Текст книги "Пустое сердце Матвея (СИ)"

Автор книги: Ашира Хаан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Пустое сердце Матвея
Ашира Хаан

Матвей. Пролог

– А давай в этот раз не будем елку наряжать? – предложила Лера утром двадцать восьмого декабря.

– С чего вдруг? – неприятно удивился Матвей. – Ты ведь любишь всю эту новогоднюю требуху? Огонечки, носочки, свечки, пледики, что там еще…

– Не знаю, – равнодушно пожала Лера плечами. – Просто надоело.

Она устроилась, подобрав ноги, в коричневом кожаном кресле, стоящем напротив окна.

Голого – лаконичный стиль просторного лофта на последнем этаже не предполагал ни занавесок, ни жалюзи, ни даже подоконников, на которые можно поставить горшок с цветком.

Только серое небо за тонким переплетом и зима.

Глубокая зима – одинаково далекая и от разноцветной золотой осени с ее уютом, и от пахнущей новой надеждой весны.

В эти темные времена людей спасает только новогодняя суета.

И Лере давным-давно пора было в нее вливаться. Подготовка к самому главному празднику года по-хорошему должна начинаться уже в августе.

«Ты не понимаешь, все лучшие места начинают бронировать уже первого января!»

Выносить мозг Матвею она начинала сразу же после летнего отпуска.

Выясняла, каким будет символ грядущего года, заказывала платья соответствующего цвета, узнавала, какие нынче тренды в оформлении елок и в каком ресторане лучше заказывать новогоднее меню.

Надо уметь тонко вписаться между модой и оригинальностью, чтобы поразить гостей уникальным стилем, но не шокировать эксцентричностью.

К тому же с самого начала совместной жизни, Лера придумала их особенную традицию.

Каждый Новый Год требуется встречать каким-нибудь особенным образом.

Был уже и белоснежный песок океанских пляжей, и фейерверки Бурж Халифы, и отсчет последних секунд перед полуночью в Нью-Йорке на Таймс Сквер, и кипящая вода исландских источников под северным сиянием, и новогоднее вино в храме Мэйдзи.

За жизнь с Лерой калейдоскоп необычных и ярких отмечаний слился в настолько пестрый хаос, что Матвей парадоксально с трудом отличал одно воспоминание от другого.

Особняком, пожалуй, стоял лишь самый первый совместный Новый Год.

Денег не было даже на живую елку, и они встречали его с облезлой пластиковой, доставшейся Лере вместе с малогабаритной двушкой от дедов.

Дешевое шампанское пахло чем-то химическим, оливье оказался пересоленным, но они занимались сексом всю ночь под «Голубой огонек», и девятнадцатилетнему Матвею тогда казалось, что круче Нового Года у него еще не было.

– В смысле надоело? – он сощурил глаза и недобро усмехнулся, присаживаясь на широкий подлокотник ее кресла.

Лера едва успела подхватить с него чашку с кофе. Неловко обняла пальцами в тонких золотых кольцах, словно пытаясь согреться. Но кофе давно остыл, хоть и оставался нетронутым.

– Ты праздники не любишь, постоянно мне говоришь, что тебе это все не нужно. А одной мне неинтересно, – глядя снизу вверх в его лицо, ответила она спокойно.

– Э-э-э, нет! – Матвей наклонился и жестко ухватил ее пальцами за подбородок, мешая отвести взгляд. – Мне – не нужно. Но должно быть нужно тебе.

– Зачем? – недоумевающе спросила она.

– Затем! – отрезал он, наклоняясь ближе и беспощадно чеканя каждое слово: Я сейчас уеду по делам. Вечером вернусь. И хочу, чтобы тут уже стояла наряженная елка, висели гирлянды, шарики и прочая мишура. Закупи все для новогоднего стола. Чтобы было оливье, селедка под шубой, икра, помидоры с сыром, буженина. Жареная курица. И медовик. Ясно?

Лера ничего не ответила, лишь упрямо сжала губы, но что-то такое он увидел в ее глазах, чему коротко усмехнулся и встал, сделал шаг в сторону и подхватил со стола ключи от машины.

Пока его серебристый «Лексус» прогревался, Матвей несколько минут сидел, бездумно глядя на то, как дворники смахивают с лобового стекла одинокие снежинки, превращая их хрупкую красоту в хаос переломанных лучей.

Выезжая на дорогу, он включил радио. Но вместо обычных в это время года зажигательных «джингл беллсов» на его любимой волне играла «Снег над Ленинградом» из «Иронии судьбы».

Музыка совершенно не новогодняя и чересчур меланхоличная для лихорадочного веселья предпраздничных дней.

Но переключать он не стал – хороший получился саундтрек для спешащих по заснеженным улицам прохожих с елками и набитыми до отказа сумками. Кто-то рассыпал на пешеходном переходе у реки целую сетку мандаринов, и они катались под колесами машин, лопаясь ярко-оранжевыми кляксами.

Девчонки с хмельными глазами в светящихся коронах фоткали друг друга на фоне украшенных набережных, запрокидывая голову, пили шампанское из горла и хохотали так, что слышно было даже сквозь шум традиционно плотного предновогоднего трафика.

Все куда-то спешили – кто домой, кто на корпоратив, кто по магазинам за последними подарками. Но все – торопились к финалу года. Отсчитать двенадцать ударов курантов и загадать самое-самое заветное желание.

Новогоднего настроения у Матвея как не было, так и не появилось даже после пары часов катания по украшенным улицам. Впрочем, как и всегда.

У всех вокруг в глазах сияло предвкушение праздника, который принесет надежду на чудо.

И только у него – лишь меланхоличная мелодия в колонках и понимание, что чуда никогда не случится.

Не с ним.

Каждый год он надеялся, что найдется хоть что-нибудь: тот самый шар на елку, то самое блюдо, тот самый подарок, что заполнят пустоту в сердце.

Что Лера, одержимая праздником, однажды сотворит чудо, и вложит смысл в эту бессмысленную суету.

Но этого никогда не происходило.

И не произойдет – никогда.

Новый год наступил через три дня. Как всегда – громко и необратимо.

Лера вывернулась наизнанку, выполняя приказ.

Двухэтажная квартира с гостевыми спальнями, огромной гостиной, посреди которой стояла трехметровая елка, не хуже, чем в Кремле, шикарные блюда из лучших ресторанов – многие друзья и знакомые с удовольствием отменили свои планы, чтобы принять приглашение Леры встретить Новый Год в их компании.

Пока били куранты, Матвей стоял в проеме дверей, ведущих на открытую террасу и курил, глядя в засвеченное сизое небо Москвы. Миллионы людей по всему городу загадывали свои мелкие желания, не догадываясь, что он мог бы исполнить почти любое. У большинства они крутились вокруг денег, причем не слишком больших.

Только его желание не мог исполнить никто, потому и не было смысла его загадывать.

– Снимаем с елки золотые орешки! – захлопала в ладоши Лера. – Внутри для каждого будет новогоднее предсказание! Через год соберемся и узнаем, у кого что исполнилось!

– Весной встретишь человека, чьи глаза отразят твои мечты! – первой зачитала предсказание одна из подруг Леры, поглаживая свой уже внушительный живот. – Ой, я даже знаю, кто это будет!

– Дорога, что начнется с порога, закончится там, где небо пьет море… – хмуро зачитал свое предсказание один из деловых партнеров Матвея. – Что за чушь?

– Я думаю, вас ждет интересное путешествие! – рванула спасать положение Лера.

– Ты сама это писала? – прошипел Матвей, ухватив ее за локоть, когда она пробегала мимо.

– Да нет, попросила нейросеть, – отмахнулась она. – Смотри, что у меня: «Из тишины родится голос и мир замрет, слушая тебя!»

– Точно чушь, – заключил он.

– А у тебя что? – кивнула она на его кулак, в котором невесть когда появился орех.

Первым порывом было выкинуть его, не открывая, но что-то заставило его все-таки стиснуть пальцы сильнее, раскалывая скорлупу.

Золоченые осколки осыпались на снег, который ветер успел намести на открытую террасу.

Однако внутри ничего не оказалось.

– А… где? – удивилась Лера и даже присела на корточки, просеивая осколки в поисках бумажки с предсказанием.

Матвей лишь усмехнулся, стирая с пальцев позолоту.

Пустота.

Мироздание даже не удосужилось соврать для приличия.

Новый год сулил ему то же самое, что и старый.

…если бы он умел толковать знаки, он бы понял, что значило его предсказание.

Только из пустоты рождается новое.

Но почти десять месяцев следующего Матвей провел в уверенности, что его жизнь не изменится уже никогда.

Марта. Первая глава

Молчание в машине становилось все напряженнее.

Вика позвонила глубоко за полночь и позвала покататься.

Для матери двоих детей в начале учебного года, с которой помимо стирки, готовки, уроков и прочих домашних обязанностей никто не снимал рабочие задачи, это было не самое типичное поведение.

Позволить себе покататься в буднюю ночь по городу могла себе я – незамужняя, одинокая воспитательница трех котов и улитки, к тому же на фрилансе.

Но Вика – одна из самых моих близких подруг. Она была со мной в самые черные дни жизни и всегда поднимала трубку, даже если я звонила в три часа ночи только чтобы поскулить от боли. Поэтому я приехала к ее дому, не спрашивая.

Даже если ей просто хочется подышать осенним воздухом и полюбоваться огнями ночной Москвы. Подруги – это самая большая ценность в жизни.

– Останови у магазина, – наконец нарушила она тишину. – Я выскочу ненадолго.

– Пить хочешь? – я протянула ей бутылку колы.

– Нет, сигареты куплю.

– Посмотри в бардачке, там Базиль оставил свой «Житан».

Вообще-то Вика не курила. Но я по-прежнему не задавала вопросов. Захочет – расскажет. Не захочет – пусть молча курит.

В конце концов, сегодня день психического здоровья, а не физического.

Держим кукушечку на месте всеми возможными способами, даже неодобряемыми Минздравом.

Вика выудила из бардачка чудовищно крепкие сигареты, которые мог курить только один человек из всех, мне знакомых, открыла окно и, щелкнув зажигалкой, глубоко затянулась.

А потом вдруг разрыдалась.

Я перепугалась до полусмерти. Вдавила тормоз, включила аварийку и прижалась к ограде набережной, наплевав на запрещающие знаки.

– Вик? Вика? Что случилось?! Что-то с мамой? С мелкими? У тебя рак?

Она мотала головой на каждый мой вопрос, захлебываясь плачем и давясь крепчайшим дымом. Согнулась пополам, выкашливая из себя рыдания. Протянула руку – я вложила в нее бутылку колы, молниеносно отвинтив крышку.

Выпрямилась она совсем другим человеком. Не той спокойной и доброжелательной Викой, которая всегда казалась мне по-настоящему взрослой – в отличие от меня.

Она подняла на меня опухшее заплаканное лицо с размазанной тушью и сдавленно прохрипела:

– Он меня не любит.

– Кто?.. – опешив, спросила я. – Даня? Вы разводитесь?

– Господи, да какой Даня… – тоскливо провыла она, снова сворачиваясь креветкой и утыкаясь в колени лицом. И глухо проговорила: – Матвей.

– К-к-какой Матвей?

У меня похолодели кончики пальцев.

Наверное, у всех к тридцати с лишним уже достаточно жизненного опыта, чтобы в такие моменты жопой… ну, ладно, сердцем чуять, к чему идет дело.

Я уже все поняла, просто не хотела верить.

Даже те женщины, кому повезло выйти замуж за первую любовь, знают этот холодок, пробегающий по позвоночнику. В тот момент, когда тот, кто ближе всех на свете, в очередной раз упоминает одно и то же женское имя. Когда отвлекается в момент разговора, а потом рассеянно просит повторить. Когда шутит совсем новую, несвойственную ему шутку или упоминает новое слово.

Те же, у кого в жизни было больше отношений, этот осенний холодок знают лучше всех.

Он появляется перед тем, как все становится очень плохо.

Когда в черном небе светит полная луна, ветер пахнет горькими травами, а ты ждешь момента, когда услышишь то, что слышать не хочешь.

Это страшно. Даже когда история не о тебе, как сейчас.

– Начальник. Матвей мой начальник… – сказала Вика то, что я ожидала. – Я влюбилась. Намертво. И не знаю, что делать, Марта, просто не знаю!

– Погоди… – севшим голосом сказала я.

Мне тоже хотелось закурить, но я давным-давно обещала себе этого не делать.

Точно не в этой машине.

Я откинула голову, глядя на подсвеченную фонарями желтую листву сквозь панорамный люк на крыше машины и спросила, заранее зная ответ:

– Ты изменяешь мужу?

– Нет… – ответила Вика едва слышно. И меня чуть отпустило. Ненадолго. Потому что она добавила: – Но хочу.

Не скажу, что мне как-то жестоко изменяли.

В основном, была какая-то детская ерунда. Ну, в школе мальчик провожал меня домой, а потом дарил шоколадку другой. Ну, в институте парень признавался в любви, а через месяц уже звал в поход мою подругу.

Ну, замечала у мужика, с которым жила, переписки с якобы коллегами. Почти невинные, в серой зоне морали, просто рабочий флирт, оставляющий легкое ощущение брезгливости.

Такого, чтобы любимого всем сердцем мужчину застукать в постели с другой – нет, не было. Даже если мне кто-то всерьез изменял, они хорошо это скрывали.

Но при этом каждый намек на такой вариант, каждая измена в кино или книге, каждый развод подруг из-за «появилась другая женщина» заставляли меня чувствовать этот осенний холодок по спине и беспомощную слабость в мышцах.

Кстати, всегда изменяли только мужчины. Несмотря на то, что статистика говорит – женщины делают это ненамного реже. Может быть, они просто лучше скрывают? Или считают за измену любую фантазию о другом? Не знаю. Правда, не знаю.

Да и Вика пока мужу не изменила.

Пока.

– Ты хочешь, но не можешь? – уточнила я.

– Да.

– Потому что он тебя не любит?

– Да.

– Так это… может, все не так страшно? – ухватилась я за последнюю надежду. – Я при живых любовниках тоже на корейских айдолов дрочила, это нормально. Красивый он? Начальник? Как его – Матвей?

Вика выкинула в окно бычок от сигареты и тут же подожгла новую, глубоко затягиваясь.

И коротко сообщила:

– Он женат.

– Отлично! Может, хоть у него мозги на месте остались!

– Неа, не остались. – Вика уже перестала плакать, и в ее тоне появилась какая-то отчаянная озлобленность. – Он всех подряд трахает, жена ему не помеха.

Видимо, на моем лице довольно отчетливо отобразился вопрос.

Потому что она бросила на меня быстрый взгляд и уточнила:

– Всех, кроме меня.

– И… что же заставляет его быть столь избирательным?

Я сжала пальцы на руле. Крепко. Еще крепче.

Какой-то хренов абсурд, а не разговор. Еще пара фраз – и я начну ее утешать.

Потому что это возмутительно – мою любимую Вику игнорирует какой-то блядун! Она охренительная, между прочим!

– Он сказал, что я… – сухой смешок и сразу кашель. – Слишком… настоящая для него. Слишком демонстрирую свои чувства. Слишком открыта. А он любит играть. «Иначе в чем смысл адюльтера?» – вот так говорит.

– В чем смысл адюльтера… – повторила я медленно, вновь откидывая голову. – Знаешь, очень хороший вопрос. Очень.

– Он абзац какой умный, – кивнула Вика. – И абзац какой интересный. И абзац какой красивый.

– Господи, нарцисс, что ли? – нахмурилась я.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное. Все красивые мужики немного нарциссы.

– Я в другом смысле. Хотя неважно. Тебе очень повезло, Вик, что он не нашел тебя интересной. Считай, в лотерею выиграла.

– Думаешь? – с сомнением спросила она.

– Уверена. Нарциссы сжирают своих жертв без остатка, поверь мне, без шансов. Я не знаю, почему он решил от тебя отказаться, но…

– Надо просто научиться играть с ним, да? В настоящий адюльтер? Чтобы ему было интересно?

Я резко повернула голову, уловив новые интонации – и ужаснулась.

Только что рядом со мной была убитая, разлетевшаяся на осколки потухшая женщина.

А сейчас у Вики блестели глаза и светилась в полутьме белоснежная кожа обнаженных рук. Словно она намазалась ведьмовским кремом Маргариты.

– Не вздумай! – быстро сказала я. – Ты чего? Вика? Ты хочешь добровольно влезть в это болото?!

– Болото – это то, как я живу! – третий щелчок зажигалки, и терпкий дым потек в салон моей машины. – Семнадцать лет болота. Мне тридцать семь, Марта! У меня было всего трое мужчин, и о первых двух я уже толком ничего не помню.

– У тебя отличный муж.

– Отличный муж, отличные дети, отличный брак… Налаженная рутина, устойчивая карьера, дом – полная чаша… Каждый день одно и то же, каждый день – до конца жизни. Никогда не поцеловать больше красивого мужика, никогда не явиться к нему в пальто на голое тело, никогда не сходить с ума от мужского голоса… Мне скоро сорок, Марта! Конец женской жизни! Я хочу хотя бы еще раз это все ощутить!

Мне казалось, я слышала ее слова сквозь толщу воды.

Не может быть, чтобы моя Вика, моя взрослая разумная Вика, уравновешенная и добрая, говорила это все.

– Слушай… – я помотала головой. – Стоп. Я поняла. Но… может быть, хотя бы не с ним? Если тебе настолько надо отдохнуть от семейной жизни – ну лети в Турцию, трахни там аниматора и забудь.

– Почему не с ним? Он готов поиграть, а мне больше и не надо! Марта! Ты никогда этого не поймешь, ты даже замужем не была! Ты не представляешь, каково это – заставлять себя каждый день хотеть мужика, о котором знаешь все, вплоть до расположения его геморроя!

– Почему не пойму? – я даже не обиделась. У меня была другая цель. – Могу себе представить. И даже могу быть на твоей стороне, когда ты пойдешь налево. Но не с этим!

– Ты просто не видела, какой он…

– Ну покажи.

Вика полезла в карман за телефоном. Ситуация явно зашла слишком далеко, судя по запароленной папке с фотографиями. С очень большим количеством фотографий, которые она листала, стараясь выбрать ту, что докажет право ее безумия на существование.

– Вот, смотри, видос. С совещания. Матвей тут…

Он был хорош.

Непристойно и жестоко красив.

И знал об этом.

Резкие скулы, точеная линия челюсти.

Лицо словно высечено из мрамора равнодушным, холодным резцом бога.

Странного коньячного цвета глаза смотрели сквозь камеру – хотя взгляд был направлен прямо в объектив.

Демонстративно дорогой деловой костюм подчеркивал его отстраненность.

Он осознанно держал дистанцию от всех, кто окружал его на этом видео. Он все делал осознанно. Каждый жест и взгляд были отточенными, словно отрепетированными.

Губы изгибались в снисходительной улыбке, как у человека, который постоянно оценивал окружающих – и находил их недостойными. Звук на видео был выключен, но даже в немой тишине было заметно, как он наслаждается собственным голосом.

– Матвей, значит… – медленно проговорила я.

Он притягивал даже через экран. Притягивал, пугал, загадывал загадку.

Даже меня на секунду повело, хотя я понимала, что все это – ловушка для наивных дур.

«Он всех подряд трахает».

– Матвей Стрельников. Владелец логистической компании «Антей». Характер саркастический, блядский. Женат, – выдохнула Вика, поворачивая экран к себе и затягиваясь сигаретой, не отрывая взгляда от экрана, хотя я уверена, что она пересматривала это видео не меньше сотни раз.

– Хватит! – я отобрала у нее пачку, из которой она вытянула очередную сигарету. – Поехали домой. Выпьешь чаю с ромашкой, примешь ванну, намажешься кремиком и ляжешь спать. Во сне можешь хоть полк солдат трахнуть. А в реальности у тебя прекрасная жизнь, которую я не дам тебе портить.

– Марта…

– Что – Марта? – фыркнула я, включая поворотник и выруливая на дорогу. – Ты ведь мне для этого и позвонила? Чтобы прийти в себя.

– Для этого, – покорно согласилась Вика, закрывая окно.

Но в ее голосе было слишком много сомнений, чтобы я успокоилась.

Марта. Вторая глава

Следующие несколько дней я проверяла, как там Вика, кидая ей контрольные картиночки в чат. Она исправно ржала над тупыми мемами, умилялась котикам, фыркала на возмутительные переписки с сайтов знакомств. То есть, была в целом в норме.

Ну я и расслабилась.

Занималась своими делами – в этот конкретный момент заменяла воду кошкам в фонтанчике. Все три пушистые морды мешались под ногами, изо всех сил заставляя меня споткнуться и разлить воду, а потом поскользнуться и разбить голову. Ну или хотя бы сломать руку.

Но я ловко балансировала у раковины, отпихивала одной ногой Кошку-Мать, плечом отодвигая от струи воды глупую морду мейнкуна Лорда, а оставшимися конечностями старалась спасти лысую Петеньку от попадания в измельчитель отходов.

В такие вот моменты любят звонить в дверь. Или по телефону, представляясь майором ФСБ.

Так что я не удивилась, когда лежащий на кухонном островке телефон включился и пополз к краю, на всю кухню распевая «Олений пенис – мой талисман».

Кинула быстрый взгляд на экран и увидела «Викин Даня». Муж, стало быть. У меня давняя традиция всех мужиков записывать по принадлежности определенной женщине. «Ренатин Рома», «Кошкин Стас», «Рыжий Найк». Как в «Рассказе служанки», только наоборот.

Кстати, правильней было бы «Рыжей Найк», потому что Рыжую мы только так и называли вместо ее дурацкого Галина. Но между правильным и красивым я всегда выбираю красивое.

– Щас! – крикнула я телефону. – Секунду!

И даже успела закрыть воду, но Петенька в этот момент так ловко вывернулась из-под руки, что наоборот – боднула рычажок крана в противоположную сторону, и обжигающий поток ударил в раковину, разлетаясь кипящими брызгами.

– Твоего облезлого дедушку! – рявкнула я, с трудом уворачиваясь от хлещущей воды.

Кошек, разумеется, моментально сдуло из кухни. Их миссия была выполнена – я ошпарила руки, уронила поилку, расплескала литра три воды по полу и напоследок, попытавшись все-таки взять телефон, грохнула его о край каменной раковины.

На моих глазах по экрану расползлась трещина, перечеркивая «Викин Даня» – и телефон замолк ровно в ту секунду, когда я мокрым пальцем ткнула в кнопку ответа.

– Как я вас всех люблю… – пробормотала я, пытаясь перезвонить.

Но абонент внезапно перестал быть абонентом и куда-то уже испарился, оставив в трубке лишь гудки.

– Ладно, хер с вами, – решила я.

Наконец спокойно наполнила поилку, насыпала свежего корма своей террористической банде, нарезала грушу ахатине, которая ее проигнорировала – она предпочитала задумчиво жевать желтый кленовый лист, который я вчера сунула ей в аквариум.

Кошки на кухне не показывались, несмотря на аппетитный запах японского корма, который я уже сама готова была сожрать, так хорошо он выглядел.

На Лорда это было непохоже, но видимо Петенька и Кошка-Мать привязали его как Одиссея к мачте, чтобы он не поддался искушению. В отличие от красивого, но глупого мейнкуна, они понимали, что за выходку с краном прилетит по ушам всем троим.

Я для очистки совести еще раз позвонила Дане, но он снова не ответил.

Пожав плечами я отправилась поливать свой домашний огород.

Растения меня любили – я всегда была из тех, кто мог отщипнуть кусочек листика от убитого фикуса в поликлинике и через год вырастить целое дерево. Но врожденный практицизм и генетическая память предков требовали от меня, чтобы всем растущим на земле можно было прокормиться.

Поэтому на кухне у меня жило лимонное дерево, доросшее почти до потолка. Зимой оно исправно плодоносило и иногда спасало от похода в магазин во время болезни.

И фейхоа – с плодами у него было похуже, но иногда все-таки получалось ободрать мелкие зеленые фейхуевинки и гордо их сожрать.

На подоконнике колосились мини-помидорки. Причем не черри – нет! Похожие на «бычье сердце» толстенькие томаты, просто такие крошечные, что могли бы лежать в игрушечном холодильнике для Барби.

Однажды я на спор вырастила в ведре черную смородину, и она теперь жила в углу кухни и тоже приносила регулярный урожай. Правда я ее не ела, потому что никогда не любила слишком резкий вкус. Зато выглядело красиво.

Разумеется, у меня был полный комплект душистых травок типа базилика, мяты, мелиссы, розмарина и рукколы. Зеленый лук – как память о школьных уроках биологии. Имбирь – он прижился, растаращился в прозрачном контейнере от стенки до стенки и никуда уходить не хотел, несмотря на то, что я отрезала от него кусочки.

Виноград пока не давал плодов, но красиво увивал кухонные шкафы поверху.

Маракуйя тоже, но я закрыла на это глаза ради ее красивых цветов.

В качестве домашней аптечки у меня гостило алое вера. Тоже не сказать, что съедобное, зато приносило пользу.

В общем, огород как огород. Можно было бы заменить смородину на картошку, например. Чисто по приколу. Но я боялась, что мои дурные кошечки нажрутся ее цветочков и сдохнут в муках.

Правда, на огород покушался пока только Лорд, который обычно громогласным мявом заявлял, что сейчас будет жрать рукколу. Подходил к ней, примерялся, делал кусь… И на этот раз орал от возмущения, что почему-то ее вкус не оправдал его ожиданий.

Почему именно руккола раз за разом – понятно. Он не очень умненький, а она ближе всех стоит к краю раковины, откуда он запрыгивал на стол.

Но вот зачем каждый раз орать перед новой попыткой – тут загадка.

Пока я поливала, протирала и общипывала свою зеленую армию, мысль о звонке Дани не выходила у меня из головы. Что могло случиться, что он мне решил позвонить? Обычно мужья моих подруг меня терпеть не могли.

И куда пропал, когда я не ответила?

Я бы забила, если бы не Викины недавние откровения.

Если бы не они, я бы занялась работой, тем более, на почту уже свалились нужные документы. Но сосредоточиться было сложно.

Поэтому я плюнула и написала ей в чат:

«Ты где?»

Была вчера в 19:30 – в заголовке чата.

Это уже неприятно. Но она могла заработаться и не заходить…

«Вика?»

Тишина.

Она часто выключала уведомления, они ее отвлекали. Так что, если Вика вся в работе, ждать ответа можно долго. Но я почему-то волновалась все сильнее.

Так.

Я вздохнула и открыла другой мессенджер, в котором было всего несколько контактов.

Это был наш с подругами тайный способ связи для срочных дел и критических ситуаций.

Мессенджер был запаролен, так что посторонние туда случайно зайти не могли, поэтому некоторые несознательные девы использовали его в том числе для любовных переписок.

«Вика?»

Была 20 минут назад – Онлайн – Печатает…

«Забери меня»

И геолокация.

***

Вечера в октябре уже темные, и мелкий дождь, который то усиливался, то вновь стихал, никак не помогал задаче как можно быстрее долететь на другой конец города, где светилась метка геолокации. Никогда не любила лихачить, особенно в такую погоду, но на скоростном диаметре меня обгоняли те, кто очень торопился на тот свет. Еще и торопили, истерически сигналя.

Синяя точка мигала рядом с бизнес-центром, воткнутым среди жилой застройки как золотой зуб во рту цыгана. Сверкающий небоскреб выше облаков – а вокруг серые девятиэтажки, гаражи, узкие дворы, мелкие магазинчики с ободранными вывесками.

Я сначала направилась именно к высотке, но заметила, что по гео нужное место немного в стороне. Пришлось сворачивать во дворы и искать точку там. Поставив машину ровно в центре мигающего кружка, я вышла под дождь и растерянно огляделась.

Во дворе мокли под дождем детские горки, качели и лавочки, сквозь поредевшую листву кустов просматривался палисадник под окнами пятиэтажки. Непонятно было, где искать Вику. Может быть, она в одной из припаркованных машин.

Но когда я сделала несколько шагов к стоянке, меня окликнул знакомый голос:

– Марта!

Вот чего я не ожидала – так это увидеть Вику в изумительном черном шелковом платье, на каблуках и… выходящую из-за мусорных баков. Она там пряталась? От кого?

С тех пор, как после родов она набрала десять килограмм, которые упорно считала лишними, платья она носить перестала. Джинсы, оверсайз свитера, рубашки поверх футболок и неизменные кроссовки.

Я не одобряла ее самогрызню на тему «я толстая», но одобряла одежду. Только часто приходилось уговаривать ее купить себе «лишние» осенние ботинки. Она упорно считала, что одной пары обуви на сезон ей хватит, а красиво начнет одеваться, когда похудеет до мифического «идеального» веса.

Ну, блин, ладно джинсы, а обувь-то чем провинилась? С нее что – кроссовки начнут спадать, если на десять кило похудеть?

Платье, туфли, остатки явно сложного макияжа, стекающего по лицу – и дурацкая сумочка на длинном ремешке, которую она за собой тащила, как дохлую крысу на веревочке.

– Садись быстро в машину! – рявкнула я, затаскивая ее в салон. – Что, блин, случилось? Вика!

Ее лицо блестело от дождя и слез, под глазами проступили черные тени, зато губы казались сухими и лихорадочно горячими. Она попыталась мне что-то ответить, но сорванного дыхания не хватило.

– Так… – сказала я, чувствуя, что у меня самой начинают дрожать руки. – Так. Сначала скажи – ты физически цела?

– Да, – кивнула она.

– Уже хорошо. Теперь уточняем. Это Матвей?

– Да, – снова кивнула Вика.

– Тихо! – скомандовала я, заметив, что ее лицо сморщивается в уродливую маску. – Не реви. Сигарету? Воды?

– Нет…

– Тогда рассказывай, что натворила. Сомневаюсь, что он сам за тобой бегал.

– Он сам! – взвилась Вика мгновенно, и на бледных щеках вспыхнул нездоровый румянец. – Это не я!

– Что он делал?

– Хвалил. За работу.

– Поэтому ты стала ходить на работу в платье?

– Он сказал, что… – она сглотнула. – У меня длинные ноги, мне пошло бы.

– И ты тут же побежала покупать новое платье и туфли, я правильно понимаю?

– Мне все равно нужно для корпоратива.

– А накраситься ты решила, потому что к платью подходит?

– Да!

– И что он сказал, когда тебя увидел?

– Что я очень красивая. И мне надо бы запретить так выглядеть, чтобы не отвлекать коллег от работы, но мое платье укладывается в дресс-код…

– Чудесно. Вика, сколько тебе лет?

– Тридцать восемь, – послушно отчиталась она.

– И в свои тридцать восемь ты повелась на эту пургу? – скривилась я.

– Нет, но…

– Но?

– Он мне писал вечерами… Ничего такого! – поспешно воскликнула она, увидев, что я открываю рот. – Я даже Дане показывала наш чат – как меня ценят на работе.

– Желал спокойной ночи?

– И доброго утра.

– Вика… – я прикрыла глаза.

– А сегодня… – ее голос снова усох, съежился, как сухой осенний лист. – Он позвал к себе в кабинет. Сказал, что платье обалденное, отчеты безупречные и я достойна премии.

– И дал? – фыркнула я.

– Что? – испуганно уточнила Вика.

– Премию!

– Нет… просто.

– Просто сказал, ага.

– Он коньяка мне налил. Хорошего. Сказал, что мне надо расслабиться. Сказал, что я особенная. Яркая, искренняя. Теплая. Сказал, что завидует моему мужу – такая жена редкость.

– И голос трагически дрогнул? – скривилась я.

– Я подумала… – Вика царапнула скрюченными пальцами крышку бардачка, я помогла его открыть и достать почти пустую пачку «Житана». – Подумала, что ты ошибаешься. Он нормальный. Просто… У него знаешь, какая жена? Она пару раз в офис приезжала. На Викторию Бэкхем похожа. Такая стервозина в дорогих шмотках. В ботфортах, в чулках, элегантная, но прям по лицу видно, что сука. Он, наверное, и правда устал от нее… такой.

– И выбрал тебя.

– Марта!

– Молчу. Рассказывай, что там у него в кабинете было. Там, небось, диван для таких случаев?

Вика достала из смятой пачки сигарету и зажигалку. Я ткнула кнопку открывания люка. Холодная морось посыпалась на нас, заставляя поежиться от холода.

– Нет, – качнула она головой, выпуская тяжелый густой дым вверх, к люку. – Дивана нет. Там вообще стеклянные стены, только матовые такие. Не видно ничего, только силуэты. Он ко мне подошел и наклонился. Близко. У него такие глаза красивые. И губы. И пахнет…