Текст книги "Микрокосм, или теорема Сога"

Автор книги: Асука Фудзимори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

По искреннему убеждению ротного старшего сержанта, папашу Сога следовало считать предателем, покинувшим боевую позицию, но происшествие этой ночи быстро стало известно во всем лагере, и генерал Ноги лично представил папашу Сога к боевой награде – посмертно.

По этой причине его тело вместе с несколькими сотнями других направилось на архипелаг. В Токио в это время истеричная толпа заполнила улицы, празднуя великую победу. Публика размахивала победными выпусками газет, хлопала петардами, пускала ракеты, а паренек двенадцати лет, глотая слезы, бормотал с ужасающей твердостью в голосе:

– Мой отец герой… истинный Сога… образец…

2

•

1

2

In der Logik ist    В логике нет ничего

nichts zujdllig.    случайного (нем.).

Сотоку Тайсё(574 – 622) – посмертное имя принца Умаядо, регента Японии (593 – 622). Способствовал распространению в Японии буддизма и культурного влияния Китая.

Словарь «Лярусс»

Мицубиси – зайбацуоснована Ятаро Ивасаки. После реставрации Мэйдзи получила большие прибыли на морских транспортных коммуникациях. Добилась монополии на морские почтовые перевозки. Трест включал транспортные, горнодобывающие, судостроительные, железнодорожные, промышленные, торговые компании, банки, занимал доминирующие позиции в экономике страны. После Второй мировой войны американское командование приказало разукрупнить этот конгломерат.

Энциклопедический словарь

Иванами

Сога но Эмиси– персонаж периода Асука. Сын Умако, министр при трех монархах (Суйко, Ёмэй и Когёку). Построил для себя погребальный курган, передал министерский титул сыну (Ирука). Покончил жизнь самоубийством (сжег себя в доме) после получения известия о смерти сына (645).

Энциклопедический словарь

Иванами

Добродетель выручила мамашу Сога и ее ребенка. Правительство своего обещания не выполнило, вдова пенсии не получила. Мечи клепать она не умела и в отчаянии металась по своему дому.

«Что с нами будет? Что делать?» – безмолвно вопрошала она маленького Хитоси.

Вспомнила священника из храма Сэнсодзи, с которым раньше… Он всегда был вежлив и предупредителен в отношениях с нею. «Конечно же, он мне поможет», -думала вдова. Действительно, он сразу принял ее и отослал двух послушников, бормочущих сутры, в сторонку, в дальний конец храма. Пригласив посетительницу присесть, он принялся ее плотоядно оглядывать.

– Да, тебе очень идет вдовий наряд. Черное подчеркивает изгибы и округлости. – И он причмокнул, подтверждая сказанное.

– Не для того я здесь, – отрезала мамаша Сога.

– Конечно, конечно, еще слишком рано, – сразу согласился священник. – А насчет дома можешь не беспокоиться, я уже нашел покупателя.

– Да и не для этого, – как бы продолжила фразу несказанно удивленная мамаша Сога.

– Три комнаты на этаж, мастерская, лавка – Целая казарма! Куда столько вдове с сыном? А ты можешь получить за все это кучу денег, будет с чем вернуться к родителям.

– Нет у меня родителей, умерли. Некуда мне возвращаться.

– Умерли? Не знал. Ты об этом не говорила.

– Да уж конечно. Рот другим занят был.

Священник не смог подавить улыбку.

– Хе-хе, маленьк…

– Дом не продам. Он мне остался от мужа. И Хитоси в нем себя чувствует хорошо.

– Постой, постой, не спеши. Покупатель щедрый. К тому же мой друг. Я ему о тебе говорил.

– Ну и что?

– Да так… Ты, я да он, уютная компания. Ничего неприличного! Эй, куда ты, постой!

Мамаша Сога молча поднялась и удалилась. Чуть позже она обнаружила себя на ступенях главного павильона, еще более утвердившейся в своем решении. Время шло к полудню, день рабочий, посетителей мало. Перед тем как вернуться домой, она поднялась в храм, порылась в кошельке. Бросив монетку в кружку, принялась бормотать молитву:

– Господи, служители твои скоты, но в тебя я верю. Ты знаешь, что я люблю мужа, и не оставишь моего ребенка.

Было ли ей видение, явление во сне? Во всяком случае, на следующий день пришло решение. Лавка, в которой покупали мечи, будет торговать сластями. И не традиционными сластями из риса и бобовой муки, таких лавочек на их улочке с десяток, а экзотическими западными – куки и брауни. Один из ее многочисленных партнеров, здоровенный блондин из городка с немыслимым названием фурисисоко-сан, или что-то похожее, дал ей рецепт. Простые в изготовлении, пирожные очень нравились Хитоси. Понравятся и другим.

Сласти мамаши Сога неожиданно получили гораздо большее признание покупающей публики, нежели опереточные самурайские мечи ее покойного супруга. Она работала одна, без помощников, часто по двенадцать часов в сутки, но никогда не жаловалась. И сына помочь не просила, решив, что он должен учиться. Того же мнения придерживались и его учителя, ибо школу он окончил блестяще. Вооружившись школьным аттестатом сына и двумя рекомендательными письмами, мамаша Сога добилась, чтобы Хитоси приняли в Первую высшую школу. Неслыханная честь. Туда принимали детей из лучших семейств страны. Надо сказать, что на директора этого заведения, блеклого толстячка, она произвела неизгладимое впечатление своей мягкой непреклонностью. Кроме того, директор не мог отказать вдове героя войны.

Много пришлось выстрадать Хитоси в школе округа Асакуса, но в Первой он сразу нашел свое место. Он не был ребенком из бедной семьи, но его социальный статус был все же несравним с положением детей министров и крупных промышленников, товарищей по новому учебному заведению. В первый же день он нашел случай заявить:

– Я Сога. Настоящий Сога. И мне не перед кем краснеть.

Он произнес эти слова, не поднимая головы, но ясным и твердым голосом, как будто вслушиваясь в свою артикуляцию. Никто не поднял его на смех за такое выделение собственной персоны. А скоро его товарищи убедились, что нуждаются в нем. С самого начала Хитоси оторвался от своих одноклассников по всем предметам, но с готовностью и без зазнайства отвечал на их многочисленные вопросы, откликался на просьбы о помощи. На эту отзывчивость товарищи отвечали искренней симпатией, переходящей в восхищение и слегка подернутой завистью.

По утрам Хитоси появлялся перед металлическими воротами школы в тщательно вычищенной форме. Голова слегка втянута в плечи, какой-то косоватый шаг, каждые пять секунд по лицу проскальзывает беспричинная полуулыбка-полуусмешка. Негромко здоровается, так же негромко отвечает на приветствия. Общее впечатление – будто живет на другой планете. Но первый же заданный преподавателем вопрос показывает, что парень очень твердо стоит на этой земле.

– Пятнадцать сегунов периода Эдо в хронологической последовательности: Иэясу (1603 – 1605), Хидэтада (1605 – 1623), Иэмицу (1623 – 1651), Иэцуна (1651 – 1680), Цунаёси (1680 – 1709), Иэнобу (1709 – 1712), Иэцугу (1712 – 1716), Ёсимунэ (1716 – 1745), Иэсигэ (1745 – 1760), Иэхару (1760 – 1786), Иэнари (1787 – 1837), Иэёси (1837 – 1853), Иэсада (1853 – 1858), Иэмоти (1858 – 1866) и Ёсинобу (1866 – 1867). Тринадцатью один – тринадцать, тринадцатью два – двадцать шесть, тринадцатью три – тридцать девять, тринадцатью четыре – пятьдесят два, тринадцатью пять – шестьдесят пять, тринадцатью шесть – семьдесят восемь, тринадцатью семь-девяносто один, тринадцатью восемь – сто четыре, тринадцатью девять – сто двадцать семь, тринадцатью десять – сто тридцать, тринадцатью одиннадцать – сто сорок три, тринадцатью двенадцать – сто пятьдесят шесть, тринадцатью тринадцать – сто шестьдесят девять. Юкити Фукудзава (1835 – 1901) – один из величайших японских художников слова, выходец из скромной семьи, родился в Осака, изучал китайскую классику и западные науки, хорошо знал несколько иностранных языков, плодовитый автор, пропагандист идей модернизма, процветания нации, сильной армии, образования для всех. Тело человека состоит из скелета, образованного из двухсот шести костей, мышечной массы, кровеносной системы из вен, артерий и капилляров, жизненно важных органов, к которым относятся сердце, печень, селезенка, желудок, легкие, мозг; тело покрыто защитной оболочкой, называемой эпидермисом или кожей. Один кан равен трем тысячам семистам пятидесяти граммам, один сё содержит одну целую восемьсот тридцать девять тысячных литра, один сяку равен ноль целых триста три тысячных метра, один цубо равен трем целым и тремстам шести тысячным квадратного метра. Японская империя расположена на пяти крупных островах: Хонсю, Кюсю, Сикоку, Хоккайдо и Тайвань; кроме того, в нее входят несколько тысяч мелких островов, образующих архипелаг протяженностью более трех с половиной тысяч километров. Население Японской империи составляет тридцать шесть миллионов человек, все они подданные могучего небесного суверена Муцухито. Без запинки оттарабанив ответ, парень усаживался на свое место, все так же потупив взор, как будто извиняясь перед товарищами за свою наглую одаренность. Те теребили его на переменах:

