Текст книги "Маска Ктулху"

Автор книги: Август Дерлет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 34 страниц)

Только войдя в дом, мы вспомнили о диктофоне, который Лэйрд накануне оставил включенным. Вот средство, решил он, не зависящее ни от чьего воображения; простая, бездушная машина, которая, как известно каждому разумному существу, гораздо надежнее любого человека с его нервами и фантазиями, машина, не знающая ни страха, ни надежды. Думаю, что мы предполагали услышать лишь звуки, раздававшиеся возле нашего дома прошлой ночью; даже в самых диких ночных кошмарах не могли мы услышать то, что услышали на самом деле: запись, начавшись с самого обычного шума, внезапно сменилась невообразимыми воплями, перешедшими в какие-то адские звуки, завершившиеся самым невероятным, катастрофическим откровением, подорвавшим нашу веру в возможность нормального существования на этой планете.

Все началось с ночных криков гагар и сов, затем наступила тишина. Потом – уже знакомый нам шелест листьев и шум ветра и вдруг – жуткая какофония завывающих флейт, после чего последовал ряд звуков, которые я попытаюсь воспроизвести так, как мы услышали их в тот незабываемый вечер:

«Йигнаиих! Йигнаиих! Э-э-э-йа-йа-йа – йахаахааахааа-ах-ах – ах-нгх’аа – нгх’ааа йа-йа-йааа!»(Голос не человека и не зверя, а скорее нечто среднее между ними.)

(Темп музыки ускорился; она начала приобретать дикий, дьявольский оттенок.)

«Могучий Посланник, Ньярлатхотеп… мир Семи Солнц взывает к тебе, твоему земному обиталищ, Лесу Н’гаи, где может появиться Тот, Кого Нельзя Называть… И придет множество от Черного Козла из Лесов, Козла с Легионом Младых…»(На сей раз голос очень напоминал человеческий.)

(Череда весьма странных звуков, словно отвечает целая толпа; слышно шуршание и потрескивание, словно работает телеграф.)

«Йа! Йа! Шуб-Ниггурат! Йигнаиих! Йигнаиих! Э-э-э-йаа-йаа-хаа-хааа-хааа!»(Голос – нечто среднее между голосом человека и зверя.)

«Итакуа будет служить тебе, Отец миллиона любезных его сердцу. С Арктура, по повелению ’Умр Ат-Тавила, Стража Врат, явится Зхар… Объединяйтесь во славу Азатота, Великого Ктулху, Цатоггуа…»(Вновь слышен голос человека.)

«Иди, прими его обличье или обличье другого человека и уничтожь то, что может привести их к нам…»(Вновь тот же получеловеческий, полузвериный голос.)

(Здесь запись прерывается пронзительным писком каких-то дудок, сквозь который слышится хлопанье огромных крыльев.)

«Йигнаиих! Йи’хтхнк… х’ехай-н’гркдл’лх… Йа! Йа! Йа!»(Впечатление такое, что звучит целый хор голосов.)

Все эти крики звучали так, словно существа, издающие их, находились где-то совсем рядом; вскоре они начали затихать, словно существа куда-то удалялись. После этого наступила полная тишина, которая длилась так долго, что Лэйрд уже собрался выключить аппарат, как вдруг из него послышался еще один голос, при звуках которого нас охватил такой ужас, какого мы не испытывали, слушая жуткие вопли и завывания загадочных тварей, ибо из диктофона послышался голос, четко произносивший английские слова, но показавшийся нам ужаснее самых кошмарных криков:

«Дорган! Лэйрд Дорган! Вы меня слышите?»

При звуках хриплого шепота, обращенного к нему, Лэйрд смертельно побледнел и замер, уставившись на диктофон. Затем взглянул на меня. Из диктофона звучали не пронзительные вопли, а хорошо знакомый нам голос – голос профессора Гарднера!Впрочем, раздумывать над этой загадкой времени не было, поскольку аппарат продолжал выдавать запись:

