355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Асука Фудзимори » Микрокосм, или теорема Сога » Текст книги (страница 10)
Микрокосм, или теорема Сога
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 02:41

Текст книги "Микрокосм, или теорема Сога"


Автор книги: Асука Фудзимори



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Нечего тут объяснять, сворачивай торговлю и уходи на отдых. Денег у тебя достаточно, до конца дней хватит.

– Ни за что! Я не какая-нибудь развалина. К тому же это лавка твоего отца, не забывай. Буду работать, пока ноги держат. А хромаю я, чтоб покупателей разжалобить.

– Мать, тебе скоро семьдесят. Врачи сколько раз говорили, что пора кончать работу! Пора, пора…

Иногда мамаша Сога жалела, что послала сына учиться. Ей не хватало помощника в лавке, преемника традиции. Но она тут же спохватывалась, напоминая себе, что жизнь простого лавочника нельзя сравнить с той жизнью, которую ведет ее сын, общаясь с влиятельными людьми, даже вон с белыми, тьфу на них. А хандра у нее из-за проклятых конкурентов. Ишь выставили свое бельмо через два дома от нее!

– Посмотри на них! Надеются, что я скоро ноги протяну. Не дождутся!

Хитоси понимал, что мать его не уймется. Не в ее характере. Уходя, он предложил прихватить несколько пирожных.

– Угощу детишек. Лучшая реклама! – заверил он.

Мамаша Сога с удовольствием согласилась. Умные у него идеи! Всегда что-то новое выдумает.

Но с идеями у ее сына как раз что-то не ладилось. Помогала переписка с Тьюрингом и Гёделем, из которой он узнавал много полезного. Они обрисовывали в своих письмах суть своих и чужих последних достижений, с готовностью отвечали на его вопросы, привычно подшучивали над фон Нойманом. Тьюринг благодарил Хитоси за идею «мыслительной машины», которую молодой английский гений плодотворно развивал.

Хитоси эта переписка нравилась не только как источник информации, но и как свежее веяние из непривычного мира. Он неизменно завершал свои послания приглашениями посетить Токио, приурочив визит к фестивалю в Сога, в начале апреля, когда цветут вишни. Наилучшее время, чтобы оценить красоту страны, ее спокойную гармонию.


– Убили! Премьера убили! Супруга Сога ворвалась в комнату мужа, зажав в руке мятую газету.

– Хитоси, если б ты предвидел…

– Да, да, уже знаю, успокойся.

– Успокойся? Успокойся! Премьер-министр мертв, а директор банка захвачен, заложник!

– Банка? Какого банка?

– Нашего! Банка папы, дедушки, семьи! Мицубиси в плену

– О-о-о, идиоты! Я же их предупреждал…

– Твоя работа! Эта твоя поджигательская статья – прямой призыв к убийству. До чего ты опустился, нашептывать грязные идеи грязным солдафонам!

– Грязные солдафоны не читают журналов.

– Твоя статья на первой странице ежедневной «Ничи-Ничи», сразу за обзором бирж.

– Солдаты читают только проспекты публичных домов. А я имею право на выражение своего мнения.

– Гордись! Наслаждайся своим самовыражением!

Супруга Сога не была единственным человеком в стране, столь возбужденно переживавшим события дня. Военный переворот не удался, но арестовали лишь нескольких нижних чинов. Большинство, в том числе Исивара и Итагаки, остались на свободе и внимательно следили за развитием событий. Император Хирохито отдал приказ подавить бунт, но ни один из высших офицеров не был даже допрошен. Мятежники сложили оружие, их вождь – унтер-офицер, имени которого никто ранее не слыхивал, – отдыхал за решеткой в ожидании решения своей судьбы.

Именно это и заставляло семью Ивасаки волноваться.

– Директор банка! – восклицал брат супруги Сога, ныне человек номер один в номенклатуре Мицубиси. – Кто следующий?

– Логично предположить, что вы, – улыбнулся Хитоси. – Они вас не знают. Вы для них – абстрактный образ. К тому же с негативным оттенком. Вам следовало бы установить с ними личный контакт.

– Мне? С этими вонючими варварами? Принять их в своем кабинете? Спасибо!

