Текст книги "Микрокосм, или теорема Сога"

Автор книги: Асука Фудзимори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Вот и прекрасно! Господин Сога, перед вами лейтенанты Иси-так и Ита-сяк, оба на «И», все мы здесь на «И», запутаться можно. Хочу подчеркнуть, что ни одно произнесенное здесь слово не должно повторяться вне стен этого кабинета. Такой талантливый ученый, как вы, господин Сога, вне всякого сомнения, не может не заинтересоваться проблемой создания надежного шифра.

– Шифра?

– Да, а как же! Ведь вы в стенах шпионской службы, дорогой мой. Деятельной, активной и в данное время реорганизующейся. В рамках реорганизации предусмотрено создание непроницаемой для разведок иных стран системы кодирования. Да, разумеется, мы никому не враги; да, война закончилась, бойня позади… Верден, Шмен-де-Дам… Более никакой войны, мир во всем мире… Но между тем, что люди говорят и что делают – такая бездна… о-хо-хо!…

– Так?…

– Да, новая система кодов. И как вы думаете, кому мы собираемся поручить эту работу? Ни за что не отгадаете,

– Э-э… Мне?

– Совершенно верно, угадали! Какая проницательность, какая сообразительность!

– Несложно сообразить…

– Нет, не скажите. Я то и дело вынужден повторять свои приказания по два раза, и все равно они ничего толком не понимают. Эти военные, знаете ли… у них голова лишь для того, чтоб носить стальную каску… или газовую маску, м-да.

Лейтенанты мрачно глядели перед собой. Хитоси, стремясь разрядить обстановку, заметил:

– Мой отец погиб на войне. Герой Порт-Артура.

– Герой? Неужели?

Инукаи пролистал какое-то досье.

– Да, действительно. Ну, мой дорогой, вы просто созданы для нашей работы. Развитой мозг и наследственный патриотизм – редчайшее сочетание!

– Но ведь и вы… командир…

– Да, мне дали какое-то воинское звание, для авторитета, для порядка… Удобно, чтобы держать в узде этих растерях, которые то и дело что-нибудь да напутают. Но, знаете, я себя не чувствую военным, вы это скоро поймете. Да вы это уже поняли, так ведь?

– Д-да, пожалуй… Значит, разведслужба…

Старик на секунду помрачнел.

– Да, конечно. Я ведь не шутник и не старый маразматик, как может показаться. Далеко не двадцать лет, но голова пока что соображает четко и точно.

– Извините, но как-то трудно свыкнуться с мыслью, что вы шпион, работаете с военными и для военных. С вашими идеями…

– Удивительно, да? Я и сам иногда удивляюсь. Идеи… Если хотите, я идеалист, попавший в силки реальности. В моем возрасте уже трудно верить в благо всего человечества. После всего, чего навидался. В молодости это окрыляет: демократия, свобода, процветание и иное тра-ля-ля. Честно признаться, я в это и сейчас верю. Теоретически, когда-то в далеком будущем. Но я не отрываюсь от земли. Практика учит. Да, демократия, да. Но не безглазая же! Страну нужно защищать, а не слепо толкать ее в пропасть. Ведь очевидно, что демократия была бы очень, очень хороша… если бы не эта масса придурков, которая называется народом и которая все портит.

– Придурков…

– Олухов, безответственных безмозглых остолопов, хватающихся за каждую роковую возможность и отвергающих решения мудрые и взвешенные. Тот редчайший идиот, который изобрел понятие демократии, наверняка с этим самым демосом не общался. Иначе он ввел бы поправки в свою дурацкую теорию. Таков, кстати, и мой собственный печальный опыт. Я вырос, не общаясь с народом. Ничего не зная, позволил себя убедить. Когда спохватился, было уже слишком поздно, я уже слишком глубоко пропитался этой заразой, И продолжаю ей верить скорее по привычке, чем по убеждению. Например, я всю жизнь боролся с цензовой избирательной системой. Теперь же, когда ее вот-вот окончательно похоронят – это вопрос нескольких лет, – у меня волосы дыбом встают. Делить власть с этим кретинизированным населением! Вот увидите, еще и женщины получат избирательное право.

– А как же вы стали шефом разведки?

– О, это вопрос здорового карьеризма и честолюбия. Всю жизнь я служил стране, а под старость вздумалось мне стать премьер-министром. Как только новая система кодов будет разработана, его величество назначит меня премьером, вот как, ха-ха! – И старец хлопнул в ладоши в предвкушении радостного момента.

Лейтенанты дружно, как по команде, вздохнули.

– Это отлично, но почему именно я? – спросил Хитоси.

– Нам нужен лучший, – решительно вмешался Исивара. – А это вы, все придерживаются такого мнения.

– Фактически, – вздохнул и Инукаи, – или вы, или никто. И смотрите, если я не стану премьер-министром…

Видя, что Хитоси еще колеблется, Итагаки выкинул последний козырь:

– Проект имеет первостепенную важность. Вам присвоят воинское звание сублейтенанта; генштаб предоставит в ваше распоряжение неограниченные средства.

– Неограниченные?

– Вы не ослышались, – подтвердил Исивара. – Неограниченные.

Лейтенанты еще не поняли, как толковать молчание господина Сога, но опытный политикан Инукаи уже мысленно поздравил себя с новым ценным приобретением.

Папаша Ивасаки задыхался в своем кабинете. С багровым лицом сидел он, откинувшись на спинку кресла, и пытался угасить свой гнев очередным стаканом воды, который почтительно передал ему старший сын. Милый зятек огорошил его своим неожиданным появлением и напоминанием о данном слове. Черт его дернул тогда за язык! Но кто же мог ожидать такой прыти от этого оборванца!

– Миллионы… Сопляк паршивый… Миллионы… – тяжело дыша, бормотал магнат.

Закипела работа, в течение нескольких недель вознеслась в небо пагода храма Сога. Меж вишен я кедров выросли стены павильона, крышу покрыла черепичная кровля. Не обошлось без споров. Священники жгли друг друга взглядами, хлестали словами, отстаивая каждый свою точку зрения. Как ориентировать святилище, с севера на юг или с запада на восток?

– Голова пойдет кругом по всем четырем направлениям от этой ругани, – устало вздохнул один из выдохшихся спорщиков.

Хитоси способствовал прекращению дискуссии чаем, предложениями компромисса и конвертами, вручаемыми священникам. Его вмешательство возымело желаемое действие, и вот павильон уже благополучно отстроен. Депутат от этой местности, войдя в контакт с папашей Ивасаки, выбил себе полномочия префекта и право на участие: окультуривание рельефа, очистка прудов, асфальтирование дорог, изгнание бедноты и снос ее жалких хижин. Началось строительство нового комфортабельного жилья, и Хитоси, чтобы показать пример, построил себе небольшой изящный дом перед храмом, увенчанный громадной дымовой трубой.

Стены этого домика стали причиной первых трений между супругами Сога. Каждый уик-энд Хитоси оставлял семейный очаг. Он подхватывал тросточку и решительно устремлялся к выходу, не обращая на молодую жену никакого внимания.

– Опять уходишь? Мне надоело сидеть одной!

– Но ведь ты знаешь, что мне надо следить за работой. Ведь это мое семейное наследие.

– Да, да, слыхала. Гоняешься за призраками прошлого. Даже матушка твоя осуждает это разбазаривание средств на храмовых жуликов. Она сказала, что бедный отец твой, если б увидел с неба, что ты творишь, с горя разбил бы голову об облака. Всех ее комплиментов не помню, но ты трижды олух, у тебя мозги ветром выдуло, ты…

– Ну, она еще и не так может.

– Забудь. Лучше вспомни, как приятно покувыркаться со мной в мягкой постельке. Здесь такая удобная кровать… Минута погоды не делает.

– Извини, я уже опаздываю.

И он убежал, оставив расстроенную супругу в печальном одиночестве. Местное начальство принимало молодого человека с распростертыми объятиями. Еще бы, ведь он преобразил округу, привлек инвесторов. А мощное бетонное сооружение, выросшее в перелеске между храмом и морем, старались просто не замечать, резонно подозревая, что именно оно является источником свалившейся с небес благодати.

– Храм, – презрительно кривил губы лейтенант Исивара.

– Машина! – гордо выпрямился Хитоси.

– Грандиозно! Гениально! – пылал энтузиазмом Инукаи.

Старик сразу понял все выгоды плана молодого профессора и без колебаний его одобрил. Опытный политик знал, что чем больше размах, тем легче пробить фонды. Неопытные лейтенанты мялись, жались и возражали:

– Да, неограниченные средства, но не целый же район строить!

– Он ловко повернул дело, ведь половину средств выделяет Мицубиси.

– Я не вполне понимаю, какое отношение к разработке системы кодирования имеет храм в позабытой богами дыре. Мои возражения вызваны не простым желанием поспорить, я хочу понять, как мы оправдаем эти затраты в министерстве.

– Это я беру на себя, – успокоил Инукаи. – Втирать очки я большой мастер. Вы лучше слушайте нашего дорогого доктора Сога, соблазняйтесь его бредовыми идеями и его сладкими речами.

«Дорогой доктор Сога» состряпал пухлый проект с дюжинами страниц темного текста, пестрящего специальными терминами и множеством еще более непонятных графиков. Он с жаром объяснял военным необходимость создания шифровальной машины совершенно нового типа.

– Теоретически это вполне осуществимо. Да, теоретически, так как идея пока что не воплощена в жизнь. Но мы должны обогнать англичан и французов, это даст стране общий технологический толчок…

– Согласен, но при чем тут храм?

– Отвлекающий момент. Нам нужен фактически небольшой завод с механическими, электрическими и иными технологическими мастерскими и лабораториями.

– Это в храме-то?

– Нет, для предприятия уже возведено капитальное бетонное строение.

– Молодец, молодец, – похваливал Инукаи. – И построено оно не на голом месте, не мозолит глаза любопытным; лишь как одно из сооружений, оно не слишком обращает на себя внимание. Все на храм пялятся.

– Автоматическая шифровальная машина… – предпринял атаку с иного направления лейтенант Итагаки. – Жюлем Верном отдает, фантастическим романом. У нас ведь армия, а не литературный салон.

– Ничего фантастического! Счетные машины существуют в реальности с незапамятных времен. Паскаль и Бэббидж… А машина для игры в шахматы Кеведо?

– Ну, не слишком они военные, – поморщился Исивара.

– Эта шахматная машина демонстрирует возможности техники, она обладает человеческим интеллектом.

– Ну и что?

– А то, что составленный этой машиной код человеку не по зубам, – поспешил на помощь Хитоси старец Инукаи.

– И кроме того, – подхватил Хитоси, – шифровальная машина исключает ошибки, свойственные человеку, она не отвлекается и не устает.

Исивара тяжело вздохнул:

– Что ж, командир, если вы верите в этот проект…

– Когда я говорил, что я в него верю? – подпрыгнул старец.

– Как? – изумился Хитоси. – Я вас тоже именно так понял.

– Ах, молодой человек, молодой человек, какая трогательная наивность! Конечно же, я в восторге от вашего проекта и от всего сердца желаю, чтобы он завершился успешно. Но интересует-то меня лишь мое правительственное будущее. Не воображайте, что я готов потакать любому вашему капризу. Я слежу и контролирую. Ах, нынешние молодые люди… А костюмы… А прически… Итагаки чуть подался вперед.

– Извините, командир, я не вполне понял. Вы поддерживаете проект или нет?

– Поймите меня правильно, – задушевно проворковал Инукаи, – единственное, что меня волнует, – пост премьера. Чтобы влезть в премьерское кресло, я должен выполнить определенные действия и добиться определенных результатов. И не наделать глупостей. Баланс на проволоке без зонтика! Политика – штука весьма беспокойная, скажу я вам.

– Я пока так и не понял, поддерживаете ли вы проект, – заметил Хитоси.

– Конечно поддерживаю, дорогой мой, поддерживаю безоговорочно… Впрочем, с одной оговоркой: мне нужен результат. Если все идет хорошо – вы всегда получите мою помощь. Если что-то не так – я сразу выхожу из игры и поднимаю вопль, что меня предали. Такие в этой игре правила. Вот взгляните-ка!

Он вытащил из ящика два листка, аккуратно сложенных вчетверо. Голос зазвучал зловеще, глаза метали молнии. Казалось, из его рта сейчас угрожающе высунется раздвоенный язык ядовитой змеи.

– Вот они, уже готовы. Письма поздравительные… или обличительные, в зависимости от результатов. Осталось вписать фамилии… Подпись, печать – и кто-то осчастливлен… или обречен. Хе-хе-хе, прелестная шуточка…

Лейтенанты примерзли к сиденьям. Хитоси почувствовал, что смешок старца отозвался холодком вдоль позвоночника.

– Ну-ну, пошутил, пошутил. – Старец снова захихикал, но уже без зловещих ноток в голосе. – Лейтенанты Иси-туда и Ита-сюда, как вы отнесетесь к повышению в звании в награду за вашу самоотверженную деятельность на благо отечества?

Чуть позже Хитоси представил на рассмотрение руководства эскизный проект, лейтенанты Исивара и Итагаки стали капитанами. Старец Инукаи перебирал цепкими пальцами свою бородешку, ерзая в кресле. Все складывалось наилучшим образом. Эта машина станет его детищем, думал он. Он ее будет защищать, лелеять, а она достигнет невероятных результатов.

Принцессе Кагуя еще не исполнилось и шести лет, а двор уже осознал, что вырастет она красавицей неотразимой. В поведении этой крошки чуть ли не с младенчества прослеживались аристократические замашки. Взгляд ребенка лениво и высокомерно скользил по людям и предметам, фиксируя каждый объект в течение лишь нескольких секунд. Длинные шелковистые волосы ночной черноты вызывали зависть придворных дам. Звучный голос заставлял слуг сломя голову нестись на зов.

Как и все дети ее возраста, она любила выкинуть какой-нибудь фокус, и не всегда безобидный. Однако при взгляде на нее у взрослых исчезала мысль о наказании этого чудесного создания.

– Удивительно! – ворчал, глядя на нее, согнутый возрастом Умако. – Папаша ее – феноменальный урод и полный кретин. А создал такое чудо. Непостижимо!

В свободное от издевательств над слугами время принцесса любила глазеть в окно. Заметив однажды старика, рубящего бамбук, она спросила у молодой служанки, прибирающей в помещении:

– Кто это там… вон тот, в лохмотьях?

– Это старый человек, принцесса. Он срезает бамбук.

– Срезает бамбук? А зачем он срезает бамбук?

– Зарабатывает на жизнь, принцесса. Такая у него работа. Он собирает бамбук в дворцовом лесу и продает его крестьянам. Ему разрешено это делать, потому что он очень старый. И всем это на пользу. Ему – потому что крестьяне платят за бамбук. Нам – потому что лес очищается.

– Значит, он получает за бамбук деньги.

– Да, принцесса, простые люди тоже деньгами пользуются.

Ночью, когда все во дворце спали, принцесса Кагуя пробралась в дворцовую сокровищницу и набрала там золотых самородков. Затем она сбегала в лес и распределила добычу по стеблям бамбука. Посмеиваясь, вернулась в спальню.

– Интересненький денечек завтра, интересненький…

Действительно, старик, осыпанный золотом, чуть было не сбежал, обуянный непонятным страхом, однако оправился, отдышался и продолжил работу. Принцесса наблюдала за ним из окна.

– Крепкий дедулька, цепкий дедулька.

Старик вгрызался в бамбук, с бамбука сыпались внедренные в него кусочки золота. Ошеломленный таким подарком судьбы, растерянный старик приблизился к одному из дворцовых стражей и попросил вызвать кого-нибудь из сокровищницы. К нему вышел помощник хранителя.

– Так ты говоришь, что нашел это в зарослях бамбука?

– Да, многоуважаемый, все так оно и было. Я ведь каждый день бамбук режу, а сегодня, видишь ли, такое приключилось… Скажи, это и вправду золото?

– Да, золото, вне всякого сомнения.

– Чудо! Истинное чудо, многоуважаемый! Боги решили наградить меня за долгие годы мучений. За деток моих, покойников, за жену… в родах умерла, страдалица; такая была милая, спокойная, слова дурного от нее не слышал… А я всю жизнь честно работал, не подался в разбойники на большую дорогу, не воровал… И вот небеса меня наградили.

– Так ты уверен, что это золото принадлежит тебе?

– Ну… А как же иначе-то? Ведь я его нашел, так? Но жить мне осталось недолго, куда мне столько золота… Один кусочек я пожертвую нашему славному повелителю, другой принесу в жертву богам. Еще один этому новому богу, которого, я толком не знаю, но говорят, что он бог хороший, добрый, надо его уважать.

– Пожалуй, ты прав, старый пес, жить тебе осталось действительно недолго. Ты видишь эти маленькие кружочки на золоте?

– Где? Да-да, сначала не заметил, смотри-ка ты, какие затейливые. Что-то внутри нарисовано.

– Так вот, это клеймо императорской сокровищницы. И сегодня утром обнаружилось, что не хватает как раз двенадцати самородков. Вот они, ты их все приволок.

– Да ну?

– Стража, взять его! Он ограбил сокровищницу его величества.

– Что ты, что ты, многоуважаемый! Я нашел это в лесу, говорю тебе!

– Ну-ну, каракатицы по небу летают, золото на бамбуке выросло. Таких сказок еще не слыхивал. Уведите! И выбейте из него признание для суда.

Двух часов прилежной работы палачей хватило, чтобы вырвать из дряхлого старца признание. Заодно пришлось ему признаться и в двух недавних невыясненных убийствах, а также взять на себя ответственность за все наводнения, землетрясения, эпидемии и неурожаи последних лет. Один из судей, правда, задумался было, с чего ограбивший сокровищницу злодей вздумал по собственной воле заявиться на место преступления. Но к чему лишние хлопоты, к чему зря ломать голову? Признание-то, вот оно, перед носом. Старика признали виновным по всем пунктам и насадили на кол через час после приговора.

Принцесса Кагуя навестила труп старика. Любуясь результатом своей милой шутки, она хлопала пухлыми ладошками и напевала сладким голосочком:

– Аи да выдумщица я! Постаралась я не зря!

Императрица перенесла на принцессу нежные чувства, которые питала к усопшему принцу Умаядо. Она обнимала ребенка, сажала его на колени, расчесывала длинные черные волосы, отливавшие всеми цветами радуги; ей приносили радость капризы избалованной девочки.

– Крошка моя, моя маленькая фея. Это боги наделили тебя такой красой. Ты блистаешь телесной красотой, как отец твой блистал красотой душевной. Ты свершишь великие дела, это твоя карма, твоя судьба.

Даже закоснелый циник Умако смягчался в присутствии принцессы, осыпал ее подарками и поцелуями. Кагуя морщилась, когда сухие губы старика касались ее сочных губок. Умако терял голову, околдованный этим волшебным явлением природы.

– Чудо… Чудо редчайшее! Мне хотелось бы пожить подольше только для того, чтобы увидеть, как ты расцветешь с возрастом, О тебе говорят повсюду, в семи провинциях и на континенте, в Хораи… везде. Сказочная краса!

Принцесса без особого труда поддерживала в Умако эту старческую влюбленность. Она вертела стариком как хотела, капризам ее не было конца.

– Дядюшка Умако, ты самый сильный господин в стране.

– Да, радость моя, это действительно так.

– Говорят, что тебя все слушаются, что ты можешь приказывать людям, зверям и деревьям…

– Ну, можно, конечно, и так выразиться.

– Дядюшка Умако, я хочу что-то такое… такое, чего мне не может подарить никто другой. Только ты.

– Правда? Одно твое слово, и самые драгоценные игрушки страны лягут к твоим ногам. Чего тебе хочется, сокровище мое?

– Песню ласточки.

– Пе… Песню ласточки?

– Да, песню ласточки. Кого я ни спрошу, все отвечают, что это невозможно. Невозможно! Но ты ведь так не скажешь, правда, дядюшка?

– Гм… Невозможно… Сложно… Может, лучше чего-нибудь сладенького? Или куколку красивую?

– Ну-у-у дядюшка… Какие люди, такие и подарки. Сладеньким меня любой может угостить.

– Сладенькое разное бывает. Таких сластей, как я. тебе никто не приготовит.

– Нет, нет, нет! Я хочу песню ласточки на ладошку!

– Дорогуша, у тебя такие желания… хоть бороду вырви. Когда ты пожелала шкуру самого редкого зверя, все охотники пустились бить оленей, барсуков, крыс… настоящую бойню учинили; шкуры снимали, трупы выбрасывали… А тебе все не нравилось. Злые языки болтают, что из-за тебя та эпидемия…

Кагуя исподлобья уставилась на Умако и перебила его:

– Значит, ты не можешь подарить мне песню ласточки. Значит, ты вовсе не такой могучий.

– Нет-нет, не смей так говорить, моя маленькая богиня. Я могуч, я всесилен, и ты получишь песню ласточки, головой клянусь.

– Ну, пока-то у тебя ее нету.

Кагуя с кислым видом отвернулась, а Умако понесся к своим советникам, которые в один голос заявили:

– Невозможно, великий министр. Такое под силу лишь божеству, да и то не каждому.

– Давайте сформулируем проблему иначе. Не будет у меня в кратчайший срок песни ласточки, сниму с вас шкуру. Заживо.

– О-о-о! – возопили советники. – Конечно, конечно найдем решение. Всегда можно найти какое-то решение.

– И каким же будет это решение?

– Решение? Э-э… Оригинальное. Оригинальная проблема – оригинальное решение. Иначе и быть не может.

– Советник, ответ твой скользкий, как задница подыхающего от холеры. Испытываешь мое терпение, а я никогда не славился этим завидным качеством. Смотри, выведешь меня из себя!

– Сжальтесь, великий министр, позвольте продолжить. Я слышал, что песню ласточки возможно уловить… э-э… в момент, когда она исходит из клюва птицы. Э-э… в момент, когда ласточка ранним утром покидает свое гнездо, проснувшись, оправляет перышки, только тогда она издает определенную последовательность звуков: чи-вить, чи-вить!

– Ладно, ладно, кончай изображать шута. Продолжай.

– Если человек в этот момент окажется вблизи ее клюва, у него будет возможность уловить эту песню. Но операция эта весьма деликатная, трудоемкая, на одну удачу приходятся тысячи неудачных попыток.

– Ты, стало быть, это слышал своими ушами?

– Да… давно… когда-то… кажется… Но повторяю, очень-очень сложная операция.

– Можно упростить. Мотивация требуется. Унция золота тому, кто добьется успеха, а неудачнику – топор.

Каждое утро какой-то несчастный прислужник дома Сога отправлялся на охоту за песней ласточки и к обеду лишался головы. Слетели уже тринадцать голов, Умако улавливал все более мрачные взгляды своих подданных, а принцесса Кагуя мямлила при его приближении:

– Дядюшка, я не хочу казаться назойливой, но песню ласточки мне хотелось бы получить до того, как я сама стану тетушкой. Или бабушкой.

– Да-да, сокровище мое, еще несколько дней… Потерпи немного.

И он накидывался на советников, осыпая их ругательствами и угрозами.

– Бездарные твари, единственный раз о чем-то попросил – и вот…

– Господин, при всем уважении… Легче уловить пламя из пасти дракона. Что за блажь, требовать невозможного!

– Это желание принцессы Кагуя. Ты, ничтожный червяк, осмеливаешься противоречить имперской принцессе?

– Как можно противоречить там, где дело пахнет колом! Ни в коем случае, господин, никаких возражений. Но я давно уже хотел просить вас об отставке, о позволении удалиться в мои земли Цукуси, где меня ждут и где пригодится мой мозг, пока неплохо работающий, в отличие от некоторых других…

– Сгинь, предатель! Катись отсюда, без тебя обойдусь. Я сам займусь этим вопросом.

И старый маразматик кликнул слуг для подготовки к решающей фазе операции. На следующее утро, когда солнце еще только собиралось появиться из-за восточных гор, Умако уже ждал под гнездом ласточки, прилепившимся к крыше дворца. Поскольку старческие хвори лишили бывшего могучего воина возможности плясать на канате страстей, слуги на скорую руку соорудили плетеную корзину, в которой господина надлежало поднять к месту его предстоящего подвига.

Умако повис перед гнездом, вцепившись в свой воздушный корабль, заклиная и проклиная всех духов, как добрых, так и злых.

– О, как высоко, полсотни пядей, не меньше… – ворчал великий министр. – Эй вы, внизу, осторожнее, не дергайтесь… Пьяные вы, что ли? Это вам не паланкин таскать… Ох, да и холодно здесь…

Потом Умако столь же сердито обратился к ласточке:

– Ну, ты, воробей двухвостый, сколько можно дрыхнуть? Просыпайся и открывай свою здоровенную пасть.

– Тю? – донесся из гнезда вопрос удивленной птицы, столкнувшейся нос к носу с громадным двуногим чудовищем и тут же зажмурившейся от страха.

– Тю-тю…

– Пой, не так уж и сложно, какую-нибудь простенькую песенку. Ля-ля-ля… Давай!

– Тю! Тю-тю-тю! Тю-тю! – послушно защебетала ласточка.

– Вот так, хорошо, продолжай. Даже птицы меня слушаются, все верно. А я тебя сейчас… Аи!

Умако потянулся за ласточкой, корзина накренилась, одна из веревок лопнула. Умако шлепнулся оземь, вокруг бестолково засуетились слуги и советники.

– О небеса, наш господин!

– Великий министр, великий министр!

– Ах ты, тварь поганая! – заскрипел Умако, силясь подняться. – Кровь и кости! Корова долбаная, задница рваная, дерьмо обезьянье! Гром и молния!

– Господин, не двигайтесь, вы ранены.

– Господин, вы поймали ласточкину песенку?

– Сучье вымя! Эта крылатая блоха наложила мне в руку! Мне, могучему Умако, нагадили в ладонь!

– Господин, успокойтесь, не дергайтесь, вам станет хуже.

– Да я еще сто лет прожи… А-а-а-а!

– Тише, господин, тише. Позвоночный столб не прочнее вишневой ветви.

– Х-х-х-х, как больно!… Скорее целителей сюда… Ч-черт! Что я сломал? Кровь есть?

– Уже послали, господин.

Умако погрузили на носилки и перенесли в комнаты врачей. Они, однако, выглядели озабоченными и качали головами.

– У него все внутри перебито. Ничего здесь не сделаешь.

Прибежали буддийские монахи и залопотали свои сутры – похоронные, кстати сказать. Слух о фатальном происшествии разнесся по дворцу, все, начиная от последнего служителя и кончая императрицей, кинулись к умирающему вельможе.

– Пшли прочь со своими дурацкими молитвами! – шипел Умако на священнослужителей. – Я Умако, могучий вождь страны. Я друг императора Китая. Я командую армиями… Не могу же я умереть… из-за какой-то… паршивой… ласточки… Смешно…

Умако, выхаркав ведро крови, перешел на шепот. Бормотал о том, как ему холодно, как все в голове идет кругом, что-то о принцессе… «Моя принцесса… все кружится, кружится… голова идет кругом… знаете, даже приятно…»

Кагуя, которая не очень интересовалась слухами, сидела в своей комнате и грызла сладкие орехи. Когда Умако испустил дух, она как раз перешла к пирожным из бобового теста, подставив голову под гребешок в руках одной из служанок.

Все должности великого министра перешли к Эмиси, сыну почившего. Он организовал грандиозные похороны, для подтверждения своего авторитета приказал обезглавить лекарей, допустивших кончину главы дома Сога. Головы казненных выставили вялиться на солнце и гнить под дождем, а новый министр заспешил к принцессе Кагуя. Он собирался устроить этой дряни хорошенькую взбучку, но как только ее увидел, сразу забыл о своих намерениях.

– Принцесса… Вы неподражаемы, вы великолепны… Но вы не милосердны. По вашей вине погиб мой отец.

– Как! По моей вине? Вы собираетесь меня побить?

– Что вы, как можно, вы так прекрасны, коснуться вас было бы преступлением. Но история с песнью ласточки…

– Какая история? Какой ласточки?

– Э-э, не притворяйтесь, вы прекрасно знаете. Вы потребовали у моего отца песню ласточки, и он…

– Песню ласточки! Да зачем она мне? Мой голос прекраснее пения любых птиц. Вот еще глупости. Оставьте меня в покое!

За Умако вскоре последовала и императрица. Через месяц после кончины великого министра советники заметили, что монархиня передвигается с большим трудом. Что еще хуже, они заметили также проявления старческого слабоумия.

– Соловей и азалии… О чем вы?

– Ваше величество, письмо императора Тан.

– А, да, конечно… Ох, как устала… Пойду-ка вздремну, с вашего позволения…

Под одеялами она проводила по пятнадцать часов. Если к ней заявлялся по срочному вопросу какой-либо министр, она отсылала его прочь и строго приказывала приходить в отведенные часы.

– Уж за полдень перевалило, – ворчал министр. – Когда, по ее мнению, наступают «отведенные часы»?

Все чаще вспоминала она принца Умаядо, звала его и искала в своих покоях.

– Принц! Где ты, шалунишка? Где же он прячется от мамочки, обожаемый мой негодник…

– Ваше величество, принц изволили умереть вот уж шесть лет тому…

– Ну, пригласите ко мне этого великого путаника Умако.

– Умако тоже покойник, ваше величество. Вы изволили запамятовать…

– Ох, смешной вы… Вас послушать, так все покойники. Хороший вкус – ив чем угодно найдешь что-то приятное. Вот этот плафон… помнится, его какой-то китаец расписывал… Он что, по-вашему, тоже умер?

Министры, принцы и советники собрались для обсуждения ситуации, но не пришли к единому решению. Иные, во главе с принцем Ямасиро, говорили об одержимости демонами и призывали прибегнуть к помощи жрецов-синтоистов для изгнания нечистой силы. Другие, объединившиеся вокруг принца Тамура, считали, что эти ностальгические провалы в поведении императрицы можно излечить при помощи регулярного введения в организм завезенных с континента настоев.

Принцы, оба дальние родственники императрицы, решили действовать, не откладывая дела в долгий ящик. Первым в покоях императрицы появился Тамура со свертками сушеных трав. Он приказал двум слугам вскипятить воду, другим двум – приготовить все для чая. Когда приготовления завершились, принц Тамура велел доложить о себе. Он приблизился к императрице на цыпочках и забормотал еле слышно, как будто боясь разбудить стаю огнедышащих драконов:

– Ваше величество…

– М-м-м… Кто здесь?

– Это я, ваше величество, принц…

– О, наконец-то ты явился, шалунишка.

– Извините? – выпучил глаза принц Тамура.

– Умаядо, дорогой, где ты бродил? Мамочка тебя искала весь день, так беспокоилась…

– Сказать по правде, это мы о вас беспокоимся, ваше величество. Вот здесь у меня очень полезные…

– Потом, потом. У меня для тебя новость. Я собираюсь объявить двору о моем наследнике. Знаешь, кто он?

– Э-э-э…

– Ты, мой дорогой! Ты мой наследник.

– Я?

– Да, мой Умаядо. Ты этого заслуживаешь.

– Даже не знаю, ваше величество… Что ж, я уважаю вашу волю и с удовольствием взойду на престол.

– О, малыш мой. Иди сюда, мамочка даст тебе сисю.

И императрица извлекла на свет свою изуродованную возрастом грудь. При виде этой части высочайшего тела Тамура почувствовал слабость в коленках и, пролепетав какое-то оправдание, кинулся вон.

Чуть позже его сменил принц Ямасиро, сопровождаемый священником-синтоистом.

– Ваше величество, я принц…

– О, дорогой мой малыш, шалунишка, как я рада…

– Извините?

– Не волнуйся, престол твой. Ты мой наследник.

– Я? Взаправду? – И он резво обернулся к священнику. – Ты слышал? Мне нужен свидетель.

Священник бесстрастно кивнул, и принц Ямасиро поволок его за собой, возвещая радостную новость всем встречным и с удовлетворением фиксируя взглядом их почтительные поклоны. Тамура, услышав о таком обороте дела, бросился искать соперника.

– Негодяй! – закричал он, столкнувшись с Ямасиро. – Узурпатор, проходимец! Как ты посмел? Знай, что императрица провозгласила меня своим наследником!

– Бредишь, папуля! Она назначила меня, и к тому же в присутствии свидетеля.

– Засунь своих свидетелей себе в… Престол мой!

– Нет, мой!

– Мо-о-о-о-ой!

Свара разгоралась, а императрица между тем тихо преставилась со счастливой улыбкой на губах. Погребальная церемония, во время которой усопшая получила посмертное имя Суйко, прошла без инцидентов, но все заметили, с какой ненавистью глядели друг на друга принцы-соперники.