои, профессиональные группы.

Членство в большой социальной группе выступает объективной характеристикой положения индивида в структуре общества. Однако человек может не осознавать своей принадлежности к какому–либо социальному классу или слою, т. е. не идентифицировать себя на психологическом уровне с большой социальной группой.

В культурологическом отношении теоретическая типология социальных групп, основанная на главенстве экономического фактора, давала слишком огрубленную картину культурных различий. Действительно, по образу жизни крестьянство, например, отличается от рабочего класса или предпринимателей. Но если взять конкретную культурно–историческую ситуацию, допустим, современную российскую, то выясняется, что люди, занятые в сфере сельскохозяйственного производства, делятся на множество более мелких социально–профессиональных групп: животноводы, полеводы, овощеводы, механизаторы и т. д. Кроме того, территориально–климатические условия их труда весьма различны. Одни проживают и трудятся в нечерноземной зоне России. Другие кочуют с отарами овец по горным пастбищам Северного Кавказа. Третьи являются по сути дела горожанами, поскольку работают в тепличных хозяйствах, расположенных в пригородах мегаполисов.

Подобные примеры показывают, что в аспекте выявления культурных различий между социальными группами, принадлежащими к одному и тому же классу, решающую роль играет эмпирическая типология, учитывающая функциональное содержание труда, географический фактор, социокультурные модели организации профессиональной деятельности и потребления.

Так, культурные различия между работниками тепличных хозяйств близ Санкт–Петербурга и в степных станицах Краснодарского края могут оказаться весьма значительными. Первым, например, доступны городские способы проведения досуга – театры, музеи, разнообразные клубы, кафе и рестораны. Кроме того, за пределами своего предприятия они ведут анонимную жизнь горожан, зачастую не будучи знакомыми с жителями соседнего многоквартирного дома. А вторые обитают в так называемой зоне телевизионной культуры, имея возможность посетить театр или музей только во время отпуска, если надумают провести его, приехав в столицу региона или другие города страны. Повседневная жизнь станичников далека от городской анонимности – она протекает на виду у соседей и в тесном контакте с ними.

Представления о внутренней неоднородности больших социальных групп и соответственно о существовании культурных различий внутри классов отчетливо выражены в таких социологических понятиях, как «социальный слой», «страта». Социальные слои внутри класса могут быть выделены по экономическому принципу, учитывающему размеры собственности и положение собственника в системах общественного производства. Исходя из этих критериев, ученые подразделяют класс предпринимателей на крупную финансово–промышленную буржуазию, среднюю – владеющую предприятиями легкой и пищевой промышленности или сетями предприятий торговли и услуг в масштабе государства, и мелкую.

Культурные различия между этими тремя социальными слоями определяются той совокупностью норм, ценностей, идеалов, ориентаций в сфере духовной и политической жизни общества, которая характерна для каждого из них. Так, для крупной буржуазии, стремящейся не только влиять на внутреннюю и внешнюю политику своей страны, но и определять ориентиры международной политической жизни, в большей степени характерен космополитизм, нежели патриотизм, поскольку ареной экономической деятельности крупного капитала выступает мировая, а не национальная экономика. Напротив – средняя и мелкая буржуазия патриотичны и заинтересованы прежде всего в процветании экономики национального государства, так как капиталы этих социальных слоев действуют в пределах своей страны.

Образ жизни крупной, средней и мелкой буржуазии имеет значительные различия. В социокультурном отношении организация повседневной жизнедеятельности представителя малого бизнеса, например, владельца парикмахерской или ателье по ремонту одежды, сходна по своему типу с образом жизни наемных работников, занятых в этом бизнесе. И хозяин, и его служащие в равной степени вовлечены в процесс функционирования своей маленькой фирмы: у них одинаковый недельный ритм труда и отдыха, они непосредственно контактируют друг с другом на работе. Сходна во многом и их структура потребления, ориентированная на экономию семейного бюджета ради приобретения товаров долгосрочного пользования, недвижимости, финансирования образования детей.

Но совершенно иначе обустраивает свою повседневность средняя буржуазия. Так, владелец сети ресторанов должен закладывать в свой бюджет особую статью – траты на издержки представительства, поскольку его общественное положение требует соответствующих престижных знаков. Деятель среднего бизнеса должен в потреблении ориентироваться на свой социальный слой, играющий заметную роль в экономической и социально–политической жизни страны. На предприятиях среднего бизнеса – будь то фирма по производству товаров народного потребления или услуг – существует своя корпоративная культура, призванная обеспечить высокую степень идентификации работника со своей корпорацией. К сфере корпоративной культуры относятся своды писаных и неписаных правил и норм поведения, оформления внешности, принятые способы коллективного проведения досуга (корпоративные праздники, посещение определенных спорткомплексов и т. д.).