«Слушайте меня! Немедленно покиньте берег озера. Но прежде призовите Ктугху. В течение многих веков в этом месте собирались все злобные твари из самых отдаленных уголков космоса, прибывшие на Землю. Я это знаю. Я принадлежу им. Они захватили меня, как захватили Пиргарда и многих других – всех, кто неосторожно вступил в их лес и кого они не убили сразу. Это Его лес – Лес Н’гаи, земное обиталище Слепого, Безликого, Вопящего в Ночи, Обитателя Мрака, Ньярлатхотепа, который страшится лишь Ктугхи. Я путешествовал вместе с ним среди звезд. Я побывал на далеком плато Ленг в Кадате, что лежит в Холодной Пустыне, за пределом Врат Серебряного Ключа, я побывал даже на Кайтхамиле возле звезд Арктур и Мнар, на Н’каи и озере Хали, на К’н-йане и легендарной Каркозе, на Йаддите и Йа’ха-нтлеи возле Инсмута, на Йоте и Югготе, откуда я смотрел на Цотхик с Алгола. Когда над верхушками деревьев появится звезда Фомальгаут, призовите Ктугху, трижды произнеся следующие слова: “Пх’нглуи мглв’нафх Ктугха Фомальгаут н’гха-гхаа наф’л тхагн! Йа! Ктугха!”Когда он явится, со всех ног бегите прочь, иначе погибнете. Это проклятое место должно быть уничтожено, чтобы Ньярлатхотепу было некуда являться со своей звезды. Вы слышите меня, Дорган? Слышите? Дорган! Лэйрд Дорган!»

Внезапно послышался протестующий возглас, затем шумная возня, словно Гарднера куда-то потащили, и наступила тишина, полная, абсолютная тишина!

Мы послушали еще немного, но больше ничего не было, и Лэйрд выключил диктофон, взволнованно сказав:

– По-моему, нужно сделать письменный дубликат этой записи, и как можно подробнее. Ты перепиши все крики, а потом мы запишем слова заклятия, которые продиктовал Гарднер.

– Ты думаешь, это был…

– Он. Этот голос я узнал бы повсюду, – кратко ответил Лэйрд.

– Выходит, он жив?

Прищурившись, Лэйрд взглянул на меня.

– Это нам неизвестно.

– Но его голос!

Лэйрд покачал головой, но тут вновь заработал диктофон, и мы принялись за работу – начали записывать на бумаге завывания и песни; теперь это было легко, поскольку между каждым криком оставалась пауза, в течение которой мы успевали сделать запись. Труднее всего оказалось воспроизвести звуки песен и заклятие, призывающее Ктугху, но, прослушав запись несколько раз, мы все же записали приблизительный вариант звучания. Когда мы закончили, Лэйрд убрал диктофон и бросил на меня вопросительный взгляд; его лицо выражало тревогу и неуверенность. Я молчал; то, что мы только что услышали, не оставляло никаких сомнений по поводу наших дальнейших действий. Можно было сомневаться в правдивости сказок, легенд, мифов и тому подобного, но услышанная собственными ушами запись была более чем убедительна, даже если она всего лишь подтверждала отдельные факты; мы по-прежнему не узнали ничего определенного, словно все это настолько выходило за рамки понимания обычного человека, что единственное, чего он мог добиться, – это смутного, приблизительного представления о произошедшем, ибо рассудок его мог не выдержать всего груза свалившегося на него открытия.

– Фомальгаут появляется где-то на закате или немного раньше, – бормотал Лэйрд, который так же, как и я, теперь уже полностью верил в то, что происходило на берегах озера. – Звезда будет видна над верхушками деревьев, это примерно двадцать – тридцать градусов над линией горизонта, поскольку на нашей широте она не проходит через точку зенита; значит, ее следует ожидать примерно через час после наступления темноты. Скажем, в девять тридцать или около того.

– Ты что, собираешься заняться этим уже сегодня? – спросил я. – Но… ты что-нибудь понял? Кто или что такое этот Ктугха?

– Я понял не больше тебя. И сегодня я ничего делать не буду. Ты забыл про камень. Так как же – пойдешь туда, после всего, что произошло?

Я молча кивнул, хотя не могу сказать, что сгорал от нетерпения оказаться в лесу в полной темноте, которая, словно огромная живая тварь, наползала на лес по берегам озера Рик.

Лэйрд взглянул сначала на меня, затем на часы; в его глазах горел лихорадочный огонь, словно и он лишь усилием воли принуждал себя предпринять последний шаг, чтобы лицом к лицу встретиться с таинственным существом, присвоившим себе земной лес. Если Лэйрд ждал, что я сдамся, то мне пришлось его разочаровать; как ни дрожал я от страха, но виду не показал. Я встал и решительно вышел из дома вслед за Лэйрдом.

4

Есть такие аспекты таинственного и загадочного – как внешние, так и скрытые в глубине разума, – которые лучше держать в секрете от обычных людей, ибо в самых глухих, мрачных уголках земли притаились ужасные призраки, существующие где-то на уровне подсознания, который, к счастью, чаще всего недоступен восприятию обычного человека. В самом деле, есть создания такие жуткие, такие невообразимо уродливые, что сама их внешность способна свести с ума того, кто их увидит. Мне повезло – даже теперь я не в состоянии точно описать то, что мы увидели в ту октябрьскую ночь, оказавшись возле камня, скрытого в глухом лесу на берегу озера Рик, ибо то совершенно невероятное существо опрокинуло все наши научные представления о мироздании. Мне сложно писать о тех событиях, ибо нет в человеческом языке таких слов, которыми можно было бы выразить то, что мы увидели.

Мы вышли к деревьям, окружавшим камень, когда на западе еще виднелись последние отблески зари, и при свете фонарика, который захватил с собой Лэйрд, принялись разглядывать камень и рисунок на нем: изображение какого-то огромного, аморфного существа. По-видимому, художнику не хватило фантазии, чтобы изобразить его лицо, поскольку у твари была лишь странная конусовидная голова, которая, казалось, слегка шевелилась, отчего нам сразу сделалось не по себе; художник также нарисовал существу щупальца и руки – или некие выросты, похожие на руки, только не две, а несколько; в общем, перед нами было некое создание – и похожее, и не похожее на человека. У его ног располагались еще две твари, смахивающие на кальмаров, у которых из головы – во всяком случае, из того места, где должна находиться голова, – торчали какие-то приспособления, с помощью которых эти отвратительные твари, судя по всему, издавали звуки.

Осматривая камень, мы спешили, поскольку вовсе не хотели встретиться с тварью, которая могла здесь появиться в любую минуту; может быть, в данном случае определенную роль сыграло и наше воображение. Впрочем, нет, я так не думаю. Трудно, сидя за столом в кабинете, вспоминать то, что случилось в глухом лесу и в полной темноте, однако я все же попытаюсь. Несмотря на поспешность и неотвязный страх, овладевший нами, мы старались трезво проанализировать все аспекты данной проблемы. К сожалению, я принял ошибочную точку зрения, а именно – главенство научных фактов над воображением. Если бы я хорошенько поразмыслил, то понял бы, что рисунок на камне был не только отвратителен, но и страшен сверх всякой меры именно в свете намеков профессора Партье, записей Гарднера и материалов, присланных из Мискатоникского университета. Даже будь у нас больше времени, я сомневаюсь, что мы смогли бы долго изучать эти жуткие рисунки.

Мы решили спрятаться неподалеку, отступив по той же тропинке, что вывела нас к этому месту, – и встали так, чтобы хорошо видеть и камень, и всю поляну. Так мы и стояли, поеживаясь от холода октябрьской ночи, пока вокруг нас не сгустилась тьма, а над головой не засияли одна или две звездочки, каким-то чудесным образом различимые сквозь верхушки деревьев.

Судя по часам Лэйрда, мы прождали ровно один час десять минут; затем внезапно налетел порыв ветра, и сразу появились первые признаки приближения сверхъестественных явлений, ибо едва только ветер усилился, как каменная глыба начала светиться – сначала совсем слабо, затем все сильнее, ярче, пока наконец из нее не вырвался столб нестерпимо яркого света, который, казалось, упирался в самое небо. Интересно отметить, что свет не был рассеянным и не освещал ни поляну, ни ближайшие деревья, а был целенаправленно устремлен вверх. Одновременно с этим ночной воздух наполнился аурой вселенского зла, от прикосновения которой все вокруг словно сжалось. Было очевидно, что каким-то неизвестным образом шелестящий звук, который мы раньше принимали за шум ветра, был не просто связан с ярким лучом, а был им порожден,при этом интенсивность и цвет свечения все время менялись, переходя от ослепительно белого к ярко-зеленому, от зеленого ко всем оттенкам лавандового; иногда он становился так нестерпимо ярок, что нам приходилось отводить глаза, однако большей частью мы все же могли на него смотреть.

Столь же внезапно, как и начался, шелест утих, а свечение стало слабеть и погасло; и вдруг в уши ворвался пронзительный писк дудок или флейт. Он раздался откуда-то сверху, и мы, разом подняв головы, посмотрели в небо.

То, что произошло потом, я объяснить не в силах. Что это было – стремительное падение чего-то огромного, какой-то бесформенной массы? Или же мы стали жертвой галлюцинации? Во всяком случае, иллюзия огромных черных тел, вывалившихся на землю из луча, была столь велика, что мы снова уставились на камень.

От того, что мы увидели, нам захотелось завопить не своим голосом.

Ибо там, где только что ничего не было, возвышалось гигантское скопление протоплазмы, колосс, голова которого, казалось, доставала до звезд; при этом фигура все время колыхалась и переливалась, словно состояла из какой-то тягучей массы; у ног гиганта сидели еще две твари, поменьше, состоящие из такого же аморфного вещества; в своих руках-обрубках они держали не то дудки, не то флейты, издававшие оглушительный дьявольский писк, который разносился по всему лесу. Тварь, восседавшая на каменной глыбе, Обитатель Мрака, была поистине воплощением ужаса; из ее переливающегося тела то и дело появлялись то щупальца, то когтистые лапы, то руки, которые тут же исчезали; тело твари то уменьшалось, то вновь увеличивалось в размерах, а там, где была голова и где полагалось находиться лицу, зияла пустота. Онемев от ужаса, мы смотрели на гигантскую тварь, и тут ее безликая голова издала тот пронзительный полузвериный-получеловеческий вопль, который мы слышали в диктофонной записи, сделанной прошлой ночью!

Мы бросились бежать; нас била такая дрожь, что выбраться с поляны и найти дорогу к дому мы смогли, я думаю, лишь невероятным усилием воли. Позади нас раздавался громовой голос Ньярлатхотепа, Безликого Слепца, Могучего Посланника, а в ушах звучали слова Старого Питера: «…какая-то тварь… без лица, верещала так, что у меня чуть уши не лопнули, и с ней еще были… другие… господи боже!» Никогда не забыть мне то жуткое Существо, что прилетело к нам из далекого космоса, не забыть его пронзительных криков и адской какофонии флейт, от которой содрогнулся весь лес!

«Йигнаиих! Йигнаиих! Э-э-э-йайайайайааа-нгхаа-нгхааа-йа-йа-йааа!»

И вдруг все смолкло.

Однако, как выяснилось, на этом наши испытания не кончились.

Мы находились уже на полпути к дому, когда одновременно почувствовали, что за нами кто-то идет; позади раздавались жуткие хлюпающиезвуки, словно аморфная тварь слезла со своего камня, который, скорее всего, был некогда установлен ее почитателями, и двинулась следом за нами. Обезумев от страха, мы побежали так, как не бегали никогда в жизни; когда же мы подбежали к дому, ужасное хлюпанье, сотрясание и дрожание земли – словно за нами шагало какое-то гигантское существо – прекратилось, и в ночной тиши раздавался лишь звук неторопливых шагов.

Но то были не наши шаги!

Потеряв ощущение реальности, замерев от ужаса, мы прислушивались к звукам, сводившим нас с ума!

Затем мы кое-как забрались в дом, зажгли лампу, повалились в кресла и стали ждать, а шаги тем временем становились все слышнее… Вот кто-то поднялся на крыльцо, шагает по веранде, берется за дверную ручку, дверь открывается…

На пороге стоял профессор Гарднер!

– Профессор Гарднер! – воскликнул Лэйрд, выпрыгивая из кресла.

Профессор сдержанно улыбнулся и прикрыл глаза ладонью, защищая их от яркого света лампы.

– Будьте добры, притушите свет. Я так долго пробыл в темноте…

Лэйрд тотчас потянулся к лампе, чтобы исполнить просьбу профессора, а тот вошел в комнату, двигаясь так легко и уверенно, словно ничего с ним не произошло и он не исчезал с лица земли на целых три месяца, словно не его торопливую, обращенную к нам речь слушали мы прошлой ночью, словно…

Я бросил быстрый взгляд на Лэйрда; он взялся за рукоятку фитиля, но не стал его прикручивать, а, словно о чем-то задумавшись, невидящими глазами смотрел прямо перед собой. Я перевел взгляд на профессора Гарднера: тот сидел, отвернувшись от лампы и закрыв глаза, на его губах играла слабая улыбка; в ту минуту он выглядел точно таким, каким я часто видел его в университетском клубе в Мэдисоне. Внезапно все, что недавно произошло возле нашего домика на берегу озера, показалось мне дурным сном.

И все же это был не сон!

– Вы куда-то ездили прошлой ночью? – спросил профессор.

– Да, но мы оставили включенный диктофон.

– Ах, вот как. И он что-нибудь записал?

– Не хотите прослушать запись, сэр?

– Да, хочу.

Лэйрд вытащил диктофон и включил его; мы сидели молча, слушая все, что записал прибор. Когда запись закончилась, профессор медленно повернул голову.

– И что вы об этом думаете?

– Не знаю, что и думать, – ответил Лэйрд. – Запись такая плохая, ничего не разобрать – кроме ваших слов. Видимо, аппарат не слишком хорошо работает.

Внезапно, без каких-либо признаков приближения опасности, в комнате возникло напряжение, ощущение угрозы; это длилось всего лишь мгновение, но Лэйрд почувствовал его так же остро, как и я, поскольку заметно вздрогнул. Он снимал валик диктофона, когда профессор вновь заговорил:

– А вам не приходило в голову, что вас кто-то разыгрывает?

– Нет.

– А если бы я сказал вам, что и сам умею производить все те звуки, которые вы записали?

Лэйрд молча взглянул на него, затем, немного помедлив, ответил, что, разумеется, господин профессор занимался исследованием загадок озера Рик гораздо дольше, чем мы, и, следовательно, если он утверждает, что…

Его прервал хриплый и резкий смех Гарднера.

– Все это абсолютно естественные явления, мой мальчик! Под камнем в лесу находятся огромные залежи какого-то минерала, который испускает тот свет, что вы видели, а выходящие из-под земли испарения создают миражи. Только и всего. Что же касается исчезновений людей, то все это чистейшие выдумки, результат заблуждений, столь свойственных людям, ну и, разумеется, некоторых совпадений. Я приехал сюда в надежде найти подтверждение бредовым теориям, с которыми так носился профессор Партье, но… – Гарднер презрительно улыбнулся и протянул руку. – Дайте мне валик, Лэйрд.

Не раздумывая, Лэйрд протянул профессору валик. Старик взял его в руку и поднес к глазам; внезапно, видимо от резкого движения, ему стало больно; вскрикнув, он дернул локтем – и валик полетел на пол, разбившись на тысячи осколков.

– О! – воскликнул профессор Гарднер. – Простите. – Он взглянул на Лэйрда. – Ничего, не волнуйтесь, я смогу восстановить записи, я ведь так долго пробыл здесь, да и Партье мне рассказывал… – сказал он, пожимая плечами.

– Ничего страшного, – спокойно сказал Лэйрд.

– Вы хотите сказать, что все, что мы записали, это плод нашего воображения, профессор? – спросил я. – И даже заклинание, призывающее Ктугху?

Глаза старика остановились на мне, затем он насмешливо улыбнулся.

– Ктугха? А кто он такой, как не плод воображения? Что же касается записей… мой дорогой мальчик, вам же ясно сказали, что Ктугха обитает на звезде Фомальгаут, до которой двадцать семь световых лет, так что ваше заклинание долетит до него тогда, когда на Земле уже не будет людей, не будет вообще никого. Что вы об этом думаете?

– Ну а как насчет передачи мыслей на расстоянии? – не желал сдаваться Лэйрд. – Ведь можно же предположить, что, если мы направим мысль прямо на Фомальгаут, кто-нибудь ее обязательно примет – если, конечно, звезда обитаема. Что такое мысль? Мгновение. А жители звезды Фомальгаут вполне могут обладать таким высоким уровнем развития, которое позволяет им мгновенно перемещаться во времени и пространстве.

– Мальчик мой, вы это серьезно? – спросил старик с презрением в голосе.

– Вполне.

– Что ж, в таком случае в качестве гипотетического ответа на теоретическую проблему я имею право проигнорировать ваши слова.

– По правде говоря, – сказал я, не обращая внимания на предостерегающие знаки, которые делал мне Лэйрд, – я не думаю, что то, что мы видели сегодня в лесу, было миражом, вызванным какими-то там вредными испарениями или чем-то еще.

Мое заявление произвело совершенно поразительный эффект. Невероятным усилием воли профессор заставил себя сдержаться; его реакция напомнила мне реакцию блестящего ученого, которому приходится отвечать на совершенно идиотские вопросы. Справившись с собой, он сказал:

– Значит, вы там были. Полагаю, что пытаться вас переубедить уже поздно…

– Лично меня всегда можно переубедить, сэр, и все же я готов поверить только научным фактам, – сказал Лэйрд.

Прикрыв глаза рукой, профессор Гарднер сказал:

– Что-то я устал. Вы, как я успел заметить, когда был здесь прошлой ночью, заняли мою комнату, Лэйрд, так что я лягу в комнате рядом с вами, напротив комнаты Джека.

И он, словно все это время преспокойно жил с нами в домике на берегу озера, отправился наверх, в спальню.