Текст книги "Затерянная земля (Сборник)"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Соавторы: Чарльз Робертс,Кристофер Брисбен,Иоганнес Иенсен,Карл Глоух
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 38 страниц)
Гак-ю-маки верят, что лед, окружающий их землю, простирается во все стороны на бесконечное пространство. Для них других земель и людей не существует.
Ни одного обрывка устных преданий не сохранилось у них от прошлых тысячелетий, когда люди в ледниковый период были изгнаны наступающими льдами с равнин Европы, Сибири и Северной Америки в Гренландию и отделены потом от них непроходимой ледяной пустыней.
Природа заперла здесь часть первобытного человечества. Это была ловушка, которая захлопнулась в подходящий момент. И в этой ловушке жили обломки старого человечества жизнью зверей, в постоянной борьбе с суровыми стихиями. Тип их не изменился нисколько, культура ничуть не продвинулась вперед. Это случилось потому, что теми же самыми оставались природные условия. А между тем там, извне, далеко за туманами, льдами и снегами, человечество не стояло на месте. Разум совершенствовался, мозг интенсивно работал и развивался.
И если троглодиты не имели даже понятия о людях двадцатого века, словно они жили на другой планете, то и современный человек также не знал о своих словно заживо погребенных предках, о древней расе, которая медленно оканчивает свое существование, и ускорению гибели которой, против своей воли, содействовали мы, пришельцы.
Нет сомнения, что число троглодитов убывает. Орды постепенно уменьшаются с течением столетий.
Несмотря на то, что сотни заразных болезней, тиранящих цивилизованное человечество, не решились перейти за северный полярный круг и материковые льды, кажется, что племя гак-ю-маков близится к неизбежному вымиранию.
Их судьба свершится просто. Они исчезнут, как исчезли когда-то орды, жившие на Мораве или Дордоньи, исчезнут, запоздав на несколько тысячелетий, что слишком незначительно в течении времен.
Итак, кругом Каманака – катомакунак – ледник. И этот-то «катомакунак» мешает белым «мо-гакам», чужеземцам, уйти туда, откуда они пришли. А с каким удовольствием они выбрались бы отсюда! Да, мо-гаки, хотя и одаренные такой чудесной силой, напрасно стараются придумать, как побороть эту преграду.
Теперь они свободны, и все же в тюрьме, где их держат на этот раз не гак-ю-маки, а заколдованный Каманак.
– Что ж, – сказал я, когда мы разговаривали об этом, – не будет ли лучше попросить помощи? Попытаемся дать о себе весть внешнему миру и вызвать спасательную экспедицию! К сожалению, у нас нет таких приспособлений, как беспроволочный телеграф.
– Ну, поймаем ворона, – вмешался с иронией Фелисьен.
– Конечно, так и сделаем, – сказал с укором Снеедорф.
– Хорошо, хорошо. Но лишь по чистой случайности попадет наша записка в надлежащие руки. Если же бросить бутылку в озеро, она разобьется или будет выброшена на пустом берегу. Найдут ее эскимосы, которые годами не видят белых людей. А ворон? Задушит его снежный сокол, вашего ворона, и я думаю, что несколько лет может пройти, прежде чем явится ваша спасательная экспедиция!
– Несколько лет! – сказала, вздохнув, Надежда.
– К этому времени мы превратимся в настоящих троглодитов. Мы будем есть сырые желудки животных вместе с их содержимым. Брр! – съязвил Фелисьен.
– Годы, много лет! – повторила девушка.
Тон ее голоса подействовал на безжалостного Фелисьена.
– Есть еще одно средство! Мы до сих пор не видели от него даже щепки. Я сомневаюсь, чтобы троглодиты не нашли обломков, если только…
– Что «если только»?
– Если сам аппарат не улетел, друзья, – добавил с грустью Фелисьен.
Как видно, Фелисьен Боанэ все еще не отказался от воздушного путешествия. Он мечтал о нем. Носился с ним и постоянно расспрашивал Каму, свою доверенную.
Но в результате подтвердилось лишь то, что мы давно предполагали: кучка гак-ю-маков в один прекрасный день нашла воздухоплавателя на берегу озера. Он не защищался и не обнаруживал ни малейшего страха. Инстинктом диких они поняли, что этот белый чужеземец помешан. Они поместили его в теплой пещере и кормили целую зиму.
По всей вероятности, бывший профессор физики оставил аппарат и, будучи поражен болезнью, забыл обо всем. Всякое воспоминание о прежней жизни улетучилось из его памяти. Но мы надеялись, что в то время у него еще бывали кое-какие проблески сознания.
Во время таких просветлений он и производил свои географические измерения; в это же время послал он и свои отрывочные, сбивчивые известия.
Но можем ли мы рассчитывать на подобные моменты просветления, чтобы использовать их? Я сильно сомневался в этом. Болезнь явно прогрессировала.
– И если бы, – продолжал Фелисьен, – если бы только одному человеку можно было лететь на аэроплане, я бы на это решился.
Целыми часами он упорно смотрел на Алексея Платоновича. Он обращался с ним, как с ребенком, которого мы уговариваем отдать любимую игрушку. И хотя Надежда, как только могла, помогала в этом Фелисьену, результатов, тем не менее, не было достигнуто никаких.
Тем временем гак-ю-маки перестали снабжать нас провизией, и мы должны были сами доставать себе нужное пропитание. В нашей компании были хорошие охотники, зверя было изобилие, в оружии у нас недостатка не было.
К удивлению нашему, гак-ю-маки молча вернули нам все принадлежащие нам вещи, кроме тех, какие остались в пещере их патриарха. Дикари нашли также у подножия ледника Снеедорфа разные обломки и обнаружили наш склад в предгорье.
Все эти печальные остатки нашего прекрасного дорожного снаряжения они заботливо принесли в Катмаяк. Все, кроме саней, которые, видимо, были оставлены дикарями на месте и, как мы потом убедились, были растоптаны стадом носорогов. Вещи эти не имели для равнодушных троглодитов никакого значения. Металлов и их применения они не знали. Вдобавок они гнушались всеми найденными вещами. Даже Фелисьен не мог заставить Каму съесть шоколад или сухарь.
Фелисьен и я страстно набросились на ружья и патроны: нам хотелось испробовать охотничье счастье.
Мне было любопытно видеть, как подействует на дикарей стрельба из ружей. Но, к нашему удивлению, они выслушали выстрелы спокойно, даже с удовольствием, как бы прислушиваясь к удару грома.
Больший эффект произвели спички: чужеземцы сумели вызвать благодатный огонь – гакмачо – чирканьем не заслуживающих внимания палочек!
Окрестности Катмаяка кишели снежными куропатками. Волки же иногда приходили к самому отверстию пещеры и хватали полуобглоданные кости. То там, то здесь были видны следы либо медведя либо оленей.
Каму утверждала, что в это время все олени на севере, за озером. Мы часто видим следы эласмотериев, а по временам и целые тропы, выбитые этими толстокожими. Тропы неизменно заканчивались у одного из многочисленных болот.
По-видимому, носороги, мучимые тучами комаров, забиравшихся в теплые полуденные часы в глаза и уши, валялись в нагретой грязи, либо купались.
Нам нежелательно было встречаться с существами, исполненными такой злобы, и мы испытывали неприятное чувство, когда приходилось идти через густые заросли, где видны были борозды изломанных и вырванных с корнем кустов и ветвей.
Мы охотились, заботясь о запасах для великолепного жаркого, и троглодиты смотрели на это, как на самую обыденную вещь. Каждый охотится своим способом. Удивление свойственно только цивилизованному человеку.
Однажды прибежал ко мне Фелисьен очень бледный и серьезный и рассказал следующее.
С утра он отправился, как обычно, на охоту. Ходил долго и безрезультатно, выслеживая какой-нибудь жирный кусок. Он шел по определенному следу, который привел его на опушку редкого кедрового леса. Внезапное движение в чаще обратило на себя его внимание. Он пригнулся, спрятался и выглянул из-за прикрытия.
Оказалось, что это Каму усердно собирала бруснику, не предполагая, что за ней наблюдают.
Фелисьен некоторое время следовал за ней и только хотел выскочить, чтобы шутя напугать ее, как напротив него раскрылась чаща, и появилась фигура молодого гак-ю-мака из Восточной Орды, горящие глаза которого с хищной жадностью были устремлены на ничего не подозревающую девушку.
Фелисьен, предвидя недоброе, остался за прикрытием и затаил дыхание. Он увидел, как осторожно подкрадывался троглодит, сжимая в руке тяжелую дубинку. Двумя тихими, хищными скачками очутился дикарь около девушки и замахнулся…
Но Каму в последний момент почувствовала что-то неладное позади себя. С быстротой молнии, она оглянулась, пронзительно вскрикнула и отскочила. Гак-ю-мак схватил ее за руку и снова замахнулся. Она кусалась, кричала, била его кулаками, царапалась.
Фелисьен понял, что разыгрывается здесь. Это был один из многочисленных женихов, и, если ему удастся оглушить девушку, он унесет ее, как законную добычу.
Не колеблясь, Фелисьен выскочил с боевым криком. Гак-ю-мак обернулся; рука с дубинкой у него опустилась. Оба мужчины: человек неандертальский и человек двадцатого столетия стояли, глядя друг на друга горящими глазами.
Затем дубина закрутилась над головой Фелисьена. Француз отбил удар взмахом ружейного приклада и сам нанес страшный удар. Гак-ю-мак взвыл, выпустил девушку и свалился.
Фелисьен Боанэ, тяжело дыша, с минуту тупо смотрел на него. Потом обернулся к девушке. Каму смотрела на Фелисьена с выражением покорной боязни. Вдруг она упала на землю у его ног, и осталась неподвижно лежать лицом во мху.
В смущении он поднял ее, поглядел на лежавшего врага и, увидев, что тот только оглушен, ушел. Каму послушно пошла за ним.
С этого времени она постоянно следовала за Фелисьеном. Вечером, чего никогда перед этим не делала, она пришла в нашу пещеру и приготовила свою постель вблизи ложа Фелисьена. Исключительно только ему приносила она теперь лесные плоды. Только ему готовила меха. Короче, Каму принадлежала теперь Фелисьену; по обычаю страны она стала его женой. Он победил в бою соперника, и она принадлежала победителю. Это был один из законов Каманака, и никто не решался его нарушить.
XXIXОдин мрачный подросток по приказанию Каму поймал для нас трех больших воронов. Записки мы укрепили со всевозможным старанием. Сколько надежд возлагали мы на этих злобных птиц, когда они полетели. Но разочарование наше было огромно. Они улетели на север!
Мне кажется достоверным, что застреленный у Амераликфиорда ворон был загнан туда из Каманака вихрем и против воли. Могли ли мы рассчитывать на подобную случайность? Но и вреда от этой попытки не будет, что бы ни случилось!
Больше успеха обещает другой план. Для осуществления его мы предприняли несколько систематических экскурсий по берегам озера Надежды.
Гак-ю-маки не знают лодок. Они не умеют, как я убедился, плавать вообще, и если им необходимо переправиться через воду, делают это с неохотой и страхом.
Был в восточной части озера, между голыми холмами, небольшой залив. Берег здесь уходил в глубину отвесно, и черная вода лежала неподвижно, как темное масло.
Мы, может быть, прошли бы мимо залива, но именно в тот момент, когда уже миновали его, вращение воды на поверхности стало заметно. Мы ждали, что будет дальше.
Водоворот становился все сильней и сильней и захватывал все большую окружность. Центр его опускался все ниже, образуя воронку, и волны на краях его шумели белой пеной. Наконец, центр углубился настолько, что образовалась черная узкая дыра. Оттуда слышались хрипение, чмоканье, храп, как будто воздух втягивался самой утробой земли, и от этих чудовищных звуков, разлетавшихся по печальным и тихим окрестностям озера, мороз пробегал по коже.
Это явление длилось около часа. Потом водоворот стал ослабевать, вращение прекратилось. Но заметно было, что уровень воды понизился на несколько миллиметров. Явление повторялось с трехчасовыми паузами.
Здесь, следовательно, и был подземный сток озера. Сотни и сотни миль пробегает отсюда вода тайными подземными путями.
Тотчас же мы порешили воспользоваться этим удивительным явлением, как пневматической почтой.
Мы выбрали надежную консервную коробку, вложили в нее бумагу с подробной информацией о нашем положении, герметически закрыли ее и отправились к заливу с нашей патентованной складной лодкой и длинной веревкой.
Когда мы спустили на воду челнок, я вошел в него и оттолкнулся. Легкими ударами пары весел я удалялся от берега. Водоворот начал действовать с магической точностью. Мои друзья на берегу медленно отпускали веревку. Я уже видел перед собою движущуюся поверхность воды.
Вследствие оптического обмана мне показалось, что меня несет в противоположном направлении с бешеной быстротой.
В эту минуту водоворот достиг своей наибольшей быстроты вращения; послышалось хрипение; некогда было размышлять. Выпрямившись, я изо всей силы бросил коробку в водоворот. Тотчас после этого меня потянули к берегу. С бесконечным облегчением поспешил я вместе с другими на вершину холма.
Мы следили за блестящим предметом, как он, бешено кружась, приблизился к жерлу и среди хрипения, писка и рева был молниеносно втянут в пучину.
Молча мы возвращались домой. Алексей Платонович, которого мы нарочно взяли с собой, проявлял полное равнодушие к нашей затее. Никаких воспоминаний о том, что когда-то он проделал то же самое, не осталось в его ослабевшем мозгу.
В этот день наше задумчивое настроение уже не прояснялось; каждый был занят своими невеселыми мыслями.
В следующие дни, пока Фелисьен бродил с Каму по лесам, мы лихорадочно отдались серьезному делу под управлением Снеедорфа.
Исследователь приводил в действие все научные приборы, возвращенные нам гак-ю-маками. Барометрическая и магнитная обсерватории, поставленные на подходящем месте у озера, работали безукоризненно. Угловые измерения мы производили со всей тщательностью, и тут необходимо воздать честь Надежде, ставшей для нас незаменимой помощницей. Я начал составлять геологическую коллекцию, больше по привычке, так как было очень сомнительно, что мне когда-нибудь удастся увидеть ее в залах музея.
Но если мы вернемся, наше пребывание в этом поразительном затерянном мире принесет пользу науке. А в альбоме Фелисьена будет заключаться обильный и ценный этнографический материал.
Одновременно с этой деятельностью мы развивали и другую. Мы решили не полагаться на помощь извне и готовились, как могли, к смелой экспедиции к берегу океана через льды Гренландии. Мы собирали в нашей пещере пищевые запасы, меховую одежду; лыжи были уже готовы.
Необходимый запас горючего материала – жира, – мы добывали из одного богатого жиром сорта озерной рыбы. Олений пеммикан сушился на длинных перекладинах.
Если не удастся закончить приготовления к осени, мы должны будем перезимовать в Каманаке, так как на высоте материкового льда зимой царят невозможные условия.
XXXНаши приготовления к путешествию были прерваны совсем неожиданно. В Каманаке наступило большое движение, троглодиты стали проявлять необычную деятельность. Выяснилось, что орде пришло время оставить Большую Пещеру, чтобы идти на север. Наступал период Большой Охоты.
Дикари должны запасаться на зиму шкурами, и как раз теперь кожа оленят наиболее удобна для обработки. В это же время гак-ю-маки делают запасы сушеного мяса на зимний период.
Мы совсем не думали принимать участия в этой охоте, но Каму объяснила нам, что на это время никто не смеет оставаться в Каманаке. Таков закон.
Старые и больные, неспособные к походу, спокойно устраняются тем простым способом, о котором я уже говорил.
Мы могли бы это время жить в палатке под открытым небом, но гак-ю-маки решительно дали нам понять, что мы должны идти с ними. Мы не хотели восстанавливать против себя племя и поэтому согласились.
Наше путешествие, таким образом, откладывалось до будущей весны. Зима запрет нас в Каманаке. Но тем с большим вниманием закончим мы приготовления, и кто знает, не встретимся ли мы весной с какой-нибудь спасательной экспедицией, вызванной нашими сообщениями.
На Большой Охоте нам предоставится возможность исследовать северную часть страны. Фелисьен на этот раз не возражал против общего решения. Итак, мы с покорностью судьбе готовились к Большой Охоте.
За два дня до выступления в поход мы увидели, что все женщины, дети и подростки по данному приказу молча оставили свои пещеры. Волосатые охотники собрались в центральной пещере. Пришла Каму и увела Надежду. Мы, мужчины, могли оставаться.
Троглодиты были в полном вооружении и торжественно разрисовали себя охристой глиной, начертив на груди и плечах целую систему коротких и длинных параллельных линий. Когда же самый старый охотник – отец нашей Каму – убедился, что все налицо, мы отправились внутрь скалы. Коридоры показались мне знакомыми, угадали их и остальные. По ним всех нас, кроме Надежды, таскали в темную пещеру патриарха.
Когда мы вошли, огонь блестел голубоватым светом, и неопределенный силуэт, подобный фантому, выдавал присутствие неподвижного старика.
Мы сели на землю вокруг него, держа наготове свое оружие. Сидели мы так в тяжелом молчании долгое, бесконечно долгое время, не делая ни малейшего движения, в полной, непроглядной, чуть не в кромешной тьме, так как огонь скоро был погашен. Слышно было только прерывистое дыхание троглодитов.
Сначала несмелое, потом все усиливающееся рыдание вырвалось из темной пещеры, из какого-то затерявшегося изогнутого коридора или расселины. Оно пробиралось к нам потихоньку, как чудовище; с хрипением завыло, как умирающий зверь, и затихло.
Я чувствовал, как Фелисьен, рядом со мной дрожал от волнения. Сам я был так же сильно взволнован. Звук этот неизгладимо врезался мне в память, но он был так своеобразен, что я не в состоянии описать его. Я убежден, что это было завывание скрытого в глубине скалы потока.
В этот момент один из гак-ю-маков высек огонь. Как только трут воспламенился, все мы ударили, согласно предписанию, кулаком о землю. Небольшой огонек вступил в отчаянную борьбу с тяжелым мраком, который, казалось, наваливался на него из всех углов пещеры.
Тут патриарх, сидевший в середине, начал бормотать. Он ворчал как росомаха, ревел как медведь, издавал звуки ревущего оленя.
Троглодиты слушали с оскаленными зубами, устремив на огонь свои взоры. Они отвечали еще более громким ворчанием. Но вдруг сразу затихли, и кто-то, трудно различимый в полумраке, встал и что-то бросил в огонь, – скорее всего, это был жир.
Заискрился, затрещал, дымно запылал костер; вспыхнуло яркое пламя и озарило таинство пещеры. Всюду на стенах появились большие изображения зверей. Были здесь мамонты, олени, дикие лошади. Картины были вырезаны на стенах твердым инструментом и обведены черной краской и охрой. Они отличались той же живостью, которая является характерной чертой произведений палеолитических охотников.
Но вот кто-то набросил на огонь мокрую кожу. Картины исчезли; тьма поглотила их. Остался лишь тлеющий огонек. Мы встали и в том же порядке вышли из «Пещеры Образов».
Я догадываюсь, что гак-ю-маки приписывали этому примитивному обряду какое-то магическое влияние на результаты предстоящего похода. На стенах нарисована лишь та дичь, на которую они охотятся. Ни одного хищника. И пещера есть строгое табу – святыня, место, куда имеют доступ только взрослые охотники.
После этого входы в Катмаяк были завалены камнями и заложены стволами деревьев, чтобы не вздумалось там поселиться медведям и росомахам.
Одноглазый троглодит остался в «Пещере Образов» в одиночестве, в темноте и гробовой тишине, с пищевыми запасами, положенными около него на расстоянии вытянутой руки.
Мы выступили в путь неприятным, сумрачным днем. Гак-ю-маки шествовали, вооруженные запасами копий, стрел и молотков. Их жены тащились, как вьючные лошади, с визжащими ребятишками, с шестами для палаток, с голышами для пращей и остальной утварью.
У нас было оружие, запас патронов, палатка и складной челнок. Несчастный Эква прямо-таки исчез под горой багажа.
Орда направилась к востоку вдоль берега озера. Мы снова увидели султан пара над розовыми террасами и услышали шипение и свист гейзера. Через два часа после этого мы достигли пустынной, однообразной местности.
Край был слегка волнист и покрыт сухим ковром лишайников. Ни одного кустика не было видно на обширном пространстве. По левую сторону уходила вдаль черная линия озерных вод. Конус Катмаяка начал заволакиваться туманами южного горизонта и вдруг пропал.
В этом бедном краю животные были чрезвычайной редкостью. Только дважды видели мы вдали оленьи стада. Но снежные совы да пеструшки появлялись все чаще и чаще. В некоторых местах маленькие грызуны изрыли вокруг всю почву своими норами.
Их было множество, они наблюдали за нами, стоя на задних лапках у входа в норы, толстые, откормленные. И хотя снежные совы то и дело хватали их, казалось, что их число не убывает. Каждое мгновение у нас проваливалась под ногами почва.
Женщины убили множество этих зверьков, доставивших орде желанное и приятное разнообразие пищи.
Мы разбили лагерь под открытым небом. Было полное отсутствие ветра, и мы даже не поставили палатку.
После двенадцатичасового отдыха орда пустилась в дальнейший путь. Молодые охотники временами уходили в сторону и возвращались с какой-нибудь добычей.
На третий день мы увидели на севере столб дыма. Гак-ю-маки внимательно рассматривали его. Это был сигнал.
И наши люди тотчас же развели огонь и покрыли его слоем сухого лишайника, отчего образовался густой, высоко поднявшийся вверх столб дыма.
Через полчаса после этого прибыл к нам маленький троглодит, принадлежавший к Восточной Орде; за поясом у него торчал дротик. Он пробыл у нас некоторое время, сидя у огня и обгладывая окровавленную кость. Оглядев нас без особого любопытства, он ушел.
Восточная орда шла почти на одной высоте с нами, так что мы могли видеть дым ее костров, но орды держались особняком.
Мы перешли через несколько речек и ручьев и пересекли несколько болот. Наконец, достигли северной оконечности озера Надежды.
Последующими походами и измерениями мы установили, что этот водоем имеет величину Боденского озера в Швейцарии и что он расположен в виде неправильного серпа, тупые рога которого обращены на запад.
Озерные воды кишат рыбой. Прежде всего, тут водятся крупные форели с удивительно вкусным мясом, окуни с большими плавниками, а также один вид странных, похожих на щуку рыб бархатисто-бурого цвета, без чешуи, с глазами меньше макового зерна. Но и эти глаза затянуты перепонкой, так что вначале мы думали, что эти существа вообще обходятся без органа зрения. Эти рыбы живут в темных подземных коридорах и лишь иногда выплывают на поверхность.
На севере озеро окаймляется узким плоским поясом травянистой земли. Непосредственно за травянистым поясом сразу и отвесно поднимается каменная стена, изборожденная глубокими ущельями.
Мы не остановились на берегу озера, но приготовились подниматься вверх по одному из ущелий. Плато, на которое мы должны были взойти, было плоским и ровным и располагалось на высоте около восьмидесяти метров.