– Слушай, как ты это делаешь?

– Это какой-то фокус?

– Наверное, это от бедности…

– Может, тебя в детстве молнией долбануло?

Хитоси смущенно пожимал плечами.

– Сам не знаю. Но если я пробежал текст глазами, он у меня в голове навеки, только и всего.

К летним каникулам с Хитоси подружились отпрыск министра, два-три потомка дипломатов и последний сын клана Ивасаки, настойчиво приглашавший его посетить фамильное имение за прудом Синобадзу.

Известная ныне во всем мире звезда, составленная из трех ромбов, впервые появилась на седьмом году эры Мэйдзи на бортах транспортных посудин, пришвартованных в заливе Нагасаки. Компания, созданная Ятаро Ивасаки, самураем древнего рода, но невысокого ранга, владела лишь одиннадцатью судами, но основатель ее готов был бросить вызов всему миру ради ее развития и процветания.

В прежние годы столичный житель Ятаро отирался возле группы олигархов, набивших мошну на падении старого режима. От нового правительства и ему перепали отдельные куски, не слишком жирные: морской каботаж, прибрежные пассажирские и грузовые доставки внутри архипелага. На судах Ятаро шумели и дымили пришедшие на смену парусу паровые машины.

Толчком к развитию предприятия послужила военная экспедиция на Тайвань. Государству потребовалось перемещать войска и военные грузы, и в руки Ятаро свалились тринадцать новеньких транспортных судов. Тайвань покорили за несколько недель, а судьба растущей и процветающей компании отныне полностью зависела от экспансионистских аппетитов империи.

После смерти Ятаро компанию возглавил его младший брат Яносукэ. Он активно расширял и разветвлял деятельность, пользуясь щедростью благодарного отечества (в лице правительственных чиновников). На группу как из рога изобилия посыпались шахты, металлургические и машиностроительные заводы, крупные морские верфи. Верфи принялись штамповать миноносцы и торпедные катера на радость военному министерству.

За Яносукэ последовал его племянник Хисая, старший сын которого, Коята, тихо-спокойно поджидал своей очереди. Что касается сына младшего, то его вопросы наследования не слишком волновали, ибо он еще обучался в Первой высшей.

Когда Хитоси, подталкиваемый своим одноклассником, впервые перешагнул порог резиденции Ивасаки, группе Мицубиси стукнуло уже три десятка лет, и чего только в нее тогда не входило! Банки, экспорт-импорт, страховые общества, шахты, сталелитейни, рыбоконсервные фабрики… но главное – конечно же, знаменитые верфи в Нагасаки.

– Это, – указал юный Ивасаки на какую-то картину, – подарок президента Соединенных Штатов, а это – от русского царя собственной персоной.

– Не люблю русских, – проворчал Хитоси.

– Да уж, за что их любить… – согласился товарищ, знавший печальную историю однокурсника. – Но это еще задолго до войны было.

Несколько смущенный своей неловкостью, младший Ивасаки поспешил ввести гостя в обширное помещение в западной части дома, где проживала пожилая пара. Сморщенный старичок мрачноватого вида приблизился размеренным шагом и склонил голову, обозначив легкий поклон.

– Ивасаки, – представился он. – Весьма рад. Мне всегда приятно познакомиться с друзьями нашего внука.

– Очень приятно. Сога.

– Его отец геройски погиб под Порт-Артуром.

– О, – выдохнул старичок, приглаживая усы, – стране нужны герои. Страна живет своими героями.

Он нежно прикоснулся к голове Хитоси, задал еще два-три вежливых вопроса и отпустил молодых людей наверх, где они собирались заняться математикой.

– Древний у вас дом, с традициями, – заметил Хитоси, поднимаясь по лестнице.

– До смены режима здесь жил господин древнего рода, дальний дедушкин родственник. Он сохранил часть дома без изменений, со всеми татами, ширмами, перегородками. А остальное все перестроили и переоформили два западных архитектора, англичане. Они лестниц добавили для удобства. Даже туннель подземный в бильярдную провели. Но мне, к сожалению, матушка запрещает им пользоваться.

– Сколько в доме комнат?

– Кто его знает… Верхний этаж снова перестраивать собираются. Там раньше жила прислуга, но их уже переселили в отдельный дом, специально для них построили в саду.

– А наверху что будет?

– Брат жениться собирается. Квартира для его семьи. И для отдыха, конечно. Ведь он наследник.

Хитоси скользил взглядом по роскошным резным дверям, по расписанным лаками плафонам с причудливыми светильниками, по наборному паркету, фантастическим извивам меблировки и чувствовал, как его разъедает, жжет нутро бешеная зависть. И запах… Это воск, пояснил Ивасаки. Пол натерт воском. Воск на полу!… Да, что ж тут еще скажешь… Хитоси молча поджал губы.

Видно было, что комнатой своей юный Ивасаки доволен. Прекрасный вид на пруд Синобадзу, на парк Уэно за ним, а вдали – серый силуэт храма Сэнсодзи.

– Там мой дом, – показал в окно Хитоси.

– А, Сэнсодзи… отлично. Ну давай присядем и займемся этой головоломкой с иксом и двумя игреками.

Хитоси сел на предложенный ему стул, извлек из сумки тетрадь и спросил, расстегивая куртку:

– К тебе часто гости ходят?

– Нет, не слишком. Знаешь, на Западе ходить в гости – обычное явление. Родители то и дело посещают западные миссии. Там, говорят, можно увидеть и услышать совершенно невероятные вещи. Эти белые – очень странные люди.

Для Хитоси белые – в первую очередь русские, тема ему неприятна, и он спасается вопросом о туалете. Хозяин объясняет дорогу: налево, направо, еще раз направо и вниз. И бросает вдогонку:

– Осторожно, клозет у нас западный.

– Как?

– Ну, на западный манер. Доултон.

«Западный сортир, – размышлял Хитоси, удаляясь. – Чего только не придумают? Обязательно надо подражать этим дуракам, диким варварам! Носы себе отращивать! Волосы красить в желтый цвет! Западный…» Погруженный в эти мысли, Хитоси забыл следить за поворотами и оказался перед большой лакированной дверью, вовсе не похожей на дверь в интимный закуток, но… «на западный манер», пожал плечами Хитоси и без стука открыл эту дверь. Шагнув через порог, он нос к носу столкнулся с девицей-однолеткой или чуть помладше, чем он, которая как раз схватилась за куклу… западную куклу. Кровать, шкаф, столик с лампой… Нет, на туалет не похоже, даже на западный.

– Ты кто?

Девица задала этот вопрос без малейшего удивления или испуга, скорее с легким раздражением. «Характерец!» – подумал Хитоси и ответил:

– Хитоси. Хитоси. Дом Сога.

– Дом чего? Впервые слышу.

Тон ее раздражал Хитоси, и он едко заметил, обращаясь к окну:

– Поменьше бы куклами занималась, наверняка бы знала. Имя Сога внесено во все учебники истории.

Девица смерила Хитоси презрительным взглядом и скривилась.

– А-а-а, один из тех типов, которых затаскивает в дом мой старший братец. Из кварталов бедноты.

– С голоду не мрем. А если ты называешь бедными тех, у кого меньше денег, чем у твоей семьи, то весь мир надо записать в бедняки.

– О времена! Нищий пыжится прослыть остроумцем! Ужасная пора!

– Если б не эта ужасная пора, твой дедушка так и остался бы нищим, каким он был всю свою жизнь.

Таких наглецов дочь Ивасаки еще не видывала. Она широко раскрыла глаза, потом опомнилась и осыпала Хитоси градом всякой мелочи, которая попалась ей под руку. В молодого человека полетели деревянные кубики, цветные карандаши, стеклянные пуговицы, вазочка… комнаты таких избалованных негодниц всегда захламлены кучей мелкой дряни.

– Юп-пи-и-и! – захохотал Хитоси, отскакивая за дверь. – Комната смеха на западный манер!

Большая честь – быть удостоенным погребения в святилище Ясакуни, в последнем убежище героев на протяжении вот уже многих веков. После недавних войн в Корее, в Китае, против России число погибших героев резко возросло. Территориальная экспансия, жажда наживы плодила, славила и убивала героев.

Для мамаши Сога погребение мужа в Ясакуни представляло собой окончательное утверждение чести семьи. Каждое воскресенье она поднималась в половине шестого утра, приготавливалась и будила Хитоси, отсыпающегося за неделю учебных занятий. В сопровождении сына она отправлялась к дверям святилища, открываемым в восемь. Времени как раз хватало, чтобы, поклонившись могиле мужа, вернуться в лавку к половине десятого, когда появлялись первые туристы.

Трамвай в семь сорок семь доставлял их к воротам Ясакуни без пересадок. В трамвае они чаще всего сидели, Хитоси успевал даже вздремнуть, не обращая внимания на грохот, толчки и раскачивание железного транспортного ящика. Мать дергала его за рукав, они выскакивали на улицу, дверь за ними закрывалась, и трамвай грохотал дальше. «Скорей, скорей, – торопила мать. – Отец нас ждет, а туристы ждать не будут». – «М-мда», – мычал Хитоси, подавляя зевок и косясь на сверток в руках матери. Приносимые ею дары каждый раз вызывали у Хитоси повышенное слюноотделение: персики от Бидзэна, земляника от Этиго, вишни с острова Кюсю, тайваньские бананы, дыня из Юбари…

– А что у нас на завтрак? – еле разлепляя веки, вопрошал Хитоси.

– Молись, сынок, молись, сосредоточься на молитве. Дух твоего отца витает вокруг нас. И не задавай глупых вопросов.

Хитоси соединял ладони и закрывал глаза, изо всех сил стараясь не заснуть. Секунды казались часами. Однажды он спросил мать, куда деваются все эти плоды, все фрукты и ягоды. Камень, всюду камень, каждый раз все тот же безупречный, неподвижный, и вдруг персиков, бананов, вишен как не бывало. Исчезли необъяснимо.

– Это значит, что твой отец оценил наши подарки, вот и все. Перестань задавать глупые вопросы.

– Ты хочешь сказать, что это папа…

– Да, папа, конечно, кто же еще?

– Вишни и клубнику?

– Да, вишни и клубнику.

– И дыню?!

– Ну и дыню тоже…

– И он для этого спускается с неба?

– Да? с неба на землю. Если подумать, не так уж и далеко, вон оно, небо, у нас над головами.

Понятно. То есть совершенно непонятно. Отец на небе. И он спускается на землю, чтобы слямзить фрукты! Бедняга Хитоси никак не мог постичь логику покойников.

– Если бы я мог спуститься с неба на землю, я бы тебя навестил, вместо того чтобы вишни таскать. Не думаю, что на небе нужны дыни, персики да вишни.

– Вот чему вас в школе учат! Непочтению и непослушанию! Ты, значит, матери не веришь?

Гораздо больше, чем пропавшие вишни, беспокоила Хитоси другая тема. Ведь неспроста отец жил возле храма Сэнсодзи. Сога всегда были буддистами, об этом все знают. Было бы логично, если бы отца погребли здесь, где он жил. Мама могла бы об этом позаботиться, добиться, чтобы прах отца вернулся в Сэнсодзи.

– Видишь ли, сынок, Ясакуни – это большая честь. Ясакуни! – гордо повторяла она.

– Но они не буддисты. Лицемеры, идолопоклонники Аматэрасу.

– Ох, велика разница, – пожимала плечами вдова. – Сейчас это уже все равно. Они теперь как муж и жена, Будда и Аматэрасу.

Литература – Сога. Математика – Сога. Мораль и право – Сога. Естествознание – Сога. История – Сога. Физика и химия – Сога. Иностранные языки – Сога. Сога – притча во языцех, постоянная тема бесед учителей. Директор улыбается:

– Вы, Сога, просто-напросто коллекционер первых мест. Отлично, вами можно гордиться.

Подкрепляя слово делом, директор неловко вытянул руку и взъерошил волосы ученику-рекордсмену. И сразу же вызвал в школу его родительницу, чтобы сообщить ей, что достижения ее сына… мм… немножко… э-э, как бы это выразить… чрезмерно потрясающи, просто катастрофические… неприемлемые!

– Понимаете, госпожа, нельзя допустить, чтобы мальчик задавил целый класс. Это унижает других учеников.

– Да вовсе нет! Хитоси всегда помогает товарищам, у него отличные отношения с классом.

– Ах, дети, дети… Малые, неразумные, не понимающие, что происходит в этом дурацком мире. Но вот их родители… Интересуются, вмешиваются. Удивляются, как это какой-то простой парень затмевает их благородных отпрысков. Это их поражает.

– Так что же я могу сделать? Это ваша проблема, не моя.

– Да, госпожа, разумеется… Но как бы вам это объяснить… Новая конституция, дарованная нашим благословенным императором, провозглашает равенство всех граждан империи. И мы твердо верим во все эти благоглупости, распространяемые с благословения его славного величества. По той же причине мы подделываем табели успеваемости, мухлюем с показателями, внушаем нашим милым деткам, что они равны… особенно равны отпрыски добрых семейств. А ваш сын в картину не вписывается. Слишком он одарен.

– Я не понимаю. Ведь вы и приняли его потому, что он одаренный, так ведь?

– Разумеется, госпожа, разумеется. Мы рады одаренным детям и всячески способствуем их развитию. Но существуют некие подразумеваемые правила конформизма, слитности с массой. Это нытье недовольных родителей меня крайне раздражает.

– Чего же вы от него хотите?

– Ничего и еще раз ничего. Вот если бы он выглядел чуть скромнее… до конца периода обучения.

– До конца? А университет?

– Университет? Так вот он о чем думает!

– Конечно, он не раз говорил, что будет учиться столько, сколько сможет.

– Гм… Университет. Он ведь не сын банкира или министра. Парень из города. Я имел в виду лишь обязательную программу. Университет… Откуда у парня такие амбиции?

Когда директор задал этот вопрос самому Хитоси, тот ответил не задумываясь:

– Наследие дома Сога. – Осознав, что ответ прозвучал дерзко, он потупился и продолжил мягче: – Мне кажется…

– Видишь ли, милый мальчик, – перебил директор, – для поступления в университет этого мало. Нужны деньги. Много денег. Ты уверен, что у твоей матери хватит средств? Кроме того, нужно определиться поточнее. Чему бы ты хотел себя посвятить?

– Физика.

– Гм… Физика. Успеваемость по физике… – директор потянулся было к ведомостям, но тут же опомнился. – Отличная, разумеется. А точнее?

Меня интересует природа света. Волны. Частицы. Спор между Ньютоном и Гюйгенсом через века и континенты; отражение, преломление, наложение; опыты Юнга, Майкельсона-Морли, спектрографы Фраунгофера… Много работ, много гипотез, новые пути, указанные господином Планком… Жаль было бы все это упустить, я вижу здесь свой путь, свое дело, дело всей жизни.

Обомлевший директор отпустил Хитоси, пробормотав, что снабдит его соответствующей рекомендацией в университет; может быть, в Императорский университет. Опомнился он, лишь когда Хитоси вышел.

– Дело всей жизни! Чертов сопляк! В его-то возрасте…

Полдники у Ивасаки почти каждый день после школы. Хитоси стал в доме частым гостем, слуги уже принимали его верхнюю одежду без гостевых поклонов, готовили чай по его вкусу, а он их баловал мамиными пирожными. И все довольны. Вплоть до дня, когда младший Ивасаки неожиданно сказал:

– Матушка хочет тебя видеть.

– Зачем?

– Там узнаешь. Пошли.

И он повел его по дому, отмахиваясь от дальнейших расспросов. Как чувствует себя весьма еще молодой человек, которого без объяснения причин вызывает к себе одна из могущественнейших женщин страны? Зачем он ей мог понадобиться?

Они спустились по лестнице, слуга торжественно сообщил, что госпожа Ивасаки ожидает их на веранде.

– Что такое…, «веранда»? – шепотом спросил Хитоси.

– Вот это да! – засмеялся молодой Ивасаки. – Оказывается, мистер Всезнайка иногда тоже чего-то не знает!

Так и не объяснив значения неизвестного слова, Ивасаки втащил Хитоси в обширное помещение со стеклянными стенами, заставленное горшками и кадками со всевозможными растениями. Ну и вкусы у этой неортодоксальной семейки! Мамаша Ивасаки приняла их вежливо и вскоре перешла к делу:

– Наш мальчик часто рассказывает о твоих блестящих успехах. Он уверяет, что нет вопроса, на который ты не нашел бы ответа.

Если бы! Только что Хитоси опростоволосился с верандой. Он до сих пор не знал, зачем его вызвала эта госпожа. Но эти сомнения беспокоили лишь его одного. Товарищ, чтобы подбодрить его, ткнул Хитоси в бок.

– Покажи, на что ты способен. Перечисли императоров.

Хитоси хорошо помнил день, когда он впервые удивил класс и учителя способностями своей памяти. Не понимая толком, нужно ли это, он послушно пробубнил список из ста двадцати трех императоров с датами рождения, правления и смерти.

– Впечатляет, – согласилась мамаша Ивасаки. – Родители некоторых ваших одноклассников, не буду называть имен, обращались ко мне с просьбой удалить тебя из школы. Но я их и слушать не стала. И я только рада, что наш сын дружит с тобой. Думаю, ты сможешь поладить с нашей малышкой.

– Как? – чуть не подпрыгнул Хитоси, ничего не поняв.

– Наша дочь нуждается в репетиторе. Она вовсе не дурочка, но очень рассеянная и избалованная.

– Кукл… Кх-кх… младшая сестр…

– Вот-вот, младшая сестренка нашего сына. Одна-единственная. Ты его друг, ты блестящий ученик и смог бы ей помочь. Что скажешь? – спросила она и добавила: – Мы можем и заплатить за твои усилия.

Хитоси подумал, что требовать плату было бы наглостью, отказаться – то же. И вот он уже господин учитель. Не пользующийся, впрочем, авторитетом у своей ученицы.

– С чего ты взял, что ты настоящий Сога? Больше тысячи лет прошло. И вообще, они все умерли. – Она подняла взгляд от постылой книги и вызывающе уставилась на Хитоси.

– Это передавалось из поколения в поколение. Кроме того, сам император подтвердил документально.

– Ой, нашел за кого прятаться! Император сам выскочка, из незаконной ветви.

– Думай, что говоришь. Если бы не этот выскочка, не купаться бы вам в золоте.

– Сам думай, что говоришь. Ты должен со мной уроки готовить, а не хвастаться своим происхождением.

– Но ведь ты сама заговорила о моем происхождении. Почему ты всегда такая… ершистая?

– У тебя научилась.

– Полезно было бы тебе надавать колотушек по бокам.

– Смотри, как бы тебе не надавали.

Дважды в неделю Хитоси занимался с дочерью Ивасаки, перемежая уроки с перепалками. Мамаша Сога только обрадовалась такому повороту событий. Стать своим в доме Ивасаки – это в жизни пригодится.

– Что, не сахар моя сестренка? – сочувственно улыбался младший Ивасаки.

– Да уж, честно говоря, видал я девиц поспокойнее.

– Ха-ха-ха! Да ты не расстраивайся, не такая уж она и какашка. Больше прикидывается. Но иногда становится совершенно невыносимой.

– Это я вполне могу себе представить.

– Ничего, два часа в неделю – не море выпить. И родителям легче.

– Понимаю. Ладно, не съест она меня.

Хитоси продолжал заниматься с сестренкой Ивасаки, ее колкости постепенно теряли остроту, они привыкли друг к другу. Когда родители с ужасом заметили, что отношения их переросли в нечто иное, нежели простая дружба, было уже поздно.

Ни желанием, ни возможностями избавиться от этого дебила Умаядо не был обделен великий министр Умако. А принц тем временем осыпал свет все новыми глупостями. Вот он учредил двенадцать придворных рангов по китайскому образцу. А вот новая причуда: хочу большую статую Будды для храма в Асука.

– Хочу-хочу-хочу! Большую, громадную, как в Китае!

– Принц, посмотрите на планы храма, – уговаривал Умако. – Если здесь поставить статую такого размера, то в главный павильон невозможно будет попасть. Размеры…

– Ничего не хочу слышать! Хочу статую больше, чем на континенте!

– Принц, надо исходить из реальности…

– Уй-й-й-й-й! Мамочка, этот грубиян Умако меня опять обижает!

Принц понесся нырять в волны юбок императрицы, а Умако, скрипя зубами, повернулся к советнику.

– Если я размозжу его череп дубиной, если я напихаю ему в ноздри скорпионов, если я разорву его дряблое брюхо зубами… Ведь все это противоречит закону Будды?

– Полагаю, что противоречит, великий министр.

И снова Умако потакает идиотским капризам Умаядо. Непропорционально большая статуя изготовлена после бурных дебатов между скульпторами и архитекторами, с превеликим трудом установлена на месте.

Еще не забылась морока со статуей, как прибыл полномочный посол при китайском дворе. Кроме поклажи, он привез на своей физиономии замороженное выражение; бережно сохраняя последнее, посол немедленно помчался к великому министру.

Беседа великого министра и полномочного посла продолжалась никак не долее десяти минут, после чего Умако выскочил из кабинета и понесся по дворцу, оглашая залы воплями:

– Умаядо!!! Где эта скотина? Сукин сын!!! Ублюдок! Где ты спрятался?

Привлеченная криками императрица устремилась за дядюшкой, пытаясь его успокоить.

– Дорогой дядя, эти выражения не красят вас! Они вас недостойны!

– Трудно сохранять хорошие манеры, дорогая племянница, когда стремишься вырвать голыми руками чьи-то глаза, вспороть мечом чье-то брюхо и вырезать паршивый, гнусный язык!

– Ужас, ужас, что вы такое говорите! Вам надо отдохнуть и успокоиться!

– Мне надо снять шкуру с этого ублюдка! Поссорить нас с Китаем! Ничего лучшего он не придумал!

– Дорогой дядюшка, вы всегда сердитесь по пустякам.

– По пустякам? По пустякам? Гляньте, что этот придурок написал китайскому монарху: «От императора Восходящего Солнца императору Заходящего Солнца».

– Ах! – всплеснула руками императрица.

– Катастрофа!!! Обращаться к китайскому императору как к равному! Приглашение обезглавить всех наших послов и разорвать торговые отношения!

– Дядюшка, вы все принимаете слишком близко к сердцу.

– И потом… Какой еще император? С каких пор этот слюнтяй стал императором?

– Он это заслужил. Столь одаренный ребенок…

– Заслужил он, чтобы с него шкуру спустили. Император! Да еще Восходящего Солнца! Надо же, идиот! Выдумал тоже: Восходящего Солнца…

– Мне кажется, не так уж плохо звучит. Очень поэтично. Восходящего Солнца!… Очень чуткий мальчик.

– Я вот его поймаю и проверю, какая у него задница чуткая, клянусь! Восходящщщщ… Чтоб я больше этой глупости не слышал!

– Дядюшка, он же не хотел ничего дурного.

– То-то и беда с этими дураками, что они не только дурного не желают, но всегда хотят как лучше, из себя стараются выпрыгнуть… Подарки, титулы, обжорство да задницы служанок… Император!… Остается надеяться, что китайцы примут наши разъяснения да извинения, а летописцы замнут этот ляп. Не хватает только, чтобы эта дурацкая кличка за нами закрепилась. Страна Восходящего Солнца, надо же придумать!