Текст книги "Танец со стеклом (СИ)"

Автор книги: Асия Шаманская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

А утром я готовлю завтрак и варю кофе. Заодно и таблетки, на случай, если у Марка разболится голова. Успеваю сходить в душ, созвониться и с Викой, и с Ликой. Леон снова просит помочь ему, и я не могу отказать, хоть и не знаю, как умещать все дела в двадцать четыре часа каждого дня. Марк находит меня, когда я стою над ежедневником с озадаченным лицом.

– Доброе утро, малышка, – обнимает со спины.

– Доброе, – чмокаю в щёку. – Завтрак и кофе на столе. Таблетки тоже, если голова болит.

– Есть, мой командир. Что такая задумчивая?

– Смотрю в своё расписание и думаю, когда ты меня бросишь. У меня вообще нет свободного времени! Нужно помочь Леону, университет, клуб, детский дом, с Ликой занятия, школа танцев.

– Пошли посидишь со мной, заодно всё обсудим.

Мне даже интересно послушать его мнение.

– Смотри, Леону ты помогать не обязана.

– Тут сто процентов буду помогать. Он меня никогда не кидал в тяжёлые времена, я отплачу ему тем же.

– Идём дальше. Лика. Ваше дурацкое пари, но ладно. Ты можешь оставить её в клубе за главную. Тем более Максон там бегает за ней.

– Волков вряд ли выпустит её на шесты и обручи.

– Я же терпел. Теперь его очередь. Пусть караулит. Да и они же ещё не в отношениях. Может и не сложится.

– Не знаю, Марк.

– Дан, ну ты уже переросла это место. Тебе надо двигаться дальше. Можешь им помогать, но ты же не будешь вечность теперь там работать.

– Ты прав, конечно. Но до нового года точно нет.

– Университет – тут осталось немного. Детский дом – понятно. Школа танцев будет готова через пару месяцев окончательно.

– Да, мне бы до нового года дожить. Сейчас я не могу отменить ничего. Кстати, какие планы на новый год?

– Куда ты хочешь? Париж, Милан, Мальдивы?

– Я хочу с тобой в твой дом, – подумав, предлагаю вариант. – Если ты хочешь куда-то улететь, то можно, конечно. Мне не принципиально.

Марк смотрит на меня внимательно с минуту, а потом говорит:

– Нет, можем и потом, когда у тебя график не будет такой напряжённый. А на новый год будем валяться.

– А у тебя что с графиком?

– Чуть лучше твоего, – усмехается Словецкий.

Мне так нравится сидеть с ним и строить планы. Ещё полгода назад я была свободной. Делала, что левая пятка захочет.

Решаю завтра съездить на кладбище к родителям. Делаю это после учёбы, а Марк меня, конечно, снова теряет и звонит.

– Дана, – слегка раздражённо говорит. – Когда ты научишься предупреждать?

– Прос-ти, – сидя на лавке, по слогам прошу мужчину.

– Где ты? – с любопытством спрашивает Марк.

– К родителям заехала на огонёк, да, мам, пап, – смеюсь, хотя из глаз бегут слёзы. Я знаю, что они хотели бы видеть меня только весёлой и счастливой.

– Не плачь, – сразу распознаёт Марк мои настоящие эмоции.

Но это действует, как спусковой крючок. Горячие обжигающие слёзы катятся по щекам, а я не могу сказать ни слова.

– Даночка, я очень тебя прошу, успокойся, – спокойным гипнотическим голосом просит Марк. – Они бы не хотели этого.

– Придётся потерпеть, раз оставили меня.

– Они и этого не хотели. Но судьба та ещё приколистка. Ты сама ведь говоришь, что они всегда рядом.

Да, но я бы хотела поговорить с ними, попросить совета, просто обнять.

– Ладно, Марк, я скоро приеду. Со мной всё хорошо.

– Забрать тебя?

– Нет, всё в норме. Не беспокойся.

– Ты же знаешь, что буду.

– Всё хорошо, правда. Иногда полезно почистить организм слезами, – смеюсь, утирая сопли. Видел бы он меня сейчас, вряд ли бы влюбился.

– Я люблю тебя, и очень переживаю. Будь осторожна. Если что, я не переживу, Дана, – тихо и проникновенно говорит Марк, заставляя сердце биться в агонии.

– Люблю.

Я говорила с ними, задавала и вопросы и слышала ответы. Возможно, я просто знала, что они бы мне сказали.

– Я вас очень люблю, не оставляйте меня, пожалуйста.

Бабушка была чуть дальше. Дохожу и до неё.

– Привет, моя хорошая. Как ты тут? Знаешь, не с кем больше чай пить с малиновым вареньем. Прости, бабуль, что я не успела всего, чего обещала. Теперь тебе ничего не надо.

Когда довела себя уже до предела, вспоминаю, что мне сегодня в больницу. Размазывая слёзы по щекам, еду туда.

– Марк, милый, я совсем забыла, что мне сегодня в больницу. Ты меня не потеряй.

– Хорошо, – кратко отвечает.

– Ты занят?

– Для тебя всегда свободен, – смеётся. – Просто бывшая жена решила снова обсудить какие-то моменты. Я заеду за тобой, малышка.

– Хорошо, – ну что ж, день официально решил добить.

Если до этого сердце билось учащённо от его слов, то сейчас оно остановилось и упало в пропасть. Стараюсь концентрироваться на дороге, чтобы не попасть в аварию.

В больнице мне говорят, что анализы хорошие, и я могу возвращаться к прежней жизни.

Марк до сих пор не приехал и не позвонил, и я набираю сама.

– Твоя аудиенция ещё не закончилась?

– Нет, я выпроводил её через десять минут, – смеётся Марк. – Задержался по другому поводу. Что тебе сказали?

– Что всё хорошо.

– Точно?

– Честно. Я тогда, наверное, домой поеду?

– К нам. Да?

– Да, – улыбаюсь. – К нам.

– Я тоже выезжаю.

Подъезжая ближе к дому, вижу машину Марка перед собой. Обгоняю, показывая язык в окно. Марк делает фейспалм, и это вызывает дикий хохот.

На парковке они с Тёмой выходят.

– Дана… – снова забывается Ерёмин.

– Только попробуй, – щурюсь, тыча в него пальцем.

– Ой, да не прикидывайся, знаю я, что вы дружите уже давно, – ржёт Словецкий, прижимая меня и чмокая в щеку. – Начальника охраны и то увела. Тёма всегда был скалой.

Мы с Ерёминым ржём.

– Дана, спасибо, твоя упрямая, но красивая подруга согласилась. Конечно, мы поговорили. Я её понял.

– Я старалась, – с гордостью сообщаю мужчине.

– Спасибо.

– Свободен, Ромео, – ржёт Марк.

Прилипаю к Марку ещё в лифте, обхватывая торс ногами.

– Дана, – хрипит Марк.

– Что такое?

Вместо ответа снова целует меня. Так и заходим в квартиру, так Марк идёт до самой кровати.

– Не урони ношу, – в перерывах между поцелуями прошу, смеясь.

– Слишком ценная ноша, девочка моя.

Марк очень нежен, и сегодня мне это нравится. Он неспеша стягивает с меня атласную рубашку, проходясь дорожкой поцелуев до груди. Попутно расстёгивает джинсы, просовывая руку.

– Марк, ох, – стону. Когда я пытаюсь начать раздевать его, Словецкий зажимает руки над головой.

– Нет, будет так, как я сказал, – строго, но со смешинками в глазах говорит Марк.

Продолжает неспеша меня раздевать, оставляя нежные поцелуи на коже.

– Словецкий, если ты сейчас же не войдёшь… – быстро произношу, на что Марк усмехается, скидывая штаны за две секунды.

Словецкий резко входит, и я запрокидываю голову, чем он пользуется, оставляя засос. Притягиваю за шею и целую. Царапаю его плечи и спину. Марк ускоряет темп, сжимая руками бёдра. На ногах снова останутся синяки. И на шее.

– Метки, – смеётся Марк.

Собственник.

Закатив глаза, я кончаю. Марк делает ещё пару толчков и тоже заканчивает. Лежим так ещё минут пять, приходя в себя. Я перебираю волосы Словецкого, а он лежит на мне, уткнувшись носом в грудь.

– Я еду заказал из ресторана. Мясо.

– Не поверишь, тоже хочу.

– Обалдеть.

– В кого ты меня превратил? – лениво бубню.

– Хотел в счастливую женщину.

– Получилось.

За ужином всё же уточняю:

– Что Николь хотела?

– Да снова о чепухе своей говорила. Про работу, что можно стать редактором для моей компании, писать уникальные статьи, работать над рекламой, менеджментом.

– Всё вот это может Вика.

– Правда? Беру. А у неё же нет высшего образования?

– Нет, но она со школы как-то ладила с этим, да удалённо работала, пока Боря не узнал, чтобы родителям помочь. Курсы какие-то прошла.

– А когда узнал, что?

– Избил, что. Что ещё он мог сделать.

– Не представляю в каком случае я мог бы поднять руку на женщину. Нет такого.

Оба задумываемся.

– А что ты про Николь спрашивала?

– Просто не понимаю, как можно так унижаться.

– Я уже сказал охране не пускать её. Я старался быть не дерьмом, выслушать. Всё же были женаты семь лет. Мало ли какая помощь нужна человеку. Но каждый раз она делает какие-то гадости. Ты ревнуешь?

– Я тебя всё равно не отдам, – лукаво улыбаюсь ему. – Ни ей, ни кому либо. В роли стервы я ещё хуже.

– Поверю на слово, – смеётся Словецкий, целуя в висок.

Недели, летящие до нового года я не замечаю. Пари с Леоном мы считаем ничьёй, так как каждый остался при своём мнении. Он считал, что можно лучше, я видела, как Лика тянется.

Макс ухаживал за девушкой, но она никуда не спешила. И правильно делала. Я предложила ей занять моё место в клубе, обсудив это предварительно с Максом.

– Я чувствовал, что ты скоро придёшь.

– Прости, Макс. Знаю, что обещала не уходить, как можно дольше, но я, правда, не вывожу.

– Я всё понимаю, Дана, – приобнимает меня Макс. – Ты и так сделала для меня очень много. Выручка выросла сама знаешь насколько.

– Потому что я хотела тебе помочь, – смеюсь я. – Очень хотела. Я, конечно, же не брошу. Если нужна будет необходимость, звони в любое время дня и ночи. Вместо себя поставлю Лику. Ты не против?

– Как тебе сказать, – смеётся. – Не хочу, чтобы на неё таращились, но если захочет, то пусть.

– Отлично. Думаю, у вас всё получится. Весь новый год я с тобой. На тридцать первое сделаем грандиозное шоу, делай рекламу.

– А ты чего в нос так говоришь?

– Чуть приболела, – меньше надо было жопу морозить.

– Справишься?

– Где наша пропадала? В общем, делай рекламу, я тебе скину список того, что купить надо.

– А Марк не будет против, что ты тут тридцать первого зависнешь?

– Надеюсь, что нет. В обмен на это я сдаю себя в его рабство на все каникулы.

– На всю жизнь, похоже.

– И это тоже. Ни разу не проиграла, – смеюсь я заливисто.

– Вы очень гармонично смотритесь. И он так изменился.

– Да-а-а, – согласно тяну.

– А у Леона когда проект заканчивается?

– Последняя пятница перед новым годом – прямой эфир.

– Ого. Будешь выступать?

– Ну да, он же не отвяжется.

– А мне он кажется классным. Да, требовательный, но и сам отдаётся на 100 %.

– Я с тобой полностью согласна. В общем, на том порешали, что после нового года я постепенно передаю дела Лике. Надеюсь, девочки простят меня, аминь.

В детском доме я ставлю новогодний номер и готовлю подарки. Марк сдержал слово, что вообще ни разу не удивительно. Директора детского дома проверили, оказалось, что она проворачивала грязные финансовы схемы, и сейчас её ждёт статья. На её место поставили женщину, которая мне очень понравилась – Татьяна Павловна. Пока мне казалось, что она с трепетом и любовью относится к деткам.

Словецкий же к новому году тоже сделал крупный финансовый вклад перед новым годом для детского дома. Их ждал какой-то полезный спортивный инвентарь и ремонт. Каждый день влюблялась в мужчину и его доброе сердце всё больше и больше.

Леон очень старался для своей группы, задействовал меня по полной в постановке и репетициях, даже прислушивался к моему мнению, а это было очень ценно от него. Марк даже пару раз сидел с нами до полночи, пока мы репетировали номер перед съёмками. Он ругался, очень ругался на мой режим и график, но я каждую ночь просила потерпеть ещё чуть-чуть.

В моей школе танцев ремонт шёл полным ходом. Я ничего в этом не смыслила, поэтому просила Марка сделать всё на свой вкус, которому я доверяла больше, чем своему.

На новый год я заказала ему дорогие часы с гравировкой "Без тебя ни одна секунду не имеет значения. Д. К.". Ну и себя в красивом белье. Очень боялась дарить, так как сложно дарить подарки человеку, у которого всё есть.

Мы договорились заехать к его родителям, а потом поехать в дом, пригласить ребят на неделе отметить.

Танец я поставила новогодний. Костюмы снегурочек были проститутскими, но Макс оценил. Номер был с бенгальскими огнями и хлопушками. А обручи мы украсили мишурой. Лика очень просилась с нами, и я добавила для неё партию. Когда Максим увидел её в костюме, то ему почему-то стало не смешно.

Одно радовало – в универе у меня всё было отлично.

Живу до нового года на автопилоте. Съёмки проходят более, чем хорошо. Леон выигрывает. Алаев благодарит меня много раз, говоря, что я, как и раньше, гений.

Детки в детском доме приходят в восторг от программы, радуются новой спортивной комнате и горе сладостей.

Макс срубает бешеные бабки на наших выступлениях, которые мы показываем на протяжении трёх дней. Новый год встречаем в клубе, распивая шампанское, а потом мы с Марком уединяемся в его доме, поздравив его родителей ещё с утра. Я радуюсь, что выжила в этом ритме.

От часов он приходит в восторг, но подмечает:

– Часы – это, ведь, к расставанию.

– Я не верю в приметы.

А потом я надеваю белое полупрозрачное бельё с завязками, вручаю ему наручники, верёвку для шибари и даже плётку. Последней он пользуется пару раз, но ему не нравится даже эта идея. Зато от остального мы в восторге и ложимся спать утром, максимально измотанные, но, кажется, оба счастливые. Не думала, что могу быть такой развратницей.

Все каникулы бы прошли отлично, если бы Словецкий не заболел.

– Потому что не надо было с бани в снег прыгать, когда Макс с Тёмой приезжали, – бубню, смотря на градусник с температурой под сорок. – Любимый, давай в больницу, у тебя страшный кашель, бронхит, наверное. Это может и в воспаление перейти.

Здорово мы с ребятами отметили. Нет, было, конечно, весело, но сейчас уже не так.

– Не поеду никуда, всё хорошо.

Лечила я его сама. Натирала, давала сиропы, заставляла делать ингаляции. Когда его трясло от озноба, сидела рядом, обнимая, чтобы было теплее.

– Ты заразишься, – сонно произносит Марк, когда я пытаюсь его согреть.

– Не заболею.

Тут я слукавила. Мой иммунитет ослаб ещё перед новым годом от постоянного переутомления, а сейчас уже не выдерживал заразы. К концу каникул пришлось пить антибиотики уже нам обоим. Я чихала по сто раз на дню, когда Марк уже более-менее оправился.

– Я же говорил, – бубнит Словецкий.

– Тебе что, резко сто лет исполнилось?

– Нет, просто не хотел, чтобы ты болела.

– Мы, молодые, быстро выздоравливаем, – издевалась я над Марком.

– Вот ты поправишься, посмотрим, какой я старый.

– Вот это я понимаю стимул. Я уже прям чувствую, как мне легче.

– Дурочка, – смеётся Марк.

– Спасибо, Словецкий, – почти заснув, благодарю мужчину.

– За что?

– За то что любишь такую дуру.

После Рождества Марк уже чувствовал себя прекрасно, а я ещё постепенно приходила в себя.

– Так не хочется возвращаться в эту рабочую рутину, – вздыхаю, развалившись на Марке, с которым мы смотрели фильм.

– Согласен. Давай останемся тут. Закроемся и не будем работать или общаться с кем-то.

– Давай. Кстати, когда в школе закончится ремонт?

– Кстати, в середине января можешь приступать.

Я даже подпрыгиваю на месте, начиная целовать Словецкого.

– Ура! Ура, ура, ура! Спасибо, Марк.

Кстати, на новый год я запретила ему дарить мне подарки, но он всё равно подарил дорогущие серьги и кольцо.

– Я люблю тебя, – мне так хотелось признаваться ему хоть тысячу, хоть миллион раз.

– И я тебя, жизнь моя.

21

После праздников жизнь возвращается в прежнее сумасшедшее русло. Девочки не самым позитивным образом воспринимают информацию о том, что я ухожу.

– Девчонки, я всё понимаю, я тоже вас очень люблю и ценю. И мне будет сложно без наших репетиций, сплетен, но я не могу разорваться, а здесь я уже сделала всё возможное для себя. Я всегда помогу, если что, мои хорошие.

Плачем, обнимаемся и смеёмся. Это редкий случай, когда женский коллектив сложился таким хорошим образом, что мы всегда переживали друг за друга и обожали.

– Лика – отличная девчонка. Она справится, в ней есть потенциал, пусть растёт вместе с вами. Дорогу молодым, – смеюсь я.

В школе заканчивается ремонт, и я набираю в неё педагогов. Все юридические вопросы мне помог урегулировать Марк. Я глупой никогда не была, но этой стороны жизни никогда не касалась, поэтому в одиночку мне было бы сложно.

Ребята, с которыми мы учились охотно соглашаются на такой экспириенс.

Вика помогает мне с рекламой. Воронова официально развелась с Борисом и лишила его родительских прав, в чём я её очень сильно поддерживала. Она переживала, что Тёмка потом может не простить ей этого, но мелкий даже не спрашивал про него. Зато в Ерёмине души не чаял. Словецкий взял её к себе на работу, а Артёма она устроила в детский сад, откуда часто его забирал Артём-старший. В её голове теперь появился новый заскок, что Ёремину не нужен будет мелкий.

– Господи, Воронова, да что ты за тупица такая? Он тебя любит. Только слепой не увидит, глухой не услышит. И Артёмку тоже. Он уже сейчас за него порвать готов, если его кто-то в саду обидел. За тебя тоже. Че тебе надо?

– Ничего, – обиженно выдаёт Вика. – Просто один раз обжигаешься, а потом всего боишься.

Да, прямо как Марк. За что нам это с Артёмом?

– Я всё понимаю, Вик. Конечно, нужно и о будущем думать, но ты никогда не узнаешь к чему приведёт какое решение, поэтому не изводи себя. Артём тебя точно не обидит, это я знаю на сто процентов.

– Спасибо, что ты есть, – ноет эта дурында. – Мой источник светлых мыслей.

– Иди сюда, – обнимаю её.

Леон планировал свой тур по странам Европы.

– Забрала у меня солистку! – ныл Алаев.

– Она ж тебе не нравилась!

– И что? Ты мне тоже никогда не нравилась, но нас связывает успех.

– Мерзкий ты, – кривлю нос.

И всё идёт хорошо, и даже лучше, чем я могла себе представить. Пока в один из вечеров я не приезжаю к Марку в квартиру и не застаю его, сидящим в темноте. Балкон открыт на всю, но он курит в квартире и пьёт виски.

– Марк, ты чего творишь? Заболеть опять захотел? – закрываю балкон. – Что случилось?

Он выглядел очень странным. Словно во всём мире разочаровался.

– Словецкий, ты меня пугаешь. Что случилось? – забираю чёртову сигарету и затушиваю о пепельницу. – Что?

Он переводит на меня отстраненный взгляд, а потом ухмыляется, опрокинув виски.

– Я тебя пугаю? А трахаться направо и налево тебя не пугало?

– Что? – чувствую, как мой взгляд тяжелеет, а голос становится жёстче.

– Что? Думала, я не узнаю? – швыряет на стол передо мной фотографии, где я с Леоном целуюсь, а на другой мы якобы спим с ним, потом идут снимки с каким-то незнакомыми мне парнями, где-то мои одногруппники.

– Ты серьёзно в это веришь? – нет, правда? Может он просто прикалывается надо мной? – Марк!

– Ты знаешь, я проверил. Именно в эти дни ты была без охраны, без водителя, без меня. Ездила по своим делам, репетициям, – с видом человека, познавшего истину, говорит Марк.

– Марк, давай ты проспишься, и мы поговорим, – прошу, забирая бокал.

– Да, у тебя как раз будет время придумать очередное враньё, – с презрением отходит, словно я больна чем-то заразным. – А Марк-дурак ведь поверит! Войдёт в положение! Ты ведь мне никогда и ничего не рассказывала! Ни про прошлые отношения, ни про родителей! Я всё узнавал от чужих людей! Вы, наверное, с Леоном и легенду про родителей придумали, чтобы я поверил!

Залепляю пощёчину, этому орущему придурку, чувствуя проступающие слёзы на глазах.

– Ты осознаёшь, что говоришь сейчас? – жёстко спрашиваю я.

– А ты осознаёшь кто перед тобой? – в его глазах такая ярость, что мне становится страшно.

– Сейчас уже нет. Откуда это у тебя?

– Неважно.

– Откуда?

– НЕВАЖНО! – орёт, швыряя стакан.

– Ты придурок? Что творишь?

– Я не хочу слышать твои объяснения! – чуть сбавляет обороты. – У тебя есть завтрашний день, чтобы собрать свои шмотки, и навсегда исчезнуть из моей жизни. Школа, машина – забирай всё. Только не попадайся больше мне на глаза!

– Марк, – мои глаза испуганно расширяются, и мне кажется, что они сейчас вылетят. – Давай ты успокоишься, и мы завтра поговорим…

– Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ НИ СЛЫШАТЬ, НИ ВИДЕТЬ! – орёт он так, что я отхожу на пару шагов назад.

– А я хочу! Марк, я тебе никогда не изменяла, я тебе клянусь! – кричу в ответ, пытаясь достучаться. – Ты слышишь меня? Это враньё, ты что, серьёзно поверил?

Я делаю несколько шагов к нему, осыпая лицо короткими поцелуями.

– Я никогда не изменяла тебя! Это подделка!

Я обхватываю его, надеясь, что сейчас до него дойдёт, что это всё бред. Я чувствовала себя героиней какой-то паршивой мелодрамы с корявым сценарием. Надеюсь, что ещё секунда, две, три, и до него дойдёт, но нет.

– Я сказал тебе, я не хочу тебя видеть. Я не хочу иметь ничего общего! – отцепляет, направляясь к выходу.

Я не оставляю попыток и иду следом, снова цепляя его за руки, пытаясь обнять.

– Марк, да не я это. Кто-то пытается нас развести!

У меня начинается самая настоящая истерика, я кричу, цепляюсь за него, пытаясь донести, что это не я, но все тщетно. Когда Марк отталкивает меня, занося руку для удара, я даже не сдвигаюсь с места. Правда, слёзы перестают бежать из глаз.

– Ну, давай, бей, – безжизненно говорю, а перед глазами проносится наш недавний разговор. – Чего стоишь?

– Тебя для меня больше не существуешь.

И уходит.

Я падаю на пол в коридоре, и рыдаю, обхватив колени руками. Мне больно везде. Словно все органы пустили под пресс. От рыданий я даже вздохнуть могу не сразу. Как? Как он мог поверить в эту чушь? Для меня до сих пор всё происходящее было каким-то сюрреализмом. Словно он сейчас придёт, успокоит, скажет, что всё хорошо, что он ошибся. Я бы даже простила его и забыла это всё.

Но шёл третий час, а на пороге он не появлялся. Я скидала свои вещи, которые носила чаще всего, оставляя все подарки Словецкого здесь.

В пять утра, когда он так и не появился дома, а трубку не брал, я звоню Артёму.

– Где он? – спрашиваю, небрежно закидывая сумку в багажник.

– Дана, он на такси, без охраны и водителя, я не знаю, честно.

– Адрес Николь, Артём.

– Дан…

– Артём, адрес, – требовательно прошу я.

– Спасская 15, квартира 14.

– Спасибо.

Прыгаю в машину, быстро добираясь. Настрой у меня был воинственный. Махом поднимаюсь на второй этаж и стучу в дверь. Николь открывает не сразу. Завернутая в одеяло, она выглядит вполне счастливой:

– Прости, но он спит.

Я решаю всё проверить своими глазами, а не верить этой стерве. Оттолкнув её, прохожу вглубь квартиры, где на большой двуспальной кровати на самом деле спит полностью обнажённый Марк. Я смотрю буквально пару секунд, навсегда высекая это в памяти.

– Я же говорила, что он будет моим, – в спину говорит мне эта сука.

Ничего не хочу ей отвечать. Вообще не хочу говорить. И дышать тоже, и жить в целом.

В машине долго не могу понять, куда мне ехать. Чувствую полнейшее опустошение. Дома Тёма с Викой, которые будут успокаивать и смотреть с сочувствием. Леон тоже не вариант. Выдвигаюсь в сторону Людмилы Павловны. Она точно поймёт и найдёт слова.

Боюсь напугать женщину, что, собственно, и случается.

– Даночка, что случилось?

– Мы с Марком расстались, – рыдаю я, делая шаг в объятия женщины.

– Что? Как? Почему?

Рассказываю всю историю, опуская непотребное поведение Словецкого, которое я бы простила ему, если только не не изменил мне.

– Девочка моя, как мне жаль, – гладит меня по голове Людмила Павловна. – Ты сделала всё возможное.

– Но если бы я поехала следом, может быть получилось его переубедить.

– Нет, Дана. Не получилось бы. Он поверил этой лаже настолько, что слушать не стал тебя. Не дал высказаться. Поехал чушь творить. Со временем сам поймёт, может быть, но не сейчас.

Я ухожу в свободную комнату, накрываясь с головой одеялом. Внутри так болит, словно у меня там открытые кровоточащие раны. Как будто язва сжирает изнутри.

Когда голова болит от рыданий и бессонной ночи, я отправляюсь в беспробудный сон. Периодически женщина будет меня, просит поесть, но я не хочу ничего.

Звонят и Вика, и Артём, но я не нахожу сил, чтобы ответить, а к вечеру Ерёмин сам приезжает. Чувствую, как он садится на кровать.

– Дан. Дана, – зовёт Артём. – Я не отстану.

– Что, Артём?

– Я на него больше не работаю. Он думает, что я тебя покрывал из-за Вики.

– Вика тоже?

– Вика сама сказала, что не сможет работать с ним.

– Простите.

– Да ты причём. Я пытался ему объяснить…

– Но он как в танке.

– Да.

– Он был у Николь, и больше я не буду бороться, Артём, – я всё же сажусь на кровати, смотря на Тёму. – Я устала.

– Я понимаю. От и до тебя понимаю, и мне даже нечего сказать. Николь – сука, это точно она.

– Если бы он верил в меня, то это бы не прокатило. А раз ему больше верится в эту чепуху, то пусть. Рано или поздно всё равно бы пришли в эту точку.

– Всё хорошо будет, Дан, – тянет, крепко обнимая меня Ерёмин, а я плачу на его плече.

– Хорошо хоть мы подружились, не хотела бы тебя потерять. Ты Вике передай, чтоб не волновалась. Я пока хочу тишины просто.

– Хорошо. Она понимает. Я, наверное, буду уговаривать её ко мне переехать, чтобы…

– Они мне не мешают. И ты тоже. Что с работой будешь делать?

– У меня есть деньги. Открою своё охранное агенство. Не пропаду, не хочу больше бегать двери открывать большим начальникам, – смеётся Тёмка.

– Правильно. У тебя всё получится.

– У тебя тоже. Даже без него.

– Я не хочу без него. Я не могу.

– Всё сможешь. Ты сильная.

– Я бы выбрала быть счастливой. Эти уроки судьбы поднадоели.

– Значит, они ведут тебя к чему-то великому.

Молчу. Не знаю, что сказать.

– Езжай. Я в норме. В окно не выйду. Поболею пару дней, и всё будет нормально.

– Не теряйся. Мы переживаем.

– Хорошо.

Ближайшие двое суток я лежу, практически не вставая. Ждала ли я, что он приедет? Да. Хотела ли, чтобы он сказал, что это всё ошибка, что он не спал с Николь? Да.

Вспоминала каждую минуту вместе, вспоминала, что он говорил мне, какие нежности, его заботу и поступки. И не могла поверить, что тот человек, который орал и замахнулся на меня – это тот же мой Марк.

И всё же я старалась его выгородить в собственной голове. Насколько это сука постаралась и в своё время, и сейчас, что ему напрочь всё отбило. Но всё же если бы он любил меня по-настоящему, то поговорил и попытался сохранить отношения, а не вот так себя повёл.

Людмила Павловна, видя моё состояние вызывает тяжёлую артиллерию.

– Жопу поднимай, – слышу надменный голос надменного Леона.

– Нахрен.

– Надо.

– Нет, на хрен иди.

Алаев поднимает меня с кровати и ставит на ноги. Смотрит на уставшее лицо:

– У-у, в зеркало себя видела? Мылась хоть, нет?

– Нет, как знала, что ты придёшь.

– Собирайся. Поедем тусанём.

– Не хочу.

– Ты где-то услышала вопросительную интонацию?

С Алаевым спорить бесполезно. Если я не приведу себя в порядок, то он прям так и потащит. Уже проверено. Когда родители погибли, я была в такой же яме. Как и когда бабушка. И каждый раз меня из неё вытаскивал Леон. Растрясал, не давал сдохнуть и напоминал, что такое жизнь. Забирал прямо в пижаме и вёз на лично разработанную терапию, каждый раз разную.

Быстро умываюсь и надеваю какие-то джинсы, толстовку и куртку.

– Куда едем?

– Меньше знаешь, крепче спишь.

– То есть ты можешь меня продать на органы, а мне согласиться?

– Кому нужны твои почки жухлые?

Тыкаю Леона в бок.

Он везёт меня сначала по городу, игра в шашки. Алаев, кстати, тоже очень хорошо водил машину и был любителем экстремального вождения. Привёз он меня для начала на картинг.

– Серьёзно?

– Абсолютно.

На картинге я уже была, но на другой трассе. Эта была очень извилистой и длинной. Нам читают инструктаж, надевают снаряжение, и отпускают в свободное плавание.

Леон снял весь зал на час, и мы начали догонялки. Я разгонялась до бешеных скоростей, и адреналин захватывал. В очередной раз, когда я уже приближалась к крутом повороту, представила, что не сбавлю скорость и не впишусь. Раз, и всё закончится. Идея показалась мне заманчивой, но я сбавляю скорость и аккуратно вхожу в поворот, притормаживая на финише.

– Ты чего?

– Сейчас, пара минут.

Делаю пару глубоких вдохов, успокаивая разум. Когда Леошка толкает меня, задираясь, я щурю глаза, чего он не видит, и нагоняю его.

Бесимся как дети весь час, а после Алаев везёт меня в какое-то другое место.

– Тир? – удивлённо хлопаю ресницами.

– Тир!

Это был огнестрельный тир. Нам снова провели инструктаж, выдали наушники и очки, и мы начали соревноваться с Леоном под присмотром инструктора.

– Ты – мазила. И размазня. Слабачка. Че сопли на кулак мотаешь?

– Да. Пошёл. Ты, – после каждого слова делаю меткий выстрел. – Знаешь, там и наши фотки были.

– Ну дурак, че могу сказать. Поверить, что я-я-я с тобо-о-ой… – экспрессивно выдаёт Леошка.

– Да? Что-то я припоминаю, как т-ы-ы за мно-о-ой бегал в семнадцать.

– Я был молод, глуп и слеп, – ржёт Алаев и треплет меня по волосам.

А я снова задумываюсь, что если пустить пулю в лоб, то все мучения закончатся. Затем смотрю в глаза Леона, и откладываю пистолет.

– Что дальше по программе? Прыжок с парашютом? Параплан? Мотоцикл? Лыжи или сноуборд?

– Дальше едем в караоке, – лыбится Леон.

Киваю, не отнекиваясь.

В клуб нас пускают без проблем, несмотря на мой внешний вид.

– Это мои знакомые ребята. Можем орать сколько угодно, бар на реконструкции. Я нам тут еще алкашечки взял и еды.

Мы врубаем все песни, какие вспоминаем подряд. Орём оба во всё горло, ухахатываясь друг с друга. Леон мешает нам какие-то коктейли, которые мы залпом выпиваем, от чего становится жарче и веселее. Я даже ем пару бургеров, которые он притащил.

– ПОТОМУ ЧТО ЕСТЬ ЛЕОШКА У ТЕБЯ, – кричу я популярную песню, на что Алаев показывает рвотные позывы.

– ЗАБИРАЙ МЕНЯ СКОРЕЙ, УВОЗИ ЗА СТО МОРЕЙ, – следом орёт он, а я по полу катаюсь.

– Петь у тебя получается также паршиво, как и танцевать, – сквозь слёзы хриплю я. Кажется, мы проорали тут весь голос.

– За-ва-ли.

Он ставит какую-то музыку фоном, падая рядом на пол.

– Легче?

– Намного, – улыбаюсь я. – Спасибо тебе. Мне с тобой очень повезло.

– Конечно. Кто бы сомневался. Что думаешь делать?

– Не знаю. Вообще не знаю. Как в школе работать, как жить, чем заниматься.

– Давай со мной в тур? – предлагает Алаев, глядя в упор. – По Европе. Ты как раз отвлечёшься.

– Ты специально это всё придумал, чтобы в тур меня зазвать? – ржу я. – Ты чего? А как учёба? А школа на ком? А детский дом?

– По учёбе я уже попросил Людмилу Павловну, – вот жук. – Школу можешь оставить на Лику. Она присмотрит. Всё равно всё через твоего Словецкого проходит. Она ничего без него не решит, как и ты. А в детский дом попроси кого-нибудь из девчонок. Даже из клуба. Пусть проводят занятия, пока ты в отъезде. Я даже платить ей буду.

– Ну не знаю, Леон.

– Тебе сегодняшняя ночь на подумать. Всё равно будешь спать, как убитая.

Убитая. Отлично.

Леон вызывает такси до Людмилы Павловны.

– Подумай, – просит он и уходит.

– Вы считаете, что это хорошая идея?

– Да, девочка моя. И опыта наберёшься. И развеешься.

В этой ситуации отличный вариант. За обучение не переживай. Ты сделала для ВУЗа уже и так много.

Вырубаюсь и, правда, моментально. Всё-таки всплески эмоции вымотали. А утром звоню Леону:

– Леон, я согласна, через сколько едем?

22

На сборы и решение всех вопросов у меня было два дня. Для начала я еду в клуб к Максу.