Крупная буржуазия как социальный слой ориентируется прежде всего на мировые социокультурные стандарты, вырабатывающиеся в процессе деятельности международных экономических, общественных и политических организаций. Повседневную жизнь крупной буржуазии обслуживает армия профессионалов – медиков, психологов, модельеров, стилистов, поскольку деятели крупного бизнеса не являются частными лицами по роду своих занятий.

Важно отметить и особенности мировосприятия, обусловленные принадлежностью к определенному социальному слою. Мелкая буржуазия чрезвычайно сильно зависит в своем социальном благополучии от экономической конъюнктуры – колебаний потребительского спроса на продукцию или услуги. Поэтому в ее общественной психологии присутствует алармизм – повышенная тревожность. Алармизм мелкой буржуазии проявляется в особой чувствительности к экологическим проблемам, к прогнозам о неблагоприятной перспективе развития общественно–политической ситуации в стране, в страхе перед расширением потока мигрантов, прибывающих из–за рубежа, и т. д.

Крупная буржуазия к алармизму не склонна, так как устойчивость ее социально–экономического процветания обеспечивается привлечением огромного интеллектуального потенциала общества – инженеров–изобретателей, ученых различных профилей, включая социологов и социальных психологов, экологов, экономистов и пр.

В стиле жизни – рационе питания, выборе мест и способов проведения досуга, марок личных автомашин, учебных заведений для своих детей, в манере говорить, одеваться, вести себя дома и на людях – представители крупной буржуазии разных стран весьма сходны между собой. Международная активность крупного капитала, разнообразные контакты (экономические форумы, деловые встречи, общение «без галстуков») способствуют выработке таких унифицированных социокультурных моделей, которые минимизируют этно–национальный компонент в жизнедеятельности этого социального слоя.

Средняя и мелкая буржуазия в социокультурном отношении сохраняют связи с национальной почвой, но по–разному. Средняя буржуазия позиционирует эту связь сознательно, теоретически рефлексивно, так как работает в сфере национальной экономики. (У нас в стране об этом свидетельствует, в частности, очень нередкое включение слов «русский», «российский», «национальный» в названия транспортных фирм, промышленных корпораций, банков и т. д.)

Мелкая буржуазия, естественно, сохраняет связь с этно–национальными культурными традициями. Кроме того, малый бизнес часто строится по этническому[232]232
  Об этнической организации экономических сетей см.: ШрадерХ. Экономическая антропология. СПб., 1998.


[Закрыть] или региональному принципу, когда фирмы создаются либо людьми одной национальности, либо земляками. Например, из истории Санкт–Петербурга известно, что чайную торговлю в столице Российской империи держали «ярославцы» – выходцы из семей ярославского купечества. Они предпочитали брать приказчиками в свои магазины только земляков – молодых парней, воспитанных в культурных традициях Ярославской губернии.

Аналогичным образом выглядит и деление крестьянства на крупное, среднее и мелкое, но с той разницей, что богатый крестьянский слой (кулачество) сформировался в России очень поздно, только после столыпинской реформы, разрушившей сельскую общину («мир»). В культурном отношении заметные различия между этими слоями не успели сформироваться, и в целом русское крестьянство до 1917 г. выступало наиболее стабильным субъектом воспроизводства этнических культурных традиций. Вне зависимости от экономического положения крестьянство оставалось почти полностью религиозным, приверженным к бесписьменному фольклорному наследию, жестко дифференцированным в социокультурном аспекте относительно мужских и женских социальных ролей, норм и ценностей.

Даже после разрушения «мира» общинные связи на селе продолжали сохраняться, хотя и в несколько видоизмененном состоянии. Так, между кулаками и прочими обитателями деревни поддерживалась специфическая разновидность «патрон–клиентских» отношений – «подкулачничество». Кулак позиционировал себя как покровителя односельчан, готового оказать им в случае необходимости (стихийных бедствий, пожара, семейного несчастья) материальную помощь. А «подкулачники» в надежде на такую социальную «страховку» выполняли безвозмездно разнообразные хозяйственные и прочие поручения кулака или участвовали в бесплатной коллективной работе для него.

В советский период, после проведения коллективизации, была поставлена задача социокультурной модернизации этого класса – превращение его в поголовно грамотное, атеистически мыслящее «колхозное крестьянство», способное осваивать новую сельскохозяйственную технику и трудиться в соответствии с общегосударственными программами экономического планирования. Параллельно ставилась цель воспитания сельской интеллигенции – прослойки, владеющей общенациональной культурой и участвующей в социалистическом культурном строительстве на селе.