355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артур Беккер » Дядя Джимми, индейцы и я » Текст книги (страница 5)
Дядя Джимми, индейцы и я
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 21:55

Текст книги "Дядя Джимми, индейцы и я"


Автор книги: Артур Беккер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Но, шеф, ты только посмотри! Я же пострадал! А кроме того, в заведении не протолкнуться с тех пор, как я разбил русских в пух и прах со всей их чудо-технгасой! А беременные невесты?! Что же им, к цыганкам бежать, которые их только обчистят? При мне все находятся в приподнятом настроении. Я же не говорю ничего, кроме правды, как и полагается профессиональному ясновидящему, а дети-уроды в наше время не редкость! Рождаются и с двумя головами, и ещё хрен знает что!

Гржибовский был непоколебим и продолжил свою проповедь:

– Не перебивайте меня, мистер Коронко, когда я отдаю вам распоряжения!

– Так точно! – гаркнул Джимми.

– Итак! Во-вторых: за весь ущерб, нанесённый имуществу в результате драки, ответите персонально вы! А теперь, – он глубоко вздохнул, – я зачитываю список…

– Какой ещё список? – насторожился мой дядя.

– Не перебивайте меня! – закричал Гржибовский.

– Так точно! Так точно! Так точно!

– Итак! Следующие предметы были повреждены или окончательно сломаны: восемь стульев, три стола, два абажура и картина с изображением нашего Папы Римского!

– А святой отец чего забыл на этой дискотеке? – удивился Джимми.

– Да вы кощунник! Что вы себе позволяете! – вскричал Гржибовский. – Мой клуб – это вам не какая-нибудь дешёвая забегаловка, а ресторан в три звезды!

– Безусловно! По крайней мере две из этих звёзд я своими глазами видел каждый вечер, когда…

– Молчать!

– Так точно!

– Итак! Теперь посуда! В моём списке указаны следующие потери фарфоровой и стеклянной посуды: четыре блюда с теплосберегающей крышкой, пять супниц, тридцать тарелок, пятнадцать чашек, пятьдесят семь стаканов всех видов и одна бесценная ваза династии Мин!

– А это ещё что за предмет? – заинтересовался Джимми. – Не тот ли это маленький зелёненький ночной горшок, который стоял в витрине?

Гора наших долгов составила в общей сложности около четырёх тысяч долларов. К этому нужно было присовокупить один из наших мониторов и микрофон, погубленные во время потасовки. Поскольку у нас не было никаких сбережений, нам пришлось выступать в «Принцессе Манор» бесплатно почти два месяца.

– А я-то думал, в Америке уже отменили рабовладение, – сказал дядя. – Но зато теперь я понимаю, почему негры и узкоглазые так ненавидят белого человека! Думаю, мне тоже нужно сменить цвет кожи.

На те восемьсот долларов, которые я зарабатывал в «Тако Белл», было не разгуляться.

Нам срочно нужно было найти новую работу, но мы даже не знали, с какой стороны браться за эту задачу. Теперь мы оба поняли, как много хорошего делала для нас Агнес. Ей всегда приходила в голову какая-нибудь спасительная идея. В этом была её сильная сторона Она умела разговаривать с людьми. Мы же не обладали её бесценными качествами: прямотой, соединённой с бесхитростным дружелюбием.

В сентябре Агнес сдала государственный экзамен для иммигрантов и сразу же устроила мне сцену:

– Ты набитый дурак, Теофил! – сказала она. – Как можно быть настолько слепым? Ты безглазый, как кость! Коронржеч – наша могила! Если бы ты меня действительно любил, мы бы уже давно от него съехали!

– Аги! Я обещаю тебе это! Самое позднее, на следующей неделе у тебя будет своя квартира!

– Ах! Ты уже весь изоврался, как и твой дядя!

Через две недели она со своим канадским паспортом уехала в Калгари, где ей дали стипендию от фонда, поддерживающего одарённую молодёжь. Она начала изучать медицину и влюбилась в одного из своих репетиторов.

На Рождество она прислала нам документы на развод, а в прощальном письме не скупилась на похвалы в адрес своего нового друга: Стэнли Кокс, аспирант, у которого впереди блестящая карьера преуспевающего врача.

– Не верь ты всем этим сказкам! – сказал мой дядя. – Наверняка она крутит роман с аптекарем! Этот тип продаёт наркотики и тайком нюхает обувной клей, как наш сапожник Затопец из Ротфлиса, – при таком раскладе я с удовольствием дам ей развод!

7

Я тешил себя надеждой, что Агнес однажды вернётся ко мне. Эта вера долгое время была единственной поддержкой в моей тоске.

Но Джимми не имел ко мне никакого сострадания. Он вырвал из своего блокнота для заметок листок и сказал:

– Вот лекарство для влюблённых слабаков.

И велел мне хотя бы раз в день читать его сентенцию.

На листке было написано: «Есть два сорта мужчин – одни гоняются за юбками, другие – за выпивкой, Ну да. И ещё есть один промежуточный тип – подкаблучники, вот они-то хуже всех. Но у всех троих есть нечто общее: к концу всё равно все становятся слабоумными».

– Супер, Джимми! – сказал я. – Спасибо тебе! Я уже чувствую себя гораздо лучше!

В первый день Рождества я навёл порядок в платяном шкафу и выбросил всё лишнее. Агнес забыла у меня несколько трусиков и летнее платье с маками. Забыла? Я убеждал себя, что она оставила эти вещи умышленно, чтобы наказать меня – за мою неспособность принимать решения?

Мне казалось, я так и слышу её голос: «Смотри, Теофил, ты как вампир, ты высосал моё сердце, больше я не люблю тебя, но пусть у тебя останется кое-что от меня: маки, чтобы они всегда напоминали тебе о нашем лете в Ротфлисе!»

Я упаковал все её трусики и летнее платье и отослал в Калгари, не приложив даже записки.

Я привёл в порядок и свои собственные вещи. Рассортировал майки и рубашки, выбросил половину в мусоропровод, не сделав исключения даже для Фрэнка Заппы. В дикой решимости я учинил над своей музыкой короткую расправу: пластинки и электрогитару я засунул под кровать.

Я остригся, я сходил в парикмахерскую дважды. После второго посещения я был обрит наголо. Мой дядя испугался до смерти, когда я пришёл домой и он увидел меня в дверях:

– Что это с тобой? На голове ничего, а в голове и того меньше! – сказал он. – С таким уголовником я бы не решился показаться на людях, особенно в польском клубе! Наши поклонники попрячутся под столы, когда тебя увидят! Ты убийца!

– Но ведь у нас больше нет никаких поклонников, Джимми!

Он сказал только:

– Все звёзды переживают тяжёлые времена, но потом у многих в кармане начинают звенеть монеты! Ты ведь слышал про комбэк?

Мы могли записать себе в заслуги только две удачи, и одна из них случилась примерно через неделю после прощального письма Агнес. Я выдержал государственный экзамен и очень быстро получил канадский паспорт – так легко, как будто речь шла о каком-нибудь пустяке. Я спрашивал себя: куда же подевались три года ожидания и надежд? Впервые в жизни я был очень горд собой, потому что наконец хоть чеш-то добился, – ведь это было кое-что! Значит, я не такой уж тупой, как я сам о себе думал и как думала обо мне, может быть, все наши общие годы Агнес, моя жирафка из Ротфлиса.

На рождественской вечеринке в «Принцессе Манор» мой дядя нарушил предписанное нам молчание. Он сказал, что хотел бы поделиться с присутствующими своей радостью, имеющей для него большое значение.

– Дамы и господа! – сказал он. – Я выиграл в рождественскую лотерею!

Гржибовский, который после памятной драки придирчиво контролировал все наши выступления, отнёсся к высказыванию дяди спокойно. Он подошёл к сцене и взял микрофон:

– Мистер Коронко, скажите же нам, пожалуйста, что вы выиграли? Неужто пылесос?

Джимми коротко сыграл на синтезаторе счастливое та-та-та-там и сказал:

– Шеф! Я больше не поляк! Я выиграл национальность! Наше правительство в Оттаве приняло меня!

Гржибовский позволил моему дяде высказаться. Я думал, что придётся заплатить за это денежный штраф, а то и вовсе распрощаться с местом, но он дал дяде договорить, а мне сказал, что в наших воробьиных мозгах больше везения, чем разума И что святая рождественская ночь, в конце концов, для того и даётся, чтобы послушать, что говорят животные в яслях, с той лишь разницей, что мы не первоклассные племенные быки, а две обезьяны из коммунистического зоопарка.

– После Нового года я снова заткну вам рот, – сказал он.

Этот вечер принёс нам и другие сюрпризы.

– Ты что, правда написал ей рождественскую открытку? – спросил я.

– Да, всего одну строчку, – сказал Джимми: – «Агнес! Будь мужчиной! Вернись!» Может быть, её аптекарь вовсе и не канадец, а какой – нибудь жуликоватый беженец, какой-нибудь импотентный мексиканский каубой.

Шёл первый год жизни без Агнес. Я ждал от неё ответа. По нескольку раз на дню открывал почтовый ящик, вынимал почту с закрытыми глазами, полный надежды, но там не было ничего, кроме напоминаний, извещений и новых счетов, – никакой весточки из Калгари.

Утешение мне давали только любовные фильмы. В индейском квартале я обнаружил видеопрокат, который делал своим постоянным клиентам скидки одну за другой. Где ещё можно было получить видео за два доллара?! Абсолютными хитами, которые занимали первые позиции моего листа бестселлеров, стали «Грязные танцы», «Девять с половиной недель» и «История любви». Я и дядю снабжал его вестернами, и каждый вечер у нас разгорался ожесточённый спор о том, что лучше: фильмы про ковбоев и индейцев или пошлые любовные поделки.

– Мальчик мой, твоими порнушками я уже сыт по горло, – сказал однажды Джимми, – и если уж тебе надо потрахаться, лучше отправляйся на дискотеку и подцепи там себе какую-нибудь польку. Некоторые даже бесплатно дают, в туалете или в раздевалке. Но с этой киногрязью я дела иметь не хочу! В конце концов, я католик, а сверх того ещё и православный! Я предпочитаю смотреть на крепких парней с быстрыми револьверами, которые и Брюса Ли сделают. Которые укладывают врага одним выстрелом между глаз. А ещё я хочу смотреть, как краснокожие пляшут у костра, скачут и вопят!

Тогда я сказал:

– Эти типы с именами вроде Гремучий Змей, которые беспорядочно палят во все стороны и всегда побеждают, действуют мне на нервы!

– А уж твои плейбои хороши! – отвечал Джимми. – Им только дай полюбоваться, как их киски бреют себе ноги в ванной! Все эти парни – сплошные извращенцы! И всю эту дрянь ты смотришь?!

Мы никогда не приходили к единому мнению, ни одного фильма мы так и не смогли досмотреть до конца. Останавливали на главной сцене, на кульминации, вставляли новую кассету – и через полчаса ритуал повторялся: ни один фильм не мог устроить нас обоих сразу, кому-нибудь из нас всё было не по нутру.

Наши ночи становились всё длинней и уже почти обрели прежнее качество – когда Агнес ещё жила с нами, а мы с дядей до рассвета никак не могли закончить наши разговоры о политике и хозяйстве.

Свою однокомнатную квартиру, мы превратили в кинозал. Мы не только брали видео напрокат, но и покупали кассеты, чтобы иметь под рукой материал для доказательств и споров и в любой момент продемонстрировать, что именно нам не нравится в фильмах. Мы нумеровали кассеты и составляли перечень названий, чтобы было легче ориентироваться.

Все наши деньги стали уходить на домашнее кино, они просто утекали сквозь пальцы, и мы постоянно были должны за квартиру. Мы никогда не платили вовремя.

Весной угнали наш «линкольн».

– Это называется: пришла беда – открывай ворота, – подвёл итог Джимми, после того как несколько дней подряд инспектировал автостоянку – под профессиональные советы двух русских соседей и под воздействием множества банок «Уайлд кэт».

– Придется, мой мальчик, переходить на другие способы передвижения, – сказал дядя, – только не покупай себе велосипед, а то ещё подумают, что мы бедные. Ведь всё-таки мы поп-звезды. Лучше езди на автобусе – глядишь, и познакомишься с молоденькой поварихой. Только сперва спроси её, действительно ли она умеет готовить. Эта Агнес чуть не уморила нас голодом со своими супчиками. Хорошо, хоть я следил, чтобы в кастрюлю иногда попадали говяжьи кости и немного смальца! Когда мужчина голоден, он становится злым и кровожадным. Удивляюсь, как я до сих пор ещё никого не убил. Ну да пока в супе плавают кружочки жира, я готов с кем угодно договориться на разумной основе!

– Жратва – это и впрямь единственное, о чём ты можешь думать, – упрекнул я. – Тебе не понять – я любил Агнес, её дыхание, её ресницы, каждое дрожание её век, как она расчёсывала волосы… Какое это было счастье – смотреть на все её ритуалы! Ты такой жизни даже не отведал. Ты повсюду видишь только плоть, а она страдает и умирает.

– Тебе и в самом деле следовало бы стать в Ротфлисе скотобоем, – сказал Джимми. – Ты узколобый невежа! Я звал Агнес домой, ты это знаешь. И что она ответила? Она промолчала так, будто нас и на свете не существовало никогда, как будто наши матери нас не родили! А ведь я помню даже тот момент, когда я первый раз сказал «мама».

После угона «линкольна» мой дядя хвастался тем, что якобы он изобрёл рессайклинг.

Итак, я стал ездить на работу на автобусе, но многочасовая уборка в «Тако Белл» убивала меня.

– Я больше не могу! – сказал я моему дяде. – Я уволюсь или брошусь под такси!

– Лучше под трамвай! По крайней мере будет наверняка!

– Джимми, опомнись! В Америке нет трамваев.

– Если ты покончишь жизнь самоубийством, я с тобой перестану разговаривать! Кроме того, наши дела скоро пойдут в гору. Я подыскал себе работу, но пока не хочу тебе ничего говорить. Пусть это будет сюрпризом к твоему двадцать первому дню рождения!

– Что за работа?

– Я буду работать в офисе!

– В офисе?

– Да! Пылесосить, вытирать столы, опорожнять мусорные корзины и натирать полы! Чистая и ответственная работа! Я имею в виду, офис есть офис! Мне всё равно нечего делать с понедельника по четверг, вот я и подумал: неделю в офисе, в конце недели – в «Принцессе Манор»! Но эта работа тоже ночная – днём-то они там сами сидят за своими компьютерами. А я не хочу, в школу я уже ходил, читать и писать научился!

– Дядя, – удивился я, – ты будешь убирать? Ты?!

– Да, а что такого? Кто-то же должен содержать в порядке этот тридцатиэтажный свинарник. Собственно, гораздо больше мне бы подошла работа шерифа! Что ни говори, для этого у меня лучшие рекомендации, какие только можно представить: шесть лет каторги в Советском Союзе, сорок лет коммунизма в Польше и вдобавок ко всему война во Вьетнаме, в сумме набирается как минимум шестьдесят лет! Собственно, я живу уже дольше моих собственных лег. Видимо, что-то напутали в моих метриках. А что тут удивительного, мои родители были православные люди из Минска – они и слова-то читали иначе, чем мы, американцы. Может, я уже вообще пенсионер и в Алма-Ате меня ждёт изрядная пенсия!

– Где-где?

– Ну, в Казахстане! Что, ты не видел в Виннипеге ни одного казаха? Это такие монголы, которые вообще не умеют ни читать, ни писать, как индейцы!

Близилось лето. Джимми слушал по плееру кантри и натирал в небоскрёбе офисные коридоры. Я мог высыпаться ночами – после почти четырёх лет, и это был для меня совсем новый опыт. Сны об Агнес стали нежнее и яснее, как солнечное небо над озером Червонки. Дубильное корьё из Ротфлиса проторило себе обратную дорогу в глубокую темноту, из которой оно произошло. Узкий ручей снова впадал в лес. Со временем вернулся и Фрэнк Заппа. Он гулял с Агнес по просёлочным дорогам Ротфлиса, между полями пшеницы и морями маков. Наш пляжный берег Заппа переместил в Канаду; пляж простирался в моих снах всё шире, и каждую ночь я радовался, снова обнаруживая его и уходя в красную даль, знакомую мне по детству.

У Заппы было для меня новое послание: «We can shoot you». Оно разъяснилось для меня в тот день, когда в видеопрокате индейского квартала я обратил внимание, что давно уже не вижу одного из продавцов – пожалуй, несколько недель: Это был молодой человек из Молдавии, который всегда давал мне хорошие советы. Его звали Леонид.

– А что с Леонидом? Он что, уволился? – спросил я.

Хозяин видеопроката мистер Шорт, настоящий канадец, сказал:

– А ты разве не знаешь? Торчишь тут целыми днями и не замечаешь, как отстреливают людей?

– Что?!

– На нас был налёт и ограбление! Эти свиньи застрелили Леонида. В кассе было всего семьдесят долларов.

– Неужто правда?

– Правда!

– Мой дядя обзавёлся бы автоматом, если бы я ему об этом рассказал!

– Я тоже обзавёлся. Он здесь, в ящике, всегда под рукой!

Шорт достал из выдвижного ящика стола оружие и продемонстрировал мне, как с ним нужно обращаться. Он сказал:

– И подумай вот о чём: если сюда войдёт кто – нибудь с таким же прибором, твоя задача – достать свое оружие первым!

– Почему моя?

– Ты хоть и дурковатый слегка, но научишься. В конце концов, сколько месяцев ты у меня тут крутишься, хватит, испытательный срок закончился. С этого дня ты принят на работу!

Я думал, что свихнусь от счастья. Медицинская страховка! Твёрдая зарплата! Отпуск! Нормированный рабочий день! Смерть Леонида была не напрасна! Он пожертвовал собой ради меня, он войдёт в историю как мученик видеослужбы.

Теперь наши дела действительно пойдут в гору, думал я. Шаг за шагом.

Наш английский был между тем уже настолько хорош, что мы оставили занятия на курсах. Видеофильмы и телевизор, кроме всего прочего, были лучшими учителями, и каждому новоприбывшему иммигранту мы давали совет отказаться от английских курсов:

– Просто смотрите телевизор, это единственный метод! У телевизора выучишься быстрее всего.

Джимми поздравил меня с новой работой и сказал:

– Теперь мы наконец раскрутим лавочку! Ты авансируешь мою подлодку! Твоя задача будет такая – наблюдать за врагом с тыла и снабжать меня информацией: мы начнём сами давать видео напрокат. Мы сделаем из нашей квартиры минифилиал, пусть он будет называться хоть «Джимми и К°», и будем давать видео за полцены соседям, а ты каждый вечер будешь притаскивать домой кассеты контрабандой. Руководителем предприятия буду я!

– Джимми, но это же обман! – сказал я.

– Обман – это ещё далеко не измена и не разрушение брака! – сказал он. – Я видел однажды по телевизору, что в старину женщин за такое злодеяние побивали камнями. Так что твоей Агнес ещё повезло! То, что мы задумали, конечно, жёсткий бизнес, но то, что функционировало при социализме, не так-то легко поддаётся разрушению при капитализме! С тех пор как я работаю в офисе, я больше не вижу таких уж сильных различий. У нас в Америке тоже работают по плану: тридцать этажей, тридцать длинных коридоров, тридцать коротких лет за электрополотёром – и в ящик!

На мой двадцать первый день рождения дяде пришло в голову нечто оригинальное: он подарил мне обед в китайском ресторане «Дикая утка Ли Хонг-цзы».

– Ну и молодец этот китаец! – сказал он. – Сиди тут хоть целый день и уплетай за обе щеки, пока тебе дурно не станет! И каждый платит всего десятку!

Уже через четверть часа я был сыт и сказал Джимми:

– Больше не могу проглотить ни кусочка этой гадости. И к тому же хочу сам себе сделать подарок! Вставай, дядя, идём в музыкальный магазин!

Но это, как оказалось, было совершенно нереально – погулять на собственном дне рождения! Дядя брал себе одну добавку за другой, из каждого горшка ещё что-нибудь экзотическое, и говорил:

– Если мне нравится, я сожру всё: хоть дождевых червей, хоть крыс!

Я уволился из «Тако Белл», а Шорт пообещал мне, что скоро я смогу стать у него супервайзером – если научусь управляться со снятием кассы и с заказом новых фильмов. Я сам был очень взволнован, особенно из-за того, что мне придётся работать, так сказать, в двух фирмах: у Шорта и у моего дяди. Джимми был прав. Это оказалось совсем нетрудно – каждый вечер брать с собой домой несколько кассет. Ведь я всегда мог оправдаться тем, что просматриваю фильмы для того, чтобы знать, что рекомендовать нашим клиентам. И пусть себе Шорт считает меня немного недодержанным, мне не стоило убеждать его в обратном. Я не должен был вызывать у него подозрения. Тактика моего дяди была гениальной. Он говорил:

– Мы будем давать кассеты напрокат только русским! Они не задают так много вопросов, как поляки. Они рады каждому сэкономленному доллару, и им можно впарить любую халтуру, лишь бы только блестело и было дёшево! Ты посмотри, как они одеваются, эти дикари! Они ходят по улице в домашних шлёпанцах. А поляки начали бы нас немедленно шантажировать и самое позднее через неделю уже стучались бы к нам в дом с бутылкой коньяка чтобы обсудить свою долю в прибыли. Теофил, запомни: не имей никаких дел с поляками!

Я брал на заметку всё, что он мне рассказывал о наших собратьях, но не всё понимал. Я написал Агнес несколько строк о моей новой работе и объяснил ей, что такое супервайзер. Я хотел дать ей понять, что очень даже в состоянии взять на себя содержание семьи и что никакая ответственность не будет для меня непосильной, ведь супервайзером может стать далеко не каждый. Про Леонида и про его трагическую гибель я ей ничего не написал. Я не хотел, чтобы она подумала будто это дядя осуществил сатанинский план, чтобы наконец добыть для меня хорошо оплачиваемую работу. Агнес бы заподозрила, что это именно он нанял какого-нибудь украинца, чтобы отстрелить голову бедному Леониду. Мне было больно от одной этой мысли; Джимми не был киллером.

Наши долги по квартплате понемногу сокращались, но нам по-прежнему грозило принудительное выселение, хотя до тех пор, пока управляющий молчал, нам нечего было бояться.

В сентябре и октябре – в лучшие месяцы для ловли щук и окуней – мы поехали на автобусе на озеро Виннипег и выуживали там спиннингами таких зверюг, что другие рыболовы от зависти хватали свои манатки и сматывались: не могли этого пережить. Морозильник лопался по швам, зато мы надолго обеспечили себя здоровым питанием. Мой дядя говорил:

– Если ешь много рыбы, тебе не придётся ходить к врачу. Вся тайна – в её голове: что-то там такое содержится!

– Аллилуйя! – отвечал я. – Кому ты рассказываешь эти сказки? Мой первый спиннинг, который ты мне смастерил, был наполовину русский, наполовину польский: ролик заклинивало, направляющие кольца были перевязаны и заклеены тёти – Аниным лаком для ногтей, они не выдерживали и двух сезонов, но тем не менее я поймал этой штукой больше, чем ты своим «Шекспиром», а ведь мне тогда было всего тринадцать. И что, все те съеденные щуки дали мне какую-то особенную силу? Необычные способности, например? Вечно ты меня дуришь!

Однажды утром, как раз в самый сезон ловли щук, Джимми заявился ко мне в видеопрокат из своего офиса после ночной смены и крикнул прямо с порога:

– Эй, скажи-ка! Что это за ключ ты мне подсунул? Он не открывает дверь!

Он прорвался к стойке, отодвинул в сторону длинного, худого индейца с орлиным носом и круглым лицом, который стоял в очереди первым, и сказал:

– Подвинься, краснокожий!

– Минуточку! – ответил индеец. – Я здесь первый!

– Что это за птица? – спросил меня Джимми. – Ты его знаешь?

– Наш постоянный клиент, – ответил я. – Область интересов – вестерны.

– Хо-хо! С каких это пор аборигены смотрят вестерны? – спросил Джимми и обратился к индейцу: – Что это у тебя за фильм?

– «Двенадцать часов дня», – сказал тот. – У тебя такой смешной выговор! Ты иностранец?

– Ещё чего! – возмутился Джимми. – Ай эм Канада, но родился я в Литве, потом был на войне, когда вы здесь ещё охотились на бизонов со стрелами и луком. А у нас уже были самолёты. Поляки выиграли войну. Моим родителям пришлось переселиться в Восточную Пруссию. Так приказал один грузинский монгол из Москвы. А тебя как зовут, краснокожий?

– Бэбифейс, – сказал тот.

Было ещё раннее утро, но оба мужчины решили отправиться в бар, после чего собрались вместе посмотреть «Двенадцать часов дня», а я позвонил нашему управляющему. Нас решили выкинуть из квартиры.

Вечером я нашёл на нашей двери замечательную записку на листке из блокнота Джимми: «Есть отличный выход. Вопрос решён. У нас новая конура. Переезжаем к индейцам».

Должно быть, это шутка, подумал я. К индейцам? Я вдруг так заторопился, что схватил первое попавшееся такси и поехал к моему дяде в офис, чтобы получить какие-то объяснения.

Неужто правда, что мы так быстро нашли себе угол? В такую роковую минуту не время для дурацких шуток. Мы не могли действовать наугад и на авось! Без жилья мы потеряем работу и замёрзнем на улице, как бомжи. Нас выбросят на съедение медведям, что, по словам Джимми, в Канаде обычное дело:

– Так государство экономит на погребении большие деньги.

Я разыскал дядю на двадцать четвёртом этаже.

– Тебе что, электрополотёр на голову упал? – спросил я. – То, что ты мне написал в записке, должно быть, розыгрыш?

– Не-е! – сказал он. – Я подыскал для нас апартаменты люкс!

– Хм! Не иначе как Геня упомянула нас в своей вечерней молитве! – сказал я.

Джимми разозлился, его толстые щёки побледнели:

– Не напоминай мне про Генины суеверия! И не вздумай рассказать Бэбифейсу какую-нибудь историю про Иисуса, ты всё испортишь! Индейцы ведь и колдовать могут! Они ещё превратят тебя в вырезку из бизона! Вот тебе ключ от нашей новой квартиры, поезжай туда и будь индейцем! Завтра мы устроим переезд!

Значит, новый угол оказался правдой! Сумасшедший краснокожий Бэбифейс действительно предложил моему дяде переехать в его маленький дом в индейском квартале. На первом этаже там были две свободные комнаты; как он сказал, в них уже давно никто не жил. Всего за пятьсот долларов в месяц мы могли их занять. Я подумал: ничего, уж лучше с толстяком и дураком под одной крышей, чем под открытым небом.

Из нашей квартиры нам пришлось перевозить не так уж много: только музыкальные инструменты, боксы Джимми для стереоустановок и сами стереоустановки, потом телевизор, мои пластинки и старые альбомы с фотографиями. Поскольку у нас больше не было машины, нам пришлось перевозить вещи на автобусе.

– Никого не подпущу к моему телеку! Сам его понесу! – заявил дядя.

Мне доверили члена нашей музыкальной группы мистера Ямаху. Ну, уж с ним-то я как-нибудь управлюсь, подумал я, но вот как этот маленький толстяк взгромоздит себе на горб огромный телевизор?

Джимми прижал телевизор к своему животу и сказал:

– Осторожно! Дорогу! Я иду!

– Дядя, тебя же совсем не видно!

Мы направились к остановке автобуса, и я выполнял роль собаки-поводыря для слепого. Когда мы появились с первой партией груза у Бэбифейса, он попытался руководить нашим передвижением по саду перед домом. Тут я увидел двух странных животных: карликового пони и собаку, которые по форме и по цвету почти не отличались – два пепельно-серых косматых существа. Они радостно бросились навстречу Джимми, и я уже видел наш телевизор разбитым на тысячу осколков. Дядя, столкнувшись с пони и получив мощный удар сбоку, приземлился на задницу, но крепко удержал свой груз в руках и воскликнул:

– Ах ты, негодная шавка! Неужели не видишь, что я тяжелогружёный!

Бэбифейс сказал:

– Это не собака – это пони, его зовут Крези Хоре, он валлийской горной породы, очень благородных кровей!

– А нельзя ли запрячь этого мустанга на один рейс? – спросил Джимми.

– Об этом не может быть и речи! – сказал Бэбифейс. – Он же не мул! Уж лучше я сам поеду за вашим барахлом на своей машине!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю