Текст книги "Пустое сердце Матвея (СИ)"

Автор книги: Ашира Хаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

На Матвея еще была надежда, а вот до Паши точно не дошло.

– Никто на ваши ботоксы не смотрит, – развязно заявил он. – Мужчина управляется членом – на кого встал, та и хороша. Хоть на бомжиху.

– А я думала, вы рациональные, логичные и лучшая половина человечества, – съязвила я.

– Во всех остальных областях – конечно! – он поднял палец вверх. – А с бабами как?

– Как? – заинтересовался Матвей.

– Единственная ценность женщины – постель. Все остальное лучше с мужиками.

Очень, очень многое я могла бы сказать на тему, что там им лучше с мужиками, но с некоторых пор публичные шутки на эту тему у нас были незаконны, поэтому я ограничилась тем, что закатила глаза.

Матвей тоже как-то подозрительно хмыкнул и улыбнулся, отпивая свой виски из бокала.

Шансы Паши стать замом стремительно таяли, хоть он об этом и не догадывался.

– То есть, любовь ты отрицаешь? – уточнила я. – Зря поэты мучились? Мужики, кстати!

– Не отрицаю! – Паша поднял руки вверх. – Все, что от женщины нужно – любовь! Плотская. Остальное мы согласны потерпеть – свадьбы-хуядьбы, детей этих ваших.

– Наших…

Где-то на этом моменте мне окончательно стало скучно, и я отвернулась.

– Любовь придумали гусары, чтобы денег не платить! – предсказуемо схохмил кто-то из компании.

Это неизбежная часть любого срача – приходят юмористы, чтобы рассказать, какие они выучили банальности за всю свою долгую жизнь.

– Хочешь, чтобы мужик встал перед тобой на колени – встань перед ним раком! – продолжили ржать там же.

Я фыркнула и оглянулась на Матвея – услышал?

Кажется, до топов еще не дошли сплетни о том, в каком виде нас сегодня застала Олеся. Ничего, после корпоратива сотрудники переопылятся, и к понедельнику будет в курсе весь офис.

– Рот закрой! – неожиданно рявкнул молчавший до сих пор Равиль. – А то ляжешь. Хоть раком, хоть ковриком.

Воу-воу. Какая свадьба без драки!

Я отступила назад, забирая свой коктейль.

И еще чуточку подальше. И даже завернула за Матвея, надеясь, что, если в мою сторону прилетит рикошетом, сопутствующими потерями пусть будет он.

Атмосфера резко накалилась, мальчики бычили друг на друга, выясняли отношения бодро, но под характерный пьяный хохот остальной компании.

– Кажется, мои консультации больше не требуются, – пробормотала я, присасываясь к коктейлю.

– Шерше ля фам, – кивнул Матвей, отодвигая меня еще подальше, под прикрытие столика. – Завела всех и сбежала. Все твой феминизм.

– Ты, кстати, первый начал, – заметила я.

– Я хотел тебя побесить.

– Знаю. Понравилось?

– Нет.

– Ну вот и кто тут самый логичный пол? Стоило ли начинать?

Он облокотился на столик и молча посмотрел на меня с нечитаемой усмешкой.

Где-то там за спиной горячие парни уже по-быстрому выяснили отношения и теперь братались, уговаривая Равиля «накатить». Тот пока сопротивлялся, но все шло к следующему конфликту.

А я с опаской ощущала полузабытое ощущение близости и заговорщического вайба. Тайные усмешки, мы вдвоем против всего мира… Нет, не настоящее партнерство, лишь отголосок.

Но и он вызвал легкую тоску по несбыточному.

Я переступила с ноги на ногу.

Туфли были, конечно, удобные.

Но я как-то не ожидала, что формат вечеринки будет до такой степени фуршетный, что не присесть. Из стульев были только те, что у бара – их было мало и уже все заняты.

Мужикам-то понятно без проблем пару часов провести на ногах. Они толпились у столиков, заказывая все более крепкие напитки и буквально считанные минуты оставались до старой доброй водки.

Официанток задевали все чаще, а я не ощущала в себе достаточно сил изображать Бэтмена и мчаться на крыльях ночи спасать девушек от любого конфликта.

Кстати, именно поэтому я склонилась к радикальному феминизму.

Каждую официантку не спасешь – надо менять систему в корне. Чтобы девочки были топ-менеджерами на пьянке, а мальчики бегали с подносами.

Я цедила остатки коктейля через трубочку. Растаявший лед разбавил его крепость и об адском смешении крепчайшего алкоголя напоминало лишь растекающееся по языку онемение.

В зале становилось все более шумно. После выступления Матвея включили музыку и потихоньку делали ее все громче. Соответственно, и за столиками начинали говорить в полный голос, а то уже и орать.

В смешанной компании в этот момент уже начались бы танцы, но тут в основном были мужчины, и я не испытывала ни малейшего желания выяснять, какая планируется кульминация вечера.

Матвей, который рядом отпивал глоток за глотком свой виски, тоже поглядывал по сторонам и хмурился, словно решая какую-то математическую задачу в уме.

Он глянул на меня раз, другой.

Развернулся, загораживая зал.

– Марта… – мягко начал он, заставляя взглянуть ему в глаза. – Скажи. Чего ты прямо сейчас хочешь?

– Снять туфли и оказаться в тишине, – честно ответила я.

– Хм.

Матвей опустил взгляд на мои ноги, пару секунд их разглядывал, а потом вдруг отставил бокал с виски и присел на корточки. От неожиданности я дернулась, ощутив прикосновение его пальцев на лодыжке.

Но он поднял голову и предложил:

– Держись за меня.

Ловко и аккуратно он расстегнул ремешок, освободил левую ступню и задумался на мгновение, держа ее в ладонях.

Мне тоже стало интересно, как он собирается выбираться из логистической ловушки, в которую сам себя загнал, поэтому я не стала предлагать никакие решения.

Поэтому растерялась, когда он резко встал и, обхватив меня за талию, посадил на столик.

Не успела я ахнуть, как он снял вторую туфлю и выпрямился.

– А дальше что? – с любопытством спросила я, болтая ногами.

Допив последние капли коктейля, отставила бокал.

– Дальше – тишина, – ответил Матвей, подхватывая меня на руки и направляясь к выходу из зала.

Марта. Шестнадцатая глава

Не так часто меня таскают на руках – надо ловить момент.

Приглушенная музыка, шаги по дорожке, покрытой туманным инеем, горячая кожа под тонкой рубашкой и окутывающий меня мужской запах.

Приятный.

Что, кстати, редкость.

Это у защитниц патриархальных ценностей запах мужского пота считается запахом мужественности, меня же от него тошнит. Поэтому я была счастлива однажды пересесть с автобуса на машину.

Несмотря на то, что помыться и полить себя хорошим парфюмом – великолепная стратегия цеплять девочек, ею пользуется не так много мужчин.

Для меня это было загадкой, пока один знакомый на другой совершенно вопрос – почему он так редко делает девушкам комплименты, ведь это так просто? – не ответил, что это слишком просто. Конечно, он в курсе, что все ведутся на лесть. Но ведь это читерство, недостойное настоящего мужчины. Жизнь надо проходить в режиме «хардкор».

То есть, видимо, мрачным, страшным и еще вонючим.

Матвей, в общем, про «читерство» знал и беззастенчиво им пользовался.

Как такого уважать, а?

Матвей, ничуть не запыхавшись, свернул по тропинке к пруду, и я несколько тревожно заметила:

– Это же твой коттедж!

– Ага, – коротко ответил он, пинком открывая дверь своего домика.

– Матвей, нет! – я сделала попытку спрыгнуть с его рук раньше, чем он войдет внутрь. – Даже не думай. Никакого секса не будет.

Он молча занес меня внутрь и усадил на диван.

Вернулся, чтобы закрыть дверь – и запереть ее на широкий деревянный засов.

Встал напротив, скрестив руки на груди и глядя на меня нечитаемым взглядом.

От нагрузки бицепсы под тканью прорисовались четче, и выглядел он, конечно, привлекательно. Тем хуже для него.

– Если ты сейчас скажешь, что не планировал секс, и я много о себе возомнила, я потеряю к тебе остатки уважения, – предупредила я.

– Планировал.

– Все еще планируешь?

Вместо ответа Матвей отошел в сторону, открыл шкафчик, в котором скрывался вполне полноценный бар и достал оттуда бутылку виски с изумрудной этикеткой. Взвесил ее на ладони, открутил пробку и понюхал.

Заметил:

– Ирландский. Выпьешь со мной? Не спать же идти.

– Почему бы не спать?

– У меня бессонница. – Матвей снял с полки два тяжелых лоуболла и плеснул в них виски. В один буквально на дне, другой почти до краев. – Одному станет скучно. Пойду искать приключений, поугнетаю кого-нибудь из сотрудниц. Вику твою, например. Спаси ее от меня.

Он протянул мне бокал. Тот, где виски было меньше.

И стоял, глядя прямо в глаза со своей кривой полуулыбкой, ожидая, что я буду делать.

Я взяла бокал.

Сказала:

– Уговорил. Только закажи нормальной еды, не хочу вырубиться с одного бокала.

– Отлично, – он не потрудился выразить даже удовлетворение. – Что будешь?

– Углеводы попроще. Макароны или рис подойдут.

Матвей взял со стола тощую брошюрку меню и, держа ее на весу, углубился в чтение. Отхлебнул из бокала, не глядя.

Значит, бухаем без тостов и церемоний?

Что ж. Я тоже сделала глоток.

Виски обжег язык, «забитый» смесью крепких напитков в «лонг-айленде», парадоксально возвращая чувствительность.

– Из макарон тут только паста с трюфелем и морепродуктами, – предложил Матвей.

– Не, трюфели не люблю, – качнула я головой.

– Как же так? – он посмотрел на меня с притворным упреком. – У тебя нет вкуса!

– Ну извини, что разочаровала.

– Хорошо, перейдем к рису… – он перелистнул страничку. – Суши с тунцом?

– Ой, нет, суши отказать, я сырую рыбу не ем.

– Ну что ж ты! – Снова перевел он взгляд на меня. – Пей хотя бы.

– Пью, пью, – я сделала еще маленький глоток. – Картошка там есть?

– Есть. Картофельное пюре с грецкими орехами и голубым сыром.

Он с интересом и ожиданием посмотрел на меня.

Не могла же я разочаровать начальство!

– У меня аллергия на орехи.

Матвей молча качнул головой и закатил глаза.

– Я не женщина твоей мечты? – довольно спросила я.

– Ты все дальше от нее.

– Великолепно.

– Но жрать что-то надо.

– Посмотри детское меню. Картошка фри меня устроит.

– База отдыха только для взрослых, – разочаровал меня Матвей. – Ну пиццу ты хотя бы ешь?

– Ем, – честно сказала я. Дождалась его выдоха и уточнила: – Но только одну-единственную в Москве, из маленькой пиццерии в центре. Вряд ли они сюда доставляют.

– Ты всегда такая переборчивая? – уже немного раздраженно спросил он.

Я только развела руками и потянулась, чтобы забрать у него меню. Матвей отступил на шаг, качая головой.

– Всегда.

– И как ты живешь?

– Нормально живу. Заказала пиццу по очереди из десяти разных мест. Там корочка суховата, там в соус суют орегано, там сыр не тянется, там креветки йодом пахнут. Или трюфели без предупреждения кладут. В итоге остается победитель с идеальной пиццей…

– Как же ты себя любишь… – прицокнул он языком.

Я аж растерялась.

Не то чтобы мне никогда этого не говорили, но обычно не при выборе пиццы!

– А кого я должна любить? Тебя?

Матвей отвел в сторону меню и посмотрел на меня, сощурив глаза.

– Меня.

– А кто тогда будет любить и ценить меня?

– Найдешь какого-нибудь оленя. На, выбирай сама.

Он почему-то резко потерял интерес к разговору. Сунул мне меню и отошел к камину напротив дивана. Присел у него на корточки, склонил голову, изучая аккуратно сложенную стопку дров.

Я фыркнула и погрузилась в изучение причуд местной кулинарии.

Почему-то тут реально были исключительно изыски типа тех же трюфелей или тартара из тунца. Еле отыскав среди богатства и великолепия блины со сметаной – и икрой! Как же без нее! – я поставила палец на нужную строчку, чтобы не потерять.

Матвей тем временем все-таки осилил разжечь камин. Благо длинные спички и тонкие лучины для растопки лежали рядом. Огонь с наслаждением облизнул березовые дрова и разгорелся с уютным треском.

Я молча протянула меню и свой пустой бокал.

Матвей долил мне виски, допил свой и снова наполнил до краев и поднял трубку внутреннего телефона.

Пока он заказывал мои блины и еще что-то для себя, я переползла на коврик из овчины, постеленный рядом с камином. Какой смысл разжигать огонь, если не сидеть вплотную к нему?

Матвей вернулся и сел рядом со мной, в знак солидарности тоже сняв ботинки.

Он молча смотрел на огонь и время от времени отпивал из бокала.

В отсветах живого огня его глаза были того же оттенка, что и жидкость в нем.

Красивые.

– Глаза цвета виски… – не удержавшись, я сказала это вслух. Кажется, я пьяна сильнее, чем думала.

– Жена говорила, что у ее первой любви были такие же. Только она называла это «цвет слабозаваренного чая», – сказал он, все так же глядя на пламя.

– Какой апокалипсис должен был случиться, чтобы она бросила нормального парня и ушла к тебе? – съехидничала я.

– Он умер.

Мои пальцы непроизвольно потянулись к кольцу на цепочке, висящему на шее, и стиснули его.

Я вовремя опомнилась и обняла свой бокал двумя руками, пряча дрожь, но Матвей не заметил моего жеста.

Он, кажется, был куда сильнее пьян, чем мне казалось.

И с невероятным наслаждением любовался собой.

– Но ты не волнуйся! – Матвей чокнулся со мной своим бокалом. Не стала говорить ему, что и не собиралась волноваться. – Даже если бы он был жив, я бы все равно забрал Леру себе. Я хотел именно ее! Поэтому и сделал все, чтобы она влюбилась.

Он откинулся назад, опираясь на руку и любуясь игрой отблесков огня на гранях лоуболла.

Выдержал паузу, поглядывая на меня искоса и ожидая нужной реплики.

Я ее подала:

– Например, что?

Мне действительно было интересно.

Матвей, который добивается женщину?

Сейчас ему достаточно свистнуть и открыть дверь машины.

Очевидно, когда-то было иначе.

– Она же из бедной семьи, даже нищей. Всех достоинств – квартира в Москве, – его мимолетная усмешка показала, как он относится к такому приданому. – На море в последний раз была в детстве, и то на Азовском. Какое это море…

Матвей сделал щедрый глоток виски, а я заинтересовалась – а он-то? Он-то из какой семьи? И как часто был на том море? Хотя бы на Азовском.

– И я повез ее на Адриатику. Прозрачное бирюзовое море, белые скалы, дикие горы… Не сравнить с Азовским морем, согласись. Взял там в аренду классический кабриолет. Завязал ей глаза и ночью привез на ужин при свечах в старинный замок и подарил антикварное кольцо, которое надевали в этом замке на палец последней принцессе, ставшей невестой перед тем, как замок был разрушен…

Голос Матвея стал мечтательным, жесткие черты лица смягчились, а глаза блеснули чем-то человеческим.

– Это… круто, – не могла не признать я. – Впечатляюще.

– Да, – кивнул он. – Для двадцатилетнего щегла – особенно.

– Как ты это провернул? Ты из обеспеченной семьи?

– Я? – Он запрокинул голову и широко улыбнулся. – Смешно. Нет, я был еще беднее, чем она. Мальчишка из нищего провинциального города, которому очень надо было впечатлить коренную москвичку. И она знала, что денег у меня нет и быть не может, поэтому была особенно впечатлена всем этим шоу.

– Тогда – как?!

– Ха. Я умею разговаривать с людьми. – Матвей самодовольно усмехнулся. – И продавать себя тоже хорошо умею. Наврал в резюме, устроился на крутую работу. Начал «вникать в процесс». Сразу не уволишь – учусь! Получил аванс. Набрал заказов на дизайн сайтов с оплатой вперед. Тогда это было популярно. Пошел в турагентство, разжалобил там тетку и купил горящий тур «для своих» на пять дней.

– Такие таланты бы – да в мирных целях… – пробормотала я.

– Не волнуйся, я отлично их монетизировал. Тогда пристрелка была, – успокоил меня Матвей. – Короче, «Альфа Ромео Спайдер» тачка хоть и легендарная, но самая убитая в том ренте была. Проще всего было договориться с охраной замка, чтобы прийти туда ночью. Свет не включали, чтобы не запалили, но при свечах даже круче.

– А кольцо? Принцесса?

– Кольцо – дешевая поделка с блошиного рынка. Даже не уверен, что оно было серебряным, а камень – не стекляшкой. А легенду про принцессу никто не проверит.

В его бокале больше не было виски, но он не встал, чтобы его наполнить.

Сидел, покачивая лоуболл в пальцах и смотрел на огонь. Улыбался почти нежной улыбкой, погрузившись в свои воспоминания.

– Как ты потом выкрутился? На работе и с деньгами?

– Да выкрутился как-то, – Матвей поморщился, очнувшись от грез. Поднялся на ноги, прогулялся до бара и вернулся с бутылкой. Долил и мне, уже не жадничая, хотя я не торопилась напиваться. – Вывернулся мехом внутрь, сделал план по продажам, сайты наклепал, как умел. Ненавижу продажи. Но люблю выебываться, а для этого нужны хоть какие-то достижения.

– Ты был так сильно влюблен?

– Я так сильно хотел зацепиться в Москве и жить в ее квартире! – хохотнул Матвей, разом отпивая половину бокала. – Для этого надо было стать крутым – и я стал.

Вопрос про любовь остался подвешенным, но лезть дальше ему в душу я не хотела. Оттуда глядела такая хищная бездна, что я боялась не удержаться на краю.

Но не могла не прокомментировать:

– Спасибо за историю. Теперь я знаю, откуда берутся такие, как ты.

– Какие? – заинтересовался Матвей.

Он развернулся ко мне всем телом, глядя слишком пристально. И слишком нагло. Вообще без вежливых пауз, которые делают нормальные люди при общении, ненадолго отводя взгляд в сторону.

– М-м-м-м-м… Властные, – я с трудом подобрала слово, но оно мне не нравилось. – Которых не интересует мнение окружающих.

– Да, это полезно знать, – взгляд Матвея скользил по моему лицу, не отрываясь, и это становилось все более неловко с каждой секундой. – Особенно тебе.

– Почему?

– Тебе такой и нужен.

– Вот уж нет! – фыркнула я. – Предпочитаю более здоровых мужчин. Уважающих личные границы.

– Нахрена тебе эти уважающие границы? Которые при первом же заебе скажут «ойвсе!» и выйдут из чата? Тебе нужен тот, кто решит все твои проблемы. А на твои истерики скажет: «Рот закрой и выходи, я приехал».

– Угу. С тысячей роз в багажнике «гелика», – засмеялась я. – И набьет морду алкашу, который посмел на меня взглянуть. А потом уедет и реальные проблемы вроде разборок с управляющей компанией, устройства ребенка в детский сад, лежачей бабушки буду решать все равно я.

– Ты никогда не пробовала побыть слабой и позволить мужчине рядом с тобой взять на себя ответственность? А, Марта?

– В мире нет мужчины, рядом с которым я буду слабой. Это просто опасно.

Мне показалось, что при этих словах в глазах Матвея вспыхнул торжествующий огонек.

Я быстро проинспектировала свои последние слова.

Все в порядке. Моя твердая позиция не сдвинулась ни на миллиметр.

Что он мог услышать такого, что заставило бы его подумать, что он победил?

Марта. Семнадцатая глава

Матвей не стал развивать тему, от чего было еще тревожнее.

Он посидел еще немного, допивая свой бокал, плеснул последние капли из бутылки и даже потряс ее на всякий случай. Вздохнул и встал, чтобы прогуляться до бара еще разок.

Вернулся с новой бутылкой – и без бокала.

Ну да, действительно, к чему эти церемонии, можно прямо из горла!

Он попытался грациозно приземлиться обратно на коврик у камина, но неловко пошатнулся и ухватился за край полки, чтобы не рухнуть.

– Так… – он потряс головой. – Мне надо умыться.

И ушел. В ванную. Вместе с бутылкой.

В принципе, по-хорошему мне надо было воспользоваться случаем и слинять к себе.

Пьяный мужик – так себе компания на вечер. Но меня все еще беспокоила его угроза отправиться искать приключения. И особенно – в компании Вики.

Лучше уж посидеть тут с ним. Тем более, он столько выпил, что наверняка скоро вырубится.

Еще было немного любопытно, что будет, когда он потеряет контроль.

Потому что сейчас, несмотря на солидное количество алкоголя, было видно, что мыслит он все еще четко и свои тайные темные стороны демонстрировать не спешит.

Вернулся Матвей довольно быстро, правда, с мокрой головой и в расстегнутой рубашке.

С бутылкой он так и не расстался, и уровень виски там ощутимо понизился.

Но глаза были ясные, куда трезвее, чем когда он уходил.

– Знаешь… – не могла не прокомментировать я. – Рельеф смотрится лучше всего, если видишь его случайно. Снял куртку, согнул руку – а там бицепс. Или когда рубашка не топорщится, потому что там подтянутый живот. А вот эта… демонстрация… Моветон.

Я помахала рукой, пытаясь обозначить, что я имела в виду.

Потому что с рельефом у него было реально неплохо. И поджарый живот в наличии, красиво расчерченный на квадратики, и грудные мышцы плоские и четко прорисованные, но без фанатизма. Все это щедро демонстрировала расстегнутая рубашка.

– Демонстрация? – хмыкнул Матвей и стянул рубашку окончательно, попутно ловко перекладывая бутылку виски из одной руки в другую. – Так лучше?

Он развел руки в стороны, не забыв предварительно сделать глоток виски.

И медленно повернулся вокруг себя, наглядно показывая значение слова «демонстрация».

Я захихикала, но, когда он повернулся задом, резко выдохнула и не смогла вдохнуть обратно.

На его спине белели два старых грубых шрама. Они симметрично расходились от середины позвоночника в стороны, к лопаткам. Каждый с ладонь длиной. Словно он когда-то был ангелом, которому отрезали крылья.

– Что это?.. – проговорила я сквозь комок в горле. – У тебя…

Ненавижу это чувство телесной эмпатии, когда от вида некоторых ран тело включает их в карту собственных ощущений. Будто это у меня шрамы – кожу тянет, а в животе образуется горячая пустота.

– Что? – Матвей оглянулся на меня через плечо. – А, шрамы… Забыл.

– Откуда они?

Он повернулся лицом, скрывая от меня рубцы, но легче не стало.

Я все равно чувствовала их – на своей спине.

Матвей медленно склонился ко мне, невесть как удерживая равновесие с таким количеством алкоголя в крови. Его глаза оказались близко-близко, и радужка была уже не цвета виски, а цвета пылающего в камине огня. Дыхание отдавало жженным сахаром и ванилью.

– А у тебя откуда… – он протянул руку и, воспользовавшись моей шоковой заторможенностью, подцепил пальцами цепочку на шее. – Это кольцо?

Я перехватила цепочку и спрятала ее обратно в ворот платья. Теплый тяжелый металл скользнул по коже, вызывая привычный всплеск боли.

– Тяжелая история. Не стоит об этом, – качнула я головой.

– Хорошо… – Матвей опустился на одно колено рядом со мной. От его обнаженной кожи веяло жаром. – Тогда откуда у тебя такая машина?

– Оттуда же.

– Расскажи.

Нет.

Я не готова.

Наверное.

Резко, из ниоткуда, подкатывают слезы, закипая жгучей смолой прямо в уголках глаз.

Хватаю ртом наполненный запахом горящего дерева воздух.

Горящего дерева, горячей кожи, карамельного виски.

И мужчины рядом.

Матвей так близко – смотрит на меня внимательно и терпеливо.

Шрамы на моей спине все еще саднят как фантомные оторванные крылья.

Не хочу рассказывать. Я никому не рассказывала.

Никто не знал.

Никто не понимал, почему я так убиваюсь по человеку, которого едва знала.

«Ты такая экзальтированная!» – говорили даже с каким-то восхищением.

«Как жаль, молодой парень», – говорили дежурно и тут же переводили разговор на другое.

– Давай начнем с машины, – говорит Матвей. – Как ты смогла купить «Лексус»?

– Я не покупала. Это… наследство, – горло саднит от едва протискивающихся сквозь него слов.

– От кого?

Накрываю ладонью кольцо под тканью платья, словно могу спрятать его от назойливого внимания этого совершенно чужого мне человека.

– Муж? – спрашивает Матвей.

Качаю головой.

– Жених?

Снова качаю.

– Бойфренд?

Молчу. Нет.

– Друг?

– Никто.

Он мне был – никто.

Случайный парень, даже не помню из какой соцсети. Я тогда, в три часа ночи запостила свою истерику абсолютно везде, где у меня были аккаунты.

Потому что, вернувшись из деревни, обнаружила, что потеряла паспорт.

На участке? Или в электричке? Забыла в такси от вокзала?

Утром мне надо было лететь к маме. Без паспорта меня никто не посадит на самолет.

А он написал: «Адрес?»

И примчался на этом своем серебристом «Лексусе». Новеньком, еще пахнущем кожей и свежей пластмассой. И повез меня в деревню, на станцию, на вокзал. Искать.

Потом сказал, что понятия не имел, кто я – просто лентой вынесло пост, и он не выдержал.

Мы нашли. На огороде, рядом с тем местом, где я выкапывала маме ее драгоценный любисток. Потом мчались по трассе, собирая штрафы, чтобы успеть на самолет. С паспортом и любистоком.

– Я ему в подарок привезла башкирский мед. Мама настояла, – сжимаю кольцо так сильно, что края врезаются в ладонь. – Целебный.

И – ничего. Мы не стали встречаться, не упали в любовь с головой. Не переписывались даже. Он только спросил, надо ли возвращать банку из-под меда, а я спросила, не нужна ли еще порция? Мама интересуется.

Сказал, что у него на мед аллергия. Но спасибо.

А позже написал, что он сейчас в волонтерском поиске прямо рядом с нашей деревней.

Мол, не нужно ли еще чего выкопать, чтобы я не рисковала паспортом.

Я спросила, кого ищут и не нужна ли им помощь? Потому что те леса я знаю лучше, чем свою кухню.

– Мы нашли, бабульку, которая пошла за грибами и заблудилась. Обратно ехали вместе. Он сказал, что завтра выступает со своей группой в баре. Я пришла и даже подарила ему цветы.

И все равно мы не стали даже дружить.

Однажды он забежал в гости – рядом с моим домом сервис «Лексуса», отдал машину на первое ТО и решил попить кофе не из автомата, а у меня, хороший. Похвастался, что встречается с девушкой.

Я пригласила в следующий раз обоих, но он снова приехал один – успели расстаться.

– У меня кошка умерла, я ему написала, что хочу похоронить. Да, опять ночью. Да, снова в нашей деревне. Приехал, отвез, сам копал яму в лесу между корней дуба саперной лопаткой из багажника. Всегда с собой возит. Возил. Поисковик же. Я тоже вожу.

– Ты ездишь на поиски?

– Редко.

Потом мы год не виделись.

А потом встречали Новый Год вместе. Потому что ему было не с кем, и он почему-то написал мне. Даже целовались спьяну.

– И все.

– Вообще?

– Ага.

– Даже не попытался?

– Нет.

А потом он пропал.

Совсем пропал.

Телефон не отвечал, полиция как всегда отмораживалась. Последний раз видели, когда уезжал с работы. Почему-то его мама позвонила мне.

Друзья-поисковики проверили все возможные варианты.

Расклеили объявления, обзвонили больницы, просмотрели камеры, прочесали все парки по пути, подняли биллинг телефона.

Они знали, что делать. Мне оставалось только писать посты в соцсетях. Много-много-много постов во все сообщества, чтобы их увидело как можно больше людей. Вдруг кто-нибудь из них видел что-то? Знает? Заметил? Я старалась охватить всех, кто живет или бывает в Москве и имеет хоть один аккаунт в соцсетях.

Я постила их много и очень долго.

Когда все сдались – я продолжала. До весны.

– Весной его нашли.

Матвей, словно дождавшись наконец моих последних слов, опускается на овчину, откидывается, опираясь спиной на край кресла. Смотрит на меня долгим янтарно-огненным взглядом.

Эту историю никто и никогда не слушал так внимательно.

Люди боятся смерти. И если у тебя умирает кто-то близкий – они вынуждены слушать. Иначе какие они друзья? А если посторонний – то не надо. Каждый день умирают сотни тысяч людей по всему миру. По всем скорбить – с ума сойдешь.

– Добрый был парень, судя по твоим словам, – говорит Матвей, запрокидывает голову и делает несколько больших глотков виски.

Словно поминает – хотя я ни разу не назвала имени.

– Добрый, – киваю я. – Подвез замерзающих на трассе ребят. Они его и убили.

За телефон и тридцать тысяч в бардачке. Даже машину почему-то не забрали. Бросили рядом с тем местом, где утопили тело. Мы там искали, совсем рядом – по вышкам засекли место, где последний раз отзывался телефон. Но не дошли совсем немного, полкилометра.

«Лексус» хорошая машина. Простояв до весны, остался на ходу. Потом, когда закончилось расследование, его мама отдала его мне. Сказала, что благодарна мне за то, что именно я не сдавалась до последнего, иначе она могла так никогда и не узнать, что случилось с сыном.

Рыбак, который его нашел, видел мои посты. Говорит, так часто их встречал, что прям возненавидел этого неизвестного ему парня. И меня – за то, что заспамила все паблики.

Но именно поэтому он узнал наклейку на бампере. И нашел один из тех постов, чтобы позвонить по оставленным там номерам.

– Ты взяла машину?

– Я отказывалась. Говорила, что лучше продать, она дорогая. И жить на эти деньги. Она сказала, что возможность похоронить сына дороже всех миллионов.

– Ты ей помогаешь?

– Конечно.

– Не сомневался.

Самое сложное началось после похорон.

Я надеялась, что боль притупится, уйдет. Но я не могла даже никому рассказать, что случилось. У меня не было подходящих слов.

Почему я такая грустная?

Погиб друг. Не друг.

Знакомый? Случайный приятель?

Мне сочувствовали, выражали соболезнования. И все.

Подруга из общей компании тогда разошлась с мужем, и этот инфоповод был важнее. Ее выводили гулять, чтобы она не оставалась в одиночестве. Ночевали по очереди у нее дома, чтобы она ничего с собой не сделала. Бесконечно обсуждали с ней его косяки, выслушивали рыдания, ругали – и снова утешали.

– Было так обидно. Почему не меня? Не со мной говорили? Потому что у нее муж, а у меня… Никто?

Мы тогда стали очень близки с Викой. Она была одной из двух подруг, кто все-таки выслушивал меня, гладил по голове и приезжал в гости только чтобы выпить вместе чаю.

Но у нее были семейные дела, и она не догадывалась, что практически единственная, кто поддерживает меня.

– Почему-то было стыдно признаться, что у меня больше никого нет. Как будто со мной что-то не так.

– Иди сюда, – говорит Матвей, протягивая руки.

Черт.

И я иду.

Обниматься с ним чертовски странно. Я ни на секунду не забываю, какой он мудак. Но сейчас мне слишком нужно человеческое тепло.

Так уж мы, люди, устроены. Нам всем оно нужно. Как те обезьянки из жестоких экспериментов, которые отказывались от еды ради объятий с мягкой грелкой, имитирующей маму. Без живого тепла даже обезьянки не развиваются, а мы тем более.

И я не буду отказываться от того, что мне сейчас жизненно необходимо только потому, что мне не нравится источник.

Рука Матвея тяжело ложится мне на волосы, я прижимаюсь к его горячей груди и ощущаю, как стихает внутренняя дрожь, проходящая сквозь тело при воспоминаниях о тех днях.

– А что с кольцом? – спрашивает он, и его голос забавно исходит из глубины его тела низким гулом.

– Он его носил. Следаки вернули его вместе с вещами и я попросила себе.

Когда меня обвиняют, что я феминистка, которая считает всех мужчин агрессивными, тупыми и жестокими уродами, я каждый раз не знаю, что ответить.

Потому что не всех.

Я знала одного, который точно не был таким.

Других пока не встречала. Может быть, и не встречу.

Он был мне – никем. Именно поэтому его кольцо на цепочке, а не на пальце. Его машина всегда со мной. Говорят, "Тойоты" живут долго, есть все шансы проездить на ней всю свою жизнь.

Он как будто теперь всегда со мной. Тот, кто помог совершенно незнакомой девушке в истерике найти паспорт. И не потому, что хотел с ней замутить, а просто так.

Тот, кто тратил время и силы, разыскивая потерявшихся людей – не за награду или славу. Просто так.

И он помогал не только мне, я точно знаю.

В мире, где большинство мужчин лениво, трусливо, жестоко и «а ты мне что», он был – другим.