– Давайте взглянем фактам в лицо. Путч подавлен, но цели путчистов достигнуты. Император уступил военным важные правительственные функции. А главное – они остаются в Маньчжурии.

– Ну а дальше?

– Дальше – потенциал Маньчжурии. Военным нужно участие промышленников и финансистов для освоения захваченных территорий. Железные дороги, шахты, заводы… Представьте себе прибыли!

– Миллионы…

– Миллиарды миллионов!

– Да, не спорю, соблазнительно. Но общаться с вояками, с этими дикарями, неотесанными деревенщинами… Убийство премьера не добавляет им привлекательности,

– Избегая их, вы многим рискуете. Войдя с ними в контакт, выигрываете вдвое: безопасность – раз, прибыли – два.

В конце концов старший брат Ивасаки вынужден был уступить очевидной целесообразности. Слишком велики выгоды… да и ждать, пока твое место займут конкуренты, эти мерзавцы Мицуи и Сумитомо… Контакты наладились, и скоро Исивара, Ивасаки и новый премьер стали неразлучны. При поддержке военных концерн Мицубиси вгрызался в Маньчжурию, умножал прибыли, увеличивал зарплаты, вытеснял с рынка китайцев. Инфраструктура Маньчжурии развивалась, росла привлекательность для вкладчиков. Улучшалась мало-помалу и дипломатическая ситуация. Выйдя из Лиги Наций, Япония избежала санкций. Официальная позиция западных стран не изменилась, но деловые круги развивали отношения с развивающимся регионом.

Хитоси получил поддержку генерального штаба, работа над шифровальной машиной шла полным ходом. Через три месяца он уже представил авторитетной комиссии стендовый прототип.

– Позвольте в общих чертах объяснить принцип действия машины. Она представляет собой продукт синтеза математической теории и инженерной механики. С одной стороны, она должна выполнять несложные математические операции. С другой стороны, электромеханическое воплощение должно позволять выполнять эти операции гибко, надежно, а главное – быстрее, чем это может выполнить человеческий мозг.

– Да-да…

– Отлично.

– Сосредоточившись на факторе скорости, я использовал новые телефонные электронные реле. Скорость вычислений в пятьсот раз превышает достижимую с помощью механического калькулятора.

Впечатленные члены комиссии одобрительно кивали.

– Чисто теоретически меня сильно занимал вопрос универсальности. Решение подсказали теоремы неполноты Курта Педеля. Ввиду невозможности получения «множества всех множеств» пришлось пересмотреть концепцию прибора. Пожертвовав универсальностью, я скомпоновал прибор как бы двухуровневым: ядро машины, способное выполнять базовые операции, и блок внешних программ, каждая из множества которых задает конкретную проблему.

– Прекрасно. И что из этого следует?

– Не могли бы вы это проиллюстрировать?

– Разумеется. Сейчас ассистентка введет перфокарту с программой…

– Дама в сером?

– Которая сейчас разрыдается, как Магдалина?

– Д… да… да…

Увидев слезы в глазах секретарши, Хитоси быстро подошел к ней и свирепо зашептал:

– В чем дело? Возьмите себя в руки! Вы мне срываете демонстрацию!

Но секретарша не управляла собой. Всхлипывая, она поведала начальнику, что ее обожаемая дочурка, прелестная десятилетняя девочка, уже неделю как исчезла бесследно. Полиция не мычит и не телится, предполагает всякие гадости, совершенно неуместные в случае десятилетнего ребенка.

Хитоси, не обращая внимания на ее излияния, брызжа слюной и угрожая, свирепо призвал ее к порядку. Бедная женщина утерла слезы и принялась за работу. Комиссия облегченно вздохнула. И вот машина уже готова поразить присутствующих, перед которыми уже появились чашки с чаем.

– Эта индикаторная лампочка показывает готовность машины к действию, – пояснял Хитоси.

– Отлично, отлично…

– Очень удобно…

– Машина считывает введенную информацию и оценивает ее истинность или ложность. Кружок – информация истинна. Крест – информация ложная.

– Крест – ложь…

– Круг – правда…

– Забавно, забавно…

– Для наглядности я выбрал самую простую и непреложную истину, очевидную для каждого из присутствующих: «Мой дедушка Сога. Мой отец Сога. Следовательно, я тоже Сога».

– Да-да, конечно…

– Куда яснее…

– Поехали!

Хитоси щелкнул тумблером, нажал на кнопку. В машине что-то щелкнуло, она зажужжала, вздрогнула и выкинула клочок бумажки. Секретарь подхватила эту бумажку и тут же побагровела. Сейчас снова расплачется!

– К… крест… – с трудом выговорила она.

Ее начальство с вытянутым мертвенно-бледным лицом повернулось к комиссии, собираясь принести извинения за незначительный технический сбой


5

6
3

Ich bin meine Welt (Der Mikrokosmos).  Я – вот мой мир (микрокосмос) ( нем.).


Тьюринг Алан Матисон(1912, Лондон – 1954, Уилмслоу) – английский математик, специализировавшийся в области логики. В 1936 году создал «мыслительную машину», прообраз современной вычислительной машины, компьютера.

Энциклопедический словарь «Ашетт»

«Сказка о рубщике бамбука» (такеmopu-моиогатари)– японская сказка неизвестного автора конца X века. Написана в прозе ярким языком поэзии ваксиПовествует о земной жизни и приключениях прекрасной Кагуя-химэ, принцессы Луны. Сочетает универсальные фантастические мотивы (брак между человеком и мифологическим персонажем, испытания претендентов на руку невесты) с описаниями жизни и быта того времени. Это произведение, прообраз японской народной сказки, популярно и в наши дни.

Словарь мировой литературы «Лярусса»

Гёдель Курт(1906, Брюнн (ныне Брно) – 1978, Принстон, Нью-Джерси) – американский математик и логик австрийского происхождения. Представил синтаксис в математической форме.

Энциклопедическийсловарь «Ашетт»


Как многие великие умы, забытые потомками, Хитоси, уверенно шагавший по жизни, испытал на себе удары и превратности судьбы. Его близкие, знакомые, семья отвернулись от него, и ни его высокий интеллект, ни разветвленность его связей не смогли предотвратить это предосудительное их поведение.

Непосредственные свидетели печальных событий исчезли с молниеносной быстротой. Его супруга, впоследствии вдова, вернулась в семью, под влиянием матери сменила фамилию и постаралась забыть своего бывшего мужа. Исивара и Итагаки, осужденные в 4Токио как военные преступники, казнены. Мамаша Сога угасла, прежде чем смогла что-либо сделать для реабилитации сына. Лишь некоторые сотрудники Императорского университета могут разыскать где-то на задворках памяти клочки воспоминаний об этом неординарном профессоре логики, колком и неуживчивом коллеге.

А ведь как гладко все развивалось, как резво щелкали банковские машины! 298 тысяч за первый год, 332 тысячи за второй, 364 000 за третий, 446 000 за четвертый, 603 000 за пятый, 827 000 за шестой… военно-индустриальный молох Мицубиси громоздил прибыли на прибыли, выбрасывал из ворот предприятии винтовки, гранаты, снаряды; верфи спускали на воду все новые суда… Жизнь в Сога кипела. Японская армия покорила уже почти всю Маньчжурию. Старший сын Ивасаки довольно потирал руки.

– Ура, мы ломим! А что еще будет!…

Хитоси вовсе не разделял оптимизма своего шурина. Он перевел недовольный взгляд от чайной чашки, которую держал в руке, на заголовки лежащих на столике газет.

– Решение, мягко выражаясь, не оптимальное. Громадная территория, многомиллионная армия…

– Ерунда! Эти китаезы так же навалят в штаны, как и маньчжуры. Неделька-другая – и страна наша. А денежки текут, текут!… Спасибо тебе за подсказку, вовремя я связался с вояками. Ты ведь и в школе был на голову выше босопятых одноклассников.

– Ситуация может измениться. К худшему.

– Хитоси, друг, наша армия – самая мощная в Азии. Она способна разнести Китайскую стену на всем ее протяжении. Бабах! – и пять тысяч километров пыли. С чего у тебя такие мрачные мысли?

– Он всегда чем-то недоволен, – обращаясь к брату, вмешалась в разговор вошедшая на веранду супруга Сога. – Ты бы видел, как он рвет на себе волосы из-за своего великого опуса!

– Великий опус? Над чем ты трудишься втихомолку, Хитоси, дорогой? Скрытничаешь?

– Да, секреты он обожает. Слова из него не вытянешь.

– Секреты… Что за секреты, Хитоси?

Хитоси жался и мялся в своем кресле. Улыбнувшись, он пустился в запутанные пояснения, пересыпанные техническими и математическими терминами. Затуманив сознание слушателей, он оставил их и ретировался с веранды, по инерции бормоча под нос цифровые последовательности, не имеющие никакого смысла, кроме ругательного.


«Мой дедушка Сога. Мой отец Сога. Следовательно, я тоже Сога». Каков результат?

– Истинно, – облегченно выдохнул Хитоси. – На этот раз все в порядке.

Два письма, одно от Алана Тьюринга, другое от Курта Гёделя, спасли положение. Он смог устранить причину сбоя логики машины. Странное размещение, ломал голову Хитоси, уставившись в колонки цифр. Вопиющее искажение базовых аксиом Зермело. Однако же работает, вопреки всем ожиданиям! Шифровальная машина готова. Еще один шаг к войне с США.

Исивара и Итагаки осыпали Хитоси поздравлениями и организовали еще одну демонстрацию для генштабистов. На фабрику секретов заявились шесть весьма важных шишек. Хитоси представил себе ранг гостей по почтительности, с которой их приветствовали его друзья-генералы.

Глава комиссии бросил перчатки на край стола, уравновесил их тяжелым взглядом и обратился к Хитоси:

– Итак, доктор Сога, объясните нам, как ваша хитроумная машина… гм… функционирует.

– Бесполезно, – замахал руками Итагаки. – Единицы да нули, и ничего толком не понять.

– Генерал, вы беретесь оценивать мои умственные способности? – одернул его высокий гость. – Или боитесь, что узнаю секрет системы, для которой министерство его величества выделило некоторые суммы? Вы считаете, что современная наука скрыта от меня дымом моей сигары?

Итагаки поперхнулся и рассыпался в извинениях. Хитоси пустился в скучные объяснения, стараясь их по возможности не усложнять и не затягивать. Веки восседающих за столом членов комиссии отяжелели, кое-кто начал клевать носом. Минут через десять изнывающий от скуки Исивара зашелся в приступе притворного кашля.

– Занимательно, – отреагировал главный. – Вам, генерал, подлечиться следует, – покосился он на Исивара.

– Да-да, – прохрипел мнимый больной, – горло, знаете ли…

– Прекрасная машина. И все что угодно расшифрует? И из Вашингтона?

– Да, конечно.

– И московские бредни?

– Да, ничего сложного. Но ведь Советский Союз нам не враг.

– То есть как? – взвился какой-то старый генерал, весь увешанный медалями. – Красные нам не враги? Вот они, штатские фантазии!

– Мне кажется, что они наши естественные союзники.

– Позвольте! – возмутился и главный. – Союз с большевиками? Вы нездоровы. Мы заключили стратегический союз с Германией герра Гитлера.

– Вот это зря. Противоестественно. Нацизм с его теорией расового превосходства ставит нас даже ниже белых евреев. Плохая основа для освобождения азиатских колоний от белых.

– А эти грязные большевистские свиньи с их манией расстреливать законных монархов, ниспосланных небесами, для вас приемлемы?! Попробуйте объяснить это его величеству и его семейству.

– Нет, я не об этом. Просто эта страна господина Сталина очень мощна и является естественным врагом Америки, вследствие этого – нашим естественным союзником.

– Поразительно, – пробормотал с отвращением глава комиссии. – Очень странный тип.

Он подхватил перчатки и, не прощаясь, покинул помещение. Остальные понеслись за ним, на ходу изгибаясь в поклонах и бормоча извинения и оправдания. За суматошной группой последовали Исивара и Итагаки, ехидно ухмыляясь и волоча по полу концы своих неимоверно длинных мечей.

– Надутый павиан, – проронил Исивара по возвращении. – Знаешь, кто это был? Кого ты сейчас учил жизни?

– Имперский принц, – ответил Итагаки вместо Хитоси. – Ты наступил на мозоль принцу империи. По сравнению с ним даже родичи твой жены бедные ребятки.

– Сожалею. Не знал. Надо было ему представиться.

– Темна водица во облацех, – проворчал Исивара. – Что твою хитрую машину ждет… Да и тебя тоже. Тайна великая. Уравнение с двумя неизвестными.


Вначале был хаос. Он разделился на Небо и Землю. Небо единое и гармоничное, Земля же безобразна и непостоянна. Потому именно в Небе божественном и первые божественные существа возникли. Сначала Куни-но-Токотачи, далее, по порядку, Амекагами, Амеёрозу Анаги и, наконец, Идзанаки и Идзанами. Последние двое, брат и сестра, совокупились, дабы породить в Небе божественную Аматэрасу, а на Земле вечную Японию, страну богов, и ежели кто-нибудь в божественной Японии посмеет усомниться в этой официальной версии происхождения мира, то немедля окажется за решеткой.

(Но что нам делать с этим доктором Сога? Времена сейчас опасные. Население придавлено пятой полиции, но это не мешает бандитам грабить, подрывным элементам агитировать, душегубам убивать, девочкам-подросткам бесследно исчезать. Страна напряжена до предела и не может допустить новых отклонений от нормы. А этот доктор Сога, самопровозглашенный буддист, не кажется лояльным к имперскому синто. Он употребил общественные средства на восстановление буддийского храма, якшался в Европе с иностранцами. Вернувшись, оскорбил имперского принца, огорошил его неподобающими предложениями, окрашенными, прямо скажем, в красноватые тона. Нам следует принять определенные превентивные меры, взвесить возможные катастрофические последствия, проистекающие из катастрофических причин.)

Аматэрасу, владычествующая на небе богиня Солнца, породила Амэ-но-ошидо-мими, далее последовали Ниниги, Хикохоходеми, Угаяфукиаэдзу, затем Дзимму – первый император Японии, за ним – Суйдзэй, Аннэй, Итоку, Косе, Коан, Корей, Когэн, Кайка, Судзин и Суйко, первая женщина на троне, божественная кровь которой смешалась с кровью Сога.

(Сога – имя зловещее, связанное с жестокими событиями. Носили его интриганы, убийцы, узурпаторы. Может ли страна доверять человеку, который следует верованиям чужеродным, обходя молчанием добродетели имперского синтоизма? Сколько усилий мы затратили на борьбу с подрывными элементами, на поддержание традиций, на обращение населения на путь истинный… И мы не можем терпеть в высших эшелонах государства потенциального возмутителя. Его предки фальсифицировали свои истоки, они претендовали на божественность происхождения. На что может оказаться способным этот доктор Сога? Нельзя забывать, что перед нами заключающее звено длинной последовательности преступников.)

Ирука, последний из Сога, отцом имел Эмиси, тот был сыном Умако, отец Умако, Инамэ, восходил к божественным Ниниги и Аматэрасу, а вовсе не к каким-то корейским беженцам, отпетым мошенникам, как утверждает глупая молва. Опираясь на свое божественное происхождение, Инамэ, первым в семье занявший пост великого министра, подарил своему суверену статуэтку Будды, первую на архипелаге, возбудив гнев синтоистов и ввергнув страну в череду интриг, убийств и предательств.

(Десятилетие интриг и предательств – цена нашей терпимости ко всякой заграничной швали. Имперский синтоизм, национальная гордость, почитание суверена – вот наши нетленные ценности. Если мы будем им верны, то поднимем страну и спасем ее от бесчестья. Ради этой высокой цели следует без колебания устранять провокаторов, всяких благонамеренных «умеренных», сомневающихся; всех, взывающих к компромиссу, апеллирующих «к реальности», к внешнему миру. Исходя из этого, нельзя не обеспокоиться моральными качествами этого доктора Сога. В конце концов, есть в стране и другие ученые, не менее, возможно, даже более талантливые. Его разветвленные связи в могущественных кругах не должны нас смущать. Мы твердо уверены в том, что помехи следует устранять, что предатели должны уйти с дороги.) Сога исчезли, но Будда укоренился в стране Аматэрасу. Вот уже более тысячелетия он прагматически разделяет заботы других божеств синтоизма – назидательный пример для этих кретинов европейцев, которые все это время рвали друг другу глотки во имя одного и того же Бога. Но мощный экономический кризис, потрясший Японию, повлек за собой и кризис моральный. Страна сошла с колеи Вместе с душной волной иммигрантов новые верования нахлынули на архипелаг, гордящийся своими славными героическими божествами.


– Писем все еще нет?

– М-м-м… Нет, – ответил секретарь ректора, избегая взгляда Хитоси. – Господин ректор вас ожидает, доктор Сога.

– Проблемы с корреспонденцией?

– Э-э… Скорее, с вами. Видите ли… – Прежде чем продолжить, секретарь понизил голос: – Возможно, я ошибаюсь, но господина ректора посетили двое странных господ… в штатском. Глаза у них, скажу я вам… как у кошки перед мертвым голубем. Улыбки… наручниками попахивают. И я, кажется, уловил ваше имя.

– Мое имя?

– Не вполне уверен, вероятно, я ослышался. Но на всякий случай будьте осторожны.

Встревоженный Хитоси вошел в кабинет ректора. Сюда время как будто не заглядывало. Все та же безвкусная рамка серебрится на письменном столе, все тот же. древний телефон, все тот же ректор, все столь же лысый, похожий на свое фото. Рамка справа, телефон слева, ректор между ними. Странная, неестественная стабильность, вызов второму началу термодинамики.

– Вы желали меня видеть? – кротко осведомился Хитоси.

– Да, прошу вас, присаживайтесь… прошу сюда… Сога, вы используете наш адрес для личной переписки?

– Это не частная переписка. Корреспонденция носит профессиональный характер, я переписываюсь с мировыми авторитетами в области логики. В последнее время с ужесточением цензуры частная переписка затруднена. Поэтому я использовал университетский адрес. К служебной переписке цензура более снисходительна.

– Вы так думаете? Ошибаетесь, дорогой мой. Всякий почтовый обмен с заграницей прекращен, в обе стороны. Распоряжение его добрейшего величества.

– Но эта переписка важна для моих исследований. Ведь мои корреспонденты – крупнейшие ученые…

– Знаю, знаю ваших варваров, меня просветили… Алан Тьюринг, подданный английской короны, неустанно трудится на свое империалистическое правительство. Курт Гёдель, предатель-австриец, сбежавший в Соединенные Штаты, к другому империалистическому хищнику. Хорошенькие у вас друзья. Не думаю, что с подобными типами следует общаться доброму гражданину.

Хитоси исподлобья глядел на ректора, раздумывая, стоит ли продолжать беседу. Все эти годы глава университета помалкивал, регулярно получая финансовые вливания от Ивасаки. Но теперь события явно развивались по иному сценарию.

– Вы не заметили смены декораций, Сога, – продолжил ректор, как будто угадав его мысли. – Обстановка изменилась, резко изменилась. Если вы полагаете, что можете без последствий продолжать ваши контакты, вы заблуждаетесь самым роковым образом.

Он помолчал и продолжил, едва заметно усмехнувшись:

– Я получил циркуляр из министерства с предложением усилить прославление нашей идеологии. Разумеется, никто не заставляет вас петь дифирамбы, но следовало бы, во всяком случае, воздержаться от неумеренных экскурсов с суть буддизма, к примеру говоря… или от этих странных историй с принцессой Кагуя, которые студентов только с толку сбивают…

– Но, профессор, мне платят, чтобы я учил студентов, а не чтобы я их развлекал.

– Учил – чему? Что принц Тайсё Сотоку, один из блистательных персонажей нашей истории, был на самом деле полным дебилом? Что от него родилась принцесса Кагуя, никогда не существовавший реально персонаж детской сказки? Нет-нет, Сога, здесь вы явно хватили через край.

– Ха! Официальная идеология требует от нас поклонения придуманным божествам. Почему же тогда нельзя представить себе фиктивных персонажей реально существующими? Моделировать их существование?

– Сога, измышлений именно такого рода следует избегать. Я призываю вас к осторожности. Дело может принять неприятный оборот.


Курт Гёдель не любил об этом вспоминать, но именно фон Нойман «зовите меня Джонни» помог ему сбежать из Вены после вторжения нацистов. Именно фон Нойман рекомендовал Гёделя руководству Принстонского университета в Нью-Джерси. Вот уже четыре года Гёдель мирно и спокойно живет в Новом Свете, иногда тоскуя по своей родной Моравии. Если отвлечься от этих моментов, жизнь его в условиях заокеанской буржуазной свободы можно даже назвать счастливой. Он плодотворно общается с коллегами, размеренным шагом прогуливается по тихим аллеям университетского городка. «Чудесный уголок, – размышляет он на ходу, – но манеры здешних туземцев!…»

Заботливый фон Нойман, чтобы познакомить вновь прибывшего с тонкостями здешнего быта, с открытостью всему миру и с изоляционизмом, с ультрамодернизмом и уже успевшими заплесневеть традициями страны, устроил в честь новоприбывшего прием. Они оба не успели толком переварить индюшатину Дня благодарения, как и эта страна неожиданно, без предупреждения попала под удар врага и оказалась втянутой в войну, бушевавшую в Европе и в Азии.

Гёдель, для которого причинно-следственные цепи не представляли ни малейшей загадки, спокойно созерцал развитие событий. Спокойствие его нарушил неожиданный отъезд фон Ноймана. Тихим морозным утром Гёдель вышел прогуляться и наткнулся на коллегу. С чемоданами в обеих руках тот направлялся к автомобилю, стоявшему наготове, с работающим мотором.

– Иоганн, дорогой…

– Зови меня Джонни!

– Куда направился?

– Я? Направился? Тебе померещилось!

– Но… машина… чемоданы…

– Иллюзии, иллюзии…

– Брось шутить…

– Какие уж тут шутки… Галлюцинация – штука серьезная. Сон наяву… Игра воображения… Но если уж воображение разыгралось, вообрази, что я направляюсь в Нью-Мексико. Суперсверхсекретнейший проект!

– Гм…

– Абсолютное оружие, во как! Тебе мерещится черный автомобиль, в нем черные типы в черных шляпах, черных костюмах при черных галстуках… и красных прыщах… Вообрази заодно, что это агенты секретной службы.

– Но я…

– Ладно-ладно. Радуйся и гордись, что тебе выпало счастье жить в свободной стране, в которой любой самый странный проект направлен на самые благородные и возвышенные цели.

– Эта точка зрения, конечно, подлежит…

– Все-все. Я покидаю вас, чтобы решать уравнения гуманизма и демократии, патриотизма и равноправия, но я не покидаю вас, потому что это тебе померещилось. Заключения твои иллюзорны, но я тебя все равно люблю. А если ты меня несколько месяцев не будешь видеть рядом, то это тоже лишь иллюзия. Всему можно подыскать подходящее объяснение.

И фон Нойман нырнул в кабину. Автомобиль фыркнул, рванулся и исчез за поворотом. Ошарашенный Гёдель хотел было ущипнуть себя за ухо, но морозец сделал это за него. Бедный беженец растер уши ладонями, морщась от тщетных умственных усилий. Искорками проскальзывала мысль: не схожу ли я с ума?


Зима в этом году выпала не слишком жестокая, война, далекая от столицы, не доставляла особых неприятностей, продуктов и медикаментов хватало. Заболевший папаша Ивасаки пользовался всеми льготами и привилегиями, положенными человеку его ранга и состояния. Медики заверяли, что причин для беспокойства нет, обыкновенная простуда.

Папаша Ивасаки добросовестно глотал таблетки и микстуры, пропускал мимо ушей успокоительные прогнозы медиков и через две недели скончался в своей постели, сожженный высокой температурой. Хитоси в это время отдыхал внизу, не представляя, какая драма разыгрывается у него над головой, и жалуясь супруге, что никто из слуг не догадывается принести ему печенья.

Похороны, пышные и торжественные, удостоили присутствием самые важные лица страны. Они старались сохранять скорбные мины, что давалось им нелегко, так как славная победа имперского оружия в Пёрл-Харборе и завоевание Филиппинских островов побуждали прыгать от восторга.

– Видел бы ты, как мы разделали этих америкашек! – возбужденно шептал Итагаки. – Полный разгром!

– Погоди радоваться, – пытался отрезвить его Хитоси. – Не увязнуть бы в Китае…

– Да брось! Не впервой нам сталкиваться с сопротивлением. Одолеем. Пара смутьянов, ничего страшного. Главное – обезвредить главарей. Пара пуль в пару затылков – и все в порядке. Надо выпить по этому поводу. Надеюсь, речи не будут слишком длинными.

– Не беспокойся, я буду говорить.

– О, черт, тогда все пропало!

Как и следовало ожидать, прощальное слово Хитоси, в котором чуть не одновременно упоминались бодхисатва и фотоны, набожность и пространственно-временные соотношения, алгоритмы и просвещение, вызвало у многих слушателей мигрень или сонливость. По окончании церемонии гости, переставляя ватные ноги, направились к выходу, а супруга Сога – в качестве дочери Ивасаки – рыдала, опершись о плечо брата.

– Папочка, бедный мой папуля! На кого ты меня покину-ул?! Да зачем же ты меня остави-и-ил?!!

– Ну-ну, – пыталась вразумить ее мамаша Ивасаки, ошеломленная таким изливом дочерней скорби. – Не устраивай сцен перед всем миром. В твоем возрасте надо держать себя пристойнее!

– Какой еще возраст-хлюп-хлюп! – у меня ни одной морщины на лице…

– Хватит кокетничать. Тебя и пьяный слепец безлунной ночью за девочку не примет.

Такая отповедь, конечно, не могла утешить бедную сироту. Всю дорогу до дома она мрачно молчала.

– Что с тобой? – спросил Хитоси, когда они остались наедине. – Голова болит?

– Ах, это все мама… Терпеть не могу её подковык.

– Давай пошлем ее вдогонку за отцом, а? Прекрасная будет парочка новопреставленных, отборная.

Супруга Сога метнула на мужа возмущенный взгляд.

– Хитоси, ты иногда меня ужасаешь. Твои издёвочки, улыбочки, гримасы… Иногда ты совершенно невыносим. Смерть отца…

– Ну уж в смерти твоего отца я неповинен, извини.

– Бедный папочка умирал… Он умирал, а ты в это время требовал пирожных.

– Печенья. Ну… Мне есть хотелось. Печенье – питательный продукт, хорошо утоляет голод.

Не лучший вариант ответа выбрал Хитоси, не такого ответа ждала от него супруга Сога, но его это не волновало. Он взглянул на ее заплаканное лицо, и во взгляде этом читалось любопытство постороннего, а не участие, и озабоченность близкого человека.

– Гм… Я сказал что-то неподобающее?

– Ты… Ты чудовище! – задохнулась она. – Оставь меня! Ты подохнешь как собака, слышишь? Как собака!!!

Не находя ответа, Хитоси, смущенно покашливая, вышел из комнаты.


– Несут, несут!

В тронный зал, разукрашенный по случаю встречи высокого гостя, ворвался запыхавшийся гонец. Он набрал в грудь воздуха и возвестил замершим в ожидании придворным о прибытии знаменитого монаха Шоана, одного из скромных учеников, посланных несколько лет в Китай, к танскому двору. По завершении обучения монах вернулся на архипелаг, снабженный титулом, ставившим его вровень с принцами.

В китайской столице злые языки болтали, что Шоан всплыл наверх при помощи грязных махинаций и постельных подвигов. Упоминалась при этом и одна из принцесс двора Тан, которую обрюхатил этот бесстрашный герой. Утверждали даже, что, не пустись он вовремя в обратный путь, быть бы ему без головы. Ни для кого не было тайной, что персонаж этот чреслами силен, а Добрую Веру готов деятельно утверждать под любыми одеялами и на любых циновках. И не забывал при этом о сборе посильных пожертвований, предпочтительно желтым металлом.

Эти разнообразные сведения лишь частично долетели через морские просторы до архипелага, обитатели которого усвоили только, что сей достойный муж – желанный гость императорского двора Ямато.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю