Текст книги "Пустое сердце Матвея (СИ)"
Автор книги: Ашира Хаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Девушка, заметив, что я зависла, заглянула поверх моей руки в экран и мягко улыбнулась:
– У вас уже все оплачено, не волнуйтесь.
– Кем?! – изумилась я и тут же сообразила. – А, да… Разумеется.
– Мы еще предлагаем расширенный пакет реабилитации с включенной физиотерапией, но точнее вас проконсультирует хирург после операции, сам Василий Александрович Макаров, наша главная звезда.
– Сам, значит… – я подписала последний документ, чувствуя привкус крови во рту от прикушенной губы. – Звезда.
Ну да, за такие деньги даже звезда должна принести мне чашечку кофе на операционный стол. И сэндвич с уткой.
К моменту, когда приехал Матвей, я уже достаточно завелась, чтобы начать орать на него с порога:
– Какого хера?! Кто тебе вообще давал право распоряжаться моей жизнью? Матвей! Ты вообще охренел?
– А что собственно не так? – спокойно поинтересовался он, пристраивая очередной букет на подоконнике. Он вытащил из широкой вазы белые розы от Алисы и воткнул туда свои пионы.
– Поставь обратно! – потребовала я.
К моему удивлению, он подчинился. Вернул розы в вазу и нажал кнопку вызова медсестры.
– Принесите вазу, пожалуйста, – попросил он у прибежавшей через несколько секунд девушки в халате.
Она даже взглядом не показала, в каком гробу она видела человека, который так использует тревожную кнопку.
– Так какие у тебя претензии? – снова спросил Матвей, когда пионы были поставлены в вазу.
– Ты притащил меня в бешено дорогую клинику…
– И сам все оплатил, не ори.
– Вот именно! Я тебя просила?!
– Ты сама говорила, что женщина должна быть меркантильной. Что теперь не так? Надо в бою добывать бабло у мужика? Ну вот я – давай, сражайся!
Он порывисто шагнул к моей кровати, распахивая пиджак и начиная расстегивать рубашку. Я закрыла руками глаза. Господи, ну что за псих!
Подглядела сквозь раздвинутые пальцы – Матвей остановился на распахнутом вороте и скинутом пиджаке, дальше стриптиз решил не устраивать.
– Зачем? – спросила я снова. – Или ты думаешь, что я верну тебе долг?
– Это не долг.
– Люди дают людям деньги по двум причинам. Любовь или вина.
– Нет никакой вины, – хмыкнул Матвей. – Держи свой сэндвич, кстати.
Он бросил мне на колени вощеный сверток со знакомым логотипом.
Я подняла его – все правильно. Мой любимый сэндвич с уткой, перцем и клюквой.
– Откуда? Женька же сказала, что нет нигде!
– Объехал три точки, выяснил, что и правда нет, плюнул и поехал на производство.
Матвей сказал это так небрежно, как будто это и правда легко – не найти нужный сэндвич в кафе и поехать туда, где их делают.
Я взяла сверток, развернула и с наслаждением вдохнула запах свежего хлеба.
Обалдеть.
Впилась в сэндвич зубами, запоздало вспомнив, что за двенадцать часов до операции надо прекращать жрать. Слава богу, у меня было еще полчаса на ужин.
– Кошек покормил, – отчитался Матвей.
– Цветы? – спросила я с набитым ртом.
– Полил.
– Мединилла?
– Пересадил
– Ключи? – я протянула руку.
– Отдам, когда тебя выпустят.
– Матвей!
– Погоди скандалить, у меня вопрос поважнее, – он нахмурился и присел на край кровати.
– Какой? – насторожилась я.
– Почему у тебя в спальне наряженная елка? Рано еще.
Ну что за человек!
Но посылать нахер того, кто столько для меня сделал, хоть и без спроса, было бы верхом неблагодарности.
– Она там растет.
– С гирляндой?
– Ей нравится. Что ты делал у меня в спальне?
– Елку поливал.
Он протянул руку и большим пальцем вытер каплю соуса с моей щеки.
Молча. Глядя в глаза.
Орать на Матвея, который оплатил мне клинику и операцию, полил цветочки, покормил котиков и даже привез любимый сэндвич было как-то нехорошо.
Поэтому я просто поерзала и отодвинулась, чтобы не пялился на меня своими чайными глазами. Взяла с одеяла телефон – там насыпался ворох сообщений.
– Какой тут адрес? – спросила я, отстукивая всем ответы. – Курьеров пускают?
– Что – опять цветы? – ужаснулся Матвей. – Сколько можно?
– Просто у меня все подруги заботливые. И нервные.
– Идеальное описание каждой первой женщины.
Я бросила на него мрачный взгляд.
Адрес он, впрочем, продиктовал.
Курьер приехал буквально через полчаса, постучал в дверь и вручил открывшему ее Матвею букет из клубники в шоколаде.
Матвей положил его рядом со мной на тумбочку и остался задумчиво стоять, глядя на покрытые тремя видами шоколада ягоды.
– Что ты их гипнотизируешь? – хмыкнула я. – Хочешь угощу? Мне все равно нельзя до завтра.
– Да нет… – отмахнулся он. – Просто думаю. У тебя много друзей.
– Нормально у меня друзей, – пожала я плечами. – Вряд ли у тебя меньше.
Матвей вернулся в свое кресло и закинул ногу на ногу.
Потянулся, заложив руки за голову, размял шею.
– Ну как сказать. На вечеринки собирается толпа гостей, человек под сто бывает за вечер. Но это не те люди, что прислали бы мне в больницу клубнику в шоколаде.
– Почему?
– Я не из тех, о ком заботятся.
В его словах не было бравады или давления на жалость.
Он сказал это просто – как факт.
– Мне жаль.
Больше ничего я не придумала.
Но Матвей равнодушно отмахнулся от моих соболезнований.
– Тук-тук! – в палату заглянула медсестра. – Можно? Хочу напомнить, что вам нельзя есть до операции. И вот…
Она протянула мне бумажный стаканчик, на дне которого болталось несколько таблеток.
Налила воду в стакан и придвинула ближе.
– Что это? – подозрительно спросила я.
– Обезболивающее и успокоительное, чтобы вы поспали перед операцией.
– А… Хорошо.
– Останетесь здесь? – она повернулась к Матвею. – Я могу застелить для вас диван.
– Нет! – чуть не поперхнувшись водой, возразила я. – Он уже уходит!
Матвей, сощурившись, покачал головой, но спорить не стал.
Поднялся с кресла, забрал свой пиджак, подошел ко мне… и поцеловал в лоб.
– Удачи. И держись, – сказал он и вышел из палаты.
– У вас очень заботливый муж, – улыбаясь, сказала медсестра, пока я переваривала его выходку.
– Это не муж.
– Ой, я считаю, что формальности неважны! – отмахнулась она, забирая у меня пустой стакан и направляясь к двери. – Когда кто-то так за тебя беспокоится – штамп в паспорте не имеет значения. Все и так ясно.
Не кричать же ей вслед, что она все неправильно поняла?
Марта. Двадцать четвертая глава
Операцию я, можно сказать, проспала.
Утром меня подняли за полчаса до нее, я даже испугаться как следует не успела.
И тут же уложили обратно спать – только на операционном столе.
В следующий раз я очнулась уже в палате.
Абсолютно ничего не болело, только лопались золотистые пузырьки в голове, напоминая о странных снах, увиденных под наркозом.
Рядом с койкой стоял высокий широкоплечий мужик в халате с закатанными рукавами, больше напоминавший мясника на рынке, чем хирурга. Но бейджик на груди гласил: «В.А.Макаров».
То самое светило, стало быть.
– Как себя чувствуете? – спросил он.
– Отлично! – отчиталась я. – А… Что теперь?
– Операция прошла идеально, – отчитался он. – Мы полностью удалили остатки кисты, очистили сустав от синовиальной жидкости, подшили небольшой разрыв мениска. Проколы минимальные, шрамов почти не будет. Теперь главное – реабилитация. И через пару месяцев вы забудете о проблеме.
– Спасибо!
Светило откинуло одеяло, рассматривая мою ногу, затянутую в белый компрессионный чулочек. Только под коленом были видны заклеенные пластырем места, через которые проникали внутрь.
– Ногу держать приподнятой, можно потихоньку нагружать, смотрите по состоянию. Легкая гимнастика – напрягайте мышцу бедра, сгибайте-разгибайте стопу. Обезболивающее тоже по состоянию. Через три-четыре дня ждем вас на реабилитационный курс. В принципе, я готов выписать вас уже сегодня.
– А можно? – обрадовалась я.
– Нет. Рано! – в какой момент Матвей появился за спиной врача, я не уловила. – Пусть полежит хотя бы до завтра.
– Операция легкая, необходимости нет, – нахмурился тот. – Но если вы настаиваете…
Он смерил Матвея цепким взглядом с головы до ног, поразмыслил несколько секунд и кивнул:
– Хорошо, оставляем до завтра.
– Спасибо, доктор! – Матвей пожал его руку. – Спасибо за великолепную работу. Эта женщина очень важна для меня.
– Да я уж понял… – хмыкнул тот и махнул мне. – Увидимся через неделю на осмотре.
Когда за ним захлопнулась дверь, я вызверилась на Матвея:
– Ты с ума сошел?! Какое до завтра? Тут палата стоит как номер в «Ритц-Карлтоне»!
– Тебе какое дело, сколько она стоит? – невежливо буркнул он, придвигая кресло вплотную к моей кровати и разваливаясь в нем, как у себя дома.
Сегодня он был одет неформально – тонкий бордовый свитер под горло, мягкие брюки и кожаные мокасины. Отсутствие белоснежных рубашек и лакированных ботинок сделало его намного мягче, более домашним. Словно он не мой начальник-нарцисс, а…
Не знаю, кто.
Друг?
– Ты мне снился под наркозом, – внезапно ляпнула я.
Слова сами сорвались с губ, хотя я не собиралась в этом ему признаваться.
Но, видимо, я еще не до конца отошла от того наркоза.
– Чего?.. – изумился Матвей. – И что же тебе снилось?
Я попыталась сложить смутные ощущения от сна в единую картинку, но, кажется, в нашем мире не существовало слов, отражающих ту реальность.
– Твои глаза… – сказала я наконец. – Остальное не помню.
Матвей подался ко мне, опираясь на кровать и вглядываясь в мое лицо долго и пристально, словно надеялся увидеть там остатки сна.
Только и я смотрела на него – и заметила темные круги под глазами.
И вообще вид у него был помятый.
– Ты спал сегодня?
– Нет.
– Заметно! Может, домой поедешь? Чего меня тут караулить?
– Люблю смотреть, как работают мои деньги.
Я фыркнула, отворачиваясь.
Если бы он не остался тут дежурить, я бы уже вынула всем мозг и уехала домой, но в его присутствии, очевидно, это было невозможно.
Услышав короткий писк, я скосила глаза и увидела, что он откуда-то достал свой ноутбук и пристроил на подлокотнике, соорудив вполне удобное рабочее место.
– Делами займусь, – прокомментировал он мой интерес. – Накопилось.
– Может, все-таки на работу поедешь? – намекнула я.
– Нет.
– Надо было тогда мой тоже привезти.
– Ты лучше отдыхай.
– Мне скучно! – заявила я из вредности.
Матвей раздраженно выдохнул, захлопнул ноутбук и отложил на подоконник.
– Хорошо, – сказал он с легкой угрозой в голосе. – Значит, буду тебя развлекать.
– Я не это имела в виду!
– Поздно. – Отрезал он. – Давай, рассказывай.
– Что рассказывать?
– Ну… например, ты часто лежала в больницах?
– Второй раз, не считая аппендицита… – начала я, но потом опомнилась: – Почему я? Кто кого обещал развлекать?
– Хорошо, – неожиданно покладисто сказал Матвей. – Что тебе рассказать?
– А ты часто лежал в больницах?
Он покачал головой. Сполз пониже в кресле, закинул ноги на спинку моей кровати и скрестил руки на груди. Выглядело не слишком удобно, но его, кажется, устраивало.
За панорамным окном палаты был обычный декабрьский день, укутанный в туман и серую хмарь, сквозь которую даже сосновая роща выглядела мрачно и неприютно.
Здесь тоже было полутемно, но я включила ночник, добавивший теплого желтого света и уюта.
– В детстве часто, – ответил Матвей задумчиво.
– Серьезно? А почему? Что с тобой было?
– Астма.
– Так плохо, что аж до больницы? – ужаснулась я.
– Да не особо, – он поморщился, то ли от воспоминаний, то ли от неудобной позы. – Но мама паниковала и вызывала скорую при каждом приступе. Даже если я просто поперхнулся чаем и закашлялся – она сразу бледнела и тянулась к телефону.
– Ох…
– Поэтому я старался сдерживаться и убегал кашлять в свою комнату, прятался под подушку, чтобы никто не слышал.
– Сколько тебе было лет?
– Не помню… пять? Или шесть?
Матвей все-таки не выдержал, встал, сходил за декоративной подушкой, валявшейся на диване и, подложив ее под спину, снова полуулегся в кресле.
– Какой маленький!
– Самое обидное было, – неожиданно продолжил он. – Что мне запретили есть мороженое. Мама почему-то думала, что астма бывает от простуды. Кашель же! И на улицу надевала мне шапку и шарф даже если было тепло.
– А ты снимал?
– Ну конечно! И варежки снимал, когда мы в снежки играли, иначе лепить их неудобно. И вот однажды после такой битвы на снежках у меня случился серьезный приступ. Как обычно – скорая, уколы, больница. Мама так плакала… И ругала меня. Я ж дурак, сознался.
– Ты же был маленьким! – возмутилась я. – За что тебя ругать?
– Ну да, я вырос и понял, что мама просто очень сильно боялась за меня и чувствовала себя беспомощной. Ее саму врачи ругали. Она и сейчас ничего не может ответить на хамство, а в двадцать с небольшим вообще только плакать умела.
– А папа твой где был?
Он молчал так долго, что я решила – сеанс откровенности окончен.
Но спустя минуту или две Матвей глухо сказал:
– Папа мной не особенно интересовался. Лет до тринадцати, когда начал учить, как быть мужчиной. Он намного старше мамы, и у него очень… старомодные взгляды. Дети – женское дело. Задача мужчины – обеспечивать семью. Он свою часть сделки выполнил, деньги принес, а мама – не справилась.
– То есть, она одна с тобой возилась? Бедная девочка!
– Ага, – он невесело усмехнулся. – Папе похер, мама не вывозит. И я во всем виноват.
– Да нет же! – попыталась я возразить, но он не слушал, погрузившись в свои воспоминания.
– Я научился скрывать все, что могло расстроить маму. Однажды сломал палец, так просто примотал палочку от мороженого и так ходил, пока он не сросся.
Матвей положил руки на одеяло, демонстрируя, что мизинец на левой действительно был кривой, отличался от правого.
Я как-то раньше и не замечала.
– И с температурой на уроки ходил. Как-то жахнуло сорок с лишним, у меня аж сосуды в глазах полопались. Выглядел как вампир. Русичка заметила, отправила в медкабинет, но я по пути сбежал и спрятался в раздевалке. Заснул там у батареи, проспал до вечера. Школу закрыли, родаки меня потеряли… – он рассказывал это с улыбкой, но мне было все страшнее. – Сторож меня нашел, когда я уже бредить начал. Мне та-а-а-ак влетело потом…
Жалеть Матвея было как-то неловко.
Наглого мужика, который привык унижать женщин и понтоваться перед мужчинами.
Но здесь и сейчас, в полутьме палаты, в теплом свете ночника, у него был беспомощный взгляд маленького мальчика, которому пришлось самому решать свои проблемы, чтобы защитить родителей от своих болезней.
И он решал. Фигово – но как умел.
Матвей смотрел в пространство невидящим взглядом, словно перед его внутренним взором крутилось какое-то совсем иное кино.
Про детство? Про маму? Папу?
Или про те случаи, когда ему было больно и страшно, но он не мог ни к кому обратиться за помощью?
Я придвинулась ближе, накрыла его ладони своими. Очень горячие, будто у него сейчас тоже была температура под сорок, как тогда, в школе.
Он как будто не почувствовал моего прикосновения, только очень тяжело вздохнул.
– Матвей… – тихо позвала я.
– Что? – он перевел взгляд на меня.
– Зачем ты тут? На самом деле?
– Развлекаю тебя, – усмехнулся он.
– Спасибо, но… Не надо, – попросила я. – У меня правда все хорошо. Ты не спасешь того маленького мальчика, если будешь дежурить тут рядом со мной.
– Я не для этого… – он вздернул голову, встряхнулся, будто просыпаясь. Стряхнул мои руки со своих. – Не лезь ко мне в голову, ты хреновый психолог, Марта.
– Не лезу. Просто подумала, что…
Его губы скривились в злой усмешке, а глаза сощурились.
Одинокого мальчишки как не бывало.
– Не о том подумала, – хмыкнул он. – Лучше подумай, что ты мне теперь должна за трогательную заботу.
– Ты сказал, что это не в долг.
– А деньги мне от тебя и не нужны.
– Что же?
– Секс, конечно, – он ухмыльнулся. – Что еще может быть надо от женщины?
– Ты ничего не забыл? – покачала я головой и глазами указала на кольцо на его правой руке.
Матвей перевел на него взгляд и некоторое время рассматривал, словно увидел впервые.
А потом достал из кармана телефон.
Нашел нужный контакт и продемонстрировал мне экран с надписью «Лера».
Нажал вызов и сразу переключил на громкую связь.
– Алло! – отозвался женский голос после пары гудков.
– Привет, драгоценная моя! – Матвей поднес динамик к губам и поймал мой взгляд. – Чего не звонишь? Совсем не соскучилась?
– Ты занят, не хочу тебя беспокоить.
– Ну и что? Впрочем, неважно… – он зло улыбнулся, продолжая смотреть мне прямо в глаза – Лер, скажи, пожалуйста вслух для заинтересованной аудитории, что ты не против, чтобы я тебе изменил.
Мои глаза распахнулись сами собой.
Что он делает?!
Матвею моя реакция явно понравилась, судя по тому, что улыбка стала шире.
– Пф-ф-ф-ф! Да ради бога! – захохотала Лера. – Но с тебя серьги! Шанель с каратниками.
Матвей прикрыл динамик телефона и озабоченно нахмурился:
– Что-то она тебя дешево оценивает… Так дело не пойдет, – он отвел руку и сказал в микрофон: – Лер! Помнишь, ты у меня пыталась новую бэху наныть?
– Да-а-а-а… – протянула она мечтательно. – А что?!
– Ну… – хмыкнул он. – Считай – твоя. Сейчас в салон позвоню, завтра заберешь.
От пронзительного визга в трубке заглючило динамик, и он захрипел на пределе громкости. Матвей, поморщившись, выключил телефон и бросил его на кровать.
– Проблема решена, – заявил он, демонстративно постучав по обручальному кольцу.
Марта. Двадцать пятая глава
Это было почти смешно.
Большинство мужчин так никогда и не взрослеют. У них нет нужды.
Современный мир не может предложить им никакого вызова.
Ни боли, ни крови, ни риска.
Только безопасные игры на экране и мамины объятья, если разобьешь коленку.
У женщин все иначе.
Мы ходим по грани каждый день.
Мы видим кровь раз в месяц. Мы чувствуем боль там, где они – только удовольствие. Мы знаем, что наивная возня с мальчиками в постели может закончиться смертью во время родов.
Мальчики вырастают – но продолжают играть.
Настоящая война становится лишь новым уровнем в давно пройденной игре.
А детские манипуляции, на которые так хорошо велась мама – превращаются во взрослые, на которые так хорошо ведется жена.
Сделаю уроки, если сваришь мне макароны.
Подарю машину, если разрешишь изменить.
Матвей так гордится этим ходом, так искренне радуется своей циничной лихости.
Словно ему все еще пять лет.
Он застыл в том возрасте, когда пришлось повзрослеть.
Словно бонсай, который выглядит как взрослое дерево, но так и остался маленьким.
– Ты за каждую измену даришь ей подарки?
– Нет. Только если требуется особое разрешение.
– Часто требуется?
– Нет. Только если мне не все равно.
Жестокая провокация, острый перформанс, ранящий всех, кто втянут в водоворот сверкающих осколков его эго.
Месть за то, что он потерял контроль над ситуацией и своими эмоциями.
Мне. Себе. Лере.
Он испугался, что кто-то может увидеть его уязвимость и вернул себе власть.
Как сумел.
– Что у вас с женой за отношения?
– Не хочу об этом говорить.
Наверное, я тоже не хочу.
Понимая, что любая другая женщина сейчас сыграла бы в его игру.
Разрыдалась или твердо сжала губы.
Велела уйти и не возвращаться.
Я так делать не буду.
Наверное, именно потому, что он этого ждет.
Просто промолчу, оставляя его кипеть в его собственноручно сваренном бульоне из манипуляций.
– Все очень сложно. – Матвей потер пальцами висок. – Но, поверь, она не в обиде. Изначально это вообще была ее идея.
– А кольцо ты носишь… – начала я.
– А кольцо я ношу, потому что это мой выбор.
И все.
Я не стала больше задавать вопросов. Подобрала с одеяла телефон и погрузилась в свои дела. В конце концов, у меня десяток чатов непрочитанных – и везде требуют отчета о моем самочувствии. Надо пересказать впечатления от операции, доложить, что сказал доктор, отчитаться, как я собираюсь себя беречь и все такое.
Матвей тоже посидел немного в тишине, глядя, как я увлеченно печатаю и потянулся за своим ноутбуком. За время отсутствия в офисе декабрьские дедлайны стали злее и голоднее, поэтому он тоже быстро погрузился в работу.
Хмурился, что-то быстро печатал, полушепотом и шумно вздыхал.
Пару раз позвонил в бухгалтерию, выясняя, что там с платежами.
Один раз уточнил у меня, заверены ли договоры.
Острый момент миновал, и атмосфера в палате стала почти уютной.
Если не считать его негромкого мата себе под нос в особенно напряженные моменты.
– Пиздец, опять он все проебет… – пробормотал он в очередной раз.
И я не выдержала:
– Кто?
Матвей кинул на меня быстрый взгляд:
– Паша.
– Что там?
– Да бля… – он скривился. – Спрашивает мужского совета.
– У тебя?! – изумилась я.
Матвей посмотрел на меня с упреком.
Нет, а чего он ждал? Будь я Пашей, я бы в последнюю очередь у него совета спрашивала.
Но мужики – другой человеческий вид.
– У меня. Не приударить ли ему за Полиной.
– О как, – я отложила телефон. Сплетни были интереснее. – А с чего вдруг?
– Новый год скоро, не хочет один быть на праздники.
– А после Нового года?
– А после – как пойдет.
– То есть, он не влюбился, просто нужна баба под елочку? – уточнила я.
– Ну, в общем, да.
Мне показалось, что ему стало чуть-чуть неловко. Но этого, конечно, быть не могло.
– Пусть найдет кого-нибудь на стороне, – посоветовала я. – Тебе же потом драмы в офисе разруливать.
– Да не буду я ничего разруливать! – хмыкнул Матвей. – Уволю кого-нибудь из них и все.
– И от кого ты готов отказаться? От Полины или от Паши? Дай угадаю…
– А ты, конечно, начнешь защищать Полину?
– Ты ни на секунду не задумался, кого увольнять, – заметила я.
Матвей бросил на меня яростный взгляд, пробормотал что-то нецензурное и уткнулся обратно в экран. Было бы неплохо предупредить Полину, но я не была уверена, что она правильно истолкует мою заботу.
Так что я снова взяла телефон в руки и пошла чистить свою личную почту – писем там накопилось немало. Кроме спама там было полно запросов на юридические консультации. Кое-что я разрулила прямо на месте, но одна проблема заставила меня надолго зависнуть, глядя в сумерки за окном.
Матвей пару раз обернулся туда же, но не обнаружил ничего интересного.
– О чем думаешь? – наконец спросил он.
– О работе… – я засмеялась, увидев удивление на его лице. – Нет, не о твоей. О моем фрилансе.
– Изменяешь мне, значит?.. – сощурил он глаза.
Я посмотрела на него.
Он посмотрел на меня.
Спустя пару минут игры в гляделки, Матвей сдался первым:
– Что там?
– Девушка разводится. У нее есть небольшой бизнес. Только что купила квартиру на все, до последней копейки деньги, даже в долги влезла. Муж хочет половину. Надо отдать либо квартиру, либо бизнес.
– Так… И в чем проблема?
– Квартира дороже, бизнес – перспективнее, – объяснила я. – Если отдать бизнес – будет не на что жить, если квартиру – негде. По крайней мере, ближайшие два-три месяца. Как юрист я ничего посоветовать не могу, как человек…
Лет семь назад я бы поселила девушку у себя, пока она не разрулит все проблемы. К сожалению, жизнь научила меня, что лучше помогать по мере сил, а не отдавать последнюю рубашку.
– Да, задача… – Матвей прикрыл ноутбук и задумался. – Дети есть?
– Нет.
– Тогда пусть берет бизнес.
– А жить ей где?
– У любовника.
Я аж задохнулась от его простоты.
– Нет любовника!
– Пусть найдет!
– Где?!
Он снова посмотрел на меня.
Я на него.
Идея пришла нам в голову одновременно:
– Паша!
– Ну вот, – Матвей откинулся в кресле. – Скинь ему ее контакты – и две проблемы решены.
– А если они друг другу не понравятся?
– Тогда сами виноваты.
Подумав, я решила, что все взрослые люди – сами разберутся.
Больше я ничем помочь не могла.
В конце концов, Паша не самый худший вариант – симпатичный, обеспеченный. А что феминисток не любит, так это каждый первый.
День выдался странным.
Мы так и работали в тишине, время от времени советуясь друг с другом.
Когда пришло время обеда, Матвей присоединился ко мне, сделав двойной заказ по меню.
А вечером, когда снова принесли таблетки – без напоминаний собрался и уехал.
У меня было, конечно, искушение, сбежать из больницы на такси, пока его нет.
Я даже позвала медсестру, чтобы попросить меня выписать.
Но она заволновалась:
– Надо спросить у Василия Александровича! Без его разрешения может быть опасно!
– Он вчера сам был готов меня выписать, – напомнила я.
– Да, конечно, но все равно надо ему позвонить!
– Уже десять вечера, – вздохнула я. – Не надо беспокоить человека, потерплю до завтра.
С утра сбегать было поздно, потому что Матвей приехал как раз к завтраку.
Еще более невыспавшийся и мрачный, чем накануне.
Но что-то в нем неуловимо изменилось, хоть я и не могла понять – что.
Он словно стал мягче и спокойнее. Хотя, возможно, все дело было в вязаном свитере – я все еще не могла привыкнуть к нему без дорогого костюма.
– Едем домой? – предложил он, глядя, как я доедаю офигенные местные сырники с малиной.
– Едем, – вздохнула я. Кормили тут, конечно, огненно, но не оставаться же ради еды?
Матвей сам помог мне добраться до стоянки и буквально перенес на руках в машину, игнорируя местных санитаров и мои робкие возражения, что доктор разрешил понемногу начинать ходить самой.
Когда мы затормозили у моего дома, стало понятно, что снова придется приглашать его в гости. Иначе мне до квартиры не добраться.
Опять.
После того, что случилось в прошлый раз. И главное – после разговора с Лерой.
– Слушай… – я обернулась к нему, не зная, что сказать.
Дойду сама? Донеси до двери и убирайся?
Можешь зайти, но обойдешься без кофе?
И без поцелуев.
– О, господи, Марта!
Матвей закатил глаза и вышел из машины. Открыл машину с моей стороны, подхватил меня на руки и ногой захлопнул дверь обратно.
Он хотя бы не стал выпендриваться, занося меня на третий этаж пешком, и просто вызвал лифт, как нормальный человек.
Кошки напрыгнули на меня с порога, не дав сделать ни шагу.
Петенька вообще попыталась убить, бросившись под ноги, Лорд постарался оставить максимум шерсти на пальто. И только Кошка-Мать терпеливо сидела в отдалении и милостиво снизошла, когда я присела на пуфик, стараясь не беспокоить больную ногу.
Мне пришлось тискать их всех по очереди минут десять, причем каждый раз, когда я пыталась отстраниться, в меня впивались острые когти и кто-нибудь говорил грозное «МЯ!»
Мол, если посмела нас бросить, терпи наказание.
– Дай им пожрать, – попросила я Матвея, который смотрел на вакханалию, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди. Причем на лице его было написано умиление пополам с некоторой обидой. Видимо, тоже надеялся на массовую любовь.
Я их меркантильные души знала до самого донышка. Стоило им услышать шуршание пакетика с кормом – всех троих мгновенно смело в сторону кухни. Правда, Лорд забуксовал на повороте, скребя когтями по линолеуму, но зато его алчное мяуканье было громче всех.
Дома и стены помогают – я ощутила мудрость поговорки буквально. Прыгать на одной ноге по узким коридорам было гораздо проще, когда я цеплялась за углы. Даже Матвей не был нужен.
Я добралась до ванной, чтобы переодеться наконец в свою любимую пижамку, а потом доскакала до кухни и уже там на столе увидела свою драгоценную мединиллу.
В новом горшке, здоровую и бодрую.
Подозрительно здоровую и бодрую.
Выпустившую большой розовый бутон.
– Это она за три дня так вымахала? – спросила я у Матвея, который как-то преувеличенно заботливо подкладывал котикам еды.
– Наверное. Я в цветах не разбираюсь, – отозвался он, старательно не глядя на меня.
Выражение его лица мне очень не нравилось.
Слишком равнодушное.
– Матвей!
– Да сдохла эта херня, сдохла! – рявкнул он, выпрямляясь. – На следующий день уже засохла. Я другую купил. Но таких мелких в питомнике не было, взял самую маленькую!
– Ну бли-и-и-ин… – протянула я, трогая кончиками пальцев бутон. – Ты понимаешь, что весь интерес – самой ее выходить?
– Давай заберу и еще раз угроблю? – предложил он мрачно.
– Я тебе угроблю…
Прилив энергии закончился так же быстро, как начался, и я пошатнулась, едва успев уцепиться пальцами за край стола.
Матвей тут же оказался рядом, поймав меня на грани падения.
– Хули ты скачешь? – все так же раздраженно рявкнул он. – Пойдем в постель тебя уложу.
Опираться на него было приятно. Удивительно, как ловко он умудрялся подставлять руки и придерживать меня, пока мы добирались до спальни. Словно всю жизнь возился с инвалидами. Непривычное чувство надежности опоры меня даже растрогало.
Кофе ему, что ли, налить?
Половина моей кровати, как обычно, была занята всяким хламом.
Два блокнота, три книги, ноутбук, зарядка для телефона, пауэрбанк, массажер для шеи, крем для рук, чашка, блюдце, ворох фантиков, пустой пакетик из-под семечек.
– Поставь на стол, – попросила я Матвея, протягивая чашку с блюдцем.
Он не двинулся с места, изучая мой бардак с интересом археолога, обнаружившего тайное захоронение древних царей во время прокладки канализации.
– Ты в постели жрешь, что ли? – Спросил он с таким удивлением, как будто никогда не притаскивал из кухни тарелку с котлетами, маринованными огурцами и бутербродами с колбасой, чтобы посмотреть сериальчик под одеялком.
– Ну да, а что? – пожала я плечами.
– Что за женщина… – Матвей забрал у меня наконец чашку, заодно сгреб фантики и прочий мусор. – На кухне еды у нее нет, зато есть в кровати. Цветы в ванной. Боюсь представить, что у тебя в кабинете.
– Зимняя резина и велосипед.
Он мрачно посмотрел на меня.
Я пожала плечами. А что еще делать с самой большой комнатой в квартире – с двойными дверями! – которую соседи любили называть «залом».
Там у меня было складировано все то, что у нормальных людей хранилось в гараже.
Кроме шин и велосипеда еще лыжи, моющий пылесос, который я пока не нашла сил выкинуть, остатки плитки и ламината, зимняя одежда, коробки с книгами, пластиковая елка и мешок с сахаром, купленный в истерическом порыве в позапозапрошлый кризис.
– Пересядь пока, – сказал Матвей, сдергивая с кровати одеяло и перекладывая мое добро на стол. – Где у тебя постельное белье?
Я устроилась на полу, положив пару подушек-думочек под ногу и наблюдала за тем, как он ловко и умело, как опытная горничная, перестилает простыню, заправляет пододеяльник, заботливо взбивает мои подушки.
И втыкает вилку в розетку, зажигая гирлянду на моей живой елочке в горшке.
От этого в полутемной спальне, где у меня всегда задернуты блэкаут-шторы, становится как-то удивительно тепло и радостно.
Словно Новый Год уже на пороге.
И несет он только радость.
– Ползи сюда, – сказал Матвей, отдергивая край одеяла.
Я подтянулась на руках, перемещаясь ближе к кровати, но вдруг замерла, глядя на него во все глаза. Огни гирлянды подсветили его сзади, очертив алым и золотым темный силуэт, и я вдруг вспомнила!
– Сон! – воскликнула я. – Я вспомнила тот сон под наркозом! Про тебя